Иван Татаренко роман Подвиг во имя жизни

Иван Петрович Татаренко роман «Подвиг во имя жизни»

Роман в пяти книгах

ТатаренкоИ.П.
Подвиг во имя жизни. Роман. - г.Бийск, 2007г., 382с.

Роман посвящается российским Матерям-героям, воспитавшим своих детей в духе преданности нашему народу, Отечеству.
Роман "Подвиг во имя жизни" есть величие жизненного подвига для сыновей, дочерей, внуков, для молодых поколений Великой Родины - России.
 

Автор этого романа "Подвиг во имя жизни" Татаренко Иван Петрович. Родился 23 октября 1927 года на хуторе Сотницкий Россошанского района Воронежской области в семье кадрового железнодорожного рабочего.
Учился в Поповской средней школе. Обучение продолжил в Россошанском педагогическом училище, которое окончил в 1951 году. С этого времени дальнейшая жизньи работа Татаренко связана с Алтаем, в частности с Советским райо¬ном. Работал директором Хуторской восьмилетней школы.
Всё время учился. Сначала в Бийском педагогическом институте, но пришлось закончить Горно-Алтайский пединститут в 1964 году. Получил высшее историческое образование.
С 1994 года живет в Бийске. Член Бийского городского литературного объединения «Парус» при Алтайском Краевом Союзе Писателей. Был внештатным корреспондентом различных газет. Издал несколько книг - "История Советского рай¬она", "Мое Отечество", "Сказание о Бикатунском остроге", "Сказание о земле Грязнухинской", "Боевая слава Бийска". Опубликованы поэмы, рассказы. Авто¬ром написан роман "Подвиг во имя жизни".



Книга первая

В РОДНОЙ СЕМЬЕ

О подвиге

В жизни каждого человека всегда есть место для подвига. Подвиг - это осознанное действие личности при выполнении определенной работы. Так как работа бывает разной, то и подвиг может быть высоконравственный, незабываемый. Часто случаются жизненные подвиги как малые, просто людьми незамеченные, вроде привычными. В сущности, всякий жизненный подвиг рождается от массы малых дел.
Можно привести массу героических подвигов солдат на фронтах Великой Отечественной войны 1941 - 1945 годов, массу трудовых подвигов ветеранов труда, подвиги в мирной жизни молодежи, например, покорение целины, спортивных подвигов, подвигов в области культуры, литературы современными мужчинами и женщинами.
Женщина-мать одна воспитывает пятерых детей без мужа. Разве это не подвиг в семейной жизни? Самый настоящий подвиг. Порой этот подвиг люди не замечают в своей каждодневной жизни, считая его нормальным семейным воспитанием детей.
Порой подвиг совершается всю жизнь, оставаясь незамеченным. Лишь потом через много лет люди говорят:
- Вся жизнь была подвигом!
Об одном из таких подвигов рассказывается в дальнейшем повествовании, от имени героя романа Каретина Ивана Петровича в авторском рассказе.

В праздники

Большое село Сотницкое примыкает к железнодорожной линии. Часть жителей работает на железнодорожной станции простыми рабочими. Другая часть занимается сельским хозяйством в колхозе. В большинстве семей наблюдается такая картина: муж работает на станции, жена - в колхозе. Такое разделение в каждой семье не имело существенной разницы, работа давала возможность содержать семьи со средним уровнем жизни хоть не в полном изобилии, но и не в бедности.
В праздничные дни все село торжественно отмечало советские и религиозные праздники. Гуляли всем селом, пели и плясали на улицах под гармонь молодые девчата, парни, да и замужние женщины с мужьями весело отплясывали русский краковяк, выбивая ногами дроби. Под гармошку пели залихватские припевки про любовь парней, девчат.
Обычно в такие праздничные дни на улицах можно было видеть седовласых стариков, которые под хмельком от выпитого вина вливались в танцующую компанию, чтобы тряхнуть стариной под гармонь. Веселое гуляние продолжалось до самого вечера и обычно заканчивалось глубокой ночью, когда все гуляющие шли домой на отдых в свои семьи, чтобы отдохнуть за ночь, а завтра утром свежими и бодрыми идти на работу. Знали, что начальство на станции и в колхозе не любит подвыпивших работников, так как они могли не допустить на рабочие места из соображений по технике безопасности. Лучше беды не допустить, чем потом им человека лечить. Свет в окнах домов гасили. На улицах сплошная темнота, если не было луны. Семьи засыпали крепким сном до утра.
Мои родители любили веселые гулянки, но не чересчур, ведь за работой некогда отмечать все праздники. Зато дни рождения мать и отец не пропускали. В нашем доме собирались приглашенные гости на именины с букетами живых цветов и интересными подарками. В остальные праздничные торжества отец и мать почему-то оказывались на дежурстве по поддержанию общественного порядка в селе. От людей часто слышал:
Раз на дежурстве Петро и Елена ничего не случится!
Эти слова льстили мою детскую душу и я гордился своими родителями, которые приходили домой с дежурства, когда начинался уже новый день с восходом солнца.
- Как прошло дежурство? - спрашивал отца дед.
- Можно сказать нормально, - отвечал отец.
- Почему "можно сказать нормально"? Кто-нибудь дебоширил?
- Был один выпивоха.
- Колька Синицын.
- Он самый. Мало выпил. Просил найти бутылку вина.
- Что же вы с ним сделали?
- Отвели домой, пусть с ним жена разбирается.
- Правильно, нечего с ним долго воловодиться.
- Митьку Силина еле домой дотащили - тоже пьяного?
- Домой шел, сам с собой разговаривал. Поравнялся на дороге со стадом коз, начал с ними говорить. Так его баран с разгона рогами ударил под задницу и свалил его на дорогу. Отошел баран от него, стал на задние ноги и с разгону еще раз ударил в грудь. Митька во всю глотку заорал:
- Убивают! Спасите люди добрые!
- Еле привели домой, - сказал отец.
- Теперь не будет искать приключений на свою голову, - промолвил дед. - С ним всегда что-нибудь случается. Немного помолчал, спросил у мамы:
- Как прошло дежурство вашего женского батальона?
- Как всегда, - ответила мама.
- Не верю, что-то ты скрываешь. Рассказывай, - настаивал дед. - Неужели Шурка Скелет не выкинул ни одного номера?
Шурка уже не молодой парень - мужичок небольшого роста, худой настолько, что мужики часто над ним подшучивали, говоря: "Ты, Шурка, настоящий скелет, как в школе муляж, одна кожа да кости на тебе. Неизвестно, как душа в тебе живет? ".
Шурка все время болел, ездил в город к врачам, раз в году лежал на стационаре у "медицинских светил", приезжал домой веселым, порозовевшими щеками, громким голосом.
- Все, теперь буду жить! - весело говорил своей старой матери, выпивая стопку вина.
Вино, как известно, сначала бодрит, как бы дух поднимает в теле, а после начинает угнетать весь организм, болит голова, ломит в суставах, портит настроение, пропадает сила в руках. В таких случаях Шурка ждет какого-нибудь праздника. Знал, что его обязательно на него пригласят играть на балалайке. Действительно, Шурка был прекрасный музыкант-самоучка. Этому искусству игры на балалайке научил его играть родной дед Савелий. Говорят, он был музыкант - виртуоз, мог сыграть любую мелодию или музыку к песне.
Таким желанным днем для Шурки был вчерашний праздник, на котором после выпивки первой стопки вина, в теле у него мигом поднялось настроение, руки сами заработали на балалайке, изливали мелодии одна другой приятными для слуха. Мастерство игры на балалайке было великолепным. Этого у него нельзя было отобрать.
Жена Шурки Мотя тоже любила погулять, всегда была веселой, прекрасно пела романсы молодым мужикам. Они не раз кидали на нее свои взгляды и были не прочь с ней поцеловаться и полюбовничать.
На всякие замечания мужа не сердилась, говорила ему:
- Нечего за мной смотреть, напился, так играй людям. Пусть поют и танцуют!
Всякой гулянке приходит конец. Тогда Шурка начинал шутить, чтобы привлечь к себе внимание односельчан. Дед знал повадки Шурки, что он никогда не расстается с балалайкой, носит ее за спиной на веревочке. В любой момент может играть на ней "матаню" или "подгорную" с лихими припевками про девушек, парней, женатых и неженатых, от которых смеялись от души и как говорили "рвали животы".
- Неужели Щурка Скелет вчера спокойно пошел домой? - спросил дед.
- Когда же он обходился без своих "концертов", - ответила мать.
- Что же он вытворил?
- Долго рассказывать про его выделки. Сходи лучше в сельсовет, там лучше меня расскажут.
- Зачем же я пойду в сельсовет, если ты сама все видела на дежурстве со своим женским батальоном?
Мать замолчала, видимо собиралась со своими мыслями. Гребешком причесала на голове волосы, подвязала их платком, посмотрела на деда, спросила:
- Что тебе, тятя, так интересно знать?
- Конечно, конечно, я же с вами не был, но предполагаю, что Шурка без своих выдумок не ушел домой.
- Так оно и получилось. Если бы ты увидел, что он сделал, то смеялся бы от души.
- А именно что?
С гулянки шел домой, играя в балалайку по дороге. Захотелось ему пить, чтобы утолить свою жажду во рту. Подошел к колодцу, взялся рукой за журавль с ведром, чтобы ведро опустить в колодец, быстрей достать холодной водички. Как только снял ведро с крючка на срубе колодца, крючок возле дужки ведра зацепил в районе живота брючной пояс. Тяжелый груз на другом конце журавлиной жерди поднял Шурку над колодцем.
- Так он что пьяный был?
- Конечно, - ответила мама. - Висит, ногами болтает, в балалайку играет и поет матершинные частушки.
- Как же вы его рятовали с шеста и крючка?
- Смех и горе было там. Он даже не понимал, что случилось. Мы сами со смеху чуть не умерли. Болтается наш Шурка на шесте с пустым ведром, балалайкой, во всю глотку горланит что попало на всю улицу над колодцем. Просто умора и концерт настоящий. Даже так артисты сыграть не смогут на сцене:
- Люди добрые! Рятуйте меня. Черти с ведьмой меня схватили и не выпускают! Караул! Спасите!
- Ты, дочка, нечего не выдумываешь? - уточнил дед.
- Истинный крест. Все было правда! Долго не могли поймать Шурку за ноги, он качается над колодцем того и гляди, что пьяный сорвется с крючка и в глубокий колодец с холодной водой полетит туда. Кое-как поймали за ноги, отвели журавль в сторону, сняли пояс с крючка, а журавль с ведром сильно рвануло вверх и качается ведро то над нами, то над колодцем из стороны в сторону. Присмотрелись на втором конце журавлиного шеста висит для груза тяжелое чугунное колесо с колхозной сенокосилки.
- Там же его никогда не было? - с интересом промолвил дед.
- Днём может не было, а вот ночью было. Может кто из молодых парней нарочно привязал, чтобы пошутить. На эту шутку угодил Шурка. Самый настоящий концерт получился, - закончила мать.
- Может кто пошутил над Шуркой?
- Как Шурка оказался на крючке - сам не помнит, ведь был пьян до чертиков. Что же жена Мотя разве не шла с ним домой?
- Она была с нами, помогала нам его рятовать, ведь жаль же - все-таки муж. Ругала его на чем свет стоит.
- Это, пьяная рожа, хотел от меня скрыться на небесах! Сукин ты сын! Какой леший заставил тебя подходить к колодцу, когда до дома осталось идти два десятка шагов!

С веселым смехом уже перед рассветом все мы разошлись по своим домам.
- Шурка Скелет опять начудил, - ворчал дед. - Без подвигов никак не может жить!

Рассказы  отца

Отец был среднего роста, сухощав, серьезным человеком. Гордился своей фамилией Каретин Петр Кузьмич. Говорил он, что в роде носил такую фамилию еще прадед. Часто подшучивал над мамой, которая с подругами любила разбирать ссорившихся соседей по каким-либо семейным причинам. Однажды сделал замечание:
- Ты, дорогая женушка, как активистка сельсовета доразбираешься всяких ссор, что получишь по заслугам по морде или полено вдогонку.
- Кто-то же должен уговаривать мужиков и женщин, чтобы прекратили ссоры, - ответила мать.
- Смотри, я предупредил. За дальнейшее не ручаюсь.
- Сельсовет-то на моей стороне, - утвердительно ответила матушка. - Хулиганству надо всегда давать бой, защищать женщин от пьяных выходок мужей!
- Жизнь иногда очень круто поворачивается, - ответил отец, - махнул рукой и вышел из комнаты.
Прошло недели две. Между отцом и мамой не возникали серьезные разговоры о моральном облике отдельных земляков, соседей, молодежи. Больше велись разговоры о семейных вопросах как лучше сделать, чтобы заработной платы хватало от получки до получки, что купить детям из одежды и обуви, ведь всех надо отправлять в школу учиться,
- Вот наша коровка "Буренка" сейчас хорошо пасется и дает молоко, - говорила мама. - Соберу два - три удоя, сделаю творог, соберу сметану, собью масло, все повезу на рабочем поезде в город на базap, продам. На вырученные деньги куплю ситца или сатина дочкам на платья, а сынам куплю по новеньким штанам и рубашки. В школу пойдут в новеньком одеянии. Дети будут рады и мы довольными останемся.
- Надо так и сделать, - соглашался отец. - Ведь до школы осталось мало времени. Наши дети должны выглядеть не хуже других.
Вспоминаю разговор об уборке урожая на нашем огороде. Как раз был день воскресенье. С утра ярко светило солнце, было тепло, мы, дети радовались - будем кушать свежую картошку, испеченную на дымном костре.
- Начинаем работать, - сказал отец. - Начал лопатой подкапывать кусты, мать вытряхала с ботвы землю, чтобы на ней не остались клубни. Вместе с нами собирала в ведра свежую картошку, носила ее в кучу, чтобы просохла под лучами солнца. Работа спорилась. Картофельная плантация к вечеру уменьшилась на глазах, росла куча сухой картошки.
- До захода солнца надо выкопать всю плантацию, - промолвила мать.
- Не только выкопать, а мешками и ведрами ссыпать в погреб на зимнее хранение, - сказал отец.
- Погода начала портиться, - заметила мать. - Можем не успеть. По небу пошли тучи. Начал подувать ветерок, того и гляди начнется дождь.
- Ты не гляди на небо. Давай убирай, - промолвил отец. - До захода солнца и наступления вечера еще гляди сколько времени. Успеем управиться.
Всякое желание в жизни может быстро нарушиться - хотим мы этого или нет. Всё зависит от различных причин. Есть причины - будут следствия.
В этот воскресный день в селе кто занимался копкой картофеля, кто привозил с лугов арбами сено в свои подворья для укладки на сеновал, чтобы зимой кормить домашний скот. Кто не занят работой - справлял именины или ушли просто навестить своих соседей или родственников. Ведь в гости никому ходить не запрещается. По селу, на улицах - далеко и близко слышалась веселая игра гармошки, задорные припевки. Гуляние сопровождалось хождением по улицам с веселыми задорными песнями.
Время заметно шло к вечеру. Солнце закрыто тучами. Ветер усиливался. Порывы вихря подхватывали сухую землю и песок, кидали нам в глаза.
- Поднажмём, дети, - торопил отец. - Осталось всего на час работы. Важно всю картошку выкопать, а снести в погреб можно вечером, ведь не оставлять весь ворох сухой картошки на дожде.
Мы старались во всю силу. Из гнезд выбирали, большие и малые клубни, со звоном бросали в ведра. Мама подхватывала полные ведра с картошкой и ссыпала в ворох.
В этот разгар работы к нам прибежала с другой улицы заплаканная девчонка лет четырнадцати с большими черными глазами, в коротеньком ситцевом платьице. Подскочила к маме, захлебываясь плачем, промолвила:
- Тётя Лена, вас зовет моя мама!
- Что случилось, миленькая?
- Папа требует у мамы денег на бутылку, а их у нее нет, - промолвила девочка.
- Мама вас ждет!
Мать посмотрела на отца, промолвила:
- Может мне отлучиться на минутку?
- Людей надо уважать. Ты же у нас активистка. С картошкой надо кончать. Дождь вот-вот начнется, - недовольным голосом промолвил отец.
 - Все малость отдохните, картошку печеную ешьте. Через минуту я приду, - и ушла.
Мы сели отдыхать, хотя ветер не утихал. Отец палочкой выгребал из огня обгоревшие клубни, мы их хватали, дули, чтобы быстрее остывали.
Какая это была вкусная, прекрасная печеная картошка. Казалось, нам нет ничего лучше на свете. Выпачкали пальцы рук и губы золой.
Прошло минут пятнадцать. Мать не возвращалась. Чтобы зря не терять дорогое время перед дождем, отец промолвил:
- За работу, мои хорошие, детки.
Снова закипела работа. Ведро звенело под стуком картофелин, постепенно наполнялось. Отец забирал их, высыпал в ворох. Докопав последний рядок картошки - дружно закричали "ура! " и, взявшись за руки, вокруг дымящегося костра устроили веселый танец, как дикие индейцы на пиру.
- Докопали? - услышали голос мамы.
- Сейчас будем убирать картошку в погреб, - дружно мы закричали от радости.
Молчавший отец спросил:
- Что там у Мазепкиных стряслось?
- Степан дебоширил, - отозвалась мать, накладывая руками в ведра картошку с вороха. - Уговаривала, сукиного сына, даже устала. А он, сволочь обозлился, да как схватит табуретку и швырнул ее на меня. Еле в сторонку успела отскочить и ушла.
- Ясно, ты опять совершила подвиг в чужой семье, - с язвинкой в голосе промолвил отец. - С пьяными всегда шутки плохи. Пьяный всегда доказывает, что он не пьян.
Как солнце садилось за дальний невидимый горизонт, нам некогда было смотреть, да и из-за туч мы его не видели. Мы спешили. В ведра накладывали картошку, ссыпали в мешки. Отец и мать подхватывали их и уносили с собой из огорода, ссыпая в погреб. Наконец, насыпали последний мешок - закапали первые крупные капли дождя.
- Победа! Победа! - закричали все сразу хором и стремглав побежали с огорода в дом, чтобы укрыться от начавшеюся дождя.
- Теперь на работе я буду спокоен. Урожай картошки в погребе на всю зиму заготовлен. Это наш общий семейный успех, - радостно промолвил отец. - Можно сказать это наш подвиг в жизни.
- Не такой уж подвиг, - возразила мать. - Просто выкопали картошку и убрали. Все работали хорошо.
- Я завтра пойду на железнодорожную станцию работать, а вы все можете отдыхать весь день.
- Нет, - возразила мама, - завтра субботний день. Будете все мне помогать делать уборку в доме.
- Не возражаю, - тихо промолвил отец.
Мы, дети, конечно слушали отца и мать, дедушку и бабушку. Их слово для нас было священным: что приказали, то исполняли без перетолков.
Дед Яков - сухонький старичок с белой бородкой и лысой головой часто на нас ворчал, если к нему приходили побеседовать или по делу соседи:
- Нечего вам слушать чужие разговоры, а то рано станете стариками напутствовал нас, хотя нам всегда хотелось послушать о чем говорят старики и старухи. - Уходите в другую комнату или залезайте на печь, читайте там книги или рассказывайте друг другу сказки.
Как ни строжился дедушка на нас детей мы его любили и уважали. Меня, как самого старшего не интересовали разговоры мамы с ее соседями, как и с бабушкиными подругами. Они иногда говорили о непонятных мне вещах из личной жизни женщин. Я просто уходил из комнаты. Зато с большим желанием слушал рассказы, особенно в вечернее время отцовых приятелей, приходивших к нам  скоротать время, рассказывали о своей солдатской службе.
Я пробирался к отцу со своими братьями Васей и Колей, садились с ним рядом, слушать рассказчиков. Хотя первая мировая война давно закончилась, как и гражданская война в России, мои рассказчики воевали на всех фронтах того времени, видали и знали командиров Ворошилова, Буденного, Чапаева, Лазо, видели Ленина, Сталина, Калинина, Молотова и многих других большевиков. Мы так увлекались рассказами бывалых солдат, что просто заслушивались. Постепенно смежались веки, головы самопроизвольно клонились вниз - это замечал дед и говорил:
- Не пора ли вам всем ложиться спать. Уже и так клюете носами!
- Пусть слушают, - заступался отец. - Ведь они у нас будут хорошими солдатами.
Мне на всю жизнь запомнились, но и врезались в память несколько рассказов отца. Хотя отец работал на железной дороге на различных должностях, его и еще нескольких человек из села по линии райвоенкомата летом призывали на переподготовку в город Острогожск и в другие, города, где дислоцировались воинские части Красной Армии, на несколько месяцев. Почему-то одних мужиков призывали через два - три года, а отца забирали каждый год. Мать часто возмущалась?
- Тебя, Петро,  хотя бы через год призывали, а то зарядили - каждый год летом на переподготовку зовут, а за огородом и хозяйством некому досматривать, сено надо заготовлять скоту, дрова колоть на зиму, огород убирать, молодых что ли мало?
- Вот ты была бы военкомом, - говорил отец, - может и не призывала бы меня на переподготовку.
Всё это делалось потому, что в Европе и на Дальнем Востоке уже полыхали войны. Угроза войны против СССР становилась реальной. Вот почему была необходимость проводить переподготовку при воинских частях на случай войны.
- Приказ Родины надо выполнять, - говорил отец и уезжал служить. Отбыв определённый срок на военных сборах по переподготовке, возвращался домой стройным, подтянутым, крепким, с четким командирским разговором. Конечно, соседи приходили в гости к нам, чтобы послушать рассказы отца, как проходили военные сборы, чем занимались и о многом другом. Беседы обычно начинались вечером при свете семилинейной керосиновой лампы, которую подвешивали под потолком, чтобы дети не могли свалить лампу на пол, из которой мог вылиться керосин и возможен стать пожар. Заканчивались разговоры поздно ночью при пении домашних петухов.
Мне и моим братьям страсть хотелось слушать рассказы отца. Мы садились с ним рядом, слушали его и начинали засыпать.
- Ну-ка марш на печку спать, - говорил отец. Но получалось странное дело: пока сидели возле отца, как только оказывался на печке - сон куда-то улетал, даже ртом не зевал, а слушал и слушал мелодичную речь отца, боясь пропустить хоть одно его слово. Так как он переподготовку проходил в пехоте, потом в кавалерии, артиллерии и других воинских частях - даже на бронепоезде, то его рассказы были очень интересны товарищам, а для меня тем более. Вот сосед спрашивает:
- Как была организована переподготовка в пехоте? - обратился Кравцов - этот любознательный сосед, всегда хотевший знать больше всех.
- Пехота - царица полей. Если пехота заняла боевые позиции, то она оттуда не уйдет, а будет сражаться до последнего солдата.
- Это верно, - соглашался Кравцов. - В гражданскую часто ходили в рукопашную, отбивали атаки белых. Значит тактика осталась прежней?
- Как служилось в кавалерии? - спросил Лысков - сосед с мрачным лицом со шрамом на правой щеке.
- Вот здесь получалось интересное, - начал отец. - Работаю на железной дороге. Могу ездить в вагонах, на площадках, на дрезине, а на переподготовке зачислили в кавалерию. Я ведь не умел ездить верхом на лошади. Доложил командиру: не могу ездить верхом. А командир сказал: не умеешь - научим. Стали учить. Какая это для меня была мука. По первости боялся к лошади подойти, чтобы не укусила или копытом не ударила.
- Таких неучей, как я, набралось в части человек тридцать - почти настоящий эскадрон. Как-то утром пришел командир, дал команду:
- По лошадям?
Сели на них в седла. Выстроились в ряд.
- Сегодня будем учиться ездить рысью! - сказал командир. - Тронул своего кон он пошел рысью.
Начали мы свою тренировку. У кого получается, у кого не получается. У меня, почему-то лошадь заупрямилась. Кое-как ее успокоил. К финишу прибыл последним.
Командир всех объехал, посмотрел, одних похвалил, других поругал, а мне ничего не сказал. Я сам понимал, что считай опозорился. От него на этой выстойке всем досталось крепко.
- Если в бою вы будете идти в атаку - противник вас всех уничтожит. Этого нельзя допустить. Что вам следует сделать? Отвечаю: всем смотреть на меня и делать то, что я делаю:
- Даю команду - галопом в атаку! Все за мной! Сабли к бою! Вперед!
Тут же тронул своего коня, поддал ему по бокам шпорами, конь галопом пошел вперед. За ним пошли мы, размахивая саблями. Страшно смотреть. Но, а если и в самом деле бой? Победит тот, кто имеет лучшую выучку и уменье владеть острой саблей. Я поскакал за командиром. Моя лошадь ни на шаг не отставала. Он взмахнет саблей - я тоже, он пригибается - я тоже, командир привстал на стременах - я тоже. Так дошли мы до финиша. Вновь построение. Командир подъехал ко мне громко, чтобы все слышали, сказал:
- Молодец кавалерист Каретин! Объявляю благодарность!
Но это были еще цветочки. Трудности были впереди, да еще какие? – Кавалерист должен  отлично владеть саблей, - продолжал отец. Это необходимо в бою, когда идет в атаку на противника. Как-то раз мы, кавалеристы, по приказу командира должны были на ученьях научиться "рубить лозу" на полном бегу коня. По обеим сторонам дороги были поставлены высокие прутья от деревьев, кустов. На полном скаку мы должны были успевать саблей срубить "лозу"- прут, невзирая на то, что он стоял направо или налево от тебя. Задача простая, а на самом деле на полном скаку лошади раньше махнешь саблей - прут не срублен, запоздаешь, - конь проносится мимо - опять не успеваешь срубить. Редко кто с первого раза успевал срубить "лозу" - прут. На разборке досталось нам всем от командира по полной катушке, который владел искусством рубки "лозы" просто великолепно. Тут нужен точный расчет и глазомер. Это он демонстрировал на своём вороном коне замечательно. Его сабля просто играла в воздухе, поражая прутья справа - слева. Были даже такие случаи, когда саблей срубали не "лозу", а уши коней. Смех, грех, а такое действительно бывало, командир сердился, делал разгон всем подряд, даже грозил: - Срубил уши у коня - отдай ему свои!
Мы сознавали и понимали, что неумением владеть саблей и глазомером портим лошадей, старались прицеливаться точнее, чтобы одним взмахом срубить ненавистный и трижды проклятый прут - лозину.
- Что хотите делайте, не могу поразить"лозу", - признавались мои товарищи командиру. –
- Сможешь! - стоял на своем командир. - Видел как у меня получается, ни один не пропускал ни справа, ни слева!
- Так это у вас получается, - как-то невзначай выпалил командиру. - Спишите меня в обоз!
- А ты не видел, - напомнил командир, как Чапаев со своими кавалеристами шел в атаку на капелевцев? - Так это же Чапаев и чапаевцы!
А ты чем хуже чапаевцев? Ты кавалерист Красной Рабоче-крестьянской Армии, должен смело идти в бой и побеждать врага! Тяжело в ученье - легко в бою, говорил Суворов. - Я с вас со всех сделаю настоящих рубак - буденовцев, - добавил командир.
Рубка «лозы» досталась нам нелегко. Часто гимнастерка на спине была влажной от солёного пота. Все же командир выдрюковал нас так, что мы стали рубить «лозу» как он.
Отец замолчал. Слушавшие его товарищи, сжав губы, медленно вертели головами, потом произносили:
На то она и кавалерия, чтобы всегда быть готовым к бою!
Отец, выслушав реплики своих слушателей, спокойно промолвил:
- Самое ответственное и страшное бывает при полковых учениях.
- Это как понимать? - спросил Лысков.
- Очень просто. Обычно на ровном поле на одной стороне выравнивается один кавалерийский полк, на противоположной другой. По полю бьют артиллеристы из орудий, рвутся снаряды, земля становится дыбом. В это время звучит команда:
- В атаку! Вперед!
С обоих концов поля страшной лавиной несутся на полном скаку навстречу друг другу два полка кавалерии с голыми шашками в руках. На ярком солнце сабли отливают как от зеркала маленькие солнечные зайчики - блики. Кажется все кавалеристы просто в ярком огне. Эта грозная страшная лавина людей и лошадей несутся друг к другу навстречу. Сошлись, крики, ругань, взмахи и звон сабель, ржание лошадей. Что творится - не поймешь. Кавалеристы налетают с саблями на кавалеристов другого полка, хлещутся саблями. Те и другие стараются прорваться к краю поля сквозь "ряды противника". Им помогают тачанки. Своим пулеметным огнем сдерживают пыл нападающих, защищая прорывающихся своих кавалеристов и в целом полков. Кавалерийские тачанки с Красными Знаменами полков вырвались вперед и ведут за собой разгоряченных в бою кавалеристов. Это страшно, но победа...
Меня одолевает сон, вижу себя с лихими кавалеристами, несусь на горячем боевом коне с саблей в руке с развернутым боевым Красным Знаменем с Серпом и Молотом и Красной Звездой на буденовском шлеме в самую гущу бело-гвардейцев. Замелькали на солнце острые красноармейские сабли кавалеристов, звон сабель друг о друга. Мы ведем страшный бой. Рядом со мной погибают боевые товарищи, а я прорываюсь вперед, поражая врагов острой саблей...
Отец всегда рассказывал спокойно, умело держал нить разговора в нужном направлении. Где тихо проговаривал, а иногда быстро - как будто от этого зависел дальнейший ход событий или боя. У него как-то получалось все интересно, все герои были как-бы каждый на своем месте. В минуты опасности помогали друг другу сокрушать врагов и добиваться победы. Поэтому я любил слушать рассказы отца, которые интересны по своему содержанию практической направленности, переживал, когда у отца что-либо не получалось, в душе хотелось ему помочь, чтобы быстрее получилось, радовался, когда отец добивался осуществления поставленной перед ним боевой задачи.
Мне припомнился еще один его интересный рассказ, полный внутренней напряженности, упорства в достижении поставленной цели.
- Как-то нас привезли на полигон на стрельбище, - начал отец. - Выдали нам винтовки, боевые патроны. Показали нам макеты, по которым мы должны стрелять из винтовок и поражать. С командиром мы изучали теорию стрельбы. Все было ясно, понятно, стрелять можем. Теперь на стрельбище мы должны свои знания применить и показать свое умение стрелять и поражать стационарные и движущиеся цели. Мы один за другим приступили к стрельбе из винтовок, стоя в окопе. Дошла очередь до меня. Все сделал, как учили: прилег на бруствер окопа, приладил поудобнее винтовку, определил расстояние, положил через щель прицельной рамки макет на мушку. Выстрелил. Вот тут-то у меня получился настоящий конфуз. Наблюдатель доложил:
- Стрелял в молоко!
Боевая пуля должна была поразить цель, а она даже не коснулась деревянного шита с целью.
- Начинай снова! - услышал приказ командира. Целюсь, стреляю.
- Опять молоко! - доложил наблюдатель, смотревший через бинокль поражение цели.
Командир сердито заметил: - Ты что цель не видишь?
- Вижу, целюсь, но не получается, - оправдываюсь.
- Ты понимаешь, что каждый боевой патрон государству обходится четыре копейки. Что палить в холостую! Это тебе не детская игра. А если бы была боевая обстановка, то противник давно бы уже тебе в лоб усадил пулю со своей винтовки.
Тут такое зло меня взяло, даже подумал: что я хуже других бойцов. Досылаю затвором патрон в патронник ствола. Прицелился. Выстрелил. - Душа трепещет, будто хочет вырваться из тела. Даже мне показалось, что наблюдатель не может определить результаты моего выстрела.
- Попал в десятку! - доложил.
На душе у меня все отлегло. Цель поражена.
Я даже сам не понял, как это у меня получилось. В этот день я выпалил десять патронов, восемь пуль поразили макет на щите. Даже товарищи удивились и подковырнули:
- Так, Каретин, будешь стрелять - скоро станешь "Ворошиловским стрелком" или настоящим снайпером первого класса.
Я как бы в оправдание шуткой ответил смехом:
Чем черт не шутит, когда боги спят!
После со мной ничего более серьезного не случалось. То ли я к винтовке привык. Мне показалось, что мы даже стали понимать друг друга. Отец замолк. Сидевший тихо сосед Гаврил с квадратными стеклами очков, сидевших на его длинном узком носе, неожиданно предложил:
- Закурим, что ли? Да и домой уже пора. Даже петухи запали.
Скрутив цыгарки с самосадом, постепенно один за другим собеседники вышли из комнаты на улицу. Я лежал на печке и думал: почему же отец с первого раза не мог поразить цель, а потом все хорошо получилось. Но ответа не мог найти, так как глаза закрывались веками и я провалился во сне куда-то в неведомый мне мир...
Детское впечатление в раннем возрасте настолько сильно запечатлеваются в памяти, что они не забываются и не стираются годами, десятилетиями в сознании. В ходе бурной жизни они отходят как бы на задний план, человек просто забывает на время об их существовании в головном мозгу, но это так только кажется. На самом деле все виденное, слышанное, пережитое точно запечатлевается в коре полушарий мозга. Эти впечатления как бы незаметно плавают в сознании, как облачка плывут на голубом небе, появляются, исчезают. Так и впечатления. Они непроизвольно появляются в памяти при каком-то воспоминании о давно прошедшем времени или событии да в такой яркой картинной форме, как будто они произошли вчера. Я не хочу вдаваться в научное объяснение их исчезновений и появлений внезапного мига, но что они были, существовали в человеческой памяти - это неоспоримый факт.
Факты - упрямые вещи, хранящиеся в человеческом мозге. Спорить с ними бесполезно. В детском возрасте над ним и их впечатлении никто не беспокоится. Они совершались просто в силу случившихся обстоятельств, забывались, неожиданно всплывали уже в преклонном возрасте.
Вечерами, слушая рассказы участников исторический событий по защите Отечества от иностранной интервенции и, слушая рассказы отца о его работе, жизни, отношениях с людьми, пребывании в воинских частях по переподготовке во время военных сборов, мне запомнились его интересные рассказы. Слушатели иногда своими вопросами настраивали отца на начало повествования. Вопросы любил задавать сосед Гаврил.
- Расскажи, Петро, как тебя учили стрелять из пулемета?
- С какого? - переспросил отец.
- С самого обыкновенного!
- В том-то и дело, что пулеметы в нашей Красной Армии стоят на вооружении двух видов - станковые системы "Максим" со стальным щитком и на колесах, чтобы можно было его передвигать и ручные пулеметы - это более легкие и стреляют отлично. Запас патронов в железном диске, который крепится сверху на стволе.
-Тогда расскажи, как учился стрелять с "Максима", - интересовался Гаврил
Рассказа отца о стрельбе с пулемета я еще не слышал. Поэтому желал, чтобы он быстрее начал разговор. Но отец не спешил, сделал "козью ножку" из газетной бумаги, в трубочку из табакерки насыпал резаного самосада, от зажженной спички прикурил. Делал медленно, просто нарочно тянул время, чтобы вызвать к себе больший интерес как к рассказчику. Я негодовал, так и хотелось крикнуть:
- Папа, быстрей начинай рассказывать!
Затянувшись дымом из "козьей ножки", отец выпустил изо рта дым маленькими кольцами, которые отлетали в стороны, расширяясь в диаметре. Это он делал очень искусно, чего его собеседники делать не умели. Поудобнее уселся на стуле, промолвил:
- Так вот желаешь послушать как меня, но не только одного, а всех нас учили стрелять? - обратив взор на Гаврила. - Привезли нас на боевые позиции, где стояли инструкторы с пулеметами "Максим".
- Приготовиться! Начинаем стрельбу! - дал команду командир отделения. Про всех я не смогу рассказать, кто как начинал, стрелял, поражал цель на полигоне в районе стрельбища. Моя стрельба из пулемета началась с команды: - Пулемет к бою!
Я вложил пулеметную ленту с патронами в ствол, положил пальцы рук на гашетки, поводил стволом, чтобы лучше на приданную мушку поймать цель для поражения. Узенькое окошко в стальном щитке не дает полностью нужный кругозор, а лишь видишь далекую или близкую цель. Приготовился, весь в напряжении глаз не свожу с деревянного щита.
- Огонь! - опять команда.
Нажал на гашетки. Пулемет заработал: та - та - та, та - та - та! ствол в руках трясётся, стреляные гильзы отлетают в сторону, глазом ловлю через мушку прицела цель. Вроде поймал, строчу по ней, а цель не падает.
- Прекратить огонь! - услышал команду.
Пулемет замолк, я не могу оторвать пальцы от гашеток, жду команды продолжать стрельбу.
- Разве так стреляют с пулемета, товарищ боец! - услышал сердитый голос командира. - Половину пулеметной ленты расстрелял, а цель не поразил. Ты хоть видел, где ложатся пули?
- Не видел, на них даже не смотрел.
- Надо везде смотреть, где падают - впереди цели, позади цели, слева или справа. Если это правило не усвоишь - цель никогда не будет поражена, а вражеский снайпер загонит тебе пулю в лоб через окошко во время боя. Пули надо подводить к цели, ведь каждая пуля оставляет свой след на земле. По их падению смотри, куда надо направлять ствол, чтобы поразить цель. Понял? - спросил инструктор.
- Кажется усвоил сказанное, - ответил ему.
- Иди готовиться! - подал команду. - Огонь!
Нажимаю гашетки. Ствол выбрасывает пламя. Я напряг глаза, ищу место, где падают пули. Сначала ничего не видел, затем заметил маленькие фонтанчики на земле и пыль. Ага, вот, дорогие, где вы ложитесь. Подвожу к цели. Стреляю без остановки, пока пулемет не замолчал. Пулеметная лента пустая.
- Долго подводил ствол для поражения цели, - промолвил инструктор.
В тот же день я выпустил из пулемета две пулеметные ленты. Даже голова заболела. Зато командир отдаления остался доволен.
Дна - три дня еще потренируешься в стрельбе - выйдет из тебя хороший пулемётчик. Можно будет рекомендовать пулеметчиком на кавалерийскую тачанку, стрелком на танке или на бронепоезд. Одним словом молодец, - закончил командир.
- Мне не довелось стрелять из пулемета. Все время на фронте стрелял из трехлинейки Мосина. Хорошая винтовка. Много раз выручала меня.
- Главное, что винтовка безотказная, - высказал свое мнение Гаврил.
Уже после того, как мужики в полночь ушли по домам отдыхать, я долго не мог уснуть под впечатлениям и рассказа отца. Мне так хотелось застрочить из пулемета, как стреляла чапаевская Анка.
Чем больше я слушал рассказы отца и его товарищей о борьбе против захватчиков, тем больше в моем сознании зарождались правильные мысли владением боевым оружием. Я всегда сожалел о том, что в школе нет даже учебных макетов различных типов современного боевого оружия, не изучается тактика ведения современного боя. Поэтому я всегда слушал рассказы с превеликим удовольствием, чтобы хоть как-то пополнить свои военные знания. Меня всегда интересовали тонкости ведения боя, чтобы добиваться успеха.
Как-то в один из вечеров между отцом и мужиками начали разговор об артиллерии - как боге войны. Одни доказывали недостатки артиллерийского огня, другие преимущества артиллерии при уничтожении живой силы противника на поле боя. Особенно доказывал свою правоту бывший артиллерист Костюков из чапаевской дивизии. Это был высокий, крупного телосложения сосед с толстым и черными бровями. Говорил он громким голосом, как орудие стреляет, "хоть уши затыкай". Кое-кто с его доводами не соглашался - особенно Гаврил и Лысков. Недовольный теми и другими Мазепкин неожиданно прервал всех и спросил у моего отца:
- Расскажи, Каретин, как тебя учили стрелять из артиллерийских орудий на недавней переподготовке, а то все спорщики передерутся между собою, так и не придя к единому мнению!
- Как всех, так и меня учили, - ответил отец.
- Так расскажи поконкретнее, - настаивал Мазепкин.
- Коли так просите, то слушайте, - начал отец. - Привезли нас в артиллерийскую часть на полигон. Орудий на нем стояло видимо-невидимо - большие, средние, малые, дальнобойные, бронебойные. Целую неделю нас знакомили со всеми этими пушками, как заряжать, наводить, стрелять, а у нас всех грамотешка у каждого два - три класса. Но все равно нас учили, как надо стрелять. Вроде все шло хорошо, все понятно. Радовались.
В один прекрасный день. - продолжал отец, - привезли нас на боевую позицию к орудиям. Командир приказал осмотреть местность для ознакомления с некоторыми предметами на ней. Потом сказал:
- Километра полтора от нас видите - в поле стоит белый домик. Вы должны его уничтожить огнем из орудия. Всем ясно? - спросил.
- Все понятно - промолвил подносчик снарядов - Мое дело носить, эти снаряды, а вы должны палить ими, чтобы от этого белого домика не осталось никакого следа.
- Орудие к бою! - последовал приказ командира.
Я, как наводчик, смотрю через прицел на этот домик. Он в бинокле совсем рядом такой белостенный, красивый, даже жалко его разрушать. Даже у меня в голове зародилась мысль - лучше бы начать стрелять по другой цели. Заряжающий вложил снаряд в ствол, доложил:
- Все готово!
Командир дал команду:
- По дому огонь!
Грохнул выстрел из нашего орудия. Масса испуганных ворон мигом с криками метнулась в стороны и разлетелись прочь. Выстрел был по-нашему удачным. Мы все видели, как наш снаряд достиг цели, поразил взрывом домик. На наших глазах стены домика будто разлетались по сторонам. Дым окутал место взрыва. Радость переполняла наши души от первого выстрела в цель.
Дым постепенно рассеялся. Наша радость сразу сменилась огорчением. Белый домик как стоял - так и стоит, как будто мы его снарядом не поражали.
- Растяпы! - недовольным голосом сказал командир. - Заряжай!
Я тщательно прицелился, ошибки, думаю, нет.
- Огонь! - скомандовал командир.
Мощный выстрел из орудия. У домика разрыв снаряда. Дом снова окутан дымом. Когда ветерок отнес дым в сторону - увидели домик целым и невредимым. Стоит проклятущий, хотя и второй раз видели, как стены разлетелись в стороны.
- Мазило наводчик! Не умеете стрелять по целям! Так будете мазать в бою - никогда врага не победите, - сердито читал командир свою мораль. Мы не знаем что делать, молчали, стоим у орудия как истуканы.
- Что стоите! - гаркнул командир. - Заряжай!
Мы старались на совесть.
- Огонь!
Резкий выстрел. Снаряд попал в цель. Домик словно сам взорвался, стены и крыша полетели по сторонам. Стоим, не высказываем свою радость. Дым рассеялся - белый домик стоит, как никакого взрыва не было. Стоит на виду, и мне показалось - он сам над нами смеется - а я цел и невредим. При виде целого невредимого домика, наш командир накинулся на нас со страшной руганью:
- Кто вам дал право портить снаряды. Каждый боевой снаряд стоит государству семьдесят рублей. Вы нанесли большой вред нашему государству. Как я вижу - вы не умеете стрелять. Всех вас следует отдать под трибунал!
Стоим, не шелохнемся. Виновны. Молча слушаем распалившегося недовольною стрельбой командира.
Какой я должен, по-вашему мнению, отправить в штаб рапорт, если вы тремя снарядами не смоги поразить цель?
Мы настолько были омрачены неудачной стрельбой, что не видели, как к нам на батарею подъехал командир полка.
Как стреляли? - спросил командира.
Плохо. Все заслуживают трибунал!
Хорошо. Все садитесь в машину. Посмотрим, куда ваши снаряды улетели?
Ровно работает двигатель полуторки. Да и какое ему дело до нас, когда от неудачной стрельбы кошки когтями по сердцу скребут из-за этого проклятущего белого домика. Подъехали. Остановились. Слезли на землю. Видим, дом стоит, как будто в него не стреляли. Командир полка направился к нему, но через дверь не пошел. У нас у всех на виду прошел сквозь стену. Мы ахнули - волшебство и сказка перед глазами. Мы подошли к стене домика. К нашему удивлению она шевелилась от слабого дуновения ветерка. Тут мы увидели, что стены дома не деревянные, а сделаны из белых веревочек, плотно прилетающих одна к другой.
Молодцы артиллеристы! - слышим голос командира полка из дома. – Идите смотрите куда вы попали снарядами!
Разводя руками веревочную стену, вошли во внутрь домика.
- Вот ваши все три снаряда разорвались в центре комнаты.
Действительно смотрим и удивляемся, как точно поразили цель. При каждом взрыве снаряда веревочные стены взрывной волной разлетались в стороны. Дым рассеивался, веревочные стены снова восстанавливались.
- Спасибо артиллеристы за отличную службу! - сказал командир полка
Отец умолк, потянул дымок из своей "козьей ножки". - Промолвил:
- Вот так учили нас на батарее стрелять из артиллерийских орудий. Теперь вы каждый останетесь при своем мнении по нашему начатому спору об артиллерии.
Неугомонный Мазепкин поинтересовался:
- Как же было с трибуналом?
- Трибунал отменяю! - объявил командир батареи.
- По танкам учили стрелять?
- Непременно, но страшновато. Ведь они тоже по нас вели огонь. Об этом тоже можно рассказать.
Но нового рассказа не было. Из другой комнаты вышла мать, сказала:
- Все про войну толчете. Хотя бы поговорили, как урожай зерновых будете убирать? Этот вопрос сейчас важнее.
Мне хотелось, чтобы быстрее услышать рассказ отца, как стреляли из орудий по танкам. Тут же осознавал в душе и одобрял слова мамы о заботе по уборке зерновых культур. Ведь хлеб - всему голова, он наше богатство и сила.
На другой день все вышли с косами в поле на косовицу хлебов. По вечерам я скучал по рассказам мужиков, но им было не до меня. Отец с железной дороги тоже почему-то поздно приходил домой и ложился спать.
Шло время. Дружественные беседы мужиков стали носить более конкретный характер и направление. В Европе было не спокойно. Германские военные крути всеми силами стремились восстановить свое вооружение и армию, чтобы взять реванш за поражение в первой мировой войне 1914 - 1918 годов. Для этой цели президент Германии отдал Власть в руки Гитлеру, сделав его канцлером страны. Приход Гитлера к власти вызвал в мире неоднозначное понимание его агрессивной политики. Тревога по развязыванию войны в Европе усилилась. Из планов Германского командования стало ясно - тайно готовится нападение на Советский Союз. Но когда это произойдет оставалось в полной неизвестности.
Теперь беседы мужиков по вечерам доходили даже до споров, так как газеты, радио сообщали различную военную информацию с горячих точек планеты. Начало спорам давал всегда беспокойный Мазепкин. Он был малограмотным, но читал газетные сообщения о военных действиях в Европе и Азии, на Дальнем Востоке.
- Я никак не понимаю, зачем Советский Союз и Германия ведут войну в республиканской Испании? - задал вопрос Мазепкин.
- Хотя у меня мало грамотешки, - начинал отвечать Гаврил, - понимаю так. Гитлер хочет уничтожить в Испании республиканский строй, поставить у власти генерала Франко, сделав его своим союзником, как в Италии Муссолини.
- Хорошо, тогда скажи, что нам нужно в Испании, если она от Советского Союза находится за тридевять земель? - не соглашался Мазепкин.
- Как ты не понимаешь того, что рабочий класс во главе с Доллорес Ибарури борется за установление диктатуры пролетариата, - ответил Гаврил.
- Что с этого?
- Что, что мы окажемся в едином союзе с испанскими рабочими и будем бороться против Гитлера.
- Это сколько же мы будем воевать, чтобы установить в Испании диктатуру рабочих и крестьян?
- Сколько потребуется. Все зависит от исхода войны в Испании, - твердым голосом ответил Гаврил.
В моем сознании никак не укладывалось значение слова диктатура. В школе по истории СССР еще не изучали это мудреное слово, диктатура оставалось для меня полной загадкой. Однако, раз мужики в разговорах употребляют слово диктатура - значит они знают его содержание, а я его впервые слышу.
Решил все же выяснить, что же из себя представляет слово диктатура? Спросил у своих школьных товарищей. Один из них Митькин- отличник по всем предметам - ответил:
- Это не русское слово, кто его привез к нам из хваленой Европы не знаю. Зачем ты себе над ним ломаешь голову. Что оно тебе дает?
С доводами Митькина я не согласился. Обратился к отцу:
- Что означает слово диктатура? Я сколько раз слышал его в ваших разговорах, но так ничего не понял, что же такое означает это мудреное слово диктатура?
- Я сам толком не знаю, но в газетах, по радио о нем часто говорили и сейчас говорят. Это слово из Европы в Россию привезли большевики. По-моему слово диктатура обозначает власть рабочих и крестьян, - ответил отец.
- Я вчера слышал по радио. Диктор сказал в своей передаче о Диктатуре буржуазии.
- Значит там власть в руках буржуазии.
- Что-то я так толком не пойму, в чьих же руках находится власть при диктатуре?
- Узнаешь подробно, когда будешь в школе изучать историю СССР, - закончил отец.
Очень серьезные разговоры начали вести мужики по поводу военных провокации японцев на Дальнем Востоке у границ СССР, главную роль там играли бело-китайские провокаторы. Бои у озера Хасан против японских захватчиков, обсуждали войну с Финляндией и многие другие военные вопросы и столкновения.
Как хотите понимайте, - говорил всезнающий Мазепкин, - нашу силу прощупывают военные круги Европы и Азии в каком мы состоянии.
- Но наша Красная Армия всем дает отпор, - сказал отец.
- Дело в том, что это все малые войны, конфликты разгораются то тут, то там. Что касается Германии, так она одна воюет со всеми европейскими государствами. Эти войны как понимать?
- Война приближается к нашим границам. Ведь Гитлер создал единую ось "Рим- Берлин-Токио". Вдумайтесь - зачем она ему потребовалась? - так остро поставил вопрос перед товарищами отец?
Начались споры. Каждый высказывал свое мнение. Я всех слушал и, в конце концов, стал не понимать значения этих споров, которые, не прояснили мое сознание и не улучшили душевное состояние. Я так и не понимал что же означает ось "Рим-Берлин-Токио" и что это за странная такая ось, но, понимал, что это не тележная ось. а что-то другое...
- Нам от этой оси никакой пользы нет - есть она или не существует мне, все равно, - промолвил Гаврил. - Но с ней приходится считаться. Ведь для чего-то ее создали? Вот и давайте покумекаем.
- Что тут говорить, - отозвался молчавший Лысков. - человек немного сложный, всегда высказывал свое мнение так. как думал, - Вы посмотрите, мужики, что делает в Европе Гитлер? 12 марта 1938 года начал военные действия против Австрии, 14 марта Австрия была проглочена Гитлером. Австрийской хваленой армии хватило всего на три дня войны. В этом же году Гитлер присоединил Судетскую область, отняв ее у Чехословакии, затем разгромил Чехию. В октябре 1938 года Германия отобрала Данцигу Польши. С одной стороны Германия воюет, с другой стороны заключила 23 августа 1939 года договор о ненападении на Советский Союз. Дальше как развиваются события мои друзья и товарищи, продолжал Лысков. - В ноябре 1939 года Германия разгромила войска Чехии и Моравии. Фактически вся Европа с Испанией и Италией оказались под властью Гитлера. 1 сентября 1939 года Германия объявила войну Польше менее, чем через месяц Польская армия была разгромлена, а точнее через 18 дней. В апреле 1940 года Германия начала войны против Норвегии и через пять дней норвежская армия подняла свои руки вверх, сдавшись на милость победителя, быстро за два дня разгромила Голландию, Бельгию, Люксембург. 14 июня 1940 года Гитлер напал на Францию. Через тридцать дней Франция была разгромлена и немцы заняли Париж. Вот так, братцы - кролики воюет Гитлер, - закончил Лысков.
- Откуда тебе все это известно? - спросил Гаврил.
- Газеты надо читать, особенно "Красную Звезду".
- Какой же можно сделать вывод?
- Вывод ясный - Гитлер у западной границы СССР сосредотачивает германские войска от Мурманска до Одессы.
- Что же наше правительство молчит? - отозвался тугой на уши Костин.
- Видимо довольное там, что с Германией подписан договор о ненападении на СССР, - высказал свое мнение отец - только плохо то, что договора заключают, а потом разрывают. Гитлер посмотрите, сколько договоров растоптал в Европе, чтобы сначала добиться господства в Европе, а потом мирового господства. Фактически все члены оси "Рим-Берлин-Токио" уже воюют медленно, как воры, подбираются к нашим границам СССР. По-моему мирный договор с Германией о не нападении на СССР долго не продлится.
Интересно, как на все войны Гитлера смотрят в Москве? - промолвил Гаврил. Видимо думают, как остановить все авантюры Гитлера, - продолжил отец. - Войска Красной Армии введены в Прибалтику, тем самым прикрыт Ленинград, в Западную Белоруссию и Украину, в Молдавию, Бессарабию. Можно считать наши западные границы прикрыты. В связи с этими мерами по железной дороге Москва - Ростов идут к югу воинские эшелоны с солдатами и военной техникой. Это же с какой-такой техникой? - спросил Мазепкин.
- Например: пошли бронепоезда из тупиков. Сами видели их и знаете их боевые качества.
Вот ты. Петро, расскажи как проходил переподготовку на бронепоезде? - сказал Костин.
Современный бронепоезд - это грозное оружие, стальная крепость на колесах, имеет на вооружении орудия, пулеметы. Для пехоты это большая помощь.
- Но бронепоезда имеют свои недостатки, - сказал Лысков. - Они не могут соперничать с танками, которые могут преследовать противника как по ровному полю, так и по пересеченной местности, где не проложены рельсы. Как тут быть?
- Я думаю, мы обсуждаем не вопросы военной тактики, а общее международное положение. С вопросами тактики пусть разбираются генералы, - охладил ниц пыл всех ораторов. Я так считаю: для СССР Гитлер создал военную опасность, на наших западных границах, а на Дальнем Востоке опасность представляет самурайская Япония, захватившая Манжоу-Го и почти весь чанкайшистский Китай. Боюсь, чтобы нам не пришлось воевать на два фронта, - закончил отец.
- Я тоже никак одного положения не пойму, - начал говорить Гаврил. - Англия и Франция еще 3 сентября 1939 года объявили войну Германии. Францию Гитлер разгромил. Англия то ли не хочет с Гитлером воевать, то ли боится германского удара но Лондону? Какая-то странная война и непонятная?
- Маршалы и генералы разберутся что к чему, - сказал отец. - Нам надо избежать войны.
Ему никто не возразил. Я внимательно слушал всё разговоры мужиков, которые незаметметно для себя втянулись разговорами в политику. Никак не мог понять своим детским умом и сознанием почему они не соглашаются друг с другом, а иногда даже противоречат в своих рассуждениях. У всех сказывалось недостаточный уровень образования и в том числе и у меня, чтобы правильно понимать и разбираться во всех вопросах политики и военной тактики.
Шел 1941 год. Международное положение ухудшилось. На стороне Англии выступает союзная Австралия, Новая Зеландия, Индия, Канада и другие государства.
В моем детском сознании никак не укладывалось понимание - Англия воюет с Германией или наоборот Германия с Англией, но зачем вмешивать в войну далекую от Германии Австралию, Новую Зеландию, Индию? Этим странам Германия никак не мешала. Я не видел никакой причины и выгоды воевать им с немцами. Другое дело войны Гитлера у границы с СССР. Тут уже пахнет настоящей войной между Германией и Советским Союзом. Но об этом не писали наши газеты, не сообщало наше радио. Первого мая 1941 года я в числе первомайской колонны от школы шел на демоне фацию. Мы все тогда пели пионерским отрядом:
Белая армия, черный барон.
Снова готовят нам царский трон.
Но от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней.

