Воробьиные истории

1  Про Чивоку.

Началось это ещё прошлой зимой. Вышла я как-то из дому с кошечкой Агашей на плече, чтобы дать ей немного подышать свежим воздухом и сбросить накопившуюся в лапах "электростатику". Встала с ней у куста боярышника, что напротив нашего подъезда, снежинки на нас падают сверху. Вдруг какой-то воробышек порх на ближайшую к нам ветку, голову набок наклонил, и прямо нам в лоб:
– Чиво принесли? Чив-чиво принесли?
Я руками развела, мол, ничего. Смотрим мы с Агашей на воробья, молчим, а он нам опять, настойчиво так:
– Ну, чиво принесли? Чиво принесли-то?
– Пойдём, – говорю, – Агашка, домой, надо этому Чивоке чего-нибудь вынести.

Зашли в квартиру, кошечка прыг с плеча на пол и смотрит на меня, будто спрашивает, пойду я опять во двор или нет, кругами вокруг меня ходит.
– Да-да, сейчас отнесу что-нибудь этому общительному воробьишке.

Собрала я на кухне разной снеди для воробья – щепоть пшена, булку покрошила и прихватила из Агашкиной плошки немного подсохшей курятины. А та уж будто и поняла, одобрительно так посмотрела мне в глаза и успокоилась.

Вышла я из подъезда, гляжу, Чивока наш не улетел, сидит, ждёт. Положила я еду в старую кормушку из пластиковой бутылки, которая пустой болталась от ветра на боярышнике, а Чивока неуёмный:
– Ну, чиво, чиво принесли?
– Вот гляди чего. Угощайся!

Так у нас с тех пор и повелось. Как выходной – кладу крошки в кормушку, которая во дворе на боярышнике висит. Иногда кошечку с собой на прогулку беру. А Чивока уже тут как тут, голову наклонит и интересуется:
– Чив-чиво принесли? Чив-чиво принесли-то?
Не один клевал, сразу сотоварищи находились.

Длилось это до самого мая, пока боярышник бутонами не распустился, а крохи стали оставаться в кормушке – без надобности, видишь ли, они теперь стали.


2  Воробьиный начальник.

Если человек занят большим и важным делом, то у него время от времени возникает необходимость расслабиться или, наоборот, собраться, сконцентрироваться, и для этого он обычно использует игру на каком-нибудь музыкальном инструменте. Так, например, Шерлок Холмс, который занимался раскрытием самых сложных и запутанных преступлений, брал в руки скрипку. Так и моя дочь, первокурсница Медакадемии, которая с полной серьёзностью осваивает будущую профессию врача, тренькает в перерывах между занятиями на варгане. А я, так уж вышло, занимаюсь..., и поэтому иногда, чтобы привести мысли в порядок, применяю свой метод для расслабления и концентрации – кормлю птиц.

Старую бутылочную кормушку на боярышнике в начале этой зимы я заменила новой пластиковой бадейкой, собственноручно обустроенной самым удобным, на мой взгляд, образом. Сыплю туда крупу и прочую еду для мелких птичек – синиц и воробьёв.

Как-то утром насыпаю я в бадейку пшена и ухожу в дом. Через некоторое время выхожу по делам, глядь, весь куст боярышника усыпан весело чирикающими воробьями, и дело у них идёт чин-чинарём. Воробьи по-одному, друг за другом, прыгают в кормушку, берут зёрнышко и вспархивают на ветку для трапезы. И во всём этом чувствуется очень стройный порядок.

Возвращаюсь обратно – та же картина. Решаю понаблюдать за ними и подхожу к боярышнику поближе. Воробьи тут же клевать и чирикать перестают. Сидят на ветках, смотрят, молчат и ждут чего-то. Один воробышек всё-таки спрыгнул в кормушку, но взять зёрнышко не решился и перелетел снова на ветку. Удивляюсь этой осторожности – мне случалось прежде и ближе подходить, и ничего. А тут такие тонкости, понимаешь...

Отхожу я подальше – на боярышнике никакого движения. Все сидят тихо и ждут. Я ещё отхожу - та же история. Стою. Смотрю. Слушаю. Вдруг где-то рядом раздаётся тревожный стрекот:
– Стри-чери, стри-чери!
И вся стая разом поднимается и перелетает на дерево у соседнего подъезда. Боярышник пустеет.

Я разочарованно ухожу к своему подъезду, останавливаюсь задумчиво на крыльце. А от соседнего подъезда опять доносится:
– Стри-чери, стри-чери, стри-чери!
Должно быть, думаю, сорока пожаловала в наш двор, вот воробьи и насторожились. Но что-то не видно сквозь голые ветви деревьев нарядного сорочьего оперения, и стрекот какой-то уж слишком монотонный... Догадываюсь: да это же воробей стрекочет! Видно, с талантом уродился – научился у сороки сигналы тревоги подавать. Его и выбрали вожаком в стае, слушаются воробышки своего начальника, а тому авторитет держать надо, вот он и построил соплеменников у кормушки.

Неизвестно, сколько бы всё это продолжалось, как вдруг откуда-то, мимо меня, верещащим клубком с разлетающимся во все стороны пухом, проносятся три дерущихся воробья и врезаются в крону того самого дерева, где сидит стая. Тут терпению наших воробьёв приходит конец. И, несмотря на предостерегающий неутомимый стрекот, нарушая все порядки воробьиной иерархии, с радостным гвалтом стая дружно бросается к боярышниковому кусту.

И вот уже бедные птички кубарем сыплются на его ветки и, чирикая бесперебойно, по нескольку штук сразу, забираются в летки кормушки, срываются и падают на пластиковое дно вниз головками, поднимаются и снова в суматохе падают, давясь, склёвывают пшено. Стрекот тоже прекращается. Видно, воробьиному начальнику уже ничего другого не остаётся делать, как последовать всеобщему примеру – не воробей он что ли!


3   К человеку за помощью.

Однажды пошли мы с дочкой в Дом быта кое-что из вещей в починку сдать. Выходим уже обратно, а на ступенях воробей сидит. Мы ближе, а он топчется на одном месте и не улетает. Странное дело. Совсем близко подошли мы, смотрим – у него в глазу из-под века пёрышко торчит. Вот оно что! Несчастье приключилось с бедняжкой. И больно, и неудобно. Жизнь воробьиная не в радость. Но сам себе воробышек помочь не может – рук-то у него нет. Вот и решил он, превозмогая свой страх, к людям за помощью податься.

Накрыла я воробышка обеими ладонями, подняла, а дочь моя осторожно пёрышко и вынула. Думали, сразу улетит дружок. Вытянула я руки вперёд, ладони раскрыла, но не тут-то было. Сидит наш подопечный, как сидел. Пришлось отнести его домой.

Дома посадили воробья в картонную коробку, дали воды попить – попил. Вынесли мы коробку с воробьём на балкон, поставили там, но он всё равно не летит. Пошли за угощением на кухню, возвращаемся, а его и след простыл! Видимо, когда глаз болеть перестал, тогда и улетел наш маленький герой.

Вот такие истории иногда происходят с воробьями – почти как с людьми.