Пионерское детство

Ну, вот и всколыхнулись воспоминания о пионерстве, навеяло рассказами, и вспомнила я свою пионервожатую, Лену - но на этом сходство с остальными пионервожатыми заканчивается, ибо моя пионервожатая была прекрасна. Вылитая Царевна-Лебедь Врубеля, а характер золотой, несмотря на совершенную внешность, заведомо предполагающую стервозность.
Пионеры Лену обожали за доброту и внимание к нелёгким детским проблемам, которые Лена разрешала с неизменным спокойствием и ангельским терпением.
А мы с моей будущей пионервожатой подружились годом раньше и сразу, шестнадцатилетняя выпускница, красавица Лена и двенадцатилетняя шестиклассница, гадкий утёнок Оля. Причём выглядело всё так, что командовала именно я, а Лена подчинялась со спокойной улыбкой. Оля болталась в кабинете десятого класса все перемены, сидела на последних уроках, в ожидании, когда подруга отучится, благо учителя были свои и не прогоняли. Ну, а когда Лена, после окончания школы не поступившая в институт, стала работать в родной школе пионервожатой, кто готовил совместно с Леной всякие мероприятия? Пояснять не надо? И так всем ясно?
Смеюсь - наша пионерская дружина, естественно, стала лучшей в районе. И мы за этот год частенько выезжали на всякие смотры и конкурсы, районные и краевые, а один раз даже в Москву сподобились слетать, на экскурсию, как победители очередного пионерского слёта.
И если в посёлке за Леной присматривали родные, то на этих выездах уже ваша недоверчивая Оля бдительно следила за всякими партбоссами, коварными номенклатурщиками разных мастей и возрастов, норовящими сманить её прекрасную Елену в злачные места. Следила я не просто так, а потому что …
Хотя почему следила – я расскажу позже.
Елене эти возможные номенклатурные приключения были неинтересны, поэтому мы с подругой в редкое свободное время бегали по магазинам. А по театрам и музеям нас и так водили, культурная программа была насыщенная, и из поездок мы возвращались довольные, с полными сумками книжек и подарков для родных.
Родители Лены были людьми внешне довольно простыми, и я всегда поражалась – отчего у них такие красивые дети? Это сейчас я понимаю, что их просто побило жизнью, смыло с годами природную красоту, так как черты лица и краски – всё было взято детьми от родителей. Отец – невысокий, крепкий блондин с синими, но уже как будто выгоревшими, глазами, мать – рано постаревшая, высокая, крупная брюнетка с глазами такого цвета – что не передать. Ну, пусть будут зелёные – хотя, раньше, наверное, это был малахит, сверкающий под солнцем, но погас этот блеск под грузом забот.
Старшая сестра Лены, Ольга, была красавицей со сложным характером – при её внешней броскости, высоком росте, она отпугивала потенциальных женихов своей резкостью и суровостью, поэтому и подзасиделась в девицах, а работа в швейной мастерской не прибавляла ей возможностей встретить суженого. Какой жених то – когда вокруг только клиентки? Наверное, поэтому, Ольга грустила, а улыбалась крайне редко.
Но ко мне она относилась неизменно ласково, отдавала все лоскуты из мастерской, какие мне хотелось, и даже позволяла обрабатывать на профессиональном японском оверлоке сшитые мной вещи. Именно Ольга научила меня кроить без выкроек и шить без примерки, делать пэчворк и аппликации, стегать ткань и вышивать на машинке.
Руки у Ольги были золотые, в отличие от Лены, которая больше всего любила читать, а к шитью не питала интереса, ну разве что покупала для сестры отрезы ткани и всякие интересные штучки за компанию со мной.
Лена, зато, умела готовить всё, и меня научила, хотя, когда она сама научилась, ума не приложу. Тетя Марыся, так звали мать семейства, не допускала своих дочерей к тяжёлой работе по дому, да и вообще – берегла их, говорила – ещё успеют наработаться. Разрешала только рукоделие, поэтому от тёти Марыси я научилась плести кружева и вязать.
В семье имелся еще и средний брат, всеобщий любимчик Олег, вылитый принц из сказки – смеюсь, да, такое это было испытание для девичьих нервов: белокурые вьющиеся волосы, глаза, как и у Лены, редкого малахитового цвета, при этом тёмные густющие и длиннющие ресницы, на которых мы укладывали спички, проверяли, будут ли держаться.