Так пусть же Красная
Сжимает властно
Свой штык мозолистой рукой.
И все должны мы
Неудержимо
Идти в последний смертный бой!...

Первомай

Сама природа способствовала проведению первомайских торжеств. На дворе тепло, ярко светит солнце, слабый ветерок колышет красные знамена. Люди бодры и веселы, с улыбками приветствуют друг друга. Нарядная одежда женщин еще больше украшает праздник. Все говорит о том, что в наших семьях есть достаток, все работают, трудятся на благо общества. Ведь мирная жизнь всегда располагает людей жить лучше.
Вечером к нам в дом пришли гости, чтобы отметить в торжественной обстановке Первое Мая - праздник Труда и Весны. Так было заведено, приглашали друг друга в гости. Гости рассаживались за столами. У всех красивые лица, улыбки при разговорах.
- Поднимем тост за наш Первомайский праздник! - сказал отец. Все поднялись, чокнулись, хрустальный звон наполнил зал.
Музыка, песни, пляски, разговоры были неотъемлемой частью торжества в каждой семье.
По случаю первомайской гулянки в нашем доме мама отправила всех нас, детей, на печку, дала мне в руки книжку "Сказки братьев Грим", кулек конфет, строго наказала:
- Ты старший, читай всем книгу, ведите себя хорошо, чтобы не слышно было никаких голосов. Иначе гости над вами будут смеяться и будут недовольны вашим поведением.
Наказ мамы был для нас законом. Первым долгом мы съели конфеты, чтобы они не вызывали у нас желания к еде. Затем стал всем читать книгу. Между тем гармошка, песни, танцы мешали слушать чтение сказки. А тут на печке сделалось жарко. Мы один за другим стали засыпать. Читать дальше некому и бесполезно, но и ничего не делать, когда не хочется спать, только одно томление. Хочется слезть с печки, выбежать на улицу и весело побродить в ночной тишине - но наказ мамы нельзя нарушать.
Отложив в сторону книгу, я стал прислушиваться к разговору гостей. Правда, говорили все. Трудно было сосредоточиться, сразу всех слушать или что-либо понять. Все же я сосредоточил свое внимание на разговоре тетки Усти и ее подруги Марии.
- Слушай, подружка, - сказала Устя, - я никак не могу понять, когда на митинге с трибуны говорил выступающий, мол на Западе Гитлер вовлек в войну целые государства. Вся Европа в очаге войны. Это же для народа настоящая беда. Как ты думаешь этот проклятущий гитлерюга на нас может пойти войной? Ведь всех мужиков заберут в армию, что будем делать?
- Что будет, говоришь, - промолвила Мария веселая, жизнерадостная женщина с красивой улыбкой когда смеется, показывая белые зубы, - Лучше спроси у бабушки Анны. Она расскажет, как было во времена гражданской войны. Все разбили, пожгли, разграбили, а сколько было убитых? Это же настоящий ужас! Каждой семье война принесла настоящее горе. Не дай бог войны!
- Так вот на митинге сказали, что надо трудиться, - промолвила Устя - серьезная женщина с красивым лицом и пышной прической на голове. - А про нашу армию так сказал вокруг да около. Сможет ли она дать Гитлеру по морде?
- Не каркай. Что тебе с мужиком плохо спать и целоваться? Для нас с тобой сейчас важнее любовь и дети. Прижмет мужик к себе, обнимет, расцелует - так вся перед ним просто таю как сладкий сахар. Мне и моему мужику не нужна никакая война...
Прислушался к разговору мужчин. О чем они до этого вели речь, не берусь судить. Только Рыбянец - бригадир высказал для всех странную фразу:
- Война может со дня на день начаться. Я говорю вам серьезно!
- Но газеты и радио этого не говорят, - возразил Гаврил.
- Скажут, когда на нашу территорию посыпятся фашистские бомбы. Я посмотрел на Рыбянца: его лицо было серьезное, сосредоточенное, строгое, говорил уверенно.
- Тогда уже будет поздно рассуждать. Так что готовьте походные мешки с сухарями на всякий случай. Жаль, население может сильно пострадать...
Слушая дальнейшие разговоры подвыпивших гостей, когда у них, как говорят «языки развязались от вина», я никак не мог понять, кто же из них прав или не прав, только понял одно - тревога людей нарастает, а как ее остановить - никто не предлагал ничего хорошего. У каждого были семьи, дети, свое хозяйство. Что ждало их впереди в случае нападения Германии на нашу страну рабочих и крестьян. Мое детское сознание не могло дать ответы на все услышанные вопросы даже после первомайских торжеств, которые возникли сами собой из информационных сообщений газеты "Красная звезда" и газеты "Правда". Население рассматривало эти факты под углом своего узкого домашнего мышления: Германия далеко, Гитлер не бог, наша Армия сильнее германской, наш народ непобедим. Гитлер не посмеет на нас напасть. Этим доводам верило все население, все трудовые семьи, рабочие, крестьяне, колхозники, в том числе я со своим детским сознанием.
Как-то в начале июня 1941 года мама услышала от сапожника Трофимова, а он слышал по радио, об очередной провокации о нарушении западной границы СССР. Дома она сообщила отцу:
- Кто это нарушает нашу границу? Что им надо от нас?
Отец коротко ответил:
- Кроме германских разведчиков ее никто не нарушит.
- Куда же смотрят пограничники?
- Ловят и нам по радио и в газетах сообщают.
- Бабье сарафанное радио говорит, что нам великой войны не избежать! Как ты думаешь?
- Наше дело работать, а в Кремле сидят люди во главе со Сталиным, они по-деловому решат все вопросы, в том числе и с Германией.
- Может так оно и есть, но бабы забеспокоились, заволновались, заметались, зашептались - это не к добру, - промолвила серьезная мама. Тут же ушла на кухню.
- Папа, что это за такое всезнающее "бабье сарафанное радио"? Я еще. ни у кого из соседей его не слышал и приемника не видел. Почему оно все знает лучше газет?
- Это бабья болтовня от нечего делать. - ответил отец. Женщинам надо о чем-то говорить, чтобы время быстрее проходило.
Ответ отца меня не убедил. Ведь я каждый день видел, как наша мама много выполняет в семье всякой работы и зря не болтает. Так же матери моих товарищей дома работают без всякого отдыха. Шевеля детским умом как бы поверхностно, я понял, что все женщины в тревоге за завтрашний день, хотя видимой тревоги не было видно. Только мужики сделались молчаливыми, а лица суровыми.
Лишь мы, ребятишки, радовались майским и июньским теплым дням. Гурьбой бежали купаться на речку Сухая Россошь, ловили в реке рыбу, раков удочками, днями загорали на чистом, речном, белом песке, до черноты кожи загорали. С неба ярко светило солнце, чистый голубой горизонт, буйно цветет разнотравье. Медовый аромат цветущих трав щекотал нам ноздри. В прибрежных кустах и на ветках высоких тополей щебетали птицы, ежедневно устрашая веселый птичий хоровод, для всей детворы лучшего летнего отдыха не найти. О том, что где-то идет война, пацанам и девчонкам даже не верилось, и знать не желали. Считали - прекрасное детство будет продолжаться весело и долго. Такого же мнения придерживался и я, хотя, слушая разговор отца с матерью и мужиками, больше склонялся на их сторону.
Как-то в середине июня 1941 года у нас в дом собрались мужики поиграть в подкидного дурака в карты. Сели за стол, сыграли первую партию вполне серьезно Оставшегося "в дураках" Костина заставили прокукарекать для потехи три раза петушиным голосом. Костин, не желая себя позорить, упрямился:
- Не буду кукарекать. Я же не настоящий дурак!
- Ты же картежный дурак, - настаивал Гаврил. - Кукарекай, из-за тебя вся игра остановилась!
- А ты прокукарекаешь, если останешься в дураках?
- Залезу под стол и прокукарекаю пять раз!
Игра возобновилась. Костин то одним, то другим глазком посмотрит в карты соседу, то к другому, то крестями бьет бубновую карту, хотя она не козырная. Но вранье Костина заметил Лысков. Затеялось выяснение правильности покрытия одной карты другой. Костину ничего не оставалось делать, как тянуть все битые карты себе, ворча:
- Мог бы Лысков не замечать. Быстрее бы доиграли второй сеанс. Глядишь - остался бы в дураках Гаврил.
Игра продолжалась, но ее накал усилился. Теперь все игроки пристально следили друг за другом, кто какой картой покрывает подкинутую карту. Последний сеанс игры закончился не в пользу Костина, выиграл игру Гаврил. Тут же весело заявил:
- Вместо меня под стол полезет Костин и пусть пять раз прокукарекает по - петушиному!
- Не полезу! - заупрямился Костин.
- Это почему же? - зашумели все игроки. - Ведь такой был договор!
- Я с вами недоговаривался. Мое согласие было в том, что выигрыш будет мой, а Гаврил полезет за меня кукарекать. Он должен прокукарекать!
- Ты что очумел! - начался громкий спор.
Я с печки смотрел на спорщиков, как они хорошо доказывают свою правоту, как Костин стал размахивать кулаками перед самым носом Гаврила, который схватил за руку, произнес:
- Сядь и успокойся. Устроил тут байгу!
Не знаю, чем бы закончился спор, как из другой комнаты вышла мама с каталкой в руках, громко сказала:
- Кто хочет получить по плечам удар моей каталки - подходите! Вы что мужики, с ума сошли, спор подняли, как маленькие дети! Успокойтесь! Тут время такое неопределенное наступило. Не знаешь, как завтрашний день спокойно прожить!
С матери сошел воинственный дух, молча опустила грозную каталку, посмотрела на мужиков, тихо промолвила:
- Сегодня к нам в бригаду приходил парторг, так говорил о выступлении Михаила Ивановича Калинина. Но я так ничего не поняла, что-то говорил о какой-то
войне.
Слова матери о войне как-то быстро утихомирили спорщиков. Они замолчали и сели на свои места за столом. Мать, как победительница ушла к себе на кухню.
- Да, - неожиданно промолвил отец, - у нас на железной дороге на митинге рабочих приезжий из дистанций пути инструктор рассказывал о выступлении Калинина пятого июня. Я запомнил слова нашего всесоюзного старосты: "Мы не знаем, когда будем драться: завтра или послезавтра, а при наших условиях нужно быть готовым сегодня".
Вот тут надо нам своими мозгами подумать над словами Михаила Ивановича, - промолвил отец.
- Что тут думать. Калинин знает, о чем говорит, - сказал Мазепкин, - Будем драться, если уж придется воевать!
- Тебе, Мазепкин, только бы драться. Забыл, как твоего отца белые шомполами били! - напомнил Гаврил.
- Тогда поясните мне слова Калинина как это надо понимать: "Быть готовыми сегодня"? - Не сдавался пылкий Мазепкин.
- Может еще о чем говорили на митинге? - спросил Гаврил.
- Особого ничего не сказали, но упомянул Инструктор о выполнении нами своего союзнического долга перед Германией наших поставок по договору, - пояснил отец. - Мы вроде за мирное сотрудничество стоим.
- Что-то у меня в голове не укладывается: Калинин говорит одно, инструктор другое. Как все это понимать нам простым рабочим?
Затронутые темы в разговоре оказались довольно щепетильными
вопросами в жизни. Опять мужики заспорили друг с другом уже по - настоящему. К единому мнению никак не могут придти.
Что касается моего мнения по всем вопросам у меня его никто не спрашивал. Что я мог ответить, если в политике и военной географии разбирался по школьному учебнику - в Европе есть Германия, там правит Гитлер и есть Советский Союз во главе со Сталиным. Но почему-то спорившие больше упоминали Гитлера, нежели Иосифа Виссарионовича. Может потому, что мужики не знали планов и намерений Гитлера по отношению к нам фюрера и его солдат, озвученные в специа1ьной памятке 25 августа 1938 года, где говорилось: "Ни одна мировая сила не устоит перед германским народом. Мы поставим на колени весь мир. Германец - абсолютный хозяин мира. Ты будешь решать судьбы Англии, России..., уничтожай все живое... Завтра перед тобой на коленях будет стоять весь мир".
- Вот почему Михаил Калинин предупредил наш народ, чтобы дать отпор Гитлеру. "Нужно быть готовым сегодня" - сквозь сонную дрему я слышал слова отца, уже засыпая на теплой русской печи за плотной занавеской.

В жизнь ворвалась война

Война внезапно ворвалась в жизнь каждой семьи всей страны 22 июня 1941 года. Как стало известно по радио выступление Молотова о внезапном нападении германских войск на нашу страну, люди как-то вдруг стали говорить притихшим голосом, лица выглядели суровыми. Женщины плакали, не скрывая слез. Сообщение заканчивалось уверенностью в победе над наглым агрессором: наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами.
Гнев и всеобщее возмущение вызвало у всех сельчан нападение на СССР. В колхозе "Пролетариат", на железнодорожной станции Сотницкая, в городе Россошь, в бригадах и трудовых коллективах митинги следовали почти ежедневно, проводились собрания, на которых рабочие и крестьяне торжественно обещались все отдать для фронта, а если потребуется и жизнь за свободу и независимость нашей Родины.
Вечером отец пришел с работы домой мрачным и невеселым. Ужинали как-то тихо, без громких разговоров. Мы, дети, смотрели на отца, который как-то изменил даже свое поведение. За ужином мать спросила:
Что же теперь будет раз началась война?
Будет объявлена мобилизация на фронт, - ответил отец.
Всех мужчин заберут что - ли?
Кого в первую очередь, кого во вторую, как решат в сельсовете и райвоенкомате.
Кто же будет работать на тракторах, комбайнах, на автомашинах. Ведь уборочная кампания почти на носу?
- Автомашины уйдут вместе с шоферами на фронт. Тракторы и комбайны останутся дома.
- Кто на них будет работать? - Женщины, больше некому, - ответил отец.
- Как же мы будем работать без мужчин и техники. Сразу станут тракторы и комбайны.
Трактористы в армии будут водить танки в бой. Молодых девушек заберут на фронт санитарками и снайперами. Все, что требуется, будет мобилизовано на ной ну. На днях начнется мобилизация.
- Как она будет проходить?
- Как военкомат пришлет повестки, так и начнется мобилизация. Война ни с чем не считается.
- С железной дороги тоже будут брать на фронт? - все интересовалась мать.
- Конечно, железнодорожники тоже нужны фронту.
Кто же как ни они должны перевозить солдат к линии фронта, танки, орудия, продукты.
- Значит и ты туда загремишь?
- Я даже не представляю дальше что будет, - торопливо промолвила мать, соби¬рая после ужина посуду со стола и ломти нарезанного хлеба.
Спать легли как-то тихо и рано, чтобы завтра пораньше встать на работу. Я долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок. Никак не мог понять - зачем на фронт брать простых мужиков? Ведь у нас есть армия!
Солдатам положено воевать, а мужикам надо работать. Но мои размышления наткнулись на важный вопрос: что может получиться, если все солдаты будут вдруг убиты? Кто им поможет? Может как раз наши мужики придут им на помощь?
Сон переборол мои мысли, я незаметно уснул...
Начавшаяся война изменила психологию людей. Психическое состояние невозможно сочинить по какому-нибудь известному закону физики или естествознания. У психологии есть свои законы и требования. В дни войны я объективно наблюдал за всеми проходящим, что делалось вокруг меня и в нашей родной семье, как логика человеческого мышления отражается на людях, их сознании, поведении. Находясь в своей семье или семьях товарищей, я пытался по своему состоянию мышления раскрыть логику людей в том виде, в каком она оставила свой неизгладимый отпечаток в моей памяти. Это давалось не совсем легко, так как у меня мало было необходимых понятий, что такое война.
Вскоре началась мобилизация мужчин в ряды Красной Армии, пригодных по состоянию здоровья участвовать в боях на всех фронтах от Балтийского до Черного морей. Москва уже провожала с Белорусского вокзала ежедневно воинские эшелоны под звуки мелодии духовых оркестров суровой песни:
Вставай, страна огромная, Вставай на смертный бой. С фашистской силой темною, С проклятою ордой...
Радио Москвы транслировало эти проводы на всю страну, вызывая ненависть к фашистским поработителям.
Я с товарищами ежедневно бывал на станции Сотницкая, смотрел, как мимо станции на станцию Россошь беспрерывно бежали груженые поезда с танками, автомашинами, самолетами в разобранном виде, артиллерийскими орудиями, с вагонами, полными солдатами.
Сзади и спереди каждого состава прицеплены открытые платформы, на которых установлены стволами вверх четырехствольные зенитные пулеметы, чтобы отбивать налеты фашистских самолетов.
Чуть медленнее без остановки на нашей станции со скрежетом и металлическим звоном буферов и колес под бронированными вагонами плавно двигались по железным рельсам грозные стальные крепости - бронепоезда, ощетинившиеся крупнокалиберными зенитными пулеметами, орудиями. В открытых дверных проемах стальных вагонов стояли солдаты на свежем ветерке жаркого июльского лета. Мы радовались, восклицали: - Вот это настоящее оружие против германцев, - говорили одни. Другие добавляли:
- Если все орудия разом грохнут с бронепоезда по фашистским войскам, то от них останется только пыль и дым! - Гитлеру нас никогда не победить!
Смотрел на боевую технику и думал: как же так получилось, когда наши мужики в споре между собой ссылались на слова маршала Ворошилова, что мы будем бить врага на его территории, а в самом деле враг оказался на нашей территории страны от Мурманска до Одессы? Теперь подтягиваются войска к линии фронта, чтобы выгнать врагов с нашей территории. Вопрос для меня оказался неразрешимым. Но, видя, как идут военные поезда на фронт, понимал - враг будет разбит, надо только собраться с силой. А сил у нашей страны хватит. Вечерами возвращался с товарищами со станции домой, чтобы рассказать нашим отцам и матерям о военных составах и солдатах, которые обязательно разгромят фашистскую гадину.
Отец, выслушал мои патриотические высказывания по поводу разгрома германских войск, заметил:
- Не скоро это будет. Враг силен и коварен. Много может сделать нам неприятностей. Сначала надо остановить его продвижение, а потом бить во всю нашу силу и мощь. Вспомни, как Мальчиш - Кибальчиш насмерть бился с буржуинами.
Так он победил!
- Мы тоже победим как только соберем силы. - Разве у нас мало сил? - с нетерпением спросил я.
- Пока недостаточно, но мы их собираем, - ответил отец. – Иди-ка лучше спать.
Разговаривая с отцом, рядом с нами сидела мама. Она тихо плакала, белым платочком вытирала со щек и глаз слезы. В углу стоял завязанный и до полна набитый вещмешок.
- Пусть посидит вместе с нами со всей семьей наш последний вечер, - сказала мама.
Возле отца и матери сидели молча и тоже плакали Наташа, Катя, Нина, Вася. Своими маленькими кулачками тоже вытирали слезы.
Я ничего не понимал, почему мы все сгрудились возле отца и плачут. Спросил:
Мама, почему вы все плачете?
Мать заплаканными глазами посмотрела на меня, тихо промолвила:
- Из военкомата вечером почтальон принес повестку по мобилизации отца в армию и на фронт. Завтра провожаем.
Защемило сердце, в душе сделалось непонятное настроение, в голове зашумело, словно по ней сильно ударили тяжелым обухом топора...
Утром все мобилизованные пришли к сельсовету. Провожать пришли жены, матери, братья, сестры и дети. Старшие мужики со своими женами и детьми стали в сторонку и вели разговоры. Мужчины помоложе и не женатые, но уже хорошо подвыпившие, шутили:
- Не плачьте, милые, мы быстро Гитлеру своротим на шее голову! - Через месяц будем в Берлине!
- Не так страшен черт, как его малюют!
К молодым подошел хорошо подвыпивший и известный всем сельчанам Шурка "Скелет" с гармошкой в руках, вместо балалайки.
- Где же твоя балалайка? - спросил Митька Силин?
- Жене оставляю. Пусть играет и поет бабам! - ответил Шурка. - Ну что, наши дорогие, напоследок сыграем, споем, спляшем, - веселым голосом промолвил Шурка, - снял ремень с плеча, растянул меха гармошки, заиграл "страдания". В образовавшийся круг вошли девушки, начали подпевать, танцевать. Девчонок поддержали молодые парни-новобранцы. Матери парней плачут, вытирают слезы: - Попляшите, милые сыночки с девушками, а то может больше не придется.
- Сколько девок останутся без парней? - Сколько свадеб осенью сыграли бы? - Вернутся ли с войны домой?
Слушавший разговоры матерей Шурка "Скелет" громко сказал: - Не хороните нас раньше времени. Вернемся с победой домой и невредимыми!
Я с мамой, сестрами и братом стоим возле отца. Тут же были его товарищи с женами и детьми Колька Синицын, Митька Силин, Мазепкины, Кравцов, Лысков, Гаврил, Митькин, Костин... Все село было здесь.
На крыльцо сельсовета вышел председатель Будко, поднял руку вверх, громко сказал:
- Прощайтесь! Через пять минут отправление!
Умолкла гармошка. Раздались женские рыдания и причитания. Отец обнял каждого из нас, поцеловал в губы, щеки, лоб, крепко обнял, прижимая каждого к себе, промолвил:
- Ждите меня с войны домой. Маму слушайтесь!
Потом обнял маму, расцеловал ее, сказал:
- Жив буду, вернусь!
- Пиши письма с фронта, - промолвила сквозь слезы мама. На душе хоть будет спокойнее. На каждое письмо буду отвечать!
- Теперь вы все в доме будете хозяева, а ты. Ваня, старше всех помогай маме во всем, - сказал на прощанье папа.
Неожиданно раздалась команда: - По машинам садись!
Плач и голоса женщин усилились. Мужчины занимали в кузовах места. Пьяный Трофимов никак не мог залезть в кузов. Его подхватили за руки, подняли и втащили в кузов.
- Трогай! - донеслась команда.
Шурка "Скелет" растянул на кузове меха гармошки, заиграл, а потом запел:
Как родная меня мать провожала.
Как тут вся моя родня набежала...
Машины медленно выехали на шоссе, набрав скорость, взяли курс в город Россошь к райвоенкомату. Мелодия песни на гармошке еще некоторое время доносилась до провожавших, затем стала тише и умолкла.
С горькими, неутешными слезами, с подавленным настроением, мы переживали за отца, шли медленно домой, как и все сельчане. Все ушедшие на фронт оставили хорошую память о себе на долгие годы.

Жизнь и война

Тот, кто не переживал страшные годы войны, никогда не сможет себе представить, как же жили люди в тылу, что они чувствовали в те тяжелые годы, как работали после того, как все мужчины ушли на фронт, какая тяжесть легла на плечи женщин, стариков, детей, чтобы жить, работать, бороться за выживание, радоваться пережитому дню и встречать по утрам новый день, по радио слушать сводки информбюро с фронтов, где наша Красная Армия громила фашистских захватчиков.
Фронт от нас был далеко. Где-то на западе шли жестокие бои, существовала линия фронта, солдаты наступали, ходили в атаки, подбивали вражеские танки, сбивали германские самолеты, партизаны в тылу фашистских войск уничтожали вражеские коммуникации, вели рельсовую войну, взрывали мосты, освобождали наших пленных солдат.
Мы, молодые парни, всего этого не видели, не испытывали на себе страхи от вражеских бомбардировок, фронт со всеми боевыми действиями не осязали на себе, а лишь слышали о боях и в целом о войне по радио или из разговоров женщин, которым было тяжело жить и содержать свои семьи.
Но война вскоре начала вклиниваться в нашу жизнь уже по - настоящему и неумолимо. Помню, было время обеда. Вся наша бригада, где я работал, находившаяся на уборке хлебов, присела в тени деревьев, ожидая приезда поваров с обедом. Мы, пацаны, садились ближе к матерям, чтобы было поудобнее с одной тарелки кушать сваренную затеруху.
Молоденькие девушки - поварихи налили ковшиками в тарелки горячей затерухи. Мы принялись есть деревянными ложками эту еду. Затеруха показалась нам такой вкусной, что запросили даже у поваров добавку.
Не заметили, как из-за кустов вышла девушка-почтальон Тоня - худенькая, круглолицая, смугловатая, красивая налицо девушка, подошла к группе женщин, уже управившихся со своим обедом, промолвила: Здравствуйте, бабоньки!
С чем к нам пожаловала? - посыпались ей вопросы. Письма из фронта, бабоньки! Получайте! Мария Гаврилова - получай! Лыскова Татьяна - получай! ...Так, называя фамилии, Тоня вручала дорогие, письма адресатам с самого фронта.
Получившие письма женщины отошли в сторону, распечатали конверты, вынули из них исписанные листы бумаги, стали читать. И вдруг почти разом обе - женщины громко заголосили, причитая:
- Убили, проклятущие германцы, наших мужиков!...
- Как же мы теперь будем жить? - сквозь слезы говорила Татьяна. - Что я теперь скажу детям?
- Тоня. - сказала бригадир, - на работу письма больше не носи!
Письма с фронта одних огорчили, других обрадовали. Те женщины, у кого мужья были живы, судя по письмам, молчали, хотя тяжело вздыхали, начинали шепотом говорить:
- Письма-то пришли, но шли они долго, пока они были в дороге наших мужиков может убили? - тут же начинали плакать.
Женщины все были сразу горем придавлены. Они без всякого стеснения плакали и проклинали проклятых германцев. Обстановка создалась не самая приятная нам, пацанам. Мы почувствовали на себе, что может завтра или после завтрашнего дня Тоня принесет нам с фронта письма, а вместе в наши дома и семьи такое же горе, как принесла Марии, Татьяне и нам пацанам и девчонкам. Я смотрел на рыдающих женщин, моя душа готова была вырваться из груди, чтобы хоть как-то утешить этих женщин, но что я мог сделать - был не в силах?
Солнце уже начало склоняться к западу, обед давно закончился, но женщины, убитые горем, не поднимались со своих мест, словно все впали в шоковое состояние. Бригадир Настя Бойкова - женщина средних лет, небольшого роста, худенькая, через силу, преодолев сама себя, поднялась с места, громко заговорила:
Женщины, милые, хватит вам плакать. Слезами горю не помочь. Может в письмах не правда. Подождем пару деньков, тогда видно будет - может мужики и не убиты. Вставайте, пошли работать!
Вторая половина дня текла как-то медленно, томительно, тяжело. Женщины вязали снопы молча, не перекликались. Все понимали - война принесла непоправимое горе. Крепкие, здоровые женщины вдруг сникли и стали вдовами, а дети их сиротами. Им расти теперь без отцовской ласки.
Последующие ''похоронки'' с фронтов стали постепенно изменять нашу психологию и логику мышления. Их нельзя было придумать или просто сочинить, позаимствовать, перенять. Они возникли сами по себе от объективной повседневной действительности.
Теперь все события откладывались в моей памяти каким-то непонятным образом. Именно они стали изменять мою психологию поведения, мышления, отношения к окружающим, хотел я этого или не хотел, потому что моя логика мыслей становилась более конкретной, осязаемой, способствовала выработке мужского характера. Вскоре нас стали называть женщины "молодыми стариками". Мы, пацаны, как-то по другому стали воспринимать советы старших по выполнению нами порученного дела в сложившихся условиях. Выполняли работу по совести, не жалуясь на невзгоды, недостатки, на нехватку времени, или отсутствие силы в руках, не допускать никаких недоглядов по технике безопасности или недоделок.
- Все дела надо доводить до конца, не оставлять на завтра, - говорил дед Силаевич, - еще крепенький старикашка с маленькой бородкой и с очками на носу. – За это тебя всегда будут уважать товарищи, каждый из вас будет уверен, что вы не подведёте сами себя в трудном и важном деле. Вы каждый день делаете для нашей страны свой маленький подвиг. Он красит человека!

Надо жить

Война продолжалась со всей своей жестокостью. Каждый день с фронта приходили в село письма от однополчан. По разному стали к ним относиться женщины. Казалось бы, надо было радоваться письмам с фронта, и пацаны между собой в таких случаях, как бы радовались и хвастались:
- От папки пришло письмо, он жив, здоров, воюет, может завтра будет наступать на Берлин! Другие не с такой пылкостью говорили: Мой папаня лежит в госпитале тяжело раненый в бою под Смоленском. Мама плачет и говорит: "Хотя бы не умер от ран. Может выживет".
Были и такие, кто уже не ждал писем с фронта, так как на их отцов от командования ужа пришли "похоронки". Они уже не надеялись увидеть в живых своих милых папочек, разве только на какой-нибудь случайность или ошибку полкового писаря, что отец не погиб, а доблестно сражается против германцев.
От нашего отца долго не было писем. Мать ходила молча, была задумчивой, часто вечером во время ужина говорила нам, детям, свои мысли:
- Наверно вашего папку послали на какой-нибудь дальний фронт, что от него нет писем.
- Может он раненый в плен попал, - сказала сестра Наташа. Не может такого быть, - возразил я. - Наш папка вспомните, как - нам рассказывал о своей службе и переподготовке в воинских частях, как его командиры учили стрелять с винтовки, пулемета, с орудия, как служил на бронепоезде.
- Так-то оно так, - промолвила мать, - но война есть война и никто не знает, что завтра может случиться с каждым.
Неизвестность об отце сильно тяготила нам всем души. В голову лезли всякие мысли как бы сами собой нахально и настойчиво.
Идя в школу учиться - дорогой думал об отце. Шел со школы, ждал вечера - может почтальон принесет письмо. Мама так же на работе с женщинами не переставала думать и вспоминать о своем муже - нашем отце. Ведь на работе в колхозе все женщины только и говорили о своих мужьях, хоть как-то забываться работами. А работали в полную силу всех своих возможностей и сил. Работы в колхозе было много. Кое - кто работал на тракторе и плугом пахали землю, кто на форме доил коров, кто на току работал на стационарной молотилке М - 1100, пацаны на бричках.
Запрягали в брички быков, возили зерно на хлебопункт. Ухаживали за телятами, пасли колхозный скот. Работали вместе с матерями, помогали им быстрее справиться с работой. Домой приходили голодные, уставшие, наслушавшиеся всяких женских разговоров. Хотелось спать, но мама ворчала на нас:
- Никому не спать пока на приготовлю ужин!
За это мы любили и уважали ее, порой даже не сознавая сколько сил и энергии тратила на нас. Сколько ночей не досыпала, вставала утром раньше всех, занималась стиркой белья да и многими другими делами.
Ежедневно она совершала незамеченный в семье подвиг во имя жизни, без которого невозможно было жить, работать, а нас содержать в чистоте и учить в школе. Конечно матери моих товарищей делали дома это же самое, что и наша мама. Их подвиг никем не замечен, не измерялся хотя был важным, повседневным. Война была неумолимой - отцы на фронте сражались с германцами - матери наши несли на себе крест солдаток, внося свой вклад в достижение победы над врагами.
Уходили в историю страны последние декабрьские дни 1941 года. Солнечные лучи серебрились на кристаллах холодного зимнего снега. Дни были ясные, холодные. Слабый ветерок дул в лица прохожих и школьников, идущих в клуб на репетиции к Новому году.
Почтальон Тоня со своей неизменной сумкой стояла у крыльца и вручала письма всем проходившим.
- Тетя Лена, танцуйте. Вам письмо, - веселым голосом промолвила почтальон, запустив свою руку в почтовую сумку за письмом.
- Если хорошее письмо, то можно станцевать, если вести плохие в нем - не буду ничего делать, - сказала мама.
- Что в письме - я не знаю. Прочтете - узнаете, мне скажете, - и отдала фронтовой треугольник.
- Спасибо Тонечка!
- Читайте! - и пошла к другой женщине.
Вечером мама читала письмо нам после ужина. Ее голос дрожал, временами от волнения в душе замолкала, потом продолжала: "'...извините, что долго не писал. Все время был в боях, попали в окружение под Винницей, - читала нам мама строки отцовского письма. - При выходе из окружения был ранен в ноги из пулемета. Товарищи спасли. Сейчас лежу в госпитале города Мичуринска...
Обо мне не беспокойтесь. Жив буду, вернусь. Всех целую, обнимаю. Желаю всего хорошего. А вы, мои детки, слушайтесь во всем маму...
Ваш папа".
Мама кончила читать, промолвила:
- Возьмите в руки отцовское письмо и поцелуйте его. Оно сейчас для всех нас самое дорогое. Мы вырываем другу друга письмо, целовали и целовали. А мама платком вытирала слезы, которые неудержимо катились с ее глаз и текли по ее впалым щекам.
Весь вечер проговорили и легли уже около полуночи. Засыпая, меня не покидала мысль, что завтра я скажу своим товарищам: "Вчера от папы получили письмо..." и довольный уснул богатырским сном.

О целеустремленности

В жизни каждого человека бывают такие памятные моменты, о которых не забывает всю свою жизнь. Если было несколько, то они стойко держатся в его памяти в какие бы потом он не попадал ситуации и, как говорят, в переплеты.
Даже самые трудные моменты жизни они его никогда не покидают и преследуют его светлое сознание может всю жизнь. По этой простой причине эта повесть могла быть не написана, если бы не события времен войны против гитлеровского вероломства и нашествия с дальнейшими последствиями, которые оставили в моей жизни и памяти неизгладимые впечатления как будто от яркого света. В свое время. когда эти события совершались - они казались самыми обыкновенными, будничными, просто незаметными. Но прошло много времени и эти события в памяти приобретают иной взгляд на их причину появления, когда вместо обыкновенной будничности обнаруживается настоящее чудо человеческой жизни.
В моей памяти остались навсегда теплые отношения в нашей семье отца и матери в годы Великой Отечественной войны 1941 -1945 годов, а также последующие годы, когда шло становление после женитьбы и замужества наших членов семьи: братьев и сестер, их самостоятельная жизнь в период бесконечных перестроек и реформ в общественной жизни страны.
В семье никогда не поощрялось самодовольство. Знали, что при нем любой делает ошибки, теряет способность видеть всякие упущения и из-за этого делает и одну ошибку за другой.
Отец и мать своими замечаниями указывали на отрицательные стороны в поведении и требовали немедленного исполнения и устранения допущенных ошибок или мыслей. Отец часто говорил:
-  Безвольный или самодовольный человек, несмотря на правильные и своевременные замечания в осуждении его поступков, часто не воспринимает советы своим сознанием. Тогда он похож на маятник часов - ходиков, который колеблется из одной стороны в другую, так и самодовольный человек оказывается под влиянием одного или другого. Такой человек много рассуждает, дает советы, но кроме этого практически к осуществлению не сделает ни одного шага. Хорошие люди - это деловые люди. Вы должны быть такими, - закончил говорить отец.
Что касается матери, то она полностью поддерживала точки зрения отца по всем вопросам.
Жизнь прожить - не поле перейти, жить надо с умом, - говорила она, - как ваш отец человек понимающий, всегда энергичный, беспокойный, деловитый.
Для всей нашей страны ценными оказались деловые качества и отношения к работе, особенно когда началась ненавистная война с германцами, когда отец ушел на фронт, а в домашнем хозяйстве все руководство легло на плечи матери.
Страшным был сорок первый год во всех отношениях не только для нас, но и для всех жителей села. Мать справлялась со всеми делами как могла дома и на работе в колхозе. Для этого надо было иметь сильный характер, крепкую волю, целеустремленность к достижению цели. Мама все эти качества имела и использовала их как могла. Мне запомнились на всю жизнь многие ее деловые качества по заботе сохранения семьи. Эту сторону жизни я никак не мог обойти стороной. Потому этими строками рассказываю читателям, как все было, что я испытал в жизни.

