Знаешь где брод лезь в воду

Знаешь, где брод, лезь в воду


Весь день до обеда я промаялся с салагами, давал вводные на различного рода ситуации от пожара до контр наступления. Ведь необходимо довести все подробно до личного состава. Достучаться до последнего балбеса, что бы знал куда бежать и что делать. Объяснял, что автомат АК74 - друг твой и товарищ, это почти часть тела, как бы продолжение тебя. Забьешь на него сейчас, он забьет на тебя в бою. В руках дурака любое оружие становится дурным и не управляемым. Но в руках заботливого и предусмотрительного это незаменимое оружие, с которым воюют на всем земном шаре, прости меня, Господи. Учил, как быстро не обжигая руки разбирать заклинившее оружие в бою и устранять клин. А в воспоминаниях невольно всплывает родной душе и проклятый блокпост №8. В Шатойском районе многое удивляет: экзотическая природа и убогая жизнь, глубоко религиозного и безграмотного народа.
Приятно вспомнилось, как стоя на КП, я всегда приветствовал одного очень уважаемого мной чеченца Вахо. Седой мужичок лет шестидесяти с добрыми разумными глазами и мыслями - обыкновенный торговец на рынке. А уважал я его за то, что он постоянно нам помогал и никогда ни в чем не отказывал. То мазь от гниений специальную привезет, то по просьбе дембелей сумки им спортивные вместительные раздобудет. Бывало, даже фотопленки проявлял  и фотографии печатал где-то в Моздоке. Все это он делал, конечно, не бесплатно, но и денег брал только за стоимость товара. Я сначала недоумевал, откуда такое понимание, не каждый российский офицер на такие заморочки пойдет, даже если ему и по пути.
 Однажды я все-таки расположил Вахо на разговор. И он, сначала нехотя, а когда увидел, что я его понимаю и слушаю со всей серьезностью, то откровенно с гордостью поведал мне, что до войны он работал директором в одной из Грозненских школ и учил детей самых разных народностей. Сразу мне ясно стало, почему он такой порядочный и образованный. Поведал он и о том, что в этих горах до войны были курортные места. Были здесь и оздоровительные детские лагеря и профилактории. Ездили сюда правительственные верха СССР  почки, нервы подлечить и поохотиться. На мой вопрос, как он считает, есть ли в поселке бандиты. Вахо ответил, не скрывая, конечно, есть. Ведь вот этот старик с обожженным лицом, что мелькает повсюду, это бывший глава администрации здешнего района, он в первую чеченскую в дудаевской армии отрядом командовал, его сыновья большие деньги получали за то, что народ вербовали для войны. Я тогда не стал воевать за Дудаева а семью со всеми беженцами в горы увел за это моего старшего сына дудаевцы расстреляли. Там у горы Малаити МИ-8 гниет, это глава администрации сбил, он со всего рынка деньги как дань собирает и в горы ваххабитам отдает, да и вашему комбату, наверняка, приплачивает, чтоб помягче был. Я сразу же вспомнил крепкого мужика лет пятидесяти с обожженным лицом, ну где его я только не встречал: и в комендатуре тоже видел, как часовой его к комбату пропускал по особому разрешению.
-Скажу тебе так, Миша, в самом поселке ваххабитов нет, но их приближенных хватает. И поверь мне, в селе почти в каждом дворе столько оружия зарыто, мама не горюй!
–Вахо, а у тебя жена, как у всех чеченцев, всю работу по дому сома выполняет, ведь у вас не принято чтоб мужик работал?
-Ты что, нет, дорогой, я ей помогаю, всю тяжелую работу сам делаю. Но когда в доме гости, то дочь с сыном ей помогают. Сам знаешь, на все село засмеют. И на рынке когда товар из машины к прилавку нужно подтащить, сына с собой беру, чтоб помогал ей.
Восемнадцати летнюю дочь Вахо нельзя назвать красавицей, но, как большинство женщин с большими глазами, она неотразима. Еще, она бледна, как плавленый сырок, и стройна, словно гончая, преследующая улепетывающего зайца.
