Спасибо тебе, Серёга!

Поздний вечер. В комнате уже все, кроме меня, спят. Стук в дверь.

  – Это я. Толик.

    Выхожу в коридор.

– Серёга из Мостоотряда просит тебя выйти во двор. Говорит, что поговорить надо.

        От стычки отказываться – неправильно: ведь всё равно где-нибудь да подловят, а тут я вроде бы у своего дома. Толик Жемчужников заводит меня за угол дома и куда-то исчезает.

        Я – один, их – трое. Удаётся стать спиной к стене – это чтобы не били сзади.

        – Чего это ты, – спрашивает Сергей, – припёрся на танцы в наш клуб?

        – А чо? Нельзя что ли?

        – Ты ж пришёл к концу, два раза протанцевал с Галей и увёл её с танцев. Ты что, не знал что ли, что я с ней сегодня весь вечер танцую?

        – Почему? Знал. Но мне Толик сказал, что будто бы ты хвастался, что сделаешь сегодня с Галей всё что захочешь – вот я и пришёл, чтобы ты этого не сделал.

        – Такое не прощается. Ну и получи своё!

                *     *     *

        Удар кулаком пришёлся мне в левую скулу, но я устоял: помогла стена родного дома за спиной. С ответом я не медлю: левой ногой бью парня, который справа от себя – тот скорчился от боли, а я прорываюсь в брешь, образовавшуюся между ним и Серёгой и – бегом на завод.

        Бегать я умею, а заводские закоулки знаю лучше, чем эти парни. Поэтому довольно скоро ухожу от погони. Возвращаюсь к своему двору, перелезаю через забор и с крыши сарая вижу, что эти трое ещё никуда не ушли, а, покуривая, поджидают меня. Ну что ж, придётся мне погулять какое-то время.

        Побродив по заводу, подхожу к своему двору теперь уже со стороны лесосклада и выясняю, что моих обидчиков уже не трое, а пятеро. Ну что ж, придётся погулять и ещё какое-то время.

                *     *     *

        Меж штабелей брёвен на складе шагаю по шпалам одноколейной железной дороги. Днём мы здесь разгонялись на вагонетках и сталкивались на них, чтобы узнать, кто из нас самый смелый, а сейчас – ночью – справа и слева высятся причудливые силуэты сказочных бревёнчатых за;мков. Я среди них – один, и от одного этого дух замирает.

        Бреду дальше. Контуры за;мков лесосклада сменяются силуэтами домов доживающей свой век деревушки, в которую ещё недавно мы с бабушкой ходили за козьим молоком.

        Но дальше идти по шпалам неинтересно, потому что впереди только четырнадцатые дома да больница имени Дзержинского, и я сворачиваю направо, за бывшую свиноферму, перехожу по деревянному мостику через ручей и оказываюсь на асфальтированной дороге. Слева – глухие заборы частных домов, справа – огороды. Здесь и днём-то редко кого встретишь, а ночью – и вовсе никого нет. Как-то страшновато.

        Штакетники частников переходят в бетонный забор сахаро-рафинадного завода имени Мантулина. Из-под забора на дорогу струйками вытекает сахарный песок, но собирать его нет смысла: он грязный, перемешан с землёй.

        Мимо Краснопресненского парка – на сквер Трёхгорного вала, и вот я уже на Краснопресненской заставе, а от неё ноги сами несут меня по булыжной мостовой улицы Красная Пресня к центру города… И тут вспоминаю, что где-то там далеко за спиной, в далёком прошлом, остался мой двор, в котором поджидают меня мостоотрядовские ребята, чтобы побить. И пусть себе ждут, если дождутся,

                а я иду, шагаю по Москве,
                и я пройти ещё смогу

до самого центра, до Кремля. Думаете, слабо? До чего же легко шагать по ночной Москве!

        Вот слева зоопарк, а напротив него – кинотеатр "Баррикады". Помнится, здесь я когда-то целых три часа стоял в очереди за билетами на трофейный фильм "Тарзан".

        По булыжной Баррикадной выхожу на площадь Восстания, а это ведь уже Садовое кольцо, то есть почти центр города. Ночью на Садовом пусто, машин почти что нет, и какое же это удовольствие пересекать Садово-Кудринскую не по переходу, а шагать спокойно, не обращая внимания на светофоры, да ещё и наискось, по диагонали, направляясь к серому глухому забору дома Берии. До чего же дурная слава у этого места на углу Малой Никитской: говорят, что много красивых молоденьких женщин, проходивших мимо, исчезли за этой страшной каменной стеной.

