Сон чиновника - 3

Продолжение. Предыдущая часть вот, извольте:   http://proza.ru/2013/04/08/35


                Глава третья
     В которой Николай Петрович понимает, что раздвоение
                личности не вымысел психиатров…


 
- Та-а-ак...
- ...я вас поёт Ва... - на хер!
- ...рс евро неожиданно уп... - опять не то!
- ...у что, теперь все поняли, какой я гениальный Предсказамус? То-то! Говорил я вам, что дурошлёпство чиновников им боком выйдет? Убедились? А всё почему? А потому что не надо борзеть и у народа тырить... - узнал Николай Петрович голос Михея Задорного.
- Вот ведь сучёныш! - выругался про себя Николай Петрович, продолжая „заинтересованно“ таращиться в лежащую перед ним папку формуляров и бланков, - А ведь всего полгода тому у меня соль с руки под текилу лизал в кабаке!
Он повернул рукоятку ещё немного и услышал знакомый голос Ивана Ивановича Сутина - то ли дворника, то ли председателя.
- ...огда, я это подчёркиваю, никогда наша организация не применит насильственные методы. Никаких, что называется, репрессий. На это есть президент и силовые структуры. В нашем же арсенале богатый набор, что называется, кнутов и пряников побуждающего, что называется, экономического, воспитательного характера. Психологической науке давно известно понятие мотивации поведения…
- Напоминаем, уважаемые радиослушатели, что в гостях у „Эха Столицы“ координатор движения „За социальную справедливость“, заместитель председателя Комитета Народного Контроля Пётр Петрович Тутин. - уловив крохотную паузу в речи гостя, поспешил вклиниться ведущий. - А вот скажите, Пётр Петрович, как вам удалось убедить президента так тесно сотрудничать с оппозицией? Ведь наверняка в ваших рядах немало подвижников так называемого Болотного митинга; быть может, и другие известные критики власти играют в вашем деле немаловажную роль?
- Ну что Вы! Всё далеко не так. Мы, скорее, склонны к сотрудничеству с обществом защиты прав потребителей, чем с горлопанами с Болотной. Понимаете, почти все эти деятели с тамошних трибун - это та же самая власть. Только не у дел. Вот они и смущают народ, чтоб с более удачливыми коллегами местами поменяться. А займут тёплые кабинеты - так всё будет то же самое. Народу легче не станет.
Мы, прежде всего, собрали под свои, что называется, знамёна людей хоть невеликого, но реального дела.
 Все эти мелкие разрозненные группы вроде „Стоп хама“ , ,,ФАРа“, борцов с наркоманами, ловцов педофилов, различных фондов борьбы с коррупцией, агентств журналистских расследований и, что называется, протчая и протчая. Да те же „Солдатские матери“ нам милее, чем все умники с Болотной трибуны, вместе взятые. Пускай неравнодушные люди, что внимали болтунам на Болотной, приходят к нам. У нас каждому найдётся реальное дело.
- Пётр Петрович, погодите! Вот Вы говорите - реальное дело. А какие они, реальные дела в Вашем понимании?
- Я понял Ваш вопрос. Не беспокойтесь, я вскоре отвечу. Но сперва хотелось бы сказать пару слов об основах, о наших, что называется, принципах. Первый и самый главный. Для краткости мы его называем Презумпцией Виновности Чиновника…
- Но позвольте, а как же Конституция, которая гаранти…
- Дайте мне закончить, хорошо? Спасибо. Речь ни в коем случае не идёт о поражении чиновника в гражданских правах, как личность. Речь идёт о нашем недоверии к самой должности, что называется, профессии чиновника. Вы не находите, что эту стезю можно легко отнести к вредным, что называется, „производствам“?
- Ну-у, в какой-то мере, да... Вдруг косточка в чёрной икре попадётся!
- Вот именно - да! - не обращая внимания на сарказм ведущего, с жаром продолжал Тутин, - Посудите сами: сомелье рискует спиться, шахтёр - заболеть вибрационной болезнью, врач - вообще чёрти какую заразу подхватить от пациента. Так же страшны и психологические, ментальные „вредности“ . Военному грозит шаблонность мышления, милиционеру, тому же врачу и, извиняюсь, проститутке - бескрайний цинизм и невосприимчивость к чужой боли. Неизбежные, что называется, издержки профессии. Список можно продолжать, но не это главное.
