Два пятнышка

Влюбленные люди часто становятся раздражительными, опасными. Они утрачивают свое ощущение перспективы. Теряют чувство юмора. Превращаются в нервных, занудных психотиков. И даже становятся убийцами.

Чарльз Буковски «Женщины»               



   - Сережа, старайся не трясти коляску, ребенок может проснуться, сколько раз я тебе уже говорила. Ты все время забываешь. Знаешь ведь сам, что она очень чутко спит, да еще и коляска все время скрипит. – Аня в пол голоса говорила своему мужу, взяв его под руку. Они шли медленно и осторожно, огибая все неровности асфальтовой поверхности, чтобы коляску как можно меньше трясло на ямках и кочках, образованных в дороге, которая от времени совсем потеряла свой вид и предназначение. Погода стояла просто прекрасная. Солнышко, запеленованное тонкими, словно тюль, облаками светило не слишком сильно, и не так обжигало голову и глаза. Ветра не было. На улице стояла почти благодатная тишина. Только изредка ее пронизывали моторные шумы проезжающих машин, бестолково  гремящих на выбоинах в проезжей части, и гавканье дворовых полуоблезлых собак.
- Смотри, как она высунула свой язычок. Это она тебе его показывает. Как ей хорошо вот так лежать и ни о чем не беспокоиться. Самое беззаботнее время в жизни. Хотел бы я сейчас оказаться на ее месте. Аня, может быть мы купим вторую коляску побольше, и ты будешь выгуливать нас двоих. Я буду лежать очень спокойно и не буду просить попить и поесть.
- Интересно, и как же я буду укладывать тебя в коляску? Мне придется для этого звать всех наших родственником, чтобы справиться с тобой. – Сергей засмеялся. Аня толкнула его в бок локтем.
- Тихо, Сережа, ну опять ты начинаешь. Смотри, она уже начинает ворочаться.
  Маленькое семимесячное тельце, аккуратно укутанное в розовый костюмчик, пошевелилось в коляске, издавая только ей понятные звуки на своем детском языке. Девочка потрясла в воздухе своими маленькими ручонками, и растопырив свои крохотные пальчики снова успокоилась. Русая коротенькая челочка смешно  выглядывала из-под шапочки пошитой в форме ушек непонятного зверька.
  Супруги медленно продвигались к дому. Дневная прогулка близилась к концу. Пока ребенок спал, у них было еще немного времени, чтобы насладиться уединением и спокойствием. Ведь когда девочка проснется, нужно будет лелеять и ублажать этого маленького монстренка. Они подошли к скамейке, густо заросшей по краям зеленью, с переломанной на одном конце перекладине. Аня присела на скамейку, предварительно интуитивно стряхнув рукой с перекладин порошкообразную грязь. Сергей встал подле нее, сунув одну руку в карман, другой он слегка покачивал коляску.
  Аня достала из пакета мандарин и начала, не торопясь и аккуратно чистить его своими отманикюренными  ногтями.
- Ты же говорила, что сейчас мы должны соблюдать крайнюю экономию в наших финансах.
- Ну несколько мандаринов, я думаю, не сильно ударят по нашему кошельку. Ты будешь?
- Да, это точно, тем более, что наш кошелек выдержит любой удар, так как ему нечего терять. Он больше похож на баскетбольное кольцо с сеткой.
Сережа взял дольку мандарина и отправил ее в рот.
- Мм, сладкий и сочный. Дай-ка еще.
- Интересно, кем наша малышка будет, когда вырастет. Может быть, ее будет интересовать космическое пространство, и она станет космонавткой. Будет бороздить темные просторы нашей нескончаемой вселенной. Может даже она меня сможет взять прокатиться, когда станет главной в их организации. – Сережа мечтательно уставился в небо, прищурив глаза, краем рта улыбался и косился на свою жену. – А что? Все может быть. Терешкова ведь была первой советской космонавткой, так почему Иванова Настя не может стать первой российской. Ты как думаешь?
- Ну конечно будет. И возьмет тебя покататься, и меня, и бабушку мою захватим с ее подружками, все равно им нечего делать, сидя на пенсии. Можно уже сейчас начинать собирать вещи. Что там нужно? Маску и еще что-нибудь….
- Ласты, купальник не забудь, и крем от загара и от замерзания. Какая маска, Аня, они в специальных костюмах в открытый космос выходят. Там температура минус двести. Поэтому тебя бы хоронили прямо в купальнике и в маске вместе с ластами, в той же позе, в какой ты крякнула.
- В каком это смысле крякнула? Сережа, опять ты несешь полную ахинею.
- Ну да, еще бы, начинаешь предаваться прекрасным мыслям и мечтаниям и ты своими неизвестно откуда словосочетаниями и еще более неуместными вопросами  начинаешь портить всю картину будущего. Нет, Анька, прагматичный ты слишком человек, нельзя с тобой говорить о высоком. Ешь лучше свой мандарин молча.
-Ну и ладно, теперь больше и слова от меня не услышишь. – Аня отвернулась в сторону.
- Да ладно, тебе Анька, я же просто пошутил. Ну, хватит дуться. – Сережа сел на скамейку рядом с ней, перестав качать коляску. Он подвинулся к ней вплотную и обнял руками за талию. Тонкая полупрозрачная свободная футболочка из красных нитей скрывала худощавое тело девушки. Сережа положил голову ей на плечо и поцеловал в приятно пахнущую цвета жженого молока шею.
- Я же слишком глупа, чтобы вести с тобой беседу. Найди себе кого-нибудь поумнее.
- Но зато ты слишком приятна на ощупь, чтобы искать тебе замену.
