Третий берег часть 4

   Третий берег часть 4

               
               
               
               
                Послание Езепа

Его Благолепие Езеп III, привыкший во всем и всегда потакать себе и ни в чем не знающий отказа, хандрил. Жестоко хандрил. Настолько глубока была его тоска, до такой степени остра и неизбывна, что…
— … отрубили уже шесть голов молодых пажей, — тоскливо диктовал он. — Стой, не так! Погоди, что-то не то… — кашлянув, засомневался Езеп.
Он полулежал, утопая в пышных подушках и перинах, на широком, как корма торгового барка, ложе, и составлял очередное послание ненаглядной Низии, добровольно затворившейся в замке Южного острова. Король желал сделать эпистолу предельно душещипательной.
— … шесть голов молодых пажей… как-то это не так звучит, да? — продолжил он, пересчитал на пальцах, и спросил: — А как, по-твоему, будет правильно?
— Что? — дрожащим голосом прошептал писец.
— Ты не понял Нашего вопроса?! Ну, тогда пиши: шесть голов молодых пажей и одна голова писца? Так лучше?
— Нет, я все понял, Ваше Благолепие!
— Ну!
— Отрублены головы у шестерых молодых пажей… уже.
— Нет - пока!!! Пока только у шести. И писарь ждет своей очереди. Да, так и запиши!
— За-записал…
— Как ты думаешь, хоть тебя ей будет жаль?
— Н-нет, не жаль, определенно не жалко, не любит она меня!
— Вот и скверно! Хотя, погоди… Не любит, говоришь? Значит, ей приятно будет узнать, что ты разделился на части? На четыре, скажем, части, а?
— О, нет! Она останется равнодушна! Я ей безразличен!
— Да? Да! Вот в чем и дело! Все ей безразличны… Наше Благолепие, ты, Наши юные пажи… королевство… Ладно, что-то ты разговорился… хватит болтать. Так. Скрипи дальше: палач переведен на круглосуточное дежурство. Он и оба его помощника пребывают в надвратной башне. Они тоскуют по тебе, цвет Нашей жизни, и ждут Наших приказов… Нет! Постой! Что это Мы? Зарапортовались! Ты уже записал?
— Да…
— Спешишь! А куда спешишь?
— Никуда, Ваше Благолепие!
— Врешь! «Тоскуют по тебе» зачеркни, она может не так понять. Видишь, насколько Мы не в себе? Теперь всем ясно, как Мы подавлены? Зачеркнул? Давай дальше. Так, с новой строки. Готов? Пиши. До чего же ты Нас доводишь, о свет Нашей души, о луна Наших слез, о серна Нашей печали! Или ты хочешь, чтобы сердце Наше по каплям истаяло от одиночества, или же ты желаешь искоренения всего Нашего двора на плахе? О жестокосердная! Знай, не доставляет Нам радости проливаемая кровь, но как Мы еще можем доказать тебе безмерную любовь Свою? Как Мы можем убедить тебя предстать пред Нашими черными от горя и отчаяния очами? Если головы пажей не склонят тебя к возвращению, не поколеблют бастионы твоего затворничества, не растопят лед твоего равнодушия, Мы… Мы вынуждены будем перейти к другим… резонам…
Езеп уронил голову на грудь и надолго замолчал в задумчивости. Потом встрепенулся, горько всхлипнул и сказал, глотая слезы:
— Прервемся. Пусть Нам принесут вина.
 В покое для просителей, угрюмо косясь друг на друга, сидели двое: Его Священство Верховный жрец объединенного культа Стреона и Доренлона и, напротив священнослужителя, первая статс-дама двора. Перед королем стоял нелегкий выбор: чьи казни в большей степени способны разжалобить упрямую Низию, монахов или фрейлин королевы? Какой из аргументов окажется весомее? Да, по-настоящему трудное предстояло решение. И ожидающие призваны были облегчить его.
Уже первейшие царедворцы королевства нанесли безрезультатные визиты на Южный остров, они передавали упрямице послания короля, лично молили фаворитку вернуться на материк, но та оставалась непреклонна в своем странном отшельничестве. Участившиеся в последние дни страшные штормы, случавшиеся чуть ли не ежедневно, делали эти путешествия крайне опасными. Неуступчивость Низии уже унесла на дно морское корабль со старейшими герцогами на борту. Именно после потерь столь знатных вельмож Езепу пришла в голову мысль прибегнуть к убийствам придворных как к крайнему средству выражения отчаяния. А что еще оставалось делать? Что? Ну, что???

                Богиня смерти

Оис, действительно, была здесь, и Эльмеда почувствовала присутствие богини каким-то непонятным ей самой образом. Будто внутри распустился цветок, будто в чреве зародилось что-то. Нет, не новая жизнь, а новое понимание и внешнего, и внутреннего мира, составляющих единство, и ей показалось, что она еще немного продвинулась в познании своей непостижимой сущности.
— Мне открылось второе знамение, — сказала Эльмеда, если такое общение, происходящее за границами мышления, можно назвать речью.
— Это известно, — отозвалась богиня.
Колеблющееся сияние заполнило воздух вокруг, это был цвет, вмещающий в себя все - всю палитру оттенков, чувств и событий. И в то же время это был закат, величественный и прекрасный, такой прекрасный, что глаза отказывались воспринимать увиденное.
И Эльмеда поняла, что ей оказана великая честь – лицезреть истинный облик богини смерти. Ни страшной пасти, ни когтистых лап, приписываемых ей богословами, у Оис не было.   
— Но третье… открой мне третье знамение — взмолилась Эльмеда.
— Стремись, и воздастся тебе, — был ответ.
— Ищущие да обрящут?
— Да.
— От меня потребуется жертва? Какая?
— Ты хочешь принести жертву богине?!
— Да. Только скажи…
— Какую жертву можно принести тому, кто все создает, все раздает, и все отбирает? Тому, кто имеет все, вообще все в этом мире?
— Ну, я не знаю…
— Богам не нужны никакие жертвы. Никогда. Они нужны людям, слабым людям. Хотя ты уже и не совсем человек, но вот тебе понадобится принести жертву для последнего перехода.
— Последнего перехода?
— А еще прежде принести в жертву себя.
— Себя?!
— Не вопрошай меня больше. Ты поймешь все сама, и сама всего достигнешь. Таков твой путь.
— Ты не лишаешь меня надежды.
— Она всегда с тобой, дщерь моя.
— Дщерь твоя?!
— Да.
— Как… как мне это понимать?
— Наступит время – поймешь, я же сказала.
— Я могу еще спросить тебя, о, бессмертная?
— Упрямая. Ладно, спрашивай...
— Почему династия Сияющих проклята? И кем?
— Ответ заключен в титуле.
— И… каков он?
— И нетерпеливая. Со временем - да что нам какое-то жалкое время? - мы сольемся, станем одним. И ты будешь знать все!
— Когда же? — спросила Эльмеда, трепеща
— В свой черед. Ты ведь знаешь, пути наши неисповедимы…

               
               