- Да-да, ведь мы с Вами, Пётр Петрович, говорим о власти. Какие-же, по-вашему, вредности у властных профессий? 
- Если говорить о чиновнике, то у него, бедолаги, свои напасти. Каким бы „святым“ ни пришёл человек на этот пост, его тут же начинают искушать дьявольские соблазны. Представьте, вы устроились на работу на фабрику „Гознака“. Куда не кинешь взгляд - всюду деньги, деньги, деньги... Мириады, килотонны денег! Значит ли это, что вы теперь миллионер?
- О-о-о, Пётр Петрович, так получилось, что я об этом знаю не понаслышке. Как-то с коллегами мы делали репортаж с „Гознака“. Вы бы видели, какая там система охраны! Людей, можно сказать, насквозь видят. Да-да, можно сказать, буквально...   
- Именно! Теперь Вы, я думаю, понимаете, что имеется в виду. Негоже, когда такие предприятия оказываются без охраны или с охраной номинальной, а то и свойской - клановой, родственной.
Человеком, как и любым другим животным, движут инстинкты. Инстинкт самосохранения человека толкает его к заботе прежде всего о самом себе и своих близких, своей, что называется, стае. На высоком посту это особенно страшно и вредно для общества, ведь возможности человека на властном посту многократно возрастают. Исходя из этого мы формулируем наш второй постулат. Опять же условно, что называется, для простоты восприятия он звучит так: «Хороших чиновников не бывает».
- Во как! Но это, Пётр Петрович, извините, уже попахивает Гитлером и геноцидом.
- Прошу Вас, не уподобляйтесь крикунам-демагогам, которые делят мир только на чёрное и белое да на своих и чужих. Мир устроен гораздо сложнее и разумнее, уверяю Вас.
- Извините. Мы Вас внимательно слушаем…
- Так вот. Не бывает чиновников хороших, ровно так же, как не бывает и плохих. Вернее, нам это совсем не важно. Возьмём, давайте, обычную воду. Вот скажите, вода хорошая или плохая?
- Хмм…
- Вот именно! Вода может давать тепло и электричество, может молоть зерно и орошать поля. А может стирать с лица Земли целые города. Так же и власть. Она никакая. Нейтральная. Мы устраиваем свою систему так, чтобы использовать активность, деловую хватку и работоспособность чиновника, оставив, что называется, за скобками его моральные качества. И только из-за риска - зная ментальные особенности человеческого вида - превращения чиновника под воздействием соблазнов в „плохого парня“ мы и ставим их в особые условия контроля. Накладывая, что называется, некоторые ограничения.
- А-а-а, я, кажется, ухватил Вашу мысль, Пётр Петрович! Вот, Вы знаете, у нас дома живёт собака. Милая такая, Вы бы видели! Хоть и говорят, что ротвейлеры порода агрессивная, но она, Вы знаете, любимица всей детворы во дворе. Как нянька, ей-богу! Но из-за того, что собака крупная и порода считается опасной, мы должны её выгуливать в наморднике и на коротком поводке со строгим ошейником. На всякий случай. Я правильно Вас понимаю, что ваш Комитет - это своего рода строгий ошейник для власти?
- Именно!
- Позвольте, Пётр Петрович, но тогда сразу возникает вполне закономерный вопрос. Чиновник ведь вам не какой-нибудь ручной мопс. И даже не пудель. Это, не побоюсь такого сравнения, тот ещё волчара. Вот с таку-у-ущими зубами! - Баринов живо представил себе, как радиоведущий  развёл руки, показывая пасть, по меньшей мере, тигровой акулы, - Как же вы собираетесь заставить этакого хищника примерить ваш намордник?
- А заставлять никто никого не собирается. Мы просто придумали новые правила игры, ясные, понятные и, что называется, прозрачные. Президент закрепил их специальным указом. Всё. Задача нашего Комитета - следить за исполнением этого „Кодекса чести чиновника“, не вмешиваясь, что называется, во властный процесс. Власть будет руководить страной, а мы - следить за властью.
