Дембель неизбежен

Дембель неизбежен
               
Все утро до самого обеда я сидел под палящим солнцем, на рваной покрышке наблюдая, как мой взвод косит и выкорчевывает коноплю. Этот сорняк, высотой по пояс и выше, густо разросся вокруг территории комендатуры. Ребята мои, не спеша, выдергивают травку из земли, и складывают кучками, а  рядовой Чазов при этом с легкостью хлебороба успевает вязать небольшие снопы, похожие на те, что вязали в старину. Во чудак, умеет ведь!
Весь этот сенокос заказал старшина. Зашел он вчера в палатку третьего взвода и давай рыться в тумбочках и под матрацами. Вынюхивал дембельские блокноты, вшивники и боеприпасы. Его хлебом не корми - дай в чужих вещах порыться. Задрал он подол палатки, и вот тут то глаза его округлились.
-Мля вы шо… ….!!!
На натянутой веревочке висят себе незатейливые кустики конопли. Вставил он заместителю третьего взвода старшему сержанту Казанову по первое число за то, что не усмотрел. А тот и сам не знал, чем его молодняк занимается. Салаги глупые, денег на нормальный товар не имеют, вот они и давай дичку бестолковую сушить, подставляя тем самым всех остальных. Сколько можно говорить, что из дички в июне кайфа не выжмешь, уже и силой объясняли – не помогает. Все равно сушат и курят, как ты ни бейся.
 Вот сегодня воскресенье, а из-за их провинность мы не отдыхаем, а дружно занимаемся прополкой. А взвод Казанова вообще в наряд запихали. В конце концов посмотреть на собранный нами урожай пришел старшина и приволок с собой канистру с соляркой. Горело не ахти, видать, высохнуть не успело. Старшина любил, вытаращив глаза, влезть не в свое дело. Любил напомнить своими дурацкими поступками, что у нас есть старшина, посмотрите на него и не забудьте спросить разрешение отлучиться в туалет. Каждый прошедший службу в рядах российской армии знает, что за крохоборы эти старшины. Нет, я не хочу никого унижать. Ведь если бы эти люди не обладали такой мелочной скупердяйской натурой, то в казармах камня на камне бы не осталось. Все то они знают, все то они чуют и видят. Но этот падла, видать, мечтал полковником стать и не просто хозяйственными делами и своими обязанностями занимался, а все норовил ротному подсказать, мол, пора третьему взводу на стрельбы сбегать да спортом бы им заняться, а то расслабились слишком. Даже пытался сам командовать взводом. Из-за чего между ним и сержантом Казановым произошла, так сказать, неприятность.
 Взвод после ночной смены спал до обеда. Ну, а старшина тут как тут, почему в прикроватных тумбочках непорядок? Подъем и все такое…. Казан своих ребят защищать стал, серьезно опираясь на факты. Заткнул старшину, в полном смысле этого слова. С тех пор у старшины на Казана зуб. Всячески пытался подставить Казана, вот и на этот раз он рассказал командиру роты, что в третьем взводе под подолом палатки сушат коноплю.
Но однажды Казанов все же здорово проучил ехидного прапора. Как-то прапорщик Шнурик, то бишь, наш старшина заступил дежурным по столовой. С раннего утра и до позднего вечера ребята из роты обеспечения выдерживали натиск понуканий и разного рода унижений со стороны прапорщика Шнурика. Здав наряд в первом часу ночи, всеведущий Шнурик, хорошенько поддал водочки и вздумал проверить, как несет службу часовой на расположенном в близи столовой посту.
Представьте себе, в тот же момент сержанта Козанова, заступившего в эту ночь разводящим во внутреннем карауле. Сержанта сморила невыносимая сонливость, и он решил пройтись по постам, ребят наведать, за одно и разгуляться. И так сложилось, что Казанов, проверив бдительность бойца на пятом посту, покурил с ним и отправился было идти дальше, как вдруг неожиданно заметил в тридцати метрах от себя  человека, хорошо освещенного луной. Луна была такая яркая, что за движущимся телом стелилась по земле густая тень. Казанов вместе с часовым удивились, кому это вздумалось, слегка пригнувшись, подкрадываться к посту внутри территории части. А так как последние три дня дождь шел без остановки то лазутчика выдавала не только его тень, но и жвакающая грязь под ногами.