     Еще запал в душу увиденный в поселке на одной из свадеб необыкновенный танец. Танцующие его люди были разных возрастов. Но старики как и молодые живо двигались в гуляющей толпе. По истине красиво и гордо этот народ исполняет свою лезгинку. Сразу и не понять. Резкие взмахи рук и перебирания ногами подобие чечетки кажутся нелепыми. Но стоит взглянуть на этот танец не глазами а душой. Как сразу видишь все величие и красоту национального танца. Даже в монотонно плавных движениях женщин можно увидеть что то богемное. Лезгинка как видимое выражение горячности этого народа. Так уж заведено на Кавказе на свадьбу собираются большие массы людей. Шумно гуляют, стреляют в воздух, танцуют. Однажды вертушки пролетавшие мимо не так поняли подобное скопление народа стреляющего не со зла и накрыли всю гулянку залпами… Так, на всякий случай…   
Кстати о вертолетах. Через наш блок пост проходила не одна разведгруппа. Многие останавливались на ночлег, но ни разу мне не пришлось больше встретить старшего лейтенанта Яшина с суровым выражением лица и задорным каштановым ежиком под капюшоном, поведавшего мне о трагедии, произошедшей с его разведгруппой. «О трагедии я расскажу в конце моего повествования. Рассказ будет назван «Шакалья тропа» Не встретил я даже лицом похожего офицера, а спутать его было не с кем.
  Пара неугомонных стрекоз кружились над КПП в ожидании, пока ленивая колонна грузовичков, не пропуская ни одной колдобины на пути, протиснется в узкий проезд блок поста.
Виктор затушил окурок в жестяной пепельнице, кем-то искусно вырезанной из консервной банки, и вышел на улицу. Встав на ровной площадке у сопки, он задрал голову вверх и уставился прямо на зависший над ним чуть левее МИ – 24. Вертолет висел в воздухе не более пятидесяти метров над землей. Виктор вытянул руки в стороны, чуть ссутулился и принялся балансировать изображая самолет, наклоняя то одну, то другую руки. Сказать честно, я ничего не понимал. Только что человек рассказывал о трагедии и на тебе, стоит чуть пьяненький с разведенными в стороны руками, изображает самолет. Но каково было моим удивление, когда я увидел, как вертолет точь-в-точь повторяет покачивания человека, стоящего на земле. Затем летающий танк тронулся и все так же, покачиваясь с боку на бок, медленно поплыл под пасмурным клочковато-серым небом, обозревая безнадежную унылую и до боли знакомую местность: безрадостные нищенские полуголые деревья, корявое ущелье с мутной весенней речушкой.

      Да, на блоке все-таки интересно было служить, не то, что в комендатуре. Салаги туповатые попались: никак не запомнят, как пулемет собирать, а Сытый вечером будет проверять, чему я их научил. И так мне все это наскучило.
Мой здешний приятель Габис давно напрашивался при возможности взять его с собой в полк. В моей коллекции нехватало фото под названием «Я, Габис и Установка залпового огня Град». Габис - гранатометчик с моего взвода. Муромский, мясистый такой, губастенький паренек с озорными не спокойными глазками. Если неожиданно посмотреть ему в лицо, то можно расхохотаться от его необыкновенно озорной физиономии. За его толстые плотно сжатые губы, характерные мультяшным людоедам, мы подшучивали: «Габис - поедатель маленьких человечков». Но товарищ он был все же надежный.
 После обеда я все-таки обратился к капитану Ситникову с просьбой отпустить меня с Габисом в полк в сопровождение за хлебом. Я пообещал, что Чазов займется салагами. Сытый помялся, но все же отпустил нас. Замком взвода – должность ответственная, так что особо не погуляешь. Постоянно руководишь: то на работах, когда свободная смена какой-нибудь пост укрепляет, то опять же свободную смену нужно отвести на стрельбы. Даже когда выходной и плохая погода, замком взвода должен находиться со своим взводом в палатке и смотреть видео или чистить оружие. В общем, как мамка.
И вот, наконец-то, я выбрался в полк. Последние две недели шел дождь, и земля под ногами снова превратилась в жижицу, а дороги покрылись майонезом. Доведя обеспеченцев до полковой пекарни, я с Габисом направился вглубь полка искать ценные фотокадры. При ходьбе Габис, слегка сутулясь, суетливо перебирал ногами. Заметив в стороне замаскированные гаубицы, мы поспешили к ним. Да, это они защитили полк от нападения на прошлой неделе.
Той ночью распогодилось, было совершенно тихо, безветренно. Луна светила на всю свою мощь. Все слышали, как на северном краю полка у подножья хребта разорвались мины, и тут же им ответил хор гаубиц: «Бау! Бау! Бба-у-у!». Зычно кричали артиллеристские офицеры. На том же краю в темноту полились пунктиры трассирующих очередей. Мины стали рваться чаще, их осколки пронзительно визжали в ночи, работали  ЗУшки и скорострельные гранатометы. Гаубицы без умолку кричали: « Бау! Бау!», и ночь с оглушительным треском разрывалась, брызжа во все стороны огнем.