                Пустынники

Брошенным гнездом завладевает другая более удачливая птица, не пустует логово без зверя. А дом, покинутый хозяином? Грех не занять! Что же говорить о целой бесхозной стране? Отправился к праотцам могущественный воин-король, его супруга взвалила на себя непосильное бремя власти и… и где она теперь?
Тысячи глаз, блестящих на смуглых лицах купцов и работников из далекой земли, наблюдали жизнь Ольса. Они видели – близится момент, когда достаточно будет протянуть руку - и плод сам упадет в нее. Власть в империи слаба. Королева неспособна править. Иначе, зачем распространять нелепые слухи, будто она то пропадает, то вновь появляется? Что чудеса какие-то с ней творятся? То ее сожгли, то не сожгли. Умнее ничего придумать не могут? А скорее всего она просто очень больна. А может быть все еще проще - ее уже нет в живых. А тот, кто заправляет в столице, изредка показывает двору женщину, похожую на законную правительницу. И во избежание волнений, смут и безобразий население пугают тем, что королева превратилась в злую колдунью! Летает, видите ли, по стране, зрит сквозь стены и на расстоянии карает врагов государства. Что за глупая чепуха! За какие-то мелкие провинности наказывает, а намерения и деяния, способные подорвать самые основы Ольса, не замечает? Что же это за всесильная волшебница такая?
Да, неминуемое приближалось. У кромки далекой пустыни давно уже скапливалась и готовилась непобедимая орда. Ее составляли сотни тысяч сердец, горящих одним огнем и имеющих одну цель – покорение и разграбление богатейшей империи. Это когда-то люди из разрозненных племен песчаными ящерками ускользали от посланцев грозного Хелиаза, а теперь объединенные пустынники осознали себя непобедимой силой, которой по плечу любые, самые дерзновенные свершения. Да и сами боги благоволили властелину пустынных народов – колодцы на пути от оазисов к северу последние три года не иссякали даже тогда, когда из них брали воду ежедневно, когда огромные толпы вместе со стадами животных пили и пили из них. А раньше, до рождения Великого замысла, и один небольшой караван способен был надолго истощить водные запасы, и потому значительные массы людей не могли быстро пересечь самые сложные участки пути.   
Разбитые, обиженные и оскорбленные Саннелором степные кочевники (так и не познавшие блаженной мести) с превеликим желанием готовились присоединиться к новой армии. Огромное воинство ждало своего часа. Дальняя разведка королевства, роли которой Сияющий всегда предавал огромное значение, после его кончины осталась бесхозной и практически перестала существовать. Получалось, что за отдаленными странами никто не следил, и вовремя заметить смертельную опасность не было никакой возможности.
Цель похода приближалась. Царь песков, Вехлот, из клана Луны, почти не сомневался в победе. Почти. Да, вероятность ее была высока, очень высока, но поверит в свою удачу он только во вражеской столице, только тогда, когда усядется на древний ольский трон. Рядом с ним, утопая в мягких разноцветных подушках, дремал старый проверенный годами товарищ – главный колдун, главная Ящерица пустынников – умудренный Нух.
— Почему Хелиаз потерпел поражение? — заставил Нуха открыть глаза вопрос владыки.
— Хелиаз? — задумчиво переспросил колдун. — Войско у него было огромное, но у тебя больше людей, о, Великий. Он позволил своей армии разделиться, и подошел с основными силами с большим опозданием, когда Ниризин был уже полностью разбит. Да ты и так все это знаешь. Мы ведь уже говорили об этом.
 — Да, это так. Но меня гнетет вопрос – а не могли ли мы допустить где-то ошибку в подготовке, все ли учли?
—  Все ли учли? Только боги способны учесть все. Мы учли все то, что подвластно человеческому разуму. Почему ты все время возвращаешься к сомнениям?
— Сам не знаю. У Хелиаза все равно оставалось большое преимущество, мы тоже это знаем, но он проиграл.
— Это так.
— Он был разбит как маленький щенок.
— Этому есть объяснения. С ним боролся непобедимый, как потом оказалось, полководец Саннелор. Сейчас у Ольса и близко такого нет. Там вообще с армией что-то непонятное происходит. Двух лучших воевод она лишилась. Многоопытного Точега сама казнила, а Ринто тоже как-то нелепо погиб, наши разведчики так и не выяснили полной правды, да это и неважно. Не женское это дело – командовать солдатами. А больше там некому возглавить войско. К тому же у Хелиаза не было клана Дракона, и лучшего твоего телохранителя, украшения клана – Саледа.
— Один в поле не воин.
— Но один Салед стоит по меньшей мере сотни, а кроме него в твоей гвардии есть еще немало Драконов.
— Так ты не сомневаешься?
— Нисколько, мой повелитель.
Рубежи Ольса покинул торговый караван, а с ним отправилось запрятанное в тюки с тканями послание. Это была долгожданная весть! Она гласила: благоприятный момент настал, королевство беззащитно, как никогда, и готово принять новых хозяев. Миг победы приближался!

                Пустынники идут

Наступающая на Ольс армия пустынников значительно превышала по численности немалое войско Хелиаза, что много лет назад проследовало этим же путем. Она покрывала огромные пространства при движении. И ее левое крыло не могло миновать Инервесского княжества, и, тем не менее - миновало, мало того - обошло его по неприлично большой дуге. Виной тому была массовая ночная галлюцинация, поразившая целую воинскую колонну. Около полуночи, когда сон уставших от долгого марша солдат особенно крепок, всем одновременно привиделось, вернее, отчетливо почувствовалось, что под ними забил гейзер. Люди вскакивали с земли, хватались за спины и бока, трясли подстилки, желая обнаружить источник горячих струй и удивлялись тому, что никакой влаги на них не было! Боевые и вьючные животные тоже не стояли на месте, они ржали, ревели и метались, будто ошпаренные, сминая и калеча людей. Но вскоре стало еще хуже: на проснувшееся уже войско набросились какие-то мелкие насекомые, вроде мотыльков, они не жалили, а обжигали - в буквальном смысле плевались кипятком. Паника, а покров темноты вообще лучшее для нее время, спровоцировала массовое ночное бегство. Непобедимое войско в беспорядке удирало в разные стороны от напасти, побросав оружие, оставляя немудреный скарб, амуницию и одежду. Рассвет встретили разрозненные группы покрытых волдырями оборванцев, понуро бредущих в направлении основных сил. А кого-то затоптали до смерти.
Этот эпизод заставил штаб пустынников глубоко задуматься, были привлечены лучшие колдуны и знахари, и самому могущественному из них удалось снестись с необыкновенной силы боевым магом, защищающим лежащее на пути небольшое княжество. Вышедший из транса колдун выглядел плохо – был неприлично бледен и крупно вибрировал всем телом. На секретном совещании он сообщил, что в сторону этой крошечной земли даже оборачиваться, даже дышать не следует, и что счастье их предприятия заключается в том, что конечной целью компании не является Инервесское княжество. Что заступником там пребывает некий ужасный зверь, способный сварить в похлебку все пустынное воинство вместе с конями, верблюдами и повозками. Что сладу с ним нет. Что…
— Погоди, погоди, — прервал его Царь песков. — Если такую малую землю опекает такой защитник, то что же может ждать нас в Ольсе? Почему наши разведчики сообщали, что правит там слабая женщина – вдовствующая королева? И почему мы имеем о ней противоречивые сведения – одни носители слухов говорят нам, что она – волшебница, другие утверждают, что ее нет. Совсем нет. Что она давно умерщвлена придворными интриганами! И вместо нее знати и народу время от времени показывают женщину, похожую на королеву. Что она нужна им для прикрытия соперничества между разными группами властолюбцев. Кто же прав? Кто заслуживает моего гнева – первые или вторые? Я должен наверняка знать это, прежде чем двинуться дальше! Я повелеваю тебе отправиться на ее поиски! Ты должен вызнать о ней все!   

               

                Караван

Караван подошел к пограничному столбу уже под вечер. В сумерках арбы, запряженные приземистыми волами и вьючные верблюды, перемешавшиеся с ними, выглядели однообразно серыми, как и сами погонщики.
— Откуда бредете? — привычно крикнул из окошка обмазанной глиной вышки служивый.
— Из Ушпета, — утомленно ответили ему с переднего возка, — домой спешим.
— Припозднились вы что-то. Лагерем можно становиться не ближе десяти полетов стрелы по обе стороны рубежа. Или не знаете?
— Знаем мы все. Вот с вами распрощаемся, и до темна в аккурат отойдем куда положено. Вон там, в лесочке, и заночуем, как обычно.
— С нами так быстро не разойдешься. Показывай товар.
Лениво ступая, к торговцам подошли около десятка порубежников.
— Да чего смотреть-то? — спросили их. — Что, с Ушпетского рынка давно гостей не было? Или командир ваш опять жениться надумал?
— А ты зубы-то не скаль! Он рубака лихой, хоть каждую неделю жениться будет, если пожелает. Тебе какая разница?
— Ладно, сколько вам сегодня приданого? Говори! Порошка веселящего нет, вышел весь. Да и пора уже нам, — отрывисто бросая слова, будто огрызаясь, вступил в разговор подошедший староста каравана.
— Что-то ты сегодня вздернутый какой-то, — насторожился немолодой пограничник, — или чего запретного тащишь? А? Сам признавайся, тебе же лучше будет.
— Командир ваш где?
— Где надо. А тебе что?
— Зови. Подарок у меня для него особый.
— Пока караван мимо идет, командир из башни ни ногой. Аль не знаешь уложений? Что-то ты сегодня не то несешь. А подарок мне передашь, небось, не утаю.
Возы, тем временем, нарушая обычный порядок следования, все подъезжали и скапливались вокруг плетня, отгораживающего заставу. Здесь, на захваченных Ольсом в последние годы землях, не возвели еще настоящих укреплений, довольствовались временными, обустроенными наспех. Торговцы в длинных халатах, под полами которых можно скрыть все что угодно, обступали плотным кольцом горстку пограничников, прижимая их к ограждению.
— Эге! Вы что? Обнаглели, захребетники! — заругался десятник. — А ну-ка, осади! Сдай назад, посеку!
Он выхватил меч, и это послужило сигналом к атаке. Купцы действовали слаженно и быстро, ничуть не хуже обученных солдат. Вышедшие к ним вояки полегли в минуту. Плетень был прорублен в нескольких местах, и нападающие перебили не ожидавших подвоха пограничников во внутреннем дворе. Рои стрел, отмеченных дымными следами, влетели во все четыре окошка сторожевой башни, заполнив внутренность едким удушливым дымом. Командир заставы, прикрывая рукавом нос и рот, нащупал на стене основание постоянно горящего дежурного факела, и, заходясь в надрывном кашле и теряя последние силы, наугад пополз сквозь клубы непроницаемого едкого дыма к свешивающемуся концу просмоленного фитиля. Еще когда продолжалась резня во дворе заставы, торговцы извлекли из телег короткие лестницы, мгновенно связали их, объединив по несколько штук в одну, и, обмотав головы полосами мокрой ткани, со всех сторон полезли вверх - к отчаянно чадящим наблюдательным окнам.  Они успели вовремя: командира заставы закололи, а фитиль перерезали, и огонь не добрался до чаши на самой вершине башни, где ждал искры тревожный костер. И в глубинах страны не получили сигнала о нападении на границу.               

