Возвращение в Одессу

 Я ждал своего часа в доме с фонтанчиком во дворе между Челюскинцами и Дюком. Но, что такое? Чух-чух пары! Такого свинства душа не вынесла.
 
 Я решил посмотреть, что они там затеяли такое. Толкался, толкался и родился себе, когда мост через Березину переезжали. Дело запахло жодинскими болотами.
 
 Папа долго такого не мог вынести. Мама говорила: -Посмотри, где родился твой сын! Чем мы дышим вместо моря? Он оторвал крышку от чемодана, меня положили в чемодан и увезли в Минск.

- Ну где уже наша квартира?
- Не беспокойтесь, будете дышать парком Челюскинцев в доме напротив входа.
- Даник! Опять Челюскинцы? Это невыносимо!
- Вы слышали, что говорит жена?
- Не волнуйтесь, будете ходить в парк Горького. У нас есть что показать рядом.
 
 Ещё неделю я жил в чемодане под электролампочкой на потолке, а вокруг меня щёлкали мышеловки.
 
 Плита была дровяная, а дров не было. Воздух вонял примусом и спиралями от электроплиток. Брикетный титан в ванной взрывался клапаном, как паровозный гудок.

 Вечером папа сказал что-то про Моню, сына тети Бессы, потом вместо колыбельной спел: -За що же ж мы боролись? За що же ж мы стражждали? За що ж мы проливали свою кровь?
Маме папа сказал, что уже идёт в самое ЦК, что контейнер уже могли на лошадях привезти.
 
 Днём на следующий день во дворе солдаты выгружали контейнер. Коммунальщики привезли дрова и брикет. Газовщики монтировали газовую плиту и колонку.
 
 Всё это рассказала мне мама. Папа был молчаливый в бытовом смысле.

 Он любил говорить, что когда-то хотели всё записать из жизни, но не хватило чернил в магазине Елены Петровны Блаватской и там открыли ресторан “Киев”.

 Моя жена-одесситка сказала мне, что у неё скоро будет истерика от белорусской влажности. Так я вернулся туда, откуда началась моя дорога в жизнь.

 В подвале дома остался чемодан детства с теми самыми мышеловками, детскими погремушками, чепчиками, слипшимися от времени сосками и прочим джентльменским набором. У мамы рука не поднималась выбросить. Я несколько раз тупо смотрел на него и каждый раз думал, что сделаю это завтра.

 Так и уехал навсегда. Правда, не сразу.