Азбука жизни Глава 9 Часть 5 Наследственность

Глава 9.5. Наследственность

Я приготовила для Николеньки ужин и накрыла стол. Всё же успела сделать срочные дела до его прихода. Он, расслабившись от прекрасного вина, с удовольствием слушает, как я играю. Я буквально слилась со звуками прекрасной мелодии. Не хочется отрываться — так бы и играла бесконечно, погружённая в эти волшебные звуки. Вересов заметил, что при моих тонких пальцах они очень сильные. Страсть к музыке вводит меня в такой экстаз, что я не замечаю, как пальцы скользят по клавишам. А вернее, мне хочется через музыку уйти в свой мир, поэтому мне всегда так комфортно за инструментом.

В детстве я любила наблюдать за игрой бабушки. Она очень технична и передала технику игры маме. Но понимать и играть душой научила меня бабуля. Она никогда не заставляла меня садиться за инструмент, а сама начинала играть, когда я изредка появлялась дома. Я ловила прекрасные звуки, и мои пальцы невольно тянулись к клавишам. Я подсаживалась к бабуле, а она осторожно и незаметно вставала и уходила. И тогда я, завороженная её исполнением, пыталась воспроизвести что-то похожее. Надо сказать, бабуля тактично поправляла меня, если я делала ошибки.

— Всё! Давай, родной, поговорим! Я уже заметила, что ты пытаешься начать разговор.

Вересов как бы выходит из волшебного сна, но я вижу: на сантименты сейчас рассчитывать не приходится — он хочет использовать этот момент. Придётся смириться.

— Когда ты прилетела в Париж вместо Москвы из Канады после презентации книги, я вдруг понял, что моё появление в твоей жизни не перечеркнуло твоего прошлого. И от тех фото, которые передал Эдуард, мне стало страшно. Невольно тогда возникла мысль: «А Вика все эти слабости видела с детства».

— Это не слабости. Не знаю, какой бы я была, окажись на месте завистников. Мне было года четыре, если помню. Я находилась в библиотеке у Ромашовой Зои Николаевны. Вошли старшеклассницы, окружили меня и стали восторгаться: «Ой, какая красивая девочка!» Подобное я слышала повсюду. И дядюшки любили меня больше, чем своих детей, — просто сочувствовали, что ребёнок рано потерял отца, который тоже меня очень любил.

— Понятно!

— Молодец! Нас надо любить — тогда мы будем ангелочками.

— Нет! Причина в другом. Ты стремилась учиться, чтобы не отстать от взрослых. И та любовь, которую получала в семье и среди друзей, тебя не баловала, а скорее была авансом. И ты его отрабатывала достойно.

— И чтобы ты не страдал, родной, расскажу тебе об одной встрече. Она лишний раз доказывает, как тот «жестокий мир» повлиял на моё становление. Эта встреча произошла за год до окончания университета. У подруги умер отец. Я была на похоронах, а потом меня пригласили за стол. Было немного родственников, но все — люди интересные, как и папа моей подруги. Все говорили о нём за столом естественно. И он предстал таким прекрасным в этих воспоминаниях, что подруга потом сказала: «Я жалею, что не ценила папу так, как близкие родственники». Среди них был муж сестры отца моей подружки. Бывший шахтёр, он дослужился до начальника, но это — благодаря его предприимчивому брату, который был мэром города.

— Но отпечаток шахтёра в нём остался навсегда!

Вересов всё понял и помрачнел. Надо утешить моего любимого.

— Николенька, дослушай и успокоишься относительно моего прошлого. Ты уже всё понял. Мне было двадцать лет, а тому бывшему шахтёру — за пятьдесят. Что я говорила за столом, не помню.

— Потому что у тебя всегда сплошные экспромты.

— Да! И вот они-то у нашего бывшего шахтёра, хорошо образованного и начитанного, вызывали ко мне восторг. Он до сих пор передаёт мне приветы с удовольствием.

— А ты к его вниманию отнеслась только по-философски.

— С какой грустью ты это произнёс... Да! Он испытал в юности под землёй столько же, сколько мне пришлось с детства защищаться.

— Хочешь сказать, что мне никогда не понять, что тебе пришлось пережить?

— Безусловно! А тот шахтёр ловил каждое моё слово и наслаждался. Когда люди переживают что-то страшное — каждый, конечно, своё, — они всегда видят и понимают друг друга. Так что успокойся, родной! Ты спасаешь меня своей любовью. Я настолько тобой защищена, что бесконечная работа для меня — развлечение, потому что понимаю: делаю всё не только для себя, но и для людей. А знаешь, Николенька, я уже могу поспорить с учёными относительно генетики — порою обстоятельства, в которые мы попадаем, и делают нас настоящими людьми.

— Я бы не стал так рисковать.

Вижу, настроение любимого изменилось после моего откровения. И я рада, родной.