Раз уж мы с Вами заговорили языком аналогий, позволю себе привести ещё одну.
- Интересно…
- Вот, к примеру, представьте  монастырь. Человек, постригаясь в монахи, накладывает тем самым на себя некоторые ограничения. И, кроме того, берет определённые дополнительные обязательства. Заметьте, очень часто достаточно серьёзные ограничения и обязательства. На взгляд обычного обывателя даже безумные и жестокие. Но он делает это добровольно. Таковы его личные мотивы и, что называется, внутренняя свобода.
- С монахами понятно. Но чиновники... они, как бы это помягче... далеко не монахи, Вы согласны?
- Не совсем. В данном случае абсолютно нет никакой разницы. Не нравится „устав“ - не ходи во власть. Значит, это просто не твоё призвание. Занимайся торговлей, расти детей, строй дома, сажай деревья. Но во власть в таком случае ни ногой.
- Но не боитесь ли Вы таким образом просто обезглавить страну? Кто же согласится на таки…
- Ой, я Вас умоляю, как говорит моя младшая, - нетерпеливо перебил гость ведущего, - Где и когда Вы видели, чтобы коридоры власти оставались пустыми?! Не зря  говорят в народе, что свято место не бывает пусто. Тем более, за налагаемые нами „схимы“ и „аскезы“ чиновники и госслужащие будут получать весьма немалые деньги.
- Да, кстати, а какие? Думаю, я Вас не особо удивлю, сказав, что это самый популярный вопрос радиослушателей в сегодняшнем эфире.
- Я же говорю, огромные. И так как, Вы помните, Президент недавно подписал указ об установлении предельной разницы между минимальной и максимальной зарплатами в стране, высшие чиновники будут получать по максимуму - до десяти МРОТ…
Николай Петрович поперхнулся горячим чаем, минуту назад бесшумно и мягко поставленным перед ним вышколенной, понимающей в этих вопросах всё с полувзгляда Валентиной. От затяжного кашля лицо его сделалось багровым, но он, тем не менее, не прекращал сложных арифметических подсчётов в своей голове, силясь вычислить, сколько лет ему пришлось бы зарабатывать на его едва завершившийся медовый месяц, получай он предложенную только что Петром Петровичем Тутиным зарплату.
Дальше он уже не слушал. С одной стороны, всё было предельно ясно. С другой - ситуация всё больше и больше походила на дурной сон.
 
Едва прокашлявшись, Николай Петрович встал, выключил приёмник и вышел из кабинета. Миновав огромную приёмную с рядами стульев по стенам и сдвоенным столом секретарши сбоку у окна, торопливым шагом направился по коридору к туалету. Разгорячённому кашлем до обильной испарины, проступившей по всему телу от лысины до самых пяток, ему требовалось умыться и слегка проветриться.
Случайно обернувшись, Николай Петрович увидел „его“. Впрочем, в отличие от дворника, „он“ был гладко выбрит, а по сравнению с мужиком из телевизора - слишком бледен и сутул. Во всем остальном сходство было полным. Двойник, мягко ступая, держался за Николаем Петровичем в некотором отдалении. Он даже не пытался скрывать, что следует именно за ним, за Бариновым. Николаю Петровичу, не вполне ещё отошедшему от недавних теле-радио впечатлений, почему-то вспомнились рассказы собственного деда про тридцать седьмой год.
Баринов проскользнул в туалетную комнату, а невзрачный человечек остался снаружи у двери.
Умывшись и причесав остатки шевелюры на затылке, Николай Петрович с удовольствием закурил. Тут за дверью послышался какой-то глухой стук и неясный гул голосов. Дверь распахнулась и в туалет грузно, бочком, ввалился Алексеев.
- Хорошо, Василий Васильевич, - сказал он кому-то за дверью и, тяжело засопев, обернулся к Баринову.
- Добрый день, Николай Петрович. - буднично поздоровался Алексеев.
