Вниз на вершину холма

Нехороший это был дом. Ограда высокая, а над ней –  силовое поле киловольт на пятьсот. Вон как искрит – это ночные мошки летят на свет фонарей в саду и мгновенно сгорают, оказавшись над забором. Оскар, вроде бы, не глупая муха, а тоже лезет, куда не надо. А попробуй не полезь - в Верхнем Городе порядки простые: или делаешь ту работу, что дают, или быстро кладешь зубы на полку.
Парни из Нижнего Города наверху обычно сбиваются в стайки. Вместе легче заработать, проще уходить от облав, да и вообще жить веселее. После привычной полутьмы технических коридоров, заводских общежитий и залов для скрайбинга – регби с фосфоресцирующим мячом - блеск Верхнего Города режет глаз. Ядовитая зелень садов с настоящими цветами,  пестрые, ярче цветов, странные люди, что лежат на траве или бегают для здоровья по песчаным дорожкам, - все пугает, вызывает злость и чувство одиночества, заставляя тосковать по уютным тесным блокам, пропитанным ароматом горячей лапши и запахами сотен усталых тел, вернувшихся со смены.
Стая Оскара называлась «Черные коты» и постоянно жила в огромном коллекторе под супермаркетом Волмарт на углу 44-й и 38-й. Главным у Котов был Ричи – крупный скуластый парень с оливковой кожей и раскосыми глазами. Ричи водил дела с серьезными ребятами, и поэтому у стаи не было проблем с заработком. Тут передать товар, там – постоять на стреме, здесь – влезть под ноги копам, мешая облаве - для ловких рук и быстрых ног дело всегда найдется. Иногда случалось, что мальчики не возвращались в коллектор. Кого-то ловили и отправляли вниз, а кого-то, застегнув молнию на пластиковом мешке – в городской морг. Однако желающие прибиться к Котам не переводились, поэтому Ричи брал любую работу. Но, надо отдать ему должное, всегда предупреждал о риске.
Когда они присели на корточки покурить в дальнем углу коллектора, Ричи сразу сказал, что, на его взгляд, заказ тухлый, но у Оскара – ловкого жилистого парня и классного игрока в скрайбинг, есть шанс справиться.  Мог ли Оскар отказаться? Черт знает, может и мог. На его памяти никто с дела соскочить не пробовал. Даже если Ричи отпустит живым, что совсем не факт, на улице один, да еще и с клеймом очкуна, долго не протянешь.
Поэтому сидел сейчас Оскар в кустах у ворот и ждал клиента, а в метрах пяти над его головой ярко вспыхивали и гасли ночные бабочки, роняя вниз горелые кусочки крыльев.
Время было позднее, а район тихий, с белыми двухэтажными домами, утопающими в тропических садах за высоченными заборами. За два часа по улице, где прятался Оскар, не проехало ни одной машины, поэтому, когда из-за поворота показались слепящие лучи фар и, качнувшись на «лежачем полицейском», стали приближаться к воротам, Оскар понял – началось!
Он замер в укрытии, стараясь не дышать, чтобы какой-нибудь вздрогнувший листик не выдал его. Ворота медленно открылись, замелькали голубые лучи сканера, и длинный красный лимузин неторопливо вкатился во двор. В тот момент, когда мимо Оскара проплыло заднее крыло с нарисованной белой молнией, он выскочил из кустов, рыбкой бросился под машину, будто прорываясь в штрафную зону с мячом, зажатым подмышкой, вытянулся на асфальте во весь рост сразу за бампером и валиком покатился вслед за лимузином, стараясь держаться как можно ближе к колесам.
Снова мелькнула сетка лучей сканера (вроде – пронесло), и ворота стали закрываться. Оскар кубарем выкатился из-под машины и укрылся в зарослях дьявольски колючих кустов, растущих на обочине. Первая часть дела сделана. Теперь надо дождаться, пока хозяин уснет, и установить на окна липучки – крохотные датчики, похожие на шарики жвачки. Вот они в кармане – целый мешок. Установить и смыться. Дальше уже не его забота. Заказчик платит – Коты делают. И вопросов не задают.
