Переписка по поводу одного сонета

Я послала одному давнему другу свой перевод 17-го сонета
Шекспира. Вот что он мне ответил.



Когда-то давно я жил довольно высоко на пологом склоне, и ночами из моего окна
была видна огромная чаша многомиллионного города. Было очень тепло, воздух очень прозрачен, иногда где-то в безнадежной дали, на противоположных склонах этой чаши что-то происходило: там светились и взлетали разноцветные огни, возможно, звучала музыка - вероятно, в одном из парков происходил какой-то праздник. Но все это было так далеко, что сюда доходил только свет, да и весь этот праздник смотрелся каким-то маленьким пятнышком, как какое-нибудь звездное скопление, едва различимое невооруженным глазом. И становилось невероятно тоскливо от ощущения того, что
видишь какую-то бездну, которая отделяет твою жизнь от той, что происходит там, что ты не можешь участвовать в той жизни и потому чувствуешь безразличие к ней. Так же и она, та жизнь, где тебя нет и не будет никогда, идет своим чередом и совсем не зависит от того, есть ты здесь или нет.

Такие твои послания навевают на меня несколько похожие ощущения: в них безусловно есть что-то, в них что-то живет и переживает, но мне совсем чужое, словно отделенное от меня какой-то непреодолимой бездной, и потому не способное затронуть меня более, чем созерцание какого-то светящегося пятна в недосягаемой дали.

                Г.А.


А вот мой ответ печальному и любимому другу.


Это все мне хорошо знакомо, пережито, обогатило мою душу, я давно это преодолела и пользуюсь плодами.

...Когда-то давно...
 я жила 
...довольно высоко на пологом склоне и ночами из моего окна была видна...

тропическая зелень, каменная серая кладка, огромные листья, опавшие с пальм и  присыпанные черной мелкой вулканической крошкой,   а за всем этим угадывалась

 ..огромная чаша многомиллионного города. Было очень тепло, воздух очень прозрачный, и иногда где-то в безнадежной дали, на противоположных склонах этой чаши что-то происходило, ...
 
а с улиц, из переулков доносилась музыка, крики торговцев такосами, звуки клаксонов и взрывы петард. Фейерверки давали лишь отблески, и было ясно, что
 
...там светились и взлетали разноцветные огни, звучала музыка, и происходил какой-то праздник...
 
Это было так близко, но  все равно было так далеко,
 
...что сюда доходил только свет, да и весь этот праздник смотрелся каким-то маленьким пятнышком, как какое-нибудь звездное скопление, едва различимое невооруженным глазом. И становилось невероятно тоскливо от ощущения того, что
видишь какую-то бездну, которая отделяет твою жизнь от той, что происходит там, что ты не можешь участвовать в той жизни и потому чувствуешь безразличие к ней. Так же и она, та жизнь, где тебя нет и не будет никогда, идет своим чередом и совсем не зависит от того, есть ты здесь или нет. ...

А еще я помню томительное и тягучее, невыразимо сладостное ощущение осенней грусти, прозрачности и пустоты, запах тлеющих листьев,  печальный дым чужбины. Под вечер мы возвращались с Ахуски и остановились перекусить в пригороде. От дороги надо было спуститься с довольно крутого холма в котловину, окруженную такими же холмами. Мы зашли в магазинчик, купили хлеба, сангрии, еще чего-то и оказались на открытой со всех сторон веранде,  где женщины и дети  развешивали  гирлянды из лампочек и бумажных цветов. Они пели. Мы присоединились к ним, и было легко понимать их язык.  Мы подружились, видимо, навсегда.  И стало ясно, что мы есть, и что мы здесь. Это был отдых перед тяжкими испытаниями,  он дал мне силы выжить, когда моя жизнь  изменилась навсегда. 

...Такие твои послания навевают на меня несколько похожие ощущения: в них, безусловно, есть что-то, в них что-то живет и переживает...

Так и должно быть, значит, ты тоже живешь. Мне представляется, что ты застрял на том этапе, который я миновала лет 15 назад. Это было страшно, но необходимо, и в итоге принесло благо и мне, и моим близким. Подобно Иозефу Кнехту каждый из нас должен быть готов в любую минуту оставить все и тронуться в путь.
 
...но мне совсем чужое, словно отделенное от меня какой-то непреодолимой бездной, и потому не способное затронуть меня более, чем созерцание какого-то светящегося пятна в недосягаемой дали. ...

Это пройдет, как проходит все. Надо не бояться и шагнуть в бездну,  потерять и погубить себя,  тем самым приобретая весь мир воскрешая себя к новой жизни. В Писании сказано, что только умерев, брошенное в землю зерно воскреснет. А чем мы хуже зерна и лилии полей?
                Т.Ф.