9

- Так вы утверждаете, что ваш муж милостью божьей святой человек? – хихикала пьяненькая Роза Люксембург и ловила на лету челюсть, выпадавшую после её слов из её черепа, который секунду назад имел вид нормальной головы.
- Да причём тут милость божья! – хохотала Надежда Константиновна и – хрясь! - складывалась своим скелетом пополам, тряся на голом черепе жидкими разметавшимися волосёнками.
- Бог тут вовсе не при чём, - продолжала она, на мгновение приняв нормальный, благодаря высоким технологиям, вид и – снова хрясь! – складывалась рахитичным скелетом вторично пополам, да так низко, что своими волосами возила уже по лавке.
- Володя был гениален от природы, а святость он обрёл, благодаря упорному труду над собой, а вовсе не богу! – наконец закончила мысль революционная старушка и – ещё раз хрясь! – в третий раз сломалась пополам от смеха, неистово стуча каждой косточкой своего скелета.
Во время её тирады присутствующие по-разному реагировали на председательские слова, однако смотреть на их превращения любому нормальному человеку удовольствия доставляло одинаково мало.
- Ух, ты! Во, блин! Мать твою! – слышались одобрительные возгласы после того, как присутствующие принимали «живой» вид.
- Хорошо зацепило…
- Круто забрало…
- Реально колбасит …
- Что, товарищи ещё разок? – спрашивал развеселившийся товарищ Берия.
- Прекратите немедленно! – возопил Вергилий. – Глядите, как бы хозяин не отправил вас за ваши крамольные речи обратно туда, откуда…
Он один не испытывал никакого удовольствия от вышеупомянутых превращений после упоминания известного имени. Или он получил в своё время лучшее воспитание, рекомендующее порядочному человеку набор консервативных развлечений, или ему приходилось «чувствительней» других во время превращений в археологический прах и обратно, в затрапезного старичишку в неприглядной хламиде, поскольку он был многажды старше собравшихся.
Угроза возымела действие, а товарищ Берия вдруг вспомнил Вергилия и трусливо заюлил:
- Ты, что, отец, такое придумал? Я ведь о чём толкую? Я толкую, что надо ещё раз повторить с этим…
И бывший злодей повторил выразительный жест, ранее применённый Надеждой Константиновной, – в смысле щёлкнул указательным пальцем по кадыку.
«Боятся, заразы, за свои места», – подытожил Серёга и нехотя подставил кружку. Ему расхотелось пить «местный» самогон, от которого проку было ещё меньше, чем от палёной водки.
- Кстати, - напомнил Вергилий, снова принимаясь неторопливо прихлёбывать напиток, - как быть с визой?
- Визу необходимо немедленно учредить, - высказалась Надежда Константиновна, поправляя платье, сидевшее на ней после нескольких подряд метаморфоз несколько криво.
- Как? – поинтересовался Робеспьер, вложив в короткое вопросительное восклицание максимум сарказма.
- Путём открытого голосования, - рубанула супруга старика Крупского, бывшего, наверно, не только гениальным и святым, но и очень решительным человеком.
- Я ожидал такого ответа, - усмехнулся Робеспьер.
- А чем вам не нравится открытое голосование? – вступился за председателя друг семьи Крупских.
- Прямое голосование хорошо тогда, когда нужно срочно кому-нибудь отрубить голову, - со знанием дела возразил Робеспьер. – Но в данном щекотливом деле, правовое поле которого чётко не определено ни кодексом, ни инструкциями, требуется что-то более солидное, нежели простое голосование…
«Интересные дела! – изумился Серёга. – Для того чтобы снести кому-то башку, можно просто проголосовать, а для того, чтобы поставить на какой-то бумаге старика Вергилия какую-то визу, необходимо что-то более солидное».
- Товарищи, товарищи! – взмолился Вергилий. – Как бы нам побыстрее?
- А ты куда спешишь? – удивился Берия. Исторический злодей имел в виду, скорее всего, вечность, имевшуюся у всех у них про запас.
- Да у него какая-то собака повадилась табак тырить с огорода, - выказала неожиданную осведомлённость Роза Люксембург. – Этот привилегированный специалист по экскурсиям огород держит в зоне отчуждения между четвёртым и пятым кругом. Или межу пятым и шестым. Вот он и спешит, потому что воры у нас ещё более вечные, чем сама вечность…
- Огород? Табак? Воруют, значит? – посыпались вопросы.
- Мало их в ГУЛАГЕ гноили, вот и воруют, - авторитетно заявил товарищ Берия.
- Родимые пятна капитализма, - согласно покивала головой Надежда Константиновна.
- Ну, сейчас это у них в порядке вещей, - поднял палец товарищ Троцкий, – потому что советская власть накрылась медным тазом. Конечно, если бы достижения революции не попали в руки сомнительных деятелей…
Лев Давидович искоса зыркнул на Лаврентия Павловича.
- … Всё могло бы быть иначе.
