Апрель Суббота

Любимая суббота не задалась с утра. На улице дождь плакал на сугробы, устраивая грязно серый симбиоз. Два раза поскользнувшись, я чертыхнулась и напрасно. На мой сердитый возглас испарились маршрутки. Прошёл мимо  хозяин с белой лайкой, перешёл шоссе и там отпустил собаку с поводка. Она немедленно вернулась ко мне здороваться и мы с ней нарЕзали  несколько кругов вокруг остановки. Собачке хотелось положить мне грязные лапы на грудь, я же уворачивалась и звала хозяина. Так мы и бегали уже втроём кругами, когда меня спасла  знакомая, проезжающая мимо. Не, она вначале выскочила и стала хохотать, а потом показала мне рукой-ныряй в кабину. Я нырнула, показала лайке язык и мы уехали.

Оглядев знакомую, я похвалила:
-Ну, молодец, похудела как!
-Аха, -сказала она, -встаю на весы, а они говорят,-второй,  сойдите.
Поругав нелепую весну, заодно мужей и знакомых, мы расстались, довольные друг другом.
В павильоне возле моих мясников стояла тётя. Стояла, как мать Родина, неподвижной глыбой Мясо она уже купила и теперь делилась с хозяевами жизненными наблюдениями. Моя нежная попытка подвинуть тётю окончилась неудачей, она стояла, как монолит.  Арвидас мигнул мне и быстренько взвесил мясо.

Дома муж сидел, скромно ожидая завтрак. Взяв у меня рюкзак, он мигом сориентировался на мой угрожающий взгляд и сам побежал жарить себе омлет. Я вздохнула и пошла в Медию за луком. Две кассирши ссорились, не замечая меня. Я грохнула полупустую корзину возле кассы и многообещающе сказала:
-Щаз взорвусь.
Меня уверили, что необходимости в этом нет и быстро обслужили.

В Закопане, достаточно модном горнолыжном курорте Польши в сов времена по русски говорить не хотели. Особенно в дорогих магазинах. Когда девочки хотели померять дублёнки, аккуратно запакованные в целлофан, продавщица подняла крик. Прибежала хозяйка, знающая русский. Наша казашечка из группы, с кукольно красивым , равнодушным личиком, звеня серебряными украшениями ткнула пальчиком в несколько дублёнок. Хозяйка молча сняла их с вешалки и кланяясь, запаковала, а продавщице сказала, что она дура, и место ей не в элитном магазине, а на дешёвом базаре. Всё это шёпотом перевела нам гидесса, которая поменяла у казашечки много русских рублей на польские кроны.

В Кракове, богатом серебряными украшениями, Айгюль быстренько продала золотые кольца, припрятанные в сумочке. Горничные в гостинице ходили и клянчили у русо туристо водку и золото. Вот им Айгюль и продала золото и накупила серебра. Залившись румянцем до шеи, она перебирала цепочки и  браслеты и сказала нам:
-Я теперь очень богатая невеста. Папа её был пастух и несколько барашков, которых, может быть съели, или не съели волки, обеспечили дочери роскошное приданое.
На границе мы попрятали её цацки в свои сумочки, но дрожали напрасно, никто из погранцов не стал смотреть, что мы везём.