Напоминание

Время идет неумолимо в тревогах и заботах. Что ни день по селу проносились слухи о гибели сельчан на фронте. Письма о героической смерти приходили домой со всех фронтов. Больше всего пришло "похоронок" из-под Москвы, где шли ожесточенные сражения с гитлеровскими ордами на подступах к столице нашего государства. Красная Армия совершала героический подвиг, разгромив немецкие войска и погнав их назад. Однако, немцы не были окончательно разгромлены. Перегруппировав свои силы, они продолжали вести наступление на других участках фронта.
Сводки от Советского информбюро о боевых действиях становились с каждым днем сорок второго года все тревожнее и суровее. Мы уже привыкли к голосу диктора московского радио Левитана и его словам: "...в результате непрерывных боев наши войска оставили города... и населенные пункты..., уничтожив много вражеских солдат и военной техники...". Как-то раз, мама, слушавшая сводку, промолвила:
- Когда же по радио скажут, что немцы разбиты и бежали с нашей земли?
- Видно не скоро это будет, - заметил я.
- Ведь сумели же отогнать бандитов от Москвы! Почему остановились?
- Видимо сил не хватило. Наши солдаты тоже гибли в боях. Видишь сколько "похоронок" пришло из-под Москвы. - Наши мужики, не сила что ли?
- Сила, только силу эту направить в нужное место, чтобы заставить германцев отступить.
- Смотри, какой стратег нашелся, даже стал в войне разбираться, - недовольно промолвила мама.
- Где это ты наслышался о силе.
- В школе от учителей.
- Учителя твои ничего не говорили про другие вопросы?
- Про какие, например?
- Весна пришла. Война войной, а природа нам свои законы преподносит
- Как сеять будем в этом году? По всем признакам весна будет в этом году дружная и ранняя. Стране нужен хлеб, повсюду говорят по радио и в газетах все для фронта, все для победы! А людей не хватает.
- Мы тоже пойдем работать. В школе нам сказали, что правительство издало закон, чтобы к работе привлекать школьников, - сказал маме.
- Может это и своевременно, но судя по сводкам наши дела на фронте идут не ладно Под Харьковом началось настоящее побоище.
- Харьков от нас далеко. Может немцев наши войска разгромят?
- Дай бы бог. чтоб так случилось!
Между тем весна вступала в свои права. Сады зацвели так разом и буйно, что, казалось, все они облиты молоком. Аромат от цветущих плодовых деревьев широко разливался по садам, дворам, длинным улицам, по всему селу и всей округе. Сады, ещё  не совсем обогретые ранним солнцем, были наполнены мирным шелестом листьев, плотным жужжанием трудолюбивых пчел, шмелей, ос, которые трудились на совесть, перелетая с одного цветка на другой, своими тонкими хоботками из цветочных чашечек вычерпывали сладкий нектар, а с тычинок и пестиков цветов собирали молодую пыльцу и откладывали ее на своих ножках, чтобы улететь в ульи со взятой добычей и кормить молодых пчел. Теплые лучи солнца погнали на работу трудолюбивых муравьев и всех букашек. В садах пели соловьи, в полях гудели тракторы. По дорогам тарахтели брички с мешками семенного зерна, спешили к сеялкам. Хотя быков подгоняли, но они везли повозки не спеша своим размеренным шагом. На одной повозке сидел я с палкой и подгонял волов:
- Но, но, милые, пошли! Надо сеять зерно под новый урожай!
Вместе со своими товарищами мы трудились наравне со взрослыми до наступления темноты. Уже ночью возвращались домой, оставив волов на пастбище. Работали во имя победы над врагами и всей Германией. Никогда не думали, что немцы могут нас тревожить в глубоком тылу.
Как-то раз уже в конце посевной компании женщины и старики нагрузили брезентовые мешки с зерном для сеялок. Что-то не заладилось в первой бричке и весь наш обоз не трогался с места от склада, - бойкий, сухонький старичок с реденькой бороденкой, возился у первой брички, устраняя неполадки.
- Что стоите? Трогайтесь и объезжайте нас, в поле вас ждут, а эта бричка догонит вас!
- Дед Охрим, - обратился я нему, - мы немножко подождем и все сразу поедем.
- Милый мой, фронт не ждет! Торопитесь!
- Фронт-то далеко от нас, успеем!
- Не разговаривать, везите мешки!
Тронулись, стали объезжать поломанную бричку, выезжая на дорогу. В это время в наши крики понукания волов ворвался слабый звенящий металлический звук невидимого самолета. Протяжный, однообразный воющий звук усиливался и приближался, нарастала его сила звучания.
Я стал смотреть в чистое, голубое, майское небо и увидел на огромной высоте движущуюся черную точку:
- Самолет в небе, - громко закричал всем товарищам и девчонкам. Смотрим на нею, гудит, воет, за ним тянется белая полоса сгоревшего горючего и превратившегося в дым. На наших глазах самолет вдруг пошел на снижение к нашей железнодорожной станции Сотницкая, а потом пошел в пикирование. Мы услышали нарастающий, свистящий звук, а через несколько секунд ударили взрывы сброшенных бомб.
- Это фашистский самолет! - крикнули, соскакивая с брички.
Гитлеровский стервятник, сбрасывая бомбы, сделал второй заход и открыл огонь из пулеметов по поездам. Наши быки перепугались взрывов, рванулись с места и с бричками побежали кто куда, теряя мешки с бричек. Мы, пацаны, бросились на землю кто куда. Но разве от оглушительных взрывов можно было убежать?
Фашистский самолет развернулся, низко пролетел над нами. Мы увидели на его крыльях черные кресты. Набирая высоту, улетел от нас на запад. К счастью ни одна бомба не взорвалась среди поездов, взрывы пришлись за железнодорожным полотном метрах в пятидесяти от него и стоящих на рельсах поездов.
Стало тихо, но мы никак не могли опомниться от налета фашистского бомбардировщика. Таких оглушительных взрывов мы еще не слышали, как и пулеметного обстрела.
- Что разбежались? - услышали голос деда Охрима. - Все марш к бричкам. Мешки собрать и погрузить и немедленно увезти к сеющим людям!
- Дед Охрим, зачем прилетел к нам фашистский гад? - спросил я.
- Ты говорил, что фронт далеко. Фашист нам всем напомнил, что война идет и фронт может уже близко. Хватит рассуждать, быстрее везите зерно!
Всем обозом выехали от склада на дорогу в поле. Приученные рабочие волы, хотя их еще называли просто быками, тянули брички друг за другом, мы же все возчики уселись на мою бричку и делились своими свежими впечатлениями от только что кончившегося налета фашистского гада.
- Почему наши зенитки не стреляли по фашисту? - сказал Николай - парнишка черноголовый.
- Потому что у нас их тут нет, - сказал я. - Они все на фронте! - тогда почему не видно было ни одного нашего краснозвездного истребителя? - сказал Булкович, с торчащими большими ушами из-под тюбетейки на голове. - Почему его наши не уничтожили, когда перелетал линию фронта. Я этого никак не могу понять? Под Москвой такую силищу фашистов разгромили, а тут один самолет не могли сбить. До нашей станции сука долетел!
- Может теперь уже отлетал, - ответила Устя.
- Как ни суди, ни верти, ни рассуждай, фронт напомнил нам о себе, - сделал я свое заключение.
Еду на бричке с мешками, а в голову мне пришел разговор с мамой, где она, между прочим сказала "по всему видно, судя по сводкам, наши дела на фронтах идут неладно. Вон под Харьковом идет настоящее побоище". Конечно мама высказала свое мнение, хотя наша армия отважно сражалась, отбивая наступления фашистских войск на всех Фронтах.
Письма от отца приходили редко, если же приходили, то очень короткие по типу суворовских - воюем, гоним фрицев, жив. здоров, того и вам желаю. Мать и мы, дети, всегда радовались, когда Тоня приносила нам письмо со словами:
- Получайте весточку от своего папы!
Мама брала "треугольничек", читала на нем адрес полевой почты, номер, фамилию, бережно развертывала "треугольничек", из которого получался тетрадный лист в клеточку или линейку, на ладонях разглаживала от полосок, потом начинала нам вслух читать содержание письма, где отец писал: "Здравствуйте мои дорогие. Ваше письмо я получил и пишу ответ. Моя солдатская служба проходит по-разному, нет ни одной свободной минуты. Наш железнодорожный батальон всегда в работе, так как немецкие самолеты беспрерывно бомбят воинские поезда на линии железной дороги. Нам приходится вести ремонт железнодорожного пути после бомбовых разрывов, - читает мама, а мы слушаем и слушаем так внимательно, чтобы не пропустить ни одного слова.
В конце письма отец передавал всем приветы, желал всего хорошего, не болеть, всегда быть здоровыми.
- Хотя бы листка два написал, - ворчала мать. - Ведь можно написать как у самого здоровье после ранения, чем кормят, где спят, кого видал из наших сельчан на фронте?
Может ему в самом деле некогда писать. Сам пишет, что их бомбят, - я стал шпорить маме. - Ведь нас уже один раз бомбил немецкий самолет, хорошо что бомбы до нас не долетели. А их каждый день бомбят.
Верно говоришь. Но ведь можно в какой-нибудь фотографии сняться и прислать нам фотокарточку, чтобы мы посмотрели.
Может все фотографии немцы разбомбили, - промолвила сестра Катя, белокурая, круглолицая девчонка.
Вон в рамочке есть папка, - сказала сестра Нина, налицо смугленькая с кудряшками на голове. - Смотрите сидит как живой.
Может у солдат денег нет на фотокарточки, - сказала сестра Наташа, толстушка, громкоголосая девчонка.
Вce говорили каждый свое. Лишь маленький братишка Васек спокойно слушал всех, спросил:
- Скоро домой папка придет? - Как война закончится, так придет, - сказала Нина. Когда она закончится - никто не знает, с сожалением в голосе промолвила мама. Свернула лист письма и положила в сундук на сохранность. На следующий день и сообщил товарищам:
- От папки получили письмо!
- Мы тоже, - сказал Николай - молчун и тихоня.
- Что пишет? - спросил я.
- Трудно на фронте, немцы лезут напролом, стреляют так, что нам не хватает патронов отбиваться от них.
- Может не успевают подвозить на передовую линию фронта?
- Об этом папочка ничего не пишет, - тут замолчал Николай.
День был теплым, солнечным. На голубом небе ни единого облачка. Лишь высоко в небе над лугом и полем парили ястребы на распластанных крыльях, делая большие круги.
- Айда на речку купаться, - предложил я пацанам. - Бежим!
Разделись и бросились в воду, взбив фонтан брызг. В чистой речной воде чувствовали себя хорошо. Легли на горячий песок.
Неожиданно случилось непредвиденное. Послышался гул летящих самолетов. Задрав кверху лица смотрим на крылья.
- Кресты! - закричал Николай. Немецкие бомбардировщики!
Я посмотрел на небо. По нему словно плыли пиратские махины с распростертыми крыльями. Ясно. Летят бомбить нашу железнодорожную станцию Сотницкую, а дальше станцию Россошь. Три первых Юнкерса пошли в пикирование. Раздались оглушительные разрывы германских бомб. Другие самолеты взяли направление на Россошь.
Минут через десять до нас донеслись глухие взрывы на железнодорожной станции в Россоши, где скопились железнодорожные поезда. Столбы черного дыма поднялись над нефтебазой. Фашистские самолеты безнаказанно бомбят, наших истребителей нет ни одного. Даже не тявкает ни одна наша зенитка.
Сбросили бомбы, фашисты улетели.
- Бежим на станцию, - предложил я, первым побежал от реки.
Подавленные бомбежкой, за мной бежали мои товарищи. Уже издали увидели большой пожар. Горели вагоны. Нам навстречу бежали девчонки, махали руками, кричали:
- Не подходите к станции. Вагоны со снарядами могут взорваться в любой момент!
Так хорошо начавшийся день с утра закончился вечером общим испугом сельчан от бомбардировки.
По всему было видно - фронт приближается к нашей местности, чтобы перерезать Юго-Восточную железную дорогу Москва - Ростов. Одно лишь нас смущало - где же наши войска, где танки, самолеты, бронепоезда, артиллерия? Об этом я спросил у мамы:
- Что-то я не вижу наших войск?
- В других местах сражаются!
- А отец там может быть?
- Вполне возможно. Пришлет письмо, тогда узнаем.
Но ни завтра, ни в последующие дни письма отца с фронта не приходили. Почтальон молча проходила мимо нашего дома с неизменной своей полупустой сумкой и не останавливалась. На душе как-то было тяжело, потому что дневная бомбардировка отрицательно влияла на наше самочувствие и психику.

Надо жить

Под впечатлением дневной бомбежки медленно заканчивался день. По небу плыли редкие облака с запада на восток, половина каждого из них было как бы в тени, а другая светлая, освещенная слабыми лучами заходящего солнца, которое садилось в затянутый дымом и густой копотью расплывчатый горизонт. Вечером сумерки словно, наползли незаметно на землю. Стадо домашних коров с ревом, а козы и овцы с громким блеянием, подгоняемый мальчишкой - пастухом пошло по вечерней улице. Каждая буренка и коза подходили к своим воротам, заходили во двор на дойку и отдых. Старики и девчонки закрывали ворота или калитки, уходили тоже во двор.
В вечерних сумерках в сенках домов или просто во дворе гремели пустыми ведрами, начиналась дойка.
- Что-то долго не приходит наша мама, - беспокоилась Наташа. - Надо доить корову.
- Moжет бригадир всех оставил работать в ночную смену в поле, - предположил я. – Может позвать соседку Анну, чтобы подоила буренку. Можешь и сам подоить, ты же умеешь.
- Корова меня плохо слушается, того и гляди ногой ударит по ведру.
- Не доенную корову нельзя оставлять на ночь. Не надоим молока, что будем ужинать?
- Подождем минут двадцать, - ответил я и отправился в сенки за ведром и полотенцем. Проходя мимо Буренки, она замычала, как бы мне напоминала - когда же меня будете доить? Я погладил ее ладонью по шее, промолвил:
- Сейчас, милая, начну тебя доить.
Время шло. На душе было как-то тревожно и тяжеловато. С началом дойки, думал: «Половину ведра надою, а корова ударит ногой по ведру и молоко разольётся. Что же мы будем ужинать? Но и не доить нельзя?". Я медлил, прислушивался не брякнет ли щеколда калитки. Она всегда издавала характерный звук о столбик.
- Что стоишь? - крикнула Наташа. Неожиданно Буренка замычала таким радостным негромким визгом. Тут же услышал:
- Иду, доченька, милая. Сейчас подою.
Это с работы пришла мама. Когда она шла по дороге к нашему дому, корова слышала ее шаги и обрадовалась.
Ужинали при светильнике - каганце. Это небольшая фарфоровая чашечка, в неё наливали конопляное масло. Накрывали чашечку небольшой толщины картофельной пластинкой, в центре которой делали отверстие, протягивали полотняный фитиль. Он втягивал в себя масло, которое горело над картофельной пластинкой, давая слабое освещение в комнате. Почему делали каганцы? Потому что в каждом доме имелись керосиновые семи и десяти линейные лампы, но керосина не было в магазинах. Потому мастерили каганцы и ими освещались. Маленький красноватый язычок пламени давал мало света, зато коптил сильно черной копотью.
За ужином возник разговор.
- Мама, почему в колхозе не дают хлеба? - спросила Наташа.
- Потому что весь хлеб отправляют на фронт, - ответила мать.
- Мне хочется хлеба, - неожиданно промолвила Катя.
- Нам на работе тоже хлеба не дают, варит повар одну затеруху. У нас хоть есть корова. Картошку съели, стаканов молока запили. А у некоторых людей нет и молока. Питаются картошкой и свеклой столовой и сахарином.
- Долго так будем питаться?
- Пока не закончится война.
- Когда же она закончится? - спросила Нина.
- Не знаю, доченька!
- Когда же с войны придет наш папа?
- Тоже не знаю. Хватит разговаривать. Надо всем спать!
Только один маленький Васек не принимал участия в разговоре. Он уснул на руках матери и она уложила его спать на теплую лежанку.
Я посмотрел на мать - худая, щеки впалые, куда девалась ее молодецкая краса, руки гонкие, обтянутые кожей, сквозь которую просвечиваются тонкие синие жилы. От ежедневного недоедания, от тяжелой работы в колхозе она сильно сдала, как и все ее подруги и соседки. Война никого не жалела не только на фронте, но и в тылу. Военное лихолетье коснулось всех до единого человека.
В доме все уснули крепким сном. Может забыли рассказать маме, как германские самолеты бомбили поезда на станции Сотницкой. Мама этого не видела, она со своей бригадой работала до вечера на поле у Сухой Долины. Теперь в ночное время догорали вагоны и языки пламени нет да нет вырывались вверх, освещая плотный дым.
Это уже прошлое. Но в памяти остались всем навсегда. Известно, что память делает человека гордым, свободным, помогает устоять против многих невзгод и невероятней душевной слабости. За ужином не вели даже никакого разговора о дневной бомбардировке, так как она для всех нас была не интересна, а противна.
Бомбардировка еще раз напомнила всем, что фронт уже где-то от нас не так уж далеко, раз фашистские самолеты долетают до нашего села. Надо было жить и преодолевать все трудности, которых невозможно было избежать в то грозное время, чтобы быстрее наступила долгожданная Победа над Германией.

Папа приехал

Война все ближе и ближе приближалась к нам со всей своей жестокостью и коварством и давала напоминать о ее существовании, оборачивалась сельчанам всем своими сторонами. До людей доходили ежедневно рассказы о жестоких боях на харьковском направлении, о привозке в районные россошанские госпитали раненых солдат с фронта. Женщины в минуты обеденного перерыва между собой бойко гутарили:
- Утром целый состав прошел через нашу станцию с эвакуированными людьми - сказала Анна - средних лет женщина в белом платочке. - Много детишек везли, наверно в Воронеж.
- А сколько везут каждый дань заводского оборудования, - добавила Устя. – Куда везут, никто не знает.
- Куда надо, туда и везут. Может на Урал подальше от фронта или в Сибирь на Алтай - туда ни один германец не дойдет, - сказала мать. - Что же, бабоньки, делается: каждый день из-под Ростова на Воронеж идут санитарные пассажирские поезда, в каждом вагоне битком набито раненых солдат. Может в таком санитарном поезде мимо нас провезли моего мужа Петеньку.
- Если, конечно, жив, - добавила Анна.
- Что-то давно не было от него писем. Как прислал одно из госпиталя, так больше нет.
- Нет ничего от моего Николаши, - грустным голосом промолвила Устя, - Ох, как я по нему соскучилась, душа болит днем и ночью.
Работая с матерью в поле на колхозной работе, ежедневно слушал, как мы тогда говорили "бабьи сплетни", но они иногда сильно задевали наши души так, что хотелось порой плакать.
Теперь почти каждый день стали высоко в небе появляться немецкие самолёты. Особенно нахально вел себя фашистский самолет "рама" двухфюзеляжный. Прилетит и кружит над станцией, как коршун с высоты за цыплятами, так и «рама» все что-то высматривает, нудно гудит на одной постылой ноте.
- Смотрит, с каким военным оборудованием идут на фронт наши поезда, - сказал всезнающий Булкович, - не верите, спросите у летчика.
- Почему "раму" не собьют наши истребители? - сказал Николай - требовательный хлопец.
- Может не могут его увидеть? - высказал догадку Булкович. - Небо-то огромное!
- Может дежурный по станции никуда не сообщает, - сказал я, - Да и кому сообщать, если у нас близко нет аэродрома, зенитной батареи и в помине нет.
- Вот и летает "рама" считай безнаказанно!
Мы даже стали замечать, как только "рама" улетит, через некоторое время прилетают германские самолеты, летят над станцией, железной дорогой, сбрасывают бомбы и улетают.
От таких налетов на станции всегда что-то горело, густой дым медленно столбом поднимался вверх, на железнодорожных составах что-то взрывалось. Как только самолеты улетали железнодорожные рабочие с лопатами, кирками, ломами уже работали, засыпали воронки от разорвавшихся бомб, меняли шпалы и исковерканные рельсы, пропускали воинские эшелоны на фронт.
Может мой отец так точно работает на железной дороге по мобилизации в железнодорожных войсках? - думал я. - Ведь находиться во время налета на железнодорожном полотне очень опасно. Бомба человека разнесет на куски. Домой с работы возвращались под впечатлением "бабьих сплетен", веря и не веря в их содержание.
С работы всегда возвращались вечером все сельчане. Еще не доходя до нашего дома мне и мама навстречу с радостными криками бежали Наташа, Катя, Нина.
- Ой, боже, что-то дома случилось, - с тревогой в душе промолвила мать. Никогда нас так не встречали наши деточки.
- Что может случиться?
Я не успел ничего ответить на мамин вопрос, как к нам подскочили все трое и в один голос закричали:
- Папа с госпиталя приехал!
- Неужели? - переспросила мать.
- Правда, уже дома вас ожидает и всем нам ужин готовит!
- Руки, ноги, целы?
- Целые, только забинтованные, - проговорила Наташа.
От такой радости мы не шли, а просто летели как птицы к своему дому, чтобы быстрее увидеть своего отца. Ведь от него не было никаких вестей несколько месяцев. В комнату мы просто влетели и бросились в объятия нашего папы.
При бледном свете каганца я смотрел на отца: на нем зеленая солдатская гимнастерка, подпоясан широким солдатским ремнем с бронзовой пряжкой со звездой, на груди блестит медаль.
Одет в солдатские брюки галифе, заправленные в сапоги. Лицо закрыто небритыми волосами, маленький носик, глаза поблескивали в слабом свете. Руки, как мне показалось, загрубелые с небольшими морщинками кожи на пальцах. Голос чуть охрипший, хотя раньше был звонкий. Отец помог маме собрать ужин на столе.
- Садитесь ужинать! - сказал отец. - Я вам нажарил картошку с говядиной из солдатской консервы.
После картошки отец налил в стаканы горячего чаю, каждому положил по кусочку сахару.
- Пейте сладкий чаек, да не обжигайтесь, - предупредила мать.
Этот ужин для нас был просто великолепным.
Весь вечер отец рассказывал про службу, своей жизни.
- Пора спать, а то завтра надо на работу, - сказала мама.
Приезд отца был радостным днем для всей нашей семьи, а для меня вдвойне, так как хотел у него многое узнать, что меня интересовало, чтобы завтра рассказать своим друзьям и товарищам о подвигах отца на фронте.
С такими мыслями уснул богатырским сном, чтобы завтра проснуться раньше всех и снова говорить и говорить с папочкой.
Действительно, я проснулся утром, когда солнечные лучи через раскрытое окно уже гуляли по моему сонному лицу. Первое, что я увидел - это высокий светлый потолок комнаты, но тут вспомнил - хотел раньше всех подняться с постели. Соскочил с кровати - побежал во двор. К моему удивлению раньше меня поднялся с постели отец, в руках его был уже топор. Он с ним ходил вокруг сарая, в котором находилась наша корова Буренка и постукивал топором по косякам, дверям, окнам, яслям для сена и соломы.
- Папа, ты почему встал раньше меня? - спросил его.
- Так надо, сынок, - ответил отец.
- Что ты делаешь топором?
- Хожу подправляю, гвоздями доски прибиваю, чтобы в стойле корову не пронял сквозняк.
Сарай-то надо уже перестраивать, весь обветшал, скоро завалится.
А ты сможешь все отремонтировать?
- Смогу или не смогу, а кое-что успею подремонтировать.
- Разве ты не на совсем домой вернулся?
- Всего на десять дней из госпиталя на поправку от ранения.
- Мама знает об этом?
- Конечно. Я ей еще вчера сказал.
- Папа, расскажи, как ты воевал на фронте?
- Расскажу только вечером.
- Почему вечером?
- Потому что ко мне уже приходил бригадир и попросил отремонтировать на ферме клетки для новорожденных телят.
Этот ответ отца меня не обрадовал, ведь я хотел узнать от него много интересного. На крыльцо вышла мама, громко сказала:
Идите завтракать, а то пора на работу!
Как всегда нарочно бывает - задуманное не всегда исполняется по разным причинам и обстоятельствам. Пришел Николай, предложил:
- Надо поехать в город Россошь. Купим рыболовные крючки. Рыбу-то у нас нечем ловить.
- Мне некогда, - сказал ему.
- Что у тебя такое неотложное дело нашлось?
- Хотел к отцу сходить на ферму, он там занимается ремонтом клеток для телят.
- Приедем с крючками. Потом сходишь. Пошли, скоро придет рабочий поезд.
- Уговорил. Идем на станцию Сотницкую. Времени было около одиннадцати часов дня. До прихода поезда оставалось минут пятнадцать. Неожиданно донесся слабый звук, потом стал усиливаться.
- Слушай, Колька, это летят немецкие самолеты. - Бежим подальше от станции!
- Может пролетят мимо! Ладно бежим!
Побежали прочь сколько было силы, а в воздухе уже со страшным ревом и свистом к земле летели бомбы с немецких Юнкерсов. Страшные взрывы потрясли землю. Началась бомбежка станции. Ясно стало - поездка за крючками сорвалась. С канавы увидели как загорелись вагоны. Страшно смотреть. - Бежим отсюда, а то как начнут рваться в вагонах снаряды - до нас долетят!...

Неопределенность

Одна тысяча девятьсот сорок первый военный год тридцать первого декабря в полночь закончил свой исторический бег. Ровно в полночь сделал свои первые шаги уже первого января сорок второй год. За ушедший год нашей семьей, да и семьям односельчан, пришлось пережить несколько горьких дней и еще раз убедиться в том, что война есть страшное дело, порожденная фашистскими захватчиками. От нашей Армии требовалась большая выдержка и боевая инициатива, чтобы в боях с врагами одерживать их натиск и остановить их движение вглубь нашей страны. От тыла Армия требовала бесперебойного о снабжения продовольствием и военным снаряжением. Задача трудная, но необходимая.
Как-то однажды утром я проснулся от гула ветра за стеной. Мать возилась у печки, гремя чугунками и ведрами, спросил:
- Мама, что там гудит?
- На улице буран. Снег стеной метет.
- Это плохо или хорошо?
- Людям и скотине плохо, а для полей хорошо, - ответила матушка.
- Разве на полях мало уже нанесло снегу?
- Есть пословица: чем больше снега, тем лучше урожай. Может в этом году колхозам повезет, на трудодни дадут зерна, смелем его на муку, будем дома печь хлеб. Ведь живем сейчас на одной картошке. Буран погудит да перестанет. Плохо только нашим солдатам на войне, при холоде много не навоюешь. Помнишь, как мы осенью еле успели посеять озимые при холоде и ветре.
- Помню, в обед при кострах грелись.
- А на войне иногда солдатам негде даже руки бедняжкам погреть, ведь проклятые германцы все сожгли.
- Сколько еще будет длиться война?
- Пока всех немцев не угонят домой.
- Когда же это случится?
- Видимо не скоро. Только недавно отогнали от Москвы.
- Быстрей бы закончилась война, чтоб хоть хлеба вдоволь солью посолить, да наесться можно было.
- По всему видно не скоро исполнится твое желание. Сейчас все продукты отправляются на фронт, все для фронта делается сейчас. Все приближают победу - солдаты на фронте, мы в тылу. В этом году всем придется не легко.
Тысяча девятьсот сорок второй год оказался очень трудным и напряженным. Весной с большими трудностями колхозы вспахали и посеяли тракторами и волами поля. Сеяли семенным зерном, заложили основы будущего урожая.
Сохраняли поголовье скота, хотя пришлось докармливать под конец зимы соломой, содранной с крыш конюшен и ферм.
Дружная весна веселила людей хорошими всходами всех зерновых культур. Буйно под лучами зацвели колхозные сады и яблони у колхозников. С веселым жужжанием на цветущие луга полетели трудолюбивые пчелы собирать с цветков сладкий нектар, чтобы переработать в ульях в мед. В садах распевали звонкоголосые российские певцы - соловьи, синицы. Вышли люди в поля дружно работать, чтобы получить в этом году стопудовый урожай. Это радовало людей, поднимало настроение и дух.
Только сводки Информбюро по радио и газетах сообщали населению о боевых сражениях на западных фронтах. А они были неутешительными. Находясь после школы рядом с матерью на работе, слушали разговоры женщин.
- Как же гак получилось, что германцы теперь уже стали наступать на сам город Харьков? - говорила Устя.
- Значит немцы там сильнее наших войск, - промолвила Анна.
- Если Германцы возьмут Харьков, то им открыта дорога на Россошь и Острогожск сказала мама. - До нашего "тихого" Дона останется только рукой подать!
- Я думаю, наша Армия остановит всех гитлеровцев, есть же у нас танки и самолёты, ведь на поездах везут их все дни на фронт.
- Где же наши самолеты и почему пропускают через фронт немецкие, которые вчера бомбили нашу станцию, - не соглашалась Устя.
- Что же нам делать, если немцы будут наступать на нашу местность и город Россошь, - промолвила Анна.
- Может прикажут всем эвакуироваться за Дон, - сказала мама. - Не хотелось Не хотелось бы уходить из родного края и не скитаться, по чужим углам.
- Ишь, как ты, Ленка, предлагаешь, когда к тебе с фронта пришел твой муж, - недовольным голосом промолвила Устя.
- Я так думаю, никуда мы не будем уходить, не бросать же свои дома на произвол судьбы, - высказалась до сих пор молчавшая Мария, - Немцам ничего не дадим. Все наше барахло, скотина, дома нажито своими руками и нашими мозолистыми руками!
Может гитлеровцы до нас не дойдут, - отозвалась Анна. - Что же наше начальство молчит?
 - Что оно скажет, если наша Красная Армия бьет немцев под Харьковом, - осмелился я сказать что думал.
- Смотри какой ты у нас грамотей стал, сидел бы да слушал о чем взрослые говорят, - осадила меня мать. - Дома с отцом поговоришь, а не с нами.
Женщины еще продолжали говорить между собой, но их разговор меня уже не интересовал, так как не увидел в нем ничего определенного в их домыслах. Может ещё бы они смогли переговорить между собой, но все сразу услышали в небе звуки немецких самолетов, которые казалось летели на нас всей своей черной стаей.
- Воздух! Воздух! - закричала бригадир Настя своим громким голосом, чтобы все услышали. - Ложись!
Немецкие бомбардировщики так низко летели над нами, что я отчетливо видел на крыльях большие черные кресты. Тяжело нагруженные бомбовозы с ревом пролетели над нами и полетели дальше.
- Сейчас грохнут по нашей станции? - промолвила Анна. Я следил за ними из небольшого ровика или промоины, но почему-то самолеты свои бомбы не сбросили на нашу станцию.
- Вечером отец пришел с МГФ, где он работал, я спросил:
- Папа, почему под Харьковом наши солдаты не могут разбить немцев?
- Откуда ты знаешь?
Подошла мама, сообщила отцу:
- Мы с женщинами разговаривали, а он слушал наши разговоры. Теперь к тебе пристал.
- А вам кто сказал?
- По радио передали.
- Раз передали, значит, сынок, действительно идут тяжелые бои за Харьков.
- Немцы до нас смогут дойти?
Отец помолчал, видимо собирался с мыслями, через минуту сказал:
- Могут дойти и до нас, но могут и не дойти. Трудно сказать что-либо определенное.
Отец сказал как-то неопределенно. Я считал, что папка точно мог ответить на мой вопрос, но он этого не сделал, чтобы никого не расстраивать и душевно не переживали, если что серьезное случится.
С этой неопределенностью залез на печку и уснул. Во сне время от времени возникали картина фашистского налета немецких бомбардировщиков, которые сбрасывали на нас и станцию свои бомбы, летевшие на землю со страшным свистом и ревом, созданными специально сделанными на хвостовом оперении каждой бомбы... Во сне бредил что-то невнятное. Слишком сильным для моего сознания оказалось дневное душевное потрясение от громких взрывов вражеских бомб.

Эвакуация

Потерпев поражение под Москвой, фашистское командование начало наступление на харьковском направлении. Ожесточенные бои начались с двенадцатого мая сорок второго года. Красная Армия совместно с населением пять дней обороняли Харьков всеми силами. Перевес германских войск принудил наши войска оставить город. Об этом факте сообщило Информбюро всему населению. Народ заволновался. Говорили друг с другом:
- Что же теперь будет?
- От Харькова до Россоши чуть больше двухсот километров? - Наши войска отступают?
- Куда же отступать - только лишь на другую сторону Дона!
- Нам что с армией тоже отступать за Дон? - говорили одни, кто уже не верил, что немецкие войска будут остановлены и не будут стоять на месте после открывшегося для них широкого наступления после взятия Харькова.
- Отступление наших войск вынужденное, - говорила моя мать. – Командование понимает: нужно отступлением сохранить живую силу армии - солдат, а танки и артиллерию пришлют с Урала.
- Когда это по будет? - кричали вразнобой голоса.
- Конечно не завтра, а со временем, - не сдавалась мать.
- Завтра нам что делать?
- Быть на своих местах!
- Ты, Ленка, неунывающая оптимистка, - с иронией промолвила Устья. - Я утром приехала с Россоши, там вся станция забита поездами с эвакуированными людьми и станками заводов. Как ты на это смотришь?
- Через нашу станцию Сотницкую тоже ежедневно идут на восток поезда с эвакуированными. Значит надо так правительству. Оно знает, что делает...
Со второй половины мая и до конца месяца сложилась для моего понимания непонятная обстановка. Сельчане ходили хмурые, молчаливые, ходили на работу не только днём, а даже в ночное время. Домой приходили перед рассветом. Как-то один раз спросил у матери:
- Какую работу делаете по ночам?
- Ямы копаем, - ответила мама.
- Зачем они нужны. Под новый силос прошлогодние ямы годятся. Не понимаю.
- Тебе еще всего не понять. Лучше не спрашивай!
Однако, любопытство взяло свое. Выбежал из комнаты во двор к отцу, который топором забивал колья под изгородь для пригона. Я постоял возле него, повертелся, на что отец обратил внимание, спросил:
- Тебе что делать нечего?
- Я только что разговаривал с мамой, - ответил ему.
- О чём же?
- О ночной работе. Она с бабами копает ямы. Ты тоже ходил вчера ночью на работу. Что там делали?
- С досок ящики колотили.
- Зачем? - не унимался я.
- Мало ли на что потребуются колхозу, - спокойно ответил папочка. - Много будешь знать - скоро состаришься. Иди, погуляй с ребятами.
Конечно, я ушел неудовлетворенный ответами мамы и папы. В моей юной душе закрадывалось какое-то непонятное сомнение - вроде они чего-то не договаривают, зачем выполняют такую работу.
Товарищей я нашел на речке Сухая Россошь. Они уже искупались и лежали, загорали на чистом речном песке. Но между ними был какой-то спор. - О чём разговор? - спросил я.
- О ночной работе в колхозе, - ответил Николай.
- Что о ней говорить, когда нас на нее не берут.
- Значит без нас обходятся.
- Ты знаешь почему нас не зовут?
- Откуда я знаю?
- Я случайно услышал, - продолжал Колька, - выполняют какой-то приказ: всю колхозную технику разобрать, сложить в ящики и закопать все в землю, чтобы немцам не досталась.
- Может ты все врешь?
- Истинный крест через все пузо! Твоя мамочка всей работой руководит. Ей сельсовет поручил выполнить приказ.
Услышав все эти подробности, решил вечером лучше распросить у родителей. Но вечером у меня ничего не получилось, так как долго был на реке и поздно пришел домой.
- Где мама и папа? - спросил у сестер.
- Они уже ушли на работу, - ответила Наташа. - Сказали, что придут только завтра утром.
Между тем события после оставления Харькова развивались не в пользу наших солдат, оставшихся в живых после жестоких боев.
Ударная сила наших войск была ослаблена, войска отступали. Немцы восполь¬зовались этим моментом и продолжали без остановок наступление на Остро¬гожск и Россошь, чтобы быстрее перерезать Юго-Восточную железную дорогу, снабжающую весь Юго-Западный фронт военным снаряжением.
Местные власти видимо были уже предупреждены о ведущемся немецком наступлении германских войск, чтобы принять срочные меры и не оставлять врагам ни продовольствия, а, главное, колхозного скота. Какие были по этому поводу сверху даны начальству приказы - населению были неизвестны, но их содержание было доведено в секретной форме до каждого председателя, бригадира, парторга, начальников станций Сотницкая и Россошь. Поэтому задачи по этим вопросам решались быстро и оперативно всем задействованными людьми в ночные работы.
Все методы руководства и управления важными делами нам молодым парням и девчонкам были неизвестны. Потому мы наблюдали, что делают старшие. Мы собирались небольшими группами и обсуждали все события по своему соображению.
- Я слышал, что готовят весь скот из ферм гнать за Дон, - сказал Николай, мать которого работала на ферме телятницей.
- Кто же его погонит? - поинтересовался я.
- Это ты у своей мамаши спроси, она все знает.
- Будто завтра утром весь скот погонят, - сказал Булкович. - Мама уже свои вещи собирает. Дома останется одна бабушка.
- Я слышал, что всех мужиков до шестидесяти лет будут эвакуировать тоже за Дон. Может и нас отправят эвакуацией в Воронеж?
- Как-то все делается непонятно - я высказал свое мнение. - Вроде как все собрались бежать за Дон.
- Что ты предлагаешь?
- Не знаю. У меня по этому поводу никто не спрашивал совета. Только, не понимаю, что мы будем делать, если все взрослые уйдут. Кто будет работать в поле. Смотрите какой урожай зреет на полях - пшеница колос в колос зреет. Кто-то же его должен убрать?
- Кто останется, тот и будет убирать, - мрачным голосом промолвил Николай.
- Это значит старики, бабки, да мы пацаны. Чем будем косить, если быков и лошадей завтра угонят за Дон? С комбайнов и тракторов сняты двигатели и неизвестно, где они спрятаны?
- Ты, Иван Каретин, рассуждаешь как взрослый, кто да что, кем и как. - Видно будет, - промолвил Булкович.
- Что вы все думаете?
Но мой вопрос остался без ответа. На станцию Сотницкая налетели фашистские самолеты. Мы все разбежались по укрытиям...
С каждым часом напряжение становилось трудным. С товарищами побывал на станции Сотницкая, хотели уехать в Россошь, но рабочий поезд почему-то задерживался. Невольно слышали разговор рабочих железнодорожников, которых пригласили на совещание к начальнику станции по принятии мер по создавшемуся положению на железной дороге от частых налетов фашистской авиации. По этой причине задержалось прохождение поездов с военными грузами.
- Ты был на совещании? - спросил подошедший рабочий к сидящему на диване тоже рабочему.
- Был, - ответил подошедшему.
- О чем говорили?
- О сложившемуся положению по пропуску поездов.
- Другие вопросы были?
- Один был. Сам собою возник не по повестке совещания.
- Это какой же вопрос?
- Представляешь. Идет совещание. Раздался телефонный звонок. Начальник поднял трубку, спросил - что нужно? А в трубке мужской голос: хоть решайте вопрос по пропуску поездов, хоть не решайте - немецкая авиация как бомбила станцию, так и будет бомбить.
- Кто говорил?
- Ему отвечает - это не важно, когда мы придем вас всех к стенке поставим. Знай об этом.
Начальник положил трубку на телефон, промолвил:
- Вражеская агентура добралась до железнодорожной связи. Надо сообщить в милицию.
- Сообщил?
- Сообщить-то сообщил, а с какого телефона говорил лазутчик - неизвестно. Милиции так и не было до сих пор. Видимо ищут. Может на рабочем поезде сейчас приедет из Россоши?
Рабочий поезд к назначенному часу по графику не пришел. Наша поездка не состоялась. Уходя со станции мы говорили о таинственном фашистском лазутчике, как он проник к нам и где скрывается?
Домой явились вечером. В комнате горел каганец. Вся семья была в сборе. Отец сидел у стола. Рядом с ним на лавке Наташа. Катя, Нина, Вася. Мать держала в руках отцовский вещмешок, клала в него вещи отца и кукурузные лепешки.
- Это все зачем? - спросил я.
- Военкомат отцу прислал повестку, - ответила мама.
- Опять в армию. Ведь еще не прошло десяти дней.
- Все точно, - сказал отец.
- Когда явиться в военкомат?
- Поеду завтра утром.
- Еще кто с гобой?
- Мужики с нашего села, а так же с Поповки, Ворошиловки, Николаевки, Сухой Долины. Письмо напиши где будешь. - Обязательно.
Разговор прервала мама:
- Садитесь ужинать. Надо пораньше лечь спать. Завтра предстоят многие дела.
Повторный призыв отца на фронт долго мне не давал уснуть. Ведь он отпущен
с госпиталя домой на поправку и не побыл дома и вновь в армию. Может мужиков будут эвакуировать за Дон, как говорили люди. Но почему через военкомат?
Утром всех мужчин опять, как и было раньше, провожали всем селом, но только без гармошки Шурки "Скелета". Отец всех нас поцеловал, а мне сказал:
- Будешь с матерью дома хозяйничать! Еще раз обнял маму, поцеловал ее. похлопал по плечу, промолвил:
- Жив буду, вернусь. Береги детей!
Все сели на подводы и поехали в военкомат.
Я смотрел в след удаляющимся подводам - так кончилось мое детство, короткое, незаметное и совсем не легкое. Вся работа в доме и в колхозе теперь ложилась на меня и мамины плечи. В мою юность ворвалась ненавистная война со всей суровостью и жестокостью.
Через час после проводов мужиков в военкомате из колхозных дворов выгнали скот. Впереди ехали арбы с сеном, за ними с ревом шло огромное стадо скота - коровы, телки, волы, рабочие быки. Оно перешло через железнодорожный переезд и двинулось вслед за арбами, возами в длинную дорогу до речной переправы через Дон. Мать верхом на коне сопровождала уходящих в эвакуацию скот и людей. Поздно вечером без лошади пришла домой.
Еще днем по распоряжению сельсовета и председателя колхоза расселять по квартирам прибывших с Харьковского тракторного завода рабочих на местожительство. Поезд с харьковчанами остановился на станции Сотницкая, но дальше на станцию Россошь уже не мог пройти, так как железнодорожный путь был поврежден и забит составами с военным грузом и снаряжением. Паровозы стояли, так как в топках уже не было угля и иссякла вода в тендерах. Вот почему эвакуированных людей сняли с поезда и расквартировали по домам в селах Сотницкое, Николаевка, Молот, Кокаревка, Сухая Долина, Поповке, Ворошиловке. Все люди были приняты на работу в колхоз и поставлены на довольствие.
- Мама, почему ты вчера вечером была заплаканная? - спросили мы.
- Скот не хотел уходить с родных мест, еле переправили его на пароме через Дон на другой берег. - Так ты из-за этого плакала?
- Многие со мной прощались. Это очень трудно переносить, а вас, милые детки, не хотела одних оставлять.
Спасение колхозного стада в пути и на переправе через Дон на левый берег под налетом немецких бомбардировщиков, сельчане рассудили как подвиг моей матери, не позволившей стаду попасть в руки германских захватчиков. Мама считала спасение колхозного стада своим обычным делом. Всем отвечала:
- Вы тоже так же поступили бы, если бы вам пришлось уходить за Дон.
- Это верно, - соглашались соседи.

