Чудо второе

Мне одиннадцать лет и на дворе апрель. Самое начало и уже почти по-летнему тепло, хотя во многих местах ещё лежал снег. Именно в это время со мной случилось второе чудо, о котором в подробностях, на самом деле, рассказывать безумно стыдно, но стоит.

На уроках физкультуры мы тогда прыгали в высоту. Суть этого упражнения, думаю, объяснять не нужно. Нормативы распределялись в зависимости от роста и мне, как самой высокой на тот момент, необходимо было прыгать выше всех. Как «хроническая отличница», переживающая «четвёрки» в качестве конца света, я имела своей целью преодолеть высоту, о которой меня никто не просил.

Перед уроком мы с одноклассницами частенько спускались в подвальный тренажёрный зал, чтобы самостоятельно оттачивать мастерство… Один конец скакалки привязывали к шведской стенке, а второй брала в руки одна из нас, создавая тем самым импровизированный спортивный снаряд для прыжков.

Нас совершенно не беспокоило отсутствие места для разбега и матов на полу, присутствие учителя рядом казалось лишним, а вероятность того, что кто-то не успеет вовремя отпустить скакалку в случае, если «прыгун» о неё запнётся – отметалась, как несостоятельная. О том, что некоторое из вышеперечисленного называется мерами безопасности – не думали. Немного беспокоило лишь то, что нам строго-настрого запретили самостоятельно прыгать, но заслышав приближение Татьяны Александровны (преподавателя физкультуры), мы бросали скакалку и в срочном порядке начинали какой-нибудь разговор.

В силу природной пухлости, которая ничуть не изменилась с возрастом, преодолевать высоту у меня получалось отвратительно, поэтому я особенно усердствовала. Для моего последнего прыжка в тот день попросила натянуть «высоту» больше, чем обычно. Оглядываясь сейчас назад, понимаю, что так подскочить мог только человек с пружинами вместо ног ну или ростом в два-два с половиной метра. Ни того, ни другого у меня не было, зато присутствовала твёрдая уверенность, что я должна справиться.

В памяти чётко осталось только то, что цепляюсь за скакалку и лежу на полу. Не могу дышать. Не могу шевелиться. Боль сильнейшая, но непонятно где. Девчонки испугались, сгрудились вокруг, спрашивают что-то… А я лежу и всё. Наверное, только в тот момент поняли смысл строгого запрета на прыжки без учителя.

Страх перед наказанием стал причиной замешательства: бежать ли за помощью и кому? Этого времени хватило, чтобы поймать глоток воздуха и сообщить, что я в порядке. Помогли встать, я уговорила никому и ничего не рассказывать. Боль немного отпустила, а у меня в этой же школе работала мама и к ней определённо пошли бы жаловаться. Во-первых, это было стыдно, а во-вторых, мне влетело бы вдвойне: и от Татьяны Александровны и от мамы.
Нормативы на уроке я так и не сдала. Прыгать и бегать не могла. То дыхание перехватывало, то в глазах темнело, то больно становилось очень. В течение дня никому и ничего не рассказала. А следующим утром проснулась с болью в спине и попросилась остаться дома. Мама иногда разрешала мне без видимой причины прогуливать, потому что была я послушная и училась хорошо. В этот раз тоже позволила, но спросила, что случилось. И я наврала ей о том, что какой-то мальчик меня толкнул на перемене так, что я свалилась с маленькой лесенки тренажёрного зала, но сильно ударилась спиной. Ложь была принята, за целый день боль отпустила, и вечером мне разрешили погулять с тем условием, что я обязательно позвоню однокласснице и узнаю задания, а вечером всё выполню. На улице и бегала, и прыгала и на дерево лезла – никакого неудобства. Напоследок стали бросать в стену девятиэтажного дома теннисный мячик – кто выше. И вот уже перед самым уходом домой, когда для броска руку за спину отвела - аж точки цветные в глазах поскакали – будто иглу здоровенную между лопаток вогнали. Постояла, отдышалась и снова мячик кидать. Кто ж в одиннадцать лета много внимания на боль обращает?

Утром, собираясь в школу, еле дышала. Мама заметила, что что-то не так и отправила с бабушкой к врачу, поскольку с самого моего детства была напугана моими бесконечными падениями и болезнями. На всякий случай. Пока шли до поликлиники, бабуля решила, что нам нужен хирург. Тогда в порядке живой очереди можно было без особых проблем попасть к любому врачу. Там мою спину потрогали, отправили на рентген и хирург, глядя в снимок, рассказала причину боли:
- У неё сломан позвоночник.
Бабушка побледнела тогда сильно и спросила:
- Как?
- Ну не знаю, как. Это Вы у неё спросите. А сейчас, раз она сама шевелится, езжайте в «скорую», пускай там сами с вами разбираются.