Единственно – и Олег, и Лена были невысокого роста. Но ему это не мешало. А Лена в своей миниатюрности выглядела как статуэтка, настолько чётко были прорисованы природой все линии её тела.
Их семья приехала в дальневосточный посёлок из Молдавии, как они говорили «на заработки», отец был водителем лесовоза, пропадал в тайге сутками, родные его почти не видели, а тётя Марыся работала парикмахером и умела делать отличный маникюр, поэтому у моей мамы была всегда самая лучшая модная причёска и ухоженные руки.
Вообще, тётя Марыся, была потрясающая мать, она с детства мыла головы своих дочерей сама, делала им шампуни и ополаскиватели, поэтому волосы у сестёр были просто роскошные, длиной ниже попы, густые, гладкие, а у Лены цвета такого же - как у помянутой Царевны Врубеля.
А вот Ольги мастью пошла в отца, такая получилась роскошная пепельная блондинка, волнистые локоны, тёмно-синие глаза, а какая стройная фигурка. И рост – выше ста семидесяти, очень высокая по тем временам.
На Ольге любая одежда сидела великолепно, а походке могли все позавидовать, да в общем и завидовали, так как подруг в посёлке у сестёр не завелось. По сравнению с ними любая ощущала себя второсортным товаром. А кому приятно такое ощущение?
Так что замкнуто жила их семья, отец к тому же не пил, а в редкие часы отдыха – мастерил разные поделки, однажды вырезал такие шахматы из найденной в тайге кости, что мы созерцали это творение благоговейно. А мать семейства была погружена в вечные хлопоты по дому, и в гостях у них обычно бывали только я, да моя мама, которой чувство зависти было вообще неведомо.
Олег учился в техникуме, домой приезжал нечасто, а вот когда приезжал, то сразу сбегались друзья, ну, это надо было знать Олежку. Характером он был не в своих родных, особенно отличался он от нелюдимой Ольги. Лена то была приветливая со знакомыми, просто рядом с ней девчонки-ровесницы терялись, и инстинктивно избегали общения.
Я была благодарна Ольге, ведь именно она изначально познакомилась с моей мамой, так как обе отлично шили и характерами были схожи, суровые такие, холодные, ну а я – когда увидела мою Лену, сразу прилипла к свету её глаз и улыбке.
Что Лена нашла во мне? Не знаю, но она любила меня преданно, и защищала ото всех, даже от моей строгой мамы, что вообще то было подвигом, учитывая мой характер и склонность к выходкам, вроде побегов в тайгу дня на три.
Нам не было скучно вместе, и постепенно Лена вытеснила собой всех моих прежних подружек. Она меня незаметно, но упорно воспитывала, заставляла одеваться как следует, чего я не делала до этого, несмотря на все усилия собственной, стильной и ухоженной матери, которая постоянно шила для меня новые наряды и ещё накупала столько одежды и обуви, сколько у меня, сегодняшней и вполне успешной, нет.
Мать в итоге махнула на меня рукой, позволив своему сорняку одеваться, как этому вредителю вздумается. А сорняк вечно лазил по тайге с охотниками и рыбаками, на пару с Райтом, полулайкой, полуволком. В этих вылазках наряды из шкафа были неуместны, джинсов моего размера тогда не было, поэтому я сшила себе штаны из крепкой ткани, да и обходилась ими. Нет – я постоянно шила что нибудь, но не для себя, а для подружек. Всегда любила одевать других красиво.
Но рядом с аккуратисткой Леной мне пришлось, скрепя сердце, вечно переодеваться и даже причёсываться. Ох уж эти причёсывания. А не причешись я, так Лена посадит на стульчик и начнёт колдовать. Ну что вы хотите – дочь парикмахерши, сестра отличной портнихи. Культ причёски и одежды.
Кстати о культе …. Так как тётя Марыся не могла смотреть на издевательства над внешностью Оли, которую на лето стригли почти налысо, то и мне частенько перепадала головомойка с шампунями и ополаскивателями. Волосы благодарно откликнулись, быстренько отросли и я впервые смогла увидеть себя с полноценной причёской "сэссун".