-Стой три?!- крикнул Казанов.
 Темная фигура поняла, что ее обнаружили, не останавливаясь выпрямилась и прокричала верный ответ:
-Четыре.
Телодвижения приближающегося человека были характерны только для прапорщика Шнурика и Казанов начал уже узнавать его. В свою очередь у Шнурик в голове промелькнуло, что-то у часового голос уж очень похож на сержанта Казанова.
-Стой, кто идет?
-Да это свои, боец, все нормально.
Точно прапорщик Шнурик, - узнал Казанов.
 -Стой, стрелять буду! Во все горло заорал Казанов.
Ну, точно Казанов на посту стоит,- осознал прапорщик. Но так и не удосужился обозначить себя по званию и фамилии. После того, как Казанов передернул затворную раму и заорал:
-Сука лежать мордой в землю. Стреляю!
 Прапор, не раздумывая, шваркнулся всем телом в грязь.
-Отставить! - заголосил лежащий в склизкой жиже Шнурик. – Я - прапорщик Шнурик. Ты что Казанов не узнал меня?
-Прапорщик Шнурик после наряда по столовой сейчас отдыхает в офицерской палатке, а кто ты  сейчас будем разбираться.
-Александров, - обратился сержант к часовому, - Звони в караулку, сообщи, на пятом посту задержан нарушитель.
 Казанов приказывал это громко, специально для ушей Шнурика.
-Отставить! - завопил Шнурик. - Я….
-Лежать, не двигаться, не разговаривать! - рявкнул Казанов. -В противном случае стреляю без предупреждения.
Александров накрутил ручку полевого телефона и хотел было доложить о происшедшем, но твердая рука Казанова сжала телефонную трубку и опустила ее на место. Затем все также громко по-актерски сообщил:
-Да, да, пятый пост …..   Да, на территории…… Да, нет, не наш…. Жду!
 Спустя минут семь, старшина, лежащий в грязи заворочался, видно, затекло во все щели.
-Казанов, тебя же на губу посадят.
-Молчать! Мне орден дадут за поимку особо опасного бандита.  А, может, ты гуманоид какой разговаривающий не жрал, поди, неделю, вот в часть и пробрался. Сожрать кого хочешь. Александров, сдавливая смех, закрыл рот рукой.
-Казанов, что же они не идут? До караулки сто метров. Уже давно прибежать должны. Позвони-ка еще разок.
-Сейчас будут, они ведь тоже люди, им поспать охота. Вот и приходится в карауле свободной смены отсыпаться. Старшина то днем не дает, лазает вот таким гуманоидом, как и ты, и все причины, дела разные выдумывает.
-Я тебе что сказал, позвони еще раз.
Лежащее тело жвакнуло и начало потихоньку приподыматься.
-Лежать, сука!
Казанов с бедра расстрелял небо над головой гуманоида. Тот вмиг плюхнулся обратно в жижу. На звук стрельбы за считанные секунды на пост прибыла отдыхающая смена караула во главе с начальником караула капитаном Редько.
 Этот случай долго обсуждать не стали, в штабе и так понимали Шнурик всегда останется Шнуриком, а разводящий действовал строго согласно уставу.
 Тем же днем после обеда мне выпала удача сопровождать наших ребят из роты обеспечения в полковую пекарню за хлебом. Все комендачи были заняты или разбросаны по охраняемым объектам, и я был единственный свободный (повезло вобщем).
Получил боекомплект, снял крышку автомата и совершенно ожиданно обнаружил присутствие беспорядка. Всю прошлую неделю прошастал под дождем, а в механизм так и не заглянул. Непринужденной дембельской походкой, выхожу из караулки, а толпа из тридцати обеспеченцев в синей робе, вооруженных большими белыми мешками, уже ждет меня. Ясно, старшего у них нет, и лидера тоже что-то не заметно. Ну и ладненько сам порулю.
-В колонну по три становись!
 Опа-опа, вижу, солдатики совсем еще молодые, забегали, засуетились но некоторые из них хотят удевить меня своей независимостью обретенной в результате недосмотра малодушного сержанта. Совершенная не организованность.
