***

Прометей, Данко и Р П Макмерфи
Безумство храбрых
 
«Тут – он еще говорил – хвостовые огни обгонявшей  машины осветили лицо Макмерфи, и в ветровом  стекле я увидел такое выражение, какого он никогда бы не допустил, если бы не понадеялся на  темноту, на то, что его не увидят, – страшно усталое, напряженное и отчаянное, словно он что-то еще должен сделать, но времени не осталось...»
 
****
«Я наблюдал, как он заманивает их, подводит к тому, чтобы они сами сказали: нет, черт возьми, никакому человеку это не под силу – и сами предложили бы спор. Я смотрел, с какой неохотой он идет на спор. Он давал им повышать ставки, затягивал их все глубже и глубже, пока не добился пяти к одному от каждого на верном деле, а некоторые ставили по двадцать долларов. И даже не обмолвился, что я при нем поднял пульт.
 
Всю ночь я надеялся, что он не станет доводить дело до конца. А на другой день во время собрания, когда сестра объявила, что рыболовы будут принимать специальный душ – подозревают, что у них насекомые, – я надеялся, что она ему как-нибудь помешает, сразу погонит нас в душ или еще что-нибудь – что угодно, лишь бы мне не поднимать пульт.
 
Но сразу после собрания, пока санитары не успели запереть ванную, он повел нас туда, заставил меня взяться за рычаги и поднять пульт. Я не хотел, но ничего не мог сделать. Получалось, что я помог ему выманить у них деньги. Они держались с ним дружелюбно, когда платили проигрыш, но я понимал, что они чувствуют - они как бы потеряли опору. Я поставил пульт на место и сразу выбежал, даже не взглянув на Макмерфи. Убежал в уборную, мне хотелось побыть одному. Я увидел себя в зеркале. Он сделал, что обещал: руки у меня опять стали большие, большие, как в школе, как у нас в поселке, а грудь и плечи – широкие и твердые, и пока я смотрел на себя, вошел он. Протянул пять долларов.
     - Вот тебе, вождь, на жвачку.
     Я помотал головой и пошел прочь. Он схватил меня за руку.
     - Вождь, это просто знак благодарности. Если считаешь, что твоя доля больше...
     - Нет! Убери, я не возьму.
     Он отступил на шаг, засунул большие пальцы в карманы и, наклонив голову набок, посмотрел на меня снизу. Смотрел довольно долго.
     - Так, – сказал он. – В чем дело? Что это вы все нос воротите?
     Я не ответил.
     - Сделал я, как обещал? Большим тебя сделал? Так с чего я вдруг стал плохой? Вы себя так ведете, как будто я изменник родины.
     - Ты всегда... Всё... Выигрываешь!
     - Всё выигрываю! Олень дурацкий, в чем ты меня обвиняешь? Был уговор, я его выполняю, и только. Так чего разоряться?..
     - Мы думали, ты не для того, чтобы выигрывать...
     Я чувствовал, что подбородок у меня дрожит, как бывает, когда
собираешься  заплакать, – но я не заплакал. Я стоял перед ним, и подбородок у меня дрожал. Макмерфи открыл было рот, хотел что-то сказать и раздумал. Он вынул руки из карманов, двумя пальцами взялся за переносицу, словно ему жали очки, и закрыл глаза.
     - Выигрывать, елки зеленые, – сказал он с закрытыми глазами. – Слыхал? Выигрывать.
Поэтому, наверно, я больше всех виноват в том, что случилось под конец дня в душе.»
 
