7

- Ну, кое-кого всё-таки наказывают, – не очень уверенно возразил Серёга, обминая на себе не очень складное обмундирование.
- Кое-кого, - согласился Вергилий. – Но только это или мелочь, или те, кто в уже существующей банде ваших чиновников пытался создавать собственные группировки. Другими словами, не монтировался даже в медвежьей среде.
- Это сложные для меня детали в силу моего непрофессионализма, поэтому давай замнём данную тему, - пробурчал Серёга. – Однако я бы хотел понять такой парадокс: как при вашей прижимистости…
Бывший учитель выразительно развёл руками и показал глазами на спецовку БУ, от которой недавно кого-то отскоблили.
… Вы так расточительно кидаетесь хлебными местами, если об этом вас никто не просил?
- Так вы не будете сдавать инструмент на хранение? – попытался возобновить переговоры конторский. Но Серёга даже не обратил на него внимание. Зато вспомнил о своих обязанностях местный служащий.
- Товарищи, товарищи! – искательно молвил он. – Если вы уже закончили с обмундированием…
- Ну, не хотите, как хотите, - недовольно проворчал конторский и растворился в сером затхлом воздухе складского помещения.
- Пошли, что ли? – предложил Вергилий.
- Пошли, - согласился Серёга и неуклюже забухал огромными сапогами по бетонированному полу ангара. – Только ты мне объясни…
- Это насчёт хлебного места? С нашим удовольствием…
Он толкнул металлическую дверь, врезанную в ворота ангара, вышел в главное помещение, дождался Серёгу и продолжил:
- … Тут, брат, кругом подразумевается личный интерес. Поэтому тебе – хоть ты ничего такого и не просил – светит хлебное место, а не одни только водка с маринованными огурчиками в захудалой дворницкой. Ведь что есть хлебное место в виде вашего богомерзкого госчиновника или такого же бизнесмена? А есть оно сплошное мздоимство, неуплата налогов, чистое воровство или даже посягательство на жизнь ближнего своего конкурента или сослуживца. Плюс к вышеперечисленному подчинённый персонал, который будет заискивать перед новоявленным бизнесменом или чиновником. Причём заискивать самым аморальным образом, поскольку какова ваша культура, таковы и отношения между подчинёнными и начальством. А что может быть хуже… то есть, лучше для нас, как новая группа аморальных холуев, невольно соучаствующих со своим начальником в коррупции или просто в воровстве? Это ведь прямые наши клиенты, так что…
- Глубоко зарыто, - глубокомысленно пробормотал Серёга и невольно осмотрелся. К такому действию его побудил тот факт, что они с вожатым как-то уж очень быстро оказались у главного входа в склад, который уже не выглядел ни фантастическим, ни даже просто огромным. Так себе, обычное помещение для хранения товаров, переоборудованное то ли из шёлкопрядильного цеха, то ли из центрального библиотечного коллектора.
- Да нет, всё на поверхности, - возразил Вергилий. – В данном вопросе, когда ты вроде ничего не просил, а тебе хлебную должность или нишу в бизнесе, интерес за версту угадывается. Сам подумай: если ты наш человек, то какой смысл отпускать тебя и дальше бедствовать? Ну что ты там, среди бомжей и пассажиров аварийных электропоездов, нам навербовать сможешь? Да ничего стоящего, один только мусор, какого у нас и без того навалом. Вот бизнес с государственной службой – это совсем другое дело. Конечно, подобного дерьма у нас тоже навалом, но ведь дерьмо на базе паюсной икры с крекерами рваному хламу большая рознь…
Они, бедный музыкант и бывший римский поэт, выкатились из помещения склада, и Серёга спросил:
- Покурим?
- Пропустим, - отмахнулся Вергилий. – Тут две быстрые инстанции остались, их проскочим, а потом…
«Ну, да, быстрые, - мысленно не согласился бывший учитель пения. – Для тебя они, может быть, и быстрые, потому что тебе ни черта не мерещится, а для меня…»
- А что за инстанции? – параллельно своим невесёлым мыслям поинтересовался он. Однако Вергилий всё равно смог прочитать то, о чём подумал его спутник, но комментировать не стал, лишь ответил просто:
- Отдел рекламы и офис нашего туристического агентства.
- Чего-о? – изумился Серёга. Изумился и тотчас констатировал, что даже после столь обширного знакомства со всякими невероятными явлениями за сравнительно короткое время он сохранил способность чему-то удивляться.
- Чего-чего, про рекламу впервые услышал? – ворчливо молвил Вергилий, сунул под мышку один «благоприобретённый» портфель с разными бумагами, поправил за спиной котомку, которой у него раньше не было, и, удерживая другой портфель в левой руке, правой потянул экскурсанта к дверям следующей инстанции. То ли отдела рекламы, то ли офиса туристического агентства.
«Нет, мне очень интересно, какого чёрта нам надо в отделе рекламы?» - продолжал удивляться бывший учитель пения, входя вслед за провожатым, судя по суматошной суете, обилию специального осветительного оборудования и всевозможной полиграфии, разбросанной там и сям, в отдел чёртовой рекламы.
