19. 03. 2013 Мелани

Я иду по пыльному асфальту, осязая шероховатости - это больше, чем ступать босыми ногами по алмазной крошке. Двор библиотеки - ориентир выбран после короткого телефонного разговора. Напрасно я не захватил бутылку крем-соды из кафе. Знойно. Становлюсь в тень. Скамейка занята престарелой парочкой. Окурок, что выплюнул Сартр с бронзового постамента, оставил ожог на моей ветровке. В это сложно поверить, но изваяние даже не сочло нужным извиняться за столь охальную выходку. Я присматриваюсь к бронзовому остатку сигареты на площадке - в дыму. Поди, гильза. Поднять бы, присвоить, однако что подумают те двое на скамейке? Хорошо, коли примут за алчного иностранца, - а я и есть чужак, - поднимающего с земли монетку. Гораздо хуже, если усмотрят в этом хищение исторической реликвии - каков позор для гостя из страны, победившей Наполеона. - Старуха на скамейке чихает в знак согласия. - Осторожно, дабы не вызывать лишних подозрений, я достаю телефон и роняю его поблизости с находкой. - Шмяк. - Средство связи обзавелось паутиной трещин на экране. - Не беда, ведь трюк удался, пальцы левой руки обжигает поистине дивный предмет. - Взгляд по сторонам. Седовласые любовники заняты друг другом. Моя честь сохранена. Когда вернусь домой, подыщу цепочку для трофея, который еще слишком горяч. Разжимаю пальцы. И пусто. Бугорок под сухожилиями... Стало быть, клещ-переросток. При попытке тронуть уходит глубже, пробирается к локтю. Из-за спины чей-то оклик на французском, велосипедное дребезжание. - Нет. Промолчу. Хватит забот для иностранца. К тому же Мелани задерживается. Это хрупкое, своенравное и переменчивое создание еще в пути, по ту сторону Сены. Между нами всегда пролегали реки. И каждый раз кто-то шел вперед, а кто-то ждал. Пока не бросились в поток, пока не опыт... Мы придумали себе новые имена и места, чтобы общаться. Даже когда потрескались губы и не можешь говорить. Даже когда осыпаешься с берегом... - На всякий случай, я снимаю куртку и, удерживая зараженной рукой, перебрасываю через плечо.

- Voulez-vous de l'eau, monsieur? -

Улыбка - широкая, словно нарисованная на квадратном лице полицейского. Страж порядка ездит вокруг меня на велосипеде и протягивает минералку. Убедившись, что я, наконец, смотрю на него, говорит еще что-то задорно и кидает мне емкость с водой. Бутылка поймана, спешу откланяться, а полицейский возле скамейки, оживленно беседует со стариками. Вся троица, то и дело, косится в мою сторону. Страж более не улыбчив. Отворачиваюсь. Подношу телефон к уху, создаю видимость звонка, но тотчас слышу голос Мелани: «Прости, задержалась. Скоро буду».

-  Прости, я - есть; скоро задержат. - Шипит изнутри бронзовый паразит, позволив мне нажать кнопку завершения разговора. С зеркального покрытия треснувшего экрана смотрит старик, еще недавно находившийся на скамейке. Его глаза - мои. Ливень.

И вновь я прежний. Исцелен, окрылен, обновлен. - Пусть она предложит Лувр, Гран-Пале или Эйфелеву башню - экскурсию без обязательств. Париж не только для влюбленных, право. Париж для нас. - Мелани отлично знает город. С тех пор как я отказался от звания и полномочий, а она получила благословение от родителей во второй раз, Франция стала ее приемной родиной. Ей можно доверить вечер, огарок дня для пеших прогулок и светского лепета. Коренная парижанка поведает меньше, нежели дитя, воспитанное издали мечтами и литературой, фотографиями и снами. Моя судьба сегодня принадлежит Мелани. Сегодня, не более. Прочность отношений измеряется рукопожатием. А вот и она, а вот и ее ладошка, а вот и мы в одной точке пространства - впервые после многолетнего перерыва. Сутулый бородач и миниатюрная брюнетка с прической каре отдергивают руки, застенчиво смеясь...

- Привет. Какова программа?
- Привет. Могу предложить парк Бют-Шомон. Чудесное место, тебе понравится. - Достаточно ее исключительного тембра, дабы ожили в памяти совместно пройденные дороги. Окольные пути дворами, запах кондитерской фабрики, чтение полюбившихся строк вслух, закладка на пятьдесят девятой странице - наверняка, до сих пор там.

