Пирог для Стефы

Гастрономическая быль

Просто новый закон запрещал есть пироги в общественных местах.
Стефа не была эстетом - разве станет эстет всюду носить с собой шкаф и огромный кусок вишневого пирога? К тому же, шкаф был простецкий, без антикварных ручек-львят на створках и без Нарнии за бортом.
Все знакомые Стефы давно обзавелись нормальными шкафами, в некоторых были даже зеркальные двери, а иные шкафы и вовсе были гардеробными - в тех прятаться было особенно уютно. Вот, допустим, едешь ты в троллейбусе мимо большого белого дома, стрельчатого такого, как замок, красивого (он еще светится ночью), думаешь, как зайдешь внутрь, поставишь все «на 5 красное!» и вообще будешь веселиться до утра, а на тебя вдруг бабушка смотрит снизу вверх, и не потому, что сидит - низенькая просто. И так неловко сразу перед ней и за этот стрельчатый замок, и за «5 красное!», что ты втихаря юрк от нее - и в шкаф!
Ну или проезжаешь в том же троллейбусе (53-ем, допустим) мимо антикварного магазина и музея одного писателя, а тебе так вот: «Че смотришь, отвернись!» - и ты отворачиваешься прямо в шкаф. Что я вам рассказываю, у вас ведь тоже есть шкаф (или гардеробная?).
А вот у Стефы шкафа поначалу не было. У всех знакомых по шкафу, а то и по два, а у нее - только вишневый пирог, который Стефа всегда носила с собой, чаще  чтобы полюбоваться. Вишни на пироге поблескивали бордовым, как отманикюренные ногти, а, впрочем, не бордовым даже, а именно вишневым (это ведь красивое какое слово – виш-не-вый), и иногда, устроившись на скамеечке рядом с белым домом со стрельчатыми стенами и желтым банковским зданием, Стефа отрезала ломтик.
А потом новый закон запретил есть пироги в общественных местах, Стефе пришлось завести шкаф и всякий раз прятаться в нем, чтобы уже там, осторожно развернув пирог, отгрызать кусочек. И пока Стефа ела свой огромный кусок вишневого пирога, сидя на полке шкафа, у которого не было даже ручек-львят, она была абсолютно счастливой.
Теперь Стефа таскала за собой шкаф, как черепаха, и пряталась в него, в случае опасности – если, например, бомбы прогудят или на другой какой случай. Она научилась умещаться на верхней полке – сидела там и жевала свой огромный кусок вишневого пирога.
А пирог не заканчивался, все блестел своими ягодами, такими, будто мокрыми, а на самом деле даже не в коньяке. Стефа выглядывала из шкафа - и пирог исчезал вместе с вишнями (по правде, вишни интересовали ее больше), снова забиралась в шкаф - и пирог появлялся на полке рядом с ней. Стефа выбиралась на улицу все реже, а когда выбиралась, сразу чувствовала резь в животе - теперь пирог был ей жизненно необходим, и приходилось вновь возвращаться на свою полку, к вишням, которые отказывались существовать вне шкафа.
Сидела она со своим пирогом в шкафу и никто не стучал в дверь, чтобы сказать, что пирога никакого уже давно нет - кто постучит, когда у каждого свой пирог в шкафу со своими ненастоящими вишнями.
В конце концов, Стефа притащилась со своим шкафом на проспект. «Там, наверное, красиво, да и шея затекла!» - подумала она, приоткрыла дверцу и, взяв пирог в руку, выглянула из шкафа чуть более, чем на половину. А это, вы понимаете, совершеннейшая дерзость и нарушение общественного порядка, потому что новый закон запрещал есть пироги в общественных местах. Стефу тут же достали из шкафа чуть более, чем полностью, шкаф разобрали, чтобы модернизировать древообработку, а пирог разобрали вместе со шкафом не чтобы, а потому что не заметили.