На нейтральной полосе

Медленно течет время в начале июля сорок второго года. Дни кажется бесконечно длинными и какими-то томительными. Сильная дневная жара лишь частично спадает к вечеру. Раскаленный до бела круглый диск солнца кажется так медленно склоняется к горизонту, как будто оно совсем не хочет склониться к земле, как будто оно совсем не желает скрываться за дальним горизонтом. Оно висит над землей и никуда не спешит. Кажется весь мир находится в каком-то оцепенении. В селе стоит полная тишина, пустынны улицы и площади, а дальше переулки и улочки, не слышно никакого людского голоса, даже домашние куры на заходе солнца давно пришли в каждый свой хлев и забрались на шесты, широко раскрыв клювы от жары, чтобы дышать прохладным воздухом скотного двора. Солнце, наконец, скрылось за горизонтом. Наступил тихий вечер. Дневная жара по-прежнему еще долго держится почти до самой середины ночи. Лишь к утру температура на улице спадает на насколько градусов, чтобы в наступившем дне подняться и прогреть воздух жаркими лучами солнца.
К жаре добавилось безветрие. Земля на дорогах настолько сильно нагревалась днем, что по дороге невозможно было ходить босиком. Раскаленный песок обжигал пятки. Мама как-то заметила, разговаривая с соседкой:
- Куриные яйца положи сейчас в горячий песок, через двадцать минут все яички свернутся вкрутую. Варить не надо.
- Как же в такую жару солдаты воюют, - с сожалением в голосе промолвила Устя. - Я не представляю!
- Рабочие на станции Сотницкая день-деньской ремонтируют железную дорогу между налетами.
- Что толку? Только все сделают, поезда можно пускать до Россоши и Лисок, как немецкие самолеты прилетают и начинают сбрасывать свои бомбы на наши поезда. Ведь нет никакого движения по железной дороге.
- Куда же поезда пойдут, если станция Россошь и Лиски не принимают?
- Неужели наши истребители не могут разогнать всех этих германских стервятников? Куда же смотрит командующий фронтом. Ведь в вагонах патроны, снаряды, мины, гранаты, бутылки с зажигательной жидкостью!
- Видимо начальник Россошанской дистанции пути не может найти общего языка с командующим фронтом!
- Ты всегда была в сельсовете. Что вам говорил председатель Квитко?
- Армия сражается с фашистскими войсками, как сказал, товарищ Сталин. В тылу, это значит у нас, никакой паники не должно быть.
- А ты заметила, что уже два дня нашу станцию Сотницкую немецкие самолеты не бомбят, а пролетают мимо и где-то далеко от нас сбрасывают свои бомбы. По-моему бомбят донские переправы, а у нас на станции уже все разбили.
- Что им нашу станцию бомбить, когда они уже полностью остановили движение поездов. - Не могу понять что творится. Неужели наши отступают после поражения под Харьковом?
- Отступают или отходят, а председатель Квитко сказал: армия сражается, паники не должно быть!
Я слушал этот разговор и никак не мог понять, кто же говорит правду - мама или тетя Устя или председатель сельсовета Квитко. Встречаясь с товарищами, они тоже толковали по-разному. Лишь Николай сказал:
- Наши отступают, сказал мой дед Щвец. Немцы наступают.
В то время сорок второго года я не был знатоком военного дела, как и мои товарищи Булкович, Николай, прибывший с эвакуированного поезда из Харькова друг Васищ - стройный, среднего роста, круглолицый парень с приятным лицом, внимательным взглядом. Он чувствовал, что идут ожесточенные бои за уходящим из Харькова поездом. Судя по ранее увиденным военным киножурналам и кинофильмам развернулись сражения на всех фронтах. Наши командиры взводов, рот, батальонов, полков, дивизий, армий, фронтов не уступают в храбрости, отваге, управлении по ведению боевых операций хваленым немецким офицерам. Может у наших командиров пока не хватает боевого опыта?
Как-то во время ужина я спросил у мамы:
- Дед Швец - кузнец сказал, что наши отступают. Может он врет?
- Точно так ни по телефону, ни по радио, ни сельсовет, ни райком партии ничего не сказали. Ежели наши отступают от Харькова - значит мало у нас силы там было собрано.
- Откуда ты знаешь?
- Сегодня днем на колхозном собрании выступил парторг и сказал: "Мы отдаем свой труд фронту и крепим тыл. Но злой, ненавистный и коварный враг, используя свое временное превосходство в танках и авиации, рвется к Дону, чтобы захватить Сталинград и Кавказ с бакинской нефтью.
Встанем все как один на защиту родного края"!
- Где мы возьмем винтовки, пулеметы, орудия, минометы, - спросил у парторга Васищ.
- Оружие нам даст армия, - ответил парторг.
- Когда же мы его получим? - спросил я у мамы. Мама помолчала, промолвила: - Когда немцы будут на нас наступать.
Мои сестры слушали мой разговор с матерью. Наташа спросила: - Мама, где мы будем прятаться, когда на нас будут наступать немцы? - Отец в саду сделал укрытие, там придется прятаться нам всем. - Мы там долго будем сидеть? - спросила Катя. - Я этого не знаю.
- Что мы будем кушать, если начнут стрелять? - спросила любознательная Нина.
- Молоко и хлеб из кукурузы, - ответила мама.
Молчал лишь Васек, так как этому разговору не придавал значения.
Лишь спросил:
- Мама, где наш папа?
- На фронте воюет. Жив останется - домой придет.
- Сколько его ждать?
- Как война закончится - приедет к нам...
...В ту ночь, после дневного разговора, я долго не мог уснуть. Долго думал и размышлял о собрании и уже понимал, что не сегодня - завтра мы окажемся в полосе военных действий нашей армии против наступающих гитлеровских вояк. Как это сражение будет выглядеть по настоящему, я даже не мог себе представить. Поднялся с постели, селу раскрытого окна. За окном ночная прохлада, не то что была дневная жара. Сквозь рваные облака на темном небе прорывается слабый лунный свет ущербленной луны. Почти вкрадчиво от слабого ветерка шелестят листвою развесистые клены, колючие акации нашего сада у дома. Ветерок утихает и тогда набегает волной приятный запах цветущего разнотравья с соседнего луга. На улицах села тишина, оно словно вымерло, предчувствуя что-то недоброе, страшное. А страшным было нашествие германцев. Может в эту ночь не только я не спал, а это же делали и другие люди и мои товарищи. Я думал обо всем предстоящем дне с болью в душе и сердце, как помочь нашим солдатам. А ведь вопрос был очень серьезным не только для меня, но и для всего села и всей территории нашего колхоза.
Пятого июля сорок второго года с самого утра до станции Сотницкая доносились слабые звуки отдаленных взрывов не то бомбежки, не то артиллерийской стрельбы из орудий. Пока все это происходило далеко от нас за николаевской меловой горой. Все сельчане оказались в неведении о проходящем. Даже председатель сельсовета, как глава местной власти Квитко ходил молчаливым. Он шел по улице мимо нашего дома, видимо о чем-то думая, не глядя по сторонам. Даже не заметил мою мать, стоявшую у калитки. - Что проходишь, не здороваешься? - промолвила матушка. - Наверно разбогател?
- Прости, Яковлевна, не заметил, голова кругом идет, - ответил Квитко, останавливаясь.
- Отчего же закружилась твоя буйная головушка?
- От неизвестности и секретности. Вчера не пришла с города районная газета "Заря коммуны", неизвестно придет ли сегодня, радио с самого утра молчит, по телефону ни в райисполком, ни в райком не дозвонишься.
Вот ты, как активист спросила меня почему кружится голова, а я не могу тебе ничего сказать, что делается вокруг по всей округе. Слышишь, как гремят взрывы, что там делается - нам неизвестно.
- Наверно наши солдаты сражаются против германцев.
- Это ясно. Но что делать нам, то ли здесь оставаться, то ли всем бежать за Дон? Хлеба уже все созрели, не сегодня, так завтра надо уже начинать уборку. Поля хлеб нам дали и всему фронту. Только как его взять с пашен?
- Я так поняла - наши отступают.
- Я своим умом догадываюсь, что отступают. Если это так, что делать с поездами, ведь они мертвые стоят, в вагонах снаряды, другие боеприпасы, продукты питания, одного сахарного песку в мешках не одна сотня тонн лежит. Вот и думаю, что делать? Ведь приказ Сталина ничего не оставлять врагу - ни литра горючего, ни килограмма хлеба остается в силе? Населению все отдать не могу, немцам же не отдавать! А у меня, на руках нет никакого приказа! Ведь в вагонах все народное добро, сделанное нашими рабочими и крестьянами на государственные деньги. Хожу и ничего не могу сделать!
- Как бы своей опрометчивостью не наломать дров. За самовольство не погладят по головке, могут расстрелять!
- К стенке поставят без суда и следствия, - тихим голосом промолвил Квитко.
Далекие глухие взрывы как будто участилась и. вероятнее всего стали приближаться. К разговаривающим подошли соседи, окружили Квитко.
- Скажи, дорогой председатель, как думает Сельский Совет убирать на полях урожай, чтобы он не достался германцам? - спросил дед Митрий в роговых очках с козлиной бородкой. - Ведь не оставлять же врагам наше колхозное богатство?
- Как прикажет командование, ему виднее, - ответил Квитко, почесав рукой затылок, прикрытой фуражкой.
- Чем убирать-то будем, техники нет? Может танками? - предложила Устя.
Но Квитко не успел ответить на вопрос. Кто-то из женщин торопливо промолвил:
- Смотрите, смотрите над Николаевской горой показался большой воздушный шар с корзинкой!
- Вот дождались. - промолвил дед Охрим. - В первую германскую империалистическую войну кайзеровские солдаты поднимали в воздух над нашими позициями цеппелинги и воздушные шары с наблюдателями. Они смотрели и передавали, что делается на наших позициях, а немецкая артиллерия била по нас тяжелыми снарядами. Вот и сейчас они тоже делают.
- Почему же его не собьют? - промолвила Тоня почтальон.
- На этот вопрос я не могу ответить. По-моему немцы уже недалеко от нас, - мрачно сказал дед Силаевич.
- Наши части с боями отступают, - промолвил дед Швец.
- Трахнуть бы этот шар с крупнокалиберного пулемета и баста ему, - сказал дед Митрий.
- Где же взять этот пулемет? - промолвил дед Охрим.
Между тем шар с корзиной поднялся выше над горизонтом и стал как - бы ближе к нам. Все мы молча смотрели на него, не в силах что-либо сделать, помешать вражеским наблюдателям. Вдруг на виду у нас всех воздушный шар загорелся от взрыва. Корзина оторвалась от горящего пламенем шара и стала быстро падать на землю.
- Наши сбили шар с пулемета! - радостным голосом промолви Швец. - Молодцы наши солдаты! Умеют воевать!
Не успели соседи разойтись по домам, как с запада на восток низко над землей сначала летел один двукрылый самолет: - Это наш "Р - 5" сказал дед Силаевич.
Самолет поравнялся над нами, летчик покачал крыльями, не то приветствовал, не то предупреждал, что улетает за Дон.
Следом за ним уже летело много - много самолетов "Р - 5" можно сказать целая стая.
Я стал считать, но дойдя до пятидесяти самолетов сбился со счета.
- Перебазируются на новый аэродром, - сказал Квитко. - От немцев улетают.
- Улетели наши соколики за Дон, кто же нас защитит от германской немчуры! - со слезами на глазах промолвила Анна.
На коне подъехал посыльной к Квитко, сказал:
- В сельсовет приехал мотоциклист - связной из штаба, просит немедленно явиться к нему с важным сообщением.
- Сельчане весь день сегодня толкуют события по своему усмотрению, - ответил Квитко и пошел в сельсовет.
Через час в сельсовет стали вызывать на беседу с председателем Квитко и с представителем из штаба нескольких сельчан. А еще через час люди выходили из сельсовета молчаливые, сосредоточенные. Большинство молодые парни и девушки, молча уходили домой. Последним вышел дед Горбань- сухонький старичок, худощавый налицо, на голове картуз, скрывавший широким козырьком глаза деда, он же был участником гражданской войны. О чем с ними разговаривали в сельсовете никто не знал, хотя любопытных было много.
- Зачем людей вызывали в сельсовет? - Спросил у мама.
- Я бы тебе сказала, но меня не вызывали, - ответила мне.
- Зачем у сельсовета стояла запряженная повозка, накрытая зеленой плащ-палаткой?
- Нужно было, вот и стояла. Зачем тебе все надо знать? Ходи и смотри молча, все запоминай.
- Хлопцы были у Квитко.
- Зачем?
- Говорят записывали зачем-то? Может хотят отправить всех за Дон?
- Кого же записали?
- Говорят меня, Булковича, Николая, Васища. Кравцова.
- Что же всем сказали?
- Квитко и Горбань - мельник просто побеседовали и сказали, что мы вас пока никуда не будем записывать и не отправим за Дон. Вы будете просто как в подполье. Я даже не представляю, что такое подполье и тем более, подпольная группа.
- Это вроде как скрытых партизан, как на Украине и Белоруссии в тылу немецких войск. Может разведчиками. Я и сама толком не знаю.
- Как же мы будем бороться против немцев, если у нас нет никакого оружия.
- Пока оно вам не нужно. Может до нас немцы не дойдут, - сказала мама.
Вечерело. Солнце висело над горизонтом, спрятавшись за тучу. Дневная жара
немного спала, но еще была довольно ощутимой. Стадо домашних коров с ревом прошло по улицам села, подняв ногами большие плотные клубы серой дорожной пыли. Солнце закатилось за горизонт, а пыль повисла пеленой над всем селом. В это самое время с другого конца улицы в село стал медленно въезжать армейский обоз с солдатами. Многие сидели на повозках раненые с перевязанными белыми бинтами головами, руками, ногами. Уставшие лошади медленно тянули тяжелые повозки с ранеными. Обоз остановился на ночлег.
В наш дом поселили трех раненых солдат в руки. Мать подоила корову, принесла ведро парного молока в комнату. Процедила в крынки. Обратилась к солдатам:
- Прошу всех за стол поужинать. Чем богаты, тем и рады.
- Водичка у вас есть? - спросил один солдат, - надо руки помыть, а то на них запеклась кровь от ран.
- Пойдемте к колодцу, - предложила мать, - там вода в ведрах и ковшах.
Мать с солдатами ушла. Мы остались одни в комнате.
- Сколько же раненых солдат к нам приехало в село? - сказала Наташа. -
Одни сами ходят, других санитары приводят.
- У нас во дворе стоит подвода, а на ней два солдата лежат на соломе. Никуда не идут, - дополнила Катя. - Может они без ног или без рук!
- Какие все солдаты худые, - заметила Нина. - Может они целый день нечего не ели?
- Может они целый день уходили от наступающих германцев и только к вечеру доехали до нашего села, - высказал я свое предположение.
Вошли солдаты в комнату. Мать усадила их за стол. Разрезала буханку кукурузного хлеба на тарелку. Поставила на стол два кувшина свежего парного молока, перед каждым поставила чистые алюминиевые кружки, промолвила:
- Сами наливайте молоко в кружки, ужинайте.
- Мать тем временем в зале на полу постелила всем одну постель.
Солдаты молча ужинали. На лице каждого видна усталость.
- Спасибо за ужин, хозяюшка. Давно не пили свежее, парное молоко, - сказал сержант.
- Ложитесь спать, отдыхайте. Утро вечера мудренее. До Дона еше далеко. Прядется завтра целый день ехать.
- Верно, хозяюшка. Нам уже надоело отступать.
Наступила темная ночь. В селе ни в одном окне дома не было видно света керосиновой лампы и даже бледного света каганда. Все соблюдали светомаскировку, чтобы не привлечь внимание летчиков ночных разведывательных самолетов противника. По улицам несли дежурство часовые. Лишь в здании сельсовета еле мерцал слабый огонек. Сюда тихо приходили люди к Квитко, долго у него в кабинете не задерживались с ближайших сел, выходили на улицу - бесшумно растворялись в ночной темноте. К рассвету все стихло, успокоилось.
Когда наступил день и взошло багряно - красное большое крупное солнце над горизонтом - у здания сельсовета не стояла повозка с запряженной лошадью. На дверях сельсовета замок. Лишь красный флаг медленно раскачивался от слабого дуновения утреннего ветерка. Даже обоз с военными на рассвете покинул село и поехал полями по пыльной дороге к Дону.
День выдался жаркий. Ко мне пришел Николай, предложил:
- Пошли на речку купаться!
- Мне некогда, надо свеклу прополоть, - ответил ему.
- Выкупаемся, придешь, прополешь.
- Так и быть! - согласился с его доводом.
По дороге к реке к нам присоединились Булкович, Васищ. Вода в реке Сухая Россошь была зеркально гладкая, берега, заросшие камышом, манили нас половить речных раков. Раздевшись, с высокого берега прыгнули в воду вниз головой. От каждого отлетал сноп мелких брызг, которые в солнечных лучах горели алмазными цветами. Накупавшись, легли на горячий песок, обсыпав все тело. Разговорились.
- Сколько солдат ночевало у вас? - спросил я у Николая.
- Пятеро. Все раненые кто куда, - ответил он.
- У нас три солдата. Сказали, что отступают за Дон.
- В нашем доме были командиры, - сказал Булкович. - Знаете о чем они говорили между собой?
- О чем же? - переспросил Васищ.
- Вроде под Харьковом получилось что-то для меня непонятное. Долго готовились к бою, пригнали танки, поставили орудия, вырыли окопы и блиндажи говорил один командир. Наши начали наступать, а немцы стали сильно сопротивляться. Несколько дней шел бой за Харьков. Неожиданно кто-то дал приказ отойти с занимаемых позиций. Оказалось немцы где-то прорвали нашу линию обороны и нам пришлось с боями отходить. Вот и дошли мы до станции Сотницкая и города Россошь, Юго - Восточной железной дороги. Немцам надо было перерезать эту дорогу. Вот они перли сюда всей силой.
- Почему же наши солдаты не уничтожили немцев там, где они прорвали нашу линию фронта? - сказал Николай.
- Я почем знаю, - ответил недовольный Булкович. - Я же не командующий
фронтом, а пересказал вам все, что слышал в разговоре командиров.
- А я слышал, как говорили солдаты, много потеряли танков. Только еще одно дело у нас осталось неизвестным. Куда девалась бричка у сельсовета, накрытая плащ-палаткой? - промолвил Николай.
- Мужики шептались, что в ней были винтовки. Все раздали ночью кому надо было. - сказал Булкович. - Наверно партизанам потребуются, если немцы ворвутся в нашу округу...
Но не успели переговорить куда исчезли винтовки. С оглушительным гулом летели немецкие бомбардировщики "юнкерсы".
- Опять будут бомбить станцию. Бежим домой - промолвил Васищ.
- Там уже и так все разбито, - сказал я.
- Летчикам приказали бомбы сбросить, они и выполняют приказ Гитлера, - отозвался Николай.
Один за другим раздались оглушительные взрывы. Огромный столб черного дыма поднялся над станцией. Но почему-то армада бомбардировщиков взяла курс на станцию и город Россошь. Неожиданно по ним открыли заградительный огонь наши зенитные орудия. Снаряды рвались в гуще немецких самолетов. На наших глазах загорелся один бомбардировщик. Волоча черный шлейф дыма за собой перешел в пике и носом врезался в землю. Зенитчики подбили еще одного фашистского гада, он тоже сразу пошел к земле и там взорвался. С него выпрыгнул фашистский летчик, некоторое время точкой летел к земле, потом уже перед самой землей над ним раскрылся парашют, фашист медленно спускался к земле.
Прибежав с реки домой увидели на улицах села нерадостную картину. По дорогам, поднимая пыль, ехали полуторки с солдатами. По другим улицам спешно шли обозы с солдатами. Отдельные группы солдат в гимнастерках, мокрые на спине от жары, шли за повозками с винтовками через плечо. В одном ряду двигались походные солдатские кухни с дымящимися трубами. Солдатские обеды повара готовили на ходу. Приученные лошади солдатских кухонь ходить в колоне, не отставали от остальных повозок, везя тяжелые кухни. Солдаты - повара на ходу подкладывали дрова в пылающие огнем печки, садились на передки и ехали дальше.
Весь день шестого июля шло отступление тыловых военных подразделений к Дону. Удивило нас, парней, то, что в колонах не было тяжелых орудий, тащили сзади полуторки лишь небольшие сорокопятки, прозванные "Прощай Родина". Из них стреляли по вражеским танкам. В отходящих колонах не было ни одного нашего танка даже для прикрытия отступающих частей.
Отступление было не прикрыто ни одним нашим истребителем, чтобы отбить фашистских налетчиков и не дать им сбросить бомбы на отходящие части.
- Почему же наши отступают без воздушного прикрытия? - сказал я своим товарищам, как будто они что-либо знали об этом вопросе.
- Потому что наши самолеты еще вчера перебазировались на новые аэродромы, - ответил Васищ.
- Что будет, если налетят немцы?
- Наши солдаты будут стрелять по ним из винтовок и пулеметов, как делали под Харьковом.
- Но я, сколько ни смотрел, не увидел даже ни одного счетверенного зенитного пулемета ни на одной полуторке или подводе?
- Может они сейчас не требуются. - Когда потребуются, тогда уже будет поздно!
- Может успеют дойти до Дона без бомбардировки, чтобы не было раненых и убитых.
- Кто знает как все будет складываться пока не прилетела фашистская разведывательная ''рама" и не навела фашистских ястребов на наши отступающее части. Видел, как целая стая черных фашистских стервятников Геринга улетела бомбить Россошь.
- Там их встретили зенитки.
- Всех-то не сбили. Уцелевшие улетели.
- Может к вечеру наши успеют добраться до Дона благополучно. - Это было бы хорошо. Как-то жаль, будто кошки скребут когтями по сердцу, видя отступление наших.
- Отступление наших - это еще не настоящая линия фронта, как говорят не передовая. Может дальше немцев не пропустят?...
Весь, день гремели взрывы. Было ясно - совсем близко от нас идет ожесточенный бой наших войск против наседающих германцев. Ясно и четко слышны раскаты взрывов артиллерийских снарядов наших или немецких, стрельба из пулеметов, взрывы фанат. Уже в ближайших селах идут бои очень серьезные и упорные. Прилетели наши самолеты с красными звездочками на крыльях из-за Дона в расположение немецких войск за Николаевской горой и в сторону Россоши, сбрасывают там на головы немцев смертоносный груз бомб и возвращаются назад. Тоже самое делали немецкие самолеты, летавшие над расположением наших войск на передовой. В небе между нашими истребителями и немецкими "хейнкелями" и "мессершмитами" завязывались воздушные скоротечные схватки.
- Что же делается? - дрожащим голосом говорила мать. - Куда же нам деваться. Если снаряд или бомба попадут в наш дом, то нас всех убьют, а от дома останутся одни только щепки.
- Надо спасаться в погребе, - предложил я.
- Или в саду в убежище, - подала свой голос Наташа. - Я залезу под лавку, - промолвила Нина. - Там можно же спастись? - Будем спасаться в погребе. Надо поставить туда бидон и налить туда воды для питья. Это ты сделаешь, сынок, сейчас. Неизвестно сколько придется сидеть в погребе.
К вечеру канонада боя стала стихать, а потом бой совсем прекратился. Вечером перед заходом солнца в село вошли наши солдаты на ночевку.
Среди них на мотоциклах и машинах оказались к нашему удивлению настоящее пограничники в зеленых фуражках. В нашем доме оказался какой-то важный командир. К нему подъехал пограничник, взял руку под козырек, спросил:
- Что делать с военным имуществом в вагонах на железной дороге? Командир достал из полевой сумки лист бумаги, подал его пограничнику. - Это приказ из штаба. Все взорвать, ничего немцам не оставлять. Сколько у тебя подрывников?
- Целое отделение.
- Взрывчатка есть? - Так точно есть!
- Все уничтожить, поджечь. Врагу не должно ничего остаться. Выполняй!
- Есть выполнять! - взяв руку под козырек, промолвил пограничник, сел на мотоцикл и поехал к автомашине полуторке, стоявшей в переулке с солдатами.
Машина тронулась. Все отделение подрывников поехало на станцию Сотницкая выполнять задание и приказ штаба военного командования.
Через полчаса начали взрываться вагоны на станции. Взорваны пятидесятитонные цистерны с бензином. Столб пламени и дыма поднялся на сотни метров вверх, море огня бушевало, как на море бушует девятый вал. Горючее огненными ручьями вытекало из пробитых с автоматов цистерн, текло огненной рекой по кюветам, уничтожая на своем пути все, что встречалось.
На перегонах горели вагоны с сахаром, мукой, консервами, крупой, маслом, спиртом. Всю ночь до рассвета жадный неукротимый огонь пожирал с жадностью народное и военное имущество до последнего остатка. Лишь два больших вагона с курительным табаком "Рица" и "Слава" не горели, а тлели еще долгое время.
В ночном небе гудели самолеты той и другой воюющих сторон. Их гул раздавался до самого рассвета. Ночь била тревожная. В любой час на нас могли полететь бомбы. Мы всей семьей сидели в погребе, кто на чем мог присесть. В неприкосновенности стоял лишь один бидон с водой и кружка на крышке.
- Что творится, что творится! - со слезами на глазах несколько раз повторяла мама, тяжело вздыхая. По ее лицу было видно, что она сильно переживает все увиденное и услышанное в результате стрельбы и взрывов.
- Как будем жить дальше? - тихо говорила.
- Как все люди, - попытался ее успокоить. - Ведь всем тяжело. Но солдаты с нами, армия сражается, бьет фашистских гадов.
- Ладно, сынок, ты говоришь, только зачем же отступать и людей на горе оставлять беззащитными перед врагами.
- Кроме армии нас никто больше не защитит.
- Значит надо беспощадно уничтожать всех извергов человечества. Это могут сделать только наши солдаты и наша Красная Армия. - А наш папка тоже может сделать, - вдруг промолвила Нина.
- Один не сможет. Вместе с армией уничтожит, - ответила мать. - Хватит разговаривать, надо ложиться спать...
Я не слышал и не видел, как перед рассветом ушли солдаты из станции Сотницкая. Как мне хотелось, чтобы они вернулись и защитили нас от немецких гадов. Мы оказались всем селом и с другими ближними к нам селами на нейтральной полосе.

Книга вторая

НАШЕСТВИЕ

Вражье нашествие

Бои шли за овладение Юго-Восточной железной дорогой на расстоянии почти двухсот километров по линии Воронеж - Лиски - Сотницкая - Россошь. Враг теснил наши войска и продвигался с севера на юг вдоль железной дороги. Другая группа немцев вела наступление с города Острогожск по шоссейной дороге на рабочий поселок Подгоренский и город Россошь. Немцы хотели прорвать нашу оборону, но их продвижение останавливали наши артиллеристы и малые легкие танки - танкетки, так как немецкие танки устремились на Воронеж. Поэтому наши танкетки и артиллеристы пушками сорокапятками отражали атаки немецких мотоциклистов и пехоты с автомашин немецкой армии "Юг". Наши солдаты грудью отстаивали каждую пядь земли и линию железной дороги и прилегающую к станции Сотницкая всю территорию с прилегающими к ней селами.
Утро. Седьмое июля началось с жары. Все живое старалось укрыться в тени. К обеду стало еще жарче, день превратился в настоящее пекло, горячий ветер с юга похож был задыхание из раскаленной печи. Доносились далекие звуки взрывов. Ко мне пришел сосед Николай.
- Видел в лесополосе стоят наши сорокапятки, - промолвил друг. - Откуда они там взялись, если все солдаты ушли на рассвете к Дону? - не согласился я.
- Не веришь - пошли посмотрим!
- Ты как узнал?
- За телком ходил и увидел.
- Коли так, то верю.
Послышался гул самолета.
- Лезем и погреб, а то сейчас начнет бросать бомбы, - предложил другу.
- Может пролетит?
- Лезь, а то осколком бомбы заденет в спину или руку. Стремглав залезли в спасительный погреб. Закрыв его отверстие деревянной крышкой.
- Что делается наверху? - спросила мама.
- Немецкий самолёт появился, - ответил ей.
- Зачем он идол проклятый прилетел? - Может больше навести среди нас паники?
Гудение самолета усилилось, приближалось. По слуху можно было опреде лить, что германский стервятник уже находится над погребом.
- Жди бомбы! - промолвил Николай.
- Не задержится. Сейчас так трабабахнет, что земля задрожит, а с потолка погреба посыпется песок на голову и за воротник. - ответил.
Но звук самолета стал удаляться, а затем совсем прекратился. - Значит фашист не бросил ни одной бомбы. - Вылазим наверх, - предложил другу.
Через лаз вылезли из погреба, осмотрелись кругом - нигде ничего не горит. Я поднял глаза к небу и удивился: к земле в огромном количестве, колеблясь из стороны в сторону, кувыркаясь с бока на бок, летели белые бумажки.
- Листовки бросил гад! - крикнул Николай.
- Лови! - крикнул другу.
Подняв руки вверх с растопыренными пальцами я ловил бумажки - листовки. Поймал штук десять, а потом надоело, остановились, смотрим:
- Разве все листовки соберешь? - ворчал Николай.
- Ты не старайся подбирать с земли! - ответил ему. - Давай читать, что в них написано? - Тут же разгладил смятый лист, читаю: "Всем жителям. Перед вами остатки большевистской армии. Мы наносим последний удар и наша германская армия "Юг" будет праздновать у вас победу. Скоро война с Россией будет завершена. Мы освободим вас от большевиков. Соблюдайте спокойствие.
Немецкое командование".
Слушавшая мое чтение мама недовольно промолвила: "Вот суки, так суки, что говорят. Ведь мы здесь все беспартийные большевики. Мы знаем, как они освобождают. Всех расстреливают! - Зачем набросали столько листовок, как опавшие осенние листья покрыли землю и теперь лежать на ней бесполезно, - сказала Наташа.
- Чтобы панику сделать среди народа, - ответили мама.
- Что такое паника? - спросила Катя.
- Это когда друг друга не слушают.
Николай стоял молча, держа трубочкой листовки.
- Может хотят нас запугать? - высказал я свою версию.
- Мало ли чего захотят фашисты? - недовольным голосом промолвил друг, бросил на землю свернутые листовки и тут же принялся яростно топтать их своими ногами.
Было уже время обеда. От жары небо стало каким-то бледно - лиловым. Время от времени до нас доносились глухие взрывы. С обеда взрывы участились, стали ближе, слышнее, порой затихали. Неожиданно со стороны села Поповки сразу ударили несколько сорокапяток. Немцы ответили пулеметным огнем. Мы залезли в погреб, ведь бой может разгореться в селе за каждый дом или улицу. Сидя в погребе, слышали несколько выстрелов еще из сорокапяток. Сделалось тихо. Я с Николаем вылезли из погреба. Видим на шоссе у здания школы странную картину: идут полуторки с прицепленными сорокопятками в сторону Россоши. Сбоку шоссе стоят два легких танка - танкетки. Время от времени стреляют из крупнокалиберных пулеметов в сторону Поповки по немецкой мотопехоте, застопоренной на дороге.
Колонна не поехала на станцию Россошь, а переехала по переезду железную дорогу. По полевой дороге двинулась в сторону Дона. За ними двигались танкетки, охраняя колонну.
Немецкие мотоциклисты вырвались из Поповки и ворвались в село Сотницкое с севера. С Николаевской горы, форсировав у брода речку Сухая Россошь из Копанок вошли немецкие солдаты. Все они были в касках, некоторые в очках, грязные, потные. Серо-зеленое обмундирование было в серой пыли, руки почернели от грязи. На груди у каждого автомат, на каждой, коляске мотоцикла пулемет. Все село огласилось командами на немецком языке. Станция Сотницкая тоже оказалась в руках немцев. Немецкие солдаты топтали ногами, давили колесами мотоциклов на дорогах и площадях немецкие листовки у нас на глазах. Наши нервы были напряжены до предела.
- Нам бы такие автоматы иметь, мы бы показали всей немчуре кто из нас сильней, - промолвил Николай. - До последнего патрона я бы вел огонь!
- Что потом, когда кончатся патроны? Ты помнишь, что сказали нам Квитко и Горбань "вы в подпольной группе"!
- Когда это будет?
- Время покажет. Надо присмотреться что к чему. Ведь кого-то наши оставили работать против немцев? - Смотри, так тебе и скажут о нем?
- Может тебе первому придется встретиться с этим человеком, - ответил ему. - Лезем в погреб! Немец идет. Чего доброго, носком сапога может под задницу поддать!...

Куда прятать?

Следом за мотоциклистами в село въехали большие с крытыми брезентом кузовами с солдатами. В центре площади поставили походную кухню, возле которой уже копошились повара, чтобы до вечера приготовить солдатам жратву. Машины продолжали подъезжать. Солдаты спрыгивали с кузовов. На земле стряхивали с себя серую дорожную пыль, пилотками, хлопая друг друга по плечам, спинам, задницам. Увидев речку Сухая Россошь, солдаты ватагой побежали на берег, быстро сбрасывали с себя одежду, со смехом, визгом возглашали:
- Флюс! Флюс! - Баден! Баден!
- Гут! Гут! - с разбега, с вытянутыми вперед руками бросались в реку, смывая с себя грязь и противный запах пота. От большого количества купальщиков, вода в реке стала мутной, донный ил всплывал наверх, но немцы не обращали внимания, плавали, ныряли, кричали что-то на непонятном языке друг другу.
На площади возле походной кухни немецкие повара из колодца ведрами носили воду и заливали ее в котел. К одной кухне подъехала вторая. Повара обоих кухонь сошлись, вместе стали о чем-то бойко говорить, руками, показывая во двор Тони почтальона, Усти. Я с Булковичем смотрел на них и наш слух уловил отдельные слова разговора.
- Мы учили в школе немецкий язык. Так они упоминают слово "кун" - "хюнер - блаттен". Что эти слова означают? - промолвил Булкович. - Думай! - Надо бы в словаре прочитать, - ответил ему. - Где ты его сейчас найдешь?
- Я так смутно припоминаю - говорят о чем-то курином.
Непонятное разрешилось у нас на глазах в один миг. Немец из автомата дал очередь по домашним курам соседки Усти. Перья полетели в воздух по сторонам. Перепуганные стрельбой курочки с криками бросились по сторонам, раненые хохлатки трепыхались на месте, пытались встать на ноги, но тут же падали как подкошенные. Мертвые курицы лежали, истекая кровью. Немцы хохотали, довольные тем, что варварская охота на кур удалась. Два немца пошли во двор, собрали мертвых и раненых курочек за ножки, понесли к кухням, там бросили их на землю. Один из поваров вылил на кур ведро кипятка, чтобы перья отстали от кожи...
Возмущенная Устя таким варварством начала кричать в сторону немцев.
Размахивала руками, грозя фашистам кулаком:
- Ироды проклятые, что же вы делаете? Всех вас надо перестрелять, - и двинулась за поваром.
Один немец взял в руки автомат, ткнул стволом в грудь Усти, крикнул:
- Вэг! - (что означает "прочь"). Ком цюрух! - (иди назад).
Устя , ругаясь, пошла прочь в свой двор. Автоматная стрельба привлекла внимание сельчан. Возле каждого дома стояли бабы или старики, проклинали солдат:
- Ни стыда, ни совести! - говорили люди. - Вы что насильно хотите все у нас забрать!...
На заходе солнца вечером немецкая орда уплетала с удовольствием свежий суп с жирной курятиной из своих плоских котелков. Вся эта серо-зеленая масса чавкала, жевала желваками, шевелила челюстями, сопела, вздыхала, перемалывала с хрустом косточки кур на своих зубах, проглатывала всю эту жвачку в свой желудок курятину. Женщины проклинали германцев как могли:
- Настоящая орда Мамая навалилась на нас!
- Чтоб вы все подавились нашими курами!
Вечером большое круглое солнце медленно зашло за черную тучу, словно небесное светило сочувствовало бедам сельчан, но оно ничем им не могло помочь. До самого позднего вечера в селе и на станции поселилась гробовая тишина, которую время от времени нарушали германские патрули своими громкими стуками каблуков сапог о твердую сухую дорогу.
При каганце вся наша семья сидела в погребе и обсуждала события задень и начавшийся грабеж.
- Этак могут забрать у нас коров и свиней, - недовольным голосом промолвила мать. - Что на фрицев нет никакой у правы? Я не поверю!
- Может и есть, - высказал я свое мнение, - но за один день ничего не сделаешь.
Надо приглядеться.
- Пока будут присматриваться - немцы у нас все заберут и увезут в Германию.
Мысли мамы были правильны и я понимал о чем она говорит без всякого
страха. Конечно, чувство страха присуще всем людям. Начать неподготовленную борьбу против ненавистной немецкой оккупации, это значит подвергнуться большой опасности. Борьба против фашистских захватчиков будет иметь успех лишь тогда, когда есть уже необходимая подготовка и шансы. Но и здесь все зависит от умения руководить своим разумом, сознанием, долга перед Отечеством и остаться не арестованным и не расстрелянным, быть непреклонным, спокойным, хотя в душе горит и бушует пламя ненависти к врагам.
- Если все у нас заберут немцы, то чем мы будем питаться, - беспокоилась мать. - Чем я вас буду кормить?
Ответить на этот вопрос я быстро не мог. В моей голове возникло много всяких мыслей. Им не прикажешь появляться и исчезать, но они порой дают добрые советы.
Мать тяжело переживала немецкое нашествие. Целую неделю к станции Сотницкая с запада двигались большие колонны немецких войск и все они проходили через нашу местность. При остановках солдаты, как заведенные механические куклы схватывали свои плоские котелки и бегали по дворам с одними и теми же словами. Забегали и в наш дом, произнося:
- Матка, млеко, млеко! (это означало: матка молоко, молоко).
- Нету млека, - отвечала мать. - Разве для всей такой оравы столько надоишь молока?
Наиболее настырные тут же требовали:
- Матка, яйки, яйки!
- Нет яек, всех кур перебили и съели!
Приходили другие, тоже требовали:
- Матка, меда, меда!
- Нет меда, пчел не держали, - отвечала им.
Недовольные гитлеровцы что-то непонятное бурчали себе под нос, а потом принимались шарить по шкафу. Не найдя ничего съестного, бросали:
- Шлехт, руссишь швайн!
- Сам ты свинья неумытая! - бросала мама им вслед.
- Я, я, - бормотал немец и уходил недовольный.
Но был и такой случай. Где-то после обеда в комнату вошел сухощавый немец среднего роста с котелком в руках
- Матка, буттер, буттер! - повторил несколько раз.
- Не понимаю, - ответила мать.
- Буттер, му, му! - и приложил два пальца к своей голове, чтобы мать догадалась, что он просит коровьего масла.
- Нету масла. Да и где его возьмешь, если молоко ваши солдаты насильно отбирают. Детям ничего не остается. Навязались на наши головы просвещенные европейские грабители из Германии и терзают нас сволочуги выпалила недовол¬ная мамаша.
Я смотрел на немца. Его лицо перекосилось, глаза округлились, правая рука потянулась к автомату. "Вот и пришла всей нашей семье незваная смерть", - мелькнуло у меня в голове. Этот не задумается пустить автоматную очередь сначала матери, а потом по нас, детям.
Никто даже из соседей не узнает, за что мы погибли от рук этого грабителя и захватчика. Мать, сестры побледнели, у них затряслись губы и руки. Немец молча окинул своим злым холодным взглядом нашу комнату, посмотрел на рассерженную и недовольную мать, перевел взгляд на нас, детей. Рука его медленно разжалась и опустилась от автомата. От порога комнаты прошел к столу, сел на лавку вместо стула, и к моему удивлению заговорил на чистом русском языке:
- Мамаша, мне жаль тебя и твоих детей. Тебя могут арестовать и повесить за оскорбление германских солдат. Будь очень осторожна особенно при офицерах. У тебя видимо муж служит в Красной Армии. Я русский, но меня заставили служить в германской армии. Учтите мое предупреждение. До свидания.
Мать успела только выговорить: - Спасибо, добрый человек. Буду осторожна.
Немец ушел. Я думал, как это так, русский, а служит Гитлеру. Может он ищет случая, чтобы на Дону перейти на сторону Красной Армии! Это был для меня настоящий сюрприз.
Где-то слышал или читал, что думать, противопоставлять, анализировать события, свое отношение к ним, поступки никому не запрещено. Если твоя память возвращает твои мысли в прошлое, то это считается естественным явлением. Видимо в этом есть какая-то направленность и целесообразности чем серьезнее опасность, тем ответственнее испытание, тем ускоренно работает мысль, чтобы выбрать в жизни нужное действие в данный момент. Именно так поступила моя мать по отношению к русскому "немцу", сделавшего ей серьезное предупреждение.
Кто он был по убеждению: пацифист, германский коммунист или простой рабочий, не веривший уже в победу Германии, видевший смерть многих людей - в бесполезной войне, насильно мобилизованный в германскую армию - предугадать не берусь. Может он был разведчиком Красной Армии - я не знаю. Но видеть смерть людей ему уже осточертенело и он своей волей предотвратил еще одну смерть. Но таких немцев я больше не встречал.
Что ни день к станции Сотницкая подходили новые воинские соединения, которые грузились только что пришедшие немецкие поезда по восстановленной железной дороге. Другие моторизованные части двигались по степным полевым дорогам по нестерпимой жаре. Вслушиваясь, в разговор немецких солдат чаще всего слышалось слово "Сталинград". Вот что доносила, наша авиаразведка: "В Большой излучине Дона непроглядная мгла от пыли и дыма. Горят хлеба, села, деревни..., по всем малым и большим дорогам к Дону тянутся колонны, автомашины, тягачи, танки сплошным потоком.
Длина отдельных войсковых колон достигает десяти - двенадцати километров. Горят станицы...". Так писал А. Чуянов в книге "На стремнине века".
Мы тогда еще не совсем осознавали всю опасность, которая свалится на нас. Но, мама, как старшая, уже понимала, что германцы жестокие люди, они ненавидят нас за свое поражение под Москвой и всю свою злобу и жестокость перенесут на мирных жителей.
- Куда бы спрятать мешок муки, а то придут эти бандюги Гитлера и заберут у нас своим лошадям, - забеспокоилась мать.
- Мы им ничего не дадим, - сказала Нина.
- Мама, а лук они тоже могут вырвать? - промолвила Наташа.
- Могут сволочи. Сказать-то им ничего нельзя.
- Мама, а немцы корову у нас могут увести? - уже серьезно промолвила Катя.
- Корову нашу никуда не спрячешь. Если все у нас заберут, то мы умрем с голоду. Что делать - не знаю, - уже серьезно промолвила мама.
- Что-то надо придумать, чтобы все спасти, - сказал я.
- Был бы отец дома хотя бы яму выкопал. А мы что сделаем?
- Яму-то зачем копать - спросила Наташа.'
- Картошку, свеклу, морковку, репу где будем спасать осенью чтобы не забрали у нас немцы? - сказала мама. - Не спрячем - питаться будет нечем.

Грабежи

Вторжение огромной германской армии "ЮГ" в местность излучины Дона между станциями Лиски - Сотницкая - Россошь в пределах расположения Юго - Восточной железной дороги, на хлебные поля Россошанского и Подгоренского районов, сказалось уже на первых порах оккупации. Солдаты вермахта бесцеремонно входили в дома жителей села или деревни, брали без всякого разрешения понравившиеся им предметы и вещи. С окон срывали занавески, если на них были вышиты красивые рисунки нитками мулине, например, деревенские петухи с большими красными гребнями, розы и цветущие маки, расцветшие подсолнухи, снимали с крючьев махровые полотенца.
В дом к нам зашли два здоровенных худых немца. Прошли по комнатам, посмотрели окна, в углу икону. Мать еще вчера сняла с окон шторы, убрала полотенца, спрятала на чердаке.
- Может туда не полезут, - сказала нам.
Верзилы что-то говорили друг другу, смотрели в угол, один даже в сторону угла показал рукой из их лопотания я успел запомнить слово, которое они произнесли несколько раз - "кастен"
- О чем они лопочут? - спросила мать. - Ты их понимаешь?
- Они увидели в углу ящик куда складывали белье после стирки и глажения утюгом.
- Зачем он им потребовался?
- Может патроны в нем хотят возить?
- Других ящиков у них что не хватило?
Горбоносый немец в очках подошел к матери, резко бросил, лающим голосом:
- Ефон кастен! (открой ящик), - и повертел пальцем как бы ключом в замке.
- Там ничего нет! - ответила мама, отдав ключ немцу.
Горбоносый долго вертел ключ в замке, открыл крышку ящика. Бесцеремонно схватил ситцевые платьица моих сестер, отодрал с крышки ящика почтовые открытки с фотографиями молодых девушек и женщин, положил себе в карман, а стоящий рядом пришелец арийской расы получил от него детские платьица.
- Гут, Курт! - сказал он и оба вышли из комнаты. Мама начала немцев ругать на чем свет стоит:
- Это же посмотрите на них, даже детское белье - платьица забирают себе. Неужели в хваленой Германии дети, ходят голые без платьев?
- Может они обменяют кому-нибудь на шнабс (самогон), - сказал я.
- Разве можно грабить людей?
- Они всю Европу ограбили. Теперь грабят нас. А мы не можем дать им от ворот поворот.
- Был бы у меня сейчас пулемет или автомат без всякой пощады перестреляла всю эту немчуру как собак!
- Мама, не кричи. Тебя уже недавно один немец предупредил, что твой крик они могут принять за оскорбление германцев!
- Будь они прокляты вместе с Гитлером все эти сволочи!
- Нашими платьицами не разбогатеют, - промолвила Наташа. – А с открытками сходят в туалет.
Я посмотрел в окно. По улице шли немецкие прошли мимо нашего дома. Нина, закрыла ящик и отошла от него.
- Теперь в нем нечего брать, - сказала Катя. - Можно вынести его в чулан, чтобы здесь не мешал.
- Как же дальше жить? - ворчала мама - Прямо на глазах все тащут!
В этот же день случилась другая беда. К дому старого деда Швеца подъехала крытая машина. Во дворе стояла привязанная хорошая жирная двухгодовалая телка, жевавшая накошенную в саду траву. Четверо слезли с машины, подошли к ограде, один заговорил:
- Гут ферсте! (хорошая телка). Тотен! (убить), - рявкнул старший офицер. Стоявший рядом солдат дал очередь из автомата. Телка заревела, подпрыгнула на месте, упала на землю, мотая ногами из стороны в строну в предсмертных конвульсиях, истекая кровью, затихла. Два других германца накинули на шею веревку и все четверо фрицев через калитку потянули веревкой телку в кузов машины.
Старый Швец выбежал из сенок дома, закричал:
- Что же вы делаете, сволочи! Это же грабеж средь бела дня! Где ваш комендант, сейчас пойду жаловаться на вас!
Немец дал очередь из автомата. Швец упал у порога своего дома, шевелясь от испуга или от ран.
Я стоял через дорогу во дворе своего дома и все это видел. Мать спросила:
Кто там стреляет?
- В деда Швеца немец с автомата палит.
- Зачем?
- Телку у него забрали, а он не давал. Вот и пальнули в него. Может убили или ранили. Не знаю. Лежит у порога дома.
- Неужели германским солдатам не дают кушать, что начали нас грабить?
- Не знаю, - ответил я.
Да, действительно мы все люди не знали что с двадцатого июня сорокового года по приказу "Имперского управления по вопросам продовольствия" солдатам Германии был урезан продовольственный паек до 2750 калорий, а с первого июля сорок второго года до 2543 калорий. Гитлер отлично понимал, что солдатам жить и воевать на урезанном пайке труднее, но и он будут обирать население на захваченных землях. Теперь это ограбление носило сорганизованный характер. Грабили нахально, бесцеремонно прямо на наших глазах.
Все это осуществлялось с разрешения Гитлера и подтверждалось германским меморандумом от 2 мая 1941 года, зачитанным на заседании Трибунала в Нюрнберге 10 декабря 1945 года. Этот документ гласил: "Война может продолжаться лишь в том случае, если вооруженные силы на третьем году войны будут снабжаться продовольствием из России". Эта цитата взята из газеты "Известия" от 11 декабря 1945 года.
Открытый грабеж был не только в нашем селе Сотницкое, но и в соседних селах - Поповке, Ворошиловке, Николаевке, Молоте, Кокаревке и в соседних хуторах и деревнях. Это сразу же обострило отношения людей к германским грабителям. - Где же партизаны?
- Где подпольщики?
- Мы оказались незащищенными, брошенными, - заговорили сельчане между собой.
- Вечером мать спросила:
- Кто у нас ушел в партизаны?
- Точно не знаю, но кое-кто ушли в Скорорыбский лес...

