Муха

     Ловлю на стекле мух – и  выпускаю на волю, не убиваю, хотя могла бы. Крылышки бьются друг о друга своими прозрачными лопастями, имитируя треск барабанной дроби, поднимающей боевой дух измученным солдатам.  Разжимаю руки – и маленькое тельце с размаху ударяется о стекло, эту имитацию свободы, невидимую клетку, сковывающую пока еще необузданное создание.
     Отмерив десятую часть своей крохотной жизни, муха устремит свой взгляд внутрь клетки, забыв о своей беспомощности перед стеклянным тираном. Со временем ее будут прельщать не краски застенной жизни с ее весенними цветочными ароматами, а вязкая мучнистая мякоть домашних поджаристых булок, хруст крошек, оставленных людьми в спешке на столе, тонкий запах тлеющей пищи, хранящейся в мусорном ведре. Многочисленные фасетки ее глаз не будут разрезать русла струящихся ручьев, а лишь соберут в себе пазлы штукатуреных потолков, да ткани запыленных штор.
     И чем больше десятых будет отмерено – тем меньше пространства станет составлять ее мир, заключившийся со временем в стены одной единственной комнаты, где, от руки ли человека, или от ловкого прыжка кошки, она обретет свою смерть. Однако…вернемся к нашему окну.
     Весна. Пестрые блики скользят по матовости стекла, все та же муха таранит лупоглазую линзу моей комнаты. Такая маленькая и такая свободная! Сколько внутренней силы хранится в этом трепещущем тельце! Сколько воли к жизни! Я могла бы с легкостью убить  ее сейчас, пока на пике своего безумного стремления к свободе она не отвернулась от безысходности к теплым и сытым тискам своей клетки. Сиди смирно на руке, муха, не будь дурой, и я отнесу тебя на свободу. И она замерла в ожидании, но лишь первые струи прохладного апрельского воздуха коснулись ее невесомых крыл, - взмыла в поднебесную высь, один взгляд на которую заставил меня зажмуриться от ослепления.
    Выходит, не просто так даны были крылья этому маленькому нечистоплотному созданию, которое, может, замерзнет сегодняшней ночью под резким полночным похолоданием, упившись перед этим чистотой и невинностью просыпающейся природы. Убила ли я ее, выпустив на волю? Безусловно. Но…ведь если и даны самому жалкому созданию крылья – то лишь для того, чтобы его оправдать. Так смерть ли в спасении?