                В Замирье

У королевы Ольса не было необходимости повторять путь упрямого Ихвара: тонуть в болотах, спасаться от хищников и питаться молодыми жабами, нет, она просто дотянулась до края собственного сознания. Еще немного сместилась в том неописуемом пространстве, куда она однажды получила доступ, и – вот уже поднялась на вал Воронки. Не попрощавшись с Церном, и не раздумывая более, скользнула внутрь, будто прыгнула в омут.
И тотчас же опрокинутое озеро Жифьоур, в чьих кристальных глубинах всегда отражается Изнанка, озарилось невиданным дотоле светом. Паломникам, застывшим в непрекращающемся экстазе на ближних и дальних холмах, показалось, будто огромный цветок яркого красно-желтого цвета раскрылся в его водах, фиолетовые сполохи пробегали по его лепесткам снизу вверх и сверху вниз, а венчик красиво и плавно колыхался, словно от ветра. В этом небывалом свете померкли отраженные в зеркале озера тени чуждых созданий, что напоминают замысловатыми очертаниями полуденные сны, а линия Ук налилась упругой силой и заволновалась.
Да, им несказанно посчастливилось: они стали свидетелями редчайшего явления – Переправы богов в действии! Потомки их потомков навсегда сохранят в памяти описание знаменательного события, честь составления которого выпала им – нынешним пилигримам. И хотя паломников у Складки в этот момент было всего четверо, весь Лик моментально узнал о грандиозном событии. И когда Эльмеда вынырнула из священного озера и мягко приземлилась на один из холмов, на дальних подступах к Складке уже показались тысячи маленьких огоньков – многолучевые стремились причаститься снизошедшей благодати.
Иной мир невозможно описать словами, да и понять тоже. Первое, что ощутила королева Ольса, оказавшись в Замирье, была волна какого-то неизмеримого почитания, обрушившаяся на нее. Со всех сторон к ней тянулись невидимые, похожие на лучи, щупальца, робкие и одновременно настойчивые в своем желании припасть хотя бы к ее тени.
«О, богиня! — окутал ее со всех сторон непроизнесенными словами голос-вздох, исходящий, казалось, из тысяч уст. — Мы склоняемся перед тобой, и ждем-жаждем услышать твои желания».
«Простите меня за внезапное вторжение, — ответила Эльмеда, — я нарушила покой вашей размеренной жизни. Но пришла я ненадолго. А желание у меня одно».
«Вещай, вещай, о, величайшая! Мы внемлем тебе!» — снова выдохнул престол Фож, ибо это он, прервав молчание, длящееся изрядную часть вечности, глаголил за весь Лик.
«Мне хотелось бы оставить здесь, у вас, малую часть своей натуры, не самую лучшую, к сожалению».
«Да, да, мы поняли тебя! Для нас это будет великой честью! Как поступить нам с твоим даром?»
«Ты сказал - дар? Едва ли это так. Мне хотелось бы расстаться с двумя колдунишками, низкими существами, не заслуживающими ни уважения, ни внимания. А как с ними поступать – решать вам».
«Хорошо, мы примем колдунишек и решим, что с ними делать, как ты и желаешь, богиня».
— Эй, эй, Эльмеда, послушай! Послушай меня, Эльмеда, — всполошился Грольт в глубине ее сознания. — Погоди, еще не поздно передумать. Что-то мне расхотелось здесь оставаться, да и Оал такого же мнения. Прости нас! Мы еще послужим тебе. Хорошо послужим, мы способные. Не расставайся с нами!
— Поздно, Грольт, поздно, — ответила сама себе Эльмеда, — я исполню вашу мечту: отныне вы оба свободны!
И похожий на кучку старых тряпок неправильной формы ком отделился от ее огня и настороженно, будто небольшой чуткий зверек, замер неподалеку. Потом он распался на две части, у каждой выросло по паре щупалец, и существа из разряда низших, называемые здесь двущупами, одно за другим быстренько покатились в сторону. Их тянуло к Порубежному каньону: только там, в глубинах расщелины, заросшей густым переплетением вытянувшихся горизонтально древесных стволов, в непроницаемом сумраке, из которого невозможно увидеть Семизвездье, они могли чувствовать себя в безопасности.
«Ты уже покидаешь нас, о, Богиня?»  — донесся до нее похожий на порыв ветра голос, доносящийся отовсюду.
«Да, мне пора».
«Погоди, у нас для тебя тоже кое-что есть».
«Для меня?!»
«Да, некогда сюда явился пришелец из твоего мира. Он стал здесь низшим - двущупом. Очень упорное существо оказалось. За небольшое время он сумел отрастить себе еще два луча, это невероятное достижение для примитивной формы. Да, в этом ему немного поспособствовал плавучий театр благородного Сьоста, великого поэта, но только потому, что он заслужил помощь своим настойчивым стремлением к совершенству. Хотя, в судьбе самого Съоста он сыграл весьма неблаговидную роль, но таков, порой, путь великих. Этот неофит желает отправиться с тобой, если ты не будешь против, конечно.»
«Зачем он мне? А впрочем, пусть идет. Да, я заберу его».
«Богине не пристало связывать себя с низшими и недооформленными существами. Мы даруем ему еще два луча, так он станет полноценным шестилучевым подобным Съосту, и часть сущности Съоста отныне пребудет в нем».

                Разведка Нуха

Маленькой серебристой ящеркой скользил в небе Нух, посланник Царя песков. Он купался в облаках, словно в песчаных барханах, то зарываясь внутрь, то мелькая в синеве тонкой яркой нитью. Такой тонкой, что никто не в состоянии был разглядеть его. Да никто и не любопытствовал. Ольс переживал разрушение древнего замка. Сжатая в тугую пружину сила проклятых королей выплеснулась в древние стены, превратив их в порошок, и, слава богам, что никого не уничтожила. Энергия целой династии, столетия довлеющая над страной, и, возможно, бывшая главным стержнем и движителем ее достижений, исчерпалась. Коллективным чутьем народ ощущал, что утратил что-то очень важное, лишился какой-то значимой части себя, но в тоже время и что-то получил взамен. Только не понятно – что. Пока налицо было лишь крушение старого порядка, и люди еще не осознавали, что историческая память – одна из самых важных частей культуры - возвращается к ним. Такой период в судьбе государства называется переломным, в это время совокупная сила общества падает, поскольку размываются ориентиры, и преобладающим настроением становится растерянность.
Ящерка купалась не столько в облаках, сколько в ореоле неприкаянности, укрывающем страну, словно дырявое одеяло, она ощущала, что население этой земли слабо, и едва ли способно защитить себя. Да, к границам подтягивались отдельные воинские подразделения, да они готовились к обороне. Но слишком поздно спохватились. И слишком малы были силы, желающие противостоять Великой армии пустынником и степняков, до смешного малы.
Но главное – главное заключалось в том, что никакой магической защиты у Ольса не было! Ну, не было – и все! Никаких силовых эманаций не ощущалось над огромной страной, так - отдельные редкие и слабые очажки, что можно смахнуть одним заклинанием. Видно, недаром прежний король очищал страну от магов и колдунов. И очистил.
Вот такой недогляд со стороны самоуверенных имперцев вышел. Никакой королевы-колдуньи здесь нет! Это и был главный и окончательный вывод!
А нужна была сильнейшему колдуну Царя песков для полного прояснения лишь малость – всего-то полюбопытствовать – не отлучилась ли куда эта самая защита? Может, в Замирье, например, отошла? Впрочем, оплошность простительная – откуда было ему знать о Воронке, о самом Замирье и прочих тайнах окружающих Ольс местностей? Да ежели кто и решится добраться до этого негостеприимного окоема, то вернуться оттуда, из Замирья, с самого, прочитай, края земли, редко кто способен.