Я ужасно понравилась себе такая, а тётя Марыся тогда сказала, что я обязательно стану красивой, только позже, потому что у каждой свой срок, и мой срок лет через шесть будет, не раньше. Зато и отцвету позднее. Хотя проблема внешности меня никогда не волновала, слова эти я запомнила, несмотря на то, что моя собственная мать словам тёти Марыси не поверила, они даже поспорили. Мать доказывала – что дочь у неё никогда не станет красивой, поэтому нечего дурить ребёнку голову, пусть лучше учится и пробивается в жизни умом а не внешностью. А тётя Марыся отвечала, что ум умом, а вот то – что Олька будет мужиками вертеть, когда титечки вырастут … но тут они спохватились, и меня в самый интересный момент выкинули из комнаты, так что самого главного я не услышала. Смеюсь – жизнь показала, что правы они обе были.
В общем, дружба с Леной меня изменила. И, наверное – в лучшую сторону? Я стала эстетичнее, хотя грустила по беззаботным шляниям по тайге. И мой Райт грустил.
Только мама радовалась, что дочь надевает красивые цветастые платья с оборочками и босоножки под тон. Как было объяснить маме, что не нравятся мне оборочки и цветочки? А нравятся простые и удобные вещи.
Но я опять сбилась, ведь хотела рассказать, что судьба красавиц, за которых я считала себя в ответе, меня сильно волновала. Вернее, меня волновала личная жизнь старшей, потому что в нашем посёлке шансов найти подходящего принца для Ольги не было, а всяким чужакам я не доверяла, начитавшись грозных классиков, вроде Золя и Мопассана.
Эта литература оказала вредное воздействие на подростковую психику, а БСЭ вкупе с кучей разных справочников и анатомических атласов, где я почерпнула сведения о том, откуда берутся дети, какие бывают последствия, ну и так – по мелочи, вроде зачатков сексуальной культуры, ничуть не успокоила.
Так как в те времена таких слов, как секс, не было, то окончательно меня просветила улица и все основное про интимные отношения, естественно, чисто теоретически, я узнала именно там. Поэтому оставалось найти надёжного принца для Ольги, чтобы без роковых последствий и прочих неприятностей. Такого, как герои Александра Грина. Ну, на худой конец – сгодился бы и военный. В те времена я испытывала уважение к людям в военной форме, хотя сталкивалась с ними не часто.
Ольга, не подозревающая о сгустившихся над её головой тучах, засела в своей швейной мастерской, в соседнем зале работала её мама, так что любой кадр мужского полу – отсеивался совместными усилиями, суровостью Ольги и ехидными замечаниями любящей мамули. А ведь Ольге уже стукнуло 23. На мой взгляд – вполне подходящий возраст для замужества. Поделившись своими размышлениями с собственной матерью, которая тоже грустила, глядя на одинокую красавицу Ольгу, я начала внушать маме сестёр здравую мысль, что сидючи в глухом посёлке безвылазно, она обрекает ненаглядных кровиночек на участь подпасть под чары неподходящих кавалеров.
Например – развесёлых выходцев из братских республик, водителей лесовозов, прикомандированных к нашему леспромхозу. Этим горячим парням заняться было нечем, а рано или поздно природа возьмёт своё. В общем – пара месяцев, и тётя Марыся стала уже советоваться с моей мамой, на тему личной жизни старшей дочери.
Тогда то и подслушала я историю, из-за которой на самом деле семья уехала из солнечной Молдавии. Никакой романтики, всё банально: на юную красавицу Ольгу обратил внимание один их местный партийный бонза, обременённый семьёй и властью, а вот совестью не обременённый. Ухаживания сластолюбца Ольга отвергла с присущей ей резкостью, что ещё больше бонзу распалило. Дело дошло до открытой войны, родители Ольги лишились работы, а против брата стали фабриковать уголовное дело. Саму Ольгу пытались силой увезти на свидание к этому всемогущему божку, но тут уж Лена помешала, они вдвоём шли по улице, когда Ольгу попытались запихнуть в чёрную Волгу. Ольга растерялась, а может, постеснялась орать, а вот Лена – не только разоралась на всю улицу, но и отбивалась чем могла.
Детали я не то чтобы не помню, просто моё присутствие обнаружили на середине рассказа, и снова выставили вон, взрослые же…. Нет слов – самое важное всегда пропускала. Но и того, что я услышала, было достаточно, чтобы понять, отчего родители Лены так беспокоились – был печальный опыт и им его хватило. Поэтому тётя Марыся перед каждой поездкой напоминала нам, что нельзя никуда ходить одним, особенно с, как она говорила, «большими начальниками».