- Ты чё косишь, вошь интеллигентная? – завёлся с пол-оборота товарищ Берия. – Если бы достижения революции попали в твои нечистоплотные руки, ещё неизвестно, что бы нынешние «демократы» там наверху сейчас делали.
- Это как понимать!? – взвизгнул товарищ Троцкий. – А ну-ка, объяснись, мерзавец!
- А тут и объяснять нечего, - грубо парировал товарищ Берия. – Ты бы, козёл, да твоя шайка, сами бы всё разворовали. Что, забыл, как твои люди выводили спекулянтов в расход, а их добро себе прикарманивали?
- Вот-вот, вы слышите, Надежда Константиновна? – возопил товарищ Троцкий, воздевая руки в гору. – Мы, не щадя жизни, боролись с врагами революции, мы за будущее России кровь проливали, а он…
- Срать вы на революцию хотели изначально, - перебил товарища Троцкого товарищ Берия. - И на Россию вам было насрать. А боролись вы за свой поросячий интерес, для этого лозунги придумали и на пару с Яшкой Свердловым красный террор организовали. А в это время брательник Яшкин, Бен Свердлов, банк в Штатах открыл. Да ещё этот, в галошах на босу ногу, друг Советской России, которого я и товарищ Сталин к советскому добру близко не подпускали. То есть, не создали бы вы ни материальной базы социализма, ни армии, ни флота. И ещё неизвестно, чем кончилась бы вторая мировая война. Потому что один героический русский народ без должного руководства ещё ни одной войны не выигрывал. Другими словами, если бы не я и товарищ Сталин, вашим правнучатым племянникам, падлам, сейчас красть было бы нечего. Да ещё неизвестно, в какой жопе или на каком свете они сейчас находились бы, потому что Адольф Шикльгрубер…
«От скромности этот деятель не умрёт, - ни к селу, ни к городу подумал Серёга, обратив внимание на то, что первым в известном историческом тандеме Берия ставит себя, а потом товарища Сталина. – Хотя, какой к чёрту не умрёт, если он уже давно того…»
- Товарищи! – уже окончательно взбеленился Вергилий. – Вы же сами на моих глазах проголосовали за решение моего вопроса параллельно вашему мероприятию…
Вергилий с умением дела щёлкнул себя по кадыку.
- … А сами тут междоусобицей занимаетесь! Вот узнает руководство, что вы тут творите, быстро вместо вас посадит каких-нибудь благонадёжных бюрократов…
- Действительно, товарищи! – неожиданно вступился за бывшего римского поэта бывший французский революционер Робеспьер. – Мне, если хотите знать, неохота обратно в промзону. Я, между прочим, к тяжёлому физическому труду не приучен. Давайте, действительно, что ли проголосуем за присвоение себе права визировать какие-то там документы товарища Вергилия?
- Ну, тогда ещё по одной и – вперёд! – одобрила Надежда Константиновна, Робеспьер наполнил кружки, банда революционных головорезов, один советский негодяй и два гостя вмазали по дозе и члены антиобщественной комиссии (или палаты) принялись голосовать. Надо сказать, голосовали они профессионально, без проволочек, без лишней суеты и сбоев совещательной системы. Было видно, что они являлись специалистами этого нужного во всяком революционном процессе дела. Сначала члены комиссии (они же председатель с сопредседателями) избрали наблюдательный совет из двух человек, назначили комитет по контролю над деятельностью наблюдательного совета, обозначили время прений по всем возможным темам, выбрали секретаря и только затем приступили непосредственно к голосованию.
- Четыре «за» при одном «против» и одном воздержавшемся, - подытожила Надежда Константиновна.
«Ну, слава те…» - подумал, было, Серёга, но вовремя мысленно заткнулся. Ему не очень-то хотелось лишний раз наблюдать могильные ужасы. Однако он, даже не додумав мысли до конца, жестоко ошибся. Потому что после «чистого» голосования начались прения. И хоть «преющие» чётко следовали заранее установленному регламенту по времени, времени эти самые прения отняли немало. Затем сопредседатели с председателем сделали «мокрый» перерыв, гости составили им от нечего делать компанию, а после перерыва члены антиобщественной комиссии стали заслушивать резолюцию наблюдательного совета, а после – резолюцию комитета по контролю над наблюдательным советом.
«Сдохнуть можно», - с тоской подумал Серега.
«Можно, - ответил ему Вергилий. – Только ты не спеши с этим делом, потому что всегда успеешь».
«Да я особенно не спешу», - возразил Серёга и мимолётно задумался о парадоксе соотношения вечности к моменту ожидания, а также об обратно пропорциональной связи между величиной периода ожидания и силой нетерпения, возрастающего в процессе преодоления периода. Вернее, Серега думал немного проще. То есть, смысл его размышлений обозначался следующим простым вопросом, что ждать – это вообще дело дохлое. Но ещё более дохлое дело ждать тогда, когда тебя вдруг опустило в пределы вечности, где ты хоть тресни от всё возрастающего нетерпения, но никак уже не можешь влиять на процессы, которые в нормальной жизни управляются такими понятиями как быстрее и медленнее.
