Попи от Фофи

   – Люблю, чтобы все смеяться! Они хэппи, когда смеяться… Как? Часливи? Я хотеть, чтобы все часливи, и делать сюпрайз. Тебе нравится? Есть люди не хотеть сюпрайз - я не делать. Этот люди но хэппи… Не часливи…
               – Делай, пожалуйста! Это так оригинально, красиво и смешно! Я каждый день пытаюсь угадать, что ты придумаешь сегодня, и никогда не угадываю! Спасибо тебе!
               – Ты часливи?
               – Да, очень!
               – Я тоже!

               Каменистый Крит раскинулся в самом сердце Средиземноморья. Сверху видно зеленые оливковые рощи и красные черепичные крыши, на них в заходящем солнце посверкивают солнечные батареи. Вдоль побережья белеет ажурная оборочка прибоя…
               Самолет приземлился в Ханье.
               До Альмериды, где я проведу десять дней, ехать меньше часа.
               Таксист укладывает в багажник мои рюкзачок и ноутбук.

               В поисках места комфортабельного, цивилизованного, но максимально удалённого от туристических центров с их шумными развлечениями, я нашла этот деревенский отель, чтобы в полном уединении на острове, пусть даже более чем обитаемом, выполнить данные самой себе задания: служебное – написать большой аналитический материал(давно задолжала, редактор уже начал грозить выговором и лишением премии), и личное – выздороветь, наконец, от этой несчастной влюблённости (мы расставались долго, тяжко, потому и статья осталась ненаписанной).
              Фантазия моя рисовала восхитительные картины: буду жить одна в номере окнами на море; по утрам плавать и гулять в горах, вечерами встречать закаты, а днём, когда жара гонит под кондиционер, добивать статью. Хорошо было бы встретить какого–нибудь ненавязчивого грека, чтобы потанцевать на дискотеке в баре, побродить по горам и расстаться без сожаления… Почему бы и нет? Клин клином вышибают.
         
              Джип затормозил у приветливо распахнутых дверей отеля.
              Огромное пространство моря ощущалось совсем рядом, оттуда слышался шорох волн. У входа притулился крошечный садик: на траве подсвеченный снизу осколок амфоры, в него с приятным журчанием стекает ручей, образуя миниатюрный бассейн с лилией и рыбкой. За стеклянным фасадом – холл, где много зелени и античных деталей. Негромкая национальная музыка, приглушённое освещение… Здесь хорошо сидеть на большом белом диване обнявшись, целоваться и перешёптываться… Как вон та симпатичная пара… Такое было и со мной. Где? Когда? Неважно. Теперь уже всё в прошлом. Теперь я одна. Как жаль.
              Возрадовалась и вольготно развалилась внутри меня мерзкая хандра:
              – Зачем тебе понадобилось отстаивать какую–то призрачную свободу? Я сама! Я и без него могу! Можешь? На тебе! Получи свою независимость! – 
              На глаза навернулись слёзы.
              – Что же делать?
              На этот вопрос в нашей семье все отвечают по–разному. Бабушка предлагает скушать что–нибудь вкусненькое, мама – лечь поспать, «утро вечера мудренее» её любимая поговорка, папа считает, что плохое настроение – следствие безделья и советует немедленно взяться за работу.
              Для пущей эффективности я последовала всем трём советам сразу.
              Вначале открыла ноутбук и составила план материала, жуя печенье, заботливо уложенное бабушкой в компьютерную сумку. А потом отправилась спать.
На обширной кровати красовалась сложная композиция из полотенец, пледа и подушек. Подобные делают в большинстве зарубежных отелей. Есть даже курсы хаускиперов, где учат убирать номера. Я узнала об этом, когда писала рекламную статью об искусстве расстановки шампуней, свёртывания салфеток и большом значении конфетки на постели клиента. Здесь мне предстала объёмная картина: по волнам из полотенец плыли два белых парохода–подушки. Я улыбнулась, разрушила шедевр неизвестного мастера и провалилась в сон.

              На маленьком пляже в девять утра пустынно. Солнце ещё только разогревается, купая лучи в морских волнах.
              – Эгей! – сказала я Эгейскому морю. – Как жизнь?
              – Ш–ш–ш–шикарно! – услышала я ответ и от всей души с ним согласилась.
              Вечерняя хандра скукожилась и начала потихоньку растворяться.
              Мама права, утро примиряет с действительностью.
             
