Косарь

Косарь

   Бабка-Угадка: “Это по молодости девичьих лет - брульянты ближе. А в мои года тоска воспоминальная по мужской лапе, которая бы нежно поглаживала, да пусть хоть грубо потискивала! но таки ласкала безнадежно увядшие прелести - пересиливает всякие восторги от побрякушек.
   Помяни мои слова - лет в девяносто и ты раздаришь своё золотишко, бо нет ничего травматичнее созерцания искристых каменьев на изувеченной глубокими морщинами шее или на отвисших перепревшими груздями мочках...
   Я все зеркала дома разбила, когда припадок ярости на бесполезный "Черный жемчуг" случился! Ни хрена он не разглаживает морщины! Встретить бы Азазелло с его золотой коробочкой, полной волшебного крема - никакая Маргарита бы его не получила. А то на метле летаю я получше Потного Гарика, да костюм Евы гладить нечем. И никому из одногодков не то что не хочется это делать, а и неможется...
   Эх, растравила ты мне душу!»
                Букетик женских откровений, собранный на виртуальных полях


Свист косы позвал Анастасию Павловну, старую помещицу, к раскрытому окну. Она давно ждала, когда Пашка, сын ее кухарки Акулины, придет косить молодую травку на полянку под окнами старинной усадьбы.

   "Как быстро он вырос!" - подумала она, разглядывая выпуклые мышцы парня, играющие в нежно-розовых лучах восходящего солнца. - "А впрочем, все чужие дети растут быстрее своих".

   Анастасия Павловна невольно сравнила юного косаря с давно умершим мужем, и тихо вздохнула, взглянув на морщинистые запястья. Молодая душа и дряблая плоть. Какая несправедливость природы!

   Но не она одна в это утро следила за мощными взмахами косы голого по пояс парня. Из-за угла дома в ослепительно белом ажурном платье с розовым зонтиком в руке выплыла внучка Наталья.

   "Вот потаскушка! И что ей-то не спится?" - вскипела негодованием Анастасия Павловна, уже перебиравшая в уме варианты, как заманить Пашку в свою спальню. От одной только мысли, что скоро этот Аполлон будет голым возлежать на ее шелковых простынях, у нее щемило в груди. Чтобы успокоить разбушевавшееся сердце, помещица приложила надушенную руку к зажатой корсетом увядшей груди.

   Тем временем Наталья, проходя мимо косаря, охнула и упала набок, подвернув под себя ногу.

   - Ну, что смотришь? Видишь, барышня ногу вывихнула, идти не может. Неси меня немедленно в дом.

   Анастасия Павловна по змеиному зашипела, глядя, как Пашка неловко подсовывает свои руки-грабли под спину и пышный зад внучки. Та только довольно охала. Она уцепилась за мускулистую шею парня, щекоча его лицо соломенными кудрями.

   Помещица подошла к захлопнувшейся двери комнаты Натальи. Гневно сверкая глазами и потрясая сухими кулачками, долго слушала стоны внучки и мерный скрип кровати. После наступившей тишины у самой двери послышался топот Пашкиных сапог и умиротворенный голос девушки.

- Пашенька, приходи, как стемнеет, я окошко отворю.

   Анастасия Павловна метнулась в свою спальню. План мести созрел мгновенно. Она решительно подошла к секретеру и маленьким ключиком открыла роскошный ларец с драгоценностями. Дрожащими пальцами достала самый дорогой подарок мужа - алмазное ожерелье и серьги. Переложив их в позолоченный футляр, направилась в комнату Натальи.

- И пригласишь тетушку на Святую Троицу. Можешь недельку у нее отдохнуть. Заодно похвалишься перед кузинами моими подарками, - помещица лукаво глянула на любующуюся драгоценностями внучку.

   Совсем по-другому серьги смотрелись в матово-розовых ушках внучки, чем в ее дряблых мочках. "Ничего" - подумала Анастасия Павловна. - "Будет тебе семьдесят, и ты отдашь все бриллианты мира за минуту ласк увядающей плоти".

   Внучка, вертясь перед зеркалом, неожиданно замерла, бросив взгляд в открытое окно, где косарь докашивал зеленую полянку.

- Бабушка, а можно я завтра поеду?
- Нет, внученька, лошади уже заложены, ждут. Да и пирожочки Акулина напекла. Тепленькие, да свеженькие, они вкусней.

   Наталья несколько раз перевела взгляд со сверкающего в зеркале ожерелья на окно и согласно кивнула изящной головкой.

   Анастасия Павловна вечером, лежа на мягкой кровати внучки, только счастливо улыбалась, глядя, как Пашка, гремя сапогами,  перелезает через подоконник.

- Раздеваться, барышня? - помещица только тихо угукнула и вытянулась всем маятно ждущим ласк телом.