Окончательное решение

Пьеса в 3-х действиях
                Действующие лица
Обвиняемый Юлиус Штрейхер – бывший редактор и издатель журнала «Der St;rmer»
Обвиняемый  Иоахим фон Риббентроп – бывший министр иностранных дел Германии
Обвиняемый Герман Геринг – бывший рейхсмаршал Германии
Обвиняемый Адольф Эйхман – бывший штурмбанфюрер СС, руководитель  отдела Четвертого управления ( гестапо)
Свидетель обвинения Дитер Визлицени – бывший гауптштурмфюрер  СС, сотрудник отдела Эйхмана
Леон  Голденсон – американский врач-психиатр, майор
Лорд-судья  Джеффри Лоуренс – председатель Международного Военного Трибунала в Нюрнберге ( Великобритания )
Cэр Дэвид Максуэлл-Файф  - заместитель Главного обвинителя  от Великобритании, королевский адвокат, член парламента
Дж. М. Дж. Гриффит-Джонс  - помощник Главного обвинителя от  Великобритании, подполковник 
Роберт Х. Джексон  -  Главный обвинитель от США, судья
Смит Брокхарт  - подполковник, помощник главного обвинителя США
Р.А. Руденко  - Главный обвинитель от СССР государственный советник юстиции 2-го класса, генерал-полковник
Семенов – полковник, сотрудник советской делегации
Петров – полковник, сотрудник советской делегации
Эндрюс – полковник, начальник тюрьмы в Нюрнберге
Намиас – главный ревизор полиции Израиля
Авнер Лёсс – капитан  израильской полиции
Роберт Серватиус – адвокат Эйхмана ( ФРГ )
Эфраим Хофштеттер -  начальник Службы безопасности Тель-Авивского округа, полковник
Гидеон Хаузнер - Генеральный прокурор Израиля
Моше Ландау – Председатель суда в Иерусалиме

Между событиями, происходящими в 1-м и 2-м действиях, и событиями 3-го действия проходит 14 лет.
                1 действие
                Сцена №1
Cудебное заседание Международного Военного Трибунала 22 ноября 1945г
Председатель лорд-судья Лоуренс: Прежде, чем главный обвинитель от США перейдет к представлению доказательств по первому разделу обвинения, Трибунал предлагает мне объявить решение, вынесенное по ходатайству защитника подсудимого Юлиуса Штрейхера, просившего, чтобы состояние подсудимого было обследовано экспертами. Была проведена экспертиза, в которой по поручению Трибунала приняли  участие три эксперта. Их доклад представлен и рассмотрен Трибуналом, выводы из него следующие:
1. Подсудимый Юлиус Штрейхер психически здоров.
2. Он может предстать перед Трибуналом и защищать себя.
3. Подсудимый адекватно воспринимает все, он может понимать все, что он делал в течение времени, охваченного обвинительным заключением.
Трибунал объявляет, что заключение медицинских экспертов принято, и  дело против Юлиуса Штрейхера будет продолжено.

                Сцена № 2
 12.12 1945г  Камера в тюрьме в Нюрнберге. В камере находится Ю. Штрейхер, он лежит на койке
Это невысокий, почти лысый, с крючковатым носом человек 61 года. Он выглядит на свой возраст и  постоянно улыбается – эта его улыбка нечто среднее между гримасой и злобной  ухмылкой, при этом его большой рот  с тонкими губами кривится, жабьи глаза закатываются – карикатурное изображение распутника, притворяющегося мудрецом. Его любимая и единственная тема – антисемитизм,  смысл его жизни.
(Дверь камеры открывается и входит  врач-психиатр майор Л. Голденсон)
Пс. Здравствуйте, я психиатр, меня зовут доктор Голденсон и  я пришел узнать, как вы себя чувствуете?
Ш. А тут уже были трое ваших коллег и они сказали, что у меня с головой все в порядке, суд может продолжаться.
Пс. Это наши официальные эксперты-психиатры, и они действительно сделали заключение, что вы психически здоровы и отвечали ранее и отвечаете сейчас за свои поступки. А я пришел неофициально, если вы не хотите, то мы не будем разговаривать. Но если вы желаете, то мы можем просто обсудить любые вопросы.
Штрейхер. ( дружелюбно обращаясь к психиатру): а я вас видел в зале суда и все время знал, что вы еврей. Сначала я не был уверен, но потом мне сказали другие подсудимые. Я прислушался и понял это по вашему голосу. Да, и вообще большинство русских и британских обвинителей – евреи, и то же относится к американцам.
Психиатр. А судья Джексон, главный американский обвинитель, тоже еврей?
Ш. Вы имеете в виду Якобсона?
Пс. Нет, я говорю о судье Джексоне, американском обвинителе.
Ш. Это Якобсон. Он может называть себя Джексоном, но для меня он Якобсон и еврей. Это легко определить, посмотрев на него.
Пс. Ну, а как вы себя вообще чувствуете, сон стал лучше?
Ш. Сразу видно, майор, что вы джентльмен. Если бы у всех была такая чистая совесть, как у меня, тогда и снотворные были бы не нужны, да и врачи тоже. Моя совесть чиста, как у младенца. Если вы почитаете подшивки «Der St;rmer» - вы не найдете там ни одного слова об уничтожении евреев.
Да, кстати, нельзя ли в мой рацион включить побольше повидла, или свежей морковки, лука? Если бы это можно было сделать, это было б полезно для моего здоровья.
Пс. Я попробую, но я имею самое косвенное отношение к рациону. Ну, а какое у вас впечатление о процессе?
Ш. Ну, конечно, обвиняемым очень сложно. В конце концов, мы только что проиграли войну и мало чего можем сделать.
Пс. Ну, вы чувствуете, что сам процесс проводится объективно?
Ш. Скорее, есть слабая попытка объективного суда. Я убежден, что некоторые судьи по-человечески стремятся быть справедливыми, но они зависят от своего народа и от чувств, которые испытывает этот народ.
Пс. А вы считаете, кто-либо из подсудимых виновен? Кто-то заслуживает наказания?
Ш. С точки зрения любого добропорядочного немца никто из нас не виновен. Конечно, кто-то конкретно совершал массовые убийства и эти люди виновны. Но среди нас, 21 подсудимого нет ни одного, кого можно было бы обоснованно обвинить в участии в этих массовых убийствах. На скамье подсудимых нет ни одного, кто бы хотел это сделать. Это ложь, что я подстрекал людей к совершению этих зверств. Я думаю, что Гитлер отдал приказ об уничтожении непосредственно Гиммлеру.
Пс. То есть вы считаете, что к уничтожению евреев никто из обвиняемых отношения  не имел?
Ш. ( широко улыбаясь, наслаждаясь своей ролью интерпретатора). Риббентропа, например, обвиняют несправедливо. Я от него вообще никогда не слышал ни одного замечания, касательно евреев. А за границей он постоянно сталкивался с огромными трудностями, и потому он был против радикальных методов.
Кейтель и другие военачальники не имеют отношения к массовым убийствам. В Германии никто об этом не знал и не верил в это – и это касается, как обвиняемых, так и населения в целом. До суда я не слышал об Освенциме. Совершенно понятно и естественно быть антисемитом, и вообще мы в партии считали, что антисемитизм будет тем общим знаменателем, который поможет нам объединить всю Европу, но уничтожать невинных женщин и детей  -  нет, это настолько чудовищно, что не поддается пониманию. Никто из обвиняемых этого не хотел.
Пс. А как вы сейчас оцениваете свой журнал?
Ш. Мое издание имело прекрасную цель. Некоторые могут смотреть на него свысока, называть вульгарным и даже порнографическим, но «Der St;rmer» всегда имел полную поддержку партии. В лучшие времена его тираж составлял 1 500 000 экземпляров. И вообще он нравился людям, иначе бы его не покупали. А целью журнала было сплочение немцев и их подъем на борьбу с еврейским влиянием, которое могло уничтожить нашу великую культуру.
Пс. А у вас есть чувство вины в связи с уничтожением евреев?
Ш. ( почти смеясь). Почему? Я не имею к этому никакого отношения. Это все Гитлер, он, вероятно, считал: «Они начали войну, и теперь я их уничтожу!» Я не говорю, что он был прав. Это была неправильная политика. Я всегда был обеими руками за создание отдельного еврейского государства на Мадагаскаре там или в Палестине, я не знаю где, но не за их уничтожение. Кроме того, убив так много евреев, они сделали их мучениками. Например, в результате этого в некоторых государствах антисемитское движение было заторможено и отброшено на много лет назад, а это, между прочим,  очень плохо.
Пс. А как вы вообще стали антисемитом?
Шс. Я точно не помню. Много лет назад  я как-то вечером узнал об этом, а утром осознал, что делом моей жизни должно быть распространение антисемитизма. Вы понимаете, я знаю евреев лучше, чем они сами, потому что последние 20 лет я изучал их, наблюдал их с научной и психологической точки зрения. Гитлер всегда меня поддерживал и обещал мне защиту после моего участия в мюнхенском путче в 1923 году. Я очень горжусь, что шел тогда рядом с ним. Гитлер навсегда запомнил это и его вера и доверие ко мне были неизменны. Я, в свою очередь, никогда не нарушал клятву верности, которую я ему дал.
                Сцена №3
26.01.1946г Камера в тюрьме Нюрнберга. В камере находится И. фон Риббентроп
Риббентроп – вежливый, красивый мужчина, на вид около 50 лет. Прекрасно говорит по-английски -  сидит и пишет за небольшим тонконогим столом, который сделан так, чтобы  он не мог выдержать вес взрослого человека. В камере довольно неряшливо, везде разбросан мусор. На кровати брошен пиджак, одежда висит кое-как по контрасту со спартанской  чистотой и порядком  в камерах у других обвиняемых. На лице очки в роговой оправе, без галстука, с нитками вместо  ботиночных шнурков. Ему свойственно притворяться, но он настолько опытен в этом, что его притворство выглядит почти естественным. У него серьезное лицо, освещаемое иногда очаровательной улыбкой, которую он может включать и выключать по  своему желанию. Когда он замолкает, то лицо становится бесцветным и решительным. Когда с ним беседуют, он непрерывно говорит. Попытки изменить тему разговора вызывают у него реакцию в виде глухоты, непонимания, а ответы его тогда  становятся расплывчатыми и уклончивыми.
Р. Я все-таки никак не могу понять, как эта беда случилась со мной? Ведь это же ужас – я, министр иностранных дел Германии, сижу в камере тюрьмы, как уголовный преступник. Я руководил внешней политикой  великой державы с 1938 года, то есть на протяжении 7 лет, и вдруг такое падение.
( Замолкает)
Конечно, не вдруг, а постепенно дела пошли все хуже и хуже. Еще когда я летом 1944г ездил в Финляндию к президенту Рюти и убеждал его не порывать с нами, то он все как-то странно на меня смотрел и вот теперь его тоже судят и совершенно неизвестно, чем для него это дело кончится. Но там у него на суде хотя бы все свои – финны, а здесь Международный трибунал и только адвокаты-немцы, а все остальные – наши враги, русские, французы… Когда же я совершил  главную ошибку, которая привела меня сюда? Неужели, когда познакомился с Гитлером?  Но ведь невозможно было и дальше просто торговать шампанским, в стране происходили такие события…
(Дверь открывается, входит начальник тюрьмы, полковник Эндрюс, а с ним двое мужчин в форме советских офицеров. Каких-то специфических внешних черт  у советских представителей нет. Характерно то, что они говорят очень уверенно и безапелляционно ).
Эндрюс: Господин Риббентроп, с вами хотят побеседовать эти господа. Пожалуйста, время вашего разговора не ограничено.  ( Выходит  и закрывает дверь камеры ).
Семенов: Господин Риббентроп, мы помощники главного обвинителя от СССР. Нам поручили поговорить с вами вот по какому вопросу. Вскоре вам предстоит перекрестный допрос, и мы настоятельно предлагаем вам во время ваших ответов не касаться определенных тем, а именно: августовского от 1939г пакта о ненападении и  событий в Катыни. ( После некоторой паузы) Вам понятно?
Р. ( Запинаясь ) Мне, конечно, понятно, но тема, связанная с пактом, настолько важна, что даже, если я не буду ее затрагивать, она обязательно всплывет во время допроса.
Семенов: Ваша деятельность на посту министра была столь длительна и многообразна, что вопросов будет больше, чем достаточно и по другим аспектам. Мы бы хотели, чтобы вы сами, по собственной инициативе не касались этих двух тем, вот так.
Р. Ну, про Катынь, ладно, это хотя и важный, но относительно мелкий вопрос. А вот с пактом – вы же его сами нарушали. Прикрывались пунктуальным выполнением поставок сырья, а сами оттяпали кусок у Румынии и собрали свои войска у наших границ. Что, разве не так?
Петров: Господин Риббентроп, вы, видимо, не совсем понимаете, о чем идет речь. Времени на дискуссии уже нет. Всем понятно, кто победил в этой войне. Давайте говорить лично о вас.  Вы, что думаете, что вы выйдете живым из этой тюрьмы?
Р. ( медленно) Ну….я надеюсь.
Петров: И зря надеетесь. С вероятностью 99% вы будете повешены. Но если вы проявите благоразумие, то у вас есть некоторые шансы избежать петли. Вот как раз это мы сейчас с вами и обсуждаем. Вы поняли, наконец, зачем мы к вам пришли?
Р. А какие гарантии?
Семенов: Вот это уже деловой разговор. Естественно, сейчас мы не будем подписывать с вами двусторонний договор ( со смешком ). Но мы вам совершенно твердо обещаем, что при выполнении вами этого непременного условия ваши шансы остаться живым и ограничиться каким-то сроком резко возрастают. Ну, так как, договорились?
Р. Да, договорились, но я должен еще подумать. Я пока плохо себе представляю, как это все будет выглядеть там, в зале суда.
Петров: А чего там представлять! С вами будет то же самое, что происходит сейчас с другими обвиняемыми, но в отличие от них у вас будет больше шансов остаться в живых.
Р. Хорошо, я подумаю.
Семенов: Ну. Вот и договорились, до встречи в зале суда. Подумайте, как следует – от  ваших действий зависит ваша жизнь.
(Уходят )
Р. ( один ) Нет никакой уверенности, что они выполнят свои обещания. На Московских процессах они потом все равно всех расстреляли. Да, попался я. Что же делать?
                Сцена № 4
  Камера И. фон Риббентропа сразу после сцены №1 или 27.01.1946г.
 (В камере находится И. фон Риббентроп, он пишет, сидя за столом. Дверь открывается и входит врач-психиатр Л. Голденсон )
Пс. Здравствуйте, господин Риббентроп, меня зовут доктор Голденсон, я психиатр и невролог. Если у вас есть какие-то жалобы, я могу вам помочь.
Р. Вы знаете, у меня иногда бывают жуткие боли в левой половине головы и они длятся по несколько часов, а, после того как они проходят, у меня появляется слабость в правой руке и ноге. И потом я часто не могу сконцентрироваться, например, читаю страницу и не понимаю, о чем я вообще читал, еще не всегда могу вспомнить, что было в суде накануне.
Пс. Давайте я проверю у вас рефлексы. ( Выстукивает его молоточком и колет иголкой). У вас и рефлексы и болевая чувствительность немного снижены справа. В принципе, ничего страшного, сейчас я  все запишу и завтра принесу вам лекарства – у нас на армейском складе они есть, и вам сразу станет легче, пожалуй, по всем пунктам, которые вы мне перечислили. Только память будет улучшаться постепенно, а боли пройдут быстро.
(Небольшая пауза)
Если вы желаете, мы можем еще просто поговорить о чем-нибудь, чтобы вы отвлеклись или, наоборот, на такую тему, чтобы вы смогли лучше подготовиться к своей защите.
Р. Спасибо, ну,… тогда вы можете задавать вопросы, если хотите.
Пс. Скажите, а когда вы впервые встретили Гитлера?
Р. Это было в 1932г. Запомнились его пронзительные синие глаза, и гипнотизирующее выражение смуглого лица. Еще большее впечатление он произвел на меня как личность в 1933г. Чувствовалось, что он знал как управлять людьми, и делал это завораживающе. Он мог говорить полчаса, потом я вставлял пару слов, после чего он менял тему разговора и продолжал говорить еще полчаса о других вещах. У него были широчайшие знания во всех областях. Он подавлял других. Обмениваться с ним мнениями было невозможно. Гитлер говорил – все слушали.
Пс. Был ли Гитлер многолик?
Р. Прежде всего, он был великой личностью. Каким он был очаровательным, дипломатичным, притягательным. Как он мог держать всю Германию в одной руке. Перед ним все выглядели, как школьники, даже Борман. Однако, на этом Трибунале стало очевидно, что у Гитлера была и жестокая сторона. Конечно, человеку, который вытащил Германию из грязи, иногда приходилось быть жестоким. Разумеется, я никогда не мог и подумать, что Гитлер или нацисты творили зверства, до тех пор пока это не открылось мне на процессе.
Пс. А как вы расцениваете обвинения русских?
Р. Ну, они говорят просто ужасные вещи ( Смеется). Если их послушать, так каждый немец- просто чудовище.
Пс. А насколько это, по вашему мнению, соответствует истине? Насколько преувеличено?
Р. ( озадаченно). Да, сразу ответить трудно. В чем-то это, вероятно, правда.
Пс. А система управления у русских была другая, чем у вас?
Р. Я, как вы знаете, дважды летал в Москву в 1939г, а потом еще встречался с Молотовым в Берлине в 1940г. Мне, в принципе, понравились Сталин и Молотов, и я с ними отлично поладил. Сталин правит Россией, держа народ в кулаке ( показывает ). Так бывает при всех диктаторских режимах. В нашем правительстве Гитлер 12 лет проводил политику, согласно которой каждый министр или начальник управления знал только то, что связано с его работой. Да, за 12 лет со страной можно много чего сделать! ( замолкает и задумывается ) Ну, да, только то, что связано с его работой, поэтому, я, например, узнал о готовящемся вторжении в Норвегию за 24 часа до того, как оно произошло. То же было и с русской войной. Я узнал об этом за сутки.
Пс. Вы считаете этот Трибунал правомочным с юридической точки зрения?
Р. Этот процесс - величайшая ошибка. Не важно, приговорят ли кого-то вроде Геринга или меня к смерти, или каторге, но для немцев мы навсегда останемся лидерами. Теперь, когда война кончена, союзники должны согласиться, что ошибки допускались с обеих сторон и что обвиняемые на этом процессе – настоящие патриоты, Возможно, мы были обмануты и зашли слишком далеко под руководством Гитлера, но мы поступали как честные граждане Германии.
Пс. Вы зашли так далеко, что уничтожили 6 миллионов евреев.
Р. Это преступление навсегда останется позорным пятном в истории Германии, но отчасти его можно объяснить тем, что Гитлер утратил чувство меры, потому что Германия проигрывала войну. Но главной исторической проблемой было не уничтожение евреев, а чрезвычайное угнетение Германии, которой так и не дали шанса обрести достоинство после Первой мировой войны. Если бы вмешались американские банкиры и пригрозили Англии, заставили бы ее принять мирные предложения Гитлера, всех этих ужасных убийств евреев можно было бы избежать.
Пс. Вы как-то смотрите на вещи однобоко. Вы действительно считаете, как и Гитлер, что именно американские евреи противостояли агрессии Германии? Разве вы не понимали тогда, что ни одна нация в мире, кроме Германии, не желала, чтобы Гитлер правил миром?
Р.( отчаянно жестикулируя). Да, нет, я уверен, что Гитлер хотел получить только Судеты, Польский коридор, торговое соглашение с Австрией и, возможно, несколько колоний – вот и все. Я уверен, что он бы не стал вести дальнейшие агрессивные действия.
Пс. Вы знаете, вчера в разговоре со мной Штрейхер сказал, что главная проблема, с которой столкнулась Германия – это  общемировой «еврейский заговор», и что, по его мнению, мир стал бы лучше, если бы удалось придушить всех евреев на земле. По вашему мнению, у Гитлера были сходные взгляды?
Р. Я думаю, да. Гитлер потерял чувство меры в еврейском вопросе. Он часто говорил мне, что войну развязали евреи, и что существует сговор между еврейским капитализмом и еврейским большевизмом. Я прекрасно понимал, что эта идея о разжигании войны евреями и еврейском засилье – полная чушь. Но это была идея Гитлера, и со временем он становился все более одержим ею.
Пс. А вы сами, как вы относились к антиеврейской политике партии?
Р. Я всегда придерживался мнения, что она была временной и тактической. Я никогда не рассматривал евреев как большую опасность, как позднее многократно заявлял Гитлер, и что потом вылилось в зверства Гиммлера. Если бы я узнал об этом даже в конце войны, я бы покончил с собой. Первый раз я услышал о ликвидациях в конце 1944г, когда русские захватили лагерь Майданек, и в западной печати  распространилась история об уничтожении евреев. Я пошел к Гитлеру и спросил его об этом, а он ответил, что это вражеская пропаганда.
Пс. А что вы сейчас думаете по поводу самоубийства?
Р. Сейчас я считаю, что должен расплатиться за все. Я должен отвечать, даже если как министр и не обладал властью, так как мы жили в диктаторском государстве. Я готов отстаивать внешнюю политику Германии с 1938г и до конца, но я не несу ответственность за зверства, внутреннюю политику или за действия на оккупированных территориях. Например, Гитлер часто говорил: «Везде, где есть немецкий штык, у нас не внешняя политика, а военная». Поэтому весь Восток, Польша, Россия, Норвегия и так далее находились вне моей компетенции. Мои задачи, как министра иностранных дел, во время войны сводились к работе с нейтральными странами, со странами оси Берлин-Рим: Румынией, Венгрией, Италией,  с Японией, а также с Южной Америкой.
Пс. Как вы расцениваете завещание Гитлера?
Р. Оно, конечно, разочаровывает. Правда, если вспомнить, что он писал его, когда у него над головой рвались снаряды, то это можно понять. Гитлер болел последнюю пару лет, становился все более несговорчивым. Вплоть до конца апреля 1945г он говорил, что до победы «рукой подать". Вообще, он всегда имел странное гипнотическое воздействие на меня. Могло это быть из-за того, что я такой истеричный, слабый человек?  Хотя, пока я не встретил Гитлера в 1932г, я никогда не был трусом и никогда не поддавался чужому влиянию так легко.
Пс. А почему антисемитизм  Гитлера все усиливался?
Р. Мне кажется, что единственная причина этого в следующем. Вспомните, что в Америке ваш президент Рузвельт собрал «мозговой трест», в который  сплошняком входили евреи. Из-за этого Гитлеру и казалось, что к войне привел международный заговор, за которым стояли евреи.
Пс. А Гитлеру не приходило в голову, что это именно он развязал войну?
Р. ( молчание) с неопределенным выражением лица.