"Новый порядок"

Надежда населения на возвращение Красной Армии не осуществлялась.
Правда время от времени высоко в небе появлялись наши самолеты группами и в одиночку. Во всех направление одно - на запад. Зато ночью, как только наступал вечер, из-за Дона прилетали наши "Кукурузники", как их тогда все называли самолеты типа Р - 5, пролетали над железной дорогой, развешивали яркие осветительные ракеты на парашютах и начинали бомбит станцию Сотницкая со скоплением воинских поездов гитлеровцев, так как ночью немцы не отправляли воинские эшелоны и они перестаивали до утра из-за опасения подрыва их ночью партизанами, самолеты сбрасывали бомбы за станцию, железнодорожное полотно, взрывали его, выводя из рабочего состояния. Иногда на бреющем полете с потушенными огнями и приглушенными двигателями "кукурузники" пролетали над селом. В такие минуты мама говорила:
- Наши соколики прилетели нас проведать и партизан подбодрить, ато германцы начали нас грабить нещадно.
- Может они не знают.
- Почему это не знают? Должен же у нас быть разведчик или партизаны?
- Если и есть, так о них никто не знает и не скажет ничего раньше времени, - пояснил я. - Нужно время, чтобы они начали действовать.
- Пора бы уже шарахнуть всех германцев, суки взяли над нами власть и грабят!
Я соглашался с мнением мама. Действительно, какие-то в штатской одеже люди ходят по улицам и расклеивают на заборах, стенах домов военные приказы, в которых черным по белому написано: "За укрывательство красноармейцев - расстрел... и дальше перечислялось за что еще расстрел, расстрел. За убийство немецкого солдата расстрел десяти.
Это уже была угроза и моральное давление.
Штатные лица были представителями германских оккупационных властей. Они заняли здание бывшего колхозного правления, на углу приколотили флаг с паучьей свастикой. Поставили старосту, полицаев, установили "новый порядок". В чем заключался этот ненавистный "новый порядок" вскоре мы все узнали и испытали на себе. Как-то в один день после обеда по селу пошли полицаи с карабинами" в руках свертки бумаг и банки с клеем. Голосом объявили сельчанам:
- Завтра утром всем явиться на сходку к управе коменданта!
- Где эта управа? - спросила мама рыжего полицая.
- У колхозного правления, - сердито ответил полицай.
- Мне там делать нечего, - заявила она.
- Получишь десять ударов плетью по голому заднему месту.
Полицай выхватил из-за голенища сапога плеть, занес ее над головой, размахнулся, чтобы ударить, но мать успела отскочить в сторону.
- Ты что одурел? - крикнула мама. - Разве так делают?
- Этого требует "новый порядок" германских властей, - повернулся и ушел к следующему дому, крикнул - по улице больше двух не шляться!
- Сволочь, прислужник бандитам, - проворчала мама ему вслед - Мог, сука, застрелить ни за что. Трудно становится жить, - и ушла в дом.
Мимо ворот шли Булкович. Васищ, Николай судочками в руках, спросил:
- Куда пошли?
- На рыбалку, - ответил Васищ, подняв в руке удочку над головой. - Пошли с нами!
- Больше двух по улице не ходить, - сказал подошедший второй рыжий полицай.
- Чихали мы на полицая. Наша речка, а не полицейского, - сказал Булкович, - показал язык уходящему блюстителю порядка.
- Чего ты его боишься?
- Мать чуть плетью не огрел за то, что не хотела слушать полицая идти завтра к управе.
- Мой дед не пойдет, - хмуро промолвил Николай.
- Почему?
- Немцам не давал телку, так по нему палили из автомата. Пуля ранила в руку. Это теперь такой "новый порядок". Грабят и ничего им не говори.
С разговорами дошли до реки. Под развесистой ивой было наше любимое место. Здесь мы всегда ловили рыбу. Ловилась увесистая плотва, щуки, окуни, донские бычки. Всегда вечером приносили домой большие связки сежей рыбы на ужин.
Было часа три после обеда. День был жаркий, на небе ни облачка. В тени развесистой ивы было прохладно, дышалось легко. Каждый выбрал себе место, забросили лески, положив удилища себе на колени.
- Надо бы сначала искупаться, жарища какая, а потом рыбачить, - предложил товарищам.
- После рыбалки накупаемся вдоволь, - промолвил Васищ. - Лучше ночью спать будем.
Рыба ловилась удивительно хорошо. Поплавки на поверхности воды, словно плясали друг перед другом, а потом ныряли в глубину. Ловкая подсечка удочкой -серебристая плотва на крючке лески сверкает серебристой чешуей в лучах солнца. Каждый из нас быстро снимал рыбу с крючков, насаживал на них наживку червя и закидывал леску с приманкой в реку.
- Хорошо ловится рыбка! - с радостью промолвил я! - Вечером сварят дома хорошую жирную уху.
- Смотри, объешься, - съязвил Васищ, снимая с крючка трепещущегося донского бычка.
Дальнейшая рыбалка была омрачена неожиданностью. По берегу прошли два немца совсем тихо, по-кошачьи. Услышали слово "фишланд" (рыбалка) сзади нас, оглянулись.
Высокий худой немец ловил рукой леску с донским бычком у Васища, а другой меньший ростом подошел ко мне и схватил рукой удилище с крючком на леске и потянул к себе. Я дернул за удилище с крючком, оно скользило в руке германца. Крючок вонзился в руку, фриц дико заорал, толкнул меня кулаком в грудь и столкнул с берега в воду. Мне ничего не оставалось, как плыть к другому берегу.
- Доннер ветер! - кричал второй, схватил рукой за шею Васища, поддал носком под зад и сбросил его с берега в реку, отобрав удочку и рыбу. Николай успел швырнуть всю связку рыбы в лицо фашисту, но от его удара полетел вниз головой в реку. Булкович, бросив удочку, попытался убежать, но был схвачен и тут же с яростью был брошен тоже в реку. Переплыв реку, вылезли на другой берег, тут же побежали по камышам берега к осоке в разные стороны. Немцы грозили нам кулаками и что-то кричали, но мы не слушали их вопли, быстрее удалялись от злосчастной рыбалки и орущих германцев. Так мы на себе испытали их "новый порядок".
Вечером мать спросила:
- Куда ходили после обеда? - Рыбу ловили, - ответил ей.
- Почему одежда мокрая? - Немцы в речку загнали.
- За что? Берега не хватило для всех?
- Удочки и рыбу у нас отбирали. Мы им не давали.
- Они могли бы вас всех перестрелять.
- Они были без автоматов.
- А под зад получили?
- Это было. В речке оказались по их "новому порядку".
- Смотри, больше им не попадайся, - закончила мать.
Мне было жалко не столько рыбу, как крючка, потому что он был у меня последний.
Утром полицаи верхом на лошадях рыскали по улицам, поравнявшись с домом, кричали во все горло: - На сборню! На сборню!
Люди не выходили из домов как будто не слышали. Да и погода была скверная. День был какой-то мутный, по небу плыли плотные облака, дул ветер, поднимая тучи пыли и песка, засыпая глаза, попадая за воротники одежды. Песок хрустел на зубах, попадал в уши. Лишь часам к десяти на сборню пришли старики, старухи, подростки. Бабы шептались:
- Было правление колхоза, а теперь сборня, - сказала мать.
- Могут назвать биржей труда, - сказала Тоня. - Наверно во всей Германии так.
Пыльная буря свирепствовала. Люди попытались укрыться за стеной здания бывшего правления колхоза. Но староста рявкнул во весь голос:
- Всем подойти ближе к машине!
Грузовая машина с раскрытыми бортами стояла со зданием рядом на ветрен- ней стороне. В кузове сидели солдаты с автоматами, немецкий офицер с выбитым правым - глазом, перевязанным черной повязкой, староста с густой белой бородкой, два полицая - черный и рыжий. Ветер с песком им дул в спины, а собравшимся сельчанам ветер сыпал песок и пыль прямо в лица и глаза. Староста зашевелился, поднялся, поднял руку, заговорил:
- Тихо! Сейчас выступит перед вами офицер немецкой армии. Всем слушать и запоминать все услышанное. Тут же повернулся к немцу, поклонился ему, сказал:
Битте (пожалуйста) гер - офицер!
Гитлеровец поднялся молча, сделал шаг к краю борта, стал на самый край, одним глазом осмотрел стоящих перед ним людей, заговорил на немецком языке хриплым голосом:
- Ахтунг, - было его первое слово (внимание). Говорил резко, порой что-то невнятное, но, видимо, считал, что его все поняли о "новом порядке" работы на германскую армию я на всю Германию. Но слушавшие неожиданно зашумели. Офицер умолк. Староста спросил, тряся своей бородой:
- Почему не слушаете?
- Мы не понимаем о чем говорит офицер, - услышал я голос мамы, стоявшей в первом ряду у кузова. - Может он хочет нас всех расстрелять?
Офицер о чем-то спросил у старосты, тот сделал кивок головой, тоже что-то ему сказал офицеру, отошел от него. Полицаи и солдаты, видя недовольство собравшихся, взяли в руки автоматы, смотрели на офицера, потом на народ, старосту.
- Орднунг! - рявкнул недовольный офицер. - Орднунг! (порядок).
Но люди не обращали на него внимание, уже шумели еще сильнее:
- Собрали нас как пешек и говорят что попало!
- Можно же говорить по - нашему!
- Этот офицеришка не знает русского языка, - сказал дед Швец.
Староста поднял руку, требуя тишины.
- Господин офицер будет говорить по-немецки, а я вам буду переводить его речь на русский язык. Понятно?
Повернулся к офицеру, промолвил:
- Шпрехен(говори), герр офицер.
Конечно, читателю интересно было бы прочитать выступление офицера, гово¬рившего по-немецки. Но в силу того, что слушатели не понимали немецкую речь, староста переводил услышанные предложения на русский язык так, чтобы хоть немного понимали, хотя он с сам был не так уж силен в понимании чужой речи, которую слышал, когда был в плену в Германии в 1915 году.
Перевод старосты приблизительно был таким:
- Все люди вашей местности теперь находятся на территории Германии, которую отвоевали немецкие войска у большевиков и все пространство... Все вы теперь должны работать на Германию; - переводил староста. Кто не будет помогать германской армии того будем бить плетьми... Вы должны выдать германским властям всех большевиков, комсомольцев, депутатов...
Мы устанавливаем "новый порядок". Все должны подчиняться коменданту... Немедленно докладывать коменданту и полицаям появление партизан и разведчиков красноармейцев, проникших в тыл германских войск. Они должны быть немедленно арестованы и переданы немецким оккупационным властям...
- А хрена не хочешь! - шептали в толпе.
- По приказу герра коменданта каждый, кто укроет - красноармейца у себя в доме - будет расстрелян. Этого требует "новый порядок"...
- Ничего себе "новый порядок", - шепотом сказала мама своей соседке. - По селу расклеили листовки али приказы - тоже за всё грозят расстрелом.
- Все ваше имущество и вы сами теперь принадлежите Германии... - Много хотят сволочи, - прошептал дед Швец. - Наше все нажитое хотят взять себе.
- В соседнем селе Поповке за сопротивление германским солдатам на воротах своего дома уже повешен хозяин - старик и две его дочери. - Это уже действительно настоящие фашисты. Над нами просто издеваются, - сказала мать. Устя добавила:
- Может их самих гадов надо повесить?
- Тише говорите, сороки, замолчите, цыц! - прицыкнул дед Охрим. - Раз идет война, вы все теперь рабы и будете работать на великую Германию...
- Сам ты раб, зверь, людоед, кровавый вампир, душегуб, - послышались выкрики среди толпы. Офицер повернулся к старосте, спросил:
- Почему заволновалась толпа рабов?
- Не нравятся им, что всех назвали рабами, - ответил староста.
- Они на самом деле есть рабы. Успокой их!
Однако, староста сделал перевод по-своему, опасаясь назревающего бунта и негодования сельчан:
- Вас будут ежедневно германские оккупационные власти приглашать на работу...
- Как рабов? - спросила мать.
- Что ты нам не правильно перевел? Ты думаешь мы не знаем немецкий язык?
Толпа перед кузовом заволновалась, загудела, зашевелилась, задвигалась - вот-
вот набросится на фашистских прихвостней, которые навязывают людям свой "новый порядок".
Офицер повернулся к солдатам, махнул рукой, бросил:
- Фойер! (огонь).
Затрещали автоматы. Над головами стоящих людей засвистели пули. Стало тихо, тихо.
- Теперь будем работать и жить по "новому порядку", - сказал староста. Помолчал. добавил" - С разрешения герра офицера - всем разойтись по домам до особого распоряжения...
Ветер дул невыносимо сильно, швырял в лицо мелкий песок пыль, пыль засыпала глаза. Солнце на небе еле мерещилось в пыльной мгле. От ветра качались ветки деревьев. Все вокруг шумело и ничто не предвещало, что буйство природы к вечеру могло бы прекратиться.
Женщины группами расходились по улицам, бурно обсуждая события на сборне. Мать шла с Устей, Тоней и другими соседками, я шел сзади, слушая их разговор.
Впереди нас шли старики Митрий, Силаев, о чем то громко говорили между собой, скрашивая свое недовольство крепким народным матом.
- Это же надо было назвать всех нас рабами, - возмущалась мать. - Как у этого гада поворачивался сказать язык?
- В колхозе всех называли колхозниками, а теперь при германцах рабами, - говорила Устя. - Это что же настоящее рабство времен Римской империи вернулось сюда?
- Как жить будем? - продолжала мать. - Нет соли, нет керосина, сидим без спичек. Прядет зима - нет дров, угля? Где мы возьмем все это? Германский "новый порядок" не говорит ни слова, а все трындычит про рабов, а про соль и спички ни слова.
- Просто издеваются над нами. Староста переводчиком заделался, а так или не так переводил речь с немецкого на русский. Может все врал?
-Да нет, правду сказал, что в Поповке целую семью повесили зато, что немцам не дали изрубить ворота и сжечь на костре.
Я до смерти перепугалась, когда начали стрелять из автоматов. Если стрельнул по нас, то были бы убитые и раненые, Вот до чего дожили. За людей нас не считают.
- Заступиться за нас никто не может.
- Хотя бы партизаны пугнули фрицев?
- О партизанах пока ничего не слышно.
Дома мама еще долго ругалась в адрес фашистского офицера, старосты, солдат, полицаев. Не зажигая каганэц, да и поджечь фитиль, было нечем. В доме не имелось ни одной спички. Спать легли без огня.
Я вышел перед сном во двор. Стояла сплошная темнота. Ветер утихал, но налетали еще отдельные порывы. Во всем селе ни одного огня в окнах. По улице шел немецкий патруль, подсвечивая дорогу фонариком. Я зашел за угол, стал, притаился, слушал, чтобы не заметили.

Вера в победу

Жизнь населения на оккупированной территории была невыносимой. Она омрачалась тем, что одни воинские части германцев приходили из тыла и западных областей, другие уходили под Сталинград. Пришедшие солдаты, как и ушедшие перед ними, бесцеремонно занимались грабежом. Заходили в огороды села, собирали огурцы, помидоры, вырывали лук, ломали кукурузные початки, очищали их от листвы, варили в котелках прямо на площадях или во дворах жителей.
Солдаты - обозники въезжали в село на больших походных повозках - фурах, оборудованных ручными тормозами для колес, чтобы фуры плавно съезжали под гору. Обозники останавливались на улицах возле домов, распрягали тяжеловозов - лошадей, отпускали их пастись в наши огороды. Лошади съедали под чистую початки кукурузы, тыкву, капусту, свеклу. Жители пытались со слезами на глазах выгонять со своих огородов прожорливых тяжеловозов, но немцы гнали жителей от лошадей плетьми. Кое-кто пытался обратиться к старосте и немецкому коменданту, чтобы солдаты не пускали лошадей в их огороды, но староста и комендант отвечали: "Лошади не наши".
Обращайтесь к командирам воинских частей. Они руководят солдатами и их лошадями". Но все обращения были пустым звуком. Сельчан везде выгоняли.
В садах невообразимое. Солдаты залезали на яблони, груши. Сильно трясли ветки под хохот собравшихся, чтобы спелые яблоки и груши падали с веток на землю. Обозники кучей набрасывались на спелые фрукты, тут же с хрустом на зубах жадно ели, а что не успевали съедать, собирали в брезентовые ведра и несли в свои фуры, чтобы по дороге съедать.
- Хорошие яблоки, как у нас в Германии, - смеясь говорили друг другу, тут же с ведрами, полными яблок фотографировали друг друга на память.
Дни фашистской оккупации были похожи друг на друга - был сплошной грабеж населения при попустительстве германских властей. Люди, потерявшие терпение и от издевательства и бесчинства врагов, снова и снова обращались в комендатуру старосте:
- До каких пор нас будут грабить?
- Я ничего не могу сделать, - отвечал староста, поглаживая свою белую бородку.
- Чем жить-то будем?
- Обращайтесь к господину коменданту Курту Майеру. Он немец.
Пусть говорите немецкими властями.
- Ворон ворону глаз не выколет, - говорили старики и уходили домой, проклиная фашистский "новый порядок".
Бесчинства и грабежи продолжались и им не было видно конца. Тут же староста и комендант ежедневно гнали на работу женщин, стариков и детей. Заставляли рыть глубокие траншеи - рвы для укрытия в них автомашин при бомбежке. Каждому доводили норму выкопать два кубометра земли до обеда и два после обода до вечера. Это был изнурительный труд. Надзиратели - полицаи строго следили, чтобы работающие не разговаривали между собою, не стояли.
Вечером мама пришла с работы уставшая.
- Как жить дальше не знаю. Сколько земли еще придется перекопать, пока не наступит зима? - говорила со слезами на глазах. - Хотя бы из-за Дона выбросили с самолетов к нам партизан, чтобы они разогнали весь этот германский сброд.
- Может и появятся, - промолвил я.
- Ты откуда знаешь?
- Нам дед Швец говорил. Нужны надежные ребята.
- Сколько же надо парней?
- Не знаю.
- Так сразу целый отряд хотят собрать, что - ли?
- Нет, сначала подпольную группу.
- А дед с кем об этом говорил?
- Старый Швец ездил в Поповку на мельницу молоть рожь, так разговаривал с дедом Горбанем. Ему очень нужна такая подпольная группа, но о ней просто никому не рассказывать. Помнишь, мама, Квитко и Горбань нам парням сказали: "Никуда вас не запишем и не отправим, вы будете в подпольной группе". Это они сказали, когда всех отправляли в эвакуацию за Дон.
- Так видно это они сказали наверно в шутку. - А теперь видно стало не до шуток.
- Таких как ты подпольщиков полицаи всех перестреляют. Смотри мне в оба, - закончила мать.
Над словами матери мне пришлось задуматься. Я понимал, что создание и руководство подпольщиками Поповки, Сотницкого и других окрестных сел только под силу человеку с большой душой, целеустремленным характером, имеющим уже опыт руководства. Таким руководителем стал мельник Горбань - участник гражданской войны.
Он подбирал надежных ребят, которым можно было давать для выполнения важные задания по борьбе против немцев. Вскоре в подпольной группе оказались кроме меня Васищ, Булкович, Николай. Работа подпольщиков в тылу врага - это уже другая тема разговора...
Немцы считали нас уже покоренными. Но мы были морально не сломленными. Гитлеровцам не суждено было знать всех моральных запасов сил у наших людей. Моральные силы таились в широких масштабах, несли в себе стойкость, веру в победу. Для гитлеровцев это была загадка, которую они так и не разгадали. А мы знали, верили в нашу победу, боролись против германских захватчиков всеми силами и доступными средствами.

Жить и бороться

Война войной, а природа четко исполняла свои законы. Лето сорок второго года сменилось осенью. Природа была более благоприятна к людям, чем германские захватчики. То, что не успели гитлеровцы разграбить в огородах и садах жителей, созрело. Хоть в малых количествах оставшиеся овощи, фрукты надо было быстрее убрать на зимнее хранение для своих семей, так как все запасы продуктов могли забрать у населения солдаты уходящих и приходящих в села немецких воинских частей. Очень беспокоилась мама:
- Надо успеть все убрать и спрятать, когда одна ватага разбойников-грабителей уходит из села, а другая еще не пришла. В образовавшийся временной промежуток надо выломать все до единого кукурузные початки и спрятать на потолок избы, собрать поспевшие яблоки и груши, порезать, высушить на солнце для компота, хотя их осталось совсем мало на ветках, иначе германцы все себе заберут и сожрут, - говорила мать. - Не успеем собрать - зимой умрем от голода.
- Может в землю спрятать что возможно, - предложила Наташа.
- Соленые огурчики и помидоры хранить в погребе?
- Голодная немчура выберет из кадушек все, что мы засолим. В кадушках останется один рассол. Да где мы возьмем соли так много на посол? - сказала Катя.
- Может что-нибудь унести в Поповку к бабушке Груше на хранение? - предложила Нина.
- Там тоже ненадежно, - сказала мать.
- Все равно надо быстрее убрать, что еще осталось, - предложил я. - Может хоть
что-то сохраним для себя.
В виду начавшихся ожесточенных боев солдат Красной Армии против гитлеровцев под Сталинградом, вражеские коммуникации наступающих фашистских войск все более и более растягивались. Германское командование гнало и гнало без остановок всех на сталинградский фронт свои воинские подразделения. А Сталинград, как большая мельница, ежедневно перемалывал своими стальными жерновами в муку и пыль отборные вражеские дивизии, старавшиеся до зимы овладеть Сталинградом, так как все солдаты были одеты в летнее обмундирование, а в нем зимой много не навоюешь.
Немецкие автоматы на русском морозе перестают стрелять - замерзает в них смазка, как случилось у немцев под Москвой. Поэтому германское командование гнало воинские дивизии под Сталинград без остановок в селах и деревнях, делая их пустыми от грабежа всего продовольствии. Люди спешили использовать в своих целях временное отсутствие германцев для своих осенних работ на своих ограбленных огородах.
- Завтра начинаем копать картошку, пока не появились изверги рода человеческого у нас, - сказала мама. - Им что приедут готовую картошку заберут и уедут, а нам ничего не останется.
- Будем прятать картошку сразу, - сказала Наташа.
- Куда же ты ее спрячешь? - ответила Катя. - Спрятали соленые огурцы и помидоры в погреб, а немцы залезли в него и все забрали.
- Погреб у всех на виду, - сказала Нина, - вот туда и лезут все германцы. - Надо спрятать в ямке - предложила мама. - У нас есть еще прошлогодняя яма, выкопанная отцом, надо ее подчистить, подкопать, пусть подсохнет. - За это дело я возьмусь, - предложил всем.
- Одному трудно и долго, - заметила мать. - Чистить все будем. Начнем сейчас, пока не появились фрицы. Нам тоже надо жить и бороться против них всеми силами.
Временное отсутствие немецких войск жители использовали на копке картофеля, считая такой момент самым подходящим и важным. Полицаи бегали по улицам, врывались в дома, гнали кого бы то ни было на немецкие работы. Между полицейскими и населением возникли споры, доходившие до большой серьезности. В наш огород пришел полицейский Вороха - молодой, рыжий с выпуклыми глазами с немецким карабином. Гитлеровский комендант автоматы полицаям не давал, как не доверял им и каски. - Почему не идешь на работу? - спросил Вороха у матери. - А ты мне картошку будешь копать? - вопросом на вопрос ответила мать, - Меня не интересует твоя картошка. - Меня так же твоя работа, - ответила мама. - За отказ по "новому порядку" я сейчас тебя арестую и поведу к старосте или коменданту Курту Майеру.
- Кто за меня будет копать картошку, ведь зима уже почти на носу. Все забрали твои хозяева, у нас осталась одна картошка и ту ты не даешь нам выкопать. - говорила мама.
- Ты у меня пощебечешь у коменданта, - со злом в голосе вопил полицай...
Далеко за селом прогремел взрыв. Полицейский осекся, поглядел в сторону
взрыва, вскинул через плечо карабин, зло бросил:
- Неужели партизаны!... и пошел с огорода.
- Партизаны или подпольщики дали о себе знать, чтобы сбить спесь с гитлеровских прислужников, - сказал я, нажимая ногой на лопату, выкапывая из земли гнездо картофеля.
- Случайно не ваша ли забота там на линии отозвалась? - спросила мама.
- Как знать, если никто не видел, - ответив ей уклончиво.
Мать поглядела на меня, бросила: - Продолжай копать картошку!
Взрыв за селом на дороге от станции Сотницкая до станции Россошь привели в бешенство коменданта Курта Майора. Он позвал к себе в кабинет старосту Михая - теперь уже худого, со впалыми щеками и горбинкой на носу. Он привел с собой всех полицаев. Комендант стал распекать немецким лающим голосом. Полицейские слушали, но ничего не понимали, староста Михай им переводил с немецкого на русский язык. Полицейским уже были знакомы слова "партизан", "большевики", "комсомольцы", Сталин.
- Ты, Михай, хотя бы точнее переводил, что говорит комендант кроме этих понятных слов, - сказал Вороха.
- Так все ясно, - отозвался староста. - Взрыв - дело рук партизан.
- Я, я, - отозвался Майер, - партизанен!
- Вис махен? (что делать) спросил староста у коменданта.
Майер зло смотрел на полицейских, что-то пытался сказать своим немецким лающим голосом, но в порыве нервного возбуждения и своего бессилия и из-за вставленных зубов заикался, а потом выпалил:
- Андст! Шиссен партизанен! - что означало: (страх, стрелять партизан).
- Пойди найди этих партизан? - чуть не сказал староста Михай. - Они тоже вооружены, может даже лучше полицаев, но сдержался.
Все сидевшие молчали, что еще больше бесило коменданта. Он прекрасно понимал, что ему для борьбы с партизанами ни один генерал не даст ни одного солдата. Усложняется охрана шоссейной и железной дорог. Обеспечение "нового порядка" в тылу требует рассредоточения немецких воинских сил. Это приводило к полной или частичной потери связи между комендатурами с мелкими группами солдат. "Снабдил бы командующий Фронтом всех комендантов радиостанциями, так как телефонную связь неизвестно кто каждую ночь нарушает. В таких условиях поддерживать в тылу "новый порядок" почти невозможно, так как коммунистически настроенное население сильно сопротивляется приказам верховного командования, сам же я не могу принять правильное решение", - думал Курт Майер.
Размышление коменданта прервал телефонный звонок. Курт поднял трубку с аппарата, промолвил:
- Слушаю! Майер!
- Надо немедленно доставить раненых после взрыва на станцию Сотницкую для отправки в Россошь в госпиталь, - звучал в трубке немецкий голос.
- Доннер веттер! - зло бросил комендант в сторону старосты. - Вег! - махнул рукой, - (чорт возьми, долой).
Майер выбежал из здания комендатуры, сел на свою легковую машину "Опель" и уехал...
Солнце клонилось к горизонту. Оно скоро повисло над землей, но было еще хорошо видно кругом, что облегчало жителям находить в бурьяне гнезда картофеля, ботва которых было потоптана огромными копытами немецких тяжеловозов. Люди спешили завершить свою работу до вечера, чтобы завтра всю выкопанную картошку спрятать в землю.
Вечером пришла к матери соседка Устя, уставшая от работы на своем огороде, спросила:
- Выкопали картошку?
- Выкопать-то выкопали, а не убрали, - сказала мама.
- Мои соседи через дорогу сейчас еще гремят ведрами, спешно убирают, чтобы не лежала на виду в огороде.
- Мы не стали прятать, ботвой прикрыли, чтобы никого не привлекала.
- Я так сильно тревожусь за картошку, что наверно всю ночь не буду спать.
- Это почему же? - поинтересовалась мать.
- Потому что завтра могут утром немцы появится и готовенькую картошку увезут себе на кухню. Ночью бы поработать - нет уже силы.
- Ты, Устя, сама боишься и нас пугаешь. Мы накопали сто ведер и тоже можем лишиться припаса на зиму. Не знаю что же делать?
- Думай не думай, как говорит пословица: сто рублей не деньги и жалеть их не стоит.
- Как это понимать? - спросила мама.
- Надо скорее убирать, а мочи нет. Вон у соседа уже перетаскали половину и еще гремят ведрами. Им теперь всякие грабители не страшны.
Мать замолкла, о чем-то сосредоточенно думала, поглаживала ладонью свой лоб. как бы растирая на нем глубокие морщины. Посмотрела на нас, детей - всех измученных, еще не успевших умыться и отмыть на руках грязь, промолвила:
- Что же делать? Наша яма готовая, может поужинаем супчику и пойдем носить ведрами с огорода из кучи картошку и ссыпать ее в яму?
Что-то Устя меня напугала немцами!
- Я не пугала, просто от соседей слышала, - оправдывалась, соседка.
- Мама, мы сильно устали, я почти сплю, - промолвила Наташа. - Может на рассвете начнем носить?
- Если надо, то готов хоть сейчас идти, буду работать пока сон не свалит меня с ног, - сказал всем, меня слушавшим сестрам.
- Что ж, понадеемся на бога, как говорила наша бабушка - царство ей небесное. Утро вечера мудренее.
- Я тоже до смерти устала. Сварила картошку к ужину. Она стоит, остывает, - сказала Устя. Потом добавила, спросив: - ты знаешь зачем пришла?
- Скажи, - ответила мама.
- Дай хоть ложечку соли. В доме нет ни грамма. Картошку посолить, чтобы вкуснее была.
- С солью плохо, лук и чеснок германцы вырвали еще зелеными. Чем и жить будем просто не знаю, - сокрушалась мать. - Соли могу дать столовую ложку. Тут же взяла со стола солонку, ложкой зачерпнула из нее соль, высыпала в уголок платка.
- Спасибо, соседушка, век не забуду, - радостно промолвила Устя. - Спокойной ночи всем! - и ушла.
- Садитесь ужинать. Потом спать. Завтра много работы.
Бледный язычок пламени каганца освещал комнату, стол, нас, сидящих за столом. Ели молча, уставшие, полусонные. За окном темная ночь. Прогудели в небе наши тяжелые ночные бомбардировщики вдоль железной дороги в сторону Россоши бомбить вражеское скопление сил на одной из станций по данным войсковой разведки, партизан или подпольщиков.
- Полетели наши сыночки громить гадов! - сказала мама...
Все уснули безмятежным сном после жаркого безмятежного трудового дня. Лишь мама, услышав мои перевертывания в постели с одного бока на другой, ласково сказала:
- Спи, сынок, завтра тоже будет тяжелый день. Ждать помощи нам не откуда. Надо жить, бороться и пережить всех гадов... Я уснул от ласкового голоса матери.

Трудный день

Ночь. После тяжелого изнурительного дневного труда вчерашнего дня, показалась всем нам великим душевным блаженством. Может кому из нас снился сон, но мне ничего не снилось.
Очнулся ото сна от хлопот матери на кухне. Время перевалило к утру. Слабо посветлели квадратные окна. Из раскрытых насквозь створок веяло утренней прохладой, а также тонким запахом умытой туманной росой оставшейся еще осенней зелени.
Сколько времени спала мать я не знаю. Но она уже что-то делала на кухне. Заходила к нам в комнату, сказала:
- Просыпайтесь мои хорошие. Хватит спать. Завтра больше поспите. Надо работать!
Как не хотелось вставать с теплой постели, как ни хотелось спать, мама нас тормошила, чтобы быстрее отошли от неги сна:
- Просыпайтесь скорее. Время не терпит, скоро совсем рассветет, - говорила она.
- Хоть бы еще минут десять поспать, - сказал, я полусонный.
- Вставай, а за тобой все поднимутся. Может уже соседи раньше нас поднялись и пошли уже работать?
Слова матери убедили меня. Хоть и хотелось спать, но пересилил себя, поднялся. Умылся холодной водой. Вышел во двор, прислушался. Было тихо, но через несколько минут услышал через дорогу звук пустого ведра, в которое уже клали картошку.
- Значит люди уже работают, а мы все нежимся, - мелькнуло у меня в голове. Послушал еще. В другом дворе тоже стучали ведрами. Повернулся, зашел в комнату, промолвил:
Эй, вы сонные тетери. Поднимайтесь с постели...
- Соседи уже все работают!
- Я же вам об этом говорила, - приговорила мама.
Ворчали полусонные сестренки
- Чтоб все германцы провалились сквозь землю!
Только маленький Вася спокойно спал на лежанке, посапывая носиком. Его вообще не будили.
Всей семьей вышли во двор, взяли ведра и пошли на плантацию к вороху укрытой ботвой картошек. Я сбросил с вороха картофельную ботву.
Закипела наша работа. Накидывали в ведра картошек, несли к яме и высыпали в нее. Нам казалось, что мы быстро работаем, но рассвет приближался еще быстрее. Красное зарево на востоке уже охватило почти половину неба. Горизонт, еле видимый, тонул в розовом зареве, большие утренние звезды на небе стали бледнеть, млечный путь как бы растворился в светлом мареве. Ущербленный тонкий серп луны совсем побледнел и скрылся уже за видимым горизонтом. Небо розовело, бледнело, горизонт светлел. Вот-вот взойдет солнце.
Мы не обращали на природы красоту в это утро, Гуськом друг за другом несли полные ведра картошки к яме, осторожно ссыпали, чтобы на них не повредилась от удара друг о друга нежная кожица. Мама носила не по одному ведру, как мы, а по два, подбадривая нас:
- Молодцы, детки, хорошо работаете. Осталось уже не так уж много. Поднатужимся и работа будет сделана. Что без вас я бы сделала? Вы хорошо мне помогаете.
Может солнышку надоело прятаться за горизонтом, который стал уже светлым, все же захотелось ему посмотреть как мы хорошо работаем - стало выходить из-за горизонта. Скоро его большой красный круг уже был на утреннем небе и висел над горизонтом, медленно поднимаясь от земли. Мы радовались солнцу, свету, а еще больше радовались тому, что несем последнее ведра картошки к яме. Через минуту весь годовой запас был в яме. Быстро сбросили в нее солому, я залез в яму, разостлал ровным слоем всю солому на картошке, вылез из нее. Заработали сразу все наши пять лопат. Земля с шумом летела вниз. Через каких- то полчаса яма сравнялась с поверхностью двора.
- Теперь давайте притопчем землю ногами, чтобы было не заметно яму, - сказала мама.
- Кто ее будет смотреть? - промолвила Нина. - Немцы, вот кто, - ответила Наташа.
- Тогда на нее надо набросать всякого мусора и травы, - предложила Катя.
- Это мы сейчас так и сделаем, - промолвила мама.
- Я первый иду за травой, - сказал всем и пошел к плетню, где росла, но уже была сухая пожелтевшая трава.
Мама ходила с вилами, разбрасывала мусор и траву ровным слоем, чтобы не осталось никакого следа от свежевырытой земли. - Молодцы, мои детки, - похвалила мама. - Что будем делать с мелкой картошкой? - спросила Нина.
- Там ее не много. Всего ведер десять. Давайте перенесем ее в погреб.
Не отдавать же ее немцам.
- Пошли носить, а мама пусть готовит завтрак, - предложил сестрам, взял ведро и пошли к кучке.
Ласковое утреннее солнце уже заметно поднялось над землей. Наша кучка таяла на глазах. Наложили последние ведра и ссыпали в угол погреба.
- Все. Можно кричать ура! - радостно промолвила Наташа.
- Мы сделали большое дело. Все спрятали от немчуры, - сказала Катя.
На крыльце показалась мама, промолвила:
- Хватит радоваться! Идите завтракать!
- Почему нам нельзя порадоваться? - спросила Нина, уже сидя за столом.
- Потому что мы не знаем, что может случиться днем до вечера, - ответила мама. - Лучше помолчим!
- Не забывайте - ведь вокруг нас немцы, полицаи, - сказал сестрам. - Неизвестно какую злую шутку могут выкинуть! Пришла соседка Устя, спросила:
- Справилисьс картошкой?
- Как видишь, - ответила мама.
- Я на вас поглядела и тоже всю ночь прятала в укромном месте. Может фрицам не достанется!
Разговор неожиданно оборвался. В окне раздался стук в раму:
- На сборню к управе выходи! - кричал полицай Вороха и побежал дальше.
- Провалились бы вы все гады со своей сходкой, - промолвила Устя. - Бегают как окаянные.
- Выслуживаются перед Германией все полицаи, - сказала мама. - Пошли, Устя, а то еще раз прибежит за нами. Провалился бы сквозь землю их "новый порядок"!
- Мне тоже идти? - спросил у мамы.
- Пойдем, послушаем, что скажут.
Медленно шли сельчане на сборню к бывшему правлению колхоза, а ныне к комендатуре, где правил Курт Майер. Сельчане уже знали его как злого и жестокого нациста. За проступки бил плетью без разбора, приговаривая по-немецки: - Я бог и судья. Выше меня никого нет.
Я подошел и комендатуре, на площади которой уже стояли люди. Первое, что мне бросилось в глаза то, что раньше ставилась грузовая малина с откинутыми бортами, теперь ее не было, видно ее теперь отобрали на фронт.
Тут же ходили полицейские. Два солдата с автоматами уже стояли на крыльце, тупыми глазами смотрели на толпу.
- Стоят как истуканы! - проворчала мать. - Опять по нас будут стрелять.
- Может не будут, - возразил я и отошел в сторону.
- Это будет зависеть от коменданта.
На крыльцо вышел староста. Сельчане замерли в ожидании. Старик поднял руку, шепелявым старческим голосом произнес:
- Сейчас будет с вами говорить герр офицер - комендант Курт Майер. Всем его слушать!
- О чем?
- Это он скажет, - ответил Михай.
Рядом со старостой встал Майер. Злобно оглядел толпу, резким лающим голо¬сом произнес:
- Ахтунг! "Тут же затрещал на непонятном языке, показывая правой рукой в сторону станции Сотницкая.
- Мы не понимаем! - кто-то выкрикнул из толпы.
Комендант умолк, повернулся к старосте, промолвил:
- Меня должны все понимать. Я здесь хозяин! За непонимание прикажу всех бить плетью! Переведи этим болванам что я от них требую.
Михай кашлянул в кулак, посмотрел на людей, заговорил:
- Господин комендант Курт Майер требует, чтобы все вы сейчас немедленно пошли во главе со мной старостой на железнодорожную станцию загрузить вагоны. Вчера вечером прибыли со своим военным имуществом солдаты фолькштурма с зимней одеждой из Германии большим обозом и лошадьми. Сами фолькштурмовцы грузить вагоны отказались. Эту работу на вас всех возложил герр комендант. Так я перевожу, герофицер?
- Я, я, арбайт, арбайт! - затрещал по-немецки и махнул рукой, тут же поднял над головой руку с плетью. - Айда! Шнель! Шнель! - уже зло орал.
- Берегут свою немчуру, а нас гонят работать за них, - проворчала мама.
- Может там не долго будем работать? - спросил я.
- Мы ни часу не должны выполнять их работу. Как это наши "кукурузники" ночью не могли все сжечь? Партизаны или подпольщики что - ли не смоли сообщить за Дон? Нельзя допускать, чтобы зимняя одежда попала фашистам на фронт, - говорила мама женщинам.
- Мы-то что можем сделать, если даже захотим не грузить, - промолвила недовольная Устя.
- Может попробовать все их имущество сжечь?
Этот разговор и другие слышали мои товарищи Булкович, Николай, Васищ, но своих предложений не высказывали, но старались все услышанное запомнить.
Первое, что бросилось всем нам в глаза - это огромное скопление дряхлых с
глубокими морщинами на лицах старцев из последней мобилизации в Германии по приказу Гитлера. Фолькштурмисты сами были облачены в кое-какие мешкоподобные, далеко не по росту, старые зеленые шинели.
Вместо автоматов - карабины. Началась погрузка. На погрузочной площадке творилось невообразимое смятение. Старики фолькштурма плетьми отчаянно нахлестывали взмыленных широкозадых тяжеловозов - лошадей.
Запряженные в большие громоздкие цивильные деревянные фуры - возы большой вместимости с ручными тормозами. Лошади противились, не хотели заходить на платформы к вагонам, пятились назад. Крики, шум ругань звонкие нахлестывания плетьми слышались на всей площадке. Все фуры были набиты картонными ящиками с одеждой.
С большим трудом фольксшурмовцы загнали лошадей с фурами на поездные площадки. В пустые вагоны по приказу старосты все пришедшие люди стали грузить мешки с овсом, тюки сена - завезенные сюда еще раньше, но до сих пор еще не сожженные "кукурузниками".
Молча сидели на фурах худые германские гренадеры, еще участвовавшие раньше в первой мировой войне. Смущенно и пугливо вертели своими седыми головами и чувствовали свою неизвестность в предстоящей поединке к Сталинграду. Смотрели, как русские неохотно таскают тюки, мешки, ящики, загружая последние вагоны под присмотром патрулей.
К погрузочной площадке станции подъехал блестящий "Опель". Раскрылись дверцы - с него вышли в новенькой форме сытые немецкие офицеры. Прошли вдоль груженого состава. Сели, уехали, довольные погрузкой и выполненным приказом.
В общей суматохе погрузки никто не обратил внимания как появился среди грузчиков молодого среднего роста парень с голубыми глазами, в грубых ботинках. Он тоже работал, успел незаметно вынуть из-за пазухи мину с часовым заводом, спрятал ее между ящиками и перед самым окончанием погрузки незаметно исчез. Мне почему-то запомнились его грубые ботинки из толстой кожи.
Паровоз дал свисток, сильно пыхтя и быстро вращая большими колесами, на месте пытался набрать скорость и, набрав ее, ушел на Сталинградский фронт.
- Все по домам! - сказал староста.
Высоко в небе пролетел советский самолет.
- Не иначе, как разведчик, - подумал староста...
Как-то получилось все мы четверо товарищей сошлись на углу кладбища, хотя шли домой со станции разными улицами. Село от кладбища отделяла широкая лесная полоса из колючей акации. Между собой разговаривали, делились своими впечатлениями.
- Когда же на станцию прибыл обоз с фольксшутурмистами? - спросил я.
- Наверно ехали с Копанков, свернув с дороги Острогожск - Россошь, - предположил Булкович.
- Там дорога разбита, вот они до темноты дотянули кое - как до нашей станции, - сказал Николай.
- Может днем они не хотели себя обнаруживать и остановились в лесной балке, чтобы их обоз не засекла наша авиационная разведка с воздуха. Видел и слышали как над нашей станцией пролетел самолет, - промолвил Николай.
- Как вы думаете: заметил ли летчик, что с нашей станции по направлению в Россошь ушел поезд с фольксшутурмистами - попытался я продолжить разговор.
Из просеки лесной полосы вышел дед Швец, поманил нас рукой. Мы подошли, Николай спросил:
- Что надо, дедушка?
- Мне-то ничего не надо, а вот нашим за Доном обязательно надо.
- Что именно.
- Надо сейчас же пойти в Поповку, найти парня Клепака и передать ему устно, что важный поезд ушел. Об этом он доложит кому надо. Всем вам привет от Квитко, благословивших вас четверых в члены подпольной группы
- Кто пойдет к Клепаку?
- Я согласен. Знаю, где он живет. Передам.
Булкович, Николай, Васищ пошли домой, я в Поповку.
Долгим и трудным оказался этот день, но вечер все-таки наступил. Мне нужно было возвращаться домой. Но не мог. Дело в том, что Клепак отсутствовал и где он находился дома не знали. Не видели и соседи куда он ушел. Я терпеливо ждал его возвращения. Если я приду домой, не сообщив нужные сведения от старого Швеца, то это будет считаться задание не выполненным. Не выполнив задание - мне не хотелось возвращаться домой. Наконец, красный шар солнца, долго висевший над горизонтом, краешком коснулся земли и постепенно скрылся из вида.
Из - за огородного куста увидал идущего домой Клепака - примерно моего роста, на голове отцовский картуз сползший на бок с головы. Он поравнялся со мной, тихо промолвил:
- Заходи за куст, дело есть.
Парень от неожиданности как бы вздрогнул, умерив шаги, завернул за куст. Мы знали друг друга. Он был худощав, чуть круглолицый с маленьким носиком, спросил:
- Что надо?
- Велено предать, что нужный поезд ушел через Россошь на Сталинград, - сообщал ему.
- Сегодня же передам кому надо.
Немного поговорили. Вечер подгонял меня. Я поспешил домой. Уже сумерки переходили в ночь. Дома мама меня встретила с укором:
- Где тебя черти носили до такого позднего времени? Как это тебя дежурные полицейские не схватили?
- Я никого не видел, так как шел огородами.
- Это тебя и спасло. В руки полицаям в это время лучше не попадаться. Ужинай и ложись спать.

Подпольщики

Время медленно текло и ускорить его невозможно было. Жизнь на оккупированной врагом территории становилась невыносимой. По всюду действовал фашистский "новый порядок". Вся округа была забита немецкими войсками, как будто Гитлер согнал все свое войско из Германии к нам. Почти круглые сутки вся эта серо-зеленая масса германских солдат непрерывно двигалась, кишела, маячила перед нашими глазами, шла и ехала, словно лавина, неумолимо текла, как навозная жижа из огромных грязных луж в низины, сметая и заливая после себя свой последний путь в Сталинградский ад, где уже тысячи германских солдат и офицеров отдали богу свои жизни и души и еще тысячи, даже десятки тысяч шли в это адское пекло под пули и снаряды Красной Армии, чтобы там распроститься с жизнью и белым светом с одной мыслью "С нами бог! ".
Поезда были забиты военной техникой, военным снаряжением, солдатами. По фунтовым дорогам, шоссе шли бесконечные обозы, колонны солдат, десятки автомобильных колонн. Гитлер усиливал натиск на Сталинград, чтобы взять его до наступления зимы, силу которой испытали солдаты Гитлера еще под Москвой сорок первого года. Фюрер не считался ни с какими трудностями и потерями живой силы. Поэтому германские войска текли и текли в одном направлении к Россоши, в сторону Сталинграда, как мутные и грязные ручьи после сильного осеннего дождя.
Немецкая военная комендатура запрещала во всей округе в селах ходить населению в ночное время, никому никаких специальных пропусков не выдавали. Повсеместно рыскали патрули, ходили полицейские наряды, вглядывались в окна домов, во дворы, чтобы никто не смог нарушать светомаскировку при "новом порядке". Особые посты гитлеровское командование выставило для охраны автомобильных колонн. Оставшихся ночевать в селах, боясь ударов партизан и подпольщиков. Дело дошло даже до того, что утром женщины с ведрами шли к колодцам за водой, а патрули останавливали их, смотрели в пустые ведра, удостоверившись, что в них ничего нет, кричали?
- Ком, ком! Шнель! - что означало - иди, иди, быстрей.
Утром немецкие патрули остановили маму только что вышедшую из калитки ворот. Бесцеремонно, ударив носком кованого сапога поставленные перед ним ведра на землю, от радости заржал по - лошадиному, крикнув:
- Комм!
Стала подходить к колодцу, ее встретил второй патруль. Снова проверяет пустые ведра. Только после этой проверки мама принесла домой полные ведра воды, сильно ругая гитлеровцев:
- Не люди, звери, - говорила недовольным, злым голосом. - Думают, что я несу в ведрах патроны или гранаты. Совсем не дают жить. Дальше невыносимо их терпеть. Главное, некому жаловаться на всех гадов и помощи нам неоткуда ждать.
- Помощь-то мы видим, - да она от нас далека, - сказал я. Каждую ночь наши кукурузники прилетают к нам из-за Дона. Вчера бомбили всю железную дорогу.
- Скорее бы пришли наши солдаты и освободили нас от всей этой гнилой фашистской нечисти. Как они все надоели, как собакам колючий репей на хвостах! - зло говорила мама. Это же настоящее унижение и оскорбление сколько же нам терпеть?
- Пока неизвестно. Но всех рано или поздно выгонят.
- Не ты ли со своими друзьями собираешься выгонять этих бандюг?
- Может смогли бы, если бы было нам под силу это сделать. Неожиданно в дом зашел немец в очках с котелком в руках, резко спросил:
- Матка, млеко, млеко! (молоко, молоко).
- Нет млека. - ответила мама. - Яйка, яйка, - промолвил он.
- Нету, все уже забрали ваши солдаты и развела перед ним руки.
Недовольный немей что-то буркнул, выбежал на улицу. Я вышел во двор. По улице шла немецкая воинская колонна военных автомашин, в крытых брезентом кузовах сидели солдаты в касках, а в руках каждого автомат. Сзади к автомашинам прицеплены пушки, походные кухни. Вся эта бесконечная орава машин и техники двигалась в густой серой пыли, сбитой колесами на дороге. Мама стояла на крыльце тоже молча смотрела на движущееся живое месиво людей и техники. О чем она думала - мне неизвестно. Только когда прошла последняя машина с орудием сзади, промолвила:
- Точь-точь как мамаева орда прошла. Сколько же солдат у этого проклятого Гитлера, что гонит их на убой как скот? Трудно нашей армии сломить такую силу.
- Наша Красная Армия всех сильней, - ответил маме. Может еще увидим, если живы будем, как германцы будут удирать в свою хваленую Германию. - Скорей бы это произошло.
Неожиданно из-за куста, что рос у дороги вынырнул полицай, проходя мимо нас крикнул:
- Что смотрите! Убирайтесь вон! Поди машины уже все пересчитали разведчикам!
- Что их считать, когда вся улица видела, - ответила мама.
- Не разговаривать! А то быстро у меня плеть получишь!
- Сука еще какой навязался, - промолвила мама и скрылась в сенки.
Шел третий час пополудни. Солнце было еще высоко в небе. На дальнем горизонте маячили тонкие белесые облачка, освещенные яркими лучами осеннего солнца. Неожиданно послышался слабый гул, начал усиливаться, как бы приближаясь. Из облачков вылетели три наших бомбардировщика.
- Наши соколики летят! - радостно завопила мать. - Прилетели спасители!
Бомбардировщики летели над железной дорогой, видимо ища нужные цели
для бомбежки. У нас на виду, от заднего самолета, что-то отделилось белое и начало падать к земле, расширяясь как большой веер.
- Скорее в погреб прячемся, - крикнула мама. - Сейчас будет что-то взрываться!
Я плотно за собой закрыл крышку погреба, сел на кадушку, жду разрывов.
Время идет. Разрывов неслышно. Гул самолетов стал удаляться. Значит самолеты улетают.
Открываю крышку. Вылез из погреба и остолбенел: в воздухе трепыхались листы бумажные, падая на землю. Их было столько много, что похожа было на целое стадо перелетных птиц, изготовившихся лететь на юг. Я стал ловить падающие листочки. Посмотрел на один. Стал читать, но мама крикнула:
- Не лови и не читай на виду, чтобы соседи тебя не видели. Скорее в погреб лезь!
Я без задержки оказался в погребе, но крышку не закрыл, чтобы проникал свет
и легче было читать, что там написано. Мать посмотрела, промолвила:
- Так это наш самолет сбросил нам листовки. Скорей читай!
Я выждал момент, чтобы глаза привыкли к свету, стал читать: "Час возмездия близок! Через линию фронта мы протягиваем вам свою братскую руку и как родным своим сестрам и братьям, говорим: "Мы с вами, товарищи. Мы помним о вас. Мужайтесь и не опускайте в бессилии руки! Активной партизанской борьбой приближайте час гибели ненавистного врага!
Боритесь, товарищи, всеми доступными вам средствами. Создавайте невыносимые условия для оккупантов, преследуйте и уничтожайте их на каждом шагу, не давайте им ни минуты покоя...".
Внизу напечатана строчка: "Прочитал, передай товарищу".
- Все? - спросила мать.
- Больше ничего нет. А ты, мама, говоришь что нам никто не помогает. У меня просто душа радуется от такого морального удовлетворения.
Поговорили еще. Но в это время раздались отдаленные взрывы в стороне станции Россошь.
- Наверно наши самолеты надыбали германскую колонну и жахают ее бомбами, - тихо промолвила мама. - Что заслужили, то и получили!
Стало тихо. Мы вылезли из погреба. Осмотрелись. По улицам и дворам села ходили, ругались, собирали листовки полицаи, складывали в кучи и сжигали. Но полицаи опоздали. Жители раньше их подобрали у себя во дворах листовки из-за Дона и прочитали. Они подняли настроение у людей и уверенность в победе над захватчиками.
Никто не предполагал, какое отзовется эхо от сброшенных с самолета листовок из-за Дона. Население их одобряло, прочитало. Было довольным. Через ночь эти листовки неведомыми путями и лицами были расклеены по ближайшим селам и уже утром следующего дня их читали люди.
Совсем другое отношение к листовкам возникло у немецких оккупационных властей. Комендант Курт Майер настолько неожиданно для него получил изрядный втык от офицера СС, что допустил распространение листовок и пригрозил ему более жестокими наказаниями.
- Ты понимаешь, - орал офицер СС, - какое недоверие у населения вызвали листовки к "новому порядку", они подорвали наш авторитет и веру в победу под Сталинградом. Что ты намерен сделать? Через сутки доложишь о принятых мерах! - закончил эсэсовец. Во всем этом деле видно действие и работа партизан и подпольщиков. Сами листовки в отдаленные села не попадут, тем более подпольщики их успели за ночь все расклеить. Умело сработали партизаны и подпольщики у тебя под носом и твоих полицаев. Меры были приняты незамедлительно. Майер приказал позвать в комендатуру всех полицейских и старост сел со всей подчиненной ему округи. Недовольные полицейские ворчали:
- Опять что-то затевает комендант. Зря эсэсовец к нам не будет ездить. Наверно что-то важное случилось, - говорили одни.
- Вроде у нас все тихо. Никто никого не убил, партизан и подпольщиков не видно, - говорили другие. - Подозрительных лиц не выявлено.
Перед созванными полицаями и старостами выступил с гневной речью раздосадованный Майер.
- Как так получается, - начал он. - Ходите по улицам, следите за порядком, но за вашими спинами творятся самые невероятные пакости от партизан и подпольщиков: почему сошел с рельсов паровоз с вагонами и движение по железной дороге было задержано на один день с важными военными грузами для фронта, кто заклинил на путях переводную стрелку - она сработала на аварию - два дня дорога не работала, почему был подорван поезд при подходе к станции Россошь с фольксштурманами, которых грузили на станции Сотницкая под приглядом всех вас полицейских, почему никто ничего не заметил?
Вчера вы по всей округе в селах расклеили специальные листки "Россошанский вестник", где было напечатано о том, как войска фюрера дерутся против русских, как продвижению войск вермахта мешают железобетонные укрытия, закопанные по самые башни в землю советские танки. Все было написано таким образом, чтобы подорвать у населения веру в победу Красной Армии. Сегодня мы видим обратную сторону наших действий, - с заиканием говорил Майер. - Вот у меня вчерашний листок с приклеенным к нему листком из школьной тетради, на котором написано: "Смерть немецким оккупантам! ". На другом листке другая надпись: "Капут Гитлеру!". Почти на всех листках "Россошансгого вестника" есть такие злобные для нас строчки. Я вам показал все это не для того, чтобы вы видели и знали, а поймали бы тех, кто все это писал против фюрера. На всех почти листках "Россошанского вестника" наклеены позавчерашние советские листовки с обращением к населению оккупированной местности об усилении борьбы против нас. Почему ни один не схвачен партизан или подпольщик?
В Россоши нами схвачены партизаны Будко и Виктолов - оба повешены. В Поповке повешен отец с дочерьми за невыполнение "нового порядка".
В селе Никольске партизаны убили нашего полицейского. Старик Швец оказал сопротивление солдатам фюрера и был по нему открыт огонь из автомата. Местное население вступает в постоянные пререкания с полицейскими. Как это понимать? Кто у нас руководит властью - мы или подпольщики и партизаны? На сходках население слушает нас, а выполняет приказы партизан и подпольщиков.
Если старосты и полицейские не возьмут власть в свои руки, то вывод ясен: в воздух взлетят все наши склады с боеприпасами, продовольствием, военным снаряжением . Тут без подпольщиков большевикам не обойтись, они на Дону.
Майер на миг умолк, поглядев на понуривших головы полицаев и старост, - спросил у одного из них:
- Ворох, ты можешь назвать подпольщиков?
- Не могу, герр комендант.
- Почему?
- Не поймал ни одного.
- Так вот говорю всем, если подпольщики и партизаны не будут пойманы то последует наказание по законам "нового порядка" - все будете отправлены в Россошаникий концентрационный лагерь как саботажники.
- Как же мы найдем подпольщиков, если о них мы ничего не знаем, - сказал староста Михай.
- Хватайте всех подозрительных, выбивайте у них нужные сведения.
- У нас в селах одни только женщины и дети, да несколько стариков. Разве мать предаст своего сына?
-Тогда жгите дома всех подозрительных! Чтобы сохранить свой дом кто-нибудь назовет подпольщика или партизана. А мы потом доберемся до них и расстреляем! - орал Майер!
Эта респектабельная акция коменданта над полицаями и старостами продолжалась долго. Майер под конец приказал:
- Найти и привести ко мне неуловимых подпольщиков или партизан. Мои условия вам всем известны. Я должен через сутки отчитаться перед командованием СС полковником Шнайдером.
В дверь постучали. В комнату вошел офицер связи, доложил:
- На станцию Сотницкая двумя дорогами движутся воинские части: с Копанков итальянцы, с Подгорной - немцы. Где прикажете всех размещать?
Комендант посмотрел на старост и полицейских, махнул рукой, бросив: - Аллее! Вег! - (Все, прочь).