А моя мама оказалась в сложной ситуации, ведь прямо сказать своей дочери, что надо следить за красивой подругой, лакомым кусочком для пресыщенных мужчин, мама не могла, не то было время, но и молчать она не могла, а учитывая мой юный возраст и пионерские убеждения – что СССР лучшая в мире страна …
Всё было сложно, но маму я успокоила, как умела, пообещав вести себя хорошо, и не отходить от подруги ни на шаг. Как раз тогда я начала читать Достоевского, а мама посоветовала внимательнее прочитать «Униженные и оскорблённые». Ну а маму в некоторых вопросах я слушалась беспрекословно. Так что из меня получилась отличная дуэнья, и семья Лены тоже могла быть спокойна - враг не проходил дальше насупленной Оли, бонзы отлетали в шоке, так я их отбривала, а они аж краснели с непривычки, но отступались. Не воевать же им было с двенадцатилетней девочкой, которая не признавала их бесспорного авторитета, да ещё периодически скаля острые клычки, цитировала Ленина, Маркса и Энгельса, а также Достоевского (которым увлекалась тогда).
Цитировала я лихо и не отступала при этом ни на шаг от недоступной молчаливой красавицы, что совратителей нервировало. Для особо непонятливых – сообщала, что Лена несовершеннолетняя и вообще идеал моей подруги – Зоя Космодемьянская, а главный принцип – «умри, но не давай поцелуя без любви», что было чистой правдой.
Оторвать меня от подруги можно было, только применив физическую силу, а этого Лена никому бы не позволила, помню один случай, когда распалившийся ухажёр, совсем еще молодой, только начинающий карьеру, попытался схватить меня за руку, чтобы вытолкнуть из комнаты, несмотря на все мои цитаты. Я уже приготовилась пинаться и орать, как Лена влепила ему даже не пощёчину, а оплеуху, и так пихнула в сторону двери, что начинающий покинул нас стремительно, произнёся пару фраз на прощание. Смысл их сводился к утверждению, что он только хотел добра моей подруге, чего она не смогла оценить по простоте душевной и из природной тупости. А я вообще – завидую чужому счастью, поэтому и злая такая.
Аха – зато он добренький такой, упитанный весь, весь в карьере … Ленка рванула за ним тогда в коридор, первый раз я увидела подругу в гневе, орущую на молдавском языке разные затейливые ругательства. Ох – такой моя подруга была ещё красивее, а молдавский явно не нуждался в переводе, может, поэтому незадачливого ухажёра Лены остановил более высокопоставленный, чем он, начальник, один из вышедших на крики в коридор, и пропесочил чисто по партийному, при кучке партийного же народа.
Песочил, а сам всё косился на Лену … Смеюсь - а потом он нас всех повёл в кафе-мороженое через дорогу, не смутило его количество пионерских душ, хотя и было нас человек пятнадцать. Кормил фирменным десертом «Старая башня», поил коктейлями, вздыхал, наблюдая за резвящимися пионерами, расспрашивал про жизнь, про планы, приглашал заходить, если что, мол всегда поможет, намекая на неограниченные возможности. Я тогда удивилась, что Лена вежливо отказалась, ещё и ворчала на подругу.
Но вечером, когда этот умный пришёл нас навестить в гостинице с цветами, конфетами и бутылкой, именно я начала кашлять и рыдать, что вторая порция мороженого была лишней, и дома Лене достанется от моей мамы, поэтому Лена никуда не пойдёт с ним, а будет сидеть со мной, так как я маленькая и у меня болит горло, а он взрослый и должен знать – что маленьким девочкам нельзя столько мороженого. Неужели он не знал? У него же есть дети и жена? И вообще – где моя мама и градусник?
И почитайте мне сказку на ночь, и укройте одеялком, да – и напоите горячим чаем с малиновым вареньем, ах – это не варенье – а ликёр, а что такое ликёр? И зачем он принёс то, что нельзя маленьким девочкам? Ну, тогда пусть несёт чай, я его буду пить с теми вкусными конфетами, что он принёс, потому что завтра мне выступать на сцене и петь (аха, кто бы меня пустил петь – с моим полным отсутствием таланта к пению?). И послушайте – не пропал ли у меня голос. И чай горячий такой – подуйте, пусть остынет.