- Да иди ты Сережа знаешь куда? И убери от меня руки. Кстати говоря о картине будущего, самого ближайшего. Надо еще помочь старому мужчине снизу поклеить обои, которого мы залили вчера водой. Как хорошо, что попался такой хороший сосед, не злой и понимающий. Он даже не стал просить возместить ущерб, или просить сделать ему ремонт. Другой на его месте мог бы этого потребовать. Правда?
- Да, это точно. Тем более, что у него еще и ноги больные. Надо обязательно помочь ему, тем более, что это случилось все по нашей вине. А если быть более точным, то по твоей. – Сережа отстранился от нее, встал и начал, изображая древнеримского оратора интенсивно жестикулировать руками.
- Надо же было тебе забыть выключить кран в ванной да еще перед самым уходом на улицу.
- Ну, я же не виновата, что в сток забилась крышечка от банки. Она, самое интересное, оказалась таким же диаметром, как и трубка стока. И я не виновата в этом. Если бы не эта крышечка, то ничего бы не случилось.
- Да, а кто положил на край раковины эту крышечку? Не сама же она туда забралась.
- А не ты ли хотел набрать в раковину воды и проверить, в каком месте пробита камера от велосипеда. И закрыть трубу стока этой самой крышечкой. С утра она еще лежала на кухне.
- А ну да, может быть. Но это тебя не оправдывает. В конечном счете, это ты не выключила воду. Так что, господа присяжные, выносите вердикт. – Сережа тихонько хихикнул.
- Да ладно Анька, какая разница кто это сделал, ведь мы же одна семья, правда?
- Я рада, что ты это еще не забыл.
- А я всегда это помнил.
Сережа снова принялся качать коляску.
Помолчав пару минут, он добавил.
- Но устранять потоп все-таки пришлось мне одному.
- Ну ладно хватит уже. – Аня улыбалась, глядя на него, своими ровными припухленными губками, слегка покрытыми со вкусом бледной помадой, чуть обнажая  ровные мраморного оттенка зубы. – Герой ты наш. Я же тебе уже сто раз сказала спасибо, тем более как ты сам выразился, мы одна семья, помнишь?
- Я то помню, главное чтобы ты не забыла.
- И перестань дразниться. Смотри, Настенька уже начинает просыпаться, надо идти домой, а то она расплачется, а мне ее даже покормить нечем. Вся ее еда дома.
  Девочка начала ворочаться в довольно замкнутом пространстве коляски. Она принялась потирать глаза ручками и издавать протяжные пискливые звуки. Потом она открыла глаза и начала щуриться на солнечных лучах, лежавших на ее толстощеком личике, недовольно хмуря брови.
- Э – эй, это кто там только что проснулся? Кто такая недовольная лежит и так недовольно смотрит на все? Малышка, с добрым утром. – Аня поправила ей шапочку, которая одним краем слезла на левую бровь девочки.
 Они подходили по машинной стоянке к подъезду дома. Погода была отличная. Тень от дома падала прямо на них, заслоняя их от летнего солнца. Поднялся небольшой ветер, который начал шелестеть листвою молодых берез, посаженных на прилегающем к дому газоне. Ветер пах зеленой травой и теплой землей, нагретой светилом.
- Ну что, мужчина, поднимай коляску, а я пока пойду вызову лифт.
- Давай, давай женщина, покинь меня и оставь наедине с моей чисто мужской работой. Аня смотри, она опять заснула. Не, ну вот ведь, житуха, а?
- Я знаю, поэтому поднимай коляску очень осторожно. Мы поставим ее дома, и не будем вытаскивать ее, пока не проснется.
- Да, как хорош такой маленький ребенок, когда он спит и не плачет. Просто ангел во плоти.
 Аня скрылась в сером подъездном пространстве, оставив открытыми двери в двух пролетах, дабы Сергей беспрепятственно мог перенести коляску с дочкой к лифтовой площадке. Подъезд был окутан неприятным едким запахом солода пролившегося пива, смешанного с мочой и еще бог знает чем. Справа от дверей лифта испарялось наполовину растертое ногами  густое бледно желтое пятно. Так обычно всегда было в выходные. Люди, думая, что они отлично отдохнули и погуляли, на самом деле превращались в свиней, а своими поступками куда превосходили их. «Бедная уборщица, ткнуть бы того, кто это наделал лицом в эту лужу и заставить языком вытирать ее» - Аню даже передернуло от этой мысли, настолько она показалась ей гнусной и отвратительной.
  Лифт, громыхая и стуча, словно привязанный контейнер за веревку, не спеша, опускался на первый этаж. Аня стояла возле дверей и высматривала свое семейство через перекосившиеся и покарябанные перила. Сережа взял коляску одной рукой за ручку, другой за нижнюю поперечину, соединяющую колеса, и направив тяжесть на живот медленно поднимался по бетонным ступеням. Он шел бочком, так как ширина ступеней не позволяла пропустить коляску во всю ее длину, и поэтому ему было крайне неудобно. Красное и напряженно сосредоточенное лицо было тому подтверждением. Преодолев препятствие, он опустил коляску на колеса и с облегчением выдохнул воздух.
- Фу, или это я с каждым днем слабею или масса коляски увеличивается  с геометрической прогрессией. Либо ты подкидываешь под матрасик камни, чтобы мне насолить.
- Неплохая, кстати, идея. Нужно будет запастись парой кирпичей. – Аня улыбнулась нежно – Малышка растет. Она весит уже девять с половиной килограмм.
- Я надеюсь, что когда она будет весить тридцать, мне не придется тащить ее. В таком случае мне необходимо записаться в секцию по бодибилдингу.