Свет в доме горел еще минут сорок и, наконец, погас. Оскар все это время лежал под кустом, боясь пошевелиться, и кормил недожженных силовым барьером москитов. Выждав еще полчасика – больше терпеть не было никаких сил, он серой тенью метнулся к окнам, вполголоса чертыхаясь и почесывая расцарапанное колючками и искусанное комарами тело.
- Так, по две липучки на стекло, справа и слева, - повторял он про себя слова Ричи, обходя дом по периметру и вдавливая крохотные мягкие шарики в углы окон. 
И так увлекся, что чуть не налетел на хозяина дома. Одетый в полосатую пижаму невысокий полный человечек с жабьим тонкогубым ртом стоял, опершись о деревянную ограду заднего крыльца, и улыбался. В руках у человечка был станнер.
Оскар напрягся, раздумывая, в какую сторону прыгнуть, и вдруг почувствовал приступ дурноты, такой сильной, что вынужден был ухватиться за стену дома, чтобы не упасть.
- Что, худо? – участливо спросил хозяин, и ствол станнера чуть качнулся вслед за Оскаром. – Не удивительно. Вы еще крепкий малый. Целый час пролежать в кустах Змеиной колючки! Я уже стал прикидывать, как мне вытаскивать тело, не поломав веток. Вы себе не представляете, какие они хрупкие! И ядовитые.
- Кстати, минут через десять, - он скосил взгляд на часы, - у вас начнутся сильные судороги, от которых часто ломаются кости. Это – плохая новость. Но есть и хорошая: если вы быстро расскажете, кто вас послал, и я поверю в рассказ, то сначала дам вам противоядие и только потом вызову полицию. За нарушение границ частных владений полагается двадцать лет каторги, но вы ведь из Нижнего Города, так? Значит, вам не привыкать. И давайте быстрей. Время позднее, я спать хочу.
Оскар сглотнул горькую слюну. Сад, фигура коротышки, фонарь над задним крыльцом вдруг покачнулись и пошли кругом. Ужасно захотелось согнуться, лечь на траву, зарыться в землю, еще глубже, туда, где в полутемных цехах Нижнего Города вечно, не разделяя день и ночь, гудят огромные машины. И делают еду и красивые шмотки для таких вот аккуратных, уютных толстячков в пижамах и домашних тапочках. Двадцать лет каторги? Да через двадцать лет он будет бледной тенью, шагу не сможет ступить без одышки, вздохнуть, не захлебнувшись кашлем!
И тут, словно привет из родных мест, как помощь, которую не ждешь, от ног поднялась злость. Выпрямила Оскара, прояснила ум. Он собрал хоровод цветов и звуков воедино, отбросил все лишнее и оставил только пухлый подбородок толстяка и торчащий под ним кадык, едва заметный в жирных складках шеи. А потом - бросился вперед и… потерял сознание от боли!
…
- Это было весьма впечатляюще, - произнес смутно знакомый голос.
Оскар открыл глаза – над ним в розовом тумане повисло лицо хозяина дома. Попытался отвернуться – шею резануло, как бритвой.
- Не дергайтесь, молодой человек, - погрозил ему толстяк. – Вам нужен покой, пока чип не приживется. Иначе я не ручаюсь за последствия.
- Какой чип? – Оскар едва шевельнул губами, но толстяк его понял.
- Чип Власти, естественно – улыбнулся он с видом человека, который контролирует все и не считает нужным это скрывать. –  Мне давно был нужен помощник с, хм, ослабленным инстинктом самосохранения… А ну, лежать тихо!
Оскар выгнулся дугой и почувствовал, что его запястья и лодыжки стянуты ремнями. В руке толстяка сверкнул шприц, игла уколола Оскара в живот и он отключился.
А проснулся уже без боли, но в на редкость мрачном настроении. Что делать, процесс превращения из свободного человека, пусть и живущего в грязном коллекторе, в раба мало кому доставляет удовольствие.