                Сцена №5 в зале суда 
( допрос свидетеля  обвинения Д. Визлицени 03.02.46г)
Высокого роста белокурый мужчина с изможденным лицом. Говорит он мрачно-спокойным голосом,  совершенно отстраненно от всего происходящего вокруг, приводит только факты.
Смит Брокхарт (подполковник, помощник главного обвинителя США ): Господа судьи, я хочу вызвать свидетеля обвинения Соединенных Штатов – бывшего гауптштурмфюрера  Дитера Визлицени, чтобы он мог давать показания перед Трибуналом.
( Свидетель занимает свое место )
Председатель: Как ваше имя?
Визлицени:  Меня зовут Дитер Визлицени
Председатель: Повторяйте за мной слова присяги: Клянусь богом, всемогущим и всеведущим, что я буду говорить чистую правду, ничего не утаю и ничего не прибавлю.
Визлицени: Повторяет слова присяги.
Брокхарт: Свидетель,  сколько вам лет?
Визлицени: Мне 34 года.
Брокхарт: Знаете ли вы Адольфа Эйхмана?
Визлицени: Да, я знаю Эйхмана с 1934 года.
Брокхарт: Какое положение он занимал на службе?
Визлицени:  штурмбанфюрер Эйхман был начальником Четвертого отдела в Главном управлении имперской безопасности. Он был ответствен за так называемое решение еврейского вопроса в Германии и во всех занятых Германией областях.
Брокхарт: Можно ли деятельность службы безопасности в отношении евреев подразделить на определенные периоды?
Визлицени: Да.
Брокхарт: Опишите приблизительно эти периоды и акции, которые тогда проводились.
Визлицени: До 1940 года общая директива заключилась в том, чтобы решить еврейский вопрос в Германии и занятых ею областях с путем эмиграции. Во второй период до начала 1942г  приступили к концентрации всех евреев в Польше и других занятых Германией восточных областях, и, причем, в форме гетто.  Третьим периодом было  окончательное решение еврейского вопроса, то есть планомерное уничтожение евреев. Этот период длился до октября 1944 года, пока Гиммлер не отдал приказ прекратить это уничтожение.
Брокхарт: В то время, когда Вы официально были связаны с отделом Эйхмана, не знали ли Вы о существовании какого-либо приказа  об уничтожении всех евреев?
Визлицени: Да. Впервые я получил такой приказ от Эйхмана летом 1942 года.
Брокхарт: Расскажите Трибуналу, при каких обстоятельствах был издан это приказ, в чем состояла его суть?
Визлицени: Ранней весной 42 г по соглашению со словацким правительством около 17 тысяч евреев из Словакии были перевезены в Польшу в качестве рабочих. В дальнейшем  правительство делало запросы по поводу того, нельзя ли также отправить и семьи этих рабочих в Польшу. Вначале Эйхман отклонил это предложение. Но в начале мая 1942 года он сообщил мне, что теперь  целые семьи можно послать в Польшу. Эйхман был сам в мае 1942 года в Братиславе и лично заверил словацкое правительство в том, что с евреями в польских гетто будут обращаться прилично. Еще около 35 тысяч евреев было послано из Словакии в Польшу. Далее премьер-министр Словакии несколько раз приглашал меня к себе и выражал пожелание, чтобы словацкая делегация могла осмотреть области, в которых якобы находились словацкие евреи. Это пожелание я передал Эйхману. Тот дал уклончивый ответ. В начале августа я поехал к нему в Берлин и настойчиво просил его выполнить пожелание словацкого правительства. После долгого разговора Эйхман сказал мне, что он ни при каких обстоятельствах не может разрешить посещение польских гетто. На мой вопрос «почему» он ответил, что большей части евреев уже нет в живых. Когда я спросил его, кто отдал такой приказ, он сказал мне, что это приказ Гиммлера. Я попросил его мне показать.
Брокхарт:  Расскажите  о содержании приказа.
Визлицени:  «Пожалуйста» - ответил Эйхман, «если это успокоит вашу совесть». Он достал из своего сейфа небольшую папку и показал мне письмо Гиммлера.
Смысл этого  совершенно секретного приказа, изданного в апреле 1942г и подписанного лично Гиммлером, сводился к следующему: Фюрер приказал окончательно решить еврейский вопрос. Это поручалось начальнику службы безопасности и СД и инспектору концентрационных лагерей. Окончательное решение пока не распространялось на работоспособных евреев мужского и женского пола, которые должны были использоваться для работы в лагерях.
Брокхарт: Задавали ли Вы какие-нибудь вопросы относительно значения слов «окончательное решение», которые имелись в приказе.
Визлицени: Да, Эйхман пояснил мне смысл этого выражения. За словами «окончательное решение» скрывалось планомерное биологическое уничтожение еврейской расы в восточных областях.  Эйхман сказал, что ему лично поручили осуществление этого приказа.
Брокхарт: Вы как-то прокомментировали ту задачу, которая была перед ним поставлена?
Визлицени: Для меня было очевидно, что этот приказ означал смертный приговор миллионам людей. Я сказал Эйхману: «Пусть не допустит господь Бог, чтобы наши враги когда-нибудь получили возможность причинить то же самое немецкому народу». На это Эйхман сказал мне, что я не должен быть сентиментальным - это приказ фюрера и его нужно выполнять.
Брокхарт: В течение какого периода времени этот приказ оставался в силе?
Визлицени: До октября 1944 года. В это время Гиммлер издал контрприказ, который запрещал уничтожение евреев.
Брокхарт: Имели ли вы когда-либо случай ознакомиться с делопроизводством в отделе Эйхмана?
Визлицени: Я знаю, что Эйхман очень тщательно сохранял все документы, касавшиеся его особых поручений. Он был во всех отношениях настоящим бюрократом и часто повторял мне, что самое главное состоит в том, чтобы все санкционировалось сверху, в данном случае Мюллером и Кальтенбруннером.
Брокхарт: Что Вам лично известно о том, сколько вообще евреев было умерщвлено?
Визлицени: Эйхман лично говорил -  самое малое  о 4 миллионах евреев, иногда он называл цифру в 5 миллионов. Я считаю, что, по крайней мере , 4 миллиона евреев попали под действие приказа об «окончательном решении». Сколько из них действительно осталось в живых, я, конечно, сказать не могу.
Брокхарт: Когда Вы последний раз видели Эйхмана?
Визлицени: В конце февраля 1945 года в Берлине. Он сказал тогда, что, если война будет проиграна, он покончит жизнь самоубийством.
Брокхарт: Назвал ли он тогда общее число евреев, которые были убиты?
Визлицени: Да, тогда он высказался особенно цинично. Он сказал, что может  улыбаться, так как иметь на совести пять миллионов убитых людей доставляет ему исключительное удовольствие.
Брокхарт: У меня все вопросы...
                Cцена № 6
(03.03.1946г  Камера тюрьмы в Нюрнберге. В камере находится Г. Геринг. Он лежит на кушетке и курит трубку.  Дверь открывается и в камеру входит врач-психиатр Л. Голденсон )
Казалось, он рад поговорить или ему все равно. Его настроение доброжелательно-равнодушное, хотя может становиться мрачным, и в своих поступках он похож на ребенка, который играет на публику. Ему нравится вести свободную беседу и не быть привязанным к определенной теме. Ему нравилось критиковать своих собратьев по обвинению. В основном он не говорил ничего уничижительного об их политических идеях и поступках, но соблазн сделать резкое замечание мог превалировать над желанием представить нацистский  режим, как достойную группу благородных политиков.