«Надо взять себя в руки, - стал уговаривать себя Серёга, - и попытаться медитировать. Как эти, как йоги. Чтобы, значит, время не так тянулось…Чёрт, да не может оно тянуться, если кругом вечность! Какая, блин, мудня… Но как тут замедитируешь, когда даже такой возрастной покойник, как Вергилий, который наверняка знает толк в вечности, и тот суетится... Впрочем, если ты табак сажал, сажал, а у тебя его всякая сволочь воровать начнёт, ещё не так засуетишься…»
- Вот именно, - вслух буркнул Вергилий. – Товарищи! – безнадёжно напомнил он сопредседателям антиобщественной комиссии о себе. Они, кстати, перешли к сверке протокола с устными показаниями членов наблюдательной комиссии. Затем, назначив нового секретаря, продублировали процесс, и перешли к контрольному голосованию. Но тут оказалось, что не хватает консенсуса, потому что председатель приёмной проголосовала за, её подруга – против, товарищ Робеспьер воздержался, а Троцкий с Берией и Софьей Перовской участия в голосовании не приняли: к тому времени они наклюкались по самые брови и без чувств упали под стол.
- Что будем делать, товарищи? – деловито поинтересовалась Надежда Константиновна.
- Отложим, – не менее деловито предложила Роза Люксембург.
- Вы с ума сошли! – ахнул Вергилий и отозвал Надежду Константиновну в сторонку. Они о чём-то зашушукались, Робеспьер присел над товарищем Троцким, любовно поглаживая того по его холёной шее, а Серёга, от нечего делать, стал подслушивать тайную беседу, происходящую между его провожатым и председателем данной богомерзкой приёмной.
- Что ты такое говоришь, Мирон? – шипела Надежда Константиновна. – Да я в жизни…
- А если… - пытался что-то втолковать твердолобой бабе авторитетный старец.
- Да я… Да мы… - возмущалась жена легендарного, но неизвестного бывшему учителю украинского пения, старика Крупского.
- Ну что ты так кипятишься, - скороговоркой бормотал Вергилий. – Ведь я тебе…
- Да как ты смеешь! Товарищи! – вконец вышла из себя Надежда Константиновна.
«Неужели он пытается этой бабке взятку втюхать? – догадался Серёга, с трудом разбирая лишь половину того, что перетиралось вполголоса в конфиденциальной беседе между двумя официальными лицами. – А говорил, что взяток не даёт. Впрочем, если с огородом проблемы… Однако старуха, наверно, пошла на принцип. То есть, взятку брать не хочет…»
- Да погоди ты кипеж поднимать! – урезонивал её Вергилий и перешёл на шёпот.
- Ну, не знаю, - вдруг пошла на попятный принципиальная старуха.
- Шу-шу-шу, - продолжал уговаривать её Вергилий.
- Ну, если так, - вконец размякла Надежда Константиновна.
- Бу-бу-бу, - в высшей степени убедительно забухтел авторитетный старец.
- Чёрт с тобой! – в сердцах воскликнула председатель богомерзкой приёмной и подмахнула какую-то бумагу. Вергилий ловко эту бумагу выдернул у неё из-под рук, помахал ею в воздухе и спрятал за пазуху.
- Всё! – радостно оповестил он своего экскурсанта. – Отваливаем!
Он схватил Серегу под руку и мухой выскочил из обширного помещения. Они снова ухнули в вертикальный тоннель и снова в падении завертелись по спирали, которая довольно скоро привела их к совершенно уже монументальному входу, подчёркивающему свою монументальность дополнительными, чего не наблюдалось раньше, козырьком и крылечком. Когда Вергилий затормозил у данного крылечка, Серёга непроизвольно насчитал тринадцать ступеней, выступающих вглубь колодца. А когда Вергилий завис над этим крыльцом, примеряясь, как бы ловчее прошмыгнуть между ним и навесом к монументальной двери, бедный музыкант успел разглядеть, что каждая ступень является правильным пятиугольником.
«Это мне померещилось, - подумал Серёга, - не могут они быть пятиугольниками, потому что пятиугольники так плотно, как эти ступени, не состыковываются…»
Пока бывший учитель пения ломал голову над очередной загадкой, Вергилий успел на лету дёрнуть за шнурок колокольчика, стукнуть о филёнку дверным молотком и ткнуть кнопку звонка. И не успел Серёга, как следует, разглядеть фокус, с помощью которого отчётливые пентаграммы стыковались друг с другом на манер вульгарных ступеней, как дверь распахнулась, и они с Вергилием влетели в поместительные сени.
«А ногами мы сюда войти не могли?» - мысленно спросил Серёга.
«Ещё находишься», - утешил его Вергилий и толкнулся в другую дверь. Она распахнулась с ужасающим скрипом, в нос прибывшим шибанула смешанным запахом дорогого табака, огуречного лосьона, пережаренных чебуреков и прокисшим селёдочным рассолом.
«Чем это тут так воняет?» - снова задался мысленным вопросом бедный музыкант.