-Ну, и что за канитель, что за расслабон? - пришлось немного рявкнуть. - Слушаем все меня внима-а-ательно-о-о, если не хотите, чтоб товарищ сержант напрягался! Понятно?!
-Так точно!- промычали мне обеспеченцы.
-А я не понял, почему так вяло отвечаем? Может, взбодримся: кросс вам до пекарни устроить, за одно хоть разок булки свои встряхнете? Или связки потренируем, песенки по дороге попоем!
Салагам не хотелось, чтобы их напрягали всеми этими бессмыслицами. Их служба началась всего полгода назад, так что ни петь, ни бегать им еще не полюбилось. А для сержанта, закаленного армейскими маразмами и чеченскими горами, это как сопли отжать.
-Короче мля, слушаем все сюда нах один раз, мля при переходе через рынок мля, если кто отстанет мля или самовольно выйдет нах из строя, или будет сука нах тупить на пекарне…, бежать на обратном пути сука будут все, причем с полными мля мешками. Всем все ясно?
-Так точно!- четко, в один голос ответили шеренги.
-Ну, все. Ты, длинный!
-Я - рядовой Семин.
-Ты, рядовой Семин, вставай в конец строя, будешь замыкающим. Кого сзади Семина увижу ну вы меня поняли!
Вообще то, что-то их многовато, обычно в таких случаях им двух камендачей в сопровождение дают.
-По территории части идем в ногу. Шагом марш!
И взвод обеспеченцев зашагал по плацу, засыпанному покатым камнем.
Салаги шлепали, так будто и понятия не имели что такое идти в ногу.
-А я опять не понял, почему не в ногу идем?! Раз, раз, раз-два-три! Раз …….
 Салаги, не хотя, начали подстраиваться друг под друга, а получались у них какие-то танцы хип-хоп.
 -Вы что пляшете, щеглы?! Счет слушаем! Раз…….
Вдруг замечаю, все сбиваются из-за впереди идущего толстяка.
-Толстый!
-Я! Рядовой Соловьев!
-Соловьев, веди-ка счет.
Соловьев робко стал отсчитывать:
- Раз, раз, раз-два-три!
-Громче, Соловьев! Вижу, все идут четко в ногу, никто не отстает. Молодца!
-Песню запевай!
А в ответ мне тишина даже, Соловьев считать перестал. Ну, ничего себе думаю.
-Бегом, марш!
Взвод, как пружина, вяло растянулся метров на пятьдесят.
-Никто не отстает, подтянулись, сейчас ускорение будет. Бежим в ногу! В ногу, в ногу, раз-два-три!
Вмиг все до единого покрылись потом. В тени температура достигала до сорока пяти градусов.
-Соловьев, считаешь?
-Так точно, товарищ сержант! Раз……
Вижу, бойцы, пробежав чуть больше трех километров, поняли с кем связались. С трудом, но доходит.
-На месте стой! Ну что, все песенки вспомнили? Ладно, сейчас идем не в ногу. Но в следующий раз на территории части вы у меня строевым зашагаете, если на команды забивать будите.
Преодолев пару крутых сопок, мы срезали путь и очутились прямо перед рынком. Еще минут двадцать протопали, и вот он полк. В пекарне я встретился с давно знакомыми мне парнями. Они сразу же пригласили меня в палатку. Само собой, пришлось отказаться. Не мог же я оставить обеспеченцев без присмотра. Только отлучись, с одного портупею снимут, с другого - сапоги взамен на старые.
-Да, Москаль, теперь тебе в полк не сходить, фотоаппаратом не побаловаться, - метко подметил один из пекарей.
Все знали, что я любил фотографировать в полку быт и технику. Будь я в данный момент не один, оставил бы второго с обеспеченцами, а сам бы в гущу палаток устремился. Уж знакомых у меня хватало в разных войсках. Знакомился благодаря моему фотоаппарату и интересу к фотографии.
Но от чая и угощенья пекарей я отказаться не смог. Врезавшись пальцами в горячую свежевыпеченную булку, отломал кусок доброй белой мякоти. Казалось, такой хлеб можно есть сколько угодно и так и не наесться. Хлеб был с каким-то своим необыкновенным, мягким вкусом. За беседой запивая крепким чаем я съел пол булки, обильно намазывая куски сгущенкой. Подошедший ко мне рядовой Семин доложил, что мешки полны, и все готовы идти обратно. Потом подошел ко мне почти в плотную и в пол голоса спросил:
-Москва, а разрешишь у рынка остановиться и прикупить кое-что. Все знали, что через рынок пойдем, денег взяли?
