Гастарбайтерин

- Господи, сколько пыли! Какие-то донные отложения. Как в мировом океане на глубине 10 тысяч метров. Жуть!
Маститый писатель  Коваленко Тарас Сергеевич несколько раз провел пальцем по стеклу книжной полки. Его движения были не совсем случайными. Появились три наглые буквы: икс, игрек, йот. Писатель рассмеялся:
- Чёрт, я явно впал в детство. Или в постмодернизм дремучий. Пора принимать меры.
Скоро будет год, как у него умерла жена. И только теперь он в полной мере осознал серьёзность потери. Жена не только редактировала его неряшливые рукописи. Она поддерживала в квартире идеальный порядок. А чтоб пыль была какая-нибудь, боже упаси!
Тарас провалился в кресле и задумался. Надо как-то выползать из грязи.
Думал долго, но решение не приходило. Надо проконсультироваться у закадычного приятеля по Союзу писателей. Он мужик динамичный. Где только не работал. Даже в жилищной системе.
Товарищ по цеху ответил, что выход есть. Он позвонит в какую-то фирму, занимающуюся коммунальным обслуживанием. Все будет в лучшем виде.
Через пару дней перед очами писателя предстала статная чернобровая дама в приталенном костюмчике, подчеркивающем вызывающие формы. Ее глаза светились приветливостью и готовностью включиться в трудовой процесс.
Тарас Сергеевич  не был еще полным растением и ощутил легкое чувственное дуновение. Даже какое-то шаловливое. Это его озадачило.
Член Союза растерянно стоял перед гостьей. Один глаз у него чуть зажмурился,  другой задергался.
- Меня зовут Галя, - сказала она с легким украинским акцентом. – Вот и меня убрать в вашей хате. Сказали, что вы очень слабенький. Я думала, що вы дидусь. А вы ще козак. Сделаю все, що вы захочите.
Польщенный  писатель расправил спину и внутренне улыбнулся обороту «що вы захочите», полагая, что это не полная ложь, хоть и изреченная.
Его ухо насладилось мягкой украинской речью. Ведь он украинец. Но в Петербурге уже давно.
- Я дуже радый, - ответил он. – Проходьте в хату.
В голове мелькнула мысль, что кадровый отбор осуществлен не без влияния, а, может, и участия приятеля по Союзу. Он не только добрый товарищ, но и шутник большой.
Он пригласил южную красавицу на кухню и предложил слегка расслабиться за чашкой чая.
Нет, нет, ни в коем случае. Красавица решительно отказалась.
Тарас Григорьевич настоял. Во время чаепития Галя рассказала, что она уже около года в Питере и что у нее в Виннице две почти взрослые  дочери. Раньше работала на киностудии звукорежиссером. Теперь работы никакой нет. Все разъехались: кто в Польшу, кто в Италию, кто еще куда-то. А вот она подалась в Россию. Кормит всю семью.    
Тарасу Сергеевичу осталось только произнести многозначительное «Да-а-а». В растяжку.
В голове завертелись мысли.
- Черт подери! - размышлял он. – Выходит я – эксплуататор трудового братского народа. Но у меня украинские корни. Выходит, что я не только межгосударственный эксплуататор,  но и пью соки из собственного народа. Своих эксплуатирую, а с москалями якшаюсь.
А ведь между нами классовая пропасть. Я –  постсоветский пенсионер, не сделавший в своей жизни в общем ничего значительного. Писатель. Но так, средней руки. Пишу какие-то глупые романы о русской интеллигенции эпохи Брежнева. А передо мной – красивая, довольно образованная, еще молодая женщина. Подавшаяся на заработки к чёрту на кулички. Не за длинным рублем, не за запахом тайги, а только для того, чтобы добыть копейку на пропитание семьи.
Гастарбайтерин сидела за столом не долго. Через пять минут она намекнула, что пор бы и приступить к осмотру помещения.
Хозяин, как заправский экскурсовод, провел ее по пропитанному пылью и кухонными испарениями музею. Сквозь многочисленные окна тускло поблескивало яркое летнее солнышко.
- Д-а-а, - в свою очередь протянула бывший звукорежиссер. Затем улыбнулась и добавила, - Мне все понятно. Ничего страшного. Вы займитесь чем-нибудь, а я немного поработаю.
Писатель подсел к монитору и продолжил свои литературные игры. Он писал очередной роман о нравственных проблемах эпохи застоя.
Время от времени он вставал и деликатно заглядывал в комнату, где трудилась малороссийская дива. Из ее уст нескончаемым потоком лились чудные украинские песни: «Ой не свиты, мисяченько», «Ой не ходы, Грыцю», «Нич яка мисячна».
Галя, была увлечена работой и не замечала восхищенных подглядываний легкомысленного писателя.
Но он восторгался не только песнями. Его вдохновлял и ее динамичный силуэт на фоне очередного вымытого окна.
Он вспоминал о  женщинах, составлявших его биографию. Но в этой  веренице не было ни одной, которую он мог бы поставить рядом с винницкой красавицей. Все какие-то финтифлюшки, - то ли барби, то ли шлюшки. Трудно представить какую-либо из них держащую в руках половую тряпку и ползущую в грязный  угол с песнями да еще с таким силуэтом.
Во время очередного заглядывания Тарас  ласково пропел: «Галю, Галю, Галя дорогая …» и попросил знойную южанку остановиться.  Он пригласил ее на кофебрейк, попутно прихватив в серванте бутылочку изысканного винца, которую подарил ему на день рождения один начинающий писатель.
Слово работодателя закон. Но увидев бутылку, Галя всплеснула полными красивыми руками: «Ни, ни. Дуже богато праци. Мабудь, ****нийше, коли сонечко сяде».
Пенсионер торжественно произнес: «Я, юный пенсионер. Перед лицом и прочими достоинствами такой неотразимой красавицы торжественно клянусь, что мы выпьем только по одной и больше ни-ни»
Вечером они продолжили. Бутылка стремительно показала дно.  Ветеран принес вторую. Две творческие личности показали  высокий класс.
Галя была великолепна и за рамками трудового процесса, а равно и веселого ужина. Обмен мнениями затянулся далеко за полночь.
Утром хозяин прошелся, восхищенный, по блещущей чистотой квартире и  тихонечко пропел: «Знает только ночь глубокая, как поладили они».
Но здесь он остановился. Перед ним во всей своей  красе   предстала полуобнаженная Галя. Она подхватила песню: «Распрямись ты, рожь высокая, тайну свято сохрани».
 - Мой  трудоголик! Панночка! Коханна! Солнце мое! - закричал он, потрясенный, и заключил ее в свои окрепшие за ночь объятия.
На следующий день звонит приятель по Союзу:
- Ну как? – Понравилась?