Пс. Добрый вечер, меня зовут доктор Голденсон,  я заметил в зале суда, что вы хромаете. У вас болит нога?
Г. Да, это очередное обострение радикулита. А вы понимаете в неврологии?
Пс. Да, я неврологию знаю тоже, хотя по основной специальности я – психиатр. Хотите, я вас посмотрю и назначу лечение?
Г. Пожалуйста, если это вас не затруднит.
Пс. Снимите обувь. Ложитесь на койку на спину. Давайте, посмотрим, что с этой ногой. Так. Теперь проверим рефлексы… и чувствительность. Да, действительно картина нетяжелого радикулита. Если вы не возражаете, мы можем сейчас немного поговорить, а потом я сразу сделаю распоряжения – и вам принесут лекарства и сделают физиотерапевтическую процедуру. Вам сразу станет легче.
Г. Отлично, а о чем вы хотите поговорить?
Пс. Да о чем угодно. Как вы расцениваете данный процесс?
Г. Этот проклятый суд – полная глупость. Почему они не разрешат мне принять вину на себя и не отпустят этих маленьких людей. Я один ответственен за все, что касается официальных решений правительства, но не программ ликвидации. Я был преемником Гитлера и остаюсь таким для немецкого народа.
Пс.  А как вы вообще относились к планам Гитлера захватить Европу?
Г. Позвольте, я объясню вам вкратце. Я пытался поддерживать наилучшие отношения с Англией. Я действовал без ведома Гитлера, за его спиной. Я считал, что мы достаточно получили после Мюнхенского договора и аннексии Австрии, но был вопрос с Чехией. Я сказал Гитлеру, что нужно отложить эту акцию, потому что она оскорбит Англию.
Пс. А что случилось с Польшей?
Г. Я сказал фюреру, что Англия обязательно объявит нам войну, а потом рано или поздно это сделают США. Я советовал заключить мирный договор с Россией. И хотя Гитлер опасался отказа Сталина, но Риббентроп встретился со Сталиным, и все оказалось, как я и предсказывал.
Пс. А что с нападением на Россию?
Г. Это решил Гитлер. По-моему, это было глупо, т. к. я считал, что сперва мы должны победить Англию. После поражения Англии у меня не было возражений против нападения на Россию. Но Гитлер считал, что до зимы мы с русскими все закончим…
Пс. Как реагировал Гитлер на ваши возражения?
Г. Не скажу, что я возражал ему. Но я потерял с ним точки соприкосновения, а в 43г окончательно вышел из милости. В 44г он вообще со мной не разговаривал.  В конце апреля 45г я получил сообщение с приказом возглавить рейх, но потом Гитлер передумал и решил, что я пытаюсь стать его преемником. Поэтому он приказал арестовать и казнить меня.
Пс. Вы чувствуете какое-то раздражение по отношению к Гитлеру?
Г. Нет. Если бы я мог увидеть его лично, все было бы по-другому.
Пс. Я часто слышал, что немцы не любили евреев за их слишком большое влияние в бизнесе и искусстве. Вы согласны?
Г. Думаю, да. В Берлине до нашего прихода к власти евреи контролировали почти 100% театров и кинозалов. 
Пс. Вы читали  газету «Der Sturmer»?
Г. Я  никогда не читал работ Штрейхера и его эту дурацкую газету. Я видел только одну ее страницу, и мне было достаточно. Весь административный район Франконии при Штрейхере был ужасен. Этот трескучий дурак вообще ненормальный. Да и всех обвиняемых я почти не знал. О Риббентропе я ничего не знал. Я видел его у фюрера пару раз, однажды завтракал у него дома и один раз он заходил ко мне. Вообще, во всей Германии было два популярных человека – Гитлер и я, а в конце остался только я.
Пс. А когда вы впервые поняли, что проиграли войну?
Г. ( Длительное размышление молча)
Пс. Может быть после высадки в Нормандии?
Г. Нет, в тот момент было еще далеко до конца. Ситуация оставалась совсем неплохой до Арденн. Только после этого положение стало выглядеть опасным.
Пс. Если бы Гитлер выиграл войну, каков был бы новый порядок?
Г. После поражения Франции Гитлер на самом деле хотел очень немного. У Франции он собирался отобрать Эльзас и Лотарингию. Он также хотел вернуть бывшие немецкие провинции в Польше. Английская империя его  совсем не интересовала. Если бы мы выиграли войну с Россией, то установили бы там федеративную систему. Может быть, он бы потребовал несколько провинций в балтийских государствах, но не больше.
Нужно понять, что Гитлер был европейский человек, он стремился к союзу европейских государств под предводительством Германии, ну, и, может-быть, Англии .
Пс. Что вы можете сказать о Гитлере, как о человеке?
Г. Для меня есть два Гитлера: один исчез вместе с окончанием войны с Францией, другой возник с началом русской кампании. Вначале он был гениален и бодр. Важно помнить, что первый Гитлер обладал большим очарованием и доброжелательностью. Он был всегда откровенен. Второй Гитлер, закончивший самоубийством, был невероятно подозрителен, легко расстраивался и был всегда напряжен.
Пс. Скажите, в какой степени Гитлер причастен к зверствам?
Г. Я уверен, что Гитлер не знал подробностей и Гиммлер чувствовал, что он без всяких может делать все, что  захочет. Раньше Гитлер мог быть каким угодно, но не жестоким. Но в последний год человеческая жизнь вообще перестала иметь значение в его глазах.
Пс. А что вы думаете о Хёссе, коменданте Освенцима, который перед трибуналом признал, что по приказу уничтожал женщин, мужчин и детей всех возрастов?
Г. Я ничего не знал об этом. Это держалось в секрете. Мне трудно в это поверить, что Гитлер знал об этом – такое огромное количество. Разумеется, в то время ходили слухи, но я им никогда не верил. Люди вроде Гиммлера и мелкие исполнители в СС наверняка об этом  все знали, но даже в таком случае я не могу этого понять. Имя Эйхмана я впервые услышал здесь, в Трибунале. Как они могли творить такое за моей спиной? Гиммлер проворачивал все эти зверства по своей инициативе, видимо, пользуясь тем, что Гитлер был полностью поглощен войной.
Пс. Вы разделяли идею о том, что еврей является нежелательным существом?
Г. В конце 1938г вопрос был не в том, желательны они или нежелательны. Разница между евреем и немцем была столь велика, что для существования евреев в Германии просто не было шансов. После кризиса 1938г что-то должно было произойти. Большинство евреев пытались самостоятельно покинуть Германию, потому что не видели способа в ней выжить. Это было плохо для экономики и наши зарубежные связи совсем оборвались. По-моему, это худшее, чего смог добиться Геббельс. Я вам рассказывал о нем?
Пс. Нет, пожалуйста.
Г. Геббельс был самым яростным фанатиком и антисемитом. Он стремился к власти, используя прессу в антисемитских целях. В течение многих лет он тщетно пытался добиться большой власти, и тут он увидел свой шанс. По сравнению с Геббельсом Штрейхер  -  кроткая овца, потому что Штрейхер наполовину безумец и глупец, а Геббельс был беспринципен, умен и опасен.
Пс. Геббельс был большим антисемитом, чем Гиммлер?
Г. Возможно, Гиммлер совершил больше на практике, но он меньше об этом говорил.  Он был загадкой. Я никогда не понимал, как Гиммлер мог так влиять на Гитлера. Он был амбициозным организатором, но совершенно не мог воздействовать на массы.
Пс. А вы были антисемитом в ранние годы?
Г. Я никогда не был антисемитом.  В партии меня привлекало  создание великой Германии и аннулирование Версальского договора. Вы, наверное, спросите меня, почему я не возражал против жестокостей и антисемитизма? Ответ  сложный. Вероятно, для достижения успеха Гитлеру было просто необходимо быть антисемитом. Но решать это вопрос надо было совсем другими методами. Я сам никогда не испытывал ненависти к евреям. Я понимаю, что это звучит глупо и сложно понять, как человек, занимающий второй пост при режиме, уничтожившем 5 млн. евреев, может говорить, что он  не был антисемитом. Но это правда. Основная линия моей защиты в том, что, будучи преданным немцем, я воспринимал приказы Гитлера как приказы. Кроме того, как второй человек в Германии после фюрера я должен принять на себя ответственность, но до определенного предела, после которого я снимаю с себя вину за бесчеловечные поступки и зверства.
Пс. Вы все повторяете, что вы были вторым человеком в Германии. А в чем основная разница между вами и Гитлером?
Г. Я одним словом объясню вам это различие. Немцы называли его «фюрер», а меня «Герман». Я был ближе сердцам людей, но он был великим вождем и я полностью подписываюсь под его программой.
Пс. О ком из ваших соратников вам  еще хотелось бы рассказать?
Г. Вот, Риббентроп - он, конечно, неплохой человек, но слабый и поэтому совершенно не способен бороться с обвинением. Если бы я был министром иностранных дел, я бы смог оправдать свои действия, чтобы там мне не вменяли. Он должен сказать: «Это моя политика. Если иностранный трибунал пытается судить меня за мои действия в роли министра иностранных дел в суверенной стране, то это не их дело».  Вместо этого у него какие-то меморандумы, юридические заметки и долгие объяснения. Защита должна быть как у меня: четкой, прямой, ни пяди не уступать обвинению.
Пс. Вы не считаете, что самоубийство Гитлера – это трусливый поступок?
Г. ( С возмущением): Нет, разумеется, это не было трусостью. Вы можете себе представить такого человека в этой камере? Гитлер был символом Германии. Кайзера Вильгельма не судили после войны, не судят и императора Хирохито. Но они наверняка судили бы Гитлера. Я здесь, чтобы его заменить.
( В его голосе нет убедительности. Это звучит так, как будто он проигрывает заезженную магнитофонную запись).
Пс. Что вы можете сказать о завещании Гитлера?
Г. ( Взволнованно) Во-первых, я уверен, что Гитлер не сам написал это чертово завещание. Наверное, какая-то свинья вроде Бормана сделала это за него. Ну, там в Берлине, бомбили каждую минуту. Артиллерия этих вшивых русских, и еще британские и американские бомбардировщики. Возможно, Гитлер был немного не в себе из-за всего этого.
Пс. ( молчание, поэтому Геринг продолжает нервно) Вы, вероятно думаете, что я завидую, что вместо меня преемником назначили этого маленького адмирала Дёница? Это нелепо. Я был слишком важен, я тоже был символом Германии. Поэтому, кого мог назвать Гитлер? Разумеется, не Риббентропа, которому не доверяли за границей; и не меня, своего главного современника!
Пс. А почему русских вы называете «вшивыми» и относитесь к ним с такой антипатией?
Г. Русские – примитивный народ, они нуждаются в управлении и для них подходящие формы правления  - это или коммунизм, или монархия, то есть, чтобы кто-то один  всех погонял.  Когда Веймарская республика провалилась - я понял, что демократия может сгодиться для Америки, но для немцев она тоже не подходит. Говоря опять о России, добавлю, что большевики подавляют индивидуальность,  они против частной собственности, и это совершенно противоречит моей натуре. Большевизм – варварский и грубый, и я совершенно убежден, что зверства, совершенные нацистами, о которых, как оказалось, я совершенно ничего не знал, и близко не были такими жестокими, как то, что творили  у себя в стране коммунисты. Я ненавижу их систему и предположение, что все люди равны просто смешно. Какая ирония в том, что грубые русские крестьяне, одетые в форму генералов, теперь судят меня. Во-первых, как бы ни был образован русский, он все равно остается азиатским варваром. А во-вторых, русские планировали войну против Германии, т.к. мы представляли для них идеологическую угрозу.
Пс. Объясните, как вы понимаете степень важности клятвы верности и первостепенную значимость приказов.
Г. Я рад, что вы спросили про это. Мы, немцы, считаем клятву верности господину важнее всего. Этот трибунал не может понять, что исполнение приказов является юридическим оправданием практически любых действий. Но, тем не менее, я не считаю, что уничтожать женщин и детей правильно, даже если ты принял присягу. Наверное, это дело рук таких преступников, как Гиммлер или Геббельс, которые направляли Гитлера к столь низким поступкам.
Пс. И вы продолжаете верить в принцип фюрера?
Г. Как я уже говорил, демократия не естественна для меня и моего народа. Мы, немцы, аполитичны, а выборы, как вы понимаете и у нас и в России можно направить в любую сторону, потому что люди и у нас и у них очень наивны. Поэтому я и верил в принцип фюрера. Германии еще понадобится сильный лидер в будущем, как он ей всегда требовался.





