Дневальный без проблем подпустил нас вплотную к пушкам, и мы, сделав несколько смачных кадров, отправились дальше. В тот день дождь уже не шел, но грязи вокруг было немеренно. А так как времени у нас было совсем не много, то мы шли не по дороге, а срезали путь через разные подразделения. Сделали еще пару снимков у причудливых гусеничных машин связи. И подошли к гигантским САУ. Территория вокруг них бдительно охранялась часовыми.    
      –Здорово, братишка, - поздоровался  я с одним из часовых,- Разреши нам к технике подойти, сфоткаться хотим.
-Здорово, пацаны! Нет, мне нельзя никого к технике подпускать, подойдите вон к той палатке, там офицеры, спросите у них.
-Да ладно, что ты мы счелкнимся по-быстрому и исчезнем.
-Вы то исчезните, а мне потом на губе щелкать.
Возле самоходных установок суетились низкорослые солдатики. Судя по их жутко замызганному виду, это были салаги.
-Ну что, Габис, сходишь в палатку с офицерами поговоришь?
-Да, а они меня сразу куда подальше пошлют или сначала анекдот расскажут.
Вдруг замечаю, от самоходок к нам идут два солдата в чистых комках очень похожих на натовские, оба в темных очках.
-Что хотели парни?
-Да сфоткаться с вашей техникой. Мы из пехоты, для нас такие машины - диковина.
-Да к, пойдемте сфоткаем вас с диковиной.
Вот это по-русски, подумал я, вот это по-нашему. Хотите сфоткаться, какие проблемы - никаких проблем. Вчетвером мы подошли к одной из громадин. Вокруг нее копошилось несколько бойцов, приводя технику в подобающее состояние. Башня самоходной установки была на столько здорова и в ширину, и в высоту, что салага каратыш мог стоять в ней в полный рост, лишь слегка сгорбившись.
-Косой! - подозвал один из встретивших нас танкистов грязнющего салагу.
-Ствол пониже!
Невысокий парнишка живо заскочил в боковую дверь башни, и пушка медленно опустилась, остановившись чуть ниже горизонтального положения,   точно на против обьектива моей фото камеры. Пленки было предостаточно, и я взял в кадр и отмывающихся от коричневой глины солдатиков.
Видно, САУ недавно сюда перебазировались, работы по укреплению траншей еще не закончены.
-Ну что, залазьте поближе к башне, я вас сфоткаю.
После пары кадров мы соскочили с танка и как-то оживленно разговорились с парнями в темных очках. Классика армейского диалога - познакомились, узнали друг у друга сколько служить осталось. Им оказалось на месяц меньше. Сюда они перебазировались всего неделю назад, а до этого стояли в Шали. Когда мы уже уходили из расположения артиллерии, парни приглашали нас зайти на следующий день, мол, трава из Шали необыкновенная приедет, вместе пыхнем. Я, конечно, пообещал по возможности выбраться к ним, а сам уже понимал, что теперь не скоро такой случай подвернется выбраться в полк.
    На обратном пути настроение после беседы с тяжелой артиллерией было на высоте. Мы весело скакали по мягким кочкам через грязевые лужи. И вдруг Габис, перескочив на вполне твердую с виду кочку,
у-у-ух… и провалился по самую грудь в жижу. В испуге, упираясь в болото автоматом, он забарахтался в мою сторону. Я же, не менее стремительно прыгая по кочкам, приблизился к нему и протянул приклад своего автомата. Он схватился за ремень автомата, и я потихоньку начал вытягивать бедолагу из грязи. Когда он, наконец-то, выбрался, то был похож на болотного демона.
-То-то я вначале подумал, трава здесь, уж очень, на болотную похожа.
Наконец, Габис пришел в себя и увесисто выматерился. Услышав его, я тоже выматерился.
 Окончательно ссутулившись от холодной, прилипшей к телу одежды Габис почапал к ручью, протекавшему у пекарни. Потом меня еще долго разбирал смех, кода я вспоминал торжественный момент снятия Габисом с руки китайских часов, врученных ему комбатом на 23 февраля. Габис судорожно крутил часы пытаясь найти отверстие и слить мутную воду из под стекла циферблата. Вот и сфотографировались с «градом»….
На ручье Габис разделся до трусов, и, стоя в ледяной воде, полоскал бушлат и камуфляж. И из сапог повыгребал не мало добра. Пришлось у парней на пекарне подменку просить. Дали Габису штаны и китель чернее ночи. А что делать, температура плюс семь была – в сыром не пойдешь. На обратном пути Габис вел себя спокойно, другими словами, не пел и не выделывал танцевальные па, что он вытворял перед этим на пути к цели. Его недавние извержения вулкана откровенности закончилось и, уверен, еще долго не повторятся.