- Ну вот, мы тебя спасли, мы откачали, мы забрали у тебя этот странный шкаф, и эти несуществующие вишни, которые ты поедала сутками и даже дольше, тоже забрали, - говорили Стефе какие-то выстроившиеся вдоль проспекта люди, которые с помощью ее шкафа всего-то и хотели, что модернизировать деревообработку. - Мы накормим тебя питательным бульоном из куриных ножек, и кожа больше не будет липнуть к ребрам, и весь этот бульон ударит в голову и зальется под мозжечок и, главное, под лимбическую систему, и будет омывать их, как Индийский океан – Африку.
-Эй-эй, полегче! - возмутилась Стефа, которая, хоть и нарушила общественный порядок, но ведь не настолько, чтобы ее шкаф расхватали на двери и ручки, не настолько ведь! Она хотела было отогнать всех этих людей от своего шкафа и спасти оставшийся на верхней полке кусок пирога, но руки не слушались, как будто были из пластилина или мягкой полимерной глины.
- Ой, смотрите, худеет! – крикнул из толпы какой-то там мальчик.
Стефа посмотрела на палец-мизинец и заметила, как кожа вокруг него надулась вначале в шарик, а после схлопнулась, и палец-мизинец стал тонким, как стержень от ручки, ну, или может, чуть толще.
- Бульона, бульона! – закричали тогда собравшиеся, подумав, что Стефа худеет оттого, что слишком долго жевала одни только свои ягоды, а это, как известно, не жизнь. – И ягоды – это не еда! – наставительно закричала какая-то там женщина, дожевывая печеночную котлету.
Но вот питательный бульон уже плескался в голове Стефы и омывал ее мозжечок и даже лимбическую систему, а она все худела и даже съеживалась, как модель Твигги или как дырявый воздушный шарик.
- Удивительное дело, - подумала она. - Все эти люди так беспокоятся обо мне с тех пор, как я нарушила общественный порядок. Выходит, если бы я его не нарушила, - а больше Стефа ничего не подумала, потому что куриный бульон омывал теперь и префронтальную кору, которая отвечает за мыслительные функции.
- Смотрите, она же мягкая совсем! – удивилась какая-то там девочка и осторожно тронула Стефу пальцем. Бок Стефы спружинил – он был теперь как будто не боком, а мягким батутом, на котором прыгают дети на главной площади в день молодежи в маленьком поселке Поддорье.
- Смотрите, у нее как будто ребра растворились! – запричитали выстроившиеся вдоль проспекта люди. – У нее как будто бы костей недостает! Наверное, она ела вишни вместе с косточками, и тогда кости у нее были, и ребра были, и даже череп был жестким и твердым. А теперь вот ее шкаф разобрали и пироги есть больше негде и, смотрите, даже голова какая-то мягкая, как будто вся – из бульона.
- Стефа, ты только не расстраивайся! – уговаривали мягкую Стефу собравшиеся на площади люди. - Мы тут все без косточек - и ничего, зато локти в разные стороны гнутся.
Но Стефа уже не расстраивалась, потому что за эмоции отвечает лимбическая система, а она вся была теперь бульонная. Какие-то там мальчики и девочки постояли еще немного рядом с совсем уже пластилиновой Стефой, у которой тоже локти теперь гнулись в разные стороны, и разошлись. Они ведь не желали ей ничего плохого и совсем не хотели вытаскивать из нее скелет, а то, что залили чужой мозжечок куриным бульоном - так это не со зла, а потому, что так надо.
- Стефа, ты ведь не возьмешься за старое? - спросили напоследок какие-то мальчики и девочки.
Но Стефа не отвечала - не потому, что куриный бульон залил ее всю, додна и дотла, вместе с левым полушарием мозга, которое отвечает за речь. Просто за щекой у нее лежала последняя вишневая ягода, а в ней - вишневая косточка, а в ней - весь ее скелет и вся она, за щекой - как в яйце, утке и зайце. Бывает.