Нельзя сказать, что этот вопрос для меня был неожиданностью. Я ждал его. На обратном пути я остановил ребят у края рынка. Все сложили мешки в одну кучу и, шаря глазами по ларькам, делали вид, что  внимательно слушают меня.
-Так, десять человек отошли в сторону. Семин, ты - старший группы, у вас ровно десять минут. Да, и мне купите кило халвы. Всем слушать Семина, держаться кучкой, не разбредаться! Время пошло!
Салаги оживленно замелькали среди торговых рядов базара. Рынок своим классическим однообразием походил, на десятки рынков увиденных мной во время сопровождения колонн. И на тот что находился неподалеку от восьмого блок поста. И все таже картинка: дорога с глубокими колеями полными грязевой жижи, а по обе стороны от них торговые ряды, крытые пестрыми покрывалами. Преобладающее число покупателей это контрактники и офицеры. Но даже и их сегодня было мало. В стороне на подсохшем клочке земли ровным кругом на корточках сидели молодые чеченцы и, бормоча на своем языке, посчелкивали семечки. За всю мою службу в Чечне я ни разу не встретил более менее симпатичную чеченскую девушку, а может я ничего в них не понимаю, с какой стороны смотреть. Как бы нам ни хватало женщин, но ни разу не видел я у них красавиц, не на фотографиях, не в жизни. Все с маленькими лицами, маленькими глазками, носы какие-то крючковатые, рты маленькие. Сами плотно завернуты в тряпки как шаурма. О вкусах не спорят.
 Вот и сейчас стою, смотрю и ничего симпатичного не наблюдаю. Как только вернулась  первая группа, за покупками отправилась вторая. Старший группы все тот же Семин он с новым заданием купить мне кокарду на берет и новые мотострелковые петлички. Остальные сидят метрах в пяти от меня и перекуривают. Сам стою у не завязанных мешков с хлебом. Подходит женщина лет тридцати пяти и хвать булку из мешка, при этом нахальным тоном говорит мне, ваш командир разрешил хлеба взять. Я, в свою очередь, не растерялся и тоже - хвать ее за руку, она даже не успела еще булку из мешка достать.
-Нет, постой, -  говорю, - какой еще командир?
-А вон там стоит. Руку отпусти.
И тут до меня дошло, что у них тут таким как я или просто незнакомцу нельзя до женщины дотрагиваться. Краем глаза замечаю, молодые чеченцы, грызшие семечки  перестали болтать и уставились на меня из под лобья. Заметил я еще несколько мужицких косых взглядов.
-Что не слышишь, руку отпусти!
-Что не понятно - булку отпусти!
Правой рукой аккуратно снимаю АК с предохранителя. Женщина, не хотя, отпускает хлеб, после чего я медленно отпускаю ее руку.
Ишь, думаю, хитрецы, играть со мной вздумали!
-Я тебе говорю зря ты так, командир ваш разрешил, не веришь, иди спроси.
-Ага, сейчас все брошу и пойду его искать. Когда мне прикажут, вот тогда  я тебе все эти мешки с хлебом отдам. Или ты думаешь, мне хлеба жалко. Да у меня их тридцать мешков глянь. Мне не нравится, когда меня вот так по-цыгански обмануть хотят. Подойти спросить, не судьба что ли?  Наверно, потому что нужды в этом нет, просто на халяву решила хлеба урвать. Иди других лохов поищи!
 Чувствую, атмосфера вокруг меня накаляется, понимаю, что высказал все это я, слишком громко. Прикинув шансы, быстро построил перекуривших бойцов, и как раз подошла вторая группа. Что там у чехов на уме за сценарий, кто его знает? Мне проблемы лишние не нужны.
-В колонну по три становись!
-А мы, а мы ведь так и не сходили! - залепетала третья группа, так и не успевшая отовариться.
-Все, все, потом сходите! Шагом, марш!
И тут опять:
-Ну, что, не дашь? - как будто бы не поняв ни единого моего слова, спросила женщина.