- Какие люди! – приветствовала их какая-то наглая бездарная морда, принадлежащая заведующему отделом. – Что, Публий Мироныч, новый клиент? Да вы, батенька, без дела не сидите. Это просто замечательно… А вот мы сейчас один горящий инновационный проектик с помощью вашего клиента и раскрутим!
- Обходной подпиши, - по-свойски попросил Вергилий.
- Давай бумагу… ага… вот тут? Всё, старик, подожди в тени, не отсвечивай, - попросил заведующий, когда подписал бумагу, и бесцеремонно пихнул древнего авторитета в тёмный угол своего отдела. – Внимание, господа! – заорал он, стилизуясь под режиссёра-постановщика, по крайней мере, малобюджетного художественного фильма. – Работаем все! Вот этому мужчине…
Он бесцеремонно ткнул неожиданно жёстким пальцем в грудь бедного музыканта.
- …Образцы товара согласно тарифной очерёдности и…
Бездарный сделал эффектную паузу.
- … Начинаем одновременно пахать видеоклип и серию натурных фото. Только быстро-быстро-быстро!
Серёга даже не успел додумать мысль о том, какие шустрые в отделе рекламы покойники, как его завертели в разные стороны, затормошили, начали совать в руки какие-то предметы, сажать в разные кресла и фотографировать, фотографировать, фотографировать. Какая-то рекламная сволочь одновременно с фотографами стала снимать бедного музыканта на видео. Другая сволочь как-то ловко отняла у Серёги гитару и сунула в освободившуюся руку ещё какую-то рекламируемую мерзопакость.
- Аидочка, пошёл текст! Шевели копытцами, козочка моя!
«Дурдом», - мысленно резюмировал бывший учитель пения, покорно отдаваясь в руки паразитов, повсеместно возомнивших себя элитой творческого сообщества.
- Сегодня именно тот день, - запела вышеназванная Аидочка, стильная брюнетка с минимум одежды на грешном теле, - когда всякий разумный человек должен задуматься, а стоит ли менять бескомпромиссные дыроколы от сеньора Версаче на часы с контузией фирмы «Хронос»? Ведь только с такими часами можно безболезненно совершить путешествие туда, откуда, как правило, не возвращаются. Впрочем, даже если кто-то и не вернётся, часы нам доставят в целости и сохранности…
Ассистент Аидочки, какой-то тупорылый рекламный барбос из начинающих, ловко нацепил на левое запястье кандидата в невозвращенцы навороченные часы, под ноги бросил дырокол с просунутой в него бумагой, и, пока стильная брюнеточка выступала с «речью», вертел бедного музыканта в разные стороны для смены ракурсов или ещё чего-то там.
- Стоп-стоп-стоп! – заорал главный рекламный дармоед. – Что это за текст? Аидочка, надо срочно переделать… Так, первый фотообразец? Ага, ага… Господа, быстренько посмотрели и обсудили!
- Глаз наезжает…
- Нога не в теме…
- Перспектива слишком выпуклая…- одновременно загомонили господа рекламные деятели. И, вроде они говорили по-русски, Серёга ни хрена не понял. Да и не диво: куда ему, бедному музыканту понять таких творческих деляг, как рекламные бездари?
- О’кей, о’кей, о’кей, - прекратил прения главный. – Быстренько посмотрели остальные пробные снимки, быстренько пришли к консенсусу, и быстренько в печать. Видеоролик уже готов?
- Шеф, халтура всё это, - заныл более или менее талантливый оператор. – Нельзя ли помедленней, чтобы успеть вложить хоть немного смысла и каплю чувства?
- Какое к чёрту чувство?! – взвился главный. – Нас тут не за чувства держат, а за то, чтобы мы оказывали действенную помощь заказчику, которому необходимо втюхивать потребителю всякое фуфло. Понимаешь? И нам без разницы, что это за фуфло. Наше дело – реклама! Аидочка, ты готова повторить?
- Шеф, мне кажется, надо акцентироваться именно на макете, - заявила Аидочка, - Ведь в кои веки выпадает снимать рекламируемые товары на том, кто готовиться спуститься в промзону…
- Вот и акцентируйся! – не стал возражать главный. – Но только кратко и с наибольшей экспрессией.
- Фигли макет, - заныл оператор, выбирая наиболее удобную позицию для повторной съёмки. – В прошлый раз нужно было рекламировать двухсторонние унитазы, так макет вместе с этим унитазом в шестом горячем цеху спёкся вчистую…
- Ну и что? Ну и хрен на него! Что нам макет? Нам главное снять его, а там пусть хоть сгорит, хоть облезет! А этих унитазов на складе бутафории навалом! – дружно загомонили творческие коллеги оператора.
- Что ты, действительно, цепляешься? Работать в нашем коллективе надоело? – ласково поинтересовался главный.