Может ли великое скопление людей тайно переместиться на огромное расстояние?
Какой силы должно быть колдовство, способное укрыть целый народ, решивший переселиться в далекие земли и при этом остаться незамеченным? Такое невозможно даже представить. И не надо! Ибо никакого волшебства не понадобилось. Достаточно оказалось светлого ума, предусмотрительности и железной дисциплины.
Объединенная армия пустынников и степных кочевников шла четырьмя параллельными потоками, каждый из которых растягивался как минимум на два дневных конских пробега. Иначе для такой массы людей и лошадей просто не хватило бы пропитания. Колонны разделяли между собой пять часов движения на рысях. Населенные пункты на пути захватывались предваряющими основные силы разведчиками и вырезались начисто, чтобы никто не мог предупредить ольцев.
Много лишений довелось вытерпеть жителям песков и степей, прежде чем они приблизились к вожделенной границе. Но дело стоило того. Богатейшая из стран готова была пасть к ногам закаленных воинов барханов и ковылей. От многочисленных купцов, посещающих с караванами рынки городов королевства, было известно, что опасный воин Саннелор погиб, армия, потерявшая вождя, расстроена и рассредоточена по разным провинциям. Крепкого правителя в Ольсе нет. Руководят государством то вдова, молодая и безрассудная, да еще связавшаяся с какой-то нечистью - ум от горя совсем потеряла, то не до конца верные ей вельможи, нет-нет, да норовящие прибрать престол к своим рукам. А, скорее всего, вдову тайно умертвили, и ведется там обычная подковерная драчка за власть.
План войны был разработан в мельчайших деталях. И назывался он - Величайшим. Каждый сотник знал свой маневр. Каждый день был расписан по часам для каждого десятника. Начинать грабежи разрешалось только после взятия столицы. До того – за каждую зажуленную полушку полагалось отсечение непутевой башки. Заранее наметили даты, когда и где будут преодолены рубежи Ольса и когда какой город покорен. За нарушение расписания тысяцким полагалось взыскание опять же в виде облегчения тела на вес головы. Все должно соответствовать расчетам, никаких отклонений – в этом залог успеха. Взяли с собой и колдунов. Двумя отдельными отрядами шли они, ежедневно по утрам совершая обряды очищения воинов, их коней, оружия и скарба, и кувыркались, и крутились волчками в сумерках у костров, наводя порчу на ратные силы ничего не ожидающих ольцев и укрепляя дух своего праведного воинства.
Главный колдун, вождь клана Ящериц, тот самый, что сумел вступить в контакт со Сновидцем, накануне вверг себя в глубочайший транс и невидимой тенью проник в недоступные не только смертным, но и большинству магов эмпиреи Ольса. И не нашел там ничего! Ничего, кроме пустоты! Не было у королевства никакого высокого покровительства в виде какой-то там волшебницы, а было полное отсутствие магического щита. Пустота! Значит, эта земля беззащитна и свыше?
И узнал эту главную весть Царь пустыни, и радость снизошла на сердце его, и приказал он незамедлительно приступать к вторжению, ибо все сомнения в том, что Величайший план осуществим – отпали!
А в Ольсе и впрямь не ведали о надвигающейся на страну непобедимой армаде, мало того, еще и большинство приграничных жителей пребывали в веселом расположении духа. И причина этого неведения вкупе с хорошим настроением была проста: слишком много торговцев с тюками необычайно дешевого веселящего порошка вступило за последние недели на территорию страны.
Ранним утром колонна пустынников достигла границ Ольса в том месте, где стояла захваченная намедни застава. Кроме мерного гула, что издавала земля, ничто не предваряло появления здесь захватчиков. Но староста каравана заранее знал, что так будет, поскольку был посвящен в первую часть Величайшего плана.
Он наблюдал приближение войска с плоской крыши, где еще вчера высилась чаша с маслом и погруженной в него горкой хвороста для сторожевого костра, и испытывал сладкое покалывание и распирание в груди. Гордость, смешанная с умилением, душила его, а глаза наполнялись влагой. Перед его взором открывалась панорама, заполняемая бессчетными массами единоплеменников, достигших заветной цели.
Да, силен был Ольс, многие страны покорил он, несметные богатства накопил, но и немало слез и горя принес закабаленным народам. И вот – пришла расплата! Это было настоящее возмездие – неумолимое, неодолимое и справедливое! Пусть теперь жирные и спесивые ольцы станут обездоленными рабами, пусть в полной мере ощутят унижение пораженных, пусть оставят гладких белокожих жен и дочерей, а с ними роскошные дома и тенистые сады победителям!
— Э-о-ой! — крикнул он вниз, привлекая внимание товарищей, — поднимайтесь! Любуйтесь! Сегодня самый счастливый день в жизни! Самый лучший день!
И вот – он уже не один, а делит восторг, переполняющий душу, с братьями по вере, братьями по оружию. Те стоят рядом, плечо к плечу, не пряча скупых слез. И легкий ветерок доносит сухой запах, распространяемый вокруг себя грандиозной массой мужчин, верблюдов, волов и лошадей, и им кажется, что от самых песков летят эти воздушные потоки, что это подают знак и благословляют рати пустынные боги, не оставляющие своими заботами избранный народ.

                Нет защиты?

Озибилит – чудовище дивное. Воочию его никто не видел. И даже во множестве сказочных свитков, переписываемых с древнейших времен, изображен зверь различно. То он широкий, и напоминает неправдоподобно большую копну, то, наоборот узок, но высок, наподобие горного кряжа, то у него клыки длинные и загнуты вверх, то короче и смотрят вниз, а то их вообще нет. Иногда у него лапы с острыми когтями, на других зарисовках – копыта, размером с луг каждое, а то – руки, похожие на человечьи. Многими другими деталями отличаются изображения в древних свитках, и лишь одно объединяет их – длинный шелковистый мех серебристого цвета. Мех этот никогда не изнашивается и обладает многими ценными свойствами. Но и мех тот видели какие-то легендарные пращуры, а уж пощупать его довелось… кому довелось-то? Ау! Нету таких, нет - и все! Ни одной ворсинки того меха до сегодняшних дней не дошло. Еще на одной особенности сходятся все источники – жесток этот зверь и в ярости неудержим. Оружия против него нет. Целое войско уничтожить способен, да что войско - город большой и укрепленный с землей без труда сравнивает, да и целую страну запросто вытоптать может.
Происходит он из таинственного места, называемого Замирьем – ни на одной карте найти это Замирье невозможно. Нет его – и все. А появляется он из Воронки — это некое таинственное место на краю мира находящееся. Но ни одной карты, как уже говорилось, указывающей путь к Воронке, нет. В древности, вроде, была одна, а сейчас – нет, пропала. Слухи ходят, что даже трактат во время оно был написан об охоте на озибилита. Но это явная чушь, кому же в голову придет на такое чудище охотиться? Даже больных с такими мыслями не встретишь.
Но что проку об этих зверях рассуждать? Уже давным-предавно не встречались они ни в ближних землях, ни в дальних...
 
Эльмеда покинула Воронку. Легко спустилась с вала. Перед ее взором расстилалась унылая пустынная местность, покрытая желто-коричневой неровной почвой и утыканная редкими кустами, вдалеке виднелся чахлый лесок, и над всем этим удручающим пейзажем висело низкое мутно-серое небо без единого просвета. И плыла тоска. Казалось, что именно отсюда исходят и растекаются по всему свету те грусть, да уныние, что порой заползают в слабые души людей, обесценивают самые благие начинания, губят выспренные замыслы и удушают героические порывы. Невольно вспомнились душевные муки Саннелора после ранения, его отчаянная безрадостность. Представилось даже, что именно отсюда он зачерпнул терзания последних месяцев жизни.
«Да, не самое лучшее место. Похоже на последний край земли, за которым уже ничего нет» - подумала королева Ольса.
И тут вдруг что-то заслонило собой и дальний лесок, и кусты, и всю серость неба. Что-то до невозможности огромное, отливающее серебром и пыхтящее так громко, что казалось, будто рушатся высочайшие горы мира горы возникло перед Эльмедой. 
Чудный зверь. Апофеоз ярости. Разрушитель. Озибилит. Он был настолько огромен, что неба за ним не было видно. Казалось, что сейчас громадина двинется вперед, и от королевы Ольса мокрого места не останется. Но, очевидно, возникший перед ним столб огня смущал зверя, и он вместо того, чтобы без оглядки броситься в атаку, застыл в недоумении. Или все еще ориентировался в новом для него мире?
— Кем ты был до посещения Замирья? – спросила Эльмеда.
— Неудачником. Упрямым неудачником - пророкотал в вышине гром.
— Человеком или магом?
— Обычным человеком я был. Самым что ни на есть обычным. Из низших слоев.
— И как же тебя угораздило оказаться там?
— Благодаря моему упрямству, найденному манускрипту об охоте на озибилита, колдуну Барану и еще какому-то непонятному существу. Он назвался Собирателем.
— Какой, однако, замысловатый клубок! Но ты сказал - Собиратель? И что же он здесь делал?
— Столкнул меня вниз, туда, в воронку.
— И все?
— Да.
— А Баран?
— Он дал мне наконечник для охоты на зверя.
— Понятно. И здесь без Барана не обошлось. И вот ты сам стал зверем. Сильным зверем. Самым сильным. Тебе это нравится?
— Я чувствую, что могу разрушать города, могу уничтожить целые народы, могу опустошить всю землю. Да, я это знаю, я это чувствую. Но надо ли мне это?
— Однако сейчас ты оглушаешь ревом эту самую землю до самого Заболотья, тебе не кажется?
— И что я могу сделать?
— Вернись в прежнее тело. Стань человеком.
— Я не знаю как, я не могу. Да и где оно теперь, это тело? Сгнило уже, поди.
— Или ты не хочешь?
— Пока не знаю. А что хочешь ты, Богиня?
— Нравятся ли мне такие сильные звери? Нужны ли они мне? Тоже не знаю пока. Может, и пригодишься когда-нибудь. Так что - обратить тебя?
— А ты сможешь? – гром над ней, казалось, перекрыл все возможные на этой поверхности звуки. 
— Ну, это несложно, - сказала Эльмеда.
— Как твое имя? Поинтересовалась королева, вернувшая человеческий облик и ему, и себе.
Перед ней стоял угловатый человек неопределенного возраста с упрямым, выступающим вперед небритым подбородком. Он растерянно ощупывал себя, словно не веря собственным рукам и глазам.
— Я снова здесь… на этой стороне… в своем мире - бормотал он, словно в полусне, - даже борода не отросла... а я ведь долго пробыл там, - и спохватился. - Но ты только не гневайся на меня, Богиня!
— Такой огромный, такой сильный, и опасаешься гнева какой-то слабой женщины? – усмехнулась королева.
— Даже когда я был им - зверем, то чувствовал твое беспредельное могущество… а уж теперь…
— Что, хочешь опять превратиться в чудовище?
— Нет… не сейчас, по крайней мере.
— Да, и мне тоже кажется, что тебе уместнее оставаться в таком виде.
— Не знаю, как благодарить тебя, Богиня, за то, что вернула меня в наш мир. Это ведь наш мир, я не ошибаюсь? - пал он перед Эльмедой на колени.
— Да, ты прав. Так как тебя зовут?
— Я готов служить тебе всю оставшуюся жизнь, Богиня! А имя мне дала мать простое, непримечательное совсем – Ихвар.
— Ну, что ж, Ихвар. Нам пора возвращаться.
— Куда?
— В Ольс. Или тебе в другое место хочется?
— Нет, нет, конечно, в Ольс. Но – как? Это длинный путь… выдержу ли я его еще раз…
— Это моя забота. Я заберу тебя с собой, погостишь в моем замке, а там найдется тебе занятие по душе.