Арест

Весь остаток дня полицейские рыскали по всем селам в поисках партизан и подпольщиков, сдирали со стен домов, ворот, наклеенные ими же самими днями раньше фашистские листки "Россошанский вестник" с хваленой вражеской пропагандой о победах по взятию Сталинграда, о разгроме Красной Армии, что армии у русских уже больше нет, а сражаются только отдельные разрозненные группы красноармейцев-коммунистов, которые не хотят сдаваться в плен, что немцы уже на берегу Волги, Сталинград вот-вот через неделю будет взят германскими войсками.
Полицай Ворох - самый молодой из всех скоблил стену ножом нашего дома и сердито чертыхался:
- Кто посмел написать на вестнике такую пакость: "Смерть германским захватчикам"! Дом-то выбрал удачный. Кто ни проходит мимо - читает и улыбается. Все радовались нашему бессилию. Через эту надпись комендант шкуру с нас чуть не поснимал. Попался бы мне этот писарь - подпольщик обойму патронов не пожалел на его расстрел. Никогда не поверю, что люди ничего не знают и не видели, как писал ночью кто-то из подпольщиков.
Ворох видел, что я стоял возле своей калитки дома и громко говорил, чтобы вызвать меня на разговор и узнать кто же писал. Но я не вступал с ним в разговор.
Услышав в комнате на уличной стороне стены мать спросила с крыльца:
- Кто там глину со стены обдирает?
- Полицейский, - ответил ей.
- Что ему нужно?
- Бумажку сдирает, чтобы никто не читал, что там написано.
- Если делать больше нечего, то пусть сдирает, - и ушла в комнату.
Ворох повернулся ко мне, спросил:
- Ты не видел, кто испортил листок своей писаниной на нем?
- Нет, - ответил ему.
- Может ты ночью намалевал на нем целую страницу?
- Я всю ночь спал. По улицам с вечера ходили патрули. Ничего не знаю.
- Может врешь?
На крыльцо вышла мама, чтобы послать меня с ведрами за водой к колодцу, спросила:
- С кем ты разговариваешь?
- С полицейским Ворохом, - ответил ей.
- Ну-ка быстро во двор. Нашел с кем разговаривать!
Я шмыгнул через калитку во двор. Видел, как ушел к другому дому полицай, все еще ворча в адрес подпольщиков и партизан. Мать подошла ко мне ближе спросила:
- Сынок, ну-ка скажи, где был ночью? Я открыла погреб, позвала тебя. Никто не откликался.
- Я ходил к Швецам за кресалом, чтобы утром добыть огня растопить печку и у них заночевал, - ответил я.
- Случаем не ты и твоя компания Николай, Булкович, Васищ написали лозунги "Смерть германским захватчикам! ", "Капут Гитлеру! " этой ночью.
- Никто же не видел.
- А если бы увидели? Сейчас был бы уже на допросе в комендатуре у Майера. А он злее цепной собаки! Смотри мне, можешь не сносить голову на плечах.
В общем смысле всего разговора я получил хорошую нахлобучку на будущее. Хотел ей сказать что сама говорила - никто не помогает, но воздержался, чтобы матушку не расстраивать. Да и зачем ей все это надо знать. Лучше пусть больше заботится о нашей семье - Наташе, Кате, Нине, Васе. Сколько забот лежит на маме?
По улице быстро шел Николай. Я обратил на него внимание, окликнул со двора:
- Куда спешишь?
- Деду плохо. Бегу к докторше, чтобы дала ему что-нибудь из лекарства.
- Что болит? - уточнил я.
- Рана, немец пальнул в него с автомата, когда у нас забирали телку. Все держал¬я, а тут вдруг стало плохо. Весь в жару, мокрый.
- Я с тобою.
- Пошли, - ответил друг. - Мне будет веселее.
Домик, в котором жила старая, уже давно на пенсии, был самым обыкновенным. Стены побелили мелом, ставни выкрашены в разные цвета. На створках ворот нарисованы большие крупные, как шапки, цветущие подсолнухи. На одной из створок был приклеен "Россошанский вестник" с черной надписью: "Гитлер капут". Незнакомый полицай старательно сдирал листок молча, лишь косо поглядел на нас.
На наш стук вышла докторша - старушка - худенькая, старая с морщинистым лицом женщина, спросила:
- Что вас привело ко мне?
- Моему деду Швецу стало плохо. Рана разболелась после того, как немец стрелял в него из автомата. Дед просил, чтобы вы сделали перевязку и дали какого-нибудь лекарства, чтобы не болела рана.
- Хорошо. Подождите немного. Я соберу, что надо и вместе пойдем, - сказала докторша.
Полицай внимательно прослушал весь разговор, перестал сдирать листок, пошел в комендатуру, возле которой стоял "Опель" с шофером - личным водителем коменданта. Звали его Ганс - худой, все время подкашливал.
О чем-то спросил у Ганса, тот махнул рукой в сторону комендатуры. Не задерживаясь в коридоре, где уже сидели и курили освободившиеся полицейские, он вошел в кабинет к Майеру, взял под козырек, доложил:
- Я подслушал разговор. Оказалось Швец ранен как провокатор за неисполнение "нового порядка". Полагаю, он может стал теперь подпольщиком и работает против германских властей, может даже с докторшей, как пособница.
- Как фамилия? - спросил Курт.
- Не знаю, но от него пришли парни за докторшей, чтобы перевязать рану и получить лекарство.
- Надо проверить!
- Что требуется сделать?
- Немедленно схватить, пока не сбежал! Ясно!
- Так точно.
- Бери патруль и мчитесь на машине! Захватите с собой парней и докторшу.
Полицаи выскочили из комендатуры, сели в "Опель". Но двигатель лишь рычал oт работы стартера и не заводился. Тем временем мы ушли с докторшей к деду Швецу. Она быстро приступила к перевязке.
Неожиданно услышали гудение автомашины. Я посмотрел в окно, крикнул:
- Подъехал "Опель" коменданта.
- Бегите через окно в сад, - сказал дед.
"Опель" остановился у ворот. Через калитку ворвались во двор полицаи, вломились в комнату.
- Швец и докторша, оба арестованы! - рявкнул старший полицейский.
- За что? - спросил Швец.
- В комендатуре Майер скажет. Берите обоих!
По ложному доносу предателя полицая честные люди были арестованы, а затем отправлены в Россошанский концентрационный лагерь. Сведения о них до нас не доходили.
Арест старого Швеца сильно подействовал на сельчан. Это был спокойный, рассудительный человек. К нему больше всего обращались женщины с различными просьбами: кому починить обувь, набить топорище на топор, сделать зубья деревянные в грабли, наточить нож на наждачном бруске, ловил и доставал дрючком на веревке сорвавшиеся ведра в колодце, никому ничего в просьбе не отказывал.
- За что же арестовала Швеца? - спрашивали сельчане.
- Не иначе, как по доносу пострадал старик? - Может за то. что ругался с полицейским?
- Докторшу-то зачем арестовали?
- Кто же теперь будет нас лечить?
- Почему же за них не заступился староста?
Сельчане терялись в догадках, но все же не давали никакого ответа. Сделали один вывод - в селе и на станции появился злодейский провокатор. Теперь ухо надо держать востро - ищут партизан и подпольщиков.
Мама спросила у меня:
- Ты, сынок, видел как арестовывали деда Швеца?
- Нет, мы выскочили из комнаты через окно в сад. - ответил ей.
- Но ведь есть, какая-то причина? - Не знаю.
- Может ты не хочешь все рассказать, что было до ареста?
- Я же все время был с тобой дома.
- Смотри мне. Если тебя арестуют, так и нас не помилуют. Запомни это! - со всей серьезностью сказала мама.

Немцы и итальянцы

Близость фронта чувствовалась все больше и больше. Утром иногда слышались со стороны Дона глухие взрывы артиллерийских снарядов. Кто куда и по каким целям стрелял, нам было неизвестно. Зато с утра весь день над станцией
Сотницкая летали и гудели самолеты. Стоял непрерывный гул советских и немецких бомбардировщиков, истребителей, разведчиков. Были моменты, кода не разберешь где чьи. Даже немецкие зенитки не открывали огонь. Время от времени самолеты открывали пулеметный огонь по невидимым нам целям. По железной дороге с юга на север и с севера на юг, в разных направлениях в тыл и с тыла к Сталинграду двигалась немецкая пехота, везли орудия, машины. Создавалось впечатление, что Гитлер не доволен, как воюют его доблестные войска против русских и гнал, гнал солдат, словно провинившихся тварей в ужасный Сталинградский ад, как в преисподнюю. Этот ад оказался непосильным и требовал ежедневно для пополнения тысячи немецких солдат. Но не только немецких, а и итальянских, румынских, испанских, венгерских как союзников Германии.
Не спокойно было в ночное время. Если в июле, августе прилетали в немецкий тыл один - два "кукурузника" - пусть пилоты простят меня за слово "кукурузник", то уже осенью прилетало каждую ночь с бомбами сразу несколько "кукурузников", а на смену им прилетали тут же другие. Выключали моторы и на бреющем полете выбирали нужные цели. Ночью в бездонной тьме вспыхивали яркие осветительные ракеты на парашютах. Они медленно опускались над линией железной дороги, мерцали холодным жутковатым белым светом и тут же, обгоняя их, с надсадным визгом и свистом неслись к земле бомбы, взрывами сотрясая дома жителей и железнодорожную станцию с немецкими поездами.
Утром поползли слухи, что где-то высадились русские диверсанты и уже якобы несколько из них схвачены полицаями и гитлеровцами. Эти слухи видимо распространялись полицаями для оправдания перед комендатурой и Мейером и для устрашения населения.
Сельчане просто говорили между собой догадками, а теперь уже просто видели нервозность немецких властей из-за неудач на фронтах и усиления порыва русских начать наступление. Но германская армия была еще сильна. Гитлер гнал и гнал безостановочно массы солдат под Сталинград уже на верную смерть.
По острогожской дороге к станции Сотницкая шла большая колонна автомашин с солдатами. Впереди нее, как всегда мчались мотоциклисты - разведчики с пулеметами на турелях мотоциклетных люлек.
В любой момент готовы открыть огонь из пулеметов. Головная колонна свернула в село и двинулась по центральной улице. Столбы пыли стояли над машинами, пока их движение не остановилось. Из "Опелей" вылезли офицеры, о чем-то поговорили. Тут стало ясно: немцы занимают половину села. Солдаты соскочили с кузовов, бросились в дома жителей, выгоняя их на улицу. Где они будут жить и находиться ночью немцев не интересовало.
Другая колонна, но уже итальянских солдат вошла в село с копанковской дороги. Стали тоже занимать дома, не церемонясь с хозяевами. Границей между союзниками стала центральная улица села. Практически получился интересный германо-итальянский воинский симбиоз со своими постами, порядками, обращениями между солдатами.
Итальянские солдаты появились в селе осенью. Одеты были в летнюю форму зеленого цвета. Если немцы носили пилотки на голове, то итальянцы одевали на головы широкополые шляпы - капеллы с прикрепленными к ним петушиными перьями. Но их носили только рядовые солдаты. На ногах были кожаные ботинки - шкарбы с железными шипами. Это были солдаты альпийской горной дивизии, способной вести бои в горах. Но в Сотницкой никаких гор не было за исключением белой меловой горы за селом Николаевка, но на ней ничего не было. Все равно итальянцы весь день ходили в щкарбах. оставляя на дороге следы железных шипов.
Мама, увидев первый раз итальянских солдат, удивленно промолвила:
- Не солдаты, а разбойники какие-то.
- Это такая у них форма, - объяснил ей.
- Чучелы это огородные для пугания ворон. На людей не похожие. Да и лошади у них не такие, как у нас.
- Это мулы. Они сильные, выносливые. На их спины привязывают орудийные стволы пушек и они переносят их по горам к месту боя.
- Выдумали что попало. Напоказ что - ли нам привезли. С этими пушечками пришли на Дон воевать против нашей Красной Армии? Наши их всех с "катюш" перебьют, как охотники зайцев!
- Чем их вооружил дуче Муссолини - с тем они к нам пришли, - ответила мама.
Немцы это грубый, серьезный народ. Итальянцы отличаются от германцев разговорчивостью, непоседостью, порой артистичностью, склонны к играм между собою. Женщин очень обожают, ласково называют их синьоринами, как старых, так и всех молодых. Перед русскими женщинами они просто тают.
Солдаты вооружены короткими карабинами и пулеметами, в которые вкладывается десяти патрон пая обойма, а не пулеметная лента. Были и двадцатипатронные железные обоймы. У немцев были гранаты с длинными деревянными ручками, то итальянские гранаты с алюминия - все осколочного поражения.
Чеку из гранаты перед броском итальянец вынимал не руками, а зубами. Немецкие и итальянские гранаты не шли ни в какое сравнение с российскими РГД и Ф-1 с ребристой оболочкой из металла. Итальянцы народ более веселый, темпераментный, нежели серьезные немцы.
На этой простой особенности немцы недолюбливали итальянцев и не пускали их в свое расположение. Постовые на центральной улице их всех останавливали и не разрешали переходить улицу. Это не нравилось итальянцам, что приводило к казусам.
Жители сел удивлялись появлением военных итальянских машин концерна "Фиат". Мы их называла тупоносыми из-за того, что двигатель был в кабине. Заводился он посредством ручного стартера. Рукояткой шофер крутил специальное приспособление, которое развивало через шестеренки большие обороты специального маховика до десяти - двенадцати тысяч оборотов в минуту, подключал его к коленчатому валу - двигатель заводился. Хорошее это было приспособление или чем-то плохое - судить не могу, так как чего либо лучшего и другого не видел.
Воинские части Восьмой итальянской армии, занявшие территорию станций Подгорная - Сотницкая - Россошь - Кантемировка, прибывшие на помощь немцам с Италии видимо еще раньше не участвовали в боях против Красной Армии. Это показало поведение итальянцев во время авиационной бомбежки их позиций советскими самолетами Пе - 2.
Петляки налетели внезапно, шли на низкой высоте. Солдаты не успели даже укрыться, как по ним ударили с самолетов пулеметы, взорвалось несколько бомб, горели машины. По нашим самолетам не успели произвести даже по одному выстрелу итальянские зенитки. Самолеты быстро улетели, показав итальянцам на память два вертикальных стабилизатора на хвостовом оперении, да красные звезды на крыльях. Пришедшие в себя итальянцы лопотали:
- Рус, бах - бах! Бах - Бах!
К зениткам прибежал офицер. Что-то кричал на зенитчиков, те пытались оправдываться, но офицер никого не слушал, размахивал руками, время от времени правой рукой показывал на зенитные установки. Стояли солдаты по команде смирно и молча выслушивали гневную речь своего сердитого командира.
Горели грузовые машины на площади, но их никто не тушил, так как в огне стали рваться ящики с патронами. Солдаты вообще убегали от них и все смотрели издали, как огонь безжалостно расправляется с их боеприпасами.
Не сделали ни одного выстрела немецкие зенитчики. Они все оказались не установленными для отражения атаки советских штурмовиков.
Особый интерес вызвали у итальянцев женщины, приходившие с ведрами за водой к колодцам. Обязательно находился молодой солдат, подходил к женщине.
Протягивал свою руку для приличия поздороваться, тут же говорил: - Синьорина, бонжерно (девушка, здравствуйте) и смотрел на нее. - Ио Джузезепе! (Я Джу- зепе).
- Черно, черно, камарад, - говорила девушка Тоня почтальон, опуская воротком пустое ведро на цепи в колодец.
- Аква, Аква! - (вода, вода) лепетал итальянец, пытаясь воротком вытащить из колодца полное ведро чистой холодной родниковой воды. Тут же бесцеремонно брал хозяйку за руку, обязательно целовал со словами:
- Синьорина, синьорина!
- Что пристал как банный лист к голому телу, - сказала Тоня, вырывая свою руку из руки Джузепе.
Итальянец не отпускал. Тогда девушка неожиданно рукой нанесла пощечину незваному и новоявленному кавалеру. Наблюдавшие итальянцы закатились смехом. Один из них успел щелкнуть фотоаппаратом. Тоня взяла ведро, понесла его домой. Растерявшийся от пощечины итальянец, тоже захохотал:
- Синьорина, ха, ха, ха!
Видевшая со своего окна соседка Устя любовный процесс заметила:
- Ну и падкие эти итальянцы на наших женщин, как мухи на мед. Даже днем не стесняются. Про ночь и говорить нечего. Куда бедным женщинам деваться? Какие будут потом последствия!
Эти последствия скажутся после войны через десятки лет, когда родившиеся дети этих военных лет периода фашистской оккупации, будут искать с той и другой сторон своих отцов и матерей. Поверь, так будет! - сказала маме соседка Устя.
- Что итальянцы, что немцы - все одинаковы злодеи. Пришли в нашу страну захватчиками, издеваются над нами как над рабами в древнем Риме. Бедным женщинам податься от этих сволочей некуда. Враги есть враги. Так они в нашей памяти останутся на всю нашу жизнь. На этой войне отъелись на макаронах, как колхозные жеребцы на овсе и сене, готовы всех женщин растерзать гады проклятые, - доказывала Устя.
Действительно повара кормили солдат макаронами, лапшой. Макаронами длинными, тонкими, резаными, ломаными и другой формы. Вместо хлеба получали сухие толстые галеты. Немцы же получали хлеб выпечки 1938 года. Я с товарищами смотрел сквозь щели дощатого забора на площадь, где стояла походная кухня. Солдаты с котелками выстраивались в шеренгу, подходили к повару, который большим черпаком поддевал в котле сваренные, макароны и каждому клал в котелок. Котлетки с подливом ложил в крышки от котелков. Получившие отходили в сторону и поглощали своими желудками. Бывало слабый ветерок доносил до нас вкусный запах макаронов и какого-то пахучего чая или кофе.
- С каким удовольствием съел бы я тарелку итальянских макарон с чаем, - поделился я своими мыслями.
- Ты думаешь у меня нет такого желания, - промолвил Николай.
- Пойдем к повару, попросим, - съязвил Васищ.
- Пойдите, получите под задницу носком кованного шкарба с железными зубьями, -успокоил Булкович.
Прислушиваясь к разговору итальянских солдат, мы стали примечать, что в их разговорах много знакомых нам слов с немецкими, но некоторые были вообще не знакомыми. Сначала услышали слово "пататы", что в переводе на наш язык означает картошка. По всей видимости одни макароны солдатам уже надоели. Они все чаще при разговоре употребляли слово "пататы", при этом показывали руками на наши огороды сельчан.
Повар по-видимому доложил своему офицеру, что солдаты требуют добавлять в макаронный суп картошку, чтобы он был вкуснее. Разговор, видимо, пошел дальше. Встал вопрос:
- Где взять картошку? - сказал повар Николо.
- У населения, - ответил командир. С Италии не будем везти картошку в Россию.
Утро следующего дня выдалось ветреным, холодным. Солдаты отворачивали лица от холодного северного ветра и поворачивались к нему спиной.
Солдаты молча каждый получал свою порцию макарон, котлетку с подливом и кружку кофе. Отводил в сторону, опустошал котелок, крышку, кружку, подходил к бочке с водой - все вымывал, вытирал, а потом котелок вешал себе на брючный пояс. В разговоре опять слышалось слово "пататы".
Раздалась команда. Солдаты выстроилась в две шеренги. Перед ними стал офицер. Стал о чем-то долго говорить, показывая рукой то на одну улицу, то на другую. О чем он так убедительно говорил, мы не могли знать, так как еще не понимали итальянскую разговорную речь, но одно слово уже знали, оно и сегодня уже упоминалось - "пататы".
- При чем здесь пататы, - с возмущением промолвил Васищ.
- Наверно пойдут все солдаты разгружать машины с картошкой на станции с вагонов, - ответил я.
- Не думаю, что ее привезли с Италии? - процедил сквозь зубы Николай.
- Видимо эти пататы у солдат в душе засели! - сказал Булкович.
Офицер подал какую-то команду. Вперед вышли сержанты. Они тоже рявкнули. Строй разбился на отдельные группы во главе каждой пошел сержант в названные офицером улицы.
- Куда они пошли? - сказал Николай, глядя через щель в заборе.
- Сейчас увидим, - ответил ему.
Нам было хорошо видно их всё шествие.
В первый дом пошел солдат с отстегнутым котелком в руках. Во второй дом пошел следующий, пока вся шайка не вошла в квартиры и дворы сельчан.
Скоро раздались сердитые голоса женщин:
- Нет картошек!
- Не уродилась никакая картошка!
- Уже съели все ваши пататы! - Мы картошку для вас не садили!
Заскрипела калитка. Во двор вошел итальянец с котелком в руках. Подошел к матери, заговорил, показывая на пустой котелок:
- Синьорина, пататы, пататы, пататы, ам, ам, ам, - причемкая губами, добавил, - буль, буль.
- Нет пататов, - ответила мать.
Солдат пошел к лавке, под которой стояли ведра, стал их доставать из-под нее за дужки. Два ведра пустые. Достал третье. На дне увидел с пригоршню мелких картофелин размером больше фасолин, промолвил:
- Пататы!
Тут же перевернул ведро, в котелок высыпал картошку, поглядел на мать, взял котелок и вышел из комнаты.
- Немцы грабили, теперь итальянцы начали. Когда же всем грабежам будет конец? - ворчала мама, ругала солдат.
- Грабежи закончатся, когда наша армия прикончит всех грабителей, - промолвил ей.
- Это же сколько надо картофеля, чтобы прокормить такую ораву грабителей? Чем нам питаться всю зиму? - вопила со слезами мама.
Пришла соседка Устя. Сердито заговорила:
- Это же надо иметь такое свинство и нахальство. В чугунке лежали четыре картофелины - взял сволочь, без всякого стеснения. Что-то бурчал, так думаю, что мало взял картошек, - торопливо говорила соседка.
- Ты посмотри что делается, - начала мать, - Пошли грабить все село. Все грабители, а еще считают себя цивилизованными, просвещенными людьми Европы. Сволочи!
К вечеру, несмотря на неутихающей ветер и усиливающийся холод, все грабители пришли к полевой кухне с котелками. В поставленный снарядный ящик солдаты со смехом вытряхивали в него награбленные пататы из котелков. Тут же подходили к бочке с водой - мыли котелки для получения в них макаронов на ужин.
До самого захода солнца в селе слышны разговоры женщин и стариков, не довольных открывшимся грабежом. Напряженность недовольства нарастала в итальянской зоне села, разделенного центральной улицей от зоны немецкой.
Вечером Николай с веселым видом пришел к нам за трутом, чтобы завтра кресалом добыть огня и растопить печку.
- Кто тебя послал? - спросила мама.
- Бабушка. То огонь добывал дедушка, как его увезли в Россошь, я стал разжигать огонь.
- Коли так, то можно уделить трута, только зря много не жги, - наказывала мать.
Николай взял валик трута, обратился ко мне:
- Просись у матери ко мне ночевать.
- Зачем?
- Москву по радио послушаем.
- Что ты мелешь? Какая Москва? Какое радио?
- Не веришь? Я уже слушал!
- Все это ты выдумываешь!
- Просись у матери - послушаешь сам!
- Может карандаш и лист бумаги взять?
- Даже нужно обязательно!
- Не пойду. Это ты сам выдумал, чтобы одному не скучно было, - упорствовал я.
- Сам убедишься.
- Как это я могу сделать? За ночь на крыльях за Дон слетаем и там послушаем у наших передачу из Москвы. Так что ли? Где тут у нас есть радио?
За стеной дома у нас стоит немецкая машина - радиостанция. Немец - радист живет в комнате бабушки. Утром ходит на свою радиостанцию: сначала послушает Берлин, а потом Москву.
- А ты не брешешь?
- Честное слово, говорю правду.
- Как же мы услышим Москву?
- Когда немец сам слушает Берлин или Москву, то через стенку в доме хорошо слышно о чем говорят. Вот и будешь слушать столько, сколько угодно позволит немец. Он же нас не увидит.
- Убедил ты меня, друг. Пойду у мамы просить разрешение к тебе на ночевку...
Всходила луна. Она быстро поднималась, стало светлей. Постепенно расплывались черные тени от соседних домов и деревьев. Розовый край неба светлел из-за горизонта, на востоке брызнул пучок ослепительных солнечных лучей. Начина лось утро.
Немец-радист, стукнул дверью, вышел из комнаты и пошел в свою машину- радиостанцию. Николай локтем толкнул меня вбок, шепотом спросил:
- Спишь?
- Просыпаюсь! - ответил ему.
- Сейчас включит радио.
Действительно, как щелкал радист выключателями, как тумблером ловил станции не было слышно, раздавались лишь свист, визг, вой, отдельные голоса. Потом стало тихо. Кто-то заговорил на немецком языке. Я успел уловить только слово Берлин.
- Это говорит Геббельс - пояснил друг. - Он долго не говорит. Проиграет музыка. Это окончание.
Так оно и получилось. Минутное молчание. Ударили кремлевские куранты.
Меня охватила неописуемая радость. Слышу Москву. Немцы уже много раз объявляли, что Красная Армия разбита, Москва взята. А тут совсем другое дело. Москва ведет передачу.
- Что я тебе говорил? - промолвил друг. - Бери карандаш, устраивайся поудобнее, чтобы можно было записать главное сообщение.
Немец же, как назло, стал переключать радио с одной волны на другую, стал шарить по городам - всюду непонятная речь. Наконец, услышал:
- Говорит Москва! Передаем обращение к воинам!
Снова немец затеял какое-то переключение, пока опять не остановился на Москве. Диктор Левитан уже говорил: "Дорогие воины! Защитники Сталинграда! Наше счастье и будущее, наша молодость - в ваших руках. Исполните вы свой долг перед Родиной, перед всем народом, и тогда об обожженные камни нашего города враг разобьет голову, ляжет костьми у ворот славного Сталинграда. Обнимаем вас, дорогие воины, и желаем победы над ненавистным врагом".
- Успеваешь записывать? - спросил друг.
- Главное записал, - ответил ему.
- Это уже хорошо. Немец сейчас выключит радио. За стеной снова в динамике заурчало, заскрежетало, простучала пиканием морзянка. Снова Москва. Голос Левитана: "Передаем обращение к сталинградцам.
Отстоим родной город. Создадим на каждой улице непроходимый для врага барьер, выходите все на строительство баррикад.
Все, кто может владеть оружием, вливайтесь в рабочие отряды, чтобы уничтожить немецко-фашистскую сволочь.
Больше стойкости, организованности! Помните, дело идет о том, быть или не быть нам свободными сынами и дочерями нашей Родины или находиться в позорном рабстве у немецко-фашистских мерзавцев. Лучше смерть в бою чем позорное рабство. Вместе с мужественными воинами Красной Армии отстоим от фашистских мерзавцев наш родной и любимый - город". Немец прошелся по радиоволнам разных столиц Европы, мира.
Ничего его больше не интересовало. Он выключил радиостанцию. Эфир смолк. Немец ушел.
- Как ты думаешь, зачем немец всегда слушает радио свое и наше? - спросил Николай.
- Наверно хочет знать, что творится в мире, - ответил ему. - Тут другой вопрос: понимает ли он, о чем говорит Москва?
- То, что радист понимает по-немецки - в этом сомнения нет. Понимает ли он по-русски - это уже другое дело?
- Ты хоть раз слышал, как он говорит с твоей бабушкой. - Никак не говорит. Он какой-то замкнутый. - Это уже интересно. Значит, он по-русски понимает. Радист через некоторое время вернулся к машине. Включил радио. К великому нашему удивлению из динамика лилась прекрасная знакомая и всеми любимая мелодия и музыка песни:
Утро красит нежным светом Стены древнего Кремля, Просыпается с рассветом Вся Советская земля...
Немец вошел в комнату, собрал какие-то вещи в походный рюкзак, вышел в нашу комнату, посмотрел на нас, промолвил на чисто русском языке, показывая рукой на стену, через которую слышна была песня, слова: "Играет Москва! " и ушел во двор.
- Вот тебе немец, - сказал я. - Он же русский!
- Может и не русский, - возразил Николай, - что русских мало живут в разных странах?
Двигатель машины загудел. Через минуту огромная крытая автомашина отъехала от стенки дома и включилась на дороге в общую колонну. Через полчаса немецкая военная часть выехала из станции Сотницкая по шоссе в сторону Россоши, чтобы закончить свой смертельный путь в Сталинграде.
- Что будем делать с сообщениями по радио? - сказал Николай.
- Надо сделать так, чтобы люди узнали обо всем, что мы слышали, - сказал свое мнение другу. - Надо сейчас же сказать об этом Булковичу и Васищу. В Поповку Горбаню пусть сообщит Васищ, как теперь наш командир сегодня, пока к нам не прибыла очередная германская часть. Итальянцы же нам не помешают, так как мы к ним лезть пока не будем - тогда задело. Хороший момент упускать нельзя...
Проведенный итальянскими солдатами вчерашний картофельный грабеж населения не устроил командование. К повару подошел офицер, спросил:
- Сколько отобрали у населения картошек?
- На два дня не хватит, - ответил ему. - В погребах смотрели запасы у населения?
- Солдаты говорят ни у кого ничего нет и не нашли.
Подошел сержант. Офицер спросил:
- Сколько вчера ты собрал картошек?
- Около ведра.
- Почему не полное ведро?
- Нечего было брать.
- Население картошку выкопало и спрятало. Ведь куда-то оно картошку спрятало?
- Не могу знать. У всех погреба пустые. На картофельных плантациях осталась ботва, ямки от кустов, - подробно говорил сержант Франческо.
- Что же делать? Картошки мало.
- Что будет приказано, то сделаем без задержек, - ответил младший командир.
- Выход есть из создавшегося положения. Картошка к вечеру будет на кухне. Объяви построение солдат с саперными лопатками, - дал приказ щеголь - офицер.
Солдаты неохотно шли на построение на площади, удивленные тем, что карабины были почему-то не нужны, а приказано взять только лопаты.
- Неужели будем копать окопы? - говорили одни.
- Может оборонительную линию вокруг села будем строить.
- Зачем то потребовались лопаты, значит будем делать что-то важное!
- Может траншею рыть для повара и его кухни, чтобы спасаться в ней во время налета русской авиации, - шутили итальянцы.
- Господин офицер знает зачем все делать. Значит есть важное дело, - говорили старшие.
В действительности дело оказалось не из очень приятных для всех солдат. Солнце заползло за большую тучу, небо потускнело, тень от тучи накрыла площадь с солдатами. Возле кухни сидел на снарядном ящике солдат по наряду и чистил ножом мелкую картошку без всякого удовольствия.
- Сейчас пойдете со своими сержантами по улицам, как ходили вчера, будете лопатами перекапывать у населения на огородах картофельные плантации. Выкопанные картофелины собирать в котелки и носить на кухню. Все. Сержанты, выполняйте приказ!
Сельчане были в недоумении, когда у них на огородах появились итальянцы с лопатами.
Одни копали картофельный участок, другие ползали на коленях, руками разгребая вскопанную землю. Найденную картофелину клали в котелки.
Продолжали работать под присмотром сержантов. Люди со своих дворов смотрели на солдат, переговаривались между собой:
- Нашли солдатам работу, чтобы не бездельничали и не приставали к нашим девкам.
- После такой работы не будут лясы точить, да пустые консервные банки носками бить.
- Не иначе чем-то проштрафились.
- Может один набедокурил, а всех завинили.
- Иначе как с нашими девками попытались подружить, - сказала Устя.
- Все уже выучили слова: "Давай дружить. Я тебя люблю! ".
- Есть тут у них один Франческо. До меня возле колодца приставал "Давай дружить" все говорил. Потом к Тоне тоже приставал. Ничего не получилось. Всем говорит - я тебя люблю, а я говорю ему наоборот, я не люблю тебя.
Нечего было этим итальянцам в Россию лезть. Сидели бы дома в своей Италии и ели там свои макароны с пататами, - сказала мать.
Поговорив между собою, женщины скрылись в своих домах, занялись делами, теперь уже не обращая на солдат никакого внимания.
Медленно шло время. Итальянцы ползали на коленях по вскопанной поляне почти бесполезно. Ч го-то говорили сержанту, но он не реагировал на все разговоры и обращения к нему. Лишь сердито рыкал на любителей разговора.
Сержанту, видимо, самому надоело смотреть на пустую работу, но он волей - неволей выполнял приказ офицера и не собирался его нарушать. Ему захотелось пить. Решил утолить жажду, пошел, в наш дом. Заговорил с матерью.
- Синьорина, аква, аква! - показав рукой пить.
- Воды, что ли просишь? - промолвила мать, - зачерпнув из ведра кружку воды.
- Вода холодная, пил маленькими глотками. Пустую кружку поставил на стол. Можно было уходить, но по его виду он даже не собирался. Стал на стене рассматривать фотографии, что-то бормоча, обращаясь к маме.
- Не понимаю, - отвечала ему.
Тогда сержант полез рукой в карман кителя, достал из него маленькую книжечку, как потом поняли - это был итало-русский словарь. Полистав его, нашел нужное слово, пальцем тыча в фото:
- Сеньор, батя? - спросил сержант.
- Отец, - ответила мать.
Показал на следующую фотокарточку.
- Муж, - сказала ему.
- Германия. Россия солдат?
- В Красной Армии.
Пересмотрев все фотографии, сержант со словариком в руке еще что-то полистал, но, видимо, не нашел нужного, слова, подошел к столу. Увидев книгу, взял в руки, стал листать и смотреть. Перекидывая страницу за страницей. Неожиданно перестал листать, утупился в одно место. Его заинтересовала фотография. Посмотрев я словарик, промолвил, показав пальнем:
-Лэнин...Пэшков...Багданович... на остров...Капри...игра...шахматы... 1908...год.
-Да, это наш Ленин играет в шахматы с Богдановичем, когда гостил у Горького на острове Капри в Италии. - пояснила мать.
Лицо сержанта как будто посветлело, в глазах словно засветился огонек. Снова поглядел в книжку - словарь, промолвил:
- Я...Даниэль... моя... живет... на... Кипр... на... Капри..., - с растяжкой в голосе произносил, коверкая слова, возбужденный сержант.
- Сидел бы ты на своем Капри, - промолвила мать.
Но Даниэль понял ее слова по-своему. Снова полез в карман, достал фотографию семьи. Искажая слова, указывал пальцем:
- Я..., синьорина..., дочь..., сына..., отец..., мать... - Перечислив всех, тут же прижал фотографию к губам и поцеловал. Промолвил: - Карашо!
Тут же подошел к моим сестрам Наташе, Кате, Нине рукой погладив по голове, промолвил:
- Синьорины, синьорины! - и вышел из комнаты.
Сержант подошел к солдатам, которые уже изрядно устали и замерзли, что-то им сказал. Они продолжали перекапывать землю, лица были грязные, движения рук замедленные. Мама ворчала:
- Зачем мне нужна его семья. Я ее век не увижу... Тут бы свою в целости сохранить... Смотри как раздобрился, разжаловался чуть ли не до слез. В Россию пришел врагом как и немцы!
День близился к концу. Солнце уже было близко к горизонту. Похолодало. Солдаты по команде покинули огороды, отряхнули брюки от прилипшей на коленях земли, построились и под команду сержанта Даниэля ушли.
Скоро наступила ночь. Небо очистилось от туч. Ярко заблестели звезды. В темном небе прогудел ночной бомбардировщик. Обыкновенная ночь. Одни люди отдыхают после работы, другие, наоборот, с усилием занимаются работой, чтобы на следующий день все увидели их работу нужную и важную. Но люди эти оставались в тени и неведении, находились в глубокой конспирации. Мать все время боялась, как бы я не был схвачен оккупантами.