- Да я же о деле хлопочу! – перепугался оператор. – А то ведь как с тем макетом и с тем унитазом в прошлый раз получилось? Предоплату у рекламодателя взяли, а контрольную съёмку провалили…
- Чего это мы её провалили? Чего это ты дуру гонишь? А зачем это ты на наш дружный коллектив клепаешь, падла!? - снова загомонили культурные рекламные паразиты.
- Ты, это, объяснись, - предложил главный.
Оператор испугался ещё больше и принялся торопливо объясняться, якобы болея за общее гнусное дело рекламы чего угодно.
- Ну, мы, конечно, для контрольной съёмки использовали очень похожего клона, который у нас очень успешно сошёл вместо макета, - горячо залопотал он. – Мы даже смонтировали сюжет, изображающий успешное путешествие макета по всей промзоне с рекламируемым унитазом. Но когда, якобы по окончании якобы успешного путешествия посадили клона на новый бутафорский унитаз, забыли, что оригинал унитаза снимали с маркировкой, которую дали крупным планом!
- Мы и бутафорский сняли с маркировкой, и её тоже дали крупным планом! – завопили рекламные паразиты.
- Ну? – угрожающе молвил главный.
- Так маркировки же разные! – тоже завопил оператор. – А эти маркировки крупным планом, поэтому всякий дурак смог бы догадаться, что рекламируемый унитаз рекламные испытания не выдержал, а мы сняли новый!
- Но реклама-то проскочила! И рекламодатель остался доволен! Чё ему, козлу, надо, а!? – пуще прежнего заголосили чёртовы рекламисты.
- Всякий, может быть, и обратил бы внимание, - душевно возразил главный, беря оператора за пуговицу своей холёной творческой рукой, - но наш потребитель – он не всякий. Он у нас – дурак исключительный…
«Чего они так орут? – задался мысленным вопросом Серёга, временно оставшийся не у дел, и посмотрел на Вергилия, который стоял себе в независимом отдалении и ни на что не обращал внимания. – И о чём они орут?»
Прислушиваясь, от нечего делать, к творческому базару, он не сразу понял, что макет – это он сам. И что какой-то макет уже успел накрыться медным тазом после того, как побывал в этом дважды богомерзком учреждении. Сначала Серега подумал о том своём предшественнике, которого отскабливали от его теперешней спецовки, но затем вспомнил, что оператор упомянул слово «спёкся», причём придал этому слову конкретный смысл, поскольку речь шла о горячем цехе и о том, что вчистую.
«Если вчистую, - соображал бывший учитель пения, - значит, отскабливать было нечего. И не от чего, потому что спецовка, вне всякого сомнения, тоже вчистую… Однако, судя по межведомственным базарам, народ сюда частенько захаживает. Зайдёт сюда эдакий полудурок и, мало ему хлопот за свою глупость, так его ещё и эти рекламные паразиты в своих поросячьих интересах используют. Да…»
Ещё Серега подумал, что, попав после особняка на Рублёвке в чёртову канцелярию, он успел-таки насмотреться на всякую оживлённую суету, имитирующую полезную деятельность, но раньше всё происходило в эдаких таинственных звуковых полутонах, в то время как здесь орали без всякого ограничения.
- Хватит бузить, придурки! – неожиданно зычным голосом возник Вергилий. – Я не собираюсь торчать здесь до второго пришествия!
Упомянув о пришествии, Вергилий неловко скособочился, а лицо его замерло в карикатурной гримасе. Остальных присутствовавших в офисе тоже повело в разные стороны, все они на несколько условных мгновений изобразили разные хари, но затем, как ни в чём не бывало, снова засуетились. Но уже в рабочем режиме. Один только главный укоризненно глянул на Вергилия: дескать, ты говори, да не заговаривайся. А Серегу снова затормошили, стали совать ему в руки разные предметы, защёлкали фотоаппараты, зажужжала камера, стильная брюнетка Аидочка понесла экспрессивную хрень, а главный метался по офису и руководил процессом.
«Быстро нам отсюда не выбраться», - мысленно решил Серёга и обратил безнадёжный взгляд на Вергилия. Тот, ляпнув сгоряча ерунду, снова принял безразличный вид и торчал себе в дальнем уголке офиса. А у Серёги от постоянного мелькания вспышек, от многообразия переменяемых предметов совершенно непонятного назначения и от постоянно журчащего голоса Аидочки, который, вроде бы, и журчал, но имел столь чётко акцентированную интонацию, что спустя какое-то время слова «телеведущей» стали бить Серёгу по мозгам.
«Ну, вот, начинается», - с тоской посмотрел он, выискивая глазами знакомого беса седьмого разряда. Но бес появляться в этом дважды богомерзком учреждении не спешил, зато среди коллектива бездарных рекламных деятелей стало происходить нечто бесовское. Аидочка покрылась белой шерстью, её смазливая мордашка приняла вид овечьей, а вместо симпатичных туфель образовались копытца. Остальные рекламные деятели превратились в обычных ворон и принялись так каркать, что Серёга стал всерьёз опасаться за сохранение остатков своего рассудка. Тем более что предметы, постоянно всучиваемые ему для очередной демонстрации перед многочисленными камерами, словно зажили собственной жизнью. Пакетик лапши двойного приготовления увеличился в размерах, верхние его уголки сформировались в накачанные руки, и этими руками он принялся пребольно окучивать Серёгу, приговаривая:
«А ну-ка, съел меня быстро, понял?»