Не прошло и полчаса, как он сбежал, хотя я просила его не уходить, потому что с ним мне спокойнее болеть, и кто мне померит температурку и ещё чаю принесёт? А мы с Ленкой долго смеялись, потому что и от второго килограмма мороженого я бы не кашлянула, не то, что от второй порции.
Сколько их, этих карьеристов, смотрели на пионервожатую, комсомолку Лену, как на приятный десерт после скучного мероприятия, с её то внешностью и фигуркой этрусской статуэтки? Конечно, не все, но опасны были именно эти редкие, умные, при власти, с остальными Лена справлялась сама, хотя и не без усилий.
Но не о любителях десерта я хотела рассказать, вы и сами о них знаете много, никуда они не делись, так и жрут свои десерты до сих пор, если не подавились, а о своей пионервожатой и её семье. Это вспоминать для меня гораздо приятнее, чем про облечённых властью оборзевших самцов, которым всё позволено.
Справедливости ради скажу, что в большинстве своём интерес к Лене был искренний, и проблемы возникали нечасто. Но бывало, особенно из-за её молчаливости.
Да – моя Лена не любила пустых разговоров с малознакомыми людьми, и молча смотрела на них спокойными глазами цвета малахита, периодически хлопая густыми тёмными ресницами и улыбаясь.
Молчала она, а создавалось обманчивое впечатление красивой дурочки с пухлыми губками, стройными ножками и талией, такой узкой, что каждому хотелось проверить, сойдутся ли на ней ладони. Но вот этого то и не позволялось никому. У Лены на этот счёт имелось своё мнение, ибо дурочкой она никогда не была, а внешность свою воспринимала, скорее, как обузу, а не как дар.
Кстати – Лена, когда уж совсем доставали, мечтательно говорила: «Хочу быть такой как ты, Оля». На что я неизменно смеялась – «Лучше не надо, ты всё равно не сможешь». И Лена грустно соглашалась – что не сможет, потому что была она нежным цветком, выращенным заботливыми родителями и старшей любящей сестрой, а не таким диким и необузданным созданием, как Оля.
Тем не менее, после того как мы с мамой совместно промыли мозги тёте Марысе, решено было послать Ольгу учиться на заочное, в техникум лёгкой промышленности, тем более Лена тоже собиралась, отработав год в школе, снова поступать в педагогический, на детского психолога. Там такой был конкурс – что только стаж в поселковой школе и мог помочь. В первый раз, сразу после окончания школы, Лена успешно сдала экзамены, но не прошла по конкурсу на этот факультет. Честно если – её срезали на сочинении, поставив тройку.
Мы с Ольгой ездили с Леной сдавать экзамены, такая группа поддержки образовалась, Ольга кормила нас, а я сидела и зубрила ночами вместе с подругой.
Поэтому, найдя в списке абитуриентов и прочитав вслух оценку Лены за сочинение, рыдала больше всех именно я, да просто громко и противно выла на весь коридор. И моё отчаянное вытьё услышала именно завкафедрой этой психологии.
Как опытный психолог, она завела нас в свой кабинет, долго рассматривала странную компанию: роскошная, хотя и слегка заплаканная блондинка, очень красивая, невозмутимая миниатюрная брюнетка, не проронившая и слезы, и крупный воющий комок нервов, непонятного возраста, которому брюнетка периодически вытирала нос белоснежным носовым платком, прижимая потом этот воющий комок к груди. Вот этот комок отлично вписывался в ситуацию, поэтому заведующая стала успокаивать именно меня, приняв за провалившую экзамен абитуриентку.
Но я быстро внесла ясность, ткнув пальцем в Лену и пояснив, что несправедливость всегда наказуема, и гореть им всем ярким пламенем, если моя подруга не поступит на заветный факультет, не будь я Олей. Заведующая от такого пыла слегка обалдела, пошла за документами, за оригиналом сочинения. Сидела, читала, хмурилась.
Мы сбились в стайку на диване и ждали.
Спасибо завкафедрой за честность, она не стала лукавить и всё сказала прямо: что нет у нас шансов в этом году, даже если пересдать сочинение по заявлению, всё равно завалят повторно, мест мало, а мы простые люди с улицы, и нет у нас никакой поддержки. Но, добавила она, работайте Елена, на следующий год со стажем я вас возьму вне конкурса, даже с тройками, обещаю.