        А дальше, рядом с этим зловещим забором, – симпатичный двухэтажный домик – дом шесть или "дом-комод", как называл его Чехов. Зимой в нём открыли музей Чехова – надо будет когда-нибудь зайти сюда.

        А вот и дом четырнадцать – Первый Дом Полярников. Здесь в отдельной квартире на шестом этаже живут Лебедевы – мамины знакомые ещё по довоенной жизни в Харькове. У них в квартире есть свой собственный душ, а на кухне даже – подумать только! – горячая вода. Можно просто повернуть рычаг, и из крана – Вы представляете! – польётся горячая вода.

        А у нас, на Камушках, и с холодной-то случаются перебои – тогда идёшь за водой в цех или в гараж, и хорошо ещё, что общественный сортир находится недалеко от дома – у столовой, за волейбольной площадкой. А Рита и Света Лебедевы ещё и препираются из-за того, кому из них придётся мыть посуду. Да если бы у нас в коридоре на общей кухне был бы кран с горячей водой, то с каким бы большим удовольствием я мыл бы любую посуду! Горячей-то водой…

        А вот и площадь Маяковского – здесь обещают поставить памятник поэту, – а от неё по улице Горького до Кремля – рукой подать. И я иду, шагаю по Москве. По ночной Москве.
                Ночь тёмная – спят взрослые и дети.
                Ночь тёмная – её бесшумен шаг.
                Лишь дворники кружатся по планете
                И о планету мётлами шуршат.

        Из ресторанов и кафе на улицу выползают засидевшиеся посетители. Обнимаются, прощаются и никак не могут расстаться. Долго выясняют, куда им идти  – на площадь Маяковского или к Пушкинской площади.

        За Моссоветом мне обязательно нужно потрогать рукой гранитный цоколь дома девять, прикоснуться к истории: ведь этот камень гитлеровцы везли с собой для постамента памятника в честь взятия ими Москвы, но история распорядилась по-другому.

        По Ильинскому проезду поднимаюсь на Красную площадь. Слева, на стене музея Ленина, читаю: "Религия – опиум для народа". Говорят, что ещё в тридцатые годы этот проезд перегораживала Ильинская церковь, но затем её разобрали, чтобы проложить трамвайные пути. У меня даже есть почтовая открытка, на которой фотография с трамваем и автомобилями на Красной площади. А теперь через Красную площадь проезда нет.

        На углу Ильинского проезда и улицы 25-го Октября, бывшей Никольской, – пустырь, а раньше – говорят – здесь был Казанский собор, но для москвичей и гостей столицы подземный туалет всё же нужнее, чем собор.

        Любуюсь изящным зданием ГУМа и пытаюсь представить себе, как смотрелся памятник Минину и Пожарскому, когда он стоял рядом с ГУМом, напротив мавзолея. Над входом в мавзолей – крупные буквы ЛЕНИН, а ниже – СТАЛИН. Над этими буквами – трибуна для вождей. Однажды среди вождей на этой трибуне я увидел самого Сталина – как же мне повезло в той первомайской демонстрации! Ведь каждому, кто возвращался с демонстрации, обязательно задавали один и тот же вопрос: "Ты видел Сталина? Видел?" А я-то его видел!.. Мне повезло. Но вот уже два года как мы живём без Сталина.

                *     *     *

        Уже совсем рассвело. Домой возвращаюсь более коротким путём: Манеж – Герцена – Восстания – Заморёнова – Трёхгорка. На подходе к своему двору вспоминаю: "А где же мои обидчики, которые вынудили меня предпринять такое длительное и такое очаровательное путешествие? Неужели всё ещё ждут меня, чтобы пустить в ход кулаки?".
        Но их нет, и путь к подъезду свободен. Мои родственники все спят и даже не заметили моего отсутствия.

                *     *     *

       Лёжа в постели, прокручиваю мысленно события прошедшего дня и этой ночи и думаю: "Ну если бы не Серёга с его дружками, разве смог бы я совершить такое чудесное путешествие  по ночной Москве? Смог бы увидеть, какая она красивая ночью наша Москва? Спасибо тебе, Серёга".

      С этой мыслью и засыпаю.