Чип Власти – управляемый мобильным пультом крохотный имплант в основании черепа - отличный инструмент для воспитания покорности, кнут и пряник одновременно. За плохую работу – кнопка «Боль», за хорошую – «Наслаждение», потеря связи с пультом – снова боль. Вырезать чип нельзя, любая попытка тронуть его, не введя код деактивации – смертельна для носителя. А сложный шестнадцатизначный код не подобрать. Разве только получить от хозяина в подарок за верную службу. И этот эфемерный приз - единственная надежда раба, та «морковка», которая заставляет его бежать день и ночь, делать, что прикажут, забыв о страхе и брезгливости.
Впрочем, Бобо, как звали хозяина дома, а теперь - и Оскара, не слишком злоупотреблял возможностями пульта, оставляя их про запас. И вовсе не из-за особой чувствительности. Просто частые вспышки боли и наслаждения оболванивают раба и годятся для воспитания, скажем, дворецкого или личной ассистентки с узким кругом обязанностей. Оскару же предназначалась другая роль – помощника в тонком, умном бизнесе, требующем хорошего знания человеческой души, в особенности – самых грязных ее уголков.
Бобо зарабатывал себе на жизнь куплей и продажей чувствительной информации, проще говоря, шантажом. Но не как торопливые и жадные дилетанты, часто имеющие пулю вместо денег, а вдумчиво, осторожно, опутывая жертву паутиной до тех пор, пока не представится стопроцентная возможность высосать вопящую тушку досуха, а потом выкинуть прочь бесполезные остатки. 
По этому поводу у него была своя философия.
- Люди, - говорил он Оскару, - редкостная мразь. Нет взрослого человека, которому нельзя было бы прямо сейчас присудить десять лет каторги и, причем, заметь, совершенно заслуженно. Да и дети не лучше – они еще ничего не сделали, но ждут-не дождутся, когда им выпадет возможность напакостить. Запомни – не бывает людей праведных. Есть те, кто умеет прятать свои делишки, и те, кто слишком глупы для этого. И мы с тобой, Оскар – бритва, которая отсекает умных от дураков. На месте Президента я бы давно присудил мне медаль «За общественные заслуги» и звание Почетного гражданина. Но я - скромный человек, и мне не нужно другой награды, кроме хорошо исполненного дела. Давай, что ты там принес по дочке судьи?
Итогом этого разговора стало самоубийство двадцатилетней девушки накануне официальной помолвки. Вся ее вина состояла в том, что она еще в колледже, накурившись травки в веселой компании, позволила приятелям сделать смелый видеоролик, который тайными путями попал к Бобо, и был отложен до поры. На этот раз шантаж не удался. Узнав о смерти жертвы, Бобо только пожал плечами:
- Что ж, она оказалась не с той стороны лезвия. Дело закрыто, документы – в архив.
Позже Оскар еще не раз вспомнит этот разговор.  А пока он изучал законы, встречался с мрачными неопрятными личностями, у которых «есть на продажу кое-что, от чего этой суке сильно не поздоровится», и учился разговаривать с  клиентами, почти убив в себе робость и сострадание.
Однажды, перебирая удачные дела, он понял, что работа над ними доставила ему удовольствие. И поделился этим открытием с Бобо. Толстяк улыбнулся и сказал:
- Что ж, поздравляю, теперь ты моя левая рука.
Оскар резонно удивился:
- А кто же тогда правая?
- Правая? – Бобо захихикал и помахал зажатым в кулаке пультом. – Правая у меня вот!  Читай Библию, мой мальчик.
Но Оскар и без Библии все понял. Что тут не понять? Не доверяет, старый пройдоха! И правильно, честно говоря, делает.
Впрочем, сравнение с левой рукой его почему-то укололо. Он навел справки и узнал, что на древнем языке Книги слова «левый» и «темный» писались одинаково. Получалось, что он – Темная рука Бобо. Это звучало круто, и Оскар успокоился.
