Глава 5

Чтобы стать прекрасной, лоза должна страдать.

Чудеса случаются каждый день, но  не каждый день их можно заметить.
В то утро я проснулся от холода, сковавшего комнату. Зимнее солнце светило в маленькое окно моей квартиры, снег переливался и практически сиял, слепя глаза.
Я хотел снова уснуть, но у меня не вышло. Изучив потолок, я скинул с себя одеяла и отправился в ванную.
Все комнаты словно были погружены в синеватый цвет, или, как я его еще называл, в цвет айсберга: еще не синий, но уже не голубой. В комнатах было темно, хотя солнце уже давно взошло.
На стенах расположились серые тени, они прятались за стол, диван и телевизор, убегали он слабых лучей, проникавших в комнату.
Когда я завтракал, мне позвонили. Как это всегда бывает, в подобные зимние дни никогда не ждешь ничего особенно. Но в этот раз все было по-другому.
С Димой мы познакомились классе в пятом, он кинул в меня портфелем, хотел завязать драку. Дима таким был всегда, обижал всех, кидался с кулаками на каждого мальчика в нашем классе, дергал девочек за косички, причем не только тех, которые ему нравились. Его удивило тогда, как помню, то, что я вообще никак не отреагировал на его попытку разозлить меня. Мы всегда с ним очень сильно отличались, но это ничуть не помешало нашей дружбе.
Странно было видеть его теперь, веселого, собранного и доброжелательного. И еще страннее выглядел он в новом, аккуратном, чистом костюме. В голове у меня всплыла картинка: мы стоим у гаражей вечером, на Диме потрепанная одежда, он курит одну за другой дешевые сигареты, которые украл у старшеклассников, и бормочет под нос что-то, гневно сминая в руках сигаретную пачку.
Я не слышал о нем абсолютно ничего очень долгое время, и в моей памяти он навсегда остался тем хулиганом, который постоянно вляпывался в какие-то истории, якшался с сомнительными компаниями, короче, вел себя подобающе своему образу. Да, именно образу.
Мы выбрали первое попавшееся нам на глаза заведение, и в нем я уже бывал. Мои мысли мигом вернули меня в тот вечер, когда я впервые начал записывать эти истории, и я даже понадеялся, очень и очень робко, где-то в самом крайнем уголке моей души, что эта бабушка опять будет сидеть в углу и листать старый дневник своего сына. Но в кафе не было почти никого, только пара сонных официанток и школьница, сидевшая у окна и разглядывавшая людей на улице.
Первые полчаса разговора были обычными: что нового, кем работаешь, и т.д., и т.п. Как оказалось, за эти 5 лет у Димы произошло много чего интересного. Он обзавелся нереальным количеством друзей, нашел хорошую работу и собирался жениться.
Даже как-то странно, как сильно меняются люди, когда их долго не видишь. Вроде бы каких-то 5 лет назад он был таким же смутьяном, как и в старших классах, а теперь его словно изменили, или это был вообще не он, даже взгляд его изменился: вместо волчьего, насупленного он превратился в дружелюбный и довольный.
Он все говорил и говорил, о своих путешествиях, о том, как он поначалу ночевал на улицах, о том, как однажды он чуть не умер от сильного воспаления легких, о том, как он ездил автостопом и совершенно незнакомые люди впоследствии становились его близкими друзьями. Истории сыпались из него десятками, он не мог остановиться, размахивал руками, ликовал, чуть не снес со стола наши чашки, и, в конце концов, моему взгляду предстала старая-старая тетрадка, составленная из трех или четырех других тетрадей, засаленная и разваливающаяся. Он постучал по обложке пальцем и улыбнулся.
Я открыл и начал читать:
18 сентября 1994 г.
Не знаю, зачем я решил вести дневник, но иногда в моей голове столько мыслей, что кажется, будто она вот-вот лопнет. Интересно было бы перечитать потом, в конце, все, что я здесь напишу.
