Глава IV Из принцессы в царицы

 

         Весеннее утро только-только начинало вступать в свои права над рекой, когда княжеская ладья уткнулась  носом в Киевскую пристань, и на ее бревенчатый настил спрыгнул сначала Жробейн, а за ним сам князь Владимир.   

     Постояв с четверть часа около ладьи и подождав,  когда его команда сойдет на берег, он,  обращаясь к Михаилу,  произнес:
 - Спят как сурки в кремле,  видно. Ни одного часового на берегу. Да и по посаду тишина. Заходи, кто хочет, бери,  что душе твоей угодно. Да ведь и до самой крепости  отсюда рукой подать. Что думаешь на это, Волк?

         Князь развернулся и в сопровождении дружинников двинулся широким шагом  в  город.  Поэтому  и на его вопрос Михаил отвечал  уже на ходу, догоняя князя:
 -  Нас сейчас никто не ждал -  это понятно. Но то, что часовых на пристани и по посадам нет, просто странно. Такую беспечность спускать нельзя.
 - Ничего, ничего. Дай добраться до городища. Кто там сейчас воеводствует посмотрим. Оставлял Киев на Добрыню – дядю своего,  но потом в Новгород его отправил. А кого он  за себя  оставил за княжьим столом  в Киеве присматривать, сейчас уже скоро и узнаем,  - произнес Владимир  будучи уже почти перед  запертыми  городскими воротами.

 Подойдя к ним, князь достал из ножен большой охотничий тесак и звонко постучал его рукояткой по одному из составляющих ворота бревен.  Ответа не было долго, и когда князь в ярости глянул на Михаила и  пнул со злости ворота ногой, откуда-то сверху раздался сонный голос:
- Чего стучите, по ночам ходите, спать людям не даете. Завтра с утра приходите, тогда и за стены пустим. А сейчас  проваливайте отсюда,  пока целы.

   Не успел горе-часовой  закончить свою фразу, как воздух со свистом рассек пущенный в его сторону княжеский кинжал, который с дребезжащим звуком глубоко вошел в бревно крепостной стены рядом с бойницей, пригвоздив  к ней ладонь  стража, опрометчиво выставленную им наружу.   Отчаянным  криком боли  тут же огласились  спящие в глубоком покое  городские  окрестности.
 
  На этот крик  сбежались полусонные воины караула  во главе с сотником, который,  освобождая от тесака руку воина, тут же признал стоящего внизу  и кинулся со второго яруса крепостных стен открывать ворота кремля. Когда ворота перед князем Киевским наконец-то со скрипом  распахнулись и он  прошел через узкий  бревенчатый  коридор,  проделанный в толще самих стен, на территорию Киевского кремля, туда уже  бежал, еле успев натянуть порты и рубаху,  рыжебородый тысяцкий воевода.

  Идущему чуть поодаль Михаилу показалось, что бежавший  навстречу Владимиру воевода  как-то странно  внезапно остановился,  как будто встретив на своем пути неодолимое для себя в воздухе и невидимое препятствие, слегка подпрыгнул на месте и брякнулся назад, прямо посреди деревянной  мостовой  у княжеских ног. Справедливости ради надо отметить, что упал он не сам по себе, а просто тяжелый  кулак Владимира, описав невидимую постороннему глазу молниеносную дугу, заправским крюком угодил   ему  прямо в ухо. А пока  воевода  пытался сообразить,  что же с ним произошло, Владимир поднял его  за грудки и спросил:
- Что, спите,  сучьи дети?  Все проспать  готовы -  князя, врагов! Самих себя проспите со всей Русью в придачу!
 И опять было  замахнулся на  ни живого, ни мертвого  от страха рыжебородого воеводу,  но рука князя остановилась как бы сама собой. Он перекрестился и, попросив у господа прощение за свой гнев, произнес: - Ладно уж, беги, собирай всех в доме бабки моей, там пока остановлюсь. Да чтоб живо,  одна нога там,  а другая здесь.

