Таёжный танцор

–Я люблю, люблю! По-настоящему! Я никогда не разлюблю его! Тебе не понять!
– Маленькая моя девочка, конечно...
– Я не маленькая! Мне уже тринадцать!
– Да, да... Не плачь, моя хорошая, пройдёт.
– Нет! Не пройдет! Я всю жизнь буду любить только его!
– Конечно. Почему нет? Солнышко моё, успокойся...
Истерика стихает. Её причина смотрит на нас с большого постера над кроватью внучки. Вчера СМИ сообщили, что он женился. Все фанатки рыдают. И моя дурочка тоже.
– Я теперь всю жизнь буду одна! У тебя так не было! Ты не поймешь!
– Конечно, конечно...
Я глажу худые вздрагивающие крылышки-лопатки, ласково снимаю с залитых слезами щёк мокрые пряди длинных, отливающих антрацитовым глянцем волос... Красавица моя черноглазая, если бы ты знала, как я тебя понимаю!
***
Это было очень-очень давно. В другом веке, в другой стране, в другой цивилизации. Мы не знали компьютеров, сотовых телефонов, интернета... Не знали, что такое постер... Не было у нас полиэтиленовых пакетов, туалетной бумаги, шариковых авторучек... Секса не было... А любовь была.
Мне исполнилось восемнадцать. Я готовилась поступать на факультет журналистики и зарабатывала необходимый стаж в молодёжной газете. Писала небольшие заметки на темы культуры. Завотделом Коля Шутов, немного за мной ухаживающий (без взаимности по причине своего женатого положения и преклонного возраста: тридцать семь, закат жизни, а он туда же, старый пень!) сильно меня не напрягал и задания давал несложные.
– Аня, хочешь в Амурске побывать? Там новый Дом культуры открыли, первые выступления идут. Съезди на пару дней, сделай небольшую заметку. Командировочные дадим, гостиницу закажем...
И десятки лет спустя я до деталей помню вестибюль гостиницы Амурска, вальяжную дежурную, её безразличное:
– Ничего не знаю. Никто на Анну Светлову номер не заказывал. Мест нет. Командировка из газеты? Ну и что?
Дай Бог здоровья той женщине, что в поздний час, а было уже заполночь, мыла в вестибюле пол.
– Нина, ты чё девку мурыжишь? Ей под забором теперь ночевать?
– Ничего не знаю, – зевала в ответ дежурная.
– У тебя чё ли правда, ни одного места нет?
– Свободных нет. Танцевальный ансамбль приехал, все места заняли.
– А в шешнадцатом? Там один человек.
– Отдельного номера не хватило, двушку оплатили.
– Дык там кто-то один спит. Кто? Может, женщина? Подсели на ночь-то, будь человеком! Смотри, девка чуть не плачет!
Дежурная лениво открыла книгу регистрации.
– Что-то не разберу Галин почерк... Гида Тумали... Это...
– Ну! Я ж говорю – женщина! Пусти девку на другую койку.
– А может, мужчина? Надо бы в паспорт посмотреть. Он в сейфе заперт...
– А то я не знаю, кто у нас женщина, а кто нет!
– Ладно. Но в семь утра чтобы быстро вымелась. Сменщице ничего не скажу, регистрировать не буду, а паспорт давай. И потише там, не разбуди мне артистку!
Дежурная забрала мой паспорт с вложенными в него тремя рублями - уж что-что, а взятки в нашей стране были всегда!
Я бесшумно вползла в «шешнадцатый».
Уличный фонарь за окном освещал двухместный номер с одной занятой кроватью. Артистка спала на животе. Лицо закрывали длинные, густые волосы, нереально чёрные на белом белье, даже, казалось, отливающие радужными переливами, как нефть...
Чему я всегда завидовала, так это богатству чужих шевелюр. Меня-то судьба одарила скудной растительностью. Благодаря маминым титаническим усилиям - раз в неделю втираем репейное масло, смываем хозяйственным мылом - у меня были косички, но только в первом классе. Форменное платье, белый фартук с «крылышками», огромные белые банты на тощих «крысиных хвостиках» - я очень гордилась этой фотографией. Но уже со второго полугодия короткая стрижка стала моим уделом на всю оставшуюся жизнь.
Немного полюбовавшись рассыпанной по подушке роскошью, я упала на скрипучую кровать и быстро заснула.
Прошло, кажется, всего несколько минут, когда мне в бок ткнулся жесткий палец.
Добрая уборщица прошептала в ухо:
– Вставай, донюшка, в семь часов пересменка. Тебя чтобы духу не было, а то всем попадёт...
Часы показывали полседьмого.
Стараясь не скрипеть, я сползла с кровати, достала из сумки халатик и помчалась в конец коридора, где находились «удобства». Умываясь, прикинула, как проведу день, и вернулась в номер.
Уже рассвело.
Соседка проснулась, но ещё не встала – лежала, укрывшись до носа одеялом, смотрела тёмными глазами. В обрамлении черной гривы они сверкали диковатым взглядом, в котором смешались возмущение и любопытство.
На стуле у кровати висел красивый белый, расшитый цветной аппликацией костюм. Участница гастролей в новом ДК, поняла я, надо будет познакомиться, поговорить. Не сейчас, потом, после концерта…
Приветливо улыбнувшись чёрным глазам, я скинула халатик, быстро натянула чистое бельё, брюки, блузку и торопливо убежала.
Вестибюль удивил безлюдьем. Я нервно заметалась в поисках дежурной - у неё паспорт, в паспорте командировочное... Без пяти семь. Неужели опоздала? Подвела добрую уборщицу?..