- Виделись, - сухо отозвался Баринов и поджал презрительно губы.
- Надо же, гусь! - подумал он.
Валентин Митрофанович, виновато вздохнув, прошёл в кабинку. Появившись через минуту, он не спеша включил воду, выдавил немного мыльной пены из висящего на стене резервуара и, намыливая руки, осторожно приблизился к Николаю Петровичу.
- Коля, когда я выйду, загляни в кабину. - едва различимо из-за шума воды произнёс он.
Николай Петрович поднял глаза и поймал взгляд Алексеева в зеркале. От виноватой улыбки не осталось и следа. Усталые глаза смотрели серьёзно и строго.
Под этим выразительным взглядом жгучее желание сказать в ответ что-нибудь язвительно-едкое растаяло, не оставив по себе даже воспоминаний. Николай Петрович молча кивнул и выпустил носом облачко ароматного дыма.
Едва за Алексеевым закрылась дверь, Николай Петрович поспешил в кабинку, из которой пару минут назад вышел Алексеев. Хорошенько осмотревшись по сторонам он, наконец, заметил то, ради чего, скорее всего, и был устроен этот манёвр. В щель между металлическим уголком и пластиковой стенкой кабинки был всунут обрывок туалетной бумаги, аккуратно свёрнутый треугольником. Николай Петрович сунул бумажный треугольник в карман и направился к выходу. Смерив своего сопровождающего взглядом, полным молчаливого превосходства, Баринов уверенной поступью проследовал к кабинету.
 
«В 20-00 в нашем кабаке» - корявые буквы, надорвав кое-где по пути нежный материал, прочертили обрывок бумаги от края до края, - «Обрубай хвосты!»
- Едрит твою в душу! - в сердцах сказал Николай Петрович портрету Президента. - Агент 007 отдыхает!
- Бог мой, когда же закончится эта пионерская „Зарница“?! - спросил он будто бы у него же, ещё раз перечитав послание и поджигая его в пепельнице.
- Твою мать! Камера! - вспомнил он предупреждение Валентины. - Ну ничего, мало ли что я тут делаю. Я, в конце концов, в своём собственном кабинете!
Он едва удержался, чтобы не продемонстрировать невидимому соглядатаю известный жест средним пальцем правой руки.
 «Наш кабак» - мог означать только одно место в городе: приватное, весьма закрытое питейное заведение с уютными звуконепроницаемыми вип-залами и сговорчивыми танцовщицами. Николай Петрович с немногочисленными посвящёнными коллегами давно избрали его в качестве прибежища для приятного внеслужебного досуга.
- Николай Петрович, Вы подписали документы? - раздался голос Валентины из селектора.
- Я ещё смотрю. - последовал лаконичный ответ.
Он поудобнее устроился в кресле и взял в руки первую папку…
 
- Какого дьявола! - метал от громы и молнии пять минут спустя, размахивая листами бумаги и не обращая на камеру под потолком ни малейшего  внимания - Что это за бред, я тебя спрашиваю?! Что за хрень ты мне тут подсунула?!
Валентина стояла перед ним навытяжку, опустив глаза долу и переливаясь всеми оттенками красного. Руки её слегка подрагивали. По опыту она знала, что Баринову в таком возбуждении сразу лучше не отвечать. Пусть немного выговорится и остынет.
- Н-николай Петрович, - решилась наконец Валентина поднять свою изящную белокурую головку, - Не сердитесь, я тут честно-честно ни при чём. Всему департаменту дали подписать такое соглашение. Они сказали, кто не согласен, пусть уматывает к едрене фене. Так и сказали, честно...
Убедившись, что Николай Петрович больше не собирается кричать, а, напротив, с нескрываемым интересом смотрит ей в рот, она продолжила намного увереннее, даже слегка игриво:
- Мы его прозвали „обетом бедности“, Николай Петрович. Хи-хи... Они скоро обет верности и целомудрия начнут требовать, да, Николай Петрович? Совсем с ума сошли, правда ведь?
- Валюха, вот объясни ты мне, с какой это радости я, госчиновник в ранге министра, должен отдавать всё своё имущество, все свои накопления какому-то сукину сыну?