II действие    
                Сцена №1
              В зале суда ( допрос Риббентропа ) 1 апреля 1946 г
Подсудимый и обвинитель стоят за небольшими кафедрами, против них сидят трое судей во главе с председателем Трибунала. Второй обвинитель сидит в зале среди небольшого числа  прочих людей и в нужный момент с разрешения Председателя занимает свое место на кафедре обвинителя, а предыдущий участник суда меняется с ним местами.
Cэр Дэвид Максуэлл - Файф  ( заместитель главного обвинителя Великобритании, королевский адвокат, член парламента): Когда вы министр иностранных дел Германии узнали о том, что Гитлер решил напасть на Польшу?
Риббентроп: Впервые я услышал об этом в августе 1939 года.
Файф: Утверждаете ли вы перед Трибуналом, что вам не было
известно в мае 1939г, что основной целью Гитлера являлся захват жизненного пространства на Востоке?
Риббентроп: Нет, в этом смысле я не знал об этом. Фюрер, правда,
говорил иногда о жизненном пространстве, но я не знал, что
он намеревается напасть на Польшу.
Файф: Хорошо, тогда взгляните на страницу 117 из вашей папки. Там
имеется запись совещания от 23 мая 1939 г. в имперской канцелярии. Она начинается: «Данциг вовсе не является предметом спора. Вопрос заключается в том, чтобы расширить наше жизненное пространство на Востоке…
Вы хотите сказать Трибуналу, что Гитлер никогда не высказывал
вам подобной точки зрения?
Риббентроп: Прежде всего, я, очевидно, не был на этом совещании. В мае 1939г о намерении напасть на Польшу осенью, я еще ничего не знал.
Файф: Вы хотите сказать, что Гитлер намеренно держал вас в неведении о своих истинных намерениях. Это вы хотите сказать?
Риббентроп: Да, я полагаю, что он делал это сознательно...
Файф: Тогда взгляните еще на один, очень краткий абзац, немного
дальше. Гитлер говорит: «О том, чтобы пощадить Польшу, не может
быть и речи, и перед нами нет другого выбора, чем при первой возможности
 напасть на нее. Будет война.»
Вы хотите сказать Трибуналу, что он вам как министру иностранных дел никогда не говорил об этом?
Риббентроп:  Насколько я помню, лишь летом 1939 года, он говорил о том,
что решил разрешить эту проблему тем или иным путем.
Файф: Из этого документа явствует, что он хотел войны, не так ли?
Риббентроп: Этот документ, без сомнения, говорит о том, что существовало намерение напасть на Польшу.
Файф: Вы считали правильным напасть на страну, говоря словами Гитлера, «с беспощадной жестокостью» — и уничтожить столицу налетами бомбардировщиков? Я задаю вам простой вопрос: вы считали правильным так поступать?
Риббентроп: Я не могу ответить на этот вопрос так, как вы этого хотите, я не могу сказать ни «да», ни «нет», не дав необходимого
разъяснения.
Файф: Тогда не стоит отвечать. Если вы не можете ответить «да»
или «нет», тогда лучше совсем не отвечайте. Теперь перейдем к следующему
 пункту — к вопросу о России.
Вам известно, что подсудимый Иодль говорил, что в мае 1940 года Гитлер сказал ему, что он принял основное решение начать войну против Советского Союза. Вам это было известно?
Риббентроп: Я об этом услышал только сейчас, в Нюрнберге.
Файф: Даже 18 декабря 1940г, когда Гитлер издал директиву № 21 о плане «Барбаросса», он вам тоже ничего не сказал?
Риббентроп: Я припоминаю, что в декабре я долго беседовал с фюрером,  чтобы убедить его включить в пакт трех держав Советский Союз. Гитлер
не совсем был согласен с этим, но потом сказал: «Мы создали этот пакт, может быть, мы сделаем и это».
Файф: Вы вообще понимаете, что вы говорите? Вы сказали, что после
того, как была издана директива «Барбаросса», Гитлер позволил вам попробовать втянуть Советский Союз в пакт трех держав, не предупредив, что у него есть приказ о нападении на Советский Союз? Неужели вы думаете, что кто-нибудь вам поверит?
Риббентроп: Да, это было именно так. В декабре 1940г о будущей войне против России я ничего не знал.
Р.А. Руденко (  Главный обвинитель СССР государственный советник юстиции 2-го класса генерал-полковник)\: Подсудимый Риббентроп, на заседаниях Трибунала вы изложили основы внешней политики Германии. Я задам вам несколько итоговых вопросов.
Считаете ли вы захват Чехословакии германской агрессией?
Риббентроп: Нет. Я согласен с фюрером, что это была необходимость, которая проистекала из географического положения Германии.
Руденко: Считаете ли вы нападение на Польшу германской агрессией?
Риббентроп: Нет. Я считаю, что нападение на Польшу было вызвано
позицией других держав - Англии и Франции.
Руденко: Считаете ли вы нападение на Данию германской агрессией?
Риббентроп: Нет. Нападение на Данию означало лишь вмешательство в дела Дании,  в виде превентивной меры из-за десанта английских войск, который готовился в то время.
Руденко: А захват Норвегии вы также не считаете агрессией?
Риббентроп: Это было совместное мероприятие, которое касалось и Дании, и Норвегии.
Руденко: Считаете ли вы нападение на Бельгию, Голландию и Люксембург
 германской агрессией?
Риббентроп: Это тот же вопрос: Я должен опять ответить: «нет».
Руденко: Считаете ли вы нападение на Грецию германской
агрессией?
Риббентроп: Я считаю, что нет.
Руденко: Считаете ли вы нападение на Советский Союз германской
агрессией?
Риббентроп: Нет. В буквальном смысле этого слова это не была
агрессия.
Руденко: А в каком смысле слова это была агрессия?
Риббентроп: Разрешите мне сделать пояснение. Агрессия — это очень сложное понятие. В отношении России речь шла о превентивной войне,
ибо то, что мы напали, — это действительно нельзя оспаривать.
Руденко: Вам известно, что еще до войны были разработаны директивы
об истреблении мирного советского населения?
Риббентроп: Нет. Об этом я ничего не знал.
Руденко: Вы утверждаете, что ничего не слышали о жестокостях, творившихся в концентрационных лагерях?
Риббентроп: Да, это правильно.
Руденко: Во время войны вы как министр иностранных дел знакомились с иностранной печатью. Известно ли было вам, что сообщалось в заграничной прессе о массовом уничтожении целых народов в концентрационных лагерях?
Риббентроп: Прежде всего, мы расценивали эти сообщения, как вражескую пропаганду.
Руденко: Вы были министром иностранных дел фашистской Гер-
мании с февраля 1938 г. Ваш приход на этот пост совпал с началом
периода, когда Гитлер предпринял ряд акций, приведших к мировой войне. Почему Гитлер назначил  в этот момент именно вас министром иностранных дел? Не находите ли вы, что он считал вас самым подходящим человеком, поскольку с вами не может возникнуть разногласий?
Риббентроп: О мыслях Гитлера я ничего не могу сказать. Он знал, что я был его верным сотрудником, что я придерживался того же мнения, как и он, что нужно создать сильную Германию. Больше я ничего не могу сказать.
                Сцена № 2   
             ( Допрос Г. Геринга в зале суда) 18 марта 1946 г
Расположение действующих лиц аналогично предыдущей сцене
Роберт Х. Джексон ( Главный обвинитель США, судья): Возможно, вы осознаёте то, что вы  - единственный оставшийся в живых человек, который может полностью рассказать нам о действительных целях нацистской партии и о работе ее руководства?
Геринг: Да, я это ясно сознаю.
Джексон: Придя к власти, вы немедленно уничтожили парламентарное правительство в Германии?
Геринг: Оно больше не было нам нужно.
Джексон: Вы также проповедовали теорию о том, что вам следует уничтожать всех лиц, оппозиционно настроенных к нацизму?
Геринг: Поскольку оппозиция в какой-либо форме  серьезно препятствовала нашей работе, само собой разумеется,  мы их терпеть не могли.
Джексон: Насколько известно, германский народ был втянут в войну
против Советского Союза. Вы были за этот шаг?
Геринг: Германский народ узнал об объявлении войны с Россией, когда война уже началась. Его ни о чем не спрашивали и он здесь не причем.
Руденко : Правильно ли я понял вас, подсудимый, что все
основные решения по принципиальным вопросам  Гитлер принимал самостоятельно?
Геринг: Да, правильно. Для этого он и был фюрером.
Руденко: Т.е. Гитлер принимал решения без заслушивания мнения специалистов, без изучения вопроса, без анализа различных материалов, которые могли представить эти специалисты?
Геринг: Это происходило по-разному. Иногда он распоряжался о предоставлении ему соответствующих материалов. В других случаях он высказывался по отношению к экспертам, что он намеревается совершить, и решал все как высший руководитель сам.
Руденко: Значит, при решении серьезных вопросов Гитлер в той или иной степени опирался на материалы, представляемые ему его ближайшими  сотрудниками?
Геринг: Частично это были близкие его сотрудники, или специалисты из соответствующих ведомств.
Руденко: Не скажете ли тогда вы, кто являлся таким ближайшим
сотрудником Гитлера в области военно-воздушного флота?
Геринг: Само собой разумеется, я.
Руденко: В вопросах экономики?
Геринг: По вопросам экономики — это также был я.
Руденко: По внешнеполитическим вопросам?
Геринг: Здесь обстояло по-разному. Это зависело от того вопроса,
который решался.
Руденко: Кого вы можете назвать из таких ближайших сотрудников персонально?
Геринг: Ближайшим сотрудником фюрера был, как я уже сказал,
в первую очередь я. Затем фюрер говорил с доктором Геббельсом  больше, чем с другими. Конечно, на протяжении двадцати лет картина менялась.
В конце сильнее всего к нему был приближен Борман. Длительно и почти до самого конца— Гиммлер, но только по определенным вопросам.
Руденко: Назовите, кто в области внешней политики являлся ближайшим сотрудником Гитлера?
Геринг: Самые важные решения в области внешней политики фюрер обычно обдумывал сам, после чего он сообщал о результатах этих размышлений ближайшим сотрудникам и доверенным лицам. Но техническое выполнение таких решений в виде нот, меморандумов и т.д. поручалось министру
иностранных дел.
Руденко: Подсудимому Риббентропу?
Геринг: Конечно, он был именно этим министром. Однако он не делал внешней политики.

Руденко: Я прошу ответить коротко на этот вопрос: «да» или «нет».
В ноябре 1940 года, более чем за полгода до нападения на Советский Союз, при вашем участии был разработан его план?
Геринг: Да, но не в том смысле, в каком вы это хотите представить.
Руденко: Мне кажется, я вам совершенно ясно поставил вопрос, и
никакого двойного смысла в нем нет. Сколько времени разрабатывался
план «Барбаросса»?
Геринг: Я могу сказать о ВВС, где дело шло относительно быстро.
Руденко: Пожалуйста. Сколько времени разрабатывался план «Барбаросса»?
Геринг: В  ВВС план стратегического сосредоточения и развертывания был
разработан относительно быстро. В области сухопутных войск это
заняло, очевидно, большее количество времени.
Руденко: Таким образом, вы признаете, что нападение на Советский
Союз было предрешено за несколько месяцев до его осуществления и что
вы как командующий германской авиацией принимали
непосредственное участие в подготовке этого нападения.
Геринг: Здесь такое обилие вопросов…
Руденко: Здесь нет обилия вопросов. Здесь один вопрос. Вы при-
знали, что в ноябре вы разработали вариант «Барбаросса» по ВВС.
В связи с этим я ставлю вам вопрос: вы признали тот факт, что это
нападение было предрешено за несколько месяцев до осуществления?
Геринг: Это правильно.
Руденко: На первую часть вопроса вы ответили. Теперь последняя
часть вопроса. Вы признаете как командующий ВВС и маршал авиации,
что вы принимали участие в подготовке нападения на Советский Союз?
Геринг: Я еще раз подчеркиваю — я провел приготовления…
Руденко: Вы не отрицаете, что этот план был разработан еще
в ноябре 1940 года?
Геринг: Не отрицаю.
Руденко: Вы согласны, что  к ноябрю 1940г был утвержден основной план захвата территорий Советского Союза Германией, так?
Геринг: Это правильно. Но подчеркиваю, что я не разделял эти безграничные планы. Я хотел все свести к решению чисто практических вопросов. Эйфория выступавших на совещаниях объяснялась воздействием уже достигнутых  в 1940г побед.
Руденко: Скажите, вам известно о приказе  Гиммлера, который
он дал в 1941 году об уничтожении 30 миллионов славян?
Геринг: Да, но это был не приказ, а всего лишь речь.

Руденко: Скажите, ведь в германском тоталитарном государстве
имелся единый руководящий центр — Гитлер и его ближайшее окружение, в том числе и вы как его заместитель? Мог ли Гиммлер от себя давать установки об уничтожении 30 миллионов славян, не имея по этому вопросу указаний Гитлера?
Геринг: Гиммлер не издавал никакого приказа в отношении истребления 30 миллионов славян. Он произнес речь в том духе, что
30 миллионов славян должны быть истреблены. Если бы Гиммлер действительно издал приказ подобного рода, то он должен был бы спросить об этом фюрера.
Руденко: Я имел в виду именно установки. Гиммлер мог давать их без согласования с Гитлером?
Геринг: Мне ничего неизвестно о таких указаниях.
Руденко: Не являются ли приказы и директивы Верховного главнокомандования об обращении с населением и военнопленными на оккупированных советских территориях аналогом общей директивы об истреблении славян?
Геринг: Никогда не существовало директивы, которая была бы дана
фюрером в отношении истребления славян.
Руденко: Известен ли вам приказ об уничтожении Ленинграда и
Москвы?
Геринг: В моем присутствии об уничтожении Ленинграда говорилось только в одном документе, причем в том смысле, что если финны получат Ленинград, то они не будут нуждаться в таком большом
городе. Об уничтожении Москвы я ничего не знаю.
Руденко: Я имею к вам несколько заключительных вопросов. Прежде всего, о так называемой теории «высшей» расы. Согласны ли вы были с этой теорией «высшей» расы и с воспитанием в ее духе немецкого народа или не согласны?
Геринг: Я лично не считаю ее правильной.
Руденко: Следующий вопрос. Вы заявили на суде, что якобы расходились с Гитлером по вопросам о захвате Чехословакии, по еврейскому  вопросу, по вопросу о войне с Советским Союзом, в оценке теории «высшей» расы, по вопросу расстрелов английских военнопленных летчиков. Чем объяснить, что при наличии столь серьезных расхождений вы считали возможным сотрудничать с Гитлером и проводить его политику?
Геринг: Здесь следует различать разные периоды времени. Во время
наступления на Россию речь шла не о принципиальных расхождениях, а о расхождениях по вопросу о времени.
Руденко: Это вы уже говорили. Я прошу ответить на мой вопрос.
Геринг: Я могу расходиться в мнениях с моим верховным главнокомандующим, я могу ясно высказать ему свое мнение. Но если главнокомандующий будет настаивать на своем — дискуссия тем самым будет окончена.
Руденко: Вы же не простой солдат? Вы же представляли себя здесь и государственным деятелем?
Геринг: Я не только не простой солдат и именно потому, что я не
являюсь простым солдатом, а занимал такой крупный пост, — я должен
был показывать пример простым солдатам с точки зрения выполнения
присяги.
Руденко: Иначе говоря, вы считали возможным при наличии этих
разногласий сотрудничать с Гитлером?
Геринг: Я это подчеркнул и считаю это правильным.
Руденко: Если вы считали возможным для себя сотрудничать с Гитлером, считаете ли вы себя, как второго человека в Германии, ответственным за организованные в государственных масштабах убийства миллионов ни в чем не повинных людей, даже независимо от осведомленности об этих фактах? Ответьте коротко: «да» или «нет».
Геринг: Нет, так как я ничего не знал о них и не приказывал их
проводить.
Руденко: Я еще раз подчеркиваю — даже независимо от осведомленности об этих фактах?
Геринг: Если я действительно не знаю о них, я не могу за них отвечать.
Руденко: Вы обязаны были знать эти факты?
Геринг: В каком смысле обязан: либо я знаю факты, либо я их
не знаю. Скорее надо спросить, был ли я легкомысленным, так как не попытался что-нибудь узнать о них.
Руденко: Вам лучше знать себя. Миллионы немцев знали о творившихся преступлениях, а вы не знали. Вы заявили на  суде, что гитлеровское правительство привело Германию к расцвету. Вы и сейчас уверены, что это так?
Геринг: Катастрофа наступила только после проигранной войны.
Руденко: В результате которой вы привели Германию к военному
и политическому поражению. У меня больше нет вопросов.



Сцена № 3 ( в зале суда заседание МВТ от 10.01.46г )
Обвинитель занимает свое место за кафедрой. Место обвиняемого пустует. Судьи сидят на своих местах.