****
«И ровная молчаливая цепочка голых людей превратилась в орущее кольцо, тела и конечности сплелись в ограждение ринга.
Черные руки стреляли в опущенную рыжую голову и бычью шею, высекали кровь изо лба и щек. Негр танцевал перед Макмерфи. Он был выше, руки длиннее, чем красные толстые лапы Макмерфи, удары резче, он издали тесал Макмерфи голову и плечи. Макмерфи шел вперед тяжелым твердым шагом, опустив лицо и щурясь между татуированными кулаками, покуда не прижал санитара к кольцу голых людей и не въехал кулаком точно в середку белой крахмальной груди. Грифельное лицо дало розовую трещину, язык, похожий на клубничное мороженое, пробежал по губам. Негр ушел нырком от танковой атаки Макмерфи и успел ударить еще раза два, прежде чем татуированный кулак достал его снова. Рот открылся пошире – красная больная клякса.
Плечи и голова у Макмерфи были в красных пятнах, но он этого как будто не чувствовал. Он шел вперед, получая десять ударов за один. Так они кружили по душевой, и санитар уже пыхтел, спотыкался и занят был по большей части тем, чтобы не попасть под эти красные кувалды. Больные кричали: "Макмерфи, уложи его!" Макмерфи действовал не спеша.
К тому времени, когда маленький санитар прибежал обратно с ремнями, наручниками, мокрыми простынями и еще четырьмя санитарами из буйного, все уже одевались, жали руку мне и Макмерфи, говорили, что так им и надо, и какая замечательная была драка, и какая потрясающая победа. И продолжали так говорить, подбадривали нас и поддерживали – какая драка, какая победа! – Пока старшая сестра помогала санитарам из буйного надеть на нас мягкие кожаные наручники.»
 
****
«Мы не могли остановить его, потому что сами принуждали это  делать. Не сестра, а наша нужда заставляла  его медленно подняться из кресла, заставляла упереть большие руки в кожаные подлокотники, вытолкнуть себя вверх, встать и стоять – как ожившего мертвеца в кинофильмах, которому посылают приказы сорок хозяев. Это  мы неделями не давали ему передышки, заставляли его стоять, хотя давно не держат ноги, неделями заставляли подмигивать, ухмыляться, и  жать и  азыгрывать свой номер, хотя все его веселье давно испеклось между двумя электродами.
     Мы заставили его встать, поддернуть черные  трусы, как будто это были ковбойские брюки из конской кожи, пальцем сдвинуть на затылок шапочку, как будто  это был четырехведерный  «стетсон», и все – медленными, заученными движениями,  а когда он  пошел по комнате, стало слышно, как железо в его босых пятках высекает искры из плитки.»
 
****
«Он закричал. Под конец, когда он падал навзничь и мы на секунду увидели его опрокинутое лицо, перед тем как его погребли под собой белые костюмы, он не сдержал крика.
     В нем был страх затравленного зверя, ненависть, бессилие и вызов – и если ты  когда-нибудь гнался за енотом, пумой, рысью, ты слышал этот последний крик  загнанного на дерево, подстреленного и падающего вниз животного, когда на него уже набрасываются  собаки и ему ни до чего нет дела, кроме себя и своей смерти.»
 
Есть несколько книг, которые я могу читать всегда, открыв наугад на любой странице. Не потому, что не читала или забыла… просто потому… потому что любимые. В них каждый раз находится что-то новое. «Над кукушкиным гнездом» одна из них.
 
Странная на первый взгляд компания – титан, герой и рыжий ирландский детина – карточный шулер, грубиян и дебошир Рэндл П Макмерфи.
Один подарил людям огонь, другой вывел к свету, третий… третий вдохнул в них уверенность и вернул к жизни. Сильные и смелые, они принесли свой дар просто так – чтобы помочь слабым. От избытка доброты и благородства. Берите – пользуйтесь. Но нет, это не конец, это было только начало.
 
Слабые уже теребят, дёргают за рукав, толкают, заглядывают в глаза, просят, требуют…
- Ты ведь нас вёл, помогал, давал, защищал… ты можешь, ты должен, ты сильный… дай!.. Ещё!.. Больше!.. Дальше!..
Молча молят блестящими от слёз глазами… или просто дрожат подбородком и убегают, чтобы забиться в тёмный угол…
…и избитый, окровавленный, полуживой, герой поднимается, чтобы умереть за тех, кого приручил, подарив однажды свою силу и благородство.
 
Вот как-то так…