Так они и жили – Оскар работал с источниками и клиентами, а Бобо оценивал материал и отбирал подходящие для разработки дела. В последние годы старик стал сдавать, и Оскар частенько находил его лежащим в кресле без сил, словно утомленным какими-то тяжкими и неприятными раздумьями. Обычно тогда Оскар минут пять молча ждал распоряжений, а не дождавшись - беззвучно покидал кабинет, размышляя о том, что будет делать, когда старика не станет.
Но в этот раз Бобо остановил его:
- Сынок, глянь-ка на эти бумаги. Это – очень, очень много денег. Посмотри.
Оскар подсел к столу и открыл пухлую папку. На первой странице была  фотография девушки лет двадцати трех, с резко очерченным ртом и слегка тяжеловатой челюстью. Ее лицо, пожалуй, можно было бы назвать высокомерным, если б не лукавство, которое пряталось в уголках губ и в лучиках едва заметных морщинок у глаз. Морщинки, казалось, говорили:
- Я кое-что о тебе знаю, парень. Но никому не скажу, потому, что мы друзья. Ведь мы друзья, парень?
Под фотографией было имя: «Эллис Брадер» Где-то Оскар его уже слышал. Да и лицо знакомое. Точно, Оскар видел похожее лицо, только мужское, надменное и суровое, без тени юмора. Эрих Брадер, богатый, как черт, владелец сети супермаркетов Волмарт. В коллекторе под одним из таких, помнится, Оскар прожил свой первый месяц в Верхнем Городе. А это, значит, его дочка?  Да, дело пахнет серьезными деньгами. Но и риск тоже немалый. Папаша Брадер – это вам не судья. Ему плевать на общественное мнение, за покупками люди все равно пойдут в его магазины. Зато мстить он наверняка умеет отлично. Не ухватил ли на этот раз Бобо кусок не по зубам?
- Во что же ты влипла, красавица? – гадал Оскар, листая страницы. – Если опять студенческая фотосессия, то Брадер будет только рад рекламе. Или сделает вид, что рад. А когда шум утихнет, он разорвет эту папку на две части, засунет по половине  в наши с Бобо задницы и отвесит такого пинка, что у планеты добавится пара спутников… О, а это серьезно!
Он добрался до середины дела и теперь с удивлением читал о том, что эта юная девушка – организатор подпольного детского трафика из Нижнего Города! Фотографии, списки, имена подкупленных копов – такое не подделаешь.
- Интересно, а папаша в доле? – задумался Оскар. – Даже если и нет, так просто ему не выкрутиться. Работорговля – штука погрязнее, чем фото голой девицы в зеркале ванной. И, к тому же, государственное преступление, нарушение Акта о Раздельном Проживании. Так что семейка Брадеров влипла крепко! Вот только нам с Бобо наварить на этом слабо. Уж больно серьезные тут кормятся люди. Потом-то справедливость восторжествует, не вопрос, вот только мы этого не увидим. Так что, по-хорошему, лучше не лезть в этот гадюшник.
- Нет, ну какова? – Оскар еще раз посмотрел на фотографию Элис и вспомнил нижнего барыгу, когда-то предлагавшего ему отдохнуть в частной клинике наверху, подкормиться, посмотреть мультики, и всего-то за сущий пустяк:
- Парень, у тебя же их две, почки-то. Одна – запасная, может вообще не понадобиться. А тут – такой шанс. Решайся!
У Оскара почему-то свело челюсти:
 - Интересно, какая ее доля? Половина, треть? Еще, небось, сама и уговаривает, если кто из парней вдруг в последний момент упрется. С такой мордашкой это раз плюнуть. Вот сука!
Он секунду подумал, поднял глаза на Бобо и твердо сказал:
- Я, пожалуй, возьмусь. Выпотрошим ее!
Бобо выпрямился в кресле и внимательно посмотрел на Оскара. И взгляд этот Оскару не понравился. В нем будто мерцали слабые огоньки, как в старой искрящей электропроводке в гараже, рядом с подтекающей канистрой бензина.
- Бобо, мне проверить документы? – осторожно, чтобы не обидеть старика, спросил Оскар.