- Нет, она уже будет ходить сама. Через пол годика она уже самостоятельно будет топать своими ножками.
- Это хорошо. Надо будет дома на калькуляторе подсчитать, сколько еще раз мне ее поднимать и опускать по лестнице.
  В это время лифт остановился. Двойные дверцы неровно дергаясь и скрипя механическим звуком открылись, выпустив из кабины лифта человеческую фигуру, которая выскользнула оттуда и направилась из дома, оставляя за собой кислый запах перегара. Аня придерживала края дверей, чтобы коляска могла протиснуться в узкий проход, едва вмещавший ее в своем убогом гробовом пространстве. Парадоксальная причина, которая вразрез русскому размаху, позволила сделать в самой большой по площади стране самый маленький ящичек для людей, называемый лифтом, зачастую оскорбляла чувство патриотизма, от которого при одном упоминании в голову закрадывались сомнения и противоречия.
   Сергей аккуратно начал попадать колесами в проем. Забравшись в ящик, они кое как уместились там сами, распирая собой исписанные ненормативной лексикой перегородки. Лифт тяжело тронулся вверх. Свет люминесцентной лампы  меркло и желто пробивался сквозь толстую прослойку пыли, смешанной с черными точками трупиков насекомых, нанесенной на внутреннюю сторону плоского прямоугольного плафона. В лифте почему то зачастую хочется молчать. Не всегда конечно, но в большинстве случаев. Особенно когда едешь с незнакомым тебе человеком. Стараешься дышать как можно тише и ровнее. Словно тебя везут на некую таинственную мессу, и ты с упоением ждешь того момента, когда створки ящика откроются и тебе в лицо мощным потоком хлынет толстая струя откровения. Или вони. Может это происходит из-за того, что люди из-за ограниченности пространства проникают и в ту же очередь пускают  в свою территорию постороннего. И при этом они начинают чувствовать напряжение из-за почти и чуть, а может и быть, телесного прикосновения. И тем более, если человек хочет сохранить тыльную сторону парадной одежды в эстетическом и физическом чистом состоянии и не вляпаться в продукт жизнедеятельности человека, он должен немного отодвинуться от стенки лифта ближе к центру. Это прекрасно осознает и тот другой, который едет с тобой. И он в свою очередь делает то же самое. И тогда места в квадратном метре остается еще вдвое меньше.
     Пока они ехали у Сергея начала уже остро болеть кожа на паре нижних ребер, которые давила прорезиненная дугообразная рукоять коляски. И Сергей очень желал, чтобы та часть стены, к которой  пришпаклевалась его футболка хотя бы не была свеже исплевана.
 - Знаешь, что я подумал – он шептал перегнувшись по диагонали через верхнее пространство, пытаясь дотянуться своими губами до левого Аниного уха, - когда лифт начинает падать, если вдруг оборвался трос, нужно подгадать и во время, когда лифт ударится о нижний упор в шахте, подпрыгнуть. И тем самым можно смягчить удар.
- Мне кажется в это время самым лучшим успеть нацарапать завещание – Аня озорно улыбалась.
   Сергей задумался, пропустив Анин сарказм.
- Хотя, с другой стороны, ведь лифт тяжелее человека. Намного тяжелее. И когда он начнет падать, то человек должен прилипнуть к потолку.
- Как воздушный шарик?
- Нет, как падающий в лифте человек.
 - А если людей будет трое или четверо?
- Они все четверо прилипнут к потолку, головами. Как дротики. Ведь все их массы будут отдельны в пространстве.
- А если они возьмутся за руки, то они будут одной массой при падении?
- Нет, они будут одной массой говна.
  Сергея опять задумался. В это время лифт дрогнул и остановился. Немного постояв в состоянии покоя, принимая сигналы из командного лифтового пункта для определения дальнейших конструктивно запрограммированных действий, двери также нервно грохоча стали растаскивать себя в невидимые глазом прорези в стенах. Восьмой этаж. Восьмой этаж, конечно не так и плохо. По крайней мере лучше, чем первый, но хуже, чем пятый, и немного получше чем девятый. Девятый самый последний этаж. А лифт поднимается только до восьмого. На девятом этаже находится командный пункт, где запакован мозговой центр ящика на тросах. И звук оттуда всегда издается такой, будто там станками штампуют крупнокалиберные пулеметы. Дальше ведет лестница на чердак. Там через амбразурно-бункерную дверь попадаешь на мягкую черную крышу, пахнущую теплым солнечным битумом. Аня с Сергеем часто летом забирались сюда, когда солнце не отягощенное присутствием кучеобразных и перьевых парящих сверхлегких масс своим свечением обжигало каждый миллиметр видимого и невидимого пространства. Они расстилали мягкий плед на горячий блестящий черным рубероид. Сергей брал заранее приготовленную палку и упирал ею дверь с наружной стороны чердака, чтобы никто не смог беспрепятственно проникнуть и нарушить их уединение. Они раздевались догола и занимались любовью. Потом, обдавшись жарким потом они сушили свою блестящую, мокрую красивую плоть под палящей сухостью дневного воздуха. Они пили холодный газированный лимонад и курили травку. Потом они опять занимались любовью. Насытившись друг другом, они отворачивались в разные стороны и молча, иногда задавая пустяковые вопросы, загорали.
     Аня первая вышла из лифта и руками упирала створки дверей, пока колеса и сама коляска не высвобождались изнутри. Сергей задним приводом выталкивал осторожно коляску на площадку.