Дж. М. Дж. Гриффит-Джонс ( помощник Главного обвинителя от  Великобритании, подполковник  ):  Господа судьи, моим долгом является предъявить обви¬нение  об индивидуальной ответственности  подсудимого Юлиуса Штрейхера.
Обвинение против этого подсудимого может быть изложено, по-видимому, в нескольких словах, мы вспомним о его неофициальном титуле, который он сам принял, а именно: «палач евреев N 1». Обвинение предъявляется этому человеку в том, что на протяжении 25 лет он воспитывал весь германский народ в духе ненависти и подстрекал его к преследованию и истреб¬лению еврейской расы. Он был соучастником убийств, со¬вершенных в невиданных прежде масштабах.
Подсудимый Штрейхер родился в 1885 году. Он был школьным учителем в Нюрнберге и со¬здал свою собственную партию, которую назвал «Герман¬ская социалистическая партия». Основная политика этой партии заключалась в антисемитизме. В 1922 году он пере¬дал свою партию Гитлеру.
С 1921 до 1945 года он был чле¬ном нацистской партии. В 1925 году он был назначен гау¬лейтером Франконии и занимал этот пост до февраля 1940 года. С момента прихода к власти нацистского прави¬тельства и по 1945 год он был членом рейхстага.
Пропаганда, которую он проводил на протяжении этих лет, распространялась посредством его газет. Он был издателем и редактором газеты, которая называлась «Der St;rmer», с 1922 по 1933 год. Затем он стал издателем и владельцем этой газеты.
 Теперь я хотел бы проследить за ходом его дея¬тельности, обращая внимание Трибунала на краткие выдержки из его речей, а также текстов статей и книг, которые он издавал. Вот отрывок из его речи в 1924г.
«Я прошу всех, кому тяжело живется, быть более серьезными, когда я говорю о враге германского народа, о еврее. Я сражаюсь против еврейского недруга, потому, что я знаю, что во всех несчастиях Германии повинны одни только евреи. Вы можете думать, что угодно об Адольфе Гитлере, но одно вы должны признать, что он достаточно отважен для того, чтобы попытаться осво¬бодить германский народ от евреев путем национальной ре¬волюции».
Так говорил подсудимый в ранние годы своей деятельности. Когда нацистская партия пришла к власти, она официально начала свою кампанию против ев¬реев и Штрейхер играл руководящую роль в пропаганде политики  их преследования.
 В новогодней статье за 1934г  в полумедицинской газете, которая на¬зывалась «Здоровье германского народа через кровь и землю», и которую редактировал сам подсудимый написано:
«Раз и навсегда установлено, что "чуждый альбумин" представляет собою сперму мужчины чужеземной расы. Арийской женщине достаточно только одного полового акта с евреем, чтобы ее кровь была навсегда отравлена. Никогда более не будет она в состоянии родить чисто арийского ре¬бенка, даже если она выйдет замуж за арийца. Все ее дети будут ублюдками с раздвоенной душой и телом нечистой породы. Их дети также будут помесью, а именно, уродами с неустойчивым характером, с организмом, подверженным болезням. Теперь мы знаем, почему еврей идет на всевозможные выдумки в целях обольщения немецких деву¬шек в самом юном возрасте, почему еврейские врачи наси¬луют своих пациенток, когда они находятся под наркозом... Они хотят передать немецким женщинам сперму еврея. Т.о. исполнителем и соучастником таких действий является еврей. В течение столетий он знаком с тайнами расового вопроса и поэтому он планирует систематическое истребление высших по сравнению с ним народов».
Следующий документ я демонстрирую, чтобы показать, на что только ни шел подсудимый в своей пропаганде против евреев. Это фотография горя¬щего  дирижабля «Гинденбург», который взорвался в июне 1937 года в Америке. Под фотографией имеется надпись: «Первая фотография, переданная из США, вполне ясно показывает, что за взрывом нашего дирижабля "Гин¬денбург" стоит еврей».
В январе 1938 года вышел специальный выпуск газеты «Der St;rmer». Я процитирую краткую выдержку из передовой статьи этой газеты, написанной подсудимым: «Главная цель и основная задача нашего государства заключается в том, чтобы сохранить народ, кровь и расу. Но если это является основной задачей, то за всякое пре¬ступление против этого закона преступник должен подвер¬гаться самой высокой мере наказания. Мы считаем, что существует только два вида наказания за осквернение расы:
1. Пожизненные каторжные работы за попытку осквер¬нить расу.
2. Смерть за совершенное преступление по оскверне¬нию расы».
Я хочу зачитать еще одну крат¬кую выдержку из газеты«Der St;rmer». Это статья, напи¬санная им 4 ноября 1943 года, цитирую:
«Истинная правда, что евреи исчезли в Ев¬ропе и что источник еврейства на Востоке, из которого ев¬рейская чума в течение веков распространялась на народы Европы, перестал существовать.  Наш фюрер еще в начале войны предсказал то, что, наконец,  про¬изошло».
Господа судьи, эта статья была подписана Штрейхером, и я считаю, она показывает, что он знал о массовых убийствах евреев на Востоке. Трибунал по¬мнит, что в апреле 1943 года было уничтожено варшавское гетто. «Между апрелем 1942 и апрелем 1944 года в Освен¬циме и Дахау было уничтожено около 1 700 000 евреев. Я утверж¬даю, что эта статья, написанная Штрейхером, пока¬зывает, что он знал о том, что происходило. Может быть, без деталей, но он знал, что евреи истреблялись.
Я оставляю газету «Der St;rmer» и обращаю внимание Трибунала на особое значение, кото¬рое Штрейхер придавал проблеме «воспитания» молодежи Германии. Он следил за тем, чтобы дети в школах как можно раньше начинали впитывать яд его взглядов.
Вот слова из  речи, произнесенной Штрейхером в июне 1925 года:
«Я повторяю, мы требуем реорганизации школ и пре¬вращения их в национальный германский институт воспита¬ния.
Если германских детей будут учить германские учителя, мы заложим основу национально-германской школы. В такой  школе должны преподавать расо¬вую доктрину».
Каждое лето в Нюрнберге нацисты праздновали то, что они называли юношеским праздником. Вот цитата из речи Штрейхера,  произнесенной перед собранием гитлерюгенда близ Нюрнберга 22 июня 1935 года.
«Мальчики и девочки! Оглянитесь на десять лет назад, чуть больше. Мировая война свирепствовала над землей и превратила мир в груды развалин. Только один еврейский народ вышел победителем из этой ужасной войны, и об этом народе Христос сказал, что его отец — дьявол. Этот народ разъел как ржавчина душу и тело германской нации. Тогда Адольф Гитлер, не известный никому, поднялся из низов и голосом народа стал призывать к священ¬ной войне. Он призывал все народы снова подняться и общими усилиями изгнать дья¬вола из германской нации с тем, чтобы человеческое об¬щество могло освободиться от евреев, которые странствовали по земле в течение тысячелетий со знаком Каина на челе.
Мальчики и девочки! Даже если вам скажут, что евреи были когда-то избранным народом, не верьте этому. Евреи — не избранный народ, потому что невоз¬можно, чтобы избранный народ действовал среди других наций так, как это делают сегодня евреи».
Здесь не требуется комментариев.
Ваша честь! Может быть, этот подсудимый принимал меньшее учас¬тие в физическом совершении преступлений против евреев, чем некоторые из других подсудимых. Но обвинение считает, что его преступление от этого не становится менее тяжким. Никакое правительство в мире до нацистов не смогло бы проводить политику массо¬вого истребления порабощенных народов,  без опоры на свое население, которое бы его поддерживало, участвуя в кровавых убийствах.
Штрейхер взял на себя задачу «просвещения» народа, воспитания убийц, отравления их умов ненавистью. В тече¬ние 25 лет он осуществлял это, так называе¬мое «воспитание народа и молодежи Германии».
По своим масштабам оно, вероятно, идет гораздо дальше того, что сделали другие подсудимые. Причиненные ими страдания  кончились после того, как их виновники попали в тюрьму. Влияние же преступлений этого человека и яд, которым он отравил умы многих мил¬лионов мальчиков и девочек Германии, которые теперь стали юношами и девушками, продолжает жить. Он остав¬ляет за собой наследие —  развращенный  народ, отравленный ненавистью, садизмом и убийствами. На целые поколения этот германский феномен останется проблемой, а может быть, и угрозой для остальной части человечества.
                Сцена № 4
 ( В зале суда оглашается последнее слово подсудимых)
(Судьи и председатель суда сидят на своих местах. На кафедру обвиняемых по указанию Председателя Трибунала последовательно выходят три персонажа и выступают с последним словом)
Председатель: Статья 24 Устава предусматривает право каждого из подсудимых выступить с последним словом пред Трибуналом. Поэтому  сейчас я спрашиваю подсудимых, хотят ли они воспользоваться этим правом и выступить с последним словом? Подсудимый Иоахим фон Риббентроп.
Риббентроп:
Уважаемые Господа Судьи,
Корни нашего зла находятся в Версальском договоре и умные люди из числа его авторов предсказывали, что он приведет к новой мировой войне. Свыше 20 лет моей жизни я посвятил предотвращению этого несчастья и, тем не менее, Трибунал возлагает на меня ответственность за результаты руководства внешней политикой Германии, которой, однако, руководил не я, а фюрер. В действительности внешняя политика Германии занималась лишь устранением последствий Версальского договора.
Разница в политике Германии, с одной стороны, и США, Англии и России, с другой, заключается в том, что мы требовали Данциг и Польский коридор, которые были бесправно у нас отняты,  а другие государства оперировали понятиями целых континентов.
При создании Устава этого Трибунала державы, подписавшие Лондонское соглашение, очевидно, придерживались иной точки зрения в области международного права и политики, чем сейчас. Ведь, когда я в 1939г прибыл в Москву к маршалу Сталину, то он обсуждал со мной не возможности мирного урегулирования германо-польского конфликта. Сталин дал мне понять, что я могу сразу же лететь обратно к себе домой, если он не получит не только половину Польши и Балтийские страны, но и еще и Литву с портом Либава. В 1939г ведение войны с точки зрения Москвы еще не считалось международным преступлением, иначе как можно объяснить телеграмму, полученную нами после польской кампании. Я цитирую: «Дружба Германии и Советского Союза скреплена совместно пролитой кровью и имеет все, чтобы стать прочной и длительной».
Я хочу подчеркнуть – тогда я горячо желал этой дружбы. А сейчас для мира осталась только одна проблема – смогут ли Великобритания и США остановить наступление Советов в Европе? Это та же дилемма, что и в 1939г, когда я вел переговоры с Россией. Во имя моей родины я надеюсь, что результаты вашей деятельности  будут успешнее.               
Председатель: Герман Вильгельм Геринг
Геринг:
Уважаемые Господа Судьи,
В качестве доказательства моей вины в совершенных преступлениях обвинители приводят факт, что я был вторым человеком в государстве. Ведь кто, как не Геринг был преемником фюрера. Но мы здесь на процессе слышали, что как раз самые тяжкие преступления были совершены самым тайным образом. Я должен еще раз категорически заявить, что я самым строгим образом осуждал эти ужасные массовые убийства.
Если сейчас нас, руководителей, привлекают к ответственности – пусть будет так, но нельзя карать немецкий народ. Немецкий народ доверял фюреру и при его тоталитарном образе правления не имел никакого влияния на события. Немецкий народ не виновен.
Я отвечаю за то, что сделал. Я, однако, самым решительным образом отметаю то, что мои действия диктовались волей и стремление порабощать народы путем войны, убивать, грабить, совершать зверства и преступления. Единственное, чем я руководствовался, это любовью к своему народу, мечтой о его счастье, свободе и его жизни! В качестве свидетеля я призываю мой немецкий народ и всемогущего Бога.               
Председатель: Юлиус Штрейхер
Штрейхер:
 Господа судьи, в начале этого процесса господин председатель спросил меня, считаю ли я себя виновным в предъявленных мне обвинениях. Я ответил на этот вопрос отрицательно. Проведенный процесс и представленные доказательства показали правильность моего ответа.
Обвинение утверждало, что без Штрейхера и его « Der St;rmer» массовые убийства были бы невозможны. Однако в подтверждение этого обвинение не предоставило никаких доказательств. Приказ Адольфа Гитлера о проведении массовых убийств по его завещанию должен был представляться возмездием за неблагоприятный ход войны. Эти действия главы государства объяснялись точкой зрения, отличной от моей. Гитлер хотел наказать евреев, так как считал их ответственными за развязывание войны и за воздушные налеты на немецкое население.
Господа судьи! Я не совершил никаких преступлений и поэтому с чистой совестью встречу ваш приговор. Вам, господа судьи, судьба вручила силу и дала право вынести любой приговор. Не выносите такой приговор, который заклеймит весь немецкий народ, как бесчестный.
Председатель: Трибунал внимательно рассмотрит сообщения, сделанные подсудимыми, а теперь объявляется перерыв и Трибунал удаляется на совещание для вынесения приговора.               


                Сцена №5
          Оглашение приговора в зале суда 01.10.1946г
Председатель Трибунала:
Международный военный трибунал, заседавший в Нюрнберге, в составе достопочтенных судей, с участием главных обвинителей от США, СССР, Великобритании и Французской Республики и защитников рассмотрел дело по обвинению:
Иоахима фон Риббентропа
Германа Вильгельма Геринга
Юлиуса Штрейхера и других обвиняемых
индивидуально и как членов следующих групп и организаций, к которым они принадлежали, а именно:
-имперский кабинет министров
-Генеральный штаб и верховное командование германских вооруженных сил
-руководящий состав национал-социалистической партии Германии
-штурмовые отряды национал-социалистической партии Германии ( СА)
8 августа 1945г правительства Великобритании, США, СССР и Французской республики вступили в согласие, в соответствии с которым учрежден Трибунал для суда над военными преступниками, преступления которых не связаны с определенным географическим местом.
Устав, приложенный к соглашению, определяет организацию, юрисдикцию и функции Трибунала. Трибунал облечен властью судить и наказать лиц, которые совершили следующие преступления, распадающиеся на 4 раздела обвинения:
1. участие в заговоре, направленном на совершение преступлений против мира
2. планирование агрессивных войн, нарушение международных договоров
3. нарушение законов и обычаев ведения войны
4.  преступления против человечества.
Процесс начался 20 ноября 1945г. Все подсудимые не признали себя виновными. Обвинения против подсудимых базируется в основном на документах, составленных ими самими.
В соответствии с Уставом, чтобы приговор был мотивированным, Трибунал приводит следующие основания, опираясь на которые выносился приговор  о виновности или невиновности следующих лиц:
Иоахим фон Риббентроп: обвинен по всем 4-м разделам Обвинительного заключения.  Как министр иностранных дел он участвовал в совещаниях руководства Германии и последовательно оказывал дипломатическую поддержку всем агрессивным актам. Так, например, Риббентроп присутствовал в мае 1941г вместе с Гитлером и Антонеску на совещании, на котором обсуждался вопрос об участии Румынии в нападении на СССР. Он также консультировался с Розенбергом по вопросу о предварительном планировании политической эксплуатации советских территорий, а в июле 1941г после начала войны против СССР, убеждал Японию напасть на Советский Союз.
Защищаясь, Риббентроп утверждает, что все важнейшие решения принимались Гитлером, а он – Риббентроп –  никогда не подвергал сомнению неоднократные заявления Гитлера о том, что он хочет мира. Трибунал отводит эти объяснения. Хотя Риббентроп лично в большей степени имел отношение к дипломатической, а не к военной стороне актов агрессии, но он не мог не знать об агрессивном характере действий Гитлера. Риббентроп служил Гитлеру добровольно до конца именно потому, что политика Гитлера и его планы соответствовали его собственным убеждениям.
Итог: Трибунал признает подсудимого Риббентропа  виновным по всем четырем разделам Обвинительного заключения.
Герман Вильгельм Геринг: обвинен по всем 4-м разделам Обвинительного заключения.  После его собственных признаний перед Трибуналом, при учете положения, которое он занимал, характера совещаний, в которых он участвовал, публичных речей, которые он произносил, нет сомнений, что Геринг был движущей силой агрессивной войны.
Смягчающих вину обстоятельств нет, потому что Геринг в этой роли уступал только фюреру. Он был главным подстрекателем агрессивной войны как политический и военный руководитель.  Он руководил проведением программы рабского труда и был создателем программы угнетения евреев и других рас. Совершение всех этих преступлений он открыто признал. По своей чудовищности его вина не имеет себе равных. По делу не установлено никаких обстоятельств, которые могли бы оправдать этого человека.
Итог: Трибунал признает подсудимого Геринга виновным по всем 4-м разделам Обвинительного заключения.
Юлиус Штрейхер: обвинен по 1-му и 4-му разделу Обвинительного заключения. Нет доказательств, которые указывали бы на то, что Штрейхер принадлежал к близкому кругу советников Гитлера. По мнению Трибунала, доказательствами не установлена его причастность к заговору или плану для ведения агрессивной войны.
За 25 лет, в течение которых Штрейхер говорил и  писал о ненависти к евреям, он стал широко известен как «антисемит №1».  В своих речах и статьях он постоянно отравлял сознание германского народа ядом антисемитизма и призывал к агрессивному преследованию евреев. Представленные доказательства настолько убедительны, что буквально нет ни одного аргумента, который можно было бы привести в его оправдание.
Давая показания перед этим Судом, Штрейхер категорически отвергал свою осведомленность о массовом уничтожении евреев. Но он постоянно получал текущую информацию о проведении «окончательного решения». Еврейская газета «Израилитишес Вохенблат», которую Штрейхер получал и читал, в каждом номере содержала сведения о зверствах против евреев на Востоке и приводила конкретные факты и цифры. В ноябре 1943г Штрейхер, цитируя статью из этой газеты, в которой говорилось, что евреи буквально исчезли из Европы, так прокомментировал данное сообщение: «Это не еврейская ложь!». Подстрекательство Штрейхера к убийствам в то время, когда евреи на Востоке уничтожались самым безжалостным образом – это преследование по политическим и расовым мотивам.
Итог: Трибунал признал, что Юлиус Штрейхер не виновен по 1-му разделу и виновен по 4-му разделу Обвинительного заключения.
В соответствии с разделами Обвинительного заключения, по которым подсудимые признаны виновными, Международный Военный Трибунал приговорил:
Иоахима фон Риббентропа к смертной казни через повешение
Германа Вильгельма Геринга к смертной казни через повешение
Юлиуса Штрейхера к смертной казни через повешение.









                Действие    III
                Сцена №1
в кабинете главного ревизора израильской полиции ( 23 мая 1960г)
Намиас: Господа, сегодня у нас особый день. Человек, взятый нами под стражу в аэропорту и перевезенный в место временного заключения – это Адольф Эйхман.
Общее оживление в зале, шум.  Все переговариваются.
Намиас: Внимание. Сейчас необходимо срочно доставить к заключенному судью, чтобы ему было предъявлено формальное обвинение. Тогда суд выдаст ордер для его заключения под стражу. Сегодня вечером, самое позднее завтра утром прессе будет сообщено, что Эйхман находится в Израиле. Преступник должен охраняться самым тщательным образом, чтобы свести к нулю вероятность покушения на его жизнь и возможность самоубийства. Первая наша задача сделать так, чтобы в нужное время он предстал перед публичным судом.
Итак, Села, вы будете отвечать за его безопасность. Приказ получите позднее. Все очень непросто. Это не обычный мелкий преступник. Прежде всего, нужно найти подходящее помещение для его содержания, если понадобится  на протяжении месяцев.
Следующая задача полиции – это подготовка юридического дела Эйхмана. Я думаю поручить это Аврааму Зелингеру. Его сейчас здесь нет, но я не сомневаюсь, что он будет согласен, и с делом справится. Он прекрасно знает немецкий язык и ранее долго занимался уголовными расследованиями. Ему нужно будет создать специальную многоязычную организацию для проведения допросов и изучения документов.
И следующая задача – приготовить все для проведения международного судебного процесса. Я думаю, что с этим справится Керен.
Каждому из троих названных мной сотрудников будет придан штат, подумайте сами, кого бы вы хотели иметь среди своих сотрудников. Все господа, начинаем работать.
               