«Заткнись!» - возразил Вергилий и втащил бывшего учителя в совершенно несуразный по своей планировке кабинет. Впрочем, его классические очертания проглядывались, но с трудом, поскольку почти всё пространство было завалено бочками, ящиками и упаковками. Они стояли и валялись без всякого порядка вперемешку с разрозненными предметами довольно дорогой мебели. Причём мебели совершенно разнообразной по стилям и эпохам. Помимо всего прочего в кабинете, имевшего размеры площадки для мини-футбола, торчали недостроенные колонны, какие-то ужасные скульптурные группы и один фонтан, почему-то затеянный возле стены «кабинета», а не посередине. Зато вышка для ныряния в воду, которой в фонтане не наблюдалось, расположилась, как положено, возле края водоёма, а её трамплин нависал аккурат над прижизненным памятником Владимиру Владимировичу Путину, окружённого голыми наядами. Владимир Владимирович по-пионерски салютовал в сторону дальних от входных дверей «кабинета» пределов, а наяды ему аплодировали.
- Нам туда, - вслух буркнул Вергилий и увлёк Серегу в обход бочек, ящиков, упаковок, ассиметричных недоделанных колонн и прочей архитектуры с предметами мебели в ту сторону, куда салютовал памятник Владимиру Владимировичу.
- Ну и бардак здесь! – невольно воскликнул бывший учитель украинского пения.
- Я же сказал: заткнись, - напомнил ему Вергилий.
- А, Вергилий! – услышали вошедшие голос издалека. – Береги кости, не споткнись обо что-нибудь…
- Иду-иду, ваше первосвященство! – подобострастно возразил старик, и вскоре они, бывший римский поэт и бывший учитель пения, предстали перед весьма колоритной фигурой, облачённой в папскую тиару и судейскую мантию. Фигура, отчаянно дымя гаванской сигарой, вылезла из-за обширного стола и с вальяжным демократизмом подканала к старику Вергилию.
«Батюшки!» - только и подумал Серёга, разглядев «демократа» полностью. Очевидно, положение заместителя генерального директора обязывало хозяина несуразного кабинета к чему-то такому, что заставило его вырядиться ещё более нелепо, чем даже выглядел кабинет. Ведь помимо тиары с мантией на нём оказались генеральские штаны с широкими лампасами, на плечах к мантии были пришпилены погоны, а под мантией виднелся обычный деловой жилет на голое тело. А обут данный персонаж был в обычные шлёпанцы.
- Мозоли, понимаешь ли, - по-свойски объяснил зам генерального Серёге и, пожав руку Вергилию, пожал руку и Серёге.
«Простой мужик», - с уважением отметил бедный музыкант, и вдруг до него дошло, что мужик и голосом, и лицом – вылитый Ельцин.
«Ни фига себе! – мысленно ахнул Серега. – Неужели помер?»
 «Как же, жди, - очень «тихо» возразил Вергилий. – Помрёт такая сволочь…»
- Что вы там шепчетесь? – грубовато поинтересовался зам. – Садитесь! Сигары, водку, свежий селёдочный рассол?
«Он больше похож на свинью», - подумал Серега, разглядев на столе полный бардак в виде нагромождения канцелярских принадлежностей, раскиданных листов деловой бумаги и всевозможной тары. Что в них было налито, оставалось догадываться по вышеупомянутому запаху, однако от чего разило огуречным лосьоном, приходилось теряться в догадках.
- Что, действительно похож? – добродушно хохотнул хозяин кабинета.
- Спасибо, мы постоим, - запоздало отказался Вергилий.
- Что, пить-закусывать стоя изволите? – поинтересовалась колоритная фигура, один в один копирующая небезызвестную личность из последней российской современности.
- Да нет, пить-закусывать мы не будем, - как можно вежливей возразил Вергилий.
- Ну и хрен на вас, - с неожиданной грубостью сказал хозяин кабинета и принялся, по-свински чавкая, что-то пожирать из ближней тары. Одновременно он затягивался сигарным дымом и выпивал какой-то пахучей жидкости из другой тары.
«Блин, так это он огуречный лосьон трескает!» - изумился Серёга.
- А что? – спросил хозяин кабинета. – И трескаю. У меня лосьон, кстати, ещё советский. Покруче всякого новорусского «Флагмана» забирает. К тому же очень экономно: тут тебе и выпивон, тут тебе и закусон. И перегаром потом не пахнет, но отдаёт французским корнишоном, который замариновали в моче молдавского шабашника… Кстати, скажи ты этому засранцу…
Хозяин кабинета небрежно кивнул головой в сторону бывшего учителя украинского пения.
- … Что не могу я быть похожим на какого-то гандона Ельцина, потому что…
- … Потому что перед тобой, дорогой товарищ клиент, - подобострастно подхватил Вергилий, - не какой-нибудь грешный хрен из преисподней, дослужившийся до высокой должности, а профессиональный чёрт, который по своему рангу так высок, что после него только сам. Усекаешь?
- Но всё равно он похож на Ельцина, а я не засранец, - упрямо сказал Серёга.