 Не успевший прийти в себя от сна и испуга тысяцкий, потирая ушибленное ухо и прихрамывая, побежал выполнять княжеский приказ. А  Владимир  отвел Михаила в сторону и  шепотом попросил:
 - Старый мой друг,  выручай,  терпеть не могу, когда бабы ревут. Пойди за меня разберись в доме, сам не хочу,  крики  начнутся, сердце дрогнет, а я клятву дал. Грузи все  хозяйство,  что сам там найдешь на подводы и вон всех  из Киева, пока по ближайшим деревням, а потом на днях уже дальше все  решим, куда  и кого. Выручай князя, Волчья твоя душа.

 - Так у нас всегда и было.   Ты дел натворишь,  княже , а мне потом расхлебывать , -  Михаил махнул рукой и быстрым шагом двинулся по направлению к высокому рубленому двухэтажному терему, но через десяток шагов остановился и обернувшись к Владимиру крикнул:  - Подводы быстрей гони к дому, пока весь кремль и посады от криков и воя бабского не проснулись.

 И уже  меньше чем через час под удивленно-заспанные взоры  посадских людей  киевский кремль покидали запряженные телеги,  полные плачущих  женщин и  детей всех возрастов и наспех собранного  в узлы домашнего скарба. Подводы сопровождали конные дружинники  князя Владимира.

  В самом киевском кремле закипела жизнь, бегали сонные слуги, суетились по стенам караульные дружинники. По этому,   внезапно охватившему весь город оживлению, сторонний наблюдатель мог сделать вывод, что в дом после долгой отлучки наконец-то вернулся  хозяин, явно недовольный нарушенным за период  его отсутствия порядком и  взявшийся прямо  с порога за его наведение.
 
   В большом зале первого этажа бревенчатого терема собрались все те, кто имел хоть малейшее отношение к управлению Киевским княжеством. Таких набралось человек пятьдесят. Тут были и воеводы,  и княжьи посадники в разных городах Руси,  и князья удельных русских княжеств -  как правило,  близкие и дальние  родственники по отцу. Князь Киевский сидел на возвышении  в  своем княжеском кресле, положив  руки на  удобные широкие резные подлокотники,  и пристально всматривался в лица, по    взглядам и выражениям пытаясь прочесть, что думает и чем «дышит» его многочисленная родня.  Двоюродные братья и дяди стояли отдельной группой, не смешиваясь с остальными.

  «А вот и тысяцкие воеводы, из Корсуньского похода. Все здесь, кроме Даниила. Быстрее бы он  появился, а то может и не успеть.  Три десятка верных воинов вряд ли смогут долго удерживать  желающих покончить с князем Киевским одним махом. А вот и Добрыня, дядя мой, из самого Новгорода прибыл. Держится  особняком, разговоров с родней не ведет. Около него несколько знакомых воевод, -    размышлял   Владимир, оценивая обстановку.  -  Расклад понятен. Согласия между ними нет, а пока его нет, то и опасаться мне нечего. По одиночке  с каждым из них сам разберусь, коли в этом нужда  будет».

Князь решительно   встал с кресла,    голос его зазвучал спокойно и  уверенно:
-Я оторвал Вас от дел и попросил  загодя собраться в Киеве, для того чтобы объявить весть,  уже наверное многим известную. Осада Корсуни завершилась  победой. Я принял веру греческую Христову, а вслед за мной и вся дружина моя. Там же и обвенчался  по христианскому обряду с Византийской принцессой Анной, которая стала с того дня моей единственной законной женой.  А потому  хочу Вам объявить, что вера греческая в бога Иисуса Христа  с сего момента - есть вера всего народа русского, вера его князя и вера  нашей   Руси.