                Сцена № 2
 ( допрос следователем бывшего  оберштурмбанфюрера – подполковника – Эйхмана, начиная с 29 мая 1960г по апрель 1961г )
Внешность – обыкновенный человек в больших роговых очках, чуть выше среднего роста,  худощав, с довольно бедной шевелюрой.  В начале допроса – это сплошной комок нервов.  Потом стало очевидно, что именно процесс допроса его успокаивает. Левая сторона лица  у него дергалась. Руки тряслись, он их прятал под столом. Чувство юмора у него полностью отсутствовало.  Глаза его, может быть, только несколько раз осветились улыбкою. С одной стороны он демонстрировал услужливость и полную готовность сотрудничать со следствием.  С другой – он выглядел язвительным и агрессивным.  Он постоянно курил и это его  тоже успокаивало.
Хофштеттер: Господин Эйхман - я начальник Службы безопасности Тель-Авивского округа полковник Эфраим Хофштеттер.
Эйхман: Так точно!
Хофшеттер: Вы находитесь в доме предварительного заключения. Мне сообщили, что вы готовы изложить свою версию о вашей роли в том, что происходило в Третьем рейхе. Это верно?
Э. Да, это верно.
Хофшеттер: Ну, что же, с вами прямо сейчас начнет работать капитан Лёсс. Понятно, что вам понадобятся  разные документы. Капитан Лёсс будет составлять требуемый список, а мы будем стараться их найти и предоставить вам. Вот, собственно, и все.
(Покидает помещение).
Лесс. Я думаю, вы могли бы начать с биографии.
Эйхман. Я родился в Золингене, в Рейнской области Германии. В 1913г отца перевели в город Линц на Дунае в Австрии, а семью он перевез туда в 1914г, перед войной,  всего у него было пятеро детей.
Л. Принадлежите ли вы к какой-нибудь церкви?
Э. До 1937г я принадлежал к евангелической церкви, но потом вышел из нее. После 1945г я внутренне вернулся в церковь, но официально в нее не вступил, потому что стеснялся.
Л. Где вы учились?
Э. В Линце я ходил в начальную школу, потом в реальное училище, а потом поступил в государственное Высшее училище электротехники и там проучился 4 семестра. Потом я работал в разных местах, в том числе торговал горюче-смазочными материалами. Но все шло не очень хорошо,  ведь в это время в Австрии была сильная безработица; и я подумал: я же германский подданный! Поеду в Германию и попытаюсь там устроиться.
Л. Это все происходило в 1933г?
Э. Так точно! Я тут должен рассказать о некоторых политических делах, чтобы стало ясно, почему я хотел уехать. В школе у нас были разные группы – социалисты, монархисты, националисты. Твой друг вступал туда и ты за ним шел. Дома у нас о политике не говорили, отца это совершенно не интересовало. Так вот у меня был друг фон Шмидт. Однажды он меня вовлек в «Молодежный союз фронтовиков». Это была единственная организация, которая осмеливалась маршировать по улицам. Мы ездили в пригород, и там  стреляли из карабина. И вот один раз в пивной было собрание национал-социалистов, и ко мне подошел такой Эрнст Кальтенбруннер и потребовал : «Ты поступаешь к нам!». Так я и попал в СС, это было в апреле 1932г. А потом  летом 1933г партию в Австрии запретили. И меня как раз в это время уволили, вот тогда я и подумал: «Чего тут дальше сидеть.  Вон отсюда, в Германию!»
Л. И вы уехали в Германию?
Э. Так точно! Кальтенбруннер дал мне рекомендательное письмо в Пассау к гауляйтеру Боллеку. А тот мне сказал, что будет лучше, если сначала я послужу в солдатах. Служба была однообразной, но мне там было хорошо, а после рождества 1934г нас отправили маршем в Дахау.
Л. В Дахау?
Э. Да, там был концентрационный лагерь и одновременно база для военной подготовки « партийных отрядов». К этому времени я уже был унтер-офицером. Так все шло неплохо, но меня не устраивало однообразие службы. И тут я услышал, что в службу безопасности рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера будут набирать людей. Я заполнил анкету и написал заявление, но ответа не было очень долго. И вдруг меня вызывают в штаб батальона и говорят, что я откомандирован в службу безопасности рейхсфюрера СС, в Берлин. Но оказалось, что я перепутал! Я думал, что я буду служить в охране рейхсфюрера. А меня после принятия присяги отвели в огромный зал во дворце Гогенцоллернов. Там было полно ящиков с картотеками масонов – и мы должны были разложить все по-порядку. Потом мне поручили описать и занести в каталоги и разместить тысячи печатей масонов. Я этим занимался, наверное, месяцев 5. И тут я свел знакомство с одним унтерштурмфюрером фон Мильденштайном. И он мне сказал, что в Главном управлении СД он только что организовал отдел «евреи». Не хочу ли я перейти к нему? Я был готов согласиться на что угодно, лишь бы уйти от этой возни с печатями.
Л. И что же дальше?
Э. Фон Миндельштайн оказался очень доброжелательным человеком, мы быстро сблизились. Он дал мне книгу Теодора Герцля «Еврейское государство», чтобы я ее прочел, потом поручил составить по ней справку. Я этот сделал, и написанный текст очень долго редактировали, а потом издали в виде циркуляра для СС.
Л. Вы и далее работали с фон Мильденштайном?
Э. Да, так точно.  Я занимался современным международным сионизмом. Наш руководитель всегда искал политическое решение вопросов и отвергал методы, которые проповедовал журнал «Der St;rmer». Но потом фон Мильденштайна отправили в Северную Америку, а нас расширили, перевели и новым руководителем стал обершарфюрер Хаген – человек с широким кругозором. Он поставил передо мной сперва теоретическую задачу – как отправить из рейха в Палестину как можно больше евреев. Ну, я писал разные донесения, но добиться политического решения было очень трудно – это же означало отказаться от методов«Der St;rmer».
Л. Вы  говорите об эмиграции евреев, подчеркивая тем самым, что действовали в интересах, как евреев, так и рейха. Это верно?
Э. Так точно!
Л. Но ведь в  Германии, а потом в Австрии и в Чехословакии были изданы законы, лишившие возможности евреев трудиться. Был введен налог на вывоз капитала, а после  погромов «хрустальной ночи» евреев обложили огромными штрафами. А вы еще говорите об эмиграции? Разве это не принудительная эмиграция?
Э. Ну, конечно, их к эмиграции побуждали.
Л. Вы  были верным, безоговорочно преданным эсэсовцем?
Э. Да. Позволю себе сказать, что я исполнял приказы, которые получал, беспрекословно, согласно присяге. Но в первые годы у меня не возникало никаких конфликтов.  Я сидел за письменным столом и делал свою работу. Эта внутренняя преданность была поколеблена, когда…этот метод так называемого решения еврейского вопроса – ну, когда…начались газовые камеры…и расстрелы тоже. Я не скрывал этого и сказал своему шефу, группенфюреру Мюллеру, что…этого я не представлял себе, ведь это не политическое решение…
Л. Каким образом вы высказали свое мнение?
Э. Вот этой фразой – это я сказал ему, когда вернулся из Минска и сам все это видел.
Л. Ваше отношение к национал-социалистическому мировоззрению было безоговорочным?
Э. И да, и нет. В первые годы я не задумывался о национал-социализме. Главное было – работа и хлеб для 7 миллионов безработных, автострады, борьба против Версаля. А потом вплоть до всего этого я попал за письменный стол. И здесь моего мнения, во-первых, не спрашивали, а во–вторых, я и не думал о безоговорочной преданности…я просто занимался своим делом.
Л. Значит, вы были убежденным национал-социалистом, преданным эсэсовцем, следовали присяге. Как объяснить ваше утверждение, что никогда не были антисемитом и не испытывали ненависти к евреям.
Э. Я долгое время ко всем этим делам не имел никакого касательства, и мыслей таких у меня не было.
Л. Вы знали, что Гитлер обвинил евреев в поражении Германии в Первой мировой войне. Вы были с ним согласны – относительно вины евреев?
Э. В то время я принадлежал к категории людей, которые вообще ни о чем таком не судили самостоятельно.
Л. Как долго продолжалось такое ваше спокойное существование?
Э. До начала 1938г. После аншлюса Австрии  вся наша группа отбыла в Вену. Мне дали маленькую комнату, где не было ничего кроме письменного стола, и я должен был здесь заниматься делами евреев.
Л. С чего вы начали в Вене? Какова там была ситуация сразу после аншлюса?
Э. В Вене, прежде всего, я поехал в гестапо и сказал, что прибыл сюда заниматься делами евреев, но понятия не имею, как обстоят дела, не разъяснят ли они мне ситуацию.
Мне ответили, что все еврейские функционеры сидят за решеткой. Я получил их список и стал с ними знакомиться.  Доктора  Лёвенгерца  я попросил  написать концепцию с пожеланиями о взаимодействии властей рейха и евреев в Австрии. Главной идеей этого документа должна была быть максимально широкая эмиграция евреев. Ее должны были финансировать богатые евреи в Австрии, собственность которых подлежала изъятию, или их друзья за границей.
Л. То есть план состоял в том, чтобы более обеспеченные евреи платили за неимущих?
Э. Вот именно. Так точно! Деньги  надо было сдать на счета Рейхсбанка. Конечно, все шло с огромными трудностями, потому что евреи не хотели сдавать валюту.
Л. Еще бы, ведь их принуждали просить валюту за границей и сдавать в Рейхсбанк вместо курса 1:12 по курсу 1:30 или 1:40. И как долго так продолжалось?
Э. До  начала больших погромов, до «хрустальной ночи». Потом я уехал в Прагу, но из Австрии к этому моменту эмигрировало уже около 230 000 евреев.
Л. А что дальше?
Э. Весной 1939г вместо Чехословакии был основан протекторат Богемия и Моравия. А меня в апреле срочно командировали в Прагу. Я только хочу подчеркнуть, что в Вене наше сотрудничество с евреями было деловым и корректным.
Л. А что в Праге?
Э. Система была точно такая же. Я мог бы вообще ни во что не вмешиваться – дело катилось по наезженной дороге. Хотя успехи были не столь явные, как в Вене. Может быть, за границей уже нечего было взять после того, как все уже вытянули в Вену.
Л. А тут началась война с Польшей?
Э. Да, тут вовсю началась польская кампания и у кого-то родилась идея: именно мы, полиция безопасности быстро должны объявить какую-то территорию  бывшей Польши автономным еврейским государством, протекторатом.
Л. Это было так важно в разгар войны?
Э. Из-за войны возможности эмиграции ухудшились. Это почувствовали все большие начальники: Геббельс, Борман. Они обратились к Гиммлеру, и тот поручил проработать этот вопрос начальнику полиции безопасности и СД Гейдриху, а тот переслал Мюллеру, и это поручение пришло ко мне.
Л. И что вы сделали?
Э. Я поехал в Польшу и доехал до реки Сан -  это приток Вислы. Место оказалось очень хорошее, и мы решили немного переселить поляков и отдать эту территорию евреям. Я доложил Гейдриху – тот согласился, и вот в октябре 1939г в Вене доктору Лёвенгерцу было приказано составить 1-й железнодорожный эшелон в Польшу.
Л. Вы и дальше руководили этим процессом?
Э. Нет, я получил приказ о переводе в Берлин и обосновался на Кюрфюстенштрассе 116, где мне поручили отдел IV В4 РСХА. Мой прямой начальник группенфюрер Мюллер нередко посылал меня в разные места с заданиями – ознакомиться и доложить. Сам он Берлин не покидал, но хотел все знать, вот я и стал ездить в разные гетто: Лодзь, Варшаву, Лицманштадт.
Л. А вообще в чем были функции вашего отдела?
Э. Он получил название «окончательное решение еврейского вопроса». Эти слова изначально не имели ничего общего с физическим уничтожением. Мы занимались только документами. Никакого имущества, денег, людей мы не видели – только документы. Это была обыкновенная текучка, она шла автоматически.
Л. Пожалуйста, рассказывайте дальше  об окончательном решении еврейского вопроса.
Э. В сентябре 1941г меня вызвал Гейдрих. И он мне сказал: «Фюрер, ну, с этой эмиграцией…», потом помолчал и добавил: «Фюрер приказал провести физическое уничтожение евреев» - и замолчал. Я это и сегодня помню. Я тоже молчал, потому, что не мог осознать масштабы происходящего. И после длительной паузы он продолжил: « Поезжайте к Глобочнику в Люблин. Посмотрите, чем он там пользуется для уничтожения евреев». Я отправился в Люблин, в Треблинку. Там дорога, лес, справа от дороги дом побольше, и еще деревянные домики, два или три. Подозвали одного полицейского капитана, и тот стал объяснять: « Я уже в доме все швы уплотнил, теперь мы поставим там двигатель от русской подводной лодки, и выхлопными газами будем травить евреев».
Для меня это было просто чудовищно, меня стала бить дрожь, а капитан ничего, объясняет дальше… Я вернулся в Берлин, и доложил Мюллеру. Через короткое время он опять меня вызвал и говорит: «Поезжайте в Хелмно, там проводится акция с евреями, доложите мне, как там это…». Я явился в гестапо в Лицманштадт, мне объяснили, что там действует специальная «зондеркоманда». Я поехал на место, там было довольно большое помещение, внутри были евреи, они были раздетые, к дверям  совсем вплотную подъехал фургон, евреи перешли туда, их там заперли. Помню, врач в белом халате предложил мне посмотреть в глазок, как они там в кузове. Я отказался. Машина уехала. Мы поехали вслед. Фургон подъехал к длинной яме, кузов открыли и стали выбрасывать трупы. Они были как живые и еще гнулись. Какой-то человек в гражданском клещами вытаскивал у них зубы. Я был сыт по горло. В Берлине я доложил группенфюреру Мюллеру. Я сказал ему: это ужасающе, это преисподняя… Я не могу так!
Л. А что Мюллер?
Э. Мюллер обычно ничего не говорил. Никогда! Он всегда спокойно молчал, говорил «да» или «нет». Еще Мюллер хотел знать, сколько времени это длится… мне пришлось туда поехать еще раз. Потом меня посылали еще в Минск, Освенцим, Треблинку…и так несколько раз.
Л. Расскажите о ваших посещениях лагерей уничтожения.
Э. Так точно! Мюллер сказал: «В Минске расстреливают евреев. Прошу представить доклад, как это происходит». Я приехал, спросил начальника, чтобы посмотреть…ну, это. Но в этот день до обеда все закончилось, когда я пришел, то увидел только, как молодые солдаты стреляли в яму. Она была полна… Я ушел к своей машине и уехал в Львов, пришел к начальнику гестапо и говорю ему: «Это же ужасно, что там делается. Вы из молодых людей воспитываете садистов. Они же сойдут с ума, наши собственные люди». А он мне говорит: «Здесь поступают точно также. Хотите посмотреть?». Я говорю: «Нет, я ничего не хочу смотреть».  А он отвечает: «Мы все равно поедем мимо». Там тоже была яма, но уже закопанная, и из нее текла кровь…
Я поехал в Берлин и доложил группенфюреру Мюллеру: «Это не решение еврейского вопроса. Мы воспитываем из наших людей садистов. Не надо удивляться, что будут одни преступники». Но и Мюллер не мог ничего сделать, ничего! Приказал это Гейдрих, а тому рейхсфюрер Гиммлер. А Гиммлер должен был иметь указание от Гитлера.
Л. А разве Гитлер не отдавал письменного приказа об этом «окончательном решении еврейского вопроса»?
Э. Письменного…приказа о физическом уничтожении? Нет, никогда я не видел такого письменного приказа. Я знаю только то, что мне сказал Гейдрих: «Фюрер приказал провести физическое уничтожение евреев».
Л. Вы побывали в Освенциме?
Э.Да, я должен был посмотреть и доложить Мюллеру. Хёсс мне рассказывал: сам Гиммлер осматривал у них все подробно и у него ноги подкашивались. Именно так он и сказал – в пренебрежительном смысле, сам-то он Хёсс – закаленный. Хёсс вызвал машину с открытым верхом и вот я увидел большое здание, как фабрика с трубой и Хёсс мне сказал: «Вот это производство. Десять тысяч!» И он повел меня к яме, ну, 100 на 180 метров. И там были решетки и на них горели трупы. Мне стало плохо.
Л. Вы помните совещание в Ваннзее?
Э. Так точно, Гейдрих потребовал заранее все данные по эмиграции для своей речи. Ведь совещание в Ваннзее было только началом истории с умерщвлением.
Л. В том, что вас пригласили на совещание в Ваннзее, я вижу подтверждение того, что в «окончательном решении» вам была отведена более важная роль, чем вы признаете.
Э.Нет, господин капитан. Я там ни разу не раскрыл рот. Я там сидел со стенографисткой в углу и о нас никто не беспокоился.
Л. Я цитирую по вашему протоколу речь Гейдриха: «Теперь следующей возможностью решения нужно считать уже не эмиграцию, а эвакуацию евреев на Восток. Эти мероприятия надлежит рассматривать лишь как одну из возможностей с точки зрения практического опыта, имея в виду предстоящее окончательное решение». Что значит здесь «практического опыта»?
Э.Совещание в Ваннзее было 20 января 1942г. Очень возможно, что у Глобочника в Треблинке уже убивали.
Л. Где вы хранили письма Гиммлера начальнику полиции безопасности и СД от апреля 1942г, где Гиммлер отдал приказ об «окончательном решении еврейского вопроса»?
Э. Я не думаю, чтобы Гиммлер отдал такой приказ письменно. Нет, я не припомню такого письма Гиммлера.
Л. Теперь я читаю вам свидетельские показания, данные под присягой 03.01.46г. перед Международным трибуналом вашим бывшим подчиненным Дитером Визлицени. Будучи спрошен, в чем заключалось ваше специальное задание, Визлицени сказал: «Эйхман отвечал за т.н. решение еврейского вопроса в Германии и во всех оккупированных Германией областях».
Я цитирую его показания дальше: «Весной 1942г сперва 17.000, а потом еще 35 000 евреев было отправлено из Словакии в Польшу на работу. Эйхман обещал, что с ними там будут обращаться прилично. На просьбу о возможности  инспекции  он объяснил мне, что ни при каких обстоятельствах не может разрешить эту поездку, поскольку  в большинстве евреев уже нет в живых. Я спросил, кто отдал этот приказ? Он ответил, что это приказ Гиммлера». Что вы скажите?
Э. Господин капитан, понятно, что Визлицени пытался – это его право – дистанцироваться от всего этого. Я снова повторяю: у меня не было власти в отношении того, что происходило в Польше.
Л. Но вы говорили с Визлицени об этой проблеме, как он показывает?
Э.Несомненно…я не могу вспомнить…, но я хочу подтвердить, что мы об этом говорили.
Л.Слушайте дальше, что показал Визлицени: «Эйхман сказал, что может показать мне письма Гиммлера, если это успокоит мою совесть. Он достал из сейфа папку и  показал мне письмо Гиммлера начальнику полиции безопасности и СД. Смысл этого документа был в том, что фюрер приказал окончательно решить еврейский вопрос.»  У вас есть комментарии?
Э.Я не хочу отрицать, что приказ Гиммлера мог там быть. Не отрицаю. Хотя и не вижу документ.
Л. Визлицени был задан вопрос  о дате этого приказа. Он ответил: «Это был приказ от апреля 1942г, и он был подписан лично Гиммлером. Эйхман сказал мне еще, что ему лично поручено выполнение этого приказа. Я тогда сказал: «Дай бог, чтобы враги рейха никогда не имели возможности причинить такое немецкому народу». Эйхман ответил, что не надо быть сентиментальным, это приказ фюрера и его надо выполнять. » У вас есть комментарии?
Э.Конечно, господин капитан. Согласно этому показанию, я имел особые полномочия…это совершенно не так… У меня никогда не было таких полномочий. Эвакуация – да, от этого я не могу уклониться. Но передачей эшелонов станции назначения согласно утвержденному графику мои полномочия исчерпывались. Я готов понести за это наказание, мне достанет смелости. Это, конечно, невеселое мужество, но если я тогда повиновался, то держусь и сегодня и говорю: »Пожалуйста! Я готов! Вот моя голова…кладу ее на…куда ей полагается!»
Л. В книге Рудольфа Хёсса, коменданта Освенцима написано: «Я познакомился с Эйхманом после того, как получил приказ рейхсфюрера СС об истреблении евреев. Эйхман посетил меня в лагере, чтобы обсудить со мной все детали процесса уничтожения. Это был человек, лет 30 с чем-то, всегда полный энергии. Он постоянно измышлял новые планы, всегда был в поиске улучшений. Он был одержим еврейским вопросом и должен был постоянно докладывать рейхсфюреру СС о подготовке и проведении отдельных мероприятий. Эйхман был убежден, что если ему удастся уничтожить биологическую базу евреев на Востоке, то еврейство в целом от этого удара уже никогда не оправится». Хотите высказаться?
Э. В принципе все это неправда, полностью неправда. На мне много вины, но к убийству евреев я не имел никакого отношения, я никогда не отдавал приказа убить хотя бы одного еврея. Никто не может предъявить мне документ…о том, что я совершил такое. Я не отвечал за детали…непосредственно при эвакуации, а только за выполнение приказа сверху, чтобы эвакуация беспрепятственно происходила. Ведь отправкой эшелонов с высылаемыми людьми  функции моего отдела практически заканчивались. Собственно, я был, если хотите, офицером по транспорту.
Л. Вы все время повторяете, что ни за то, ни за это не отвечали. Если вы не были за них ответственны, почему же из документов следует, что вы во все это вмешивались?
Э.Но это все вещи, связанные с эвакуацией.
Л. Безусловно…точно также как без эвакуации некого было бы душить в газовых камерах.
Э. Да, при желании все можно представить и так, но я не имел отношения  к этому сектору.
Л. Вы говорите, что не имели никакого отношения к убийству?
Э. Так точно.
Л. Но людей везли на убой.
Э. Ну, это верно в том отношении, что я получил приказ их эвакуировать. Но ведь не каждого, кого я эвакуировал, убивали. Мне было совершенно неизвестно, кого убьют, а кого нет. Иначе не нашлось бы после войны  2 с половиной миллиона, по какой-то переписи, живых евреев.
Л. Что нашлись выжившие евреи, не ваша заслуга. Если бы война продолжалась дольше, и этих бы не осталось. Потому что ваш план состоял в полном уничтожении евреев…
Э.Не мой план. Я не имел к этому плану никакого отношения. В пособничестве я, конечно, виноват. В этом смысле с меня нельзя снять ответственность. А с уничтожением я дела не имел.
Л. Разве депортация и уничтожение не одно и то же?
Э.У меня был приказ – депортировать, и если мой сотрудник Визлицени пишет, что были возможности обойти приказ Гитлера, то я хотел бы увидеть, что это за возможность. Была только одна возможность вынуть пистолет и застрелиться. Просто и понятно. Я этого не сделал.
Л. Это значит, что тогда вы не были настроены против?
Э. Я повиновался. Что бы мне ни приказывали, я повиновался. И присяга есть присяга. Я ей тогда слепо следовал. Сегодня я бы не принял никакой присяги, теперь-то я понимаю, что если следовать присяге, то рано или поздно придется отвечать за последствия. Но если бы я не повиновался тогда, меня бы наказали. Так что получается: если исполняешь присягу, худо будет в любом случае.
Л. Германские законы военного времени о выполнении приказов вам известны?
Э.Вы имеете в виду Гаагскую конвенцию о ведении войны и тому подобные вещи?
Л.Да, такие.
Э.Эти документы нас не касались. Мы отвечали перед судом СС и полицией. Наш верховный судья был Гиммлер.
Л. Но вам известны законы, относящиеся к исполнению приказа? Там были статьи о преступных приказах? Должен преступный приказ быть выполнен или надлежит ему не подчиняться?
Э. Нет, таких различий не упоминалось никогда. Ибо, предполагалось: приказ начальника – это приказ! Во всяком случае, во время войны. Пятки вместе, носки врозь – и отвечать: «Так точно!». Другого просто не существует.
Л. Был ли в военных законах пункт об исполнении приказа, если таковой преступен?
Э.Во всяком случае у нас в СС ничего подобного вообще не было. Подчиненный не должен толковать приказ. Приказ не обосновывается. Ответственность несут приказывающие. Т.о. подчиненный может только одно – повиноваться отдавшему приказ. Если я не подчинюсь, то пойду под суд – СС, полиции или военно-полевой. Если ж человек повиновался и исполнил неправильный приказ, то к ответственности должен быть привлечен отдавший приказ. Так было всегда. Я всю свою жизнь привык повиноваться приказам, с самого детства и до 8 мая 1945г, а за годы, проведенные в СС, это превратилось в рабское повиновение.
Господин капитан, разрешите мне высказать под конец личные соображения. Все главное в событиях с 1935 по 45гг никогда не было мне доступно; я находился на слишком низкой ступени, как по званию, так и по должности. Несмотря на это, я не могу сложить с себя ответственность, ибо тот факт, что я был только исполнителем приказов, сейчас ничего не значит. Те, кто планировал, кто решал и приказывал, задешево ушли от ответственности, покончив с собой. Хотя у меня на руках нет крови, я буду, конечно, признан виновным в пособничестве убийствам. Я знаю, что мне предстоит быть осужденным на смерть. Я не прошу пощады, мне это не подобает Я готов, если это будет означать еще большую меру покаяния, показать устрашающий пример всем антисемитам этого мира – публично повеситься.
                Сцена №3
 в зале суда оглашается  Обвинительное заключение 
Генеральный прокурор Гидеон Хаузнер:
Господа судьи, перед вами на скамье подсудимых, в этой стеклянной будке находится человек, который к осени 1944г, когда ему было всего38 лет, уже отправил на смерть несколько миллионов мирных жителей Европы, взрослых мужчин и женщин, детей и стариков. Естественно, что он это сделал не один. Вся нацистская Германия официально с января 1942г активно трудилось над решением важнейшей, по мнению государственного и партийного руководства, проблемой  -  над «окончательным решением» еврейского вопроса. Право, сейчас складывается такое впечатление, что с точки зрения руководителей Третьего рейха эта их задача по значимости казалось бы не уступала другой – ведению мировой войны.
Господину Эйхману предъявляются следующие пункты обвинения, подтвержденные по версии следствия убедительно и документально.
Обвиняемый совершил преступление против еврейского народа  с намерением его уничтожить,
1. Создав предпосылки для убийства еврейского народа
2. Поместив миллионы евреев в условия, которые заведомо вели  к  его дальнейшему физическому уничтожению газом в концентрационных лагерях
Обвиняемый преследовал евреев по расовым, религиозным и политическим мотивам, в итоге погубив около 6 миллионов человек; а также:
-участвовал в изгнании  сотен тысяч поляков из их домов
-в изгнании 14 000 словенцев из Югославии
-в депортации  десятков тысяч цыган в Освенцим
- cостоял членом трех организаций, признанных преступными на Нюрнбергском процессе – СС, СД и гестапо.
Обвиняемый организовывал поставки газовых аппаратов для умерщвления в  концентрационные лагеря, расположенные в Риге и Минске, а также способствовал пополнению коллекции скелетов имперского Страсбургского университета.
Следует признать, что главным образом, обвиняемый подстрекал других советами и указаниями, а также способствовал другим в их преступных актах. Поскольку в таком чудовищном и запутанном преступлении, как то, что мы сейчас рассматриваем, участвовало на разных уровнях много людей, то когда речь заходит о мере ответственности конкретного лица, та степень, до которой любой из множества преступников был близок или далек от подлинного убийцы, не имеет значения. Наоборот, степень ответственности возрастает по мере отдаления от человека, который своими руками использует орудие смерти. Иными словами, обвиняемый, не покидая своего рабочего кабинета, подписывая документы и, распоряжаясь по телефону, последовательно отправлял в путь, который прямиком вел к смерти, сотни тысяч людей, хотя формально все дальнейшие после транспортировки  действия, согласно его указаниям, осуществляли его подчиненные. Итак, юридическая и моральная ответственность того, кто одним росчерком пера  многократно отправлял свои жертвы на смерть, по нашему мнению, ничуть не меньше, чем ответственность тех, кто непосредственно умерщвлял людей.
Предъявленные  господину Эйхману обвинения сведены в 15 пунктов, причем, каждое из преступлений, перечисленных в первых 12 пунктах, карается смертной казнью.
На основании приведенных доказательств виновности обвиняемого я прошу Высокий суд приговорить господина Эйхмана  к высшей мере наказания.
                Сцена №4
 Защитник доктор Роберт Серватиус ( 14 августа 1961г):