                Возвращение

Вернувшаяся в тронный зал Эльмеда восседала перед вельможами с прикрытыми глазами. Немногочисленные допущенные на закрытый совет придворные молчали, боясь нарушить покой королевы. Им казалось, что королева после доклада первого министра двора о надвигающейся на Ольс страшной опасности – стоящих на пороге орд варваров с юга, погрузилась в ужас. Пусть она и могущественная колдунья, и вообще, поведение ее в последнее время не укладывается ни в какие рамки, но все же что она способна противопоставить тьмам и тьмам безжалостных пустынников?
Армия… все знали, что армия не готова, да и первый министр лишний раз обратил на это внимание присутствующих: войска раскиданы по всей стране, даже просто собрать воинов в одном месте потребует немалого времени. После гибели Саннелора дисциплина упала, многие командиры после разгрома Щрена ушли в отставку и расселились по имениям...  Хотя многое предпринимается, уже создан костяк из ветеранов вблизи границы, но их пока мало… очень мало, не хватит даже для короткой войны, не говоря уже о долгой…
Но королева не слушала ни сам доклад первого министра, ни тишину, охватившую вслед за тем зал. Ее ничуть не беспокоили страхи подчиненных перед надвигающимся будущим, их неуверенность и даже прокрадывающееся в души сих слабых разочарование в небывалых способностях собственной королевы – столько она попортила им крови, сколько раз ставила придворных в тупик, доводила до истерики, совершенно безнаказанно издевалась над ними, и потому казалась преувеличенно великой и даже всемогущей. А как пришла настоящая, смертельная опасность – сдулась? Хотя прервать ее молчание не решался никто – пока еще королева была страшнее всех накатывающих на Ольс бед. Пока еще…
А она грезила наяву, перед ее мысленным взором вспыхивали и гасли картины надвигающегося нашествия.
«— Э-о-ой! — еще раз воскликнул пустынник. — Сегодня самый счастливый день в жизни! Самый лучший день! Э-о-ой!
— Э-о-о-ой! Э-о-о-ой! – подхватили его восторг соратники и понесли победный клич дальше и дальше славные ряды накатывающих на границу воинов.
Но что это? Откуда пала на него и на землю вокруг густая тень? Почему заметались передовые отряды? Почему с ужасом взирают бесстрашные витязи песчаных морей на заставу? Что за грохот надвигается со всех сторон одновременно? Что…
Хрясь – и смялась в лепешку не выполнившая своего предназначения сторожевая башня вместе с захватившими ее «купцами».
Хрясь – и авангард пустынников превращен в кровавый комок, вжат, вдавлен в почву, словно стайка козявок, попавших под каблук случайного прохожего.
Хрясь – и главные силы войска, не сумевшие развернуться в паническом бегстве, стали месивом, в котором простые ратоборцы неотличимы от тысячников и князей, люди неотделимы от коней, а мечи спрессовались со щитами в единую массу.
Хрясь – дальше - уже не видно от заставы - продолжается безжалостное избиение покусившихся на Ольс захватчиков… а страна спокойно спит и ни о чем не ведает...»
Да, теперь это было вполне возможно… когда есть свой личный озибилит Этот защитник ничем не хуже, чем плюющийся кипятком зверь Сновидца. Даже куда лучше и сильнее.
— А теперь пригласите нашего гостя из провинции, – повелела королева, прервав задумчивость
Еле заметный невольный вздох прошелестел в зале: все узнали сына опального Точега. Вошедший юноша низко склонился перед троном.
— Выпрямись, - сказала Эльмеда. — Ты желал бы смыть пятно позора со своего рода?
— Да, о, Всемилостивейшая! Любой ценой! – негромко ответил сын изменника короны.
— Я хочу дать последний шанс стоящим на нашем пороге врагам. Предложить им поединок витязей один на один. Тот, чей воин погибнет, должен будет признать свое поражение. Так мы избежим многих жертв.
— Я буду драться? – слегка дрогнувшим голосом спросил наследник.
— Ты? Нет. Ты станешь моим посланником к варварам.
— Слушаюсь и повинуюсь.
Первый министр откашлялся и неожиданно выпалил:
— Они не пощадят его.
И тут же поперхнулся под взглядами коллег, выразившими такой беспримерный ужас его бестактностью, что наглец тут же грохнулся на колени и что- то нечленораздельно промычал.
— Успокойся, их никто не спросит, — не очень понятно ответила Эльмеда. — И спасибо тебе за службу. И всем вам. Вы тоже успокойтесь.  Можете расходиться. Все свободны. 