Банка безалкогольного рвотного средства, изготовленного из отходов помола лучших сортов ячменя, самостоятельно вскрылась, зависла над головой бедного музыканта и вытекла ему за воротник. А псевдокуриные окорочка с формалиновой пропиткой для увеличения срока хранения при любом температурном режиме трансформировались в эдаких жизнерадостных мускулистых страусов, которые стали водить непонятную иностранную игру. Один из них наскакивал на Серегу спереди и задиристо покрикивал на хорошем английском языке:
“Well, what you, guy?”
«Да пошёл ты, петух недожаренный», – огрызался Серёга, пытаясь спарринговать с наглым англоязычным страусом. Но партнёр хитрил, не подпускал Серёгу на ударную дистанцию, но так ловко отвлекал внимание бедного музыканта, что остальные участники заморской игры пристраивались сзади бывшего учителя пения и безнаказанно вколачивали в него чувствительные поджопники.
«Ах вы, волки позорные!» - с бессильной злостью вскрикивал Серёга, но никак не мог противостоять этим наглым жизнерадостным уродам. Впрочем, ни о каком противостоянии речи не шло, поскольку в данной ситуации бывший учитель украинского пения выступал исключительно в роли мальчика для битья.
«Шеф, шеф! – каркали в это время вороны. – Можно начинать монтаж!»
 «Что монтируем?» - откаркивался шеф.
«Приготовление лапши в горячем цеху в момент привала!»
 «О’кей, погнали!»
 «На первом привале макет закусывает окорочками! - протестующе блеяла Аидочка. – У меня уже текст записан соответственно с первым, вторым и так далее привалом».
«Потом разберёмся! - каркал шеф. – Пора закругляться!»
 «Ну, слава богу!» - обрадовался Серёга, и одновременно получил несколько болезненных поджопников, от которых у него даже искры из глаз посыпались.
«Во, бля. – пришла в голову бедного музыканта другая мысль, - получил под зад, а искры из глаз сыплются. Загадки физиологии…»
- Ладно, не морочься, - услышал он вдруг рассудительный голос Вергилия, слегка проморгался и увидел, что всё кругом чинно - мирно, рекламные паразиты в обычном своём виде завершают очередной подготовительный цикл плодотворной деятельности, большинство из них засело за компьютеры, Аидочка поволокла рекламируемые предметы в специальную кладовку, а шеф занял рабочее место за письменным столом. – Сейчас подпишем кое-какие бумаги и отвалим.
- Отвалим, - в полной прострации повторил Серега и невольно схватил провожатого, который неизвестно как оказался в центре офиса, за руку.
- Эй, любезнейшие! – повелительно позвал главный. – Прошу ко мне на пару ласковых…
- Сей момент, господин хороший, - саркастически ответил Вергилий и потащил Серёгу к столу.
- Эй вы, паразиты, гитару верните! – воскликнул бедный музыкант, увидев, как Аидочка поволокла его инструмент в вышеупомянутую кладовочку.
- Ах да, конечно, - как бы опомнилась Аидочка.
- Вот тут поставьте свои автографы, - показал главный и подсунул к краю стола кипу бумаг. Вергилий стиснул зубы, а Серёга возмутился вслух:
- Я чё-то не пойму: кому нужна эта сраная реклама, вам или нам?
- Помолчи, - буркнул Вергилий, принимаясь подписывать бумаги и передавая их для подписи Серёге. – Рекламный отдел – один из наиболее уважаемых в нашей фирме.
- Нет, ну и пусть он будет уважаемым, но я-то с какого здесь боку? – продолжал возмущаться Серёга, небрежно черкая ручкой по бумаге. – На хрен мне эти листы подписывать, я что, по ним потом деньги получу за своё участие, не пойми в чём?
- Ну, от этих паразитов ты точно ничего не получишь, - засопел Вергилий, - но по совокупности зачтётся…
- Кому: мне или моему клону? – не скрывая сарказма, поинтересовался бывший учитель пения.
- Я же тебе говорил, - недовольно возразил Вергилий, - с тобой всё будет нормально, так что не грузи голову всякой ерундой и клонами в придачу…
- Чёрт бы вас побрал! – в сердцах ругнулся Серёга, подписал последний лист и потащился вместе со своим провожатым на выход.
- Кого? – услышал он знакомый голос, вздрогнул, но оборачиваться не стал. – А, этих! – сказал тот же голос, и в нём послышались нотки разочарования.
«Мне только беса седьмого разряда для полного счастья не хватало», - трусливо подумал Серёга. Поэтому, когда они вышли в предбанник, он не стал напоминать своему провожатому о перекуре, но покорно поплёлся с ним в последнюю инстанцию. И, как только дверь была открыта, на «пришельцев» обрушился шквал приветствий:
- Милости просим! Здравствуйте, господа! Бон суар, джентльмены! Хэлло, вы не ошиблись, посетив именно наше агентство! Туристическая фирма «Красный Стикс» приветствует вас, дорогие товарищи!
