Морок

«В её маленьком теле гостила Душа…» Я был старше её, она была хороша. Я любил ее, она любила летать по ночам. И во многом — т.д. И во многом — т.п. А во многом вдруг нет; кроме полетов во сне, любила она их наяву. А вот здорово было бы, говорила она, держась за меня худой детской ручкой на набережной, где ветер утолял свою страсть её рыжими волосами, — вот здорово было бы, если б ты оказался наследным принцем. Ты б получил наследство, большое, в Америке, и оно было бы наше. Всё-всё, до последней копеечки. До последнего сантика, или как они у них там. Да. А потом бы ты умер. Я бы горько плакала и носила тебе цветы на могилу. А потом бы Господи сжалился и послал мне другого принца, уже настоящего, молодого и красивого. И стали бы мы с ним жить-поживать и добраааа наживаааать — распевала она, кружась и придерживая платье, а ветер тщился задуть костёр на её голове.

«И все вокруг говорили - чем не муж и жена...» И родились у нас разнояйцовые близнецы, что стало возможным сразу после того, как я оказался наследным принцем. Умер родственник во Флориде, очень далёкий и очень богатый — дом, другой, ферма с крокодилами... Девочка и мальчик. Экзема и Казус. «Боже, — зажимала она носик, глядя на красных сморщенных младенцев. — Как по-животному устроен мир! Это не мои. Эти дети у тебя не от меня. Разве могут у моих детей быть плебейские лица? Нужно как-то компенсировать, хотя бы хорошими именами». Я не возражал. Я любил её, она любила летать по ночам.

Шли годы. Годы всегда идут.

«А потом, поутру, она клялась...» Вот здесь небольшое расхождение. Не клялась. Однажды поутру раздалось негромкое «Я полюбила».

— Кого же?

— Он — командарм!

Коричневая черно-белая фотография девять на двенадцать. Боевая машина с длинным мужественным стволом, подле — командарм и надпись: «Командующий такой-то Танковой Армией товарищ такой-то». Запомнилось: по ногам генерала стекали жирные лампасы, будто жилы, набрякшие ещё не пролитой им за Родину кровью.

— Какой настоящий мужчина!

— О, да. Но иногда он совсем как ребёнок. Поверь, за этой внешней бронёй скрыто нежное и обидчивое сердце...

Она напевала. Она танцевала. Я любил её, она любила командарма. И летать по ночам.

— Тогда, может, к нему? — вспотев висками, совершил я подвиг.

— Ха-ха, к нему. Ну конечно, к нему! Ну что за вопрос, конечно к нему! Да. Я знала, что ты так поступишь. Ты милый, милый. Я буду тебя навещать. Или хотя бы письма. Но постой. Это как — к нему? Что ты, собственно, имеешь в виду?

— Я имею в виду... развод... и ваше счастливое супружество, — корчась, совершил я ещё один подвиг.

— Ха-ха, развод. Ну конечно, развод. Ну что за вопрос, конечно развод! Да. Но пока не сейчас. Развод — это слишком неожиданно. Все эти... материальные вопросы... Их же надо решать. Давай пока оставим всё как есть.

«Он прощал, но ночью за окном темно
  И она улетала все равно.
  ....
 
 И три дня и три ночи он не спал и не ел.
 Он сидел у окна и на небо глядел...»      

А на четвёртый день она позвонила в дверь.

— Дорогой, ну какая всё ерунда! Надеюсь, ты не воспринял всерьёз?.. Детки, привет! Сейчас мы с папой пройдём в спальню, а вы не будете нам мешать. Целый час! Нет, два!!

Любящего человека обмануть легко, вагинальную сухость я списал на волнение. Через полчаса любви она отпросилась на пару минут из моих объятий — сварить нам кофе. Не бывает любви без комфорта — в этом была она вся. Или в чём-то очень схожем.

Забывшись, я долго лежал на спине и смотрел в потолок счастливыми глазами. «Папа, ты спишь?» — маленькая Экзема забежала в спальню, я едва успел прикрыть срам.

— Нет. А где мама?

— Мама ушла.

После недолгого выяснения обстоятельств стало очевидно, что мамин уход сулит неприятности: из кармана моей куртки в коридоре исчезли ключи от входной двери и мобильник. Я снял трубку стационарного телефона — он был мёртв.

— Мы в западне, — обратился я к детям. — Пока ещё не ясен мотив, но...

— Но всё давно ясно, папа. Посмотри в окно, — отвечали мне дети.

За окном, на другом берегу реки, напротив Нашей набережной зеленела боевая машина с длинным мужественным стволом, смотревшим мне прямо в глаза, и гордо торчал человек из башни.

— Командарм? — догадался я вслух.

— Да, — просто сказал Казус повзрослевшим голосом.

— Чего же он ждёт?

— Маму.

— Но зачем?

— Она покажет ему в какие окна стрелять.

А окна у нас были высоко, не выпрыгнуть. Поймать такси и добраться до противоположного берега — вопрос одного часа. Минус те полчаса, что уже прошли. Итого —

— У нас тридцать минут чтобы открыть дверь. Так давайте же не терять время. Слушайте меня внимательно, дети мои. Ты, Казус, сейчас пойдёшь в коридор и постараешься отыскать на антресолях мою старую добрую болгарку. Найдётся дело и для девочек. Ты, Экземочка, пойдёшь в гостиную и перевернёшь вверх дном все ящики, кажется где-то должен быть комплект запасных ключей. Ну а я поспешу на балкон отгребать барахло с пожарного люка, вдруг успею...

Первым справился с задачей Казус. Но оказалось, что мама, уходя, не забыла вырубить предохранители на лестничной клетке — электричества не было. Найдя и опробовав три негодных ключа, Экзема подбежала к окну и с испугом вскрикнула:

— Папа, папа! Дядя командарм уже шевельнул башней!

— Это значит, что сейчас будет бабах. Совсем не страшно, просто очень громко. Чтоб не заложило ушки, мы посидим все вместе под бабушкиной кроватью. А ну, кто быстрее?!

Под старой двуспальной койкой Казус тронул меня за рукав и шёпотом спросил:

— А зачем мы сюда залезли, пап? Ведь дело не в ушках, правда? Ты можешь сказать мне, я уже большой.

— Кровать из железа, — уныло ответил я. — Есть маленький шанс, что это спасёт нас, и плиты перекрытия, падая, не перебьют нам хребты.

Мой большой сын заплакал. Я погладил его по голове и вылез из-под кровати. Хотелось выкурить последнюю сигарету. Прошёл в коридор, залез в карман куртки. Вместе с пачкой Мальборо нащупал ключи.

— И мобильник там же, поищи получше! — крикнула она от плиты сквозь масляно-сковородный треск.

— Ты где-то была? — растерянно спросил я, заходя в ароматную кухню.

— Нигде.

— Опять летала по ночам?

— Ты грезишь, — улыбнулась она.

— К счастью, да, — согласился я и проснулся.