Красный дождь

Red rain is coming down
Red rain
Red rain is pouring down
Pouring down all over me
/Peter Gabriel/

Разделка не любит спешки, особенно когда имеешь дело с целой тушей. А ещё даже думать забудьте обо всех этих новомодных керамических ножах,
пустышки всё это – нет ничего лучше старой доброй стали.

В колонках сипит Гэбриэл про надвигающийся красный дождь, а я взвешиваю в руке тесак и раздумываю с какой стороны лучше начать –
торопиться мне совершенно некуда,  Дорогая и дети ещё три дня пробудут у моих родителей, но и не надо забывать, что к их приезду
кухня должна быть отмыта, всё лишнее убрано, только аккуратные куски в холодильнике.

Дорогая совершенно не переносит вида крови.

- Красный доождь идёёт… -  хочется подпевать.

В голове вертится довольная ухмылка моего отца, вернувшегося с охоты с несколькими кроликами.
Маленькие комочки на кухонном столе и гневный крик мамы, наотрез отказавшейся снимать с них шкурки и разделывать. И смеющийся над ней отец,
сам берущий нож.  Я наблюдал, не отрываясь, как он поддевает шкуру ножом, выворачивает наизнанку, как женский чулок, красным наружу.
Это так захватило меня, что я вызвался помочь.

- Мать, у нас растёт настоящий хирург! - вскричал отец, глядя, как я неожиданно ловко управляюсь с ножом.

- Скорее мясник, - в маминых глазах читался страх, который всегда всплывает наверх, когда я рядом.
Мясник.
Как она потом кричала на меня, когда я застывал у прилавка в мясной лавке, закрыв глаза, вдыхая этот ни с чем несравнимый аромат.

Резкая трель. От ведь чёрт! Кто же может звонить в такую рань?
Телефон не унимается. Идите к дьяволу! Меня нет!
Секунда-другая тишины, и телефон снова кричит. Приходится положить тесак и идти в гостиную.

- Это я, - томный голос Сары вырывается из трубки, обволакивая меня с ног до головы, - почему ты не звонишь мне?

- Просто занят, - я стараюсь говорить сухо, пытаясь выстроить внутри себя стену, отгородиться от видений её груди и бесконечных ног.

- У-у, противный мальчишка, я бы могла приехать и помочь тебе, я же знаю, что ты остался дома один, - эта бесподобная хрипотца её голоса
всегда ввергает меня в экстаз,  мне представляется сочащийся кусок сырой печени, пахнущий металлом, тающий во рту,
оставляя на языке лопающиеся плёнки, бордо.
У меня немедленно встаёт, и свободная рука сама тянется к отяжелевшей промежности.
Страстно хочется позвать Сару, уложить её на кухне, рядом с мясом, ах, её бесподобные белые плечи, руки с нежнейшей кожей!
Так и зовут впиться в них зубами…
Нет! Мысль о том, что сегодня я точно не смогу остановиться действует отрезвляюще, Сара не только безумно возбуждает меня,
мне нравится находиться с ней рядом, просто молчать в её обществе, терять её сейчас мне бы не хотелось.

- Ну же, соглашайся, - Сара уже практически рычит в трубку, я снова отвлекаюсь, и рассудок порхает пёстрой бабочкой,
ноги сами несут меня к креслу, когда с кухни раздаётся приглушённый стук.

- Сара, извини, мне, правда, пора.

Рычаг телефона обрывает гневный крик Сары, а я  -  на кухню, неужели уже очнулось?!

Так и есть – разделочный стол пуст.
Шорох справа и то ли всхлип, то ли вздох. Медленно, стараясь не делать резких движений, я поворачиваюсь,
кляня Рани, продавшего мне разбавленную дурь.
Мясо обнаруживается на полу, между холодильником и стеной.
Оленьи глаза, остановившие меня, всё ещё затуманены наркотиками, шарят по моей фигуре, силясь сфокусировать взгляд, 
а тонкие почти прозрачные руки пытаются прикрыть маленькую грудь.

- Я прошу вас, пожалуйста, - тихий голос так и сквозит… СТРАХОМ,  - не надо, я сделаю всё, что угодно.

Я развожу руки в стороны и растягиваю сведённые губы в улыбку.

- Что ты, милая, я не собирался делать ничего плохого. Ты, кажется, перебрала немного,- успокоить, только бы не вопила, соседей нет дома,
но зачем нужен лишний риск? Ах, Рани, Рани, жадный засранец, я повешу тебя на собственных кишках, - скоро приедет скорая, и отвезёт тебя в больницу.

Говорить, говорить, забалтывать.
Скрывать мой голод, который приказывает мне сейчас же вцепиться в него, в этот восхитительный кусочек.
И подбираться.
День обещает быть занятным.

Чёрт его знает, инстинкт этого оленёнка. Она  вскакивает и кидается на меня, каким образом в её ручке оказался нож?

- Не подходи! Ко мне! Помогите!!

Всё-таки она не до конца оклемалась  - её чуть поводит в сторону, и тонкое бедро встречается с углом стола.
Мне хватает секунды, чтобы кинуться на неё, одним движением выкрутить нож из руки и повалить на пол.

- Маленькая моя, - моя слюна капает на её щёку, оленьи глаза готовы выпрыгнуть из орбит, - вкусная.

Я припадаю губами к щеке и вдыхаю её запах. Пахнет молодостью и замшей, а из-под почти выветрившегося аромата духов чувствуется отчаяние,
что делает мясо чуть горьковатым. В моей голове что-то взрывается – голод всё-таки вышиб дверь своей камеры – и я, не раздумывая, вгрызаюсь ей в горло.

Красный дождь накрывает меня своей пеленой, в ушах тамтамом стучит её пульс,
а тонкие руки колотят  по моей спине, всё слабее и слабее.

Кап-кап-кап. Красный дождь пришёл.