Обещаю – это она мне сказала. Наверное, проняло, а может, почуяла, что сожгу я этот грёбаный институт в традициях Зои Космодемьянской за гнусность приёмной комиссии и подлую, незаслуженную тройку. Я, конечно, предлагала Лене переписать сочинение, но тут уж они с Ольгой меня убедили, что не стоит нарываться. И завкафедрой с нами попрощалась до следующего года, причём, подозреваю, мысленно перекрестилась, чтобы я не задумала тоже поступать в пед.
Почему я так думаю? Да она спросила у меня – кем хочу быть. И получив ответ – что точно не учителем, хватит с меня матери-учительницы, тем более я окончательно возненавидела пединституты и экзамены, облегчённо вздохнула.
Сразу говорю – что Лена поступила на заветный факультет, не волнуйтесь, заведующая слово сдержала. И Ольга тоже поступила на заочное в техникум лёгкой промышленности, мы ей такие эскизы нарисовали совместно, таких понаделали моделей –что приняли её по результатам собеседования, экзамены сдавать не понадобилось.
А я то уже приготовилась выть и для Ольги – смеюсь.
Но это детали, потому что не учёба главное (это моя мама уже меня не слышит, а то бы я огреблась по полной), а главное – счастье личное.
Коварный план по поискам принца для Ольги я воплотила, и даже перевыполнила, как это обычно у меня и бывает. Вы ведь помните, что в советское время модно было строить разные стратегические засекреченные объекты, стали строить и у нас станцию спутникового наблюдения, ну не совсем близко, но пара часов езды по нашим расстояниям - это мелочи. Понадобились спецы, и их срочно собрали и согнали в одно место. А там никаких посёлков, тайга и собранный народ во временном военном городке начал дичать, зарастать и обнашиваться, что не украшало облик советских офицеров.
Вот тут то и пришла в голову леспромхозовскому начальству идея выездных мероприятий по обслуживанию этого закрытого военного городка, благо дом быта в нашем посёлке был, и вполне достойного уровня, благодаря директору леспромхоза, настоящему мужику и руководителю такой формации – что память об его руководстве до сих пор жива.
Кто навёл директора леспромхоза на эту светлую мысль? Да моя мама навела, ибо директор питал к ней самые положительные чувства, и посещал кабинет домоводства, где безраздельно царила моя мама, при еженедельных визитах в школу с якобы проверкой, а на самом деле – посидеть, чайку попить и поговорить за жизнь с красивой и умной воспитанной женщиной, отдохнуть душой приходил. Ну а кто навёл маму на мысль – это понятно. Даже в детстве я была упёртым существом и бороться с моими идеями было сложно, все поддавались им и заражались верой в то, что так и нужно было делать. Такой я и осталась, кстати – заразой несносной с вечными идеями, как осчастливить ближних, которым и так хорошо, безо всяких идей. Но кто бы их спрашивал то?
В итоге было получено разрешение от военных на въезд в городок, так как моральный облик офицеров не вязался с битловскими причёсками, да и форма некоторых нуждалась в срочном ремонте, а имеющийся парикмахер едва справлялся с солдатами, и стриг исключительно под ноль тупой машинкой, норовя вырвать клок кожи. Не всякий специалист, пусть и военный, такое выдержит. А ремонтировать кители и брюки - тут вообще без швейной машинки не обойтись.
В порядке шефской помощи была выделена вахтовка леспромхозовская, в ней оборудовали парикмахерское кресло, установили швейное оборудование, ну и лавку с товарами тоже предусмотрели, а что? Ведь военторг пока развернётся – а военные люди без необходимого мучаются, при том, что снабжение в нашем посёлке было организовано великолепно, и царило изобилие во всём. Директор леспромхоза, немного поворчав, потом даже обрадовался, ведь можно было и лесовиков обслуживать, те тоже на вахтах зарастали, как Робинзоны, и в близлежащие посёлки выезжать с автолавкой, что потом и делалось.