«Вот, заразы, и эти шумят, как оглашённые», - поморщился Серёга, оказываясь в толпе агентов, которые непонятно чего от него хотели. Вергилий снова как бы отдалился и принял равнодушный вид, хотя стоял бок о бок с бедным музыкантом. А агенты напирали, и вскоре Серега понял, что каждый из них представляет конкурирующую туристическую фирму. И что каждый из них непременно хочет заполучить новоявленного потенциального клиента.
- Только подписав договор с нашей фирмой, вы можете без опасений отправиться в любой вояж, - говорил почти одно и то же каждый агент, - потому что только наша фирма даёт стопроцентную гарантию…
Серёга, задавливаемый толпой возбуждённых деятелей от туристического бизнеса, совсем ошалел.
«Но это же полный абсурд! – мысленно возопил он. – У нас же совершенно конкретное мероприятие, так на хрена нам какие-то туристические посредники? И почему их так много? Они что, не на одну чёртову компанию работают?»
 «Одну», - мысленно откликнулся Вергилий.
«Тогда это полный абсурд!» - повторил Серёга.
«А ваша жизнь – не абсурд?» - возразил Вергилий и, хоть он вслух не произнёс ни слова, бедный музыкант почувствовал, что его проводник сильно рассердился.
«А почему наша жизнь – абсурд?» - чисто из духа противоречия переспросил Серёга.
«Ты чё дуру гонишь, а? – ещё больше разозлился Вергилий, одновременно подписывая подсовываемые ему контракты. – Чё тут непонятного? Ведь даже лично на своём примере ты можешь убедиться в абсурдной бесполезности человеческого бытия в пределах вашей территории…»
 «Это почему моё бытие абсурдно бесполезно? – обиделся Серега, в глубине души признавая правоту великого старца. – Я, чай, не какой-нибудь паразит, на иждивении ни у кого не состою, и я…»
 «Я-я, головка от валуя, - огрызнулся Вергилий, кого-то из туристических агентов послал подальше, а у кого-то принял очередной контракт. – Человек, в отличие от таракана, рождён для созидания и духовной жизни, а не для того, чтобы только жрать, гадить и три раза на дню чесать блуд, оправдывая его инстинктом размножения, который достался человеку в наследство от предков по обезьяньей линии…»
 «Я, между прочим, пою песни, которые сам сочиняю», - ещё больше обиделся Серёга.
«Лучше б ты продолжал детей учить, - возразил Вергилий, - а песни можно и в свободное от работы время сочинять».
«Много их на голодный желудок насочиняешь, - в свою очередь возразил Серёга. – Знаешь, какая у учителей пения зарплата?»
 «Не знаю, и знать не хочу! – рявкнул Вергилий и заехал наиболее настырному турагенту его же проспектом в его наглое ухо.
«То-то же, - заныл Серёга. – Что, думаешь, я от хорошей жизни в эту сраную Москву приехал?»
 «Да ладно прикидываться, - неуступчиво молвил старый хрыч. – Тоже мне, сирота казанская… Вы едете в Москву не потому, что у себя совсем уж худо, а за своим поганым азартом. Авось, дескать, и я дуриком разбогатею? Ась?!»
 «Да пошёл ты», - окончательно расстроился Серёга и принялся подписывать те бумаги, которые ему стал передавать Вергилий.
«Сейчас вместе пойдём, - успокоил его бывший римский поэт, - посмотрим на говнюков, которые при жизни не расстарались для лучшего потустороннего будущего и попали к нам. Хотя, что от вас ждать? Все вы, за малым исключением, наши клиенты…»
 «Кто это, все мы? - без особого интереса спросил Серёга. – Опять про территорию будешь гавкать?»
 «Ну, территория ваша особенно хороша… в нашем понимании, - не преминул обругать место главного входа старый римский хрыч, одновременно пакуя портфели и котомку дополнительной «макулатурой», - но и на остальных народ проживает тоже вполне подходящий. Как посмотришь на иного, так в очередной раз диву даёшься. Ну, свинья – свиньёй. Как будто у него этих планет под названием Земля в запасе ещё штук сорок. Чистые собаки! Ни о потомстве не заботятся, ни о собственной доброй памяти. Словно бабуины! Главное дело участок силой захватить, самок побольше и – мама, не горюй! Сиди себе на пальме, поедай бананы, трахай самок и вали экскременты вниз, на собственные угодья…»
 «Ну, ты, во-первых, определись с тараканами, свиньями, собаками и обезьянами, чтобы конкретно с кем-то из них нас сравнивать, - решил поставить на место расходившегося старого перечника Серёга. – И потом: если мы все свиньи, тараканы, обезьяны и прочие недочеловеки, то как же мы построили города, дороги, электростанции и много чего другого? Как же мы сочиняем симфонии, рисуем картины, танцуем балеты, пишем романы и изобретаем разную науку?»