- Не Сукину - Сутину, Николай Петрович. Его фамилия Сутин...
- Да какая хрен разница?! - снова вспылил Баринов. - А-а-а, бестолочь, да что ты можешь знать, курица крашеная!
- Ну-у, - развела руками Валентина, пропустив обидные слова мимо ушей, - Они говорят, не навсегда отбирают. Пока, говорят, вы на госслужбе, должны жить только на жалованье... И больше ни-ни, говорят. А потом, говорят, всё вернут. Ну, не знаю, они так сказали…
- Ладно, а вот это что за чушь?- Николай Петрович схватил со стола какой-то бланк, - Это из-за этого я сегодня ни до кого дозвониться не могу?
- Ой, и не говорите, Николай Петрович, просто беда! Я сама так мучаюсь, так мучаюсь! Вы ведь знаете, как нам, девушкам, важно поболтать со всеми... о том, о сём... а они…
- Да не тарахти ты, трындычиха! Дело говори.
- Они выдают симки специальные, прикиньте! Так, представляете себе, на этих симках можно только десять „неприкасаемых“ номеров оставить для родственников и друзей. Такой кошмар! Вот это заявление надо заполнить, чтобы согласовать номера. Остальные номера, сказали, будут прослушиваться.
- Бред! А если мне мало одной трубы, как быть? Мне, может, неудобно одним мобильником пользоваться.
- Нет-нет, что Вы, это можно! Вы только в заявлении не забудьте указать. Вам хоть двадцать сим-карт выдадут. Но самим подключаться нельзя, представляете! Все „левые“ симки будут блокироваться.
- Бред! Кто узнает-то?
- Ну не знаю, Николай Петрович. Но только мне ни с одного телефона больше не позвонить никак.
- Ах, ну да, мой же тоже онемел… - сконфузился Николай Петрович.
- А про эти телефоны, - он обвёл пальцем аппараты на столе, - вообще можно, значит, не спрашивать?
- Ну да, их с самого первого дня слушают, Николай Петрович. И домашние тоже.
- Что?! Как домашние?!
- Не знаю... Обещали не разглашать про личную жизнь...
- Попадос… - Николай Петрович безвольно опустился в кресло, - Вот попадос-то…
- Хорошо. Ладно. Допустим. Они дебилы, черт с ними. Но скажи мне, Валюха, как им Президента облапошить удалось? Он же наш всегда был! Как он на их байду купился?!
- Ой, даже не знаю, Николай Петрович. Дело тёмное. Валентина подошла поближе к столу и, делая вид, что разбирает бумаги, зашептала…
- Только Вы уехали, Николай Петрович, тут такое началось! Сначала они, вроде как, на своих форумах о чём-то уговорились. Много шуму в газетах было, Вы бы знали! Потом к Президенту двинули. Все думали, их тут же повяжут да по тюремным камерам упакуют. Так не тут-то было! Президент всех силовиков собрал. ФСБ, армию, ментов - всех. Сутки из кабинета не вылезали. Совещались чего-то. Вся страна как на пороховой бочке замерла. Дышали через раз. А наутро пошло-поехало! Указ за указом, представляете. Тут у нас сначала не верил никто. А теперь вот чихнуть боятся. Вы бы тоже, Николай Петрович, побереглись, а? Камера ведь. Ну потерпите, родненький. Может, ещё образуется…
- А Шириновский что? Неужели так и проглотил? Почему бучу в прессе не поднял?
- Ой, ну что Вы, Николай Петрович! Будто шефа плохо знаете! Он же сразу силу чувствует. На следующий же день в Совете выступил в поддержку. Потом к ним в Комитет побежал на задних лапках. Так они его прилюдно раком поставили... И волшебный пендель для ускорения - чтоб, значит, неповадно впредь. Сказали, проституток, если приспичит, лучше по объявлению вызовут...
- Ну ты полегче, Валентина, не забывайся!.. А он?
- А что он? Как с гуся вода! Вы разве видели когда-нибудь, чтоб шеф в унынии пребывал?




Продолжение здесь: http://proza.ru/2013/04/12/14