- Засранец, засранец, - осадил бедного музыканта высокий чёртов чин. – Давай сюда свои бумаги, - велел он Вергилию.
- Это ваши никчёмные людишки могут походить на, э, наших антигосударственных деятелей, - продолжил объяснения Вергилий, с почтением предлагая документы на проверку и последнюю визу хозяину захламленного кабинета, - но высокий антигосударственный деятель на человека – никогда!
«Выходит дело, это ж какого мерзавца, у которого всё на его поганой роже написано, россияне два раза в свои президенты выбирали?» - задался интересным вопросом Серёга, разглядывая антигосударственного деятеля в папской тиаре и генеральских штанах.
«Ну, у ваших украинских деятелей типа Кучмы с Кравчуком тоже на их рожах не меньше было написано, - возразил Вергилий, протягивая заместителю генерального очередную бумагу, - однако же и вы их за милую душу выбирали. Вы ведь, товарищи дорогие, выбираете не умом, а сердцем…»
- Скрупулёзно подмечено, - пробормотал Серега, вникая в тонкий смысл последнего заявления древнего поэта.
- Чёрт меня возьми, - с чувством в это время разорялся зам генерального, «по-демократски» усевшись на край своего стола и шурша бумагами, кое-какие из них подписывая, - если меня не достал этот бюрократский беспредел в нашей конторе. Сам, по-моему, на всё забил, а у меня времени не хватает. Надо какого-нибудь мерзавца из бывших к делу присобачить, чтобы хотя бы попытался навести порядок. Чтобы перестроил тут всё, что ли…
- Я думаю, вам мог бы помочь товарищ Горбачёв, - с готовностью подсказал Вергилий. Он как-то растерял свой авторитетный фасон перед этим карикатурным деятелем, и, казалось, пытался перед ним даже лебезить. Если бы Серёга не видел, как старик ведёт себя в компании самого, он не удивлялся бы столь странному поведению старика, но…
«Впрочем, Ельцин тоже любил, когда ему лижут задницу, - ни к селу, ни к городу вспомнил Серёга. – И повышал в должности не по уму, а по умению лизать это самое…»
- Хе-хе, - неизвестно чему усмехнулся высокопоставленный чёрт. – Горбачёва, говоришь? Это тот, который плешивый, но с пятном?
- Тот самый, ваше первосвященство, - поддакнул Вергилий.
- Так ведь он ещё жив? – полувопросительно заметил чёрт.
- Ну, так! – воскликнул Вергилий. – Это ведь дело техники, которая вся в ваших руках.
- Не пойдёт, - вздохнул чёрт и, чтобы побыстрее разделаться с бумагами Вергилия, стал подписывать их не глядя.
«Что значит: вся в ихних руках? – удивился Серёга. – А как же бог? Или он уже не принимает никакого участия в процессе, э…»
- Всё правильно, не принимает, - подсказал чёрт. – Ему теперь вы все до лампы, и теперь только мы решаем – кому из вас, козлов, жить, а кому – нет.
- Враньё! – брякнул Серёга. – Самая натуральная, э, антирелигиозная пропаганда!
- Ты сам-то понял, что сказал? – участливо поинтересовался чёрт, на которого как две капли воды смахивал дважды президент российской федерации.
- Враньё, - продолжил гнуть свою линию бывший учитель украинского пения. – Не может такого быть, чтобы…
- Может, - веско прервал его чёрт. – Надоели вы богу хуже горькой редьки. Понял он, что от вас толку нуль и – забил на вас с прибором. Теперь одни только мы с вами возимся, потому что наше попечительство вам самое то…
- А как же… а что же… - промямлил Серёга, совершенно огорошенный заявлениями высокопоставленного нечистого.
- А как же рай? – подсказал чёрт. – Рай на месте. Только…
Он переглянулся с Вергилием, и они оба чему-то усмехнулись.
- Что – только? – напрягся Серёга. Сам он до недавнего времени не верил ни в бога, ни в чёрта, ни в рай, но почему-то за рай ему стало особенно обидно.
- Да ничего, - отмахнулся чёрт. – Ты вот ещё хотел спросить: а что теперь бог без вас делает? Какие вы, ребята, наивные. Всё думаете, что у бога, кроме вас, так и нет никого. И что он с вами до конца вечности носиться будет. Да у него, кроме вас, целая вселенная…
Чёрт, оборвав фразу, приподнял одну половину своей немаленькой задницы над столом и оглушительно испортил воздух. Серёге от такого «демарша» чувствительно поплохело, а Вергилий даже не поморщился и угодливо захихикал.
- Браво! – похвалил он.
- Да, есть ещё порох в пороховницах, - похвастал чёрт.
- Так почему Горбачёв не пойдёт? – напомнил о предыдущей официальной теме Вергилий. – Он, Горбачёв…
- Он, Горбачёв, примерный мерзавец, - продолжил за Вергилия чёрт. – А примерные мерзавцы нам нужны живые. До тех пор, разумеется, пока из ума не выживет…
- Ну, этот не скоро выживет, - с сомнением возразил Вергилий.