  Владимир выжидающе  замолчал, но видя, что многие одобрительно встретили его слова,  продолжил:
 -  Знаю,  что многие из  вас  здесь – христиане. А  остальным, скажу так: Вы все ко мне близки, либо по родству, либо по делам нашим. На вас люди русские в первую очередь смотреть будут и пример брать. За это и  спрос с вас будет особый. А потому, в первую голову все,  кто в этом зале не крещен, через три дня веру христианскую принять  должен,  здесь  же прилюдно, в  Киеве.   Но неволить не могу. Тот, кто думает иначе  и в иное верит, волен жить дальше  на Руси, но служить мне и государству русскому уже не будет. Поэтому  выбор за вами. До вечера решения вашего жду. А сейчас  идите. Готовьтесь встречать   принцессу византийскую – жену мою.
 Вскоре в  зале остался только  князь  да Добрыня.

       -Ну что,  Добрыня? - спросил его Владимир, - готов веру христианскую вслед за мной принять?
-Нет,  княже. Знаю я тебя сызмальства. И верно тебе служил.  Да и ты меня, по правде сказать, никогда не обижал. Но веру дедовскую  менять на новую не готов. Да и стар я уже для этого. А потому ищи, князь,  себе нового посадника. А меня уволь. Видно пора  мне на покой, внуков нянчить.
  - Это твое окончательное решение,  воевода? - грозно спросил его Владимир.
 И не дожидаясь   ответа,   рассказал все, что произошло с ним за прошедший год. Тот слушал князя внимательно, не перебивая, с явным интересом.
-Ну, ежели все так и было, тогда я и сынам своим креститься накажу. Ибо вера твоя, князь,  – крепкая. Да и сам ты, как вижу,  другим человеком за это время стал. А коли сам князь народу примером служит - тогда и дело точно на Руси в гору пойдет. И сыновей тебе для этого всех  своих трех отдам. А вот самому мне уже видно поздновато, молодым дорогу дать надо, да под ногами  им не мешаться. Кого вместо меня в Новгород отправить думаешь?

 -Жробейна, старого нашего с тобой знакомого. Только вот в чем незадача. Жена у него на сносях. Ты,  дядя,  полгодика внуков то нянчить погодил бы,  как думаешь? 
- Ну, что же  полгодика  потерпеть можно. А выбор правильный,  княже , Волк - сам варяг и вдобавок христианин. Потому и в Новгороде там ему   со своими   легче справляться будет.
 
  Нелегкое дело ты,  племянник, там,  у греков,  себе удумал. Через веру  к государству идти. Вишь,  чего захотел!  Так у нас еще никто не пробовал. Самое главное -  как народ в уделах это все принимать будет. Если  дело пойдет, тогда никто его уже остановить не сможет…  - его слова были прерваны шумом людских голосов снаружи. - Ну вот и жена твоя, Владимир, пожаловала.
 Они вышли на улицу, где их ожидал священник-славянин Анастас, который,  только заслышав о прибытии Владимира, бросился к его дому, чтобы рассказать о том, что произошло с греками,  отправившимися на Русь,  где разгрузили церковную утварь и книги, да и вообще узнать, как им всем жить дальше.  Владимир подошел к нему сам и, получив от батюшки благословение, пригласил на ужин, чтобы услышать его рассказ.

 Анастас же, стоя на одном из городских холмов,  с которых открывался широкий вид на Днепр и  пристань, мог наблюдать, как волна посадских, дружинников и другого люда накрыла киевские холмы и,  скатившись по ним  к реке, остановилась у  берега; как  Владимир вынес на руках с ромейского корабля свою жену и под восторженные крики киевлян усадил ее в  царский паланкин, который  в окружении  бояр и воевод   был внесен в городские ворота  воинами тысяцкого воеводы Даниила и установлен у порога княжеского дома.

 Пространство внутри крепостных стен постепенно заполнялось народом. И в тот момент, когда воины княжеской дружины уже с трудом удерживали напирающих на них людей, полог паланкина распахнулся и из него вышла в белых, расшитых золотом и жемчугом одеждах греческая принцесса. Люди, собравшиеся в крепости, в едином приветственно-восторженном порыве выкрикивали только одно слово: «Царица!»

  Кто первый крикнул его тогда – неизвестно, но этот титул, данный ей русским народом, Анна Византийская - единственная из всех русских княгинь  будет по праву носить  всю свою жизнь .   

Продолжение -http://www.proza.ru/2013/04/15/760