Вахтовка была вместимая, всепроходимая, японского производства и в первый рейс мы все, человек двадцать пять, дружно отправились. Как я там оказалась? Да мы ещё и школьный шефский концерт организовали, чтобы уж по полной поднять настроение строителям секретного объекта. Ну вот с этим то я переборщила, по молодости увлеклась планом обустройства личного счастья Ольги, забыв о сопутствующих факторах.
Встретили нас радостно, военные охотно стриглись, тащили на подшивку форму, раскупали товары из автолавки, в общем – пока мы развлекали строителей импровизированным концертом, работа в вахтовке кипела, а на работников бытовых услуг, как на женщин, внимания не обращали, так настрадались, что основной инстинкт затух. Да и очередь выстроилась желающих облагородиться.
А потом нас всех пригласили пообедать, и вот тогда в побритых и постриженных мужчинах этот инстинкт и проснулся. Видимо есть связь, и чистый организм стремится к прекрасному. А тут это прекрасное налицо. И на нашу Ольгу положил глаз один офицер.
Серьёзный такой, лет тридцати с небольшим. Как оказалось – снабженец. Сначала он залюбовался Ольгой, как швеёй, а потом она сняла косынку и рабочий мешковатый халат, и тут он окончательно пропал.
Так как мама Ольги ещё стригла офицеров, и помешать потенциальному воздыхателю не могла, то шанс у него был. Сама Ольга, порядком замученная, хотя я и помогала ей выписывать квитанции, сбежав с окончания концерта, но столько народу обслужить, да ещё и некоторым прямо на месте подшить-ушить, тоже была расслабленная и не стала сразу морозить мужика по своей извечной привычке. Они разговорились и Ольга даже начала улыбаться. Я то видела не раз, как освещает улыбка её лицо, а вот офицер не видел. Да, зрелище это не для слабонервных, когда мужчину накрывает чувство. Он так смотрел на Ольгу, что всем стало понятно - дело серьёзное, и остальные претенденты тихо рассосались. Хмыкаю - иногда и военные бывают чуткими.
Каюсь – я увлеклась выпасом Ольги, и бросила Лену одну на концерте, в уверенности, что пионеры не подкачают, и Лена моя с ними в полной безопасности, сквозь ораву школьников кто к ней прорвётся? Но прорвался таки один, помогал, при мне даже, устанавливать свет и звук, специалист по радиоэлектронике, свежеиспечённый лейтенант, выпускник МВТУ им. Н.Э. Баумана, интеллигентный мальчик, с виду такой безопасный, такой внешне незаметный, что не вызвал никаких подозрений.
Какая же всё таки странная штука жизнь, я не заметила ничего. А вот Лена влюбилась в этого мальчика. И участь его была предрешена и без её улыбки даже, потому что Лена улыбаться перестала, и на обеде сидела так тихо и грустно, так смотрела на беседу своей сестры с офицером, что я, наконец таки, заметила неладное.
Оторвавшись от созерцания цветущей Ольги, я вытрясла из Лены всю правду.
Ужаснулась, потому что лейтенант куда то скрылся, причём так не во время, а имени его моя подруга не спросила, и мысленно обозвав Лену, я пошла выяснять заветное имя. На это у меня ушло полчаса, причём часть времени я потратила и на Ольгиного офицера. На всякий случай – а то женщины такие недальновидные …
А когда я вернулась в столовую довольная, имея на руках не только звания, должности, имена, и фамилии интересующих меня объектов, но даже краткие биографии обоих с рождения, смеюсь - и это на секретном объекте в обстановке строжайшей тайны, то обнаружила пропажу Лены.
А вот Ольга была на месте, продолжая мирно беседовать со своим визави, и, что удивительно, на другом конце стола тихонько сидела её строгая мама, не вмешиваясь в разговор дочери. Я подошла к тёте Марысе, и выложила добытые сведения об Ольгином офицере, стараясь отвлечь внимание от отсутствия за столом Лены, да и от Ольги, так, на всякий случай. Кого я хотела обмануть? Пронзительный взгляд зеленых глаз и фраза: «Э, доню, я и сама была молодой». И тут же успокаивающе – что Лена отпросилась посмотреть на стройку, и что её проводит такой ушастый хлопчик.
И ласковый шлепок по Олиной попе в завершение, мол, ты тоже не убегай, неслуха. А куда мне бежать от себя, тетя Марыся? Здесь я.
Моё пионерское детство, моя пионервожатая Лена. Так давно всё это было, а как будто вчера.