- Ну, так и дай ему, гм, долгих лет, - добродушно молвил чёрт. – Всё?
- Да, кажется, всё, - пробормотал Вергилий, перетряхивая котомку и шаря за пазухами.
- Ну, тогда в добрый час, - напутствовал чёрт. – Эти бумаги я оставляю себе, а эти сдай на вахте.
- Я знаю, - осмелился возразить Вергилий.
- Пропуск я вам выписываю лично, потому что весь мой секретариат временно аннулирован…
- То-то я сразу заметил: чего-то не хватает! – всплеснул руками Вергилий.
- Да, временно аннулирован, поэтому и бейджики я вам выдаю лично, - продолжил речь заместитель генерального. – Вот, возьмите, нацепите, на что хотите, только чтобы видно было. Так, вроде всё?
- Вроде всё, - эхом вторил Вергилий.
- Тогда какого хрена?! – словно сорвавшись с цепи, зарычал высокопоставленный чёрт. – Вон на х…
Но Вергилий с Серегой не дослушали названия их пункта назначения, определённого высокопоставленным чёртом с поповским званием, но вместе с гневливым восклицанием хозяина безобразного «кабинета» их подхватило и понесло в двери, откуда они снова ухнули в колодец. Очередное их падение оказалось недолгим и «напарники» рухнули возле какого-то неказистого сооружения, похожего на обычную фабрично-заводскую проходную в неурочный час, когда все рабочие-служащие уже пришли на работу, и ещё не наступило ни обеденное время, ни время окончания смены. Другими словами, площадь возле проходной была пуста и безлюдна. В том смысле пуста и в том смысле безлюдна, что, во-первых, два похожих по смыслу наречия не создавали тавтологии, но, во-вторых, первое наречие подтверждалось фактом полного отсутствия возле проходной любых транспортных средств, включая велосипеды, хотя «парковка» для них в виде своеобразной металлической рамы присутствовала. Что касается в-третьих, то о наличие людей (а с ними собак, кошек, попугаев и прочих хомячков) говорить дополнительно после краткого замечания «безлюдна» не приходилось. Короче говоря, окружающая обстановка фабрично-заводской местности, вернее, её преддверия, выглядела так, словно все здесь совсем недавно дали коллективного дуба. Впрочем, об этом тоже, имея в виду «качество» места пребывания, дополнительно говорить не приходилось, поскольку факт поголовного дуба в известном смысле был очевиден с той лишь поправкой, что не все дали дуба сразу, а кто раньше, кто позже. Короче говоря, проходная и площадь перед ней, на которой оказались Вергилий с Серёгой, выглядела совершенно мертвецки и даже более жутко, чем кладбище, поскольку всякое нормальное кладбище оживляли родственники усопших, бродячие собаки и праздношатающиеся личности. Единственно, что оживляло здание проходной, приземистого одноэтажного строения на стыке со сплошной стеной то ли заводского корпуса, то ли хорошо отшлифованного и совершенно отвесного склона непонятной горы, так это электрическое табло на крыше проходной. Оно предназначалось для показа времени, температуры воздуха, атмосферного давления и прочих интересных данных, но показывало какую-то совершенную ерунду. Время, например, изображалось в виде набора цифр, составляющих запредельные по отношению к часам и минутам величины. Затем шли «сведения» о температуре, и с цифрами тут обстоял полный порядок, даже температурная шкала правильно указывала на свою принадлежность к семейству Цельсиев, однако данные цифры почему-то выводились на табло либо под радикалом, либо после знака суммы. Затем на табло появлялась соответствующая «предупреждающая» надпись, после чего логично ожидалось появление светящихся показателей скорости ветра в метрах и секундах, но вместо метров и секунд табло выдавало строку нотной грамоты. А когда речь заходила о давлении, и всякий глазеющий на странное табло начинал вспоминать о паскалях и миллиметрах ртутного столба, то выходило так, что зря он думал о всякой ерунде. Потому что вместо паскалей или их конкурентов, миллиметров ртутного столба, появлялась краткая надпись на английском языке. Впрочем, Серёге Антипову вспоминать английский даже не стоило напрягаться, потому что он его никогда не знал. Так же, как французский, немецкий, итальянский, испанский, бенгальский и персидский. Тем не менее, он понял, что надпись на английском, и даже смог её перевести.
- Give up hope everyone here entering, - не веря собственным ушам, произнёс он.
- Вот именно: гив ап, - недовольно буркнул Вергилий, выговорив букву «г» с характерным украинским прононсом. Надо сказать, что они с Серегой приземлились не очень удачно, потому что тот высокопоставленный чёрт, осерчав ни с того, ни с сего, так лихо «вымел» посетителей из своего «кабинета», что даже поднаторевший в потусторонних полётах старик Вергилий не справился с управлением и…
- Козёл, - продолжал бормотать он, распрямляя члены и отряхивая хламиду, - вечно он так…
Серега грохнулся возле проходной ещё менее удачно, чем его провожатый, однако гитару сберёг и, увлечённый открывшимися в нём лингвистическими способностями, уже забыл о неудобстве недавнего падения.