Так вот, если я читаю это сейчас, то 18 сентября 1994 года была солнечная погода, ни единого облачка на небе, легкий ветерок и все было хорошо.
За окном еще нет никаких признаков осени, здесь она наступает поздно, пока еще Крым греется.
Мой виноград тоже греется, и если я сейчас вытянусь и выгляну в окно, то увижу мою небольшую плантацию, всю в золоте и солнце. Пусть я и приехал с Севера, пусть иногда и скучаю по холодной осени, но здесь, как мне кажется, было бы чудесно прожить свою жизнь. Тут старость тебя не испугает, ведь вокруг вздымаются огромные, величественные горы, как будто защищающие тебя своими каменными спинами, а над ними – голубое небо, бесконечно глубокое, и такое древнее, что чувствуешь себя совсем ребенком.
Тут есть только ты и природа, и много разных мыслей приходит в голову, пока ты сидишь в своем маленьком дворике и глядишь на далекую канатную дорогу, крохотные кабинки, поднимающие крохотных людей к этому гигантскому Святому Петру (многие жители Мисхора смеются надо мной, когда слышат, как я называю Ай-Петри, но мне кажется, что этой мощной горе только такое имя и подходит, не зря же Петр с греческого переводится как «камень»). Есть что-то святое в ней, что-то, что я не могу объяснить.
-Что это? - не понял тогда я. У нас с ним определенно не было общих знакомых, живущих в Крыму, и этот дневник не вызывал у меня вообще никаких ассоциаций.
Дима вздохнул и принялся объяснять:
-Если начинать все с самого начала, то на это уйдет как минимум два дня. Ты же помнишь, какой я был в школе? Это все не просто так, моя агрессивность и злоба, просто я тебе никогда не рассказывал. Я рос без отца, и злился на него за это, потому что не знал всей истории. Сколько бы ни рассказывала мне мама, что он ни в чем не виноват, я ей не верил. Все получилось очень странно и очень запутанно, просто как в кино, только здесь же не кино. Я сам не знал, что родился на Севере, в Норильске. Для меня было потрясением, огромным потрясением то, что я приемный. И об этом я узнал примерно 5 лет назад, когда мама наконец решилась рассказать мне правду. Как оказалось, моя настоящая мать не хотела сына, и оставила меня на пороге дома своей бывшей одноклассницы, моей мачехи, хотя она для меня всегда будет именно «мамой». Мне тогда был всего год. Я ничего не знаю о судьбе своей настоящей матери, хотя я слышал, что она после этого переехала в другой город.  Она развелась с моим отцом, и он убитый горем, не желая оставаться в этом городе, переехал на Украину, а потом и в Крым. Не знаю, как ему объяснила мое исчезновение мать, но ее старые друзья в Норильске всегда говорили что-то о несчастном случае, произошедшем с ее сыном.
Я не знал, что сказать. Мой бывший одноклассник перешел через столько, чтобы стать счастливым, и я не был уверен, что у меня хватит сил и веры в себя, чтобы опять начать искать смысл жизни, как это сделал он.
-Я объездил пол-России, искал следы матери и отца, находил дальних родственников, через них находил знакомых, это все напоминало больше какую-то погоню за химерой, за прошлым, которое я никогда не верну. На то, чтобы собрать хоть какую-то информацию, у меня ушло почти 2 года. А потом я узнал о том, что отец после всего этого переехал в Каменец-Подольский, и тогда я сам рванул на Украину. Там я тоже переезжал из города в город, ведь и отец не сидел тогда на месте. С каждым разом мне казалось, что я все ближе и ближе, но он все равно уходил от меня, иногда из-за чьих-то неправильных воспоминаний, иногда из-за моей собственной глупости. А потом я остановился в Севастополе, встретил Женю, и понял, что, скорее всего, отыскать мне его не удастся. Пусть я и узнал имя и отчество, все равно я не знал, в каком городе он живет и найти его казалось мне нереальным.