-Нет! – сквозь зубы тихо ответил я.
 К вечеру я почувствовал тяжелую головную боль. Сразу вспомнил как с утра без головного убора на  покрышке сидел вот, в голову и напекло, а, может, просто отравился чем. На утро я еле поднялся при подъеме. Кишечник требовал срочной разгрузки. Все мышцы нудно болели, руки и ноги еле сгибались, а голова, словно свинцовая, тянула вниз. Ломало меня, как конченого наркомана. Еле доковыляв до палатки медицины. Рассказал все симптомы своего недуга медсестре. Прическа у нее -  точь  в точь продавщица парфюмерного магазина в восьмидесятых. Знаешь, такая маленькая, глуповатая, лет сорока, которая вот вот уже скоро выйдет замуж и выберется из этого болота. А спортивный костюм у нее, все тех же годов олимпиады в Москве и такого унылого цвета, что был в обиходе до того, как всем нашим родителям захотелось иметь «Сони» или шапку члена политбюро. А какой макияж! Должно быть, со времен молодости Софи Лорен,  и такие маленькие сережки – клипсы с цветочками – аппликациями, напоминающие наклейки, которыми дети облапливают домашние холодильники. Сестра измерила мое давление, температуру и осмотрела горло.
- Отравиться ты один не мог, скорее всего, тепловой удар.
Сделав мне укол, она девичьим голоском сказала прийти еще в обед и вечером за уколом. 
Затем что-то записала в толстую тетрадь корявым, как у таксиста, подчерком и принялась выковыривать из одной и той же пачки таблетки приговаривая:
-Это выпьешь от головы, это - от температуры, а это - от живота, смотри, не перепутай.
Понятно, одно лекарство от всех болезней, надежда только на уколы. На завтрак я не пошел: аппетит совершенно отсутствовал. Про халву, которую мне вчера купили обеспеченцы, я вообще забыл. Она так и лежала в моей тумбочке. Попытался уснуть, но из-за температуры, как и прошедшей ночью, снились только кошмары. Ближе к обеду в палатку вошел штабной писарь.
-Радуйся, Разводной, ты завтра домой едешь!
- Да, я уже и не знаю радоваться или плакать. Длинный, как же я в таком состоянии поеду, даже до взлетки не дойду. А Пингвин едет?
-Да, весь остаток вашего призыва едет, всего десять человек.
Я уже и не рад был, что дембель настал. Хотелось отлежаться, переболеть и уже здоровым поехать. Но это же дембель, я его год и восемь месяцов ждал, а теперь просто так отказаться… Нет, я с Пингвином приехал, с ним и уеду. Да, я поползу на взлетку!
После обеда пришла моя смена готовиться в наряд. Перед тем, как улечься спать, они шумели, спорили, подшивались, брились.
-Э-э, черви, хлеборезки позакрывали! – раздраженно заорал я.
От этого голова моя еще больше заболела. Все подошли к моей кровати. Они только сейчас меня заметили.
-Что с тобой? Мы думали, ты в бане паришься.
-А я здесь парюсь. Череп ломит,  загнусь сейчас. А завтра домой ехать. За всю службу ни разу в санчасти не лежал, даже сопли не текли, а тут под дембель скрючило, как прокаженного. Никакого настроения, хотя скакать надо от радости.
Чазов примерил мои тапки.
-Разводной, уедешь – тапки мне подгонишь?
-Пошел ты, на …….  со своими тапками! Даг,  сгоняй-ка к Пингвину, скажи, заболел я сильно, пусть вечером зайдет. Слышь, Рыба, завтра к утру блокнот должен быть дописан!
-А кто вместо тебя в караул разводящим пойдет?
-Не знаю. Все! Закрыли рты, я сказал!
Парни разбрелись по своим кроватям. В палатку вошел капитан Ситников.
-Москва!
-Здесь я, товарищ капитан! – я приподнялся на локти.
Капитан подошел к моей кровати посмотрел на меня добрыми, масляными глазами с лукавыми чертиками и сел на соседнюю койку.
-Ну, ты что раскис-то? Тебе завтра домой улетать, а ты…
-Да, вот, товарищ капитан, медсестра говорит, солнечный удар.