Я пробежалась по коридорам, но нашла только запертую дверь с надписью «Комната персонала».
Семь десять. Никого. Ещё раз я обежала оба этажа. Паника неслась впереди меня. Без документов со мной никто даже разговаривать не будет!
Полвосьмого. Никого.
Без четверти восемь. В очередной раз поднялась наверх и спустилась вниз. На этот раз за стойкой администратора увидела незнакомую женщину.
Со всем пылом возмущенной юности я кинулась к ней с требованием вернуть мой документ.
Женщина удивлённо посмотрела на меня и достала книгу регистрации:
– Вы из какого номера?
Моментально вспомнив своём незаконном положении, я забормотала растерянно:
– Понимаете... редакция... командировка... в шестнадцатом свободное место...
– А-а-а... И вы тоже из шестнадцатого? – дежурная посмотрела куда-то за моё плечо.
Я обернулась.
Он был похож на классического индейца: длинноногий, стройный, широкоплечий. Чуть раскосые чёрные глаза, чуть приподнятые скулы. Лицо нежное, но мужественное. На грудь спускались две замечательные косы: ровные, гладкие, они выделялись на белом национальном костюме угольной чернотой...
Никого прекраснее этого юноши я в жизни своей не видела. Ни до, ни после этой встречи. Ни в той стране, ни в этой, где есть всё – от туалетной бумаги до открытых границ.
Он смотрел на меня, слегка улыбаясь, и в тот же момент я влюбилась.
Нет, не так. Я полюбила! Сильно и навсегда.
Позже, за три десятка лет я дважды была замужем, неоднократно увлекалась мужчинами, но никогда больше так внезапно и так головокружительно, как в тот момент.
Исчезло ощущение времени, пространство и даже звуки, хотя мы довольно долго выясняли отношения с дежурной, а с «соседкой» договорились о встрече после концерта. В тот момент я искренне верила, что внезапное наваждение вот-вот пройдёт. Интервью - и больше ничего. Не может советская девушка позволить чувствам взять верх над разумом!
Днём я беседовала с директором ДК, вечером смотрела концерт.
На сцене юноши и девушки в белых расшитых одеждах, гортанно вскрикивая, били в бубны, танцевали и пели национальные песни. Древние ритмы отзывались в моей душе восторгом первобытной страсти.
Высокий гибкий красавец Гида Тумали солировал. От резких движений его косы метались вокруг головы, хлестали по лицу, а я думала о том, какие они на ощупь...
На ощупь они оказались прохладными и гладкими.
Шутов не обманул, отдельный номер мне всё же дали (бронируя, секретарь перепутала даты), но я всё равно ночевала в шестнадцатом.
Мы не «занимались любовью», мы любили друг друга!
Мы улетели в Космос, откуда вернулись только на следующий день к обеду и вспомнили, что у меня скоро автобус, а у него репетиция.
Мы едва смогли расстаться. Договорились писать друг другу, но забыли обменяться адресами.
Найти солиста известного национального ансамбля мне, журналистке, было бы несложно. Но...
– Люблю его, люблю! – рыдала я в мягкое тёплое бабушкино плечо. – Хочу всегда быть с ним!
– Анюточка, золотая моя, где? Здесь, в городе? Или там, в тайге? В каком ПТУ он учится? Сельскохозяйственном? Тогда, конечно, лучше вам в деревню поехать…
Бабушка гладила меня по голове, по спине и рисовала одну за другой картины моей жизни в нанайском селе. Это была чужая жизнь.
Сердце моё рвалось на части, но постепенно приходило понимание, что Гида и я – обитатели разных планет. Мальчик из дальневосточной таёжной деревни – результат короткой связи аборигенки с русским геологом, и девочка – дочка советского партийного функционера, без пяти минут журналистка, встретились в Космосе на миг и разлетелись навек. У них не могло быть общего будущего…
Когда родители обнаружили, что дочь беременна, они долго пытались узнать, кто отец ребёнка. Я молчала. Скандал был громкий, но меня поддержала бабуля, она сумела утихомирить страсти и помогла воспитать дочку.
Через 20 лет дочь вышла замуж. Ещё через год на свет появилось чудо моё ненаглядное – внучка. Чуть раскосые тёмные глаза, чуть приподнятые скулы, длинные гладкие чёрные волосы, которые я так люблю заплетать в косы.
– Бабуля, правда, что я и Киану Ривз похожи?
– Это кто такая?
– Ой, не смеши меня! Это мужчина, мой любимый актёр! У нас фан-клуб!
***
– Он женился! Я умру, умру!
– Тогда и я с тобой умру!
– Бабуля, ты не понимаешь, ты не любила!
– Любила.
– Правда? А какой он был?
Я беру толстый фломастер и прямо на постере рисую Киану Ривзу две черные косы.
– Вот такой.
Внучка изумлённо смотрит на преображённого Ривза, на себя в зеркало, на меня и весело хохочет.
Смеётся моя любимая девочка, сверкая белыми зубами и бисеринками слёз на щеках.
Улыбается ей с плаката индеец Киану Ривз. Я облегченно вздыхаю, счастливая тем, что в детстве от рыданий до веселья всего один шаг...
И верю, всем сердцем верю, что где-то далеко-далеко, на другой планете, в другом измерении так же, как я, счастлив юноша с раскосыми глазами и шелковыми волосами – таёжный танцор Гида Тумали.


P.S. На иллюстрации из интернета фотомодель - американский индеец, но похож на моего нанайца. Очень сильно похож.