- Интересный, кстати, вопрос ты задала насчет скрепления руками. В такие моменты я начинаю тебя интеллектуально уважать, не смотря на то, что ты всего лишь женщина. Хотя с другой стороны такая проницательность вызвана ни чем иным как прямолинейностью твоего по-женски ментального мышления.
- Или логически правильно сконструированного, подкрепленного объективными наблюдениями и математически точными выводами вопроса, который ввиду присущего только женскому интуитивному уму мог возникнуть исключительно у меня.
- Ты пользуешься моим тугодумием. Хотя не трудно понять, что ты хотела тем самым прояснить. И вложив в свой текст хоть во сто крат больше определений, суть осталась бы на поверхности плавать темным нефтяным пятном, которое бы гласило: «Я спросила это потому, что я женщина». Согласна?
- Лишь отчасти, и именно потому, что я женщина, я никогда не соглашусь с тобой на все сто процентов. У нас у каждого своя правда.
- Правда в том, что правды вовсе нет никакой. Есть истинная сущность. А вопрос правды это всего лишь элемент индивидуальной морали каждого и его отношения к действительности, а также степенью осведомленности окружающего нас мира.  Но действительность в свою очередь также скоротечно, как и время. А сказать точнее действительность это и есть время. А раз время меняется столь быстро, то и отношение к этой действительности будет меняться беспрерывно в соотношении с поступаемой информацией.
- Ну все Сережа хватит, - Аня прижалась к его туловищу, беспомощно сгорбилась и вяло обняла его ниже талии, изображая телесное бессилие. – Я ужасно устаю от интеллектуальной баталии с тобой. Открывай двери быстрее, я хочу писать.
- А я наоборот возбудился. Потрогай здесь, чувствуешь? – он схватил ее кисть и прижал к бугорку у себя между ног. Она отдернула руку и кулаком ударила его показательно слабо в грудь.
- Ты только и думаешь о своем члене, а я сейчас обоссусь. Открывай быстрее дверь.
  Сережа начал шарить по карманам, нарочито медленно и издевательски в упор смотрел на свою юную супругу. Черт, она еще так хороша. Рождение ребенка сделало ее тело еще более привлекательным и сексапильным. В глазах появился опыт и некое ****ское полупрозрачное свечение, от которого у мужиков потели ляжки. Сергей ее очень любил, ее и дочку, которая как две капли воды походила на него. Когда она родилась и прошло несколько месяцев он наконец врубился, что такое семья. Однажды вечером, когда он вошел в комнату и увидел их тела, одно маленькое и пухлое как игрушка, другое побольше, и то, которое побольше обнимало маленькое, в нем что-то появилось. Как будто новый орган, который приятно ныл и болел. Он понял это тогда и завязал. Завязал с тем говном, которому он преклонялся и за которым телепался как большая навозная муха. Всех знакомых, на подобии друзей до первого похмелья и до последнего рубля, все поиски лучшей жизни, мерцающей в его тогда еще тупом воображении он разом сломал как сигарету и выбросил в урну. Если хочешь что то бросить, будь то курево или жена, надо делать это сразу. Чем больше медлить, тем труднее с этим покончить, потому что это начнет врастаться в тебя как бинт в глубокую рану, которая уже начала подгнивать.
- Вот зараза.
- Что такое?
- Не могу ключей, что-то найти.
- У тебя всего четыре кармана. Где их еще можно искать. Сережа ты ведь шутишь да? Если это так, то не самое лучшее для этого время, я в туалет очень хочу.
- Чем дольше я ищу, тем больше хочешь ты, вот такая диаграмма – ехидно процедил он. Мрачная укора ее лица положила конец его театру. Сергей наконец  достал ключ из переднего кармана. Он посмотрел на Аню и увидел странное выражение ее лица. Оно было одновременно напряжено , но в то же время от него исходила какая-то поддельная доброжелательность и готовность к разговорному обороняющемуся контакту. Такая физия образовывалась обычно у человека, который почувствовал запах вони, исходившего от другого незнакомого ему человека, и не важно чем была вызвана эта вонь, и прикидываясь, что он не чувствует этого зловония. Щекотливая ситуация, когда все знают, что какой-то пидор испортил воздух, хотя звука никто не слышал и поэтому никто не знает, кто виновен в этом преступлении, кроме той жопы, из которой вышел газ. Но и он, будучи опытным вредителем, понимает, что признание означает порицание и безапелляционное отнесение его к низшей форме живности, а также багровому оттенку лица и долгому мучительному терзанию совести и самобичеванию. Потому ему ничего не остается как прикинуться потерпевшим, заставляя и других участников неприятного собрания чувствовать вину одинаково поделенную на всех. А если не можешь найти виноватого, сделай им того, кого больше всего ненавидишь. 
     Через мгновение Сергей понял чем была вызвана такая лицемерная действительность его благоверной. Он вдруг почувствовал затылочной частью кожи и короткими  стриженными волосами взгляд старой собаки, вперившей свои пустые замученные собственной никчемностью глазные яблоки прямо ему в спину и шею. Было такое чувство, как будто позади в нескольких сантиметрах в боевой стойке готовой к смертельному броску торчком покачивалась кобра. Ты не знал, что это она, потому что стоял к ней спиной, но чувствовал ее присутствие. И молекулы воздуха, которые соприкасались с ее телом тут же становились ядовитыми и непременно наступала эпидемия, чума начинала щипать мочки твоих ушей жалящим холодом. Хотя Сергею было сейчас ближе чувство , что позади его прыгает большая куча говна, и ох как бы хотелось, чтобы она его не забрызгала.
