Живи мгновеньем, люби безоглядно

Говорят что жизнь непредсказуемая штука, она похожа на аттракцион в парке – ты получаешь билет в небольшом вагоне – удобный или не очень зависит от твоих средств, - и должен пройти все незабываемые, неповторимые повороты и виражи этой скоростной гонки, что предстоит тебе попробовать в течение всей твоей жизни. На ее дорожке жизни попался очередной поворот, она думала, что запросто его одолеет, но… в самый трудный момент потеряла части своего сердца, а затем и саму себя…

 

 -Ну, и о чём ты хотел поговорить? – присев на мягкий пуф напротив меня и окинув неприметное кафе настороженным взглядом – после третьей победы в борьбе за Кубок папарацци не давали нам покоя, куда бы мы не направились, – Мей пристально посмотрела на меня сквозь тёмное стекло очков. Половина совершенного овала её лица была скрыта тенью, отбрасываемой кепкой, губы – спрятаны под кашемировым платком. Но, несмотря на эту конспирацию, я легко читал по слабо развитой мимике, о чём она думала и о чём притворялась, что думает.

 -Ты знаешь.
 -Даже не догадываюсь.
 -Лжёшь.
 -И не планировала.
 -Мей! – я нервозно сжал в руках стакан с ананасовым коктейлем. Она идеально умеет выводить из себя, причём на это требуется не более десяти секунд.
 -Я вся во внимание.
 «Нет, сегодня определённо разговор не клеится… Но я заставлю тебя выслушать меня».
 -Э… кхм…— «Как сопляк, ей-богу! Соберись, тряпка. Ты трижды чемпион, лучший игрок в галактике, пример и авторитет для миллионов. Так что же, струсил перед какой-то представительницей слабого пола?» — Как прошёл день?

 Видимо, Мей заметила мой сконфуженно скривившийся рот, потому что на её лице появилась тень усмешки.

 -Сказочно. Снялась в рекламном ролике новой губной помады. Хотя я была категорически против, мама настояла. Пусть это будет что-то вроде подарка для неё. Ей это действительно важно… А потом прогулялась по магазинам с Тией.
 -Рад за тебя…
 -Спасибо, — мне показалось, что она смягчилась, но следующая фраза всё испортила: — Очень мило с твоей стороны.

 Так она говорит только в двух случаях: когда жутко зла или когда собеседник ей безразличен. В данной ситуации я бы предпочёл первый вариант.

 -Как… поживает Синедд?
 -Прекрасно. Мы с ним летим отдыхать на неделю, Рокет дал разрешение.
 «Нет, нет, нет! Какого чёрта?!»
 -Я, кажется, спросил, как у него дела, а не чем вы хотите разнообразить свою интимную жизнь в ближайшее время.

 Мей сжала кулак с такой силой, что побелели костяшки.

 -Я взяла на себя смелость разглядеть скрытый смысл в твоём вопросе, — услышав, каким тоном были сказаны эти слова, Майкро-Айс непременно бы перевёл тему, а то и поспешил бы смотаться от греха подальше. Но я не он — вот в чём загвоздка.
 -В следующий раз не стоит этого делать.
 У гордячки напротив вздулись ноздри от плохо скрываемого негодования.

 «Не иначе как фурия».
 -Если это всё, о чём ты хотел поговорить, то я, с твоего позволения, пойду.
 «Ну и скатертью дорога!..»
 Она резко встала, одёрнула пальто, поправила причёску – явно мешкалась, надеялась, что остановлю.

 Не зря надеялась.

 -Мей, постой! – я протянул руку и, схватив за запястье, заставил сесть на место. – Это не всё.

 Окинув меня своим коронным взглядом «я тут царица, а ты, ничтожный, можешь только молить», она всё-таки опустилась обратно на пуфик.

 Мы несколько минут беззвучно смотрели друг другу в глаза. Надо сказать, она прекрасная актриса. Взгляд ледяной, будто у Снежной Королевы. Но я-то прекрасно знаю её истинную сущность.

 «Наберу в лёгкие побольше воздуха… Вдох-выдох… Сложно сказать… Но нельзя зависать… Действуй!..»
 -Эм… Знаешь, когда ты вернулась в «Сноу Кидс»… Точнее, когда ты уговорила меня вернуться… Я подумал, что это означает… перемирие?

 Она смотрела всё так же холодно, но на лице уже ясно угадывалось: «Продолжай, я слушаю»…

 

 -Я, наверное, рассуждал слишком самонадеянно. Но твоё поведение не оставляло другого впечатления! А потом, ты тогда ещё взяла меня за руку, у меня просто не осталось сомнений, что всё встало на круги своя, и тут появился он… Так не вовремя. Зачем?

 Глаза щипало. Странно… Согласно сложившейся ситуации это он должен был биться в истерике и проливать слёзы над упущенным. Тогда почему же мне в тот момент казалось, что я вот-вот разрыдаюсь?

 -У нас же всё могло наладиться, ты ведь была готова, правда? Если вдруг ты всё ещё согласна… Я исправлю свои ошибки, я буду уделять тебе столько внимания, сколько пожелаешь! Теперь я знаю цену нашим… моему чувству. Точнее знаю то, что оно бесценно. В моей жизни есть всё, о чём только можно мечтать, говоря о материальном. Но сейчас нужно по-другому расставить приоритеты. Ты мне нужна… вернись!

 В порыве захлестнувших его эмоций, Д’Жок сжал мою ладонь в своих – таких тёплых, мягких, родных. Я была готова поклясться, что тогда передо мной сидел не легендарный футболист, сияющая звезда галактики, а простой влюблённый мальчишка, вымаливающий прощения за свои проступки перед предметом воздыхания. Его умные глубокие глаза, ещё сильнее зеленеющие в свете настольной лампы, раскаивались, молили о втором шансе. Где гордость? Где самовлюбленность, надменность, высокомерие, неумение признавать ошибки? Всё испарилось под давлением нового всепоглощающего чувства.

 Я была тронута, задета за живое. Настолько, что уже готовилась встать на путь прощения, но вдруг в телевизоре на противоположной стене появилось лицо Синедда. С экрана на меня смотрели тёмные печальные отчаянные глаза одиночки – крутили повтор выпуска о родителях-самозванцах. И хотя сейчас он всё же обрёл настоящую семью, вступил в достойную команду, я знала, что если покину, несчастный, он всё-таки сломается. Не потому что слабый, а потому что устал терпеть все эти годы. В тот период жизни Синедд был как никогда уязвим и беззащитен, ему нужна была женская забота, и я решила пойти на такую маленькую, но такую большую жертву.

 Я снова посмотрела на сидящего напротив человека. Всё в нём было уютное, хорошее, привычное. Манера говорить, косые взгляды, взъерошенные волосы, гладкие щёки, светлые ресницы, горячее дыхание с еле слышным свистом – я словно отрывала какую-то частичку себя, заставляла свою потрёпанную душу терпеть, возможно, самое горькое в жизни лишение.

 -Д’Жок, давай выйдем… — у меня дрожал голос.

 Он послушно кивнул и, конечно, как всегда надеясь на лучшее, потянул за собой…

 Он всё ещё не отпускал мою руку.

«Я люблю тебя», — наши мысли говорили хором.