Шишкин. Письмовник

И НЕТ НИКАКОГО ЗАЗОРА МЕЖДУ ДУШАМИ
О романе Михаила Шишкина «Письмовник»

Трудно писать о книгах по-настоящему серьезных, задающих высокую планку, поскольку чувствуешь себя работягой перед Данаей - может не хватить слов и знаний, чтобы передать глубину и мощь прочитанного. Однако ж, памятуя слова С.Лурье о том, что всякому есть что сказать своего, а не чужого, надо только хорошенько подумать, приступим.

Итак, «Письмовник», лауреат премии «Большая книга» 2011-го года, любовный роман в письмах. Впрочем, эта обёртка, «любовный роман», соскальзывает почти моментально, с первым же письмом. Поскольку более-менее внимательный читатель на строчке: «Пишут, что в начале снова будет слово», - вздрагивает в предвкушении чего-то большего, чем просто романтическая коллизия и - не ошибается.

Пишут друг другу двое, но между ними - не только расстояние, но и само время. Ее письма можно отнести к 80-м годам 20-го века, его - к самому рубежу 19-го и 20-го веков (битва за Пекин, которая упоминается героем, произошла в 1900 году).

Эта хронологическая неувязка проступает не сразу, постепенно, вызывая сначала недоумение, потом - заинтересованность, и в конце концов - восхищение такой простой и талантливой находкой.

«Письмовник» пленяет своей формой, тончайше выверенным слогом, игрой с читателем. Героиня в одном из первых писем признается, что всегда в ней уживались (впрочем, какое там «уживались» - бились не на жизнь, а на смерть за любовь окружающих!) два человека, две девочки: одна - послушная, добрая, другая - разноглазая бестия.

И вот постепенно начинаем мы различать письма, созданные разными Сашами. Только Сашка-ведьма, Сашка-головная-боль может написать:

«Настил набережной — дощат, от брызг прозрачен, будто дыры в небо, и в досках отражение чаек. Мол бел. Помет. Водоросли — рвань. Коряга ошкурена морем. Парус ложится вровень с волной»

И покуда Саша-серьезная рассказывает историю своей не очень-то счастливой жизни, её второе «я», затаившись, ждёт, проявляясь лишь иногда неожиданным слогом, странным воспоминанием, нелепым сравнением, чтобы в финале выйти вперед, сотворить чудо и двинуться навстречу возлюбленному.

Адресат её, в реальности погибший на войне, а на самом деле выживающий под знойным солнцем на пути к Пекину, навсегда оставшийся молодым (в письмах Саши - вся жизнь, в Володиных - чуть больше года), никакой двойственности в себе не чувствует, он занят куда более насущной проблемой - осознанием факта своего существования.

Но и в его письмах нет-нет, да потянет горячечным ветром какого-то иного мира, создаваемого словом.

Эти двое прекрасных сумасшедших живут в одном царстве - царстве попа Ивана, в одном времени, где стрелки всегда показывают без десяти два, и становятся тем, чем они всегда были - теплом и светом, но прежде всего - Словом. Поскольку оба они живы лишь в тех словах, что успели написать друг другу.

Автор романа, пользуясь самой формой, построением, пытается сделать невозможное - ясно видя трагедию «разлетевшегося» мира, он соединяет героев на каком-то незримом тончайшем уровне, бунтуя против известного постулата о том, что соединиться могут тела, но не души.

«А, вот — не слушай Демокрита! И тела могут соприкасаться, и нет никакого зазора между душами»

Но надо быть, пожалуй, неисправимым оптимистом, чтобы видеть в этой книге свет и радость, поскольку страдания являются здесь неотъемлемой частью человеческой судьбы и выписаны так точно и ярко, что не по себе становится от искалеченности и мерзости жизни. Книга эта будто подчиняется общему закону вселенной — все разлетелось из единого семени, а потом собралось вновь, разлетелось - собралось. Вдох. Выдох. Вдох.

Есть книги, что не стоит дочитывать перед сном, а есть и такие, что вообще далеко не всем станешь рекомендовать.

«Письмовник» можно смело отнести и к тем, и к другим. Тем не менее – дочитайте вечером, и у вас впереди будет долгая ночь для раздумий. И не верьте тем, кто говорит, мол, книга мощная, но жить после неё не хочется. Как раз наоборот — хочется жить, хотя по прочтении дрожат колени, и стоит в ушах гул потустороннего.

Редко, но бывает - записанные слова становятся тем самым «трамваем в бессмертие».

Специально для проекта "Терракота"