    Сережа осторожно повернул голову и наполовину корпус, чтобы вектор его взгляда поравнялся с Аниным. «****ь». Так оно и было. Это действительно была куча говна. Куча направлялась к ним с решительной твердостью нацистского захватчика, противно шаркая чугунными старушечьими мокасинами. Если у зависти, лицемерия и малодушия есть покровитель и сопровождающий в их ****ый мир великого Ануса, то у него был как раз тот ебальник, который запускал сейчас свои стеклянные окуляры в нервную систему Сергея. Эрекция быстро спала. Член был сейчас самой последней вещью, о которой он думал. Последний год был вообще трудным для их зарождающегося, еще некрепкого, словно молодой полупрозрачный зеленоватый побег, семейства. И любые внешние вредители могли сломать его. Сережа стал немного нервным, вспыльчивым. Часто ему приходилось засовывать свою злость и психоз подальше в себя, чтобы не выплескать его на родных и близких. Это копилось в нем, как дерьмо в период запора. И чтобы просраться иногда хватало лишь неверной интонации или взгляда. И тогда он уходил из дома. На несколько часов, чтобы успокоиться.
    Старуха, ей было лет за 50, около 60. Хотя Сергею было далеко наплевать на ее возраст. Она залезла словно старый хромой цербер на последнюю ступень лестницы. И остановилась. И дальше по всей видимости ей не нужно было ползти. И Сергей чувствовал своей шишковидной железой, что бабке что-то нужно было от них. Ему стало довольно неприятно, будто он присутствовал сейчас на собственном аутодафе, и он знал , что то же самое чувствовала и Аня. Ее умеренно напряженное дыхание посылало сигналы СОС ему в ухо. Сергей думал, зачем интересно старухе понадобилось их присутствие. Но он тут же начал догадываться. День, так неплохо начавшийся и продолжавшийся, подлежал полной кастрации без наркоза.
       Губы старой аккупантки медленно зашевелились и из них начали вылетать звуковые волны, состоящие из плесневелой почти старушечьей древней одинокой жизни. Ее верхняя губа, козырьком выпиравшая в профиль, шлепала сейчас по нижней как хвост раненого жирного, пытавшегося спасти свою шершавую грязную сморщенную шкуру тюленя. Вот этими губами она обляпала тонны еды за всю свою жизнь. С их помощью она сотрясла воздух сотнями километров буквенных знаков. Интересно сколько километров нервных клеток она поджарила своей сраной философией. Сергей смотрел сейчас на эти губы и ему очень хотелось залепить их чем то вроде скотча и повернув это бренное тело на сто восемьдесят градусов, пинком под зад отправить его в свободное падение.
-Здравствуйте молодые люди.
- Здравствуйте.
- Это у вас случилось наводнение в квартире?
- Наводнения случаются в природе, а у нас всего-навсего забился водосток.
- Не надо издевательски подшучивать надо мной молодой человек, вы прекрасно поняли о чем я говорю. Нужно проявлять хоть немного уважения и такта к более старшим людям.
- А я и не смел иронизировать, я лишь назвал вещи своими именами и только. Уж если более старшие люди неграмотно дают названия некоторым явлениям, то в компетенции молодых исправлять их престарелые ошибки.
- ммм……
- Ах да, на счет уважения, скажите а с какой это такой стати я должен уважать вас, а? Вы представляете, если я буду уважать каждого пожилого человека, не зная о нем практически ничего, - Сергея понесло, он уже не мог остановиться и решил раз уж он завязал этот бой назад отступать нельзя, слишком часто эта выдра пихала свой носовой отросток в их дела и наклепом доносила на них домовой уборщице и смотрительнице. – и как вы вообще можете говорить об уважении, если постоянно придираетесь к нам, не имея при этом зачастую никаких оснований.
     Сторона-агрессор все серела и серела лицом, ее губные плавники дрожали, глаза превратились в пулеметные гнезда, широкие брови и мешки под глазами бруствером прикрывали глазницы светло-серого цвета.
- Вы большой нахал молодой человек раз смеете говорить, что я к вам придираюсь без причины. Этот дом проходной двор. Такие молодые как вы постоянно заселяются сюда, отмечают новоселье, гадят в подъезде, ломают все по скотски, а потом через месяц съезжают. И так постоянно. Никакого уважения к имуществу и труду людей, кто живет здесь уже долгое время. А те, кто здесь живет уже долгое время постоянно жалуются на громкую музыку и грязь, которую такие как вы разводят повсюду в доме. У мусоропровода постоянно куча мусора навалена, в лифте, извиняюсь за выражение нассано постоянно, особенно на выходных и уборщице приходится убирать всю эту мерзость…
   Она могла бы говорить часами. Это было понятно. Ее прическа, похожая на плотный ворох старой соломы покачивалась в такт ее сотрясанию голосовых связок, и было такое ощущение, что этот ворох свалится в любой момент. Сергею было очевидно, что ей нравится вся эта канитель, она от нее ловит оргазм. Трахаться ей не с кем, поэтому она делает это таким образом. Ну что же каждый ****ся как может. Но Сергея такая ебля явно раздражала. Биться на языках, и метать взгляд стрелами, пускаемых натянутыми нервами это было не для него. Слишком утомительно и бесполезно. Каждый спор в конечном итоге ни к чему не приводит. Замедляет ответный ход, прячется в темных уголках сознания, готовится к броску, но не утихает. Эффективен лишь физический метод воздействия. Человек больше начинает понимать все реалии окружающей действительности, когда из разбитого носа идет кровь. Но со старухой такой номер не пройдет. «Черт, я же не чудовище, не отморозок какой-то, хотя какой соблазн е мое». Она все говорила и говорила. Прошлась сначала об алкоголизме, потом о наркотиках, которые здесь тоннами продают, о спирте, который снабжает бомжей всей округи, о всякой социальной, аморальной ***не, которую можно найти в правовых кодексах.