-Give up hope everyone here entering, - с наслаждением повторил он.
- Что ты, блин, заладил как попугай, - сварливо молвил Вергилий, подбирая оброненные во время падения бумаги. – Вот, тоже, веяние современности. Раньше, между прочим, подобные предупреждения давали на латыни… Впрочем, хватит глазеть по сторонам, пошли, а то опоздаем…
- Чё ты гонишь? – не понял Серега – Куда это мы опоздаем, если сам постоянно талдычишь: вечность, вечность…
Он, вопреки пожеланию провожатого, продолжал с интересом озираться на окружающую его ирреальную действительность какого-то постпространства, где он оказался благодаря своему дурному языку. Или, может быть, всё-таки благодаря белой горячке. Хотя результат и того, и другого выглядел зловеще эффектно. То есть, он выглядел и зловеще эффектно, и достаточно необычно. Во-первых, площадь перед проходной, где оказались «напарники», много превосходила диаметр колодца, через который они сюда попали. Впрочем, и сам диаметр колодца не поддавался точному определению, тем не менее, площадь показалась бывшему учителю пения значительно больше.
Во-вторых, вся окружающая площадь с проходной «обстановка» выглядела на первый взгляд вполне обычно, но вся необычность этой иллюзии заключалась именно в том, что нельзя было никак определить: а что это за такая обычная «обстановка»? При этом, осматриваясь кругом, на ум могло прийти именно такое условное слова как обстановка. А не, скажем, ландшафт или архитектура. Поэтому, когда Серега встал с того места, на которое приземлился, и увидел проходную встык то ли с фасадом безразмерного корпусом, то ли с отвесным склоном горы, ему эта гора сразу показалась непонятной. Но, опять же, то она ему казалась непонятной, то вполне нормальной. А в то же время всё это было похоже на обычный фабрично-заводской пейзаж с проходной и прочими сооружениями, которые то ли присутствовали на самом деле, то ли просто мерещились бедному музыканту.
- Фигли вечность, если пропуска у нас временные, - ответил Вергилий на возражение своего спутника по поводу опоздания в тех краях, где царит постоянная вечность. – К тому же отмечены конкретным сроком.
- Каким это? – ухмыльнулся Серега и кивнул в сторону табло, которое показывало текущее время 54 часа 73 минуты. Хотя и такой временной «расклад» теперь не казался ему странным, но казалось странным то, что в самом начале он усомнился в правильности показываемого на табло времени. Но с другой стороны при всей кажущейся логичности текущего времени в виде 54 часов и 73 минут на электронном табло, украшавшем крышу проходной, Серёге хватало понятия иронизировать по поводу данного необычного факта. И одновременно удивляться: а чему это он иронизирует?
- Каким надо, - кратко возразил Вергилий и втащил экскурсанта в проходную. Внутри неё оказалось столь же безлюдно, как снаружи. Но это совершенно не смутило Вергилия, и он бодро подсеменил к какому-то сверхсовременному агрегату в виде памятника Красным воротам у одного из московских станций метрополитена с одноимённым названием. Этот памятник явно принадлежал семейству компьютеров. В силу данной принадлежности агрегат изобиловал всякими хитроумными дисплеями и сенсорами. Больше того: он оказался снабжён звуковым адаптером. Или внутри агрегата кто-то сидел и противным голосом приветствовал Вергилия. При этом, не смотря на противный голос, отдающий вкусом пустых заржавленных консервных банок из-под дерьмовой тушёнки фирмы «Главпродукт», говорящий выдавал фразы не только чисто по-человечески осмысленные, но и снабжал их вполне приятельской интонацией.
- Здорово, старый хрен! – сказал агрегат.
«Умная машина», - совершенно машинально констатировал Серега, не удивляясь техногенной фамильярности. Он стоял сзади Вергилия и видел, как машина выдвинула в сторону его провожатого манипулятор, и как Вергилий вложил в него несколько бумаг.
- Здорово, сволочь, - равнодушно возразил Вергилий на приветствие умной машины. – Всё совершенствуешься?
- А то! – хвастливо ответила машина и принялась шуршать бумагами перед одной из своих камер.