Бобо мотнул головой и вдруг зашелся кашлем, скорчившись в кресле. Оскар бросился к нему и замер, остановленный резким взмахом ладони.
- Воды? – обеспокоенно спросил юноша.
- Нет… иди, - с трудом, в перерывах между приступами, ответил старик.
Оскар, оглядываясь, вышел, а Бобо перестал кашлять и стал беззвучно смеяться. По глазам его текли слезы, но он не обращал на них внимания. Ему было весело, черт возьми! Так весело, как давненько уже не бывало.
…
- Очень интересные бумаги! – Эллис улыбнулась, захлопнула папку и встала из-за стола, давая понять, что разговор окончен. – На вашем месте я отнесла бы их в полицию.
Оскар усмехнулся. Знала бы она, сколько раз ему приходилось слышать эти слова. Половина клиентов при первой встрече пытается блефовать, забывая о том, что они любители, а он, как-никак, профессионал. Тут главное - чтобы клиент начал платить, хоть сколько-нибудь, самую малость. Чтобы увяз коготок. А потом птичке никуда не деться.
Продолжая сидеть, Оскар начал обычный разговор о том, что совершенно не обязательно доводить дело до скандала. У каждого свой бизнес, он это понимает и совсем не собирается  мешать. Пусть Эллис покроет ему расходы на сбор материала, и больше она об Оскаре никогда не услышит.
- Вы не понимаете, - прервала его Эллис. – Отца я просить не буду, это не его дело. А у нас просто нет лишних денег. Это ведь не бизнес, а волонтерский проект.
- Какой проект? – Оскар удивленно поднял брови, - по доставке органов?
- Что? – теперь настала очередь Эллис удивляться. – Вы подумали, что мы… Господи, я поняла! Ну и дурак!
Она села обратно в кресло, с трудом сдерживая смех, и вдруг стала здорово похожа на свою фотографию в деле:
- Это что-то вроде обмена, понимаете? Мы на время привозим сюда молодых ребят из Нижнего Города и размещаем в семьях. А многих отсюда – отправляем вниз. Понимаете, для того, чтобы люди лучше узнали друг друга и поняли, что, в сущности, мы одинаковые. Да, это незаконно, и мы очень рискуем, но вы не представляете, скольким тут надоела эта дурацкая система раздельного проживания, и как много людей, даже на самом верху, считает, что пришло время все изменить. Да что я вам объясняю?  Вы ведь и сами снизу, так?
И она подмигнула оторопевшему Оскару.
- Я гражданин Верхнего Города! – отчеканил он.
- Да, - улыбнулась Эллис, - сейчас – да. Но ведь родились-то внизу? Не спорьте, я много раз была там и научилась отличать. Это как клеймо, понимаете? И на вас, и на нас. Так вот, мы работаем, чтобы его стереть. Навсегда.
Оскар возвращался домой, впервые в своей жизни не зная, как поступить. Проверял ли Бобо документы на самом деле, или болезнь сказалась на дотошном характере старика, и он стал неосмотрителен? А с другой стороны, формально материал хорош. Эллис действительно замазана по уши, и огласка будет стоить ей свободы. Вот только мотив… Для успешного шантажа крайне важно, чтобы клиент чувствовал себя виновным. Тогда он сам принимает шантажиста, как, в некотором смысле, заслуженное наказание, инстинктивно сотрудничает со своим мучителем. Своего рода Стокгольмский синдром. Тут же о сотрудничестве не приходилось даже мечтать. Не та ситуация, да и человек не тот. Надо хорошенько посоветоваться с Бобо прежде, чем продолжать дело.
Посоветоваться не удалось. Дом был пуст, а на столе в гостиной Оскар обнаружил записку: «Оскар, мой мальчик, врачи считают, что в больнице я буду менее опасен для общества. Их много, а я старый человек, и не могу сопротивляться. Пока не сбегу, ты – босс. Если что - звони»
Оскар набрал номер Бобо – тишина. Позвонил в клинику, и ему сообщили, что старика положили в реанимацию. Состояние стабильно-тяжелое с положительным прогнозом.