       Сергей абстрагировался от ее напора и огородился невидимым воздушным щитом, который поглощал в себя звуковой таран, неумолимо бьющего его эластичные барабанные перепонки.
…. Самое главное зачем я поднялась к вам – продолжала она в благоговеющем злостном предвкушении – это мои дорогие обои и плитка, которые вы залили. Я советую вам в добровольном порядке исправить нанесенный ущерб моему имуществу, иначе я вынуждена буду обратиться в судебные органы, чтобы они в принудительном порядке заставили вас сделать это. И уж поверьте мне, я сделаю это, можете не сомневаться.
 - Хорошо, мы зайдем к вам вечером и посмотрим на ваш ущерб – деликатно промямлила Аня. Она знала, что лучше опередить своего вспыльчивого мужа, пока он не наломал говнища на целый отстойник.
- Не вечером, а сейчас. Я хочу чтобы вы оба спустились ко мне, я уже несколько раз заходила к вам и ни разу не застала вас дома. Я уже не молода и не намерена тратить на вас свое время.
- Вообще-то у нас ребенок и вдвоем мы не сможем спуститься к вам.
- Это не мои проблемы, берите ребенка с собой. Чтобы не было никаких недоразумений и недопониманий вы должны присутствовать оба сразу.
 - Слушай ты …. – Аня закрыла Сереже рот ладонью.
- Хорошо мы сейчас спустимся.
- Я буду вас ждать, вы знаете где моя квартира.
  Старушенция развернулась в удовлетворительном реверансном повороте. Ее кучевидное мешковитое тело, обляпанное консервативными прошловековыми нарядами, подрагивая плечами поспотыкалось вниз по лестнице, оставляя за собой в воздухе след из тоскливой ненависти и неизлечимого многовекового депрессивного одиночества.
   - Вот сука, ****ь ****ая приперлась все-таки. Я уже и начал было беспокоиться, что навозные мухи давно не прилетали сюда, ведь еще бы обломился такой кусок свежего говнеца, а их все и нет.
  - Да ладно, не психуй. Сейчас сходим посмотрим, что там у нее и вернемся. Там наверняка пустячная ерунда какая-нибудь. Уж если у нашего соседа внизу не бог весть какая трагедия, то у нее и подавно. Я сама исправлю то, что там будет испорчено.  Если конечно сумею.
     Аня преданно и подхалимно жалостливо произнесла это и теперь едва улыбаясь виновато смотрела на Сергея, который уже начал корчить морду от ее наигранной рассчитанной комбинации по примирению и разделению омраченных  обязанностей.
  - Ой, Аня, да иди ты в жопу. Можешь лицемерить в других местах. Предо мной ты как кучка дров. Мне придется самому все делать, по любому. Может всадить ей конец в ее вековое дупло, чтобы она немного осела, или поцелуем высосать из нее остатки жизни?
  - Тогда она будет приходить сюда каждый день и я начну ревновать постепенно, а ты со временем станешь извращенцем. Как эта отклонение называется? Какая-нибудь филия да?
 -  Да хрен его знает, геронтофилия вроде. По мне уж лучше отжучить мертвечину, чем тыкать эту грымзу. Я уже представляю как ползаю у нее под потолком, кряхтя и изгибаясь словно сломанный костыль, а она стоит у меня за спиной и молча так по зверски лыбится. И ее эта верхняя торчковая губа лыбится вместе с ней. И думать она будет: «наконец-то я тебя прищучила маленький петушок, который ссыт в мой чистый лифт и блюет фаршом на перила, я тебя еще ни раз прищучу». Вот так она будет думать. Я то знаю, что за этой старой  костевидной  коркой шевелются именно такие мыслишки. Весь свой наигранный конструктивный и сдержанный спокойный тон она использует уже много лет. У нее большой опыт по части эстетического словоблудия. Кто она там была по профессии? Судья вроде бы да? Но внутри этого древнего ископаемого котелка как и у каждого человека роится злорадное говнищенское недержание. Хочешь разрушить весь пуританский тон человека и обнажить его сущность – плюнь ему в рожу или нассы на ботинки и тогда ты узнаешь, что Даль упустил довольно много словообразований, не вошедших в его словарь.
  - Да ладно, не все же так плохо. Сейчас сходим, посмотрим, договоримся о времени, когда можно будет отремонтировать.
  - Черт, не хватало еще лишних затрат на ремонт. Себе не можем даже стулья в кухню нормальные купить, еще и эта чудища на хвост садится.
  - Да не волнуйся ты так. Все таки вина действительно наша. Отнесись к этому более спокойнее и понятливее. Подумай, тебе бы тоже было бы неприятно, если бы кто-нибудь испортил своей безалаберностью внешний вид того, что ты сам своим усердием и трудом возводил.
    Сергей начал остывать. Злость потихоньку испарялась вместе с потом, который проступил у него на шее. Хорошо, что Аня сейчас рядом с ним. Да и вообще замечательно это. Она всегда умела амортизировать его скачки неуравновешенности.
   Они зашли в квартиру. Поставили коляску в прихожей рядом с дверью. Аня пошла в толчок. Сергей стоял и слушал как из нее сильной струей била моча в белый всетерпимый очковик, чей удел был помещать на себе жопы разных пропорций. Нужно бы причислить этот предмет обихода к лику святых за его страдания. Он вспомнил как ссут коровы, когда был у тетки в деревне. Под их струей можно было бы неплохо помыть голову. Знаете, почему в фильмах почти никогда не показывают как гадит главный герой? Потому что это снимет с него маску его неповторимости и романтического обожествления. И все поймут, что он всего лишь обычный человек, который хочет есть, пить и опорожняться как и все. Даже у Бога есть нужник, если как уверяет религия человек был создан по его образу и подобию. Интересно, что он читает сидя на небесном унитазе? Ох, простите Ваше величество.