Уважаемые Господа судьи,
Приношу благодарность за  присланное мне предложение выступать перед вами. Данный судебный процесс – это великое духовное достижение и по значимости тех вопросов, которые на нем обсуждаются, его можно в полной мере сравнить с Нюрнбергским Трибуналом, где я имел честь проводить защиту в 1945-46гг.  В то же время, есть и определенные отличия, и я с самого начала, a priori  хочу со всей бескомпромиссностью выразить свое несогласие с основополагающими принципами, на которых базируется данное судопроизводство. Далее я выделяю следующие моменты своего принципиального несогласия.
1. Процесс  такого масштаба и значимости неправильно и просто нельзя  осуществлять силами одной нации. Преступление, которое вменяется моему подзащитному, по всем признакам касается всего человечества, отсюда совершенно естественный вывод, что  все заинтересованные  нации мира должны быть допущены к процессу, и. следовательно, он должен быть международным.
2. Объективно я подвергаю сомнению беспристрастность судей. По моему мнению, ни один еврей не имеет права быть членом судейской коллегии, если рассматривается дело о реализации « окончательного решения» еврейского вопроса, что происходило на территории печально известного Третьего рейха на протяжении 2-й мировой войны.
3. Суд, далее, просто не может состояться из-за столь фундаментального нарушения юридической процедуры, как тот факт, что на процесс не допущены свидетели защиты. Тем самым мой аргумент, что суд не беспристрастен, получает дополнительное обоснование.
4. Мой следующий аргумент фигурировал на Нюрнбергском процессе и имел определенное значение. Я считаю, что это верно применительно и к данному суду.  Обвиняемого судят по закону Израиля от 1950 года, имеющему обратную силу.
5. И наконец, на период совершения преступления обвиняемым в течение 2-й мировой войны еврейского государства  вообще не существовало, поскольку, как известно, оно появилось в 1948г.  Поэтому, в настоящее время обвинение со стороны Израиля моему подзащитному выдвинуто быть не может.
Теперь обратимся непосредственно к тем обвинениям, которые предъявлены господину Эйхману.  Итак, по версии обвинения:
 Господин Эйхман, преследуя евреев по расовым, религиозным и политическим мотивам,  совершил преступление против еврейского народа, депортировав из стран, подвластных на тот период Третьему рейху в концентрационные лагеря  около 6 миллионов человек, которые в последующем были  умерщвлены с помощью газа и аналогичных медицинских процедур.
Председатель: Господин адвокат, я полагаю, вы оговорились, назвав умерщвление с помощью газа медицинской процедурой?
Доктор Серватиус: Но это действительно была медицинская процедура, поскольку проводилась она врачами. Это была процедура умерщвления, а умерщвление также является медицинской процедурой. Господин председатель, поскольку возник такой вопрос, позвольте мне очень кратко пояснить свою мысль.
Председатель: Сделайте одолжение.
Доктор Серватиус: Первые газовые камеры были сконструированы в 1939г по декрету Гитлера от 1 сентября того же года, где говорилось, что  в рамках программы эвтаназии «неизлечимым больным должна быть гарантирована милосердная смерть». К августу 1941г «милосердная смерть» таким путем была дарована примерно 50 000 немцам, пациентам клиник для умалишенных. Из-за возникших протестов эта кампания была прекращена, но люди, выполнявшие программу эвтаназии в Германии, были посланы на Восток для строительства новых гораздо более мощных сооружений. Начиная с февраля 1942г, осуществлявшие эвтаназию команды действовали и  на Восточном фронте, дабы «оказывать помощь смертельно раненым бойцам  среди льдов и снега» и хотя такие действия держались в секрете, но об этом было известно многим. По мере того, как война становилась все масштабней и тем более повернула обратно на Запад, газовые камеры концентрационных лагерей действительно в определенной степени представали как «благотворительные медицинские учреждения», как их называли специалисты по милосердной смерти. Вот почему, Ваша Честь, я называю – эту процедуру медицинской.
Уважаемые Господа  судьи!
Формулируя  контрдоводы обвинению, необходимо отметить следующее. «Окончательное решение» еврейского вопроса – это было официальное кодовое название процесса физического уничтожения евреев на территории Третьего рейха и оккупированных им территорий. Отношение Гитлера, который сам инициировал данный процесс, к «окончательному решению» было неоднозначным. Последовательность событий была такова:
-В книге  «Mein Kamf», впервые вышедшей в 1925-26гг, Гитлер высказал свои идеи о необходимости борьбы с мировым еврейством.
В декабре 1940 года Гитлер поручил Гейдриху выработать план «окончательного решения» ( Endl;sung) еврейского вопроса. Составленный Гейдрихом план был направлен Гитлеру в конце января 1941 года. Летом 1941 года Гитлер довёл до высшего руководства Рейха приказ о «Всеобщем решении еврейского вопроса». Текст приказа не сохранился, однако о существовании такого документа известно из показаний на Нюрнбергском процессе. После конференции в Ванзее 20 января 1942 года был выработан общегосударственный план по уничтожению евреев в масштабах Европы.
В рамках своего проекта Гейдрих предлагал отправить евреев на принудительные работы на Восток, где большая их часть должна была погибнуть от изнурительного труда. Выжившие должны были подвергнуться «специальному обращению», то есть физически уничтожены. Всего по подсчётам ликвидации подлежали одиннадцать миллионов евреев.
-Рейхсфюрер СС Гиммлер, руководитель СД Гейдрих и  руководитель Главного экономического и административного управления СС Поль  поделили между собой ответственность за выполнение этого приказа. Кстати, напомню, что кара настигла всех троих, поскольку Гиммлер покончил жизнь самоубийством в 1945г, Гейдрих был убит партизанами в 1942г, а Поля судили и повесили в 1951г.
-Поскольку обсуждаемая тема была строго секретной, то официальных отчетов о «проделанной работе» над «окончательным решением» еврейского вопроса не существует. В то же время известно, что попытки Гиммлера проинформировать фюрера об «успехах» в деле уничтожения евреев Европы, показали, что официально Гитлер эту тему затрагивать более не желал.
-Тем не менее, в своем завещании в апреле 1945г Гитлер сделал акцент на том, что данная  государственная кампания была важнейшей частью его политической деятельности, и сожалел, что масштабы содеянного им были, по его мнению, столь скромными.
Уважаемые Господа судьи,
Такова историческая хронология событий, в которых участвовал обвиняемый, но истина заключается в том, что господин Эйхман ко всему этому имел лишь косвенное отношение, и роль его в  «окончательном решении»  сильно преувеличена обвинением. Отчасти это произошло потому, что обвиняемые на Нюрнбергском и других послевоенных процессах пытались свалить свою вину на него. Но главным образом дело было в том, что обвиняемый на всех этапах своей трудовой деятельности находился в тесном контакте с еврейскими функционерами, так как был единственным представителем Германии, являющимся «специалистом в еврейском вопросе». Как это не прискорбно, но следует откровенно сказать, что руководители еврейских общин Вены, Праги, Будапешта участвовали как равные партнеры с господином Эйхманом на всех этапах работы с еврейским населением, начиная от составления первичных списков на отправку в гетто и депортацию, и вплоть до старта  железнодорожных эшелонов на Восток.
Что касается высших партийных  и руководящих государственных кругов, то, очевидно, что к ним обвиняемый не принадлежал, и руководители партии и государства до его сведения никогда не доводили больше, чем требовалось для выполнения конкретной задачи.  Последняя же  заключалась в том, чтобы  в соответствии с приказом фюрера – а это был абсолютный императив на территории Рейха -   организовать на подконтрольных Рейху территориях в период с января 1942г по октябрь 1944г поиск  и депортацию до железнодорожной станции «Освенцим» лиц еврейской национальности.
Также добавлю, что я обратился к правительству Федеративной Республики Германии с просьбой потребовать экстрадиции обвиняемого, но мне в этой просьбе было отказано на том основании, что господин Адольф Эйхман не является гражданином Федеративной республики, что на самом деле не соответствует истине.
В заключении позвольте суммировать сказанное. С точки зрения защиты по приведенным причинам данный судебный процесс следует  сейчас прекратить и организовать его заново в виде международного суда с обязательным привлечением всех элементов классической судебной процедуры, и конкретно свидетелей защиты. В качестве варианта следует рассмотреть возможность организации судебного процесса в Федеративной Республике Германии. Если же суд без перерыва будет продолжен в том же составе и в том же месте, то необходимо учесть мнение защиты, что следующие обвинения являются бездоказательными, а именно:
1. Господин Эйхман являлся главным действующим лицом в существовавшем  в Третьем рейхе механизме по депортации и уничтожению евреев.
2. Обвиняемый контролировал процесс милосердного умерщвления в концентрационных лагерях и руководил им.
3. Обвиняемый способствовал пополнению коллекции скелетов в имперском Страсбургском университете.
4. Обвиняемый организовывал поставки газовых аппаратов для умерщвления в  концентрационные лагеря, расположенные в Риге и Минске.
            Перерыв в работе суда на 4 месяца
                Сцена №5 в зале суда 
                Итоги совещания судей ( 11 декабря 1961г)
Председатель суда Моше Ландау:  В своем совещании суд рассмотрел аргументы защиты, которые, по мнению адвоката, доктора Серватиуса препятствуют рассмотрению данного дела в суде Иерусалима. Суд представляет свое исчерпывающее мнение.
Первый аргумент защиты звучал так: процесс должен быть международным и его нельзя  осуществлять силами одной нации.
В результате революционной трансформации, которая произошла в судьбе еврейского народа – мы имеем в виду образование собственного государства – Израилю не требуется защита международного суда и поэтому пусть мир поймет – Израиль не отдаст своего заключенного для проведения судебного процесса в другом месте. Впервые (т.е. с 70 г.н.э., когда римляне разрушили Иерусалим) евреи получили возможность судить за преступления, совершенные против них же, и они могут заставить уважать свой закон, не обращаясь к другим за защитой и справедливостью.
Второй аргумент защиты заключался в том, что была подвергнута  сомнению сама беспристрастность судей. По мнению адвоката, ни один еврей не имеет права находиться в суде, в котором рассматривается дело о реализации « окончательного решения» еврейского народа.
Необходимо отметить, что в  данном суде участвуют профессиональные судьи, привыкшие и приученные взвешивать представленные доказательства, выполнять работу публично и быть субъектами общественной критики. В зале суда судьи – это люди из плоти и крови со своим пониманием здравого смысла и своими чувствами, но закон обязывает их сдерживать эти чувства. Нельзя отрицать, что память о нацистском холокосте бурлит в каждом еврее, но на данном процессе наша обязанность  -  сдерживать эти чувства и эту обязанность необходимо чтить.
Третий аргумент защиты заключался в том, что суд не может состояться, поскольку на процесс не допущены свидетели защиты.
Суд отмечает, что он удовлетворен   полученными под присягой свидетельскими показаниями от семи свидетелей защиты, отбывающих в настоящее время сроки заключения в тюрьме. Что касается других девяти свидетелей защиты, находящихся на свободе, то они сами воздержались от прибытия в Израиль, поскольку последний отказался предоставить им иммунитет, но в то же время, их свидетельские показания приобщены к делу.
Четвертый довод защиты состоял в том, что обвиняемого судят по закону, имеющему обратную силу.
Нюрнбергский трибунал – это имеющий юридическую силу прецедент и закон Израиля о наказании и преследовании нацистских преступников от 1950г основан на данном прецеденте.  Обратная же сила этого закона нарушает принцип: «нет ни преступления, ни наказания без точного указания закона», но нарушает только формально и несущественно, так как этот принцип применим лишь к актам, известным законодателю. Если же рассматривается преступление, ранее не известное закону, например геноцид, правосудие должно вершиться в соответствие с новым законом. В Нюрнберге таким новым законом был Устав Международного Военного Трибунала, в случае Израиля – это закон от 1950г.