- Нет, - сказала строгая дама на том конце линии, - в ближайшее время его беспокоить нельзя. Возможно, через недельку, если ему будет лучше.
Ночь Оскар провел, изучая дело Эллис и наводя о ней справки у разных знающих людей. А к утру  выяснил две вещи:
- Во-первых, то, чем занималась Эллис, не было бизнесом, но не было и волонтерством. От ее «проекта» просто разило опасной политикой;
- А во-вторых, она давным-давно бы гнила за решеткой, не будь у нее серьезных покровителей. А таким ребятам даже со стула вставать не надо, чтобы устроить Оскару и Бобо маленький персональный апокалипсис.
Оскар вспомнил, что Эллис упомянула о «крыше» открытым текстом, но он тогда не отреагировал, приняв ее слова за обычный блеф. Что ж, Бобо может гордится им. Оскар, возможно, спас их от большой беды. Спасет, если еще не поздно.
Рано утром он позвонил Эллис, попросил о срочной встрече и получил согласие.  Она вышла в университетский дворик в перерыве между занятиями, улыбнулась Оскару, как хорошему знакомому, и даже подала руку. И совсем не удивилась, когда он с извинениями вручил ей оригиналы документов. Извинения и документы были приняты, а Оскару – предложено не пропадать и  звонить.
Он воспользовался предложением в этот же вечер, почти без задних мыслей, просто чтобы  убедиться, что она не держит зла, и просидел с ней в кафе до полуночи, обсуждая, как  сделать ее проект лучше и безопаснее. А через пару дней с удивлением обнаружил себя среди волонтеров, по горло в списках, переговорах с приемными семьями и задиристыми кандидатами на обмен. Навыки Черного кота, кстати, оказались тут совсем не лишними. А еще Оскар обнаружил, что взгляд Эллис останавливается на нем куда чаще, чем на других парнях. И что ему это нравится.
Мисс Брадер была решительной девушкой - отцовские гены и отцовские деньги давали себя знать. Она даже не думала скрывать свои пристрастия, и Оскару стоило больших трудов не упустить инициативу в их стремительном романе. После одного из заседаний волонтерского комитета, где Эллис громила трусов и чистоплюев, которые могли убираться обратно к мамочке и не мешать настоящим людям (взгляд на Оскара) делать дело, воодушевленный и отчасти испуганный ее речью народ с облегчением рванул в город, а Оскар остался. И не пожалел.
Потом они лежали рядом на ворохе мятой одежды, она гладила его по животу и бедрам и довольно бессвязно рассуждала о том, как вместе они заставят меняться этот застывший в самодовольстве мир.
Оскар только улыбался, наслаждаясь прикосновениями теплых пальцев, и почти не обращал внимания на революционный поток сознания Эллис, как вдруг услышал:
- У меня на тебя большие планы, Оззи. Ты будешь моим, моей…
- Левой рукой? – продолжил он за нее.
- Левой? - удивилась Эллис и повернулась набок, блеснув точеной маленькой грудью. – Почему левой? А знаешь, ведь точно! Есть в тебе что-то такое, левое… Ну, да это не важно! Послушай, что я придумала: завтра ты придешь к нам в гости…
К счастью, Бобо все еще был в больнице. Оскар звонил ему каждый день, врал, что дело идет своим чередом, а старик только кряхтел и жаловался на врачей. Будь Бобо здоров, он раскусил бы Оскара сходу, но в его теперешнем состоянии чутье явно отказало ему. По крайней мере, Оскар верил в это.  До тех пор, пока в его комнате не раздался ночной звонок.
- А ты шустрый парень, - голос в трубке сочился спелым ядом. – Быстро переметнулся. Идешь завтра знакомиться с будущим папашей?
Разведка у старика по-прежнему работала отлично – назавтра Эллис позвала его поужинать с Брадером.
- А как же старый больной Бобо? – не унимался старик. – Больше уже не нужен, да? Что ж, мальчик мой, иди, но я должен предупредить, что тебя ожидает большой сюрприз!