Лягушатники

С самого утра над железной дорогой стали пролетать высоко наши самолеты. Они пересекали ее и направлялись на запад. Итальянские зенитчики стреляли по ним, но безуспешно. Самолеты - бомбардировщики шли строем вглубь территории видимо для нанесения удара по вражеским целям на шоссейной дороге Острогожск - Россошь, где по нашим разведданным шли непрерывные потоки в Россошь немецкие военные колонны с солдатами и вооружением. Мы из сада пристально следили за самолетами, смотрели в небо на наших отважных соколов до тех пор, пока они не скрылись с виду.
- Ну фрицам достанется, если попадут под бомбы, - сказал всезнающий Булкович.
- Почем ты знаешь? - спросил я.
- Потому что наше командование послало ни один самолет на выполнения боевого задания, а сразу четыре звена. При том бомбардировщики шли под прикрытием наших истребителей, чтобы отбить немецких хенкелей или мессершмидтов, если попробуют напасть на них.
- Будем считать: что ты прав в этом вопросе.
- Смотрите, итальянцы опять на площадь подходят, - промолвил Николай.
- Опять пойдут добывать картошку к своим макаронам, - сказал Васищ.
- Почему они все несут в руках длинные прутики? - заметил Николай.
- Не иначе будут кого-нибудь бить при людях, арестованного прогонят сквозь строй, - промолви Булкович.
- Зачем болтаешь, если не знаешь? - возразил я.
- Тогда ты скажи точнее, - недовольно промолвил друг.
Между тем солдаты построились опять в две шеренги на площади. Офицер уже знакомый нам по своему щегольству перед солдатами и селянами, опять что-то говорил, но ветер относил его слова в сторону и нам ничего не было слышно. Но солдаты выполняли его команды.
Несколько солдат взяли свои велосипеды, на которых приехали в наше село, и поехали по дороге в сторону Поповки. Там был расположен штаб. Другая часть солдат села на грузовую безрылую (без переднего мотора) машину Фиат, мы такие машины называли тупорылые, так как у них не было передка по сравнению с нашими полуторками. Двигатель Фиатов был помещен в кабине. Машина тронулась и поехала по улице на железнодорожную станцию Сотницкая.
Третья часть солдат с прутиками двинулась к нашему удивлению в широкий лиман, сверкавший в солнечную погоду своей зеркальной гладью и заросший густым камышом, осокой, бурьяном, кустарником у берегов. Мы прозвали этот лиман Лягушечьим царством. Было их там видимо - невидимо. Весь день с утра до вечера стоял над лиманом с теплой водой лягушиный постоянный не смолкающий хор. Во время купания в теплой воде лимана мы любили пугать толстых пучеглазых серых, зеленых лягушек. Они от нас прыгали в воду и прятались под корягами.
Для интереса мы их ловили руками или крючками на леске, привязанной к длинному прутку. На крючок прикрепляли зеленый листик. Глупая лягушка, проглатывала листик с крючком и оказывалась пойманной. Поймав одну - две - интерес у нас к ним пропадал и мы занимались купанием, резали прутья, с которых плели корзины и кошелки для вещей.
Мы лучше присмотрелись к солдатам. К нашему удивлению увидели, что ко всем прутикам привязаны нити, на конце с крючками.
- Пойдут ловить лягушек, - промолвил Николай.
- Зачем они им потребовались, - сказал я.
- Э, братец, я догадался, - весело промолвил всезнающий Булкович, - где-то я читал, что во Франции, Италии из лягушек в ресторанах приготовляют вкусные блюда на масле, уксусе, соусе, едят с горчицей, сверху присыпают красным перцем для вкуса. Пьют шампанское, коньяки, ликеры, кагоры, а закусывают лягушиными блюдами.
- Чепуху ты говоришь? - недовольно ответил ему.
- В Китае ловят ядовитых змей кобр и едят, - не сдавался Булкович.
- То в Китае. Там много людей! А ведь, как нам всегда в школе говорили учителя, в просвещенной Европе не могут жрать грязных, отвратительных пучеглазых лягушек. Говоришь, Булкович, что попало, что дурно, то потешно.
- Читал, - не сдавался друг, - в Африке чернокожие и дикари на островах едят крокодилов. Что ты на это скажешь?
- То отсталые в своем развитии народы, а итальянцы - потомки древних римлян, жители просвещенной Европы, высокой культуры, с высоким человеческим интеллектом думаешь будут есть со своими макаронами наших российских лягушек?
Может итальянское командование получило приказ наловить много лягушек и отправить в Рим в научно - исследовательские институты для проведения над ними опытов по биологии?
- Как хоти, я остаюсь при своем мнении, - ответил Булкович. - В просвещенной Европе тоже может быть много гадостей и недоразумений, которых нет в России веками.
Пока мы спорили между собою, группа солдат во главе с сержантом быстро вошла в заросли лимана и там скрылась.
- Пошли в лиман посмотрим, как итальянцы будут ловить лягушек, - со смехом предложил Николай.
- Чего ты там не видел? Еще посчитают за шпионов и живьем утопят, - возразил я.
- Тогда пошли на станцию на разведку, поезда один за другим с военной техникой идут в сторону Россоши, - предложил Васищ. - Ведь за Доном наши не знают, что тут делается в германском тылу.
- Это уже дельное и нужное предложение, - сказал Булкович - только там нас могут встретить немецкие и итальянские патрули.
- Пошли, не пропустят - вернемся назад. Все равно что-то увидим, - предложил я.
Но наше желание не сбылось. Послышался гул самолетов. С каждой секундой приближался.
- Петляки летят, - определил по звуку Васищ. - Прячемся в погреб!
Самолеты начали бросать бомбы по железной дороге, по станции. Над ней от взрывов поднялось облако дыма, уже что-то горело. Несколько бомб упало на село, где стояли итальянские машины Фиаты.
Бомбардировщики сделали разворот, начали второй заход и теперь прошли над станцией с пулеметным огнем. Оставшиеся в селе итальянцы были подняты по тревоге, кинулись на улицы, схватили носилки и побежали с ними на станции.
- Значит есть раненые, - сделал заключение всезнающий Булкович.
- А ты, Васищ, говорил что наши за Доном не знают, что делается у немцев в тылу. Оказывается знают и дают прикурить немчуре. Значит кроме нас еще кто- то знает и тут есть, передают разведданные.
Раненых солдат погрузили на машину и она с ними уехала в сторону Россоши, где был немецкий госпиталь.
- Раз есть раненые, значит есть и убитые, - предположил Васищ.
- Вполне возможно, - поддержал его мысль я, В цинковые гробы положат и отправят в Италию родственникам для захоронения.
Машина уехала, но солдаты не расходились, стояли, курили у комендатуры, о чем-то вели разговор между собой, поднимая время от времени руки вверх и опуская их.
- Смотрите, полицаи кого-то ведут, вернее не ведут, а тянут за руки, ноги волочатся по земле, - сказал Николай. - По всему видно, что человек раненый.
- Надо посмотреть, может наш сельчанин попал в руки, - предложил Булкович.
Мы протиснулись между солдатами, подошли поближе, всматриваясь в лицо
раненого. Оно было в крови, струйка крови вытекала изо рта на землю.
Меня вдруг, словно ударило током, по всему телу, даже чуть не присел на корточки. Я узнал раненого по грубым ботинкам на ногах. Да, сомнений не было, это был тот самый парень, которого видел раньше на станции, когда делали погрузку обоза с фольксштурмистами Гитлера. Тогда парень вынул из-за пазухи мину, сунул ее между ящиками и бесследно исчез на долгое время. Сегодня он появился, но видимо не успел скрыться и был схвачен полицаями. Непонятно только почему он был в крови и почему кровь тонкой струей текла изо рта на землю. Глаза он не открывал. Видимо был сильно ранен, схвачен и избит полицейскими.
Я посмотрел на товарищей. Они тоже молчали, смотрели на парня.
Из здания комендатуры вышли комендант Курт Майер и староста Михай. Они подошли к парню, остановились. Комендант рявкнул:
- Вэр дизе? (Кто это).
Все молчали. Майер что-то сказал старосте. Тот обратился к стоящим:
- Комендант требует, чтобы узнать кто лежит на земле? Кто его назовет или видел где-то раньше - тому обещает большую награду - один килограмм соли и пять литров керосина. Кто желает получить все это добро? - сказал староста. - Ведь кто-то должен его знать, он же скрывался в нашем селе?
Люди молчали. Это взбесило офицера - коменданта. Он подошел ближе к лежащему парню и ткнул носком сапога в бок. Рявкнул:
- Дизе ист партизанен? (Это есть партизан).
- Неужели никто не знает? - еще раз спросил староста. Сколько продолжалась процедура опознания неизвестного трудно сказать. Только поднятые по тревоге солдаты уже бежали по улице четкой цепью, словно вырезанные из черной бумаги фигуры силуэтов в железных касках, с автоматами в руках.
- Сейчас могут хватать кого попало, - я шепнул друзьям.
- Уходим! - дал команду Васищ.
Только успели выбраться из столпившихся у парня людей, как солдаты окружили здание комендатуры и всех, кто стоял возле умирающего парня.
- Вы теперь все заложники, потому что никто не сказал, кто этот парень, - сказал староста Михай.
Комендант махнул рукой. Солдаты стали сжимать кольцо вокруг людей...
Дома мать спросила:
- Что случилось после бомбежки?
- Полицаи схватили какого-то парня, - ответил ей.
- За что?
- Наверно выследили сволочи, не иначе.
- Может быть.
- Ты со своими друзьями не замечал, может кто следит за вами, где вы бываете, что делаете? Ведь каждую ночь диверсии на железной дороге происходят?
- Вроде никто не следит.
- Вроде - это далеко не точно и считать можно по-разному. Полицаям и эсэсовцам лишь бы за что-нибудь зацепиться, чтобы начать арестовывать. Постарайся с друзьями вести себя осторожно. Сидеть надо дома, а не шляться где попало без дела особенно по ночам! - строго предупредила мама. - Нас всегда окружают враги.
Солнце уже заметно опустилось с неба за высокие деревья, окружавшие площадь. Его лучи теперь стали просто пологими и довольно холодными, потеряв все тепло в течение всего дня.
Я вышел во двор и через верх калитки смотрел, что делается на площади. Из Поповки на велосипедах вернулись солдаты с почтой. На багажниках, за плечами, на рамах посылки, ящики. У одного солдата за плечами большой мешок с письмами. Его уже окружили итальянцы, что-то галдели непонятное, очевидно требовали скорее получить от почтальона письма с Италии.
Вернулась со станции чудом уцелевшая от бомбового удара, но с пробитым бортом машина. Из нее выгружали ящики и бумажные мешки. "Опять макароны привезли, - подумал я. - Раньше в ящиках привозили бананы, апельсины, лимоны, виноград, галеты. Но сейчас ящики были тяжелые. Может с самого Рима или Неаполя привезли консервы с лягушачьим мясом".
Последними пришли с лимана лягушколовы. Все мокрые. Четыре солдата несли полный мешок живых лягушек. Положили его на землю возле походной кухни перед поваром. Мешок шевелился как живой, повар улыбался, от радости щелкал языком.
Подошел офицер. Поманил пальнем к себе сержанта, приказал:
- Четырех солдат пошли в наряд на кухню в распоряжение повара. Пусть работают всю ночь!
- Есть! - ответил сержант, положил руку к виску, щелкнул каблуками, ушел от него.
Пришли итальянцы, бывшие у комендатуры. По их разговорам было понятно.
что раненый парень в грубых кожаных ботинках из толстой кожи, не выдержав побоев и издевательств при допросе, скончался, не промолвив ни слова.
Я видел, как у своих ворот стояли мои товарищи. Они тоже все видели. Через полчаса наступил комендантский час. Всякое хождение по улицам нам было запрещено.
Вечерние сумерки наступили рано. Небо стало затягивать облаками, которые, казалось, опускались с неба к самым крышам домов и к вершинам высоких деревьев.
- Где ляжешь спать? - спросила мама.
- В сарае на потолке, - ответил ей.
- К утру можешь замерзнуть.
- Дерюжкой накроюсь.
- Как хочешь. Не вздумай выйти на улицу. Там патрули, могут заграбастать в свои руки. На станции ведь убили человека ни за что...
В середине ночи на железной дороге, еще до появления "кукурузников" прогремел взрыв? На него никто не обратил внимание. Мало ли в ночное время слышатся автоматные очереди патрулей, отдельные выстрелы на улицах села, рвутся гранаты. К ним уже все привыкли, считая во всем виноватыми неслышимых и невидимых "кукурузников", которые свои гостинцы разбрасывают направо и налево.
Утром мать открыла дверь сарая, громко спросила: Сынок, спишь? Пора вставать, надо завтракать.
Как ни хотелось вставать, но надо было подниматься с теплой постели. Ведь ночь была трудной, опасной, еле оторвались от патрулей. Пришлось отозваться:
- Поднимаюсь. Сейчас приду!
За столом мать спросила:
- Как спалось в сарае?
- Нормально. Даже сон не приснился.
- Это хорошо. Поешь, наносишь в ванную воды из колодца, пусть нагреется на солнце. Буду стирать белье.
Колодец с воротком был на краю в углу площади. Я носил воду, как бы глазом, посматривал на итальянцев, уже получавших по очереди от повара еду на завтрак черпак макаронов, а в крышку котелка клал по два кусочка белого мяса с приятным запахом лука и перца.
Воду пришлось носить долго, так как ведро не набиралось. Четверо итальянцев, дежуривших всю ночь на кухне, выбрали из колодца всю воду для кухни и приготовления поваром вкусного деликатеса на завтрак. Мне приходилось ждать, чтобы родники дали воду и я набрал ее в ведро. Пока вода набиралась, смотрел на солдат. Они были все в приподнятом настроении, весело похохатывали, смеялись, шутили друг с другом, ложками стучали о котелки, затем с удовольствием опустошали крышки котелков со словами по-итальянски:
- Настоящий деликатес. Вива Италия!
Я вспомнил вчерашней поход на лиман и мешок с лягушками, принесенный на кухню повару. Посмотрел внимательно - мешка уже не было, как будто его совсем не бывало. "Куда же он девался? " - подумал.
Выкрутив ведро воды, понес во двор. Одновременно от кухни с ведром пошел к кустам один итальянец с канистрой в руке, пошел другой к моей тропинке. Я поравнялся с ними.
Солдат сбоку тропинки у куста вывалил содержимое ведра - я с ужасом увидел огромное количество лягушечьих шкур. Другой облил их с канистры бензином, зажигалкой поджег клочок бумаги и бросил. Пламя с хлопком охватило шкуры лягушек, которые свертывались и развертывались в жарком огне, словно живые лягушки. Я принес последнее ведро воды во двор и больше не пошел. Меня тянуло рвать, клубком катилась слюна, подумал: "Как же итальянцы ели свой деликатес?".
Днем я поделился своими впечатлениями с друзьями.
- Мы тоже наблюдали за итальянским завтраком, - сказал Булкович. - Странный народ эти вояки.
Через три дня в лимане уже ни одна лягушка не квакала ни утром, ни вечером. Все они были выловлены итальянцами и съедены с большим удовольствием при всеобщем нашем негодовании.
Интересно, что для деликатесов после лягушек последовала очередь всех домашних кошек. Первыми были пойманы пушистые, толстые, мирные сибирские коты, потом остальные.
К матери пришла соседка Устя поговорить:
- Слышала, как итальяшки жрут наших лягушек, - сообщила матери.
- Даже видела через окно, как они едят эту пакость. Как цапли в болоте - живыми глотают, а тут их всех ободрали. А еще богу верят, молятся, а сами же над божьим созданием издеваются, - ворчала мать. - Кошек с котятами тоже всех слопали, как голодные!
- Раз у них такая вера - они ее придерживаются.
- Странная вера!
- Слышала, ночью взорвали неизвестно кто, железнодорожное полотно. Стало все движение. Не могут найти исправные рельсы, чтобы заменить искореженные.
- Никого не поймали?
- Поймать никого не поймали, полицаи ночью туда побоялись идти, а утром в воронке от взрыва нашли листок от "Россошанского вестника" с надписью по-немецки и по-русски: "За того парня". Полицаи бегают, что-нибудь стараются еще найти, расспрашивают, злые, как собаки.
- Это же за какого парня взорвали рельсы?
- Что умер от побоев в комендатуре.
Я молча слушал разговор, не проронив ни слова. Лишь крепко сжимал в кармане фанату Ф-1.

Страшный день

Со Скорорыбского леса, где укрылись подгоренские партизаны, почему-то долго не приходили вести. Они были ближе всего к дороге Острогожск - Россошь, по которой двигались немецкие войска на Сталинград. Неизвестность томила душу.
Руководитель группы Горбань через связного вызвал к себе на беседу командира подпольной группы Васища. Познакомил его с общей обстановкой в округе. Так же сообщил, что комендант Курт Майер дал приказ всем полицаям выявить подпольщиков на станции Сотницкая и Россошь.
- Кого имел в виду Майер?
- Сведения передал наш человек, - ответил Горбань. - Так что теперь во всем нужна осторожность. Можно просто попасть в майеровский капкан или засаду. Твоей группе надо необходимо ночью отправиться в Скорорыбский лес на связь. О результатах доложишь.
- К нам какие-то парни в гражданской одежде приезжали в Сотницкое на велосипедах, вроде искали своего парня из Скорорыба, расспрашивали селян, где он может у нас скрываться. Парням никто ничего не сказал. Они сели на свои велосипеды и уехали.
- Это были не простые деревенские парни, а переодетые полицаи, - сказал Горбань. - Они искали кто держит связь со скорорыбскими партизанами,
- Вот оно что в самом деле, - промолвил Васищ.
- Потому предупреждаю об опасности и осторожности. Сведения нужны завтра к утру, - закончил руководитель подполья. - Предупреди ребят.
С самого утра день выдался холодным. Ветер гнал по небу тяжелые лохматые тучи. Временами они сеяли нудный мелкий дождь до самого вечера. Я выглянул в окно. Седые сумерки слились в непроглядный осенний вечер, скорее похожий на ночь. Не было видно ущербленной луны, ни одной звезды. Лишь шумел в ветвях деревьев холодный ветер, по стеклам оконных рам хлестал дождь.
Мама сидела на теплой лежанке. Печь-то истопили вечером коровьим кизяком, чтобы хоть немножко согреться от холода. Она говорила с девчонками:
- Завтра нужно срезать остатки капусты, которую еще не доели немецкие тяжеловозы и итальянские мулы.
- Там остались один кочерыжки, - сказала Наташа. - Соберем все, что есть. Кочерыжки будем ножом чистить и кушать.
- Немцы и итальянцы у нас в саду еще не оборвали терен, - сказала Нина. - Я ходила по зарослям терновника и пробовала на вкус. Не совсем еще сладкий. Надо чтобы по нему ударил мороз.
- Вот тогда немцы и итальянцы быстренько весь соберут и сожрут, - высказала свое предположение Катя.
- Скорее бы черт их всех от нас унес подальше, - промолвила мама. - Всё готовы у нас забрать!
Этот разговор матери с моими сестрами мне не был интересен. Но я высказал свое предложение:
- Надо сходить в скорорыбский лес и посмотреть есть ли под дубами на земле опавшие желуди. С них можно молоть муку, если подсушить и очистить от чешуи.
- Кто туда нас пустит. Там же партизаны, - ответила мама.
- Уже ночь. Я пошел в сарай спать.
Но до сна ли было, когда меня уже ждали предупрежденные товарищи Булкович, Николай, Васищ у заброшенного полуразвалившегося колхозного сарая, возле которого недавно взорвались бомбы с самолетами, лежал на потолке сарая, вслушивался в шум ветра и дождя. Заскрипела железная петля наружной двери крыльца. Во двор вошла мама, подошла к дверям сарая, спросила:
- Сынок, ты спишь?
- Пока еще не уснул, - ответил.
- Засыпай с богом до утра. Ночь-то шумная, - и ушла, убедившись, что я дома.
Наступила настоящая ночь. Для одних она спасительница, путающая в грязи
все следы, другим является непременным помощником в ответственном деле, чтобы своевременно скрываться тем, кто уходит от преследований и погони. "Надо идти" - сказал сам себе, вышел тихо из сарая, пошел не улицей, а огородами к товарищам.
Загудел в небе ночной бомбардировщик. Сноп трассирующих и зажигательных пуль полетели в небо. Итальянцы стреляли наугад сразу с двух зенитных установок. Улетел самолет, смолкли зенитные установки. Мне казалось ветер стал стихать. Почти весь промокший добрался до сарая.
- Что так долго не приходил? - спросил Васищ.
- Видишь какая непогодь кругом, - ответил ему.
- Все в сборе. Пошли! - дал команду Васищ.
- Нет, надо прислушаться, что делается на улице, - запротестовал я. - Нужна полнейшая осторожность и осмотрительность.
Затаившись под стеной - вслушиваемся в ночь. По улице, ведущей к пойме реки Сухая Россошь, ходил солдатский патруль.
- Туда нам идти нельзя, - шепнул всем. - К мосту итальянцы притащили еще днем свой пулемет. Кошачьей походкой ходили у стен домов ночные патрули, прячась от дождя.
- Пойдем кустарником до ложбины, там есть брод, от него пойдем по направлению к скорорыбскому лесу. Булкович идешь впереди, Николай позади, в середине я и Васищ. В случае опасности подавать сигнал сонного филина одинокий крик, - сказал Васищ. - Пошли!
Шли гуськом почти в непроглядной темноте. Постепенно глаза стали привыкать к темноте, начали видеть темную фигуру переднего. Для меня поход в скорорыбский лес уже второй раз по счету, но так же опасен как и первый. Возле каждого темного куста может появиться немец или итальянец и крикнет:
- Хэнде хох! Хальт! (руки вверх, стой)
Шли уже довольно долго. Ночной воздух словно наплывал временами на нас с запахом близкого леса. Мы боялись, что уловим запах от горького дыма близлежащей спаленной деревни. Черный лес стоял невидимой стеной.
Начиналась опушка.
- Всем смотреть на правую сторону тропы, чтобы не пропустить пень спиленного старого дуба. В его мощном корневище был оборудован партизанский тайник, - тихо сообщил всем. О нем я знал один.
Сколько времени шли - мы не знаем, так как у нас не было часов. Не могли держать в поле зрения созвездия Малой и Большой медведиц, так как небо затянуто плотными тучами. Но мы шли и шли.
Вдруг раздался одинокий крик филина. Шедший впереди Булкович остановился, подождал, пока к нему подошли.
- Вот пень! - ищи тайник, тихо промолвил он.
- Мне не надо было большого труда, стал на колени. Зашарил в корневище рукой.
- Есть бутылка, нашел, - сказал я.
- Почему тайником служит пень, а не в самой землянке в лесу? - спросил Николай?
- Потому что в землянке может быть засада полицейских. Есть договоренность в тайник прятать сведения после пребывания в землянке, что там нет полицейских, - объяснил другу.
- Хитро придумано, - согласился друг. Вынув пробку из горловины бутылки, достал маленький листок бумаги.
- Читай, что там сообщают? - промолвил Николай.
- У меня же глаза не совы, чтобы читать ночью, - отвечаю ему. - Накрывайте меня пиджаками, я лягу на землю, посветите фонариком, - предложил я.
- Сразу обрати внимание на почерк, сразу узнаем от Горбаня она или нет, - сказал Васищ.
Трепетно разгладил свернутый в трубку листок, при свете фонарика поглядел на почерк, он был мне знаком, стал читать: "Вели бой с группой полицейских, приехавших сюда на велосипедах со стороны Никольского. Атаку отбили. Оставаться здесь нельзя. Уходим. Тайник остается в действии. Встреча во второй землянке. Сообщим после. Ваши сведения оставляйте в этом тайнике".
- Вот почему от них не было вестей, - сказал Николай.
- Что будем делать? - спросил Булкович.
- Оставим в тайнике записку, что мы были здесь. Связь не должна прерываться, - предложил я.
- Надо подумать о том, когда попадет наша запись с разведданными скорорыбским партизанам или ее могут раньше найти полицейские. Тогда они выследят связного и схватят его. Могут поджидать и нашего связного, - сказал Васищ.
- Второй тайник есть где-нибудь как запасной? - спросил Булковпч.
- Есть недалеко от второй землянки, - сказал Васищ.
- Надо проверить его, - сказал Николай, - заодно посмотрим тайник!
- И вторую землянку на всякий случай, если придется кому-то из нас в ней укрыться от преследования полицейских, - поддержал Булкович.
- Где-то надо еще пройти полкилометра, - сказал Васищ.
- Пошли, надо точно убедиться были там полицейские или нет, - сказал я.
Идем в таком же порядке с передовым охранением и задним. Лес густой. Напрягаем до предела свой слух, чтобы обнаружить подстерегающую нас опасность. Несомненно за каждым кустом может притаиться враг, чтобы нанести нам удар в спину или грудь. Дошли до гниющего ствола, лежащего не далеко от дороги.
- Здесь тайник под ним, - сказал я. Нагнулся, пошарил под стволом, в руки попала гильза от крупнокалиберного пулемета. Вместо снаряда - деревянная пробка.
- Читай, что написано. Опять сверь почерк, - сказал Васищ.
- Разведданные переданы по назначению, - промолвил я.
- Что дальше? - спросил Булкович.
- Больше ничего не написано, - отвечаю.
- Надо проверить землянку, - сказал Васищ. - Пойдешь Булкович. Перед входом в землянку посмотри внимательно нет ли растяжки от гранаты.
- Тайник у пня очень удачно выбран, - сказал Николай. - Но его надо защитить.
- Как? - спросил Васищ.
- Надо на Никольской дороге метрах в тридцати поставить растяжку с гранатой Ф-1. Полицаи пойдут по этой дороге, им свернуть больше некуда. Если попытаются пройти до пня, то обязательно попадут на растяжку. Мы же будем знать, где находится растяжка и обойдем ее. Если обнаружим, что растяжка сработала, то это попытка полицейских была предотвращена попасть в землянку, - предложил Николай.
- Вот ты и поставь вон там между двумя кустами растяжку с тонкой незаметной проволочкой, - сказал Васищ.
- Только как мы узнаем, когда сработает растяжка, - сказал я.
- Как подорвутся на ней, так и узнаем от них же самих, - сказал Васищ. Ты, Каретин, закрывай тайник. Возвратился Булкович.
- В землянке никого нет. Даже дрова лежат не тронутые. Значит никого на было, -доложил он.
Ветер шумел, хлестал дождь. Временами сильные порывы ветра ломали ветки деревьев, которые с хрустом сваливалась вниз на землю, создавая дополнительный шум в лесу. Потому в лесу стоял постоянный треск от сломанных ветвей.
- Возвращаемся назад. Булкович впереди, Николай позади, мы в центре. Шли с величайшей осторожностью. Дошли до развилки дорог - одна вела на центральную улицу, другая к шоссе.
- По какой дороге пойдем? - спросил остановившийся Булкович.
- Как шли, так и пойдем. Село-то вон рукой подать, - предложил Николай.
- Мне, братцы, не хочется идти ни той, ни другой дорогой, - сказал я.
- Почему?
- Потому что итальянцы ночью меняют свои посты. Может после нашего ухода из села на обеих дорогах сделали засаду, чтобы их люди не видели. Если это так, то мы сами попадемся полицаям в руки.
- Как же идти дальше. Ведь скоро начнется рассвет? - сказал Николай.
- Предлагаю пойти левее ближе к железной дороге, там есть тропинка и лесная полоса, она примыкает к огородам. Так можем попасть домой.
- Дело говоришь, - отозвался Николай.
- Пошли, - сказал Васищ. - Ветер утихает. Дождь совсем перестал.
Прошли совсем не много, вышли на тропинку между кустами. Неожиданно с шипеньем взлетела белая ракета.
- Ложись! - успел дать команду Васищ.
Послышались голоса итальянцев. Пост оказался почти рядом с тем местом, от которого только что отошли почти у развилки дорог.
- Неужели нас заметили? - промолвил Булкович, держа в руке пистолет.
- Может услышали, как под ногами у меня хрустнула ветка, - сказал я. - Убери свой пистолет, пока он не требуется.
В другом конце села взлетела вверх зеленая ракета, а на железнодорожной станции красная.
- Это дают сигналы постовые, что у них все спокойно, - сказал всезнающий Булкович. - Пошли.
Рассвет вот-вот уже начинался. На востоке чуть-чуть край неба на горизонте чуточку посветлел. Огородами добрались до сада. Стали расходиться - я к своему сараю, товарищи по домам. Тихо отворил дверь. Снял с себя мокрую одежду. Лег на сухую постель...
- Сынок, вставай! - услышал голос мамы. - Уже давно солнце взошло.
- Не выспался, - отвечаю. - Еще немного посплю!
- Надо с огорода все убрать, пока итальянские мулы все не сгрызли и не сожрали. Ничего не понимают, что нам самим все надо на зиму. В колхозе бывало в это время зерна хоть немного давали на муку, да в магазине можно было купить крупы и соли, а при немцах комендатура никому ничего не дает, не продает, только нас грабит, - ворчала мама. - А ведь мы люди, нам чем-то надо всю зиму питаться...
Я слушал маму и понял, что теперь и уже не усну, разнеживаться некогда, надо вставать. Мать во всем права.
Хотя было сыро, но работать можно. Я копал лопатой грядки недоеденной свеклы, моркови, редьки, репы - все, что еще можно было спасти. Девчонки собирали, вытрясали от земли, ведрами носили в кучу, чтобы продувало и просушивало ветром. Мама ходила с мешком по кукурузе, выламывая последние початки, которые не съели мулы, очищала от сухих листьев, клала в мешок.
От работы стаю жарко. Время от времени рукой вытирал пот на взмокшем лбу.
Да и днем заметно потеплело, даже сбросил с себя пиджак. Почему-то пришла мысль - сумел ли Васищ унести в Поповку сведения о скорорыбских партизанах руководителю подполья Горбаню? Одновременно посматривал на небо: ведь у нас фактически прифронтовая местность. Высоко в небе с гулом проплыли в сторону Дона в глубь нашего тыла германские юнкерсы с бомбами. Через некоторое время где-то далеко от нас рвались бомбы и, казалось, кто-то отрывисто бил по земле тяжелым молотом. Видел, что летели двенадцать юнкерсов, а возвращались только десять. Значит двух стервятников наши зенитчики или истребители сбили. Это радовало меня.
- Всех бы гадов в землю вогнали, чтобы у нас не летали, - недовольным голосом говорила матушка. - Сколько же их у Гитлера?
- Придет время всех уничтожат наши истребители, - сказал матери.
- Дай бог скорее это случилось бы.
Работа у нас кипела. К четырем часам дня все выкопали, собрали, унесли и спрятали. До терна очередь не дошла.
- Давайте все станем рядом и пройдем по кукурузе, может я где-то початок пропустила, - предложила мама.
Стали в ряд, пошли с ведрами. Неожиданно донесся гул самолетов. По небу опять плыли юнкерсы на восток. А навстречу им с востока на запад тоже летели наши бомбардировщики, прикрываемые шустрыми ястребками.
- Наши! - задрав голову к небу закричала Наташа. А немецких сколько...
- Бежим в окопы! - крикнула мама.
Все девочки с мамой залезли в окоп, еще вырытый отцом и накрытый шпалами. Я побежал в другой окоп к Николаю по соседству.
Ревущие моторы гудели с такой силой, что невозможно было что-либо услышать от бегущих в укрытия соседей.
Из окопа увидел начало воздушного боя. Наши юркие истребители ястребки пошли в атаку на юнкерсов. Вот наш истребитель заходит в хвост фашисту. Немец маневрирует, меняет курс, отстреливается, меняет высоту, пытается оторваться, ястребок не отрывается, его прикрывает товарищ. Случилось непонятное: наш ведущий истребитель как-то медленно свалился на крыло, так же медленно перевернулся вверх колесами и полетел по пологой линии, постепенно снижаясь. За ним тянулся черный шлеф дыма. Но от юнкерса не отстал ведомый ястребок, оказавшись у него на хвосте. Фашист носом к земле, оставляя за собой полосу дыма.
Сколько длился бой - сказать трудно. Вокруг начали рваться бомбы. Окоп на¬рыла воздушная волна, диск солнца затмился. В рот и нос лез горький запах сгоревшего тола, в горле перехватило дыхание...
Дым улетучился. На дне окопа со мной рядом лежала убитая осколком в лоб соседка, на руках у нее плакал ребенок дочери. Самолетный гул стал стихать. До моего сознания дошел женский голос, а вернее крик:
-Убило! ...Убило!
Кричали возле окопа, где скрылись мать и мои сестры Наташа, Катя, Нина и братишка Вася. Я прибежал к ним. Окопа не было, одна ровная площадка. Четыре осколочные бомбы угодили по четырем сторонам глубокого окопа. Не долго думая, кинулся разгребать землю руками, чтобы быстрее откопать засыпанных. Сознание работало четко: "Быстрей! Скорей! Успеть бы! ". Сколько силы было разгребал мягкую, взрывами перемешанную, землю.
Правую руку словно обожгло огнем. Мельком взглянул - она в крови. Кожу разрезал об осколок, торчащий в лопатке руки на спине мамы. Мне помогают. Откопали мяму. Она без сознания. Откопали сестер и брата? Они тоже без созн¬ния.
- Еще бы несколько минут и все бы задохнулись, - сказал сосед Елисеевич.
Прибежала молоденькая фельдшерица. Смочив вату нашатырным спиртом,
стала подносить каждому под нос. Мама открыла глаза, успела только промолвить:
- Что со мной? - и снова потеряла сознание.
Постепенно фельдшерица привела в чувство моих сестер и брата, маму. На каждом слой земли и пыли.
- Теперь будут жить, - сказал Елисеевич. - Только с соседкой-то не важно.
Мама пришла в чувство. Вся спина в крови. Белая кофточка стала красной. На
спине четыре осколочные раны. Два вынула осколка фельдшерица, один я на спине из лопатки. Один в районе позвоночника - его вынули врачи уже через несколько лет после долгой операции после войны....
Раненую мать уложили на постель.
- Теперь все будете за ней ухаживать, - сказала фельдшерица. - Я завтра приду.
Так закончился этот страшный день. Как жить дальше? От страшной бомбежки сильно пострадало село. По бревнышкам и в щепки от фугасных бомб разлетелись дома, где они стояли, теперь зияли глубокие воронки. Уцелевшие дома остались без крыш и зияли пустыми черными оконными проемами. В некоторые попали зажигательные бомбы - соломенные крыши пылали пламенем. В небо поднимались огромные столбы черного дыма.
- Надо тушить пожары! - кричали жители, бегая с ведрами за водой к колодцам с журавлями и воротками.
- Воды! Воды несите! - кричали старики, ковыряя длинными баграми с крюками горящие стены.
Несколько итальянских мулов были убиты. Солдаты стояли возле них и о чем-то говорили, жестикулируя руками, как очевидцы воздушного боя и бомбардировки.
До самого вечера в селе рыдали женщины, лишившиеся крова над головой.
- Чтобы вы все издохли проклятущие немцы и итальянцы, - кричали в гневе женщины. Через вас мы терпим такую беду и муку. Ироды не нашего бога!
Темная ночь накрыла село своим печальным темным покрывалом.

Надо выжить

Раненая мать лежала на животе, так как все четыре раны были на спине. Она сама не могла встать, посидеть, а тем более пройти хоть несколько шагов. Мы ее брали под руки, выводили во двор, но из-за слабости в теле долго не могла сидеть на лавочке из-за холодного ветра. Пришла фельдшерица. Осмотрела раны, сделала перевязку, сказала:
- Надо показаться врачу. Может у него есть йод, лекарства, бинты. Надо делать перевязку каждый день.
Я с сестрой Наташей собрали маму в дорогу. Взяли ее под руки и повели к врачу в Поповку. Врач - старик лет шестидесяти Кузьмин был фельдшером в первую мировую войну, до оккупации работал врачом в Поповской больнице. К больным относился с сожалением и сочувствием, на сколько его знания и опыт помогали избавлять боль.
На окраине Поповки нам путь преградил немецкий постовой в каске с автоматом в руках.
- Хальт! (стой) Вогин? (куда) Бомбе (бомбы), - спросил.
- Муттер...кранк...ферлетцунг. (мать...больная...раненая), - как мог я объяснил постовому.
Немец посмотрел на спину матери - кофточка вся в крови. - Арцт...Кранкенха- ус...(врач...больница) - сказал я.
Немец еще раз внимательно посмотрел на нас с ног до головы, бросил:
- Комм! - что означало идите, как я понял.
Врач Кузьмин жил в своем домике в густом вишневом саду. Встретив нас, спросил:
- Что случилось с женщиной?
- Это наша мама. Она ранена в спину.
- Сейчас посмотрим, - промолвил Кузьмин. Развязав бинты, посмотрел на спину матери, промолвил:
- Немедленно надо в поликлинику в Россошь, нужна операция. Но ни одна поликлиника в городе не работает. Что же делать?
- Что хотите, доктор, делайте. У меня боль невыносимая, - сквозь слезы говорила мама.
- Что в моих силах сделаю, потерпи. А вы оба во дворе на скамеечке в тени посидите, - сказал нам. - Когда надо позову.
Мы вышли, чтобы не мешать и не видеть мучения мамы, когда врач будет обрабатывать раны нашей матушки.
Когда ждешь или догоняешь - время кажется течет очень медленно. Но тут ничего не поделаешь. Чтобы как-то отвлечься от тяжелых мыслей о ранах мамы, я посмотрел на улицу. Немецкие солдаты стояли возле машины с поднятым капотом, о чем-то говорили. Один из них перегнулся и до половины залез в моторное отделение с ключами в руках. Он что-то кричал - остальные нагибались, что-то брали и подавали ему. К соседнему дому по другую сторону дороги подъехал "оппель". Из него вылез немецкий офицер. Он показался мне знакомым.
- В этом доме наверно расположился германский штаб, - сказала сестра.
- Как ты узнала? - спросил сестренку.
- Смотри, сколько антенн над домом поставлено. Наверно по рациям с Берлином говорят.
Может быть. Но я не знал, что здесь штаб. Этот офицер, как я вспоминаю, это же комендант станции Сотницкая Курт Майер. Только зачем сюда он приехал?
- Наверно по важным делам вызвали.
Но дальнейший разговор прекратился.
- Заходите, берите больную мать, - услышали голос врача.
Мать сидела на стуле врача бледная. Возле нее на полу стоял тазик с окровавленными бинтами. На столе в пузырьках медикаменты, лекарства.
- Через два дня еще приведете мать, если хуже станет. Я дам лекарства. Необходимо сделать отвар из трав и промыть раны.
- Спасибо, доктор, за помощь, - тихо промолвила мама. - Всю жизнь буду помнить тебя.
Домой шли долго. Немец - постовой махнул рукой с автоматом, бросил:
- Комм нах хауз! (идите домой).
Уставшая мама, легла в постель, отдышалась, вслух промолвила:
- Как жить будем дальше?
Этот вопрос мучил ее больше всего. Работать она не могла. На дворе уже чувствовалось наступление осени. Утром на траве лежал белый иней, в лужах на дорогах блестел лед.
- Сынок, ты у нас старший в семье, смотри за порядком, - как-то сказала мама. - Я боюсь одного - немцы могут всех людей выгнать из своих домов на улицу. А у нас отец начинал копать и делать во дворе за сараем землянку, так и не доделал. У меня сил мало, да и вы все у меня не строители. Не знаю что делать? - беспокоилась мать.
Наступающие осенние холода, как предвестники наступления скорой зимы, не нравились итальянским солдатам. Они уже не сидели и не играли, а тем более не занимались разбором и сбором карабинов, с завязанными глазами. Теперь сидели в домах, играли в подкидного дурака на картах.
Чаще стали писать письма своим родным в Италию. Теперь каждый день итальянец - солдат собирал все письма в мешок или сумку, перекидывал через плечо, садился на велосипед и увозил их в немецкий штаб итальянскому офицеру, который затем отправлял их все по адресам в Италию.
Вечером этот же почтальон - солдат привозил письма от родных с Италии. Солдаты с радостью получали, распечатывали, читали, перечитывали, смотрели фотографии. Кое-кто даже от радости пел задушевную песню, которая тревожила солдат и они от радости говорили между собой, даже некоторые плясали под рукоплескания своих товарищей.
- Интересные эти итальянцы, - как-то сказал Булкович. - Видно войну они счита¬ют прогулкой по России.
- Ничего подобного, - возразил Николай, - когда налетали наши петляки и открыли стрельбу все попрятались, как крысы в норы. Сразу поняли, что здесь фронт, бои, а не Италия и тут не шутят.
- Зато за нашими женщинами и девчатами готовы ухаживать днем и ночью. Бедным хоть не показывайся на улицах, - промолвил Васищ. - Джузепе чуть ли не на каждом шагу преследует Тоню. Над ним смеются итальянцы, а ему хоть бы что!
- Видно немцы скоро всех их погонят на передовую линию фронта на Дон, - высказал я свое мнение.
- Откуда ты знаешь? - спросил Булкович.
- Вы посмотрите, что делается вокруг нашей местности и железной дороги. Не проходит ни одного дня, чтобы не летели наши самолеты. Взрывы слышатся близко и далеко.
- Да, немцы летают целыми стаями своих бомбардировщиков, кажется им нет конца и края. Сколько же их сбивают наши? - сказал Николай. - Наверно под Сталинградом и на Дону кучами лежат сбитые юнкерсы?
- Судя по поведению и настроению итальянцев они плохие вояки. Тут для них не Средиземное море, Атлантический океан, где весь год стоит тепло. У нас Россия всегда с холодом. А они даже не имеют представления о русском морозе с северным ветерком. До сих пор все одеты в летнюю форму, - сказал я. - У них мулы выносливее солдат.
- Все они сволочи, как говорит моя бабушка, все заклятые враги. Может среди них есть один - два солдата, которым не нравится война, а на Дон пригнали их немцы. Остальные бандиты и грабители Европы, как вся гитлеровская Германия. Это они сейчас на вид кажутся тихие, смирные, а на самом деле только тронь хоть одного - звери настоящие. Ведь это самое настоящее
зверье пришлю к нам на наш тихий Дон.
- Нам надо всем объединиться и отомстить немцам за моего дедушку, - серьезно сказал Николай. - Ведь он ни в чем не виноват. До сир пор от него нет никакой весточки да и жив ли он до сих пор в концентрационном ларе в Россоши?
- Я согласен с тобой, только мне надо отомстить немцам за свою мать, которой фашистские бомбардировщики вогнали в спину четыре железных осколка и за сестер с братом, что чуть не задохнулись в разрушенном окопе при взрыве бомб.
- Как же это вы собираетесь мстить? - сказал Васищ. - Ведь это дело серьезное и смертельное.
- Время подскажет, как надо действовать. Мы обязаны это делать, чтобы помочь нашей Красной Армии разгромить всех фашистов.
- Под Сталинградом и Воронежем успешно громят фашистских гадов наши солдаты, но немцы лезут и лезут на наши позиции как стаи муравьев на сладкий мед. Это сколько же у Гитлера войск?
- Вся Европа воюет против нас. Но она не сломит наше сопротивление. Гитлеру все равно будет капут, итальянцам тоже крышка на Дону, - воинственно промол¬вил Будковпч.
В воздухе появились наши самолеты. Итальянские зенитки открыли по ним огонь, а самолеты по ним.
- Бежим в укрытие! - крикнул я.
Самолеты нанесли бомбовой удар по станции и по машинам итальянцев. Сделав свое дело улетели. Клубы дыма поднимались в небо. На станции что-то горело.
Итальянцы бросились к своим машинам. Три из них горели. Между остальными машинами обнаружили пятерых убитых водителей, которые занимались каким-то ремонтом. К ним сбежались санитары, положили на носилки, унесли. Солдаты стояли молча, крестились, что-то бормотали какую-то молитву. Подошел офицер, рявкнул:
- Разойдись!

Беспокойство мамы

Время великий судья. Ему подвластны диктаторы, полководцы, вожди и лидеры. короли и императоры, рабочие, крестьяне, мужчины и женщины. Характеры людей, их поступки, душевное состояние именно формируются под непосредственным воздействием на них времени, в котором они живут и действу ют по своей совести, по моральному духу, логике мышления в сочетании с действительностью и постоянными противоречиями, чтобы выжить, продолжить жить, совершать в этой жизни, как великие, так малые подвиги, может быть порой незаметные, повседневные, к которым люди привыкли и может быть порой их не замечают и не придают значения, а считают так надо было делать в данный момент своей жизни.
О подвигах много написано книг, повестей, рассказов, очерков, романов, поставлено много кинофильмов, спектаклей на сценах театров. Но в конечном итоге сама жизнь есть театр с громадным множеством артистов - людей, совершающих свои большие и малые подвиги ради жизни.
Одни подвиги живут веками, как, например, подвиг полководца Александра Македонского, совершившего поход на край земли в Среднюю Азию и Индию.
Подвиг князя новгородского Александра Невского, разгромившего немецких рыцарей на Чудском озере и многие другие подвиги последующих поколений. Но это так называемые мужские подвиги. Не надо забывать женские подвиги.
Женщины совершали свои подвиги не менее важные, чем мужские. Княгиня Ольга за смерть своего мужа Игоря, возглавила его дружину и разгромила противников, отомстила за смерть мужа в 945 году. В наше время не забыт подвиг женщин - космонавтов Валентины Терешковой, Светланы Савицкой, совершивших полет на космическом корабле вокруг Земли.
Разве женщина - мать рождает в муках ребенка это не подвиг? Самый настоящий подвиг во имя жизни. Сколько таких подвигов совершается ежедневно матерями - женщинами? Мы привыкли к этим подвигам и порой перестаем их замечать считаем обязанностью женщин перед семьей, мужем, государством. Женщины совершают свой жизненный подвиг по воспитанию детей, чтобы они умели жить и трудиться во славу своей Великой Отчизны, способных защищать страну от чужеземных поработителей. Святое имя матери никогда не будет омрачено, будет служить светлым образом в душах сыновей и дочерей несмотря на все превратности судьбы. Мать всегда защищала и защищает своих детей вплоть до конца своей жизни, какой бы она не была, какие бы трудные условия не встречались на ее пути.
Главное качество матери - это забота о детях. Это уже невидимый подвиг во имя жизни. Наряду со всеми женщинами моя мать тоже совершила великий подвиг во имя нас, детей, в суровые годы и суровое время.
Этим суровым временем я считаю фашистскую оккупацию, когда гитлеровские войска достигли берегов тихого Дона в Большой излучине этой реки, установив здесь бесчеловеческий фашистский "новый порядок", от которого в первую очередь терпели унижения женщины - матери. Но они боролись против захватчиков как умели, как могли, как подсказывала и требовала жизнь, чтобы спасти своих детей от порабощения и смерти.
Две недели мама с ранами на спине находилась в тяжелейшем состоянии. Она сама не могла подняться с кровати. От нестерпимой боли стонала.
Через два дня, о которых говорил врач Кузьмин, мы не смогли ее привести на осмотр и перевязку к нему в Поповку. Зато приходила фельдшерица и обрабатывала раны лекарствами и настоями трав.
- Как самочувствие она спрашивала маму?
- Плохо, миленькая, все тело болит, - отвечала ей.
- Сейчас посмотрю твои раны, обработав их, станет легче. Ты только терпи, не расстраивайся. Тут же снимала повязки, обрабатывала раны, ласковым голосом подбадривала маму, говоря:
- Маленькие раны уже стали затягиваться. Это хорошо. Значит лекарства помогают. Большая глубокая рана на лопатке еще не присыхает, но скоро и она начнет затягиваться. Вот сделав свежую перевязку, тебе, милая, станет легче. Терпи.
- Терплю, милая. Но тяжело мне, - тихо говорила мама. - Мне бы хоть на ноги встать. Надоело валяться.
- Приду через два дня. До свиданья.
Славная девушка, умела вести нужный разговор для поднятия внутреннего душевного настроения больной. О ней сельчане говорили:
- Всем оказывает помощь!
Больше всех я интересовался состоянием матери. Каждое утро спрашивал:
- Мама, как тебе спалось. Как настроение. Чего хочешь покушать утром или в обед. Болят ли раны? Перестало ли ныть тело?

- Всю ночь вроде спала. Не помню просыпалась или не просыпалась. Как нечаянно начну шевелиться, раны о себе дают знать. Но уже становится чуточку лучше, хотя руку еще не могу поднять. Трудно даже шевелить рукой. Девочки не отходят от меня. Го поднесут в стакане воды, то подадут таблетку, поправят одеяло, чтобы не сползало на пол, разговаривают со мной.
- Мама, я подмела пол веником. Сор собрала и вынесла из комнаты, - говорила Наташа.
- Мамочка, я вытерла тряпкой стекла, в оконных рамах, чтобы тебе было светлее, - сказала Катя.
- Хорошо, доченька, - хвалила мама.
Своим делом хвалилась Нина:
- Я в корыто налила воды и замочила в нем белье для стирки. Мы втроем его быстро постираем и высушим.
Довольная мама говорила:
- Я рада, что вы все трудитесь. Не ждете меня пока я выздоровею и поднимусь.
Не скоро поднялась мама. Но хоть поднялась - была сильно слабой, осунувшаяся лицом, худая, щеки впали, лишь в глазах сверкал слабенький обнадеживающий блеск.
В один из дней пришла проведать маму соседка Устя, спросила:
- Как здоровье?
- Как видишь. Только вчера стала на ноги. Силы нет никакой сделать три шага по комнате.
- Раз поднялась, то дело пошло на поправку, - промолвила соседка.
- Какие новости в селе?
- На бирже труда слышала, что полицаи повсюду шныряют и ищут партизан или подпольщиков.
- Зачем они им потребовались?
- Говорят, пошли полицаи по Никольской дороге в скорорыбский лес застать вечером в землянке спящих партизан. Не поняли откуда к ним прилетела граната и так трабабахнула, что три полицая были сразу убиты, а два оказались ранеными. Пятеро хотели обойти раненых и убитых - тоже нарвались на гранату. Не то ее бросили партизаны в гадов, не то попали на растяжку. В общем они и сами не могут ничего толком сказать и понять, как чуть ли не все были перебиты. В глубь леса отказались идти дальше. Забрали убитых и раненых ушли назад, опасаясь партизанской погони. Вот теперь рыщут полицаи как волки в поле.
Я слушал рассказ Усти и думал: ведь мы поставили на Никольской дороге в лесу одну растяжку к гранате Ф-1. Почему же произошло два взрыва - непонятно? Для меня оставалось загадкой -сообщил ли Васищ в Поповку Горбаню о нашем походе в скорорыбский лес к партизанам. Дело в том, что с момента ранения матери я некоторое время не отлучался со своего дома, а друзья тоже не приходили ко мне. По этому я не мог сказать товарищам, что в Поповской комендатуре видел коменданта Курта Майера. Зачем же он туда приезжал?
- Теперь в ночное время по всем улицам и за селом выставили итальянцы и полицаи свои посты и всем нам запретили ночью выходить из своих квартир и тем более никак не ходить по улицам без всякой надобности, - подробно сказала Устя.
- Никого не схватили?
- Схватить-то не схватили, вот двух собак на соседней улице убили за то, что они перебегали дорогу. - Зачем?
- Думали, что собаки ученые и несут куда-то нежные сведения разведки кому они были нужны, - промолвила Устя. - Пойду домой, кое-что надо доделать. Выздоравливай и быстрее поправляйся, соседка.
Мы были очень рады, что мама встала с постели. Оставшись одни, мама тихим голосом сказала:
- Уже на дворе осень. Стало ночами холодно. А у нас по всему двору в кучах еще не убраны коровьи и конские кизяки, их делали станками, давно сухие, надо сложить в одну кучу под крышу в сарай сухонькими, иначе под дождем размокнут, раскиснут и пропадут. Чем зимой будем печку топить и греться?
- Правильно, мама, - сказал я. - Как же до меня все это не дошло?
- Сейчас идите в сарай, выбросите из него ненужный хлам, подготовьте место для кизяков (правда кое-кто их называет гноем). Надо, детки, постараться завтра убрать наше топливо, так как угля и дров немцы нам не дадут, да у нас на них нет денег. А нам жить надо.
- Не беспокойтесь, мама. Все сделаем, - ответили девочки.
Со стороны реки Сухая Россошь, через огороды, донеслись разнородные винтовочные и автоматные очереди. Кто в кого стрелял - оставалось мне неизвестным.
Я посмотрел в окно. По улицам бегали солдаты с большими катушками телефонных проводов - не то делали связь, или снимали - было не ясно. Приглушенные взрывы ухали где-то за селом по реке, а здесь было тихо. Но самое главное - солдаты никак не реагировали на эти взрывы, как будто они им не угрожали.
Чуть дальше за густыми кленами виднелись очертания германских машин на гусеничном ходу - танки - стволы были неподвижны, двигатели не рычали. Не видно было немецких танкистов. Лишь взад и вперед перед танками ходили часовые в касках с автоматами в руках как заведенные автоматические куклы.
Мама услышала выстрелы и взрывы, спросила:
- Почему немцы стреляют?
- Не могу знать, - отвечаю.
- Наверно партизаны мин наставили на дорогах или на реке?
- Вполне возможно. Только кто скажет?
В голову пришла мысль подпольная группа моих друзей действует. Ведь немцы остановили танки не зря, чтобы у нас стояли, хоти они им были по зарез нужны были под Сталинградом, а не здесь.
Вечером стал подувать холодный ветер с севера.
- Завтра надо немедленно убрать под крышу все кизяки. Жить надо, как говорит мама. Какая же она у нас хорошая, догадливая, добрая, всегда в нужное время догадывается, что надо делать до начала зимы.
Танки простояли в селе целый день по какой-то неизвестной нам причине. Патрули не давали ходить сельчанам по улицам возле танков. Немецкие танкисты в комбинезонах сновали между танками, что-то носили на руках. В открытые передние и башенные люки влезали во внутрь стальных гробов, иногда от усилия какого-то члена экипажа броневые башни с орудиями делали круг и останавливались. Немцы шевелились, но двигатели танков не заводили и не рычали. Может боялись налета нашей авиации, потому лишний раз не дымили сизым дымом сгоревшего горючего.
Я с товарищами наблюдал, что делают танкисты, но понять конкретно ничего не мог из-за того, что металлические удары о гусеницы или по бортам танков не говорили о проведении серьезного ремонта.
- Может траки у гусениц меняют, - промолвил Николай. - Вон, смотрите, немец тащит к своему танку.
Вы внимательней и зорче приглядитесь. Траки цепляют впереди на переднюю стенку водителя люка и моторное отделение, - сказал Васищ.
- Я, братцы, догадался. - промолвил всезнающий Булкович. - Траки цепляют впереди, чтобы бронебойные снаряды наших сорокапяток не могли пробить броню танка возле люка и не заклинило башню во время боя.
- Вообще все это возможно, ценно твое замечание, - сказал Булковичу. - Но тут надо дальше смотреть. Колону этих танков готовят к наступлению против наших солдат.
Судя по внешнему виду германских танков уже видно, что они уже были в боях. Вон как борта и впереди избиты нашими снарядами. Уже видно - хваленная германская машина в целом уже стала пробуксовывать при приближении к линии фронта. Видимо все танки шли с Острогожска проселочным и полевыми дорогами на нашу станцию незамеченными нашей разведкой.
- Тогда почему остановились? - спросил Васищ.
- Думаю по простой причине - выжгли все горючее и стали. Ни одного заправщика у них здесь нет. Видимо ждут, тогда привезут горючее, - сказал я.
- Что глаза выпялили на фашистские танки, как будто вы их никогда не видели, - грозно промолвил Николай. - До сих пор никто из нас даже не пересчитал сколько же в селе стоит фашистских гадюк?
- Верно замечание, - поддерживаю друга. - Надо узнать есть ли танки в соседних селах. Все свести в один общий баланс по количеству танков для разведдонесения Горбаню, сообщить за Дон нашему командованию.
- Расходимся, пока нас не заметили, - сказал Васиш. - Каретин, - обратился ко мне, - сегодняшние сведения доставишь Клепаку...
Всю ночь немецкие бензовозы гудели по улицам села с прикрытыми фарами. Они заправляли танки горючим, чтобы тронуться в путь.
- Утро выдалось ненастным. Дул холодный северный ветер, хлестал дождь. Деревенские улицы превратились в сплошное непролазное грязное месиво. В непогоду авиация не летала. Этим воспользовались танкисты. Они гнали танки на станцию Сотницкая для погрузки на поезд. Их было более сорока пяти штук.
Мимо нашего дома прогудел огромный фашистский танк "Тигр", что весь дом задрожал от его веса и гуда.
- Что он так гудит? - спросила мама.
- Пошел на погрузку к железнодорожной станции.
- Видно по всему немцы скоро откатятся от Сталинграда, как морская волна от каменного берега. Пусть быстрее уходят от нас. Они нам не нужны.
В четыре часа дня, несмотря на непогоду, груженый танками и автомашинами поезд без свистка паровоза медленно отошел от станции Сотницкая и ушел по направлению к станции Россошь, чтобы к утру прибыть на станцию Кантемировка, а там рукой подать до Сталинграда...
Еще не успели погрузиться все танки и автомашины на поезд при станции Сотницкая, как радист принес командующему фронтом радиограмму с разведданными: "На станции Сотницкая грузится поезд танками. Проследует по станциям Россошь. Кантемировка"...
Вечером послу ужина мама с беспокойством стала говорить о наступающих холодах, нехватке дров, угля. Был в наличии лишь небольшой запас кизяков.
- Не знаю, как мы переживем зиму?
- Как обычно, будем чем-нибудь топить печку, - промолвил я.
- А если немцы нас всех выгонят на улицу, то что нам делать тогда, - сказала Нина. - Ведь нас летом уже раз выгоняли. Тогда было тепло, пересидели в погребе.
- Если выгонят, - перейдем в землянку, - промолвила Катя. - Отец ее наверно делал для нас?
- Да не доделал, ушел на фронт, - с грустью в голосе промолвила мама. - Нет дверей, не сложена хоть мало-мальская печка, оконце без стекла. Я была бы здоровая хоть бы что-нибудь сделала. Вся надежда на тебя, сынок. Может дед Елисеевич поможет.
- Ладно, завтра с ним поговорю.