Наконец, пятый аргумент защиты звучал так, что на момент совершения преступления обвиняемым еврейского государства не существовало, поэтому формально в настоящее время обвинение со стороны Израиля не может быть выдвинуто.
Данный суд является одним из многих процессов, которые прошли после Нюрнберга в странах, пострадавших от нацистской агрессии. В то время, как другие народы приняли необходимые законы для наказания нацистов  до или вскоре после окончания войны, еврейский народ некоторое время не обладал политической властью, чтобы предать нацистов суду, пока не было образовано государство Израиль, как родина для евреев. Израиль был повсеместно признан представителем и наследником евреев- жертв нацизма. ФРГ оказывает финансовую реституцию Израилю за преступления против еврейского народа, совершенные немцами. Тем самым Израиль заслуживает право следить за тем, чтобы виновники гибели евреев во время 2-й мировой войны предстали перед судом.
Таким образом, аргументированные и исчерпывающие ответы на возражения защиты, позволяют нам продолжать заседания суда и предоставить возможность обвиняемому  выступить с последним словом.  Обвиняемый господин Эйхман, вы желаете выступить с последним словом?    
                Сцена №6 в зале суда      
                Последнее слово
А. Эйхман:
Уважаемые господа судьи,
Когда в начале процесса я продемонстрировал полную готовность сотрудничать со следствием и далее всеми судебными инстанциями,  иными словами, пожелал полностью раскрыть правду, то я это сделал по нескольким соображениям.  Прежде всего, я устал жить под вымышленным именем. Далее, я узнал, что в Германии некоторые молодые люди испытывают чувство вины за происходившее во время войны, и я понял, что не имею права скрываться, что с них нужно снять вину отцов. Ну, и конечно, работая уже здесь со следствием, я надеялся на справедливое решение Высокого суда. Должен с сожалением отметить, что мои надежды в последней части не оправдались, поскольку Высокий суд не принял во внимание мои аргументы. Позвольте в этом выступлении кратко еще раз объяснить мою позицию. Прежде всего, до 8 мая 1945г абсолютно по всем вещам  у меня была совершенно иная точка зрения, чем сегодня. Мы были в состоянии войны, и решался вопрос – быть или не быть немецкому народу. Ни о чем другом мы тогда не думали. Не я один был таким, мы все думали так, иначе немецкий народ не выстоял бы 5 лет против стольких сил и таких мировых держав.  Далее, никогда в своей жизни я не был евреененавистником, и никогда своими руками я не убил ни одного человека, не важно, какой национальности, и никогда не заставлял никого убивать ни одного человека. Как только я приступил к трудовой деятельности, я был исполнительным работником Имперской службы безопасности и, прежде всего, старался выполнить свои обязанности наилучшим образом. А именно – я старался отправить евреев в эмиграцию в соответствии с действовавшими законами государства. Не в моей власти было изменить направление этого движения: сперва это была Палестина и страны Европы, потом планировался Мадагаскар, далее Тирезиенштадт, а потом Освенцим. Но в своем отдел IV B 4 я действительно не выбирал пункт назначения, а отвечал только за четкую транспортировку. Отдавал ли я полный отчет себе тогда в своих действиях? Честное слово, мне было даже некогда об этом подумать  - было столько работы. Моя вина проистекала из моего послушания законам страны, в которой мне довелось жить и работать в рассматриваемое  столь сложное время, а, позволю себе заметить, что во все времена законопослушание считалось достоинством, а не противоположной категорией. Этим достоинством пагубно злоупотребили нацистские лидеры Германии. Я не принадлежал к правящей верхушке Третьего рейха, мое рабочее место находилось на очень низкой ступени служебной лестницы. Я был такой же жертвой тоталитарного режима, как и все жители Германии. Я не чудовище, которым меня изображают в массмедиа, я жертва обмана. Мое глубокое убеждение заключается в том, что я должен страдать за дела других.  В то же время, я прекрасно отдаю себе отчет, что тот факт, что я был только исполнителем того, что привело к массовым убийствам, сейчас ничего не значит. Я глубоко раскаиваюсь в своем ужасном прошлом.
                Сцена №7    
 Приговор суда ( 15 декабря 1961г )
Председатель суда Моше Ландау:
Вы признали, что преступление, совершенное против еврейского народа во время 2-й мировой войны было самым чудовищным преступлением в истории, и вы также  признали свою роль в нем. По вашему утверждению, вы никогда не имели намерения убить кого-либо, вы никогда не испытывали ненависти  к евреям, и все же вы действовали именно так, а не иначе. Вы также сказали, что ваша роль в «окончательном решении еврейского вопроса» была случайной, и что почти любой мог оказаться на вашем месте, так что теоретически все немцы Германии оказались виноваты в равной степени. То есть, по вашему мнению, когда все или почти все виноваты, то не виновен никто. Но последний довод не принимается, поскольку виновность или невиновность перед законом имеют личностный характер, и даже если бы 80 млн. немцев сделали то же, что сделали вы, это бы не устранило вашей вины.
Мы готовы допустить, что при более благоприятном стечении обстоятельств маловероятно, что вы предстали когда-либо перед нами или перед каким-нибудь иным уголовным судом. Но даже если именно неудачное стечение обстоятельств  превратило вас в  добровольное орудие этих массовых убийств, все равно остается факт, что вы проводили – а, следовательно, активно поддерживали – политику уничтожения нацистами еврейского и других народов. В политике же исполнительность и поддержка – это одно и то же. Поскольку вы поддерживали и проводили политику определенных лиц, направленную на нежелания жить на одной земле с еврейским и целым рядом других народов – будто бы вы и ваши руководители имели право решать, кто должен и кто не должен населять землю – мы считаем, что вам не место на этой земле. И по этой  причине вас необходимо повесить.   
               
                Хронология событий
11 мая 1960г Эйхман схвачен в Аргентине
23 мая 1960г премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион объявил в парламенте, что А. Эйхман пойман и находится в Израиле в заключении
С июня 1960 по апрель 1961г проведено следствие и подготовлено обвинительное заключение
10 октября 1960г с подсудимым начал работать адвокат
11 апреля 1961г предстал перед судом и ему официально предъявлено обвинение
29 июня 1961г закончены заседания с участием обвинения
1 июля 1961г начаты заседания для слушания защиты
14 августа 1961г закончены все основные слушания
                Перерыв на 4 месяца
11 декабря 1961г Оглашение  окончательного обвинительного заключения
15 декабря 1961г Оглашение приговора
22 -29 марта 1962г апелляционное разбирательство
                Перерыв на 2 месяца
29 мая 1962г апелляционное заключение Верховного суда
29 мая 1962г подано прошение о помиловании
31 мая 1962г прошение о помиловании отклонено
31 мая 1962г Эйхман повешен