 «Скрупулёзно подмечено, - с плохо скрытым подвохом согласился Вергилий. – Только зачем вы всё это делаете?»
 «Да, зачем?» - машинально переспросил Серёга.
«А затем, что вами движет жадность и тщеславие… за редким исключением, когда творит человек одновременно и талантливый, и святой. Но такие святые таланты, как правило, помирают от голода, и это не наши клиенты. И их чем дальше, тем меньше. Особенно на вашей богомерзкой территории, потому что вы из всех сил делаете так, чтобы подобных у вас больше не появлялось. Простой пример – это ваши теперешние кумиры. А кто они? Они – это Малевич, Тарковский и Пелевин. Но что хорошего, одновременно талантливого и святого может произрасти в среде, где поклоняются искусственно культивированным откровенным дегенератам с довольно ограниченными творческими потенциями? Да ни хрена, одни только...»
Вергилий довольно быстро закруглился с контрактами, отпихнулся от очередного настырного турагента и потащил Серёгу к старшему менеджеру этой ненормальной конторы, где все со всеми конкурировали. Наверно, «местные» деятели очень заботились о собственном здоровье. Или их всех волновали результаты прогресса.
«Одни только кто?» - напомнил своему проводнику бывший учитель пения.
«Одни только Сорокины, мюзиклы, Маринины, инсталляции, Донцовы, инвайронменты и вездесущие Устиновы. Зато в плане остальной истиной культуры вам светит дырка от бублика или сомнительное амбре интеллигентно пукнувшего просвещённого соотечественника под шумок очередной псевдонаучной телепередачи господина Швыдкого. Аминь!»
 «Откуда он фамилий столько знает? Или это слова такие заковыристые? Инвай…тьфу!– не переставал удивляться бывший учитель украинского пения, машинально знакомясь с всученным ему рекламным проспектом. – Я некоторые из них и повторить не смогу, не то что…»
- Всё, пошли отсюда, - отдуваясь, вытирая пот со лба и одновременно посылая кого-то в жопу, предложил Вергилий, и они с Серегой выкатились из этого дурдома, где продолжали кипеть страсти в виде наскоро образовавшейся потасовки: счастливые обладатели вновь заключённых контрактов попали в раздачу к тем, кому так не повезло.
- Всё, перекур! – выдохнул Вергилий и ещё раз прошёлся рукавом своей хламиды, не поддающейся никакой идентификации, по взопревшему лбу.
«Вот не знал, что покойники потеют», - ни к селу, ни к городу подумал Серёга и полез в карман куртки за сигаретами. Сигарета у бедного музыканта осталась одна, и это его слегка расстроило.
- У меня махры полный кисет, - успокоил его Вергилий и стал мастырить козью ножку. – В крайнем случае, стрельнёшь у кого-нибудь…
Откуда он брал бумагу, Серёга до сих пор не мог понять. Но всякий раз ему каким-то неведомым образом удавалось разглядеть, что Вергилий пользовался «Московским комсомольцем».
- Спасибо, успокоил, - недовольно проворчал бедный музыкант, невольно морщась от «перегара» ядрёного самосада каких-то особенно чертовских сортов.
- Ты вот давеча за своих заступался, - заговорил Вергилий. – Дескать, домов понастроили, мостов, дорог и прочая.
- Ну, – поддержал беседу Серёга.
- Но для кого они, эти дома?
- Для кого?
- Да для тех, кто меньше всего работает. Пусть попробует честный крестьянин купить себе квартиру в Москве. Ну?
- Чё – ну? Ясный хрен – никогда не купит. Даже если он перестанет есть, пить, спать и чесаться спиной о косяк, но всё время будет пахать, и всю свою картошку с морковкой толкать на рынке.
- Вот видишь? А какой-нибудь сраный коммерсант, толкающий просроченные йогурты и агитирующий в вашей думе за партию «Единство», купит. И не одну, а десять. И столько же за границей. И столько же домов на Рублёвке. И футболист, который в месяц получает больше, чем крестьянин за две жизни, купит. В вашей сраной Москве более десяти миллионов жителей, и более двухсот миллионов квадратных метров жилплощади. Сто миллионов квадратных метров принадлежат ста тысячам так называемым москвичам, в среднем по сто квадратных метров на процветающее рыло, а остальные сто миллионов – десяти миллионам. По десять квадратных метров на не процветающее рыло! Чувствуешь разницу?!
- Ну, всякое процветающее рыло, прежде чем стать таковым, сильно для этого потрудилось, - не совсем уверенно сказал Серёга.
- Чубайс, например? – ехидно спросил Вергилий. – Или Наташа Королёва со своим бывшим бездарным котом, Игорем Николаевым? Такие мозоли они себе на всех боках натёрли, что простую грубую одежду им носить больно, не то что жить в простых восьмиметровых квартирах… В которых живут ваши старички и старушки, которые по сорок лет или в горячих цехах отработали, или на стройках социализма. А результатами их труда воспользовались Чубайс и прочая беспримерная сволочь… Нет, брат. Чистые вы обезьяны. Хотя, чего я вру: обезьяны много лучше вас. Они, во-первых, не умеют лицемерить про бога и человеколюбие, и, во-вторых, друг дружку из-за жратвы, как вы из-за денег, не убивают. Во!