-Ну, давай подумаем, кто у нас разводящим будет. Я вот думаю, может, Чазов? - чуть ли не шепотом спросил он.
-Чазов, конечно, активный парень, и народ его слушает. Но уж слишком глупый он даже жадный. Конечно, не мне решать, но я бы поставил Казбека. Да, слишком суровый, но попросту не тронет. У него точно порядок будет не хуже, чем сейчас.
-Ну, ладно, - хлопнул меня по плечу Ситников, - завтра еще поговорим.
И вышел из палатки.
Казбек с Минькой перебирали диски с аудио записями в поисках Розенбаума.
-Казбек, советую тебе выспаться перед нарядом: сегодня за меня разводящим пойдешь.
Я почему-то был в этом очень уверен.
-Кто сказал?
-Я тебе говорю!
Так и случилось: на разводе суточного наряда Казбек гордо стоял на месте разводящего.
Вечером ко мне зашел Пингвин. Он светился от счастья.
-Михон, мы завтра домой едем! Все-е-е, де-е-ембель, братан! Дембель неизбежен! Слушай, Михон, а ты новые подковки к берцам прикрутил? Я кантик такой себе на берете отбил…
-Да, нет, Пингвин, мне даже пошевелиться трудно, встать не могу, лежу целый день, как инвалид.
-Ну, ничего-ничего! Приедем в Ставрополь – таблеток себе путевых купишь. Завтра домой, Михон! Только, говорят, в Назрани вертушку сбили, так что завтра можем и не улететь. Но, если что, завтра со стройки на Ханкалу колонна шаланд уходит, у меня там мужик знакомый, земляк из Коломны, я с ним договорился: до Ханкалы доедем, а там видно будет.
-Пингвин сейчас смена Иванова придет, шуметь будут, а мне на башню все давит.
Пингвин помог мне перебраться в строительную палатку соседней части. Ночевал я у него. Духи за ночь подготовили мой комок к отъезду. Подшили и отгладили воротничок, пришили все шевроны, поменяли подковки и начистили берцы. 
В палатке строителей пахло сухим мягким деревом, так как стены здесь были оббиты свежей вагонкой, еще даже не покрытой ни краской, ни лаком. Эта последняя ночь в палатке стройбата очень напомнила мне Калугу. После отбоя мягковатый салага подшивает воротники дембелям, другой аналог чистит им сапоги, третий полночи отжимается за неведомые провинности. Здесь, как и в Калуге, ночью в храпящего летит сапог, а, как известно, кирзовый сапог сохраняет убойную силу на протяжении всего полета. Проснувшись при подъеме, я почувствовал, что состояние мое немного улучшилось, но голова при ходьбе продолжала-таки кружиться и тянуть к земле, да и аппетит все так же отсутствовал. За сутки болезнь разнежила меня, сделала ленивым и вялым. На утреннем разводе объявили фамилии увольняющихся в запас – мы гордо вышли из строя. Каждый солдат мечтает об этом дне с первого же дня службы. Комбат подошел к нам. Вот сейчас этот суровый человек скажет какие-то странные теплые слова, подумали все ,и у сентиментальных запершило в горле. Посмотрев на нас с минуту, командир ткнул пальцем в сторону длинного чернявого солдата, стоявшего на против него.
-Сюда иди,- позвал командир.
Солдат в ушитой, подправленной на свой вкус форме вышел из строя. Топнул каблуками, приложил руку к длинному козырьку натовской кепки и доложил, кто он и из какого подразделения. Командир молча разглядывал его. Солдат, переминаясь с ноги на ногу, виновато уставился на деревянный грибок дневального.
-Ты кто? Балерина? – гадливо морщась, спросил командир.
-Ты…  …
 С равнением на нас мимо строем прошли два взвода губарей и камендачей.......
 После развода, шаркая новыми подковами, я поплелся обратно в палатку. Отъезжающие со мной дембеля суетились, подшивались, брились, то и дело бегали на продсклад за сухпаем.
К десяти часам утра нас построили у штаба, выдали каждому документы и по две тысячи рублей на дорогу. Перед отъездом я успел попрощаться со своей сменой. Отдал Габису обещанный кожаный ремень, Чазову – дал добро на тапки, он же, в свою очередь, подписал и отдал мне на память портупею.