              Из дверей харчевни вышел загорелый дородный мужчина лет пятидесяти и спросил…
              Я не владею греческим языком, зато неплохо знаю английский. Большинство жителей Альмериды наоборот, отлично говорят на родном языке и слегка спикают на инглиш. Вот на этой смеси хорошего с кое–как я и общалась со своими новыми знакомыми.
              Первым из них стал владелец таверны на пляже Христос. Имя меня очаровало. Согласитесь, когда утром вас угощает соком Христос – это впечатляет.
Впечатлившись, я прошлась по деревне и купила: у Ифигении - тапочки, у Перикла – очаровательный пейзаж маслом, у Сизифа – браслет. Мифы древней Греции всплывали в памяти, вызывая туманные ассоциации и желание узнать, весь ли Пантеон эллинских богов по сию пору жив?
              – Вот из ю нэйм? – приставала я беззастенчиво к персоналу, продавцам, таксистам.
              Но не сразу открывались мне музы, боги и мыслители: почему–то у греков принято представляться краткими именами. Лишь получив от черноглазой Артемис – регистратора отеля – визитку, узнаю, что на самом деле она Артемида. И вот уже у всех и каждого я требую «лонг нэйм» и дознаюсь–таки, что светловолосая официантка Пенни – Пенелопа, а бригадир уборщиц отеля, она же творец постельных инсталляций – Каллиопа, хотя на бэдже у неё значится «Popi».
             
               Вначале я опешила, когда, вернувшись с прогулки, обнаружила на постели "картину": на подушке лежат наушники, перед подушкой стоит раскрытая книга, вокруг в художественном беспорядке разбросаны цветы из полотенец. Типа на поляне невидимка читает и слушает музыку.
               Не успела я разрушить один цветок – надо же было чем–то вытираться в душе, как в номер постучали. Вошла рыжеволосая немолодая женщина в форме уборщицы. Открытая улыбка, неподдельное радушие в карих глазах – я не встречала более располагающего к себе человека.
               – Тебе нравится? – женщина вопросительно заглянула мне в лицо. – Я трогать твой вещи, ты не сердиться?
               – Нет, что ты! Трогай, пожалуйста. Это так забавно!
               – Вот из ю нэйм?
               – ???
               – Фотина, – перевела я своё имя на греческий..
               – А–а–а! – восторженно радуется Попи. – Фофи!
               
               Я согласилась быть Фофи и каждый день получать от Попи «сюпрайз».
               На следующий день среди полотенечных волн «плавал» мой купальник. Потом последовала сухопутная композиция: на белом махровом дереве «зрели» два яблока и груша, купленные мною накануне... Корабли, цветы, дельфины – ни разу Каллиопа не повторилась.
               Я неслась в номер вся в ожидании нового «сюпрайза». Разворачивала каждую вещь осторожно, пытаясь понять, как надо складывать, чтобы когда–нибудь кому–нибудь тоже сделать сюрприз - такое же счастливое изумление, каким меня ежедневно одаривает Попи.
               День за днём неистощимая фантазия Каллиопы творила своё дело. Венцом творения, как и положено, стал человек – я! Подушка, одетая в сарафан и шляпу, руки из полотенец. На месте лица – клочок туалетной бумаги с нарисованными на нём глазками, на месте улыбающегося рта надпись: «Fofi from Popi»... Чучело сидело за компьютером и, надо полагать, дописывало мою статью. На миг я испугалась и даже шарахнулась в сторону, но потом расхохоталась. Тут же в приоткрытой двери показалась смеющаяся Попи.
               – Нравится?
               – Конечно!
               – Я люблю, когда ты хэппи. Люблю, когда все часливи.

               «Как вы лодку назовёте, так она и поплывёт». Говорят, Львы – непременно властные люди, а Светланы хотят не хотят, но несут людям свет. Не знаю… Я бы не сказала, что сияю, именуясь Светой. А Каллиопа, что переводится как прекрасноголосая, призналась, что совершенно не умеет петь. Зато она как раз вся светится. Ежедневно, прямо с утра лучится счастьем и заражает им каждого, кто попадает в поле этого излучения.
               Разгадать секрет феноменального явления я не пыталась. Я не спрашивала Попи, где её дом? есть ли муж и дети? как со здоровьем? Какое это имеет значение! Живёт человек, радуется жизни сам и как может старается радовать других – тем и счастлив. Чего тут ещё обсуждать?
               Десять дней я общалась с морем по утрам, вечерами встречала закаты на веранде у Христоса и слушала, как сам Христос с друзьями поёт песни под графинчик ракии. Я закончила статью, и написанное мне понравилось. Афинский студент Димитрас оказался ненавязчивым, наше приятное знакомство ничем иным не стало, но скрасило несколько вечеров.
               Вопреки ожиданиям, я ни разу не вспомнила о прошлом с сожалением. Мерзкая хандра растворилась без осадка - это был самый ценный сюпрайз Фофи от Попи.
              Перед отъездом я быстро собрала рюкзачок, зачехлила ноутбук, а потом долго мастерила алаверды моей дорогой музе Каллиопе. В итоге на постели красовался огромный цветок из самого красивого платка, какой только я смогла найти в лавке Ифигении. Вокруг художественно располагались фрукты, конфеты и собранные в горах цветы. Всё это великолепие обрамляли большие русские буквы из туалетной бумаги: Попи от Фофи.
              Представляю, как она смеялась! Весело, заразительно... СЧАСТЛИВО!