- Блин, ты-то чего так раскипятился!? – не выдержал наездов за всё отечественное человечество Серёга и повысил голос. – Ты что ещё за праведник такой выискался?! Нет, посмотрите на него! Сидит уже вторую тысячу лет в этом… не к ночи будет названо место, и гавкается! И на кого? На тех, кто ваш основной контингент! А если хозяин услышит такие твои крамольные речи? Нет, ты соображаешь?!
- А чё мне соображать? У меня от вас, падл, вся соображалка набекрень. Как вспомнишь, чего повидал, и как подумаешь, что ещё увидеть придётся – мороз по коже. Ведь что вы за мерзопакостные людишки! Вам досталась такая замечательная страна, а вы… А вы, ****и, в подавляющем своём большинстве лукавые бездарные холуи, которые с покорным удовольствием пресмыкаются перед подавляющим меньшинством талантливых негодяев. И не только пресмыкаются, но ещё и задницу этим негодяям норовят до блеска вылизать… И вообще, нагляделся я из беспристрастного ниоткуда на вашу суету и пришёл к мысли, что зря истинный Бог морочился с таким жизнеустройством на вашей планете, в процессе которой на ней появилась разумная жизнь. Ведь он старался-старался, и что он теперь имеет? А имеет он в итоге совершенно антигуманное общество, где большей частью богатств планеты, лукаво выраженных с помощью соответственных эквивалентов, владеет ничтожно малая часть её населения. Причём это не лучшая часть населения планеты. Потому что если бы такими несметными богатствами владели приличные люди, то они давно бы расстарались и превратили бы землю в рай, а не обещали бы его тем дуракам, которые в него верят…
- Но рай ведь есть? – полувопросительно молвил Серёга.
- Он-то есть, но… Короче говоря, ваше человечество – одна большая мерзопакость. А вы, которые на известной территории, жалкая пародия на данную мерзопакость. Вы карикатура на цивилизованное общество, и что бы вы не делали… В общем, от того, что вы делаете, приличного человека в лучшем случае может позабавить. А меня особенно забавляет, как ваши разбогатевшие упыри корчат из себя представителей элиты. Сам за три бака удавится, папа у него – бывший счетовод из Новохопёрска, бабушка прислуживала нэпману, прадедушка Лопатинский крестьянин, зимой ходивший в Скопин на заработки черпать дерьмо из холодных сортиров, а этот… Тьфу! Дача у него возле Ниццы, дочь в Лондоне от прыщей лечится, а жена на соотечественников быдлом гавкается. И чем больше ей охота забыть о своём быдловском происхождении, тем больше она на других этим быдлом гавкается...
- И никакая мы не карикатура, - заупрямился Серёга, которому стало обидно за всё человечество в целом и за народ, который проживает на известной территории, в частности. – Сам ты карикатура. Чего ты заладил: «вы» да «ваши»? А ты чей? Чай, не с луны на землю упал…
- Я – особенный, - без ложной скромности заявил Вергилий. – Поэтому, ругая человечество, которое проживает на моей бывшей планете, я имею на это право. Потому что я не только проводник, но и…
- А говорил, что стал проводником благодаря Данте, которому ты обещал за это морду набить, - мстительно напомнил Серёга, непочтительно прерывая особенного человека. Вернее, покойника.
- И набью! – нелогично вспылил Вергилий. – А вы карикатура! И карикатура ужасная, потому что всё остальное цивилизованное человечество, мягко говоря, дрянь…
«Повторяется старик», - мысленно констатировал Серега.
… И вместо того, чтобы помочь своим нецивилизованным братьям подняться на следующую ступень развития, искусственно создаёт для них такие условия, в которых те продолжают влачить почти первобытное состояние и пахать по тридцать часов в сутки, лишь бы прокормиться.
- Ну, это ты точно загнул, - веско возразил Серёга. – А как же гуманитарная помощь? Знаешь, сколько богатые люди отстёгивают на гуманитарку?
- Вообще, эта гуманитарная помощь – акт самого аморального лицемерия.
- Почему? – опешил Серега.
- По кочану. Сам прикинь. Сначала один богатый человек или группа богатых людей наваривает миллиард на продаже оружия и прочих взрывчатых веществ. А затем, когда какие-нибудь туземцы передерутся насмерть в своём взрывоопасном регионе, дадут ещё миллион, чтобы оставшиеся в живых могли купить себе протезы и инвалидные коляски.
- Ты, это, утрируешь, - с усилием выговорил Серёга.
- А ты не базарь словами, смысл которых не до конца понимаешь, - усмехнулся Вергилий. – Кстати,  в а ш а  гуманитарная помощь – это даже не акт аморального лицемерия, а издевательство над здравым смыслом.
- Почему? – снова обиделся Серега.