«Ничего себе проходная», - подумал Серёга, не испытав никаких эмоций. Одновременно где-то в глубине его сознания прорезалась догадка, что этот его временный альтернативный похреновизм – результат очередного глюка, вызванного присутственным эффектом в местах совершенно мистических и непредсказуемых. Поэтому всё ему казалось и обычным и необычным в каком-то параллельном восприятии. Поэтому он вроде бы и удивлялся необычности нового места, и вроде бы не удивлялся. Вернее, одновременно с понятным удивлением появлялось удивление по поводу самого удивления. И, что самое паршивое, такой альтернативный то ли похреновизм, то ли интерес, начинал действовать ему на нервы. Причём самым болезненным образом. Сначала, когда Серёга испытал от этого неудобство, он решил вообще ничему не удивляться, и ни к чему не оставаться равнодушным. Но для такого абсолютного похреновизма ему требовалось не вертеть головой по сторонам и не обнаруживать новые предметы, которые могли его и удивить, и оставить равнодушным одновременно. Но голова сама ворочалась справа налево, потом обратно и вскоре Серёга мог стопроцентно оценить «внутренности» проходной. Помимо сверхсовременного агрегата в прямоугольном вытянутом по длине фронтона помещении имелось ещё несколько похожих. Но, судя по их запущенному виду, их уже давно не эксплуатировали. Судя по всему, рабочим оставался тот единственный агрегат, которого Вергилий почему-то обозвал сволочью. Умная машина стояла в левом углу помещения. Сзади неё и сзади похожих на неё автоматов виднелись какие-то руины, при более тщательном рассмотрении оказавшиеся рядом допотопных «проходных» автоматов, которые за негодностью просто заколотили дощатыми щитами. То есть, единственный вход туда – не знаю куда (или, всё-таки, в промзону?), оставался за сверхсовременным агрегатом, который сейчас неторопливо проверял предъявленные Вергилием документы. При этом умная машина чего-то себе комментировала, на каковые комментарии Вергилий отвечал короткими ругательными фразами самого экспрессивного характера.
- Так, а что у нас с формой номер три тысячи дубль икс? – спрашивала умная машина, поднося очередную проверяемую бумагу к одной из своих видеокамер. – Что-то я не пойму, всё ли в ней в порядке?
- Да всё, интеграл тебе поперёк матрицы! – огрызался Вергилий.
- Гляди, и действительно всё, - изгалялась умная машина почище любого махрового вахтёра. – А как быть с отношением номер сто пятьдесят семь дробь одиннадцать под литерой «эм»?
- Ты этим отношением себе в харю тычешь, интроскоп недоделанный! – возмущался Вергилий.
- Не вижу отношения, - ёрничала машина, - с места не сойти! Я уж все видеокамеры проглядела – нетути!
- Сучий электронный потрох! – бессильно шипел Вергилий.
- Ах, вот оно! Ага… А где наши пропуска, и к ним допуски? Т-эк… Допуск номер такой-то на гражданина советника, и допуск номер такой-то на клиента… Т-эк…
«Вергилий, выходит дело, ещё и советник, - мимолётно отметил Серёга и снова впал в нервную прострацию раздвоения эмоционального отношения к последней констатации не бог весть какой важности факта. – Однако мы тут ещё поторчим…»
От этого вроде бы неутешительного вывода, неутешительность которого ясно осознавалась бывшим учителем пения, Сереге неутешительно не стало, а как бы пришлось совершенно по барабану. Испытав от нового раздвоения очередной нервный приступ, который не поддавался нормальному описанию, поскольку не имел никаких симптомов, Серега лениво вспомнил, каким образом им удалось сократить проволочку в антиобщественной приёмной.
«Я пообещал председательствующей старухе, что мужа из промзоны вытащу», – объяснил Вергилий.
«А, этого, старика Крупского», – сообразил Серега.
«Кого?» - не понял Вергилий. Анекдота он, из которого бывший учитель украинского пения почерпнул некоторые историко-биографические факты, разумеется, не слышал, поэтому хотел кое о чём спросить своего вынужденного спутника. Но ему не дала умная машина, а Сереге продолжало оставаться по барабану в состоянии нервного напряга из-за непонятного инертного интереса ко всяким мелочам.

 

next

 
 








1) Берия имеет в виду Арманда Хаммера, впервые приехавшего в Советскую Россию ещё при жизни Ленина, как утверждают очевидцы, в галошах на босу ногу. Чуть раньше папаша Арманда, узнав про Октябрьскую революцию, срочно соорудил в Штатах коммунистическую партию и делегировал двадцатилетнего сына в Советскую Россию. Папа чувствовал большую поживу и не просчитался в расчетах. А его способный сынок нажил на «добрых» отношениях с советской Россией, а затем с Советским Союзом несколько сот миллионов долларов. Единственно, ему не удавалось «дружить» с Советским Союзом во время правления страной Сталиным. Современные «демократические» историки объясняют это не тем, что Сталин вообще был самым рачительным хозяином России с её окрестностями, а тем, что Сталин якобы не контактировал с Хаммером из-за его близкой дружбы с Троцким, которого Сталин ненавидел






2) Если кто не знает, то это «девичья» фамилия Гитлера






3) В то время, когда писалась данная часть повести, Б. Ельцин ещё был жив и, судя по государственным затратам на его здравоохранение, помирать не собирался. Однако не доглядели, заразы…






4) Одно из наименований отвратительной водки, изготавливаемой в современной России






5) Badge – значок (англ).






6) Попытки идти нюх в нюх с цивилизованной Европой предпринимались в России ещё в советское время, когда миллиметры ртутного столба законодательно заменили на паскали






7) Оставь надежду всяк сюда входящий