Не заходя домой, отправились с бабушкой по указанному адресу. Посидели в очереди, как полагается, потом я зашла в кабинет, отдала снимки и стала ждать. Женщина-врач задала мне общие вопросы, взяла рентген, и тут началось… Она стала звонить и что-то говорить в трубку по-эстонски, который я не знала тогда, но по её взглядам в мою сторону понимала, что речь идёт обо мне. В кабинет заходили какие-то люди, смотрели мои снимки и уходили. За ними приходили новые. Так продолжалось довольно долго, пока не появился большой седой мужчина в белом халате. Он сел рядом со мной, улыбнулся и сказал:
- Привет! Ну, рассказывай, откуда ты здесь взялась?
От его улыбки стало спокойней, потому что от предыдущей беготни людей я как-то разволновалась. Ответила:
- Мы с бабушкой на автобусе приехали.
- Так ты что, сама шла? – удивлённо спросил он.
- Да. С бабушкой вместе.
- И сейчас ходить можешь?
- Да. – Я немного прошлась для убедительности.
- А прыгать можешь?
Я подпрыгнула.
- И что, совсем не болит? – спросил врач.
- Немного. Между лопатками.
- Удивительно… Веди меня к бабушке.

В коридоре мужчина объяснил, что зовут его доктор Cтуколкин, он – хирург и будет меня лечить, поскольку у меня компрессионный перелом седьмого шейного позвонка со смещением. Каким образом я всё ещё хожу, он не понимает, но в ближайшее время делать этого категорически нельзя, поэтому меня кладут в больницу.

Бабушка поехала домой за вещами, а мы пошли выше, наверное, на третий этаж, где я в палате уселась на кровать, за что и получила от врача «втык». Забрав подушку, он уложил меня совершенно прямо и строго-настрого запретил двигаться. Следующие дни я должна была провести на спине.

Довольно скоро приехала мама, привезла какую-то одежду и книги. Читать оказалось тоже нельзя, потому что я тут же поднимала руки, а от этого шло напряжение на спину.
Снова разговаривали о том, как же упала. И я настаивала на правдивости своего вранья, добавляя какие-то детали, придуманные тут же, и сама начинала верить в то, что рассказываю.

В конце концов, маме надо было уезжать. Я первый раз осталась где-то одна. Поначалу лежала, смотрела в потолок. Наверное, думала о чём-то – не помню. Потом собралсь поплакать, но не успела - уснула достаточно быстро.
 
На следующий день приехала бабушка, привезла бананов и минеральной воды с кальцием, витамины. Все страшно волновались за меня, потому что был серьёзный риск, что ходить не буду. Я же была достаточно весела ровно до того момента, пока не приехала мама. Зайдя, она спросила сначала о моём самочувствии, а потом снова вернулась к истории моего падения. Выслушав ту же самую ложь, она стала рассказывать мне, что вся школа сегодня искала мифического мальчика, Татьяну Александровну вызывали к директору и чуть не уволили за халатное отношение… А потом мои одноклассницы пришли и во всём признались.
Рыдала я до икоты. Стыдно было, страшно было, жалко себя тоже было. А мама не ругалась, не злилась, просто смотрела на меня так, что хотелось провалиться сквозь землю. Просила прощения, захлёбываясь в слезах, мама качала головой, гладила меня…

Потом ушла, потому что нельзя ей было оставаться со мной в палате после окончания время посещения. А я снова рыдала и никак не могла успокоиться. Боялась оставаться одна. Казалось, что никто ко мне не придёт больше после такой гнусности с моей стороны, и останусь навсегда в больнице, и никогда не буду ходить.

В этот момент как раз и подошла ко мне девочка, которая всё время была на противоположной кровати. Оба дня она лежала и молчала, плохо ей было. Сейчас уже точно не вспомню, но что-то с гландами связано. Выяснилось, что зовут её Рая и ей уже четырнадцать лет, что для меня казалось абсолютной взрослостью. Стала меня успокаивать, рассказывать что-то. На самом деле, слабо помню всё, что связано с больницей. Точно могу сказать, что на следующий день приехала мама, привезла плеер с книгами на кассетах и договорилась с врачом о том, что будет ночевать со мной в палате, пока есть свободная кровать. Её ученики передавали мне конфеты и записочки, а Вадик Сидоренко нарисовал открыточку, запомнившуюся мне, почему-то, больше всех. Приходили мои дворовые друзья, один раз приезжал папа. Раю выписали намного раньше и я переживала, но она обещала приехать. Была ещё одна девочка с сотрясением мозга. Её было очень жаль и хотелось дать конфету, но стеснительность никак не давала этого сделать. Я громким шёпотом просила маму предложить конфету вместо меня, девочка это услышала и познакомилась со мной вместо меня. После выписки тоже заезжала разок.

Довольно скоро разрешили лежать на боку, чуть позже дали подушку. Ещё через несколько дней перевезли в другую палату, куда и пришла Рая, подарившая вышитого маленького ангелочка. А потом стали заново учить ходить. Разрешали вставать на полчаса, потом на час, а через несколько месяцев я вернулась к нормальной жизни. До середины лета нельзя было прыгать, бегать и сидеть, но в июле и этот запрет был снят.

Намного позже узнала, что после такой травмы люди обычно остаются инвалидами и в лучшем случае могут сидеть в коляске.

А у меня снова чудо. Я ж до сих пор хожу. Иногда сильно болит спина, особенно если подниму что-то тяжёлое. Бывали моменты, когда встать не могла, плакала от боли. Щёлкает в спине что-то и шевелиться не получается, дышать никак и страшно становится… Но я хожу. Я не инвалид. Мне сказочно повезло!