Бобо бросил трубку, а Оскар упал в кресло, будто его подсекли под обе ноги, когда он уже выбежал с мячом к пустым воротам. Он представил себе этот сюрприз: они чинно сидят за столом, Оскар рассказывает Брадеру о своей работе в адвокатской конторе, а Бобо тем временем неторопливо, с ухмылочкой жмет кнопку на пульте. Оскар валится на пол и вопит от боли, или, хуже того, стонет от оргазма, а Эллис испуганно стоит рядом и совершенно не понимает, что случилось! Приезжает скорая, врач делает скан и объявляет почтеннейшей публике, что их гость и возможный жених дочери хозяина – обыкновенный раб, безответственное существо, послушная игрушка в руках владельца пульта. Занавес!
Оскар словно провалился в колодец, и горькие воды отчаянья захлестнули его с головой. Падение задержать невозможно, пальцы скользят по гладким стенам, а сознание меркнет от удушья. В полубеспамятстве он достиг дна, но, едва коснувшись его, вдруг почувствовал поддержку. Сила шла от земли, возвращалась к нему, снова делала мышцы упругими, а разум - ясным. Он резко оттолкнулся и устремился вверх.
И рывком поднялся с кресла:
- Надо ехать и говорить. А там будет видно. Выход есть всегда. Это - первое подземное правило!
Несмотря на поздний час, к Бобо его пустили без возражений. Старик платил клинике такие деньги, что пожелай он – к нему привели бы и цирковую труппу, благо, размеры палаты позволяли. Дежурная сестра узнала Оскара и не пошла с ним, попросив только не слишком утомлять больного.
Накинув халат, он тихонько зашел в палату и притворил за собой дверь. Бобо спал, запрокинув голову и выпятив острый кадык. Оскар хотел разбудить его, как вдруг… снова оказался в том саду, десять лет назад, полуживой от яда. Только на этот раз в руках у Бобо не было оружия. И совсем, как в ту ночь, не раздумывая, он бросился вперед, в два прыжка одолев расстояние до кровати. Проснулся ли Бобо до того, как пальцы Оскара коснулись его шеи? Кажется, да. Он, вроде бы, даже успел улыбнуться, но это было его последним осознанным движением.
Когда все закончилось, Оскар выпрямился, стараясь не глядеть вниз. В голове стучало:
- Пульт! Надо забрать пульт! Чтобы какой-нибудь идиот-полицейский не стал жать на кнопки.
Проверил на столе – ничего. Заглянул в тумбочку – пусто. Поколебавшись, приподнял одеяло и нашел рядом с телом старика бумажный конверт, из которого выпала черно-белая коробочка с двумя кнопками. Есть!
Еще в конверте было письмо, и Оскар, привыкший аккуратно относиться к любым документам, поднес его к ночнику и стал читать. И не смог ничего разобрать! Глаза бегали по строчкам, мозг пытался связать их в одно целое, но они разбегались и прятались, как живые:
«Оскар, мой мальчик! Я решил в кое-то веки сделать доброе дело. Возможно, в аду мне за это позволят перекур, когда будут поджаривать на сковородке.  Прости старого жулика, что подсунул тебе липу и интриговал до последнего. Рад, что ты сошелся с Эллис. Одобряю твой выбор – она сильная и умная девушка и прикроет твою задницу, если меня не станет. В конверте - код деактивации и пульт… Будь свободен и будь счастлив. Твой Бобо»
Оскар медленно разогнулся, выпустив листок из рук. Скрипнула дверь - в палату заглянула дежурная сестра с подносом, на котором стояли два стакана с апельсиновым соком. Она увидела тело Бобо, вскрикнула и бросилась к старику. У самой кровати один из стаканов упал с подноса, и на ковролине прямо под головой Бобо стало расплываться темное пятно. Оскар смотрел, как темнота растет, приближаясь к его ногам, и тоскливо думал, что зря он всю жизнь полз на свет, как мотылек с обгоревшими крыльями. Надо было остаться внизу, во мраке Нижнего города, в коллекторе под Волмартом или в ночном саду Бобо. Меньше было бы возни.