                Судьба Ихвара

Стены серо-желтые с выщерблинами, оставленными то ли временем, то ли какими-то тяжкими событиями, а может быть, таким камень был изначально; высокий потолок, небольшие окна-амбразуры по правой стороне и многочисленные стеллажи, уходящие в глубину, во мрак огромного зала со множеством колонн. Пол каменный, гладкие плиты в толстых черных прожилках, похожих на причудливо переплетенных змей. Но воздух свеж, и даже чувствуются легкие порывы непонятно откуда проникающего в громадное помещение ветерка
— Это древняя Королевская библиотека, — сказала Эльмеда. — Ее хранитель покинул нас вслед за Саннелором. Как тебе тут?
— Здесь очень тихо и не холодно. Но непривычно, очень непривычно. Чувствуется какая-то тайна. Нет, здесь множество тайн. — ответил Ихвар.
— Совсем не нравится?
— Здесь столько величия… и смыслов… неявных...
— Значит, ты согласен?
— Согласен?! На что?
— Стать новым Хранителем Королевской библиотеки.
— Но… но я даже не знаю, как ее хранить.
— Ты будешь жить здесь, при библиотеке, у тебя будут помощники, жрецы, переписчики.
— Зачем? Зачем – помощники и все другие?
— Зачем тебе помощники? Ну, библиотека большая. Посмотри вокруг.
— Да. Но я ведь никогда, я никогда…
— Тебе не приходилось руководить кем-то?
— Именно. Я не знаю…
— Научишься. Ты же упорный.
— Раньше был…
— И к тому же не забывай – ты страшный, очень страшный!
— Я?!
— Конечно. Ты – озибилит!
— Нет. Это там, когда вылез из Воронки, а потом – нет.
— Да! Ты можешь оборачиваться. Поверь мне. Просто еще не знаешь как. И еще - ты шестилучевой – высшая форма жизни в Замирье! Все шестилучевые мудры и весьма просвещены. А ты к тому же ты духовный наследник благородного Сьоста, поэта. Здесь таких нет, и никогда не было. Увидишь - люди почувствуют в тебе это уникальное сочетание – силу, талант и мудрость. Особенно жрецы. Они ведь особенные, не такие, как все. Их специально отбирал твой предшественник.
— А он – он был кто?
— Он тоже был хранителем. А еще жрецом и советником короля. Пожалуй, главным советником. Вместе с Илюмом. И еще ученым. Он изучал историю.
— Про Илюма я что-то слышал.
— И про многое другое услышишь еще.
— Нет, я не смогу.
— Ты хочешь отказаться? Ты испугался?! Человек, который дошел до самой воронки, который дерзнул охотиться на озибилита! который побывал в Замирье и стал истинным шестилучевым, и который смог вернуться оттуда, и превратился в озибилита – испугался?! Да ты единственный в своем роде! Таких еще не было во всей истории Ольса! Таких вообще не было никогда! Нигде! Ты же – герой! Ты – уже легенда!
 — Нет, нет, я не герой, а обычный глупый неудачник. Я просто не способен быть ученым, жрецом… и кем там еще?
— И еще наставником наследника короны Саннелора и, соответственно, моего сына.
— Наставником? Я?!
— Это твоя судьба. Ведь не случайно ты нашел манускрипт, поверил в него, получил наконечник у колдуна и отправился в труднейший путь. И одолел его! И преобразился! Еще никто не был столь достоин называться наставником будущего короля.
— Что ты, что ты! Ты издеваешься, Богиня! Я – обычный простолюдин, а королевских детей воспитывают… графы, герцоги, мудрецы и маги, наверное! Отпусти меня!
— Но это прямой путь к исполнению твоего желания.
— Какого желания?
— Стать знаменитым. И богатым. Это ведь подвигло тебя на охоту. Забыл?
— И вспоминать не стоит. Не хочу я ни славы, ни богатства. Зачем они мне?
— Но ведь хотел?
— А теперь не хочу. Я изменился. Отпусти меня.
— И все-таки тебе придется стать и знаменитым, и богатым. Даже если это будет идти в разрез с твоими нынешними убеждениями.
 — Я готов отдать все богатства и остальное, чтобы стать прежним! – в отчаянии воскликнул Ихвар.
— Прежним? Это невозможно.
— Но ты же Богиня! Ты всемогуща!
— Повернуть твою судьбу? Но тогда ты не сможешь сохранить человеческий облик. Ты одичаешь, станешь зверем, лохматым ужасом, истребителем народов, городов и стран – превратишься в самое сильное и самое разрушительное оружие! Против тебя придется воевать, ты принесешь колоссальные разрушения, и тебя придется рано или поздно убить. И снять с тебя шкуру. Ты этого хочешь?
— А стать прежним Ихваром, простым недотепой – уже не смогу?
— Ты же сам признаешь, что слишком изменился. Так что ничего не выйдет.
— И все-таки я неудачник! Говорила мне мать, что все мы, весь род наш – неудачники!
— Неудачник! Да тебе позавидует любой вельможа! Да что там! Тебе позавидовали бы многие князья и даже короли. И многие маги и мудрецы!
— И как мне быть теперь?
— Единственный выход, который разрешит все твои проблемы – согласиться на мое предложение.
— Но у меня нет для этого знаний. И нет никаких умений!
— И еще ты напишешь книгу.
— Книгу?!
— О твоем путешествии в Замирье. О жизни там, об их нравах и обычаях, о том, почему ты отправился туда, о том, какой путь преодолел, и вообще о своей славной жизни. Эта великая книга прославит тебя в веках. И, может быть, сохранит для потомков частицу памяти и о нас – о династии королей Ольса.
— Нет… Ну, я не знаю… я ничего не писал раньше… даже длинных писем, так – иногда короткие записки...
— Не трясись так, у тебя все получится. А знаешь? Ты напишешь еще одну книгу. Она будет не столько о путешествии в Замирье, но о стране Ольс, о славном короле Саннелоре, о его короткой, но прославленной в веках жизни… ну и немного обо мне. Что-то ты еще добавишь про себя. А называться она будет…
— Умоляю тебя, моя королева…
— А назовешь ты ее: «Третий берег реки». Потом сам поймешь, почему так.
— Странное название какое-то. Ненормальное…  Хотя… хотя, я его уже слышал. От колдуна Барана, кажется. Да, точно!
— Вот. И Барана этого там помянешь… хоть он и ничтожество.
— Нет, это невозможно! Даже если захочу – не смогу я.
— А где же твое хваленое упрямство?
— Пропало, видимо.
— Понимаю, слишком много на тебя навалилось. Осмотрись, привыкни. Тебя никто не торопит. А потом, когда-нибудь, я научу тебя оборачиваться. Когда мой сын подрастет. И ты будешь катать его на огромной лохматой спине, под самыми высокими облаками.
— А можно вопрос?
— Слушаю.
— Скажи. Скажи мне, Богиня. А чьим жрецом был… был мой предшественник? Твоим жрецом?
— Моим? – удивилась Эльмеда. Но немного подумав, вдруг ответила, сама не вполне сознавая, что сорвалось с ее языка, — Да, можно сказать и так. Он был жрецом Оис – богини смерти.

                Озибилит?

Озибилиты существовали на самом деле. И у нее был теперь свой озибилит.
Увы, но расправа над супостатом с помощью небывалого зверя была легка лишь в воображении Эльмеды.
Она единственная из всего населения огромного королевства уже давно видела приближающиеся орды, видела накатывающую на Ольс черную беду, видела - но все откладывала решение. Не предпринимала никаких мер для подготовки к обороне. И теперь не знала, что делать: не могла подыскать способ, никак не могла определиться. Это была настоящая растерянность.
Она понимала, что на армию в ее нынешнем состоянии надежд нет. Осознавала, что сама немало виновата в этом – слишком погрузилась в собственные дела и оказалась плохой правительницей, никудышней защитницей собственного народа. Она не оправдала памяти Великого Саннелора, оказалась недостойна ее. 
И еще ведала она откуда-то, что раз позволив озибилиту проявить всю свою всеразрушающую силу, вернуть его потом в покорное состояние будет уже невозможно. Даже если этого необузданного гиганта и удастся смирить, то только на время, ибо он, подобно тайфуну, будет лишь выжидать удачного момента, который наступит, как всегда, в самое неподходящее время и куда он обратит свой гнев?! Да, тогда придется его уничтожить, и это не будет чрезмерной платой за спасение королевства. Что ж, ей все-таки придется использовать зверя, поскольку нет иного выхода? А так хотелось оставить Алиора в надежных и верных руках. Не станет Ихвара – и трон покачнется, мало того, династия может прерваться, нет, обязательно прервется. Это она тоже откуда-то точно знала.
И что остается – либо выпустить озибилита и спасти страну, потеряв в итоге сына и уничтожив династию? Либо отдать королевство на поругание и разграбление, и все-таки опять же потерять сына? Как решить эту дилемму? Неужели, нет другого выхода? Неужели, защитница Ольса оказалась загнана в ловушку, из которой она бессильна найти выход?
Обуреваемая этими чувствами, Эльмеда мысленно наблюдала, как подтягивается к границам империи несметная вражеская сила, как гордо восседают на грациозных скакунах сыны пустыни, уверенные в собственной правоте и непобедимости.
И страх, и растерянность, и сожаление, и предчувствие неминуемой и ужасной беды и утраты разрывали ее сердце. Никогда ей не было так горько, так плохо. Даже, когда погиб Саннелор, даже перед вступлением на помост Ниберлахского костра…
А потом она ощутила, что в ней происходят последние перемены, описать которые невозможно – нет таких слов, нет такого языка, и даже таких понятий нет, и что ее, теперь уже бывшую королеву Ольса, пожалуй, в последний раз беспокоят чувства, напоминающие человеческие… и что до окончательного и бесповоротного разобщения с земным миром, до расставания с чувствами, эмоциями, с впечатлениями, с желаниями, стремлениями жизни, с деятельностью вообще и конкретными поступками, в частности - в том простом и приземленном смысле, в каком это понимают люди, ей не хватает самой малой  малости - обрыва наитончайшей ниточки, паутинки, но – какой – пока было неведомо.