Я усмехнулся.
-Если мне и запомнилось что-то из того, что ты говорил в старших классах, так это фраза: «Кто ищет, тот всегда найдет». Ты очень мило использовал ее против пятиклассников, пытаясь отобрать у них деньги.
Дима махнул рукой.
-Может быть раньше я использовал эту фразу и при не очень правильных обстоятельствах, но теперь-то все изменилось.… В общем, я его нашел, - он задумчиво посмотрел в окно и погрузился в молчание.
Я видел, как сильно изменили его эти пять лет. И что сам он никогда и не был этим грубияном, ненавидящим весь мир, он просто притворялся, пытаясь строить из себя сильного, равнодушного ко всему человека. Я не знаю, кому он пытался показать свою силу, людям или самому себе. Пусть эта маска и была на нем очень долго, но она, наконец, спала. И теперь он был счастлив, хотя может быть и не в том смысле, которые обычно вкладывают в это слово люди.
-Я нашел его на маленьком кладбище в маленьком Крымском городке Мисхоре. Это точно был он, на могиле была даже фотография, а я его по фотографиям только и знал. Правда, я так и не выяснил, кто похоронил его. И его дневник я нашел в домике, где он раньше жил, это было вообще просто, его многие знали в Мисхоре.
Он взял дневник, перелистал его и снова протянул мне.
-Может быть я так с ним и не познакомился, но когда я читаю его записи, мне кажется, что он все равно говорит со мной, что он знал, что так получится. Можешь смеяться, я тебя пойму. Это все звучит наивно и по-детски, но я все равно верю, что он обращался через этот дневник ко мне.
Я опустил взгляд на потрепанные, грязные листы. Строчки бежали по ним, как ручейки, отправляя меня в далекую крымскую осень 1994 года.
2 октября 1994 г.
Каждый должен что-то оставить после себя на этой земле. Смерти перестаешь бояться, когда у тебя появляются дети, ведь они – продолжение тебя, продолжение всех тех длинных нитей предыдущих поколений, тянущихся из древности.
Может быть я и потерял сына, но я обещаю себе, что эти земли всегда будут помнить и ждать моего маленького Диму. Я вкладываю все свои силы, всю свою душу в виноград, и он живет, живет под этим солнцем, уже не таким горячим, как летом, но все еще теплым. Пусть каждый, кому достанется гроздь винограда с моей плантации, вспомнит меня, и мои темные, загоревшие руки, бережно срывавшие этот виноград. Пусть с каждым останется эта крохотная частичка осени, осени, которая уже никогда не повторится. Сейчас по небу бродят небольшие облака, и холода все ближе и ближе, и я поспешно собираю свой виноград, чтобы он не пострадал от будущих дождей. Сам я не съем ни одной маленькой виноградинки – пусть каждый в Мисхоре услышит этот зов прошедшего лета, эти ветра, гуляющие по степям Крыма, по верхушкам гор, по морю, и возвращающиеся сюда, в мой маленький двор, где ветра рассеиваются о старый забор, и становятся маленькими сквозняками. И эти сквозняки, напитавшись моими воспоминаниями и моими мыслями, охватывают виноград.
И я уже знаю, что никогда не умру. Часть моей души осталась здесь, среди древних скал и могучих деревьев, она путешествует от одного камня к другому, и каждый рассказывает ей свою историю. Я слышу эти старые истории, но не могу их записать, ведь природа говорит не теми словами, которые можно сделать материальными.
Здесь все как на другой планете, и иногда, глядя на морские блики, я не узнаю этот край. Все здесь меняется быстро и поспешно, не только природа, но и люди. Я приехал сюда разбитым стариком, а стал здоровым мужчиной, пусть и в реальности это выглядело наоборот.
Пусть каждый, кто будет пить вино из моего винограда, вспомнит меня и мои руки, бережно собиравшие эти гроздья.
Я навсегда останусь здесь.