В своем доме

Оккупационные власти германского командования не были довольны существовавшим на местах "новым порядком". Саботажи населения были частыми явлениями, когда люди отказывались идти на бесплатную работу по погрузке и выгрузке поездов с военными грузами, сопровождать транспорт до Россоши, кое-кто вступал в ссору с полицаями, которые ходили по дворам и что то вынюхивали, искали после какого-нибудь ночного происшествия в период комендантского часа при патрулировании на улицах. Полицаям при перепалках некоторые прямо говорили:
- Придут наши, мы вам покажем как вы издевались над нами! По всем этим угрозам со стороны населения полицаи докладывали старосте и коменданту Курту Майеру. Особенно Майер был недоволен женщинами которые не хотели вообще признавать "новый порядок" и блюстителей этого порядка. Он вызывал полицейских к себе в кабинет и распекал их за мягкость отношения к местному населению.
- Почему плохо несете службу? - кричал на них.
- Мы все предписания выполняем, - оправдывались перед ним.
- Почему у меня до сих пор нет списка наиболее опасных для фюрера лиц? Такие лица есть. Я приказываю всех найти!
- Коммунисты, комсомольцы, депутаты, активисты все ушли за Дон. Здесь остались старики, женщины и дети, - сказал староста. - Дело осложняется тем, что здесь близость фронта. Если начнем прижимать население, то я уверен, что из-за Дона немедленно последует ответ против нас.
- Какой такой ответ? - спросил комендант?
- Самый простой: русские могут в один прекрасный день или скорее в ночь прислать к нам на бомбежку не один - два "кукурузника" а штук пятьдесят.
- Что же с этого? - спросил Курт.
- То, что они снесут всю станцию, комендатуру. Им я не сомневаюсь уже известна ваша квартира, где вы проживаете. Для вас обязательно у них найдется не одна бомба. Мы думаем население у нас под контролем, а мы сами оказались под ударами советской авиации. Не исключено, что все квартиры всех наших полицейских подпольщики нанесли на карту и в любую ночь на них могут посыпаться бомбы с "кукурузников", как сыпятся на железную дорогу, - нарисовал староста мрачную картину.
Полицаи почувствовали себя уязвленными речью старосты, но сидели молча. Свои мысли ни один не высказывал, так как чувствовали что ежедневно находятся под пристальным присмотром населения и подпольщиков. Комендант, слушавший старосту, был недоволен его сообщением, рявкнул:
- Кто по ночам проводит диверсии на железнодорожном полотне? - кричал Майер. - Может ты скажешь, что с неба прилетают к нам на ночь русские парашютисты, рванут рельсы и улетают в небо к своим за Дон?
- Пока парашютиста ни одного наши полицейские не поймали, - оправдывался староста.
- Так поймайте!
- Пытаемая, подключили итальянские посты на ночь, но никто в наши руки не попадает.
- Тогда расставьте сети в нужных местах, кто-нибудь да попадет, - орал комендант. - Вы что не верите в силу германского оружия?
- Всякое оружие стреляет. Только за Доном стоит русская армия со своим оружием, а оно тоже стреляет не хуже немецкого, - смело сказал староста.
- Может все неприятности проделывают подпольщики. Ведь ясно, кто-то же все взрывает по ночам даже тогда, когда ваших "кукурузников" вообще не бывает в нелетную погоду? Если вы не поймаете подпольщика или партизана - я сделаю вывод, что вся полиция работает плохо. Вам понятно?
Староста и полицейские молчали. Это вызвало резкое недовольство. Майер закричал:
- Вам всем понятно? С завтрашнего дня всем полицейским пройти по всем домам и найти подпольщиков! Всем разойтись на дежурство!...
Тяжелое положение немецких войск под Сталинградом стало сказываться на тыловых германских воинских частях и на немецких чиновников - военнослужа¬щих, на коменданта, полицейских, в целом на всю оккупационную власть.
В немецкий штаб в Поповку были срочно вызваны все военные коменданты сел и деревень, районных центров. Прибыл туда на своем "Опеле" Курт Майер, а часом раньше старосту Майера я видел в Поповке, когда водил раненую мать к врачу.
О том, что произошло в штабе нам сообщил через несколько дней связной Клепач. Он пришел ко мне в сарай, где я спал.
- Что ходишь без предупреждения? - спросил я.
- Васищ должен был сказать вам, что когда надо к вам придет связной от Горбаня.
- После похода в скорорыбский лес Васищ, должен был вам сообщить.
- Сообщил. Потребовалось уточнение. Твое сообщение о колонне немецких танков было важным и ценным, из-за тихого Дона вас благодарит наше командование.
- С какими сведениями сейчас пришел?
- Кое что стало известно о совещании в германском штабе с представителями оккупационных властей.
- Кто проводил совещание?
- Немецкий офицер СС Функе. Он возглавляет все окружные комендатуры.
- Что же говорил?
- Сильно ругал всех комендантов, особенно Курта Майера, старосту Михая, полицаев за плохую работу. Дело в том, что русские (это значит наши за Доном) усилили заброс своей агентуры в тыл немцев - разведчиков, сигнализаторов, диверсантов. Они контактируют с подпольщикам и сообщают о положении в тылу немецких войск и в целом всей армии. Он привел пример. Не успела немецкая колонны танков "Тиф" доехать до станции Россошь, как подверглась нападению советских самолетов. Кто сообщил? - задал эсэсовец Функе присутствующим. Но ему никто ничего не сказал. Кто обстрелял и забросал гранатами специальную группу, посланную на уничтожение партизанской стоянки в скорорыбском лесу? Может Курт Майер об этом доложит и староста Михай? Скорорыбский лес в вашем распоряжении находится!
- Нам об этом неизвестно, - хмуро ответил Курт.
- Значит плохо работаете. Такая работа германскому командованию не нужна. Считаю, оно сделает соответствующие выводы.
Для борьбы с партизанским подпольем всем приказываю: усилить дежурство по всем селам, с завтрашнего дня начать проводить тотальную проверку документов у населения и всех прибывающих прямо на дорогах, проводить облавы днем и ночью по вашему усмотрению по всей вверенной вам территории, проводить прочесывание наиболее подозреваемых участков, установить круглосуточные посты наблюдателей, под особое наблюдение взять под контроль железную дорогу и станцию, установить слежку забывшими активистами русских до нашего прихода. Обо всем докладывать в наш германский штаб для принятия срочных мер, - закончил эсэсовец Функе - палач, мародер, бандит, - сказал Клепач.
Староста Михай поддержал эсэсовца. Полицаям слова не дали.
- Откуда ты знаешь такие подробности? - спросил я.
- Все, написанное на бумаге, я выучил наизусть, а бумажка при мне была Горбанем сожжена. Я довожу до вашей группы через тебя о чем говорили в штабе. Ты все запомнил?
- Особенно секретного нет, но есть много путанного. Что приказано делать нашей подпольной группе?
- Обсудите и сделайте выводы, чтобы работали более осмотрительно, без каких бы то ни было следов. Оставленные следы - это смерть. Врагам ничего не сообщать. Староста и полицейские могут хватать кого угодно, чтобы потом учинить допросы. В руки никому не попадаться! Разведданные собирать и передавать. В лес больше не ходить, там может быть выставлен вражеский пост полицаев.
- Твое сообщение будет принято к сведению. Только как стало известно, что говорил эсэсовец?
- Этот секрет мне не раскрывали. Поэтому ничего больше сообщить не могу. Все. Мне надо возвращаться.
- Давай, всего хорошего.
Мы пожали друг другу руки. Он вышел из сарая и скрылся в темноте ночи. Я долго слушал ночь - не раздастся ли выстрел из винтовки или автомата или взрыв гранаты Ф-l Клепача - этого смелого, мужественного парня. Простояв и послушав ночь около часа убедился - связной теперь покинул село и находится в безопасности...
Внезапный приход гитлеровской военной танковой колонны с автотранспортом в село был встречен населением враждебно и с ненавистью к захватчикам. Немцы снова заняли половину села, а во второй половине продолжали стоять итальянцы со своим военным скарбом и мулами.
Немцы выгнали всех жителей со своих домов на улицу и запретили даже им появляться на пороге. Этот "новый порядок" старики встретили крутыми российскими матерками в господа бога, в мать его деву Марию и во все двенадцать апостолов в адрес Гитлера, Гимлера, Геббельса, Риббентропа, Геринга и всей германской камарильи. Все жители укрылись в сырых, холодных погребах.
Раненая наша мать до предела возмущалась:
- Это что же за жизнь такая пошла. Насильно выгоняют из собственного дома и ничего нельзя сделать, чтобы остановить бандитский беспредел. Когда же нас освободит наша Красная Армия?
- Время придет, - успокаивал я. - Видела какую силищу пригнал Гитлер против наших войск.
- Где он нашел столько танков?
- Со всей Европы собрал и на Дон отправил, а скорее всего под Сталинград.
- Чтоб все они сгорели дотла.
- Будет и на нашей улице праздник. - Когда он придет? - тогда, когда всю эту германскую мразь Красная Армия уничтожит.
- Дай бы бог скорее всем этим гитлерам головы свернули. Ведь так жить нельзя, выгнали нас на улицу, как скотину из сарая.
Долго пришлось уговаривать маму, чтобы она успокоилась. Сестры Наташа, Катя, Нина мне помогали. Мама кое-как успокоилась, но сказала:
- Всем супостатам одна дорога в фоб, чтобы от нас отвязались.
Немецкие танкисты вели себя нагло. У людей брали все, что им нравилось.
Грабили как все прежние европейские завоеватели с прежними замашками далекие от европейской цивилизованной культуры.
Особенно ненавидели подростков парней и инвалидов войны, стариков называли гросфатер и нагло над ними смеялись у колодцев. Женщин с ведрами на коромыслах останавливали у колодца, глядели на них с жадностью голодных волков, твердя всем одно и тоже:
- Фрау! (женщина).
- Гут фрау! (хорошая женщина).
- Гут медхен! - (хорошая девушка).
Но женщины всем говорили:
- Вег, фриц! (пошел прочь).
Всей семьей сидели мы в своем погребе, только что проснулись утром. Да и какой это был сон в сыром погребе. Мама промолвила:
- Не мешало бы помыться в баньке. Но где ее найдешь?
- Будем мыться холодной водой. Может кое-как грязь отмоем.
Неожиданно деревянная крышка погреба в квадрате выхода открылась.
Показалась на свету голова Николая. - Что тебе надо? - спросил я.
- Немцы уходят, - ответил он.
Это хорошо. Идем, посмотрим.
По другую сторону улицы выстроились толпой итальянские солдаты в шляпах с перьями. Один из них при прохождении танка кричал танкистам:
- Вива фронт! (да здравствует фронт).
- Камараден, Сталинград! (товарищ, на Сталинград).
- Радуется фашистская итальянская морда, что немцы уходят на фронт, - заметил я.
- Наверно такой же фашист Муссолини как и немцы, - ответил Николай.
Жители были рады уходу немцев. Уже через час вылезли из своих погребов и
занялись уборкой своих квартир от оставленного немцами сора. Безжалостно вениками мели полы, в ведра бросали окурки сигарет и папирос с марками Парижа, Берлина, Праги, Будапешта, Вены, Кенигсберга.
Мать в доме, несмотря на ранение подбирала картонные ящики, обрывки газет и журналов, смотрела и возмущалась, твердила, глядя на картинки в журналах:
- Одни голые девицы в объятьях немецких солдат. Никакого стыда, отвесили свои титьки перед мужиками, бессовестные суки!
С этими словами журналы бросала в печку, где они все сгорали.
- Горите, суки. Не хочу на вас даже смотреть! Одно распутство!
К вечеру все жители сел вошли в свои дома. Из печных труб валил дым. Это горели дрова в печках давая тепло всем жильцам и возможность сварить хоть какую-нибудь горячую похлебку, которую уже не кушали несколько дней.
Вечером за ужином, сидя за столом, мама сказала:
- Надолго ли мы вошли в свой дом?
- До нового нашествия немецкой орды, - ответил ей.
- Значит могут снова нас выгнать на улицу?
- Вполне возможно по ихнему "новому порядку". Немцы с нами церемониться не будут.
- Тогда землянку надо доделывать пока тихо. Ты, сынок, сходи к деду Елисеевичу. Я тебе, как-то уже наказывала.
- Завтра утром обязательно схожу, приведу его к нам.
- Обязательно надо иметь хоть какой-то уголок и крышу над головой. Ведь скоро зима, холода, мороз, снег, холодный ветер.
У российского народа есть замечательная поговорка: скоро сказка сказывается - да не скоро делается. Утром я был у деда Елисеевича, спросил:
- Зачем так рано пришел?
- Мама послала.
- Что-то надо?
- Вас, дедушка, зовет.
- Зачем?
- Надо в землянке дверь приделать и стекло в окошке вставить. Сможете сейчас прийти?
- Молодой человек, я сейчас занят. На могу бросить начатое дело. Ведь у меня на носу у самого уже зима.
- Когда сможете придти?
- Завтра тоже не смогу.
- Да. Не радость принесу маме.
- Сегодня понедельник - до субботы сделаю, - дал обещание Елисеевич.
- Так ей и сказать?
- А как же больше. Друг другу надо помогать.
Мама услышала наш разговор не пришла в радость, но сделать что-либо быстрее мы не могли. Оставалось лишь одно - ждать.
Наш разговор слышали девчонки:
- Может пока дед не пришел сделаем печку в землянке?
- Разве мы ее сделаем? - промолвила Катя?
- Я буду кирпичи носить, воду, - выразила свое желание Нина.
- Делать печку как попало не будем. Я схожу сейчас к Усте. Она умеет класть печки, - сказала мама.
Как говорится мир не без добрых людей. Хоть и сказочно начался этот разговор, но закончился по-деловому. В субботу вечером весь ремонт в землянке был закончен. В печку положили дрова - они жарко загорелись.
Прикрыли плотнее новую дверь, чтобы в щели не дуло - в землянке стало тепло.
Ночью прилетели самолеты. Бомбили станцию, куда прибыло днем несколько немецких поездов с солдатами. Земля содрогалась. Мы боялись за печку - не развалилась бы от страшных взрывов. После бомбежки пошли в землянку. Печка целая, только снесло железную трубу для дыма...

Скандал

Фронт требовал живую силу и военную технику. Казалось порой, что Гитлер будто нарочито гонит на убой германских солдат, которые по его мнению должны были принести ему победу. Население, вошедшее в свои дома, с окон смотрело, как с утра начиналось большое движение по шоссе, на котором возникала и царила своеобразная неразбериха людей и техники: скопление обозов, артиллерийских повозок, скопление немецких грузовых машин всех марок, понтонные машины занимали своей громоздкостью все шоссе, маленькие юркие„Опели" с офицерами сновали между скопищем людей и машин, чтобы выбраться на простор.
В этом всеобщем кишащем движении то и дело раздавались гудки автомашин, вой сирен, нещадная немецкая грубая ругань солдат, которая смешивалась с храпом и визгом широкозадых лошадей - тяжеловозов, треск повозок, урчанье двигателей, трещание мотоциклов.
- Ползет вся армия германского фюрера к своему неминуемому концу, - говорили старики. Такое мы видели в первую империалистическую на Украине и в Белоруссии еще раньше.
- Всем им будет конец, - сказала мама. - Обязательно над ними сыграют смертельное танго наши "катюши". Их техника превратится в металлолом.
- Может некоторые раньше дадут дуба, не дойдя до Сталинграда, - сказал я.
- Почем ты знаешь?
- Такую силу невозможно спрятать от разведчиков и наших самолетов.
- Смелое у тебя, сынок, размышление. Ты, случаем, не связан с разведчиками?
- Видишь, я же сейчас дома, рядом с тобой. Зачем ты говоришь о разведчиках?
- Затем, слышала от баб, что полицаи ищут разведчиков и подпольщиков.
- Нашли кого-нибудь?
- Вроде нет, но как им верить. Они ведь враги.
По шоссе ползли лентой немецкие танки один за другим. С воздуха прикрывали самолеты. В это время высоко в небе пролетел наш самолет. За ним погнался немецкий, но почему-то быстро отстал.
- Все равно наш летчик заметил такую вражескую ораву. Много будет убитых, если начнут наши бомбить, - промолвил вслух...
...Комендант Майер распекал старосту Михая, нового начальника полиции - отъявленного бандита, жестокого волка в человеческой шкуре, сумасшедшего пса и служаку фашистам, за плохую работу по выявлению пособников русским за Доном.
- Сколько провели облав? - спросил Майер Добчика.
- Проведено две облавы! Одна днем, другая ночью.
- Что дали эти облавы.
- Ровным счетом ничего.
- Почему?
- Потому что ничего и ни кого не обнаружили и не встретили как нарушителей комендантского часа в ночное время. Во время дневной облавы все население было дома, документы у всех проверены. Отсутствующих не было.
- Что скажет староста?
- Я ничего не могу добавить к доложенному Добчиком. Скажу лишь не очень приятную вещь: население относится к облавам очень настороженно.
- Паспорта у населения проверяли? Может есть с нашими документам разведчики и подпольщики?
- Не было ничего подобного, - ответил Михай.
- Я здесь хозяин, - вскипел Майер, - считающий себя умным, рассудительным, нужным человеком в чиновничьем оккупационном управлении, настоящий змей со змеиным жалом. - Приказываю снова провести облаву и найти скрывающихся, хотя по вашим докладам мне вроде все нормально. Но это не так!
Комендант взял со стола лист бумаги с напечатанным на машинке текстом, глянув в него, заговорил грубым злым голосом:
- Как понимать недавнюю остановку всей колонны на шоссе в сторону Россоши. Ночью подпольщики и партизаны забили на спуске с горки острые штыри на дороге. На них напоролись резиновыми колесами автомашины. Баллоны и камеры оказались пробитыми. Стали объезжать остановившихся по обочинам - там тоже вбиты штыри. Не иначе все штыри вбиты на дороге и обочине под руководством опытного армейского специалиста в шахматном порядке. Колонна простояла несколько часов, ее обстреляли советские самолеты. Вопрос ко всем: Кто это сделал? - спросил комендант. - Урон нанесен огромный. Вы никого не поймали. При такой работе вас самих партизаны и подпольщики перебьют как цыплят?
- Мы об этом не знаем, - робко промолвил Добчик.
- Может вы не знаете, что дорога за селом Кокаревка тоже была заминирована? На дороге поставлен щит с надписью "Мины. Объезд влево". Когда тронулись машины в объезд, то дорога оказалась заминированной! Как это понимать? Для доказательства у меня есть один острый штырь из железа.
Вот он, - Майер открыл ящик стола, взял из него настоящий острый штырь и показал старосте и начальнику полиции. - Кто мог изготовить такие штыри? - спросил.
- Конечно кузнецы, - сказал староста.
- Хоть одного арестовали, допросили?
- Нет.
- Вот так вы и работаете, только исправно и вовремя пайки получаете! - уколол присутствующих комендант.
- Население молчит, - оправдывался начальник полиции...
- Заставьте его заговорить!
Во второй половине села, где размещались итальянские карабинеры, жителей донимали своим попрошайничеством солдаты. Часто ходили по квартирам, требуя яйца, молоко. Не получив в одном шли в другой. Женщины ворчали:
- Ничего уже у нас нет! - говорили одни.
- Все забрали! - говорили другие.
В дом Тони приходил с котелком молокой солдат Джузепе. Он, как и все, просил молока, яиц. Тоня отказывала:
- Ходишь каждый день к нам со своим пустым котелком, а я что туда в него положу, если у самих нечего нет!
- Синьора. Тоня. Ты мне нравишься. Я тебя люблю знаешь как? - коверкая русские слова, сказал Джузепе.
- Ты мне не нравишься и я тебя не люблю, ходишь как бродяга и все просишь. Что вас плохо кормят?
- Ты, Тоня, для меня настоящая живая Джоконда.
- Я не знаю такую Кобру. Знать не хочу. Уходи!
Джузепе не обижался на суровость тона речи Тони. Наоборот, ему нравился ее разговор звонкий, ровный, чистый. Он полюбил глаза Тони - крупные, с черными бровями крыльев ласточки, ее маленький носик, тонкие губки, розовые щечки. Как ему хотелось обнять Тоню, прижать к себе рукам и, поцеловать в губы. Но он всегда помнил наказ матери, оставшейся в Италии, не обижать в России русских девушек. Поэтому он воздерживался от исполнения своих намерений.
Для Тони он был просто солдатом Италии, врагом, как и все немцы, но он чем- то отличался от своих итальянских земляков. Как-то раз он с группой солдат ездил на велосипеде. Возвратился с букетом ромашек и красных маков.
- Это тебе, сеньорина, - сказал он и подал в руки букет.
- Ты бы лучше целым и невредимым скорее уехал бы в свою Италию и матери подарил бы этот букет, - промолвила Тоня.
Один раз Тоня с ведрами пошла к колодцу за водой. Наполнила их водой, хотела повесить их на крючки коромысла, но тихо сзади подошел Джузепе, взял руками за дужки, поднял ведра и понес их к дому.
- Пошли, я донесу ведра, - сказал Джузепе.
- Я сама принесу!
Джузепе донес до дома, поставил их рядом со скамейкой. Тоне предложил:
- Посидим на скамейке!
- Не хорошо мне сидеть с чужим солдатом, - ответила ему. - Твои камарады будут смеяться над нами.
- Посмеются, перестанут. Садись! - взял ее за руку и посадил рядом с собой.
Война войной, а молодость берет свое. Сидят двое молодых людей, до этого не знавших друг друга со дня своего рождения в разных странах, не владеющими чужими языками. В силу независимых от них обстоятельств встретились, пожелали поговорить друг с другом. Но их разговор - это полу немая словесная тарабарщина с искаженными словами, состоящая из русских, украинских, малороссийских, немецких, итальянских слов. Мимика и жесты рук дополняют разговор и молодые люди понимают друг друга.
- Что это за цепочка у тебя на шее? - спросила Тоня.
- Это родительский кулончик, - ответил Джузепе.
- Зачем?
- Когда уходил на Фронт в Россию, мама вложила в него родительское благословеннее святой девы Марии, чтобы я остался жив и пришел домой.
- Это благословение надо беречь!
- Берегу, с шеи не снимаю. А уберегу на Фронте или нет не знаю. Видно нам скоро придется идти на передовую фронта.
- У других солдат тоже есть?
- У кого есть, у кого нет. Чтобы ты мне подарила на память о себе?
- Я комсомолка. Врагам ничего не подарю.
- Какой я тебе враг, если я тебя безумно люблю всей своей душой?
- Самый настоящий с оружием в руках, топчешь нашу землю! Как я тебя могу полюбить?
Может быть разговор продлился дольше и неизвестно какой оборот бы принял, только раздался голос Тониной матери:
- Тоня, хватит болтать с этим басурманом попусту, неси в дом воду!
- Мама зовет, - промолвила Тоня, поднялась со скамейки, беря полные ведра воды с собой.
- Маман, - повторил Джузепе, встав со скамейки, промолвил:
- Синьорина, оривидерчи (до свидания).
- Тоже оривидерчи, - и ушла.
Джузепе шел к своим камарадам и всю дорогу думал: "Зачем эта проклятая война, затеянная Гитлером и примкнувшим к нему Муссолини? Уже ясно - весь наш фронт топчется на одном месте. Мы даже форсировать Дон не можем. Если немцы попытаются нас бросить против русских, они нас всех переколотят как цыплят.
Как хочется познакомиться с русскими девушками. Уж больно они красивы. Но всему этому мешает война. Если жив останусь, навещу Тоню, если убьют на фронте - буду похоронен на российской земле.
До самого вечера Джузепе находился в каком-то подавленном настроении. Ничего не хотелось делать, хотя солдаты занимались своими делами - чистили обувь, стирали одежду, разбирали и ветошью протирали детали карабинов, заполняли магазины патронами, укладывали поудобнее набитые всякой всячиной вещевые мешки, кто переодевался, курил, остальные в карты играли, громко гоготали.
Где-то далеко раздавались приглушенные расстоянием и ветром отдаленные взрывы разорвавшихся бомб с самолетов или взрывы снарядов от дальнобойной артиллерии.
Незаметно подкрался вечер. Солдаты в домах зажгли карбидовые осветительные фонари. В небе прогудели самолеты, зенитки водили лишь стволам и, поднятыми вверх, но стрельбу не открывали, так как самолеты были не видимые на темном небе и недосягаемые.
...Джузепе спал и ничего не слышал. Утром следующего дня Джузепе стоял на посту контрольно - пропускного пункта. Подошли четверо полицейских:
- На вашей территории есть русские кузнецы, - сказал начальник полиции Добчик? Мы их сейчас арестуем. Пропусти нас!
- Не могу!
- Почему?
- Нет приказа об аресте кузнецов.
- Нам нужны кузнецы!
- У нас все они работают, перековывают мулов, подковы износились.
- Где ваш офицер?
- Не могу знать. Но он вам не подчинен! Уходите, или я открою огонь?
Недовольные полицейские таким с ними обращением простого итальянского солдата привело в ярость служителей "нового порядка". Они готовы были пойти на крайность - смять часового и войти самостоятельно в расположение итальянской воинской части, приблизиться к кузнице, где кузнецы подковывали новыми подковами мулов, схватить кузнецов и арестовать.
- Что с ним итальянишкой церемониться, идем! - предложил начальник полиции. - Чего ждать? Мы должны выполнить приказ коменданта. У нас есть карабины, можем сами за себя постоять.
- В самом деле время зря идет, а работы с нас нет никакой, - сердитым тоном промолвил молокосос и задира полицай Буханец. - Решай, начальник! С тебя в первую очередь Майер спросит, почему не арестовали кузнецов?
Начальник полиции Добчик подошел к постовому Джузепе, посмотрел ему в лицо, строго потребовал:
- Пропусти немедленно!
Повернул голову к полицаям, сказал:
- Пошли! - выставив карабин вперед и щелкнул затвором, загоняя патрон в патронник ствола.
Постовой привычным движением руки снял с плеча свой карабин, крикнул солдатам, наблюдавшим за перепалкой полицаев с постовым, всего одно слово:
- Нападение! - и выстрелил из карабина прямо в живот уже переступившего черту молокососа Буханца.
С криком боли схватился руками за живот, повалился на землю.
Прогремели выстрелы еще двух полицаев. Стрелял и Джузепе. Началась общая тревога. С соседнего поста застрочил пулемет. К контрольно-пропускному посту уже спешил дежурный наряд и подходили стоявшие солдаты-итальянцы с криками негодования в адрес полицейских. Добчик понял бессмысленность своей затеи сопротивляться, успел крикнуть:
- Берите Буханца, уходим!
Но никому уйти не удалось. Полицейские сами были арестованы дежурным нарядом и уведены.
Солдаты отошли от поста, бурно обсуждали случившееся, упоминали имя Джузепе, ставшего героем сегодняшнего дня на данный момент.
По улице бежали солдаты с карабинами и пулеметом. Смотревшая из окна мама на улицу, промолвила:
- Опять, сволочи, что-то не поделили эти итальяшки между собою. Дело даже до стрельбы дошло.
- Может была другая причина, - ответил маме. - Ведь на войне всякое может случиться.
- Лучше бы они к нам не приходили, так ничего бы ни случалось. Как жить трудно, когда кругом враги, бандиты, грабители!
Стрельба закончилась. Мама успокоилась, лишь позже промолвила:
- Наверно друг друга перестреляли, а их дома родственники и жены ждут. Вряд ли живыми домой придут. Не перебьют, так замерзнут в сухарь в своих окопах. Уже наступает холодная зима. А они все в одних шинелишках и драных кепи с перьями носятся. Уже пора на головы одевать малахаи (шапки) а они их не имеют.
- Они вообще меховых шапок не носят. У них в Италии тепло.
- Тогда узнают, какие морозы и холода бывают в России. Пусть все пропадут пропадом. Все надоели, как горькая редька, - закончила мама.
Начальник полиции Добчик вынужден был сослаться при допросе на приказ Коменданта Майера об аресте кузнецов и сожалел, что так нехорошо получилось у поста.

Кузнецы

Мама постепенно поправлялась от ран. Сама стала подниматься с постели, ходить по комнате, выходить во двор, одной рукой наливала в стакан с чайника горячий чай. Подсказывала девчонкам как аккуратнее выбирать золу из печки. Как-то сказала:
- Что-то у нас в печке плохая тяга. Дым прорывается через дверцу в комнату. Ты бы, доченька, Наташа, слазила бы на потолок и посмотрела на буровик, не вывалился ли с него кирпич?
- Это я сделаю сейчас, - ответила Наташа, - и ушла в сенки к лестнице.
- Может ветер просто задувает, - я высказал свою догадку.
Время шло. Наташу слышно было, как она ходит по потолку. Мне хотелось крикнуть ей: "Что ты там так долго делаешь? ". Через минуту Наташа вошла в комнату с каким-то узлом из платка.
- Узнайте, что я принесла? - громко оказала она.
- Нечего тут узнавать, - промолвила мама. - В каком состоянии буровик?
- Цел, только сверху над крышей от бомбежки покосилась железная труба. От того, что ветер подувает - иногда дым идет с печки в комнату. - Надо поправить трубу и глиной замазать. - Что ты принесла? - поинтересовался я.
- Угадай!
- Показывай без угадки!
- Тогда смотри, - тут же положила узел на стол, развязывая его. - Так это же одни книги - воскликнула Катя. - Давайте посмотрим, - предложила Нина.
Стали смотреть книги, но скоро желание во всех пропало. Все были напечатаны на немецком языке.
- На русском есть хоть одна книжка? - спросила мама. - Вот у меня есть, А. С. Пушкин, - сказала Наташа. Давайте прочитаем Пушкина. Ведь школа немцами закрыта. Кроме нас самих - нам никто ничего не прочитает.
- Тогда читай! - предложила Катя.
Наташа полистала книгу, остановилась, стала читать: Вот север тучи нагоняет. Дохнул, завыл и вот сама Идет волшебница - зима... Крестьянин торжествует, На дровнях обновляет путь. Его лошадка снег почуяв. Плетется рысью как-нибудь...
- Это стихотворение мы в школе учили, - сказала Нина. - Мне за него учительница поставила оценку отлично. Я его рассказала наизусть. А теперь запоминаем все одни бомбежки.
Девочки залезли на теплую лежанку, где уже сидел братишка Вася, стали смотреть картинки. Меня же заинтересовали немецкие книжки. Стал их листать. Но это ничего интересного мне не принесло. Привлекла мое внимание на толстой обложке фотография немецкого офицера в форменной военной фуражке со свастикой, на кителе какие-то ордена и нашивки: "Какой-то важный германский щеголь, а скорее всего, видимо генерал. - думал я, рассматривая подробнее фотографию в черно - белом цвете.
Хоть мои познания в немецком языке не отличались глубокими знаниями, я все же начал читать название книги. Получилось интересное "Майн кампф" - так это же "Моя борьба" в русском переводе так звучит. Сверху все-таки более мелким шрифтом напечатано "Адольф Гитлер". Внизу по-немецки напечатано "Берлин. 1940 год".
Еще раз полистал страницы, но читать не стал, слишком долго и утомительно это занятие, подумал: "Раз еще в сороковом году Гитлер уже вел борьбу, то сейчас уже сорок второй год он уже ведет с нами жестокую войну, добрался до излучины Дона и дошел до Сталинграда. Чего-то я тут не понимаю".
Стал смотреть другие книги. Авторами были Шиллер, Гете, Кант, Бисмарк, Ницше и прочие. Подошедшая мама спросила:
- Хочешь прочитать все книги?
- Не смогу, мама. Языка не знаю.
- Может их читать вообще не следует. Так видно, какой бандит смотрит с переплета, харя уж больно холеная, а взгляд волчий. Не хороший это человек. Интересно, сынок, как эти книги к нам попали на чердак?
- Наверно солдат фольксштурма с Германии вез их на фронт под Сталинград, а потом разочаровался и забросил их к нам на потолок, высказал свою версию.
- Хорошие книжки, толстые. Долго будут в печке гореть с кизяками, будет больше тепла в доме, - по-своему рассудила мать.
- Книги над беречь.
- Кто их будет читать? Пропади они пропадом. У них одна дорога - в печку...
...Начавшийся утром осенний день сулил хорошую погоду. Ярко светило солнце. Лишь время от времени подувал слабый ветерок, шевеля у дороги уже высохшую траву.
Воспользовавшись хорошей погодой, в небе загудели самолеты. Их было много. Немецкие бомбардировщики летели к Дону - советские из-за Дона на запад. Было уже ясно, что активизировалась авиация.
Итальянские солдаты при налетах наших самолетов бежали к стенам домов под крыши, чтобы не быть на прицеле авиационных пулеметов и стрелков. Один на один с самолетами оставались лишь зенитные расчеты. Им запрещалось уставом покидать зенитные установки. Отходили от них лишь тогда, когда авианалет заканчивался. С обеда погода начала портиться.
Днем пришла к маме соседка Устя. Войдя в комнату, быстро заговорила:
- Слышали новость?
- Нечего не знаем, - ответила мама.
- Полицаи и итальянские солдаты драку затеяли. Дело дошло до стрельбы!
- Как это получилось?
- Слышала, что полицаи с начальником Добчиком напали на пост итальянцев. Хотели арестовать дедов - кузнецов, а им дали от ворот поворот. Раненых увезли, про убитых ничего не знаю.
- Наши люди не пострадали?
- Сельчан туда не допустили. Могли бы с полицейскими счеты свести.
- Что же теперь будет?
- Приехал к итальянцам комендант Майер разбираться, как и за что началась драка и стрельба.
- Хорошо хоть ни один дом не сожгли. Зима вот - вот навалит снега и начнутся холода. Погорельцам трудно бы пришлось.
- Это верно, - промолвила Устя.
- Еще есть какая-нибудь новость?
- Говорят партизаны или подпольщики ночью на станции склад подожгли.
- Поймали кого-нибудь?
- Нет. Полицаи ходят по домам и всех опрашивают кто видел ночью партизан.
- Как увидишь, если всю ночь действует комендантский час и по улицам нам ходить запрещено.
В конце ноября движение немецких войск на Россошь под Сталинград по неиз¬вестным причинам замедлилось. Говорили разное:
- Немцы встречают сильное сопротивление...
- Войск нагнали столько, что уже негде их расквартировывать...
Ночью тихо постучали в оконную раму. Я вышел во двор. Мелькнула из-за угла тень. Явился связной Клепак. Зашли в сенки. Сообщил:
- Получена радиограмма - под Сталинградом окружены нашими войсками триста тысяч немецких солдат и офицеров со всей их техникой. Приказано - усилить наблюдение за германскими военными объектами. Об успехах Красной Армии сообщить всему населению. Немцы стали злые, сердитые, ожесточенные, недовольные окружением. Германские офицеры призадумались, утратили свой прежний шик и лоск, орут на солдат. К населению относятся сурово. При выполнении заданий быть осмотрительными, тщательно готовиться.
Стараться выполнять, - сказал Клепак. - Что у вас новое?
- Склад на станции подожгли. Всех итальянцев гоняли тушить пожар. Все сгорело. Так можешь передать нашему шефу. Для сведения можешь сообщить - произошла драка со стрельбой между полицейскими и итальянцами из-за кузнецов.
- Арестовали их?
- Пока нет. Они находятся в расположении итальянской воинской части. Думаем спасти их.
- Пока, - сказал связной и растаял в темноте.
Шумел ветер. Шел дождь. Черные тени подпольщиков метнулись у домов кузнецов Силаевича, Охрима. Елисеевича. Митрия. Всем стучали в оконные рамы, говорили одинаково:
- Завтра вас арестуют. Немедленно уходите! Не медлите, сейчас же, вас ждем!
Черные тени дедов - кузнецов метнулись в огородах и скрылись под охраной подпольщиков.
Шумел ветер. Шел дождь. Итальянские ночные патрули ходили со своими карабинами по улицам, уверенные, что они действительно служат и исполняют свой долг, охраняя сон своих камарадов.
В эту темную ночь комендант Курт Майер очень долго не мог уснуть. Он слышал как по улице у дома ходит взад и вперед его часовой, несколько раз смотрел ночью на часы со светящимся фосфоритным светом на стрелки. Ему казалось, что время не течет, будто стоит на месте, чтобы оттянуть рассвет. Он настолько был расстроен встречей с майором итальянской воинской части по поводу ареста кузнецов и вспыхнувшей драки с перестрелкой между часовым поста и группой полицейских во главе с начальником полиции Добчиком, что курил беспрерывно и выпил к середине ночи бутылку шнапса.
- Этот Добчик, - думал Курт, - настоящий болван - губы его дрожали от психического потрясения и расстройства. - Полез на пролом, как это делают все русские, когда хотят выслужиться перед своим начальством. Настоящий кретин. Сколько шуму и неприятностей для меня наделал, свинья. Об этом инцинденте стало известно в Главном штабе. Если за разбор скандала между полицейскими и итальянским майором возьмутся офицеры эсэс, то меня упекут на передовую фронта на Дон, где сейчас идут ожесточенные бои с русскими.
После окружения войск генерала Паулюса в Сталинградском котле, русские словно проснулись от длительной спячки, перешли в наступление по всему фронту, теснят войска фюрера. А мне не хочется быть на фронте из-за дурацкого поведения Добчика и упорного несогласия майора.
По сути майор прав. Мы не имели никакого права нарушать их военный устав без предварительных переговоров с командованием и штабом. Завтра я им всем покажу, как надо искать подпольщиков и партизан! - думал уже полусонный Майер, лениво переворачиваясь с бока на бок...
...Утром, проснувшись, вспомнил слова полковника Штаубе:
- Итальянцы наши союзники. Я не хочу, чтобы получилась теперь еще одна перестрелка между итальянцами и немцами из-за каких-то полицаев. Моя голова мне дороже твоей. Понял? Пока воинская часть итальянской армии не уйдет на фронт - в расположение части никого не посылать и никаких шагов не предпринимать. Русские кузнецы из этой части никуда не денутся. По этому вопросу майор получил соответствующую инструкцию. Уйдет часть на передовую - ищи тогда партизанских кузнецов, - закончил полковник. - Поймаешь - доложишь!
В дверь постучали. Курт знал - это пришел фельдфебель - денщик и шофер Ганс. Застегнул френч, промолвил:
- Что надо?
- Пришел начальник полиции Добчик по какому-то важному делу!
- Все важные дела делаются в комендатуре, а не здесь. Пусть заходит.
Денщик стукнул каблуками, скрылся. Через порог двери переступил Добчик, остановился, отдал честь.
- С чем пришел? - спросил Майер.
- Мы готовы арестовать кузнецов как партизан!
- Отставить! Время не подошло. Разговор окончен!
Добчик ушел. Полицейские окружили его в коридоре, спросили: - Разрешил арестовать?
- Время не подошло, - ответил мне.
- Что же делать?
- Это виднее Майеру!

На фронт

Весь день дул ветер с северного направления. Небо покрыто сплошной облачностью. До самого вечера солнце не показывалось из-за туч, из которых моросил мелкий нудный дождь. Временами пролетали мелкие - мелкие снежинки, что сельчанами было расценено как возможное выпадение снега к утру. Холод чувствовался в доме, потому что берегли кизяк и утром печку не топили. Согревались тем, что весь день ходили одетыми до вечера.
Мама одела фуфайку, хлопотала у печки, выбирая из нее совочком серую мелкую золу.
- Сынок, принеси кизяков, надо затопить печку. К утру можем совсем замерзнуть. Я картошки сварю в мундирах на ужин.
- Снега не будет, - сказала Нина.
- Смотри какой прогноз нашелся, - буркнула Катя. - Оправдается или нет?
- Не спорьте, - неожиданно промолвила Наташа. - Я вам прочитала из книги Пушкина хорошее стихотворение.
- У него все стихи хорошие, - сказала мама. - Ну-ка, доченька, еще прочитай.
Сижу за решеткой в темнице сырой. Вскормленный в неволе Орел молодой...
- Все, больше читать не буду, - решительно заявила Наташа.
- Почему? - спросила Катя.
- Потому что дальше плохие стихи про орла. Если хотите, то я другие прочитаю интересные.
- Читай, доченька, пусть холодно в доме, зато в душе будет тепло.
Я принес в корзине несколько сухих кизяков, сложил у печки. Мама стала закладывать их в печку.
- Сынок, добывай огня своим кресалом, чтобы поджечь кизяки, - сказала мама. - Ты, Наташа, почему не читаешь?
- Ищу, какое стихотворение лучше, - ответила ей.
- Какое попалось, то и читай.
- Тогда слушайте:
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя,
То, как зверь она завоет,
То заплачет, как дитя.
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашуршит,
То, как путник запоздалый
К нам в окошко застучит...
Наташа замокла. По ее лицу можно было догадаться, что дальше читать не будет. Мама спросила:
- Почему не читаешь?
- Не буду, потому что зима вьюжная и холодная. У меня нет пальто и валенок, чтобы можно было покататься с горки на санках.
Мы все понимали недовольство Наташи. Лишь один Вася сидел одетый в отцовский пиджак для согрева и спокойно слушал наш невеселый разговор.
- Не было бы войны, я бы вам всем купила пальто и обувь, - с грустью в голосе промолвила мама. - Вы бы все у меня ходили как кукляточки, хорошо одеты и обуты, из-за этих проклятых германцев ничего не могу купить, магазина нет, денег тоже не имеем. Ладно, деточки, мои милые, наш отец с Красной Армией всю эту немчуру прогонит, тогда все вам куплю.
- Это правда? - спросила Наташа.
- Я не обманываю. Сейчас садитесь за стол. Будем кушать картошку и запивать водичкой вместо чая...
На улице стояла темная ночь. Гудел ветер, стучали ставни на окнах. Что творилось на улице - никому не было ведомо, так как все спали до утра в теплой комнате...
Где-то на тихом Доне шла война, гремели взрывы, наши солдаты отражали атаки врага и сами переходили в наступление по всему донскому фронту. Гитлеровцы так и не могут вырваться из Сталинграде ко го котла. В ходе боев германское командование столкнулось с наступлением русских на Острогожско - Россошанском плацдарме. Все тыловые воинские части немцы двинули на линию фронта, чтобы остановить продвижение русских от Дона на запад.
Конечно, все жители Среднего Придонья и Большой излучины Дона были лишены возможности получать точные сведения о боях. Подпольщики распространяли листовки о делах нашей армии на фронтах. Земляки чувствовали, что для немецких войск на Дону дела у немцев плохие. Отношение врагов к населению стало просто враждебным и варварским. За малейшее неповиновение били плетьми, загоняли людей в холодные подвалы на ночь. Почему так сурово германские оккупанты отнеслись к населению? Ответ был прост. Донской фронт стал опасен и страшен для всей фашистской группировки. В германских штабах уже знали: "В декабре сорок второго года войска Красной Армии перешли в наступление на правой стороне Дона".
Получилась своеобразная военная ситуация с обратными действиями.
Германские войска после взятия Харькова продолжали наступление. Красная Армия отступала, изматывала живую силу и технику гитлеровцев, отходя к Дону. Наступательный порыв немцев стал терять свою силу и утратил свое наступление у Дона. Немцы в Среднем Придонье