- Потому что вашим пенсионерам самим жрать нечего, некоторые ваши бедные живут хуже, чем распоследние племена в распоследней стране мира, а вы – чуть что – первыми прётесь со своей гуманитарной помощью. Причём тратите на эту помощь из казны, которой якобы не хватает на бесплатные лекарства для малоимущих, а не из различных благотворительных фондов, как это делают нормальные европейцы и американцы. Вот они с вас животики надрывают! Как только где какое землетрясение, они начинают пари заключать: через сколько часов в зоне бедствия появятся русские со своими палатками и одеялами? И на сколько после этой гуманитарной акции в России подскочит цена на газ… Идиоты…
- Ты не прав, - твёрдо заявил бывший учитель украинского пения, успевший за свою недолгую жизнь обрасти кое-какими принципами. – Если у людей беда, людям надо помочь. И про богатых ты всё врёшь. Они не самые плохие люди на нашей планете. Ведь чего плохого в том, что иному человеку хочется побольше заработать? Ведь чем больше у тебя денег, тем больше у тебя свободы.
- Свободы не бывает больше или меньше, - огорошил Серёгу Вергилий. – И она изначально не стоит денег, потому что по высшей идее человек рождается изначально свободным. То есть, свободным от унижения другим человеком. Но люди и свободу, и сами себя сделали объектами купли-продажи. При этом в случае со свободой совершенно гипертрофировали процесс ценообразования. Одному для свободы достаточно десяти тысяч рублей в месяц, другому мало десяти миллионов евро.
- А вот про куплю продажи самих себя ты соврал! – победно воскликнул Серёга. – Рабство давно отменили!
- Как неэффективную форму эксплуатации, – остудил пыл оппонента Вергилий. – И на смену рабству примитивному пришло рабство технологическое.
- Опять ты всё врешь! – стал заводиться Серёга. – Я не раб!
- Ну, ты, романтический пьянчуга с гитарой, может быть, не раб, но большинство населения планеты железно сидит в рабстве у вышеупомянутого меньшинства. Одни, не успев родиться, уже прикидывают, как бы приобрести профессию, чтобы потом с помощью неё кормиться самому и кормить свою семью. Поэтому начинают подрабатывать уже лет с восьми и откладывать деньги на учёбу. А, достигнув совершеннолетия, тотчас продаются лет на тридцать кредитным организациям, чтобы купить квартиру, машину, дом и тому подобное. Другие же, едва выскочив из пи… едва появившись на свет божий, вступают в права владения землёй, недвижимостью, счетами в банках и даже рабами. Почему?
- Потому что предки одних из поколения в поколения валяли дурака, а предки других в течение того же времени заботливо копили деньгу, регулярно пуская её в оборот, - не замедлил с объяснением Серёга. – А так как они оборачивали свои деньги с умом, то капитал прирастал. Поэтому земля, прочая недвижимость, счета в банке и рабы… то есть, обслуживающий персонал в придачу. Кстати, этот персонал был бы сборищем безработных бродяг, если бы не…
- Да, если бы не добрые богатые люди, - перебил бедного музыканта бывший римский поэт. – Тебя послушаешь, в баптисты запишешься. Такие добряки эти потомки Морганов, Ротшильдов и Дизраэли. Они, выходит дело, не эксплуатируют своих рабов за прибавочную стоимость, а из милости, чтобы, значит, те с голоду не подохли. Кстати, эти добряки, Морганы, Ротшильды и Дизраэли, в своём прошлом, как и большинство наследственных богатеев, были безжалостными разбойниками и не менее безжалостными ростовщиками. И по их вине, знаешь, сколько народу перемёрло?
- Где ты мог слышать про прибавочную стоимость? – удивился Серёга. Кое-что из политической экономии он знал благодаря усечённому курсу истории цивилизаций, где в трёх абзацах давался анализ деятельности главного классика марксизма-ленинизма, Карла Маркса. Визуально же с классиком Серёга Антипов познакомился, когда помогал вывозить наглядную режимную агитацию из кладовки музыкального училища на свалку.
- Да есть тут один гусь, - небрежно ответил Вергилий, - в промзоне парится. Кличка – классик. Он много чего мне объяснил про товарно-денежные отношения и эксплуатацию трудящихся.

 

next

 
 









1) Реальный факт из современной российской действительности, когда главный столичный библиотечный коллектор сдаётся в аренду коммерсантам и прочим деятелям, далёким от культуры в целом, и библиотечного дела в частности







2) Ну, что же ты, парень?







3) Автор имеет в виду следующую сомнительную сентенцию (применительно к современной России) о том, что прогресс есть результат здоровой конкуренции







4) Весьма фактурная дама, написавшая несколько сомнительных детективов и успевшая намозолить глаза неприхотливому российскому телезрителю, периодически появляясь в разнообразных ток-шоу







5) Министр культуры РФ с 2000 года по какой-то. Приложил все усилия для того, чтобы подведомственная ему культура соответствовала идее «демократизации» нравов основного населения России, ну и о собственном интересе никогда не забывал