                Вызов

Наконец-то! Наконец-то! Свершилось! Так думал здесь каждый. В стане завоевателей царило приподнятое настроение. Вот они стоят у рубежа, к которому столько стремились. Долгий и трудный путь завершился. Цель – перед ними. Легкая добыча. Ведь никто и не думает их встречать здесь, никто не собирается защищаться – нет даже намека на какое-то войско. Возможно, это военная хитрость? Но многочисленные караваны торговцев, глаза и уши Царя песков не могли ошибаться. Никаких приготовлений к готовящемуся вторжению они не видели, ни одного слова о надвигающейся опасности они в разговорах с ольцами не слышали. Боги ослепили заевшихся жителей этой обширной страны? Но если боги решили наказать глупцов, то именно они, пустынники, поддержанные еще и братьями - степняками – несметная сила и меч в руках божьих! Это же очевидно. И потому все – от высших военачальников до последнего конюшего жили последние дни предвкушением.
— Припадаю к твоим стопам, о, Величайший! – распростерся перед Царем песков допущенный в шатер тысячник.
— Что у тебя? – спросил военачальника тот, кто именовался Ухом царя.
— Здесь посланник Ольса.
— О! Проснулись они, что ли? — прокомментировал Ухо, приник к трону и тихим голосом передал новость. 
— Впустить, — приказал он, получив ответ властителя.
Точега-младшего ввели с заломленными назад и связанными руками, да и ноги его стягивал сыромятный ремень, позволяя совершать лишь совсем небольшие шажки – предосторожность, однако. А вдруг коварные ольцы недоброе затеяли?
Толмачей у пустынников было в избытке, каждый купец, и по совместительству шпион, мог перевести все точно и ясно.
— Поединок хотят, да? Зачем? – Поинтересовался Царь песков, кивком подозвав блистательного Эc Дина, любимого кузена.
— Традиция. Это благородная традиция, брат мой и повелитель, — склонил голову Эс Дин.
— Да, я знаю. Пусть будет традиция. Хорошо, устрой им поединок. И кого ты выберешь, брат мой? 
Высокий и седой, умудренный Эс Дин все эти годы был ближайшим доверенным лицом и советником Царя. Ему одному властитель доверял безоговорочно.
— Саледа, кого еще, если ты соизволишь, о, Величайший, - просто ответил тот.
Все мужчины в роду Саледа были необыкновенными силачами, а он не только унаследовал лучшие качества отца и дедов, но и превзошел их: мог не только поднять но и перенести лошадь на расстояние равное пяти телегам, поставленным одна за другой, легко перерубал с одного удара своим огромным мечом ту же лошадь пополам, его длинную пику, толщиной с ногу обычного воина, с трудом поднимали двое, а он легко гарцевал с ней на своем огромном, специально выращенном коне, поскольку обычные лошади не могли нести его. Салед был тенью властителя, его личным телохранителем.
— Ты предлагаешь отправить лучшего моего воина? – задумчиво ответил Вехлот.
— И с ним еще десятка три Драконов. А во главе этой делегации поеду я сам. Кроме того, пусть в половине полета стрелы нас сопроводят еще две сотни отборных воинов. Так мы исключим всякие неожиданности.
На этом и порешили. Сына Точега сразу убивать не стали, а только посулили ему скорую смерть, пообещав заколоть его на прямо на трупе воина ольцев, дерзнувшего вызвать на поединок сильнейшего из пустынников. 

                Знамение

Вечер накатывал неумолимо. Как и всегда. Он был необыкновенно тих - воздух окутывал землю плотным неколебимым покрывалом. Закат вырисовывал на горизонте красивые облачные фигуры, похожие на невысокие слоистые горы слегка розоватого цвета. Постепенно облака эти наливались багрянцем, говорят, красный закат – к ветренной погоде.
Прямо над заставой, что была захвачена хитростью, полностью готовые к завтрашнему вторжению кочевники заметили на фоне широкой пурпурной полосы, охватывающей весь окоем, прямо в середине неба что-то вроде маленького, но постепенно разгорающегося костра. Почему-то на это незначительное вроде бы природное явление обратили внимание все воины пустыни. А те, кто отличался наибольшей наблюдательностью, заметили, что костерок этот зародился немного в стороне - на западе, а потом постепенно сместился, и встал прямо над границей Ольса.      
Красно-желтое яркое и высокое пламя с темными фиолетовыми сполохами, пробегающими по нему снизу вверх и сверху вниз, висело перед завороженным удивительным явлением войском. Вершина пламени резко колыхалась из стороны в сторону словно бы от сильного ветра – видимо там, в горних высотах, было не так спокойно, как у земли. В переплетениях пляшущих огненных струй смутно стали прорисовываться очертания прекрасного, и, как ни странно, совершенно отрешенного и холодного женского лица. Но вот что-то неуловимо изменилось в вышине.
Они стояли вдвоем перед границей Ольса. Королева и ее главный жрец. Вдали, примерно в двух полетах стрелы, пущенной из дальнобойного лука, виднелась бесконечная линия неприятельского войска. Никакой короны и иных знаковых отличий на Эльмеде не было, распущенные волосы цвета воронового крыла свободно ниспадали на плечи, а длинное алое платье с глухим декольте лишь подчеркивало легкость и изящество ее фигуры. Ихвар был в черном, плотно обтягивающим его худощавое тело одеянии.
— Они уже получили вызов на поединок. Теперь тебе придется сразиться с лучшим из варваров, — негромко сказала королева.
— Мне? Но я не умею сражаться как рыцари! — Воскликнул Ихвар, — У меня даже оружия с собой нет! Да и было бы - что толку! А! – воскликнул он, — Я понял! Так вот зачем ты вернула меня в этот мир! Ну, что ж, я готов!
— Готов?
— Да, я готов погибнуть за твои интересы, Богиня! Принести себя в жертву.
— Прямо сейчас?
— Да. Ведь ты уже тогда знала, для чего я тебе понадоблюсь здесь…
— И не сомневалась в тебе.
— Мое упрямство все еще со мной! Я не подведу!
— А удача?
— Я всегда был неудачником. Ты же знаешь.
— Да, знаю.  Но ведь ты самый страшный зверь в мире, ты – озибилит! Или уже забыл?
— Да, я - озибилит! Ты обратишь меня?
— Нет. В этом не будет необходимости, надеюсь. Готовься!
Небольшая группа воинов на прекрасных конях, идущих свободным аллюром, приближалась. Судя по блеску золоченых доспехов и легким шелковым накидкам, это были лучшие, самые знатные представители противного войска. Немного отставая от первой группы, шла вторая, более многочисленная.
Авангард остановился шагах в пятнадцати от Эльмеды и ее спутника.
— Кто вы? – надменно спросил седовласый темнолицый старец, выдвинувшийся вперед.
— Защитники, - ответила Эльмеда. — У вас, у вашего войска, еще есть возможность уйти в свои степи и пустыни. Последняя возможность. Можешь вернуться и передать это своему племяннику.
— Владыка всего сущего, Вехлот, мой брат.
— Ну, так скажи это своему брату.
— А где все?
— Кто - все?
— Где ваша непобедимая армия? Что-то я не вижу ни пехоты, ни конницы, ни одного штандарта на горизонте.
— Они не спешат.
— Вот как? А где отряд лучших воинов Ольса, готовых выставить на поединок самого сильного из них?
— Зачем отряд, когда есть мы?
— Вы? Два человека, одна из которых женщина?!
— Да, как видишь.
— Ты издеваешься, женщина? Назови себя!
— Победители не называют себя побежденным. Или ты не знаешь?
— Бабьи хитрости. Ты думаешь они спасут тебя… и его тоже? И всех вас? Всю вашу ничтожную жирную страну. Да? Это глупо. Зачем ты юлишь передо мной, как лиса?
— Где ваш воин?
— А твой?
— Он рядом.
— Этот? Да... вижу… Что, лучшего не нашлось во всем королевстве?
— Лучшего не нашлось.
— И даже доброго коня ему не привели?
— Таких прекрасных коней как у вас, у нас нет.
— И он будет сражаться пешим?
— Да.
— Без доспехов?
— Да.
— Голыми руками?
— Да.
— С нашим сильнейшим ратником?!
— Да.
— Вы – тупые зажравшиеся трусы! Это же надо: послать вперед женщину с каким-то тощим доходягой! Где ваши мужчины? Когда-то они наводили страх на всех соседей. А теперь подавились былой славой и спрятались за юбкой? Недаром говорят, что от Ольса отвернулись боги!
— Боги смотрят на тебя сейчас, и на все ваше жадное и наглое скопище нищих, пришедших за милостыней. И это зрелище богов не радует.
— Женщина! Не богохульствуй, не пачкай свой язык!
— Ты так и будешь стоять здесь и браниться, как уличная торговка?
— После того, как Салед нанижет его на свою пику, как на шампур, мы изнасилуем тебя по очереди. И я буду первым. Ты ведь хочешь получить удовольствие, женщина?
— В последнее время я перестала любить удовольствия.
— А потом я своей рукой отрежу твой поганый язык и сделаю тебя рабыней!
— Ты, верно, первейший болтун среди ящериц?
— Посмотри в небо! Это в последний раз. Я не только вырежу твой язык, но и вырву твои нечестивые глаза!
— И не жалко тебе будет? Они такие красивые. Или нет?
— Да, они красивые! Признаюсь, таких прекрасных глаз я не видел никогда! Но мы исправим это. Вперед, Салед!
Нет, нельзя было допустить, чтобы здесь, прямо сейчас, появился гигантский сгусток косматой ярости, именуемый страшным словом «озибилит», — он вполне справился бы и с бойцом пустынников, и с ордами спесивых завоевателей, но с другой стороны — это поставило бы жизнь сына на грань небытия, это разрушило бы все планы на будущее и переломило дальнейшую судьбу королевства Ольс, уничтожив его.
На Эльмеду вдруг навалилась давящая тоска, огромная и такая тяжелая, будто самая величайшая гора мира легла на ее хрупкие плечи, она напряглась всеми силами под непомерным весом обрушившегося на нее предчувствия колоссальной утраты, поскольку ощутила, что пришло время той самой жертвы, о которой ее предупреждала Оис. Той рубежной жертвы, что окончательно порвет ее связь с людьми, и превратит… а во что она теперь превратится?
Когда запакованный в толстые кожи, усиленные воронеными листами, Салед вонзил шпоры в бока своего непомерно огромного аргамака и подобно молнии понесся вперед и обрушился на спокойно и даже растерянно стоящего Ихвара, тот успел неожиданно увернуться, схватить руками с бешеной скоростью летящий в него наконечник пики, резко дернуть его в сторону, и лучший боец пустынников, подняв облако пыли, грянулся вместе с конем о землю. Пика сломалась в руках Ихвара, как хворостина. И тем концом, что остался у него, главный жрец и хранитель библиотеки Ольса поразил павшего соперника в глаз.
И вот – ниточка, паутинка, что привязывала бывшую королеву к той, привычной все еще жизни, лопнула окончательно – жертва, принесенная согласно древним канонам: гигант, пораженный в глаз слабым и безоружным жрецом; уничтожение символического, и вместе с тем, реального зла, от которого был избавлен целый народ; событие, которое свершилось в это поворотное мгновение, и которое навсегда останется в памяти потомков, стало той самой последней каплей, последним мигом в ее земном бытии. Ниточка оборвалась.
Спутники несчастного Саледа застыли, будто оглушенные громом. 
— А теперь посмотрите на небо! Вы все! — возгласила теряющая очертания Эльмеда.

