Человек из будущего. На вершине горы

               

                Аргут   не  умел  плакать,   хотя    и    догадывался   о  назначении  слёз,  которые   появлялись   иногда   на  глазах   у  Мариулы.   Но   сейчас,  когда  он  нёс   в  зубах   сумку  с   маленьким  человеком,   от  которого    пахло  Мариулой,   он   чувствовал,    как  глаза  его    стала  затягивать   туманная    пелена.   Он   остановился,  осторожно   положил  на  землю   сумку  с  находящимся   в  ней   живым  комочком   и  посмотрел   назад  в  сторону   одинокого   дерева.   Здесь,  оно  выглядело    иначе.  Рядом  с  ним  не   было     никаких  камней  ни  больших,  ни  маленьких,  только  несколько   густых  кустарников  росли   вдоль  склона   горы   Ослиное   ухо.    Он  вспомнил,    как  Мариула   пыталась  подняться  по   склону,  как   снова  и  снова   скатываясь   вниз   на  дно  ущелья,   она   смотрела  на   него   моля  о  помощи.  Он    не  мог  бы  объяснить,  чем   она   была     для  него.   Из  многих   слов,   которые   он  слышал,  живя   среди  людей,   не  было  ни  одного,   что    могло  бы    рассказать   о  его   чувствах.   Разве  мог  он   подумать,  что  когда  ей  будет  трудно,  очень   трудно,  и  никого  рядом,  он  сможет  её   бросить.   Но,  тот  человек,  он  сказал,  -  спаси   его, -  указывая   на    маленького   человеческого  детёныша,  и   ему    показалось,  что  это  сама  Мариула  просит  его  об  этом.   Он  не  знал,  что  делать,  а  камень   всё   больше  и  больше  прикрывал   отверстие,  по  которому  ещё  можно  было  пройти.
Аргут   смотрел  в  ту  сторону,   где   он  оставил  Мариулу   и   Казбека,   и  почувствовал,   как   снова   что-то   случилось  с  его  глазами,  словно  он  смотрел   сейчас  на    землю   через   оконное   стёкло,   по  которому  стекали  капельки  дождя.

                Тимур,   лёжа   в  неудобной   для   него   сумке,  где    ещё    оставалось   несколько   блестящих   камней,  острыми  гранями,  царапавших    его   спину,   стал  ворочаться   и  в  результате   высвободил  свои   руки.  Протягивая  их   в   разные   стороны,     зацепил   пальцами    цепочку,  на  которой    висел   медальон   и  стал    тянуть  её   вверх,  отчего   цепочка    больно   врезалась   ему   в    шею.   И    тогда  он   заплакал   громко   и  горестно,   как    плачет    всеми   забытый   и   брошенный    ребёнок.   Он    плакал,     испытывая   боль,   от  цепочки,   что  врезалась   в  шею,  от   алмазов,    которые   мешали    вытянуться   всем  тельцем    и,  оттого,   что  пелёнки   его    были  насквозь  мокрыми. 
Подбежав  к  нему,   Аргут   какое-то  время   сидел,  наклонившись   над    Тимуром,  не  зная,  что  предпринять.   Решил,     прежде  всего,    освободить  руку  малыша   от   золотой     цепочки.   Осторожно,  боясь  поранить  нежную    детскую  кожу,    снял   он    зубами    с  шей   Тимура    сверкающий   на  солнце  медальон.   Малыш,   увидев   перед  собой  открытую   пасть  собаки,  не  испугался,  а  напротив,  перестав  плакать,  прикоснулся  к   ней.   Аргут  даже   зажмурился  от  удовольствия,  когда   до  него   дотронулась   тёплая    детская   рука.  Потом,  взяв  зубами  сумку,  он    снова  нёс   её,   словно  всю  жизнь   только  этим  и  занимался.   Сумка,  которую    он  держал  в  зубах,  слегка  раскачивалась  при  беге  и  убаюкивала   малыша.

   Дальнейшие    действия    собаки,  пусть  даже  и  очень  умной,  не  поддавались  объяснению.   Казалось,  нужно  бежать  к  людям,  найти  первого   попавшего   на  глаза  человека,  и  положить  эту  сумку  у  его  ног.  А  он,  заметив  кого-нибудь,  сворачивал  в  сторону,   прятался   в  густой  траве,  ждал  пока  человек  пройдёт,  и  только  после  этого  продолжал  путь.   Он  бежал  окольными   тропами,  мимо  заброшенных  сараев,  в  сторону   больницы.  И,  опять   же,   подошёл  к  ней   не  со  стороны  ворот,  а  сзади,  где  стоял   маленький    домик   старой  санитарки.    Впрочем,  пора  перестать  называть   эту   женщину  старой,  шестьдесят   пять   лет  не  такой  уж  и  преклонный   возраст   для    горянки,   что  родилась  и  выросла   на   земле,   где  долгожителей  всегда  было  больше,    чем  где  бы  то  ни  было.