Мелани рядом. Ныне ее русский примят акцентом. Наши взгляды направлены вниз, будто рассматриваем препону на земле. Верно, ближе нельзя. Тем не менее, кофейные глаза собеседницы смелеют. Взор украдкой на мой крючковатый палец руки-вешалки и вопрос:

- Скажи, как ты умудрился промокнуть? С курткой, а промок до ниточки.
- Дождь был сильный.
- Ладно - недоверчиво хмыкает - пойдем. До парка еще добраться надо. - Девушка поднимает с земли велосипед полицейского. - А где хозяин?
- Поехали, это мой.
- Твой? Сдается мне, хозяин должен выглядеть иначе.
- Да, я взял напрокат.
- Что ж, повезешь меня на раме.

Легкое помешательство то ли от цветочно-мандаринового аромата моей спутницы, то ли от ветра, шумящего в ушах. Подумать только, два переросших ребенка несутся на краденой двухколесной игрушке, опасаясь нарушить распорядок дорожного движения. В лучшем случае мне светит штраф и депортация, в худшем - желтые газетенки цинично и в корне ошибочно проведут параллели с Дианой и Доди. Наши общие знакомые возликуют, сочинив, будто нас угробила роковая, красивая интрига. Упасите от злых языков. Настоящая история претендует на рисунок общего страха мелом во время школьной перемены. - Смотри - говорю - разогнались. Еще врежемся во что-нибудь. - Гони - отвечает - Десятый округ только. Пешком бы долго топали. А транспорт... Разоришься, да. - Слово «да» нарочно смягчает. Меня тревожит свободное вращение педалей. Велосипед плывет подобно призраку. Вне преград и притяжения. Нам не нужно задерживаться возле гиганта Гар-дю-Нор, нас не ждут у врат госпиталя Сан-Луи, есть точка назначения, выбранная баловницей города.

Площадь Арман Каррел. Повсюду последствия дождя в виде равномерно расположенных лужиц. Кажется, так задумано. Шум разогревающегося оркестра. Сверху? Не представляется возможным определить место нахождения музыкантов. Снова сила тяжести. Пора сделать остановку. Мелани против, она упрашивает меня покатать ее по витражу из маслянистых луж, - разбить отражение неба, - да бронзовый захватчик моей левой руки стискивает кисть на тормозе. Мы падаем в воду, я обнимаю ее крепко, не даю ей двигаться, шепчу: «Я люблю тебя». Ее дрожь прошла. Благо, из-за оркестра мы не слышим друг друга.

Главная улика, благодаря которой меня оправдает самый жестокий судья - заведомо невыгодный обмен. Избавиться от ржавой железки ценой затянувшейся ремиссии - поступок вора, достойного благословения и ссылки в рай. Скульптуры со стен муниципального дома чревовещают: «Вперед, Готье простил велосипед». Часы под шпилем показывают: «Сейчас самое время». Беспорядочные звуки инструментов закружились в музыкальном вихре - поодаль, за вратами парка. Посвящение.

Невнимательные путешественники вроде меня обретают массу проблем из-за того, что забывают выключить передачу данных в своих телефонах. Списание больших сумм, лишение связи и долги - вполне привычная плата за беспечность. Будучи наученным, я заранее делаю нужные настройки в карманном помощнике, полагаясь лишь на простые звонки и случайные точки доступа в интернет. Мелани помнит о моей привычке: - Пока не явился официант за нашими пустыми чашками, я хочу показать тебе, как выглядит Бют-Шомон из космоса. Ну-ка, Билли, - Плутовка пародирует пирата, - загрузи карту! - С трудом сдерживает смех при виде моей растерянности. - Да не бойся, тут есть Wi Fi. - Делать нечего, придется обнаружить пострадавшую вещь и выдать скучную легенду ее порчи. Подавился, лгу кашлем в платок. В качестве наказания - хлопки по спине. Француженка участлива. Мы оба склоняемся над потрескавшимся окном в цифровой мир. Я вожу пальцем по шершавым островкам стекла. Значок подключения отсутствует. - Вечно морока с этой техникой. - Успокаивает бархатный голос. - Потом глянь. Обязательно глянь. - Как бы невзначай проводит кистью по моей шее, переходя к плечу. Чувствую нитевидный холод. - О, ты носишь медальон? Крест? - Я удивлен не меньше ее. Откидываюсь на спинку стула, ощупываю свою шею. Похоже, цепочка... Тяну вверх. Оттиск четырехлистного клевера в бронзе. - Амулет. - Бормочу. - Мне достался амулет. Реже, реже редкого режет. - Задыхаясь, поднимаю выше. Досадно, что опрокинул столик, что разлил гуашь, что стер с доски нарисованное мелом - память сродни инерции. За то мне посчастливилось принять душ в скалистом водопаде, за то я плавал с книгой в лодке и пересекал проток по висячему мосту, я целовал до скрежета зубов белый камень ротонды Севильи. Высоко, бесконечно высоко лечу, размахивая руками, завершаю диалоги и откланиваюсь.