И явилось тут на небе великое знамение: женщина, облечённая в солнце, и под ногами её луна, и на главе её венец из двенадцати звёзд.
Странное явление не упоминалось в Величайшем плане, и потому многочисленные армии застыли на месте и поверглись в недоумение. Ни воины, ни их вожди не знали, как реагировать на открывшееся им чудо, как следовало теперь поступить? Что надобно сделать - пасть ли ниц или, напротив, изготовиться к обороне? Никто не мог понять, что это – божественное ли явление - или отчаянная попытка ольцев нагнать страху на захватчиков? Чужая злая ворожба или, может быть, благое предзнаменование? И к тому же – никаких вестей не поступило еще о том, как завершился судьбоносный поединок несравненного Саледа с его ничтожным противником из Ольса. Хотя, итог был вполне предсказуем. Но все же…
— Разошлите повсюду гонцов, и пусть они провозвестят от моего имени, что это знак мне! Добрый знак! Что небесные силы вняли нашим молениям и желаниям, и вот - дарят нашему непобедимому воинству эту тучную и богатую землю! – воскликнул Царь пустыни.
И тут же послал за Нухом, главным колдуном, поскольку духоподъемные призывы, конечно, хороши, но хотелось и правду знать. Пока тот, сотрясаемый предчувствиями и дрожа всем телом, плелся, спотыкаясь, к повелителю, небеса изменились: на месте еще мгновение назад столь отчетливо различимого образа женщины возник костер, а потом и он взорвался искрами и пропал. И сразу же небо изменило свой цвет: на нем во всю ширь горизонта разлилось белое колеблющееся сияние. Оно стало опускаться все ниже и ниже, и вскоре заполнило собой воздух вокруг.
И увидели люди, что небывалый этот свет вмещает в себя все! Все бывшее когда-то и существующее ныне многообразие оттенков, чувств, событий и вещей было в нем!
Царь пустыни и верховный колдун в этот миг навсегда позабыли о существовании друг друга. И глаза целого народа, не способные воспринять это оглушающее великолепие, спасла пришедшая на смену свету тьма.
И постигли пустынники, погруженные в ночь, наступившую среди дня, какая неслыханная им оказана честь – лицезреть истинный облик богини смерти!
И задыхаясь от нахлынувшего на них восторженного счастья, потянулись они к доброй богине. Колеса многочисленных колесниц и подвод, и копыта волов, коней и верблюдов, и обмотанные тканями и плетеными веревками ноги солдат, и обутые в кожаные сандалии ступни военачальников, жрецов и колдунов отделились от земной тверди и медленно воспарили.
И несметные полчища завоевателей в одночасье растворились в светлом небесном забвении…
 
                Эпилог

И в страну, и в ее столицу, не говоря уже о главном дворце ни в этот день, ни в последующие так не ступила нога завоевателя. Но вскоре вернулись туда два свидетеля избавления от страшной опасности – нашествия объединенного войска пустынников и степняков - Ихвар, хранитель королевской библиотеки и жрец богини смерти, и сын казненного некогда опального Точега.
После того, как Ольс перестал расширяться, то есть после гибели Великого короля и воителя Саннелора, в стране наступили мир и покой. Пало проклятие, веками нависающее над династией ольских самодержцев и обрекающее их на гибель в молодом возрасте. Рухнули древние части замка, где находились усыпальницы проклятых королей, столица перестала приближаться к реке Гингл, и будущее страны не внушало более опасений. Память истории вернулась к людям, и поняли они как им ее не хватало, поскольку нация без истории – все равно, что птица без крыльев. Разве можно себе представить бескрылого сокола или розу, лишенную цвета и аромата?
Под бдительным присмотром старейшин, членов Державного Совета, и своего наставника – мудрого жреца Ихвара подрастал молодой король. Его юные, а потом и зрелые годы не омрачали ни смуты, ни заговоры, ибо справедливое правление является лучшим средством от всяческого недовольства.
Рано лишившись отца, а потом и матери, Алиор Удачливый не зачерствел, не проникся завистливой злобностью к окружающим, но в полной мере унаследовал ясный ум и благородство родителей. Вот только отцовского желания покорить весь мир у него не было. Однако и своих земель уступать он не хотел. Потому, когда враг подходил к рубежам империи, король тут же снаряжал рать и отправлялся навстречу опасности. Но, очевидно, слава его непобедимого отца его подобно стремительному соколу, летела впереди армии, возглавляемой сыном славного короля и его правой рукой в военном деле – Точегом, и супостат, не отваживаясь на открытый бой, сбегал. Так ни разу и не увидел храбрый Алиор неприятеля. И в этом  странном поведении завоевателей кроется главная загадка его правления.
Еще одна неразрешимая загадка – розарий при королевском дворе. Плохо ли, хорошо ли ухаживают за растениями, а они неизменно цветут круглый год, радуя взор и обоняние придворных. Палитра из лепестков разнообразных оттенков красного, белого, желтого и фиолетового встречает каждого, забредшего туда. Вот только посещать розарий немного находится желающих: хоть и редко, но все же можно повстречать там Багровую даму. Она похожа на сказочную птицу: одежды ее развеваются, как крылья, а подошвы туфелек не касаются земли. Сотканная из закатных лучей, она никого не замечает, но те, кто случайно увидит ее - пропадают навсегда. Неизвестно, расстаются ли они с жизнью или переносятся в миры, недоступные смертным – никаких следов после них не остается.
Откуда же, спросите вы, про даму известно, коли свидетели отсутствуют? А отчего тогда, скажите, в розарии нет-нет, да и исчезают люди? И почему бы не быть причиной тому Багровой даме, тем паче, что других резонов никто не выдвигает? Впрочем, розарий всегда открыт, и любой охотник может самолично полюбопытствовать.
Что же касается выражения: «третий берег», то у нас, в Ольсе, так про обман говорят. Иные попеняют: «Что, мол, брешешь, и совести не знаешь?», а другие пристыдят: «Что же ты, любезный, реке третий берег лепишь?»
Ставший главным жрецом и хранителем королевской библиотеки бывший неудачник Ихвар давно понял смысл этого выражения. Наверное, потому и написал книгу с таким названием. Он единственный из всего народа Ольса не боялся, и даже любил бывать в розарии, и порой проводил в нем многие часы, занимаясь уходом за цветами, чтением и сочинением разных историй. Возможно, он и встречался там с Багровой дамой, да только очевидцев тому не было.
Проход,внезапно открывшийся под горами, был исследован под руководством неугомонного Точега, а с дугой стороны экспедицию во вновь образовавшуюся пещеру снарядил не менее любознательный король Зондаг, так и соединились прямым путем Ольс и Тинетон, два мощных государства, заключившие вечный мир, и по сию пору пользующиеся результатами сотрудничества.   
У Алиора со временем образовалась странная и непонятная традиция – за неделю до даты гибели отца он пропадал из дворца, и отсутствовал всегда одинаковое количество дней. Никто не знал – куда он на этот период девался, и как ему удавалось покинуть дворец незамеченным. Интересно было и то, что тогда же исчезал и мудрый хранитель библиотеки и наставник его величества Ихвар, с которым у правителя Ольса были всегда самые тесные отношения.
Некие бродячие пастухи однажды разнесли байку, что будто видели короля Ольса, восседающим верхом на невиданном огромном как гора звере, покрытом длинным серебристым, напоминающем степные ковыли мехом в столь отдаленных землях, куда человеку пути нет совсем, и лишь по невероятной случайности кто-то может забрести в эти края. Впрочем, так это или не так – никто доподлинно не знает.
Меток народ на слова. Еще одно прозвище со временем дал королю благодарный народ – он назвал его «Добрым». Наверное, потому, что зла от него не видел. Много сделал для своего народа Алиор Добрый. Целого свитка не хватит для одного только перечисления славных деяний короля. Счастливо жили при нем люди, сладко ели и спокойно спали.
Почил сей добродетельный монарх в весьма преклонных годах, первый и последний раз погрузив население государства в непритворное горе.