       Сергей дождался пока Аня закончила все свои дела и вышла к нему. Девочка еще спала в коляске и ей по всей видимости не было никакого дела до всей этой суматохи. Она жила сейчас в своем мире, который был похож на капельку росы на влажном и сочном зеленом листе. Она еще так далека от той действительности, где пьют до смерти водку, избивают своих детей и жен, становятся животными рабами наркотиков, убивают, насилуют, воруют, бьют и издеваются, врут и предают. Сергей смотрел на дочку и думал как ей будет тяжело в этом колючем клубке не запутаться и не удавиться и при этом остаться человеком.
  - Сережа, давай оставим дочку спать около двери, а дверь оставим  открытой, чтобы услышать, если она проснется.
 - Блин, может подождать пока она проснется, а потом я посажу ее на лошадку и  мы вместе спустимся. Что-то не хочется ее одну здесь оставлять.
 - Нас не будет максимум минут пять. А она может еще проспит целый час.
 - Ну да, за час эта плешеедка оставит меня совсем без волос. Я уже чувствую как мой скальп начинает мерзнуть из-за недостатка волосяного покрова. Нельзя ей дать возможность терроризировать нас без конца. Но я думаю, что мы еще вляпаемся как следует в этот ремонт по самые гланды.  Может оторвать ей ухо и сделать из него куклу Вуду? А потом истыкать его гвоздями. Я имею в виду ухо.
 - Ну раз чувство юмора не пропало, значит ты еще в состоянии не изгадить ситуацию, да муженек?
 - Я предпочитаю, чтобы говорили чувство сарказма. Запомни – чувство сарказма. Быть смешным может каждый отморозок в этой стране. Стоит только открыть свой черный рот, истыканный желтыми зубами. Даже если этой доберманше с шестого этажа воткнуть в жопу французскую булку и насрать на ее копну сверху будет довольно мило.
 - Ладно, мистер сарказм, пойдем посмотрим что там у нее.
 - Ты отвлекаешь бабку, а я тем временем съедаю половину ее припасов, затем меняемся. Будет хоть какой-то толк от нашего похода. Вернемся с поля брани сытыми.
  Они оставили спящую малышку одну в коляске в прихожей их маленькой бедно обставленной квартирки. Спустились по лестнице на один пролет. Аня все время оборачивалась назад, пока они спускались. У Сергея бурлило в животе. Обычно это происходит, когда переваривается пища в утробе или когда перевариваться нечему, а время уже подошло. Все вопросы и различия социального и расового неравенства смываются желудочным соком.
  Они наконец дошли до места. Аня до сих пор все время посматривала наверх, где они оставили дочку и прислушивалась. Сергей сам невольно напрягал слух. Какая-то нервная тишина образовалась. Как будто даже бетон перестал сопеть и двигаться. Такая тишина наверное бывает только в космосе. Там в каждой темной дыре гнездится тварь и пытается сожрать всю органику какую увидит.
  Бабка даже не закрыла дверь, а нарочно оставила ее приоткрытой, чтобы мы вошли. Сука, наверняка уже стоит к ним лицом уперев в набухшие тестовые бока свои кривые ручонки. Эта уверенность взбесила Сергея.
 - Давай-ка вернемся. Пусть грымза понервничает. А я пока сбегаю наверх и смажу ступени растительным маслицем. Пусть бабуля наебнется как следует. Порадуемся за старушку вместе.
 - Я еще посмотрю, кто из вас больше понервничает, когда она опять появится у нас минут через двадцать. Сейчас все решим и точка.
 - Да нет уж, до точки еще слишком далеко.
 Никогда не знаешь, когда великая рука божьего помысла снизойдет в тебя отменный комок страдания и отчаявшегося бессилия. Нас выплюнули в комок земли, где мы довольные собой копошимся и строим домики из собственного говна. Но при этом не уточнили как надо сделать, чтобы не подохнуть медленно и болезненно. 
   Сергей надавил на звонок. Дверь была открыта, но нужно соблюдать остаточные детали этикета. Можно было бы конечно подождать пока женщина подойдет поближе к двери а потом ебнуть по ней как следует ногой и со смаком улавливать звуки удара плотного прессованного дерева о кору полушария мозгового изваяния. И потом приложив руку ко рту виновато признаваться в отчаянном бесстрашии предотвратить попытку ограбления и спасению твари божьей от рук и половых органов маньяков.
  Однако как всегда все происходит по другому. Все происходит всегда скучно и обычно. Старуха открыла дверь. Казалось, что она очень подобрела. Она почти с улыбкой пригласила нас пройти в прихожую. Да тут недавно копошились руки мужиков. В глаза бросились эстетически ровные линии недавнего ремонта. Пахло пластмассой и производной какого то искусственного дерьма. Мужики словно тараканы ползали здесь, шлифуя своими животами ободранные стены, сопя и давясь штукатуркой, матерясь просверливая отверстия в стенах. Теперь мы тут стояли и старуха приглашала нас гордо почти улыбаясь, предлагая восхититься этим ****ым чудом света, будто мы зашли на территорию Лувра и стояли сейчас перед стеклянной пирамидой Минь Пея.
 - Неплохо – буркнул Сергей.
 - Да хорошо сделано, со вкусом.
 - Обычно, – вкус бывает только у свежей пищи, а тут все обычно. – Сергею хотелось как можно скорее съебать отсюда, разделавшись с этой гнусной ситуацией  и оттянув момент наступления искупления до более поздних времен. Короче говоря надо залечить бабулю, мол все окей детка. Зашкурим мы тебе все твои гнилые отверстия, и твоя ****анутая  квартирка, похожая на склеп в стиле хай-тек от ведущих европейских производителей, вместе с тобой будет блестеть и светиться словно глаза в темноте облезлой помойной кошки.
    Сергей сразу как войдя внутрь начал опасливо озираться по сторонам, стараясь обнаружить следы водяной бомбардировки. Он боялся обнаружить глазами огромное пятно цвета свежей гнили и торчащих по краям рваных краев мокрой штукатурки, мертвой кожей свисающих по периметру пятна. По крайней мере в прихожей такого нервного зрелища не обнаружилось.
    Бабуля явно испытывала предвкушение кульминационной развязки. Она устроила сначала экскурсию по своей обители одиночества и ненависти. От квартиры несло также как и от бабули. Даже запахи всевозможных красок, шпаклевок и лаков не смогли сбить ощущение тоски и предсмертного умиротворения.
   Наконец, мы оказались в том месте, где кусок залежавшейся человечины ежедневно простирывала свои кожанные складки на обвисших местах, испытывая остатки последнего кайфа, приготавливая свою сущность к возможной реинкарнации. Мы оказались в ванной. Я уже забыл о желтом гниющем пятне. Думал о чем-то, уже не помню о чем. Я думал о том, что должен быть в другом месте, но не здесь. Но почему? Что-то тянуло отсюда меня. Я стоял за спиной у Ани и не слышал ничего кроме шума в ушах. Как будто у меня брали кровь из вены, и я начал проваливаться в этот шум и терять сознание.
- Вот видите.
  Сергей отреагировал и проследил за толстым складчатым пальцем. Стойка старухи походила сейчас на плакат комунного периода, типа – А ты не забыл нассать товарищу сутра в ботинок.
   Поверх ее разбухшей фаланги, словно над дулом автомата в прицеле рассматривался стык потолка и стены. Сергей сначала не понял в чем прикол. Он несколько раз переводил взгляд то наверх, потом на палец и на голову старухи. И так в обратную сторону – голова – палец – верх. Особенно трудно было с пальцем. Сергею он не нравился больше всего. Как только он сюда вошел, то думал, что все не так уж и плохо. Пока не увидел этот палец. Он напоминал ему кончик шевелящегося жирного дождевого червяка.
- И что? Где? Я ничего не вижу, в натуре. – Сергей щурил глаза. Да что за хрень. Ничего там не было. Может это ловушка. Сейчас сзади их ебнет топором огромный ***ло со страшной обоженной в детстве кожей лица. Потом они сожрут их. 
- Вон там, смотрите получше. Чуть ниже рыбки с большим плавником, видите?
- Вы про то желтое пятнышко? А это не отблеск от лампы. Свет от лампы как раз желтый. – Аня тоже видимо была в недоумении.
   Сергей подошел поближе. Прямо под стыком плитки с голубоватыми обоями он нашел эту рыбку с большим хвостовым плавником, являвшейся частью дизайнерского рисунка обоев. Прямо под этим пидорным плавником тускло лежали два маленьких пятнышка. Одно в диаметре около трех сантиметров, другое поменьше. Они находились на расстоянии двух сантиметров друг от друга. Сергей долго их разглядывал, пытаясь сначала понять – неужели из-за этих двух пятен такое говно поднялось из самых недр. Потом он думал, что может это вовсе не пятна от воды, а просто брак на самих обоях или это пузырьки воздуха, взлетающие вверх, часть той же дизайнерской задумки. Сергей не обращая ни на кого внимание залез на край ванны. Он брезгливо сморщился, представляя себе как этого края касаются обвисшие лианы половых губ старухи, когда она преодолевая земное притяжение перекидывает свои окорока через белую эмаль ванной.
   Это действительно были два пятна, вызванные реакцией соприкосновения с водой. Как раз над этой ванной была ванна мужчины, которого они залили довольно капитально. Это были два ничтожных пятна, которых невозможно было даже заметить с расстояния удара. Удара, который бы сейчас так кстати пришелся бы по массе бабули. Сергей подумал, что было бы лучше, если бы здесь оказалось пятно побольше. Это было бы менее унизительным.
   То, что получилось дальше трудно и почти невозможно врисовалось в ту действительность, которая тихо и мирно с небольшими волнениями текла, не заливая пределы времени.
    Сережа услышал крик Ани. Пронзительный и надрывный. Она ушла раньше, а он остался договариваться со старой о времени, когда прийдет и устранит порочный дефект.
   Сергей быстро поднялся по лестницам, перепрыгивая через две. Аня сидела на корточках в коридоре. Она держала на руках их девочку, которая почему то молчала. Она уже могла ползать. Пока они были внизу и терялись в пространстве ничтожества, девочка вскарабкалась на край коляски и перевалившись упала головой прямо на угловую грань стальной коробки дверного проема. Она умерла не сразу, а отползла еще немного вперед так, что оказалась прямо в коридоре. Она даже не закричала потому, что, наверное не смогла.
     Аня сидела прижав девочку к груди и наполовину опустив голову. Она лишь мельком увидела как Сережа выходил из квартиры. В руке у него был старый кухонный нож. Она слышала лишь его шаги, которые незнакомой походкой спускались вниз, а перед глазами блестели два пятнышка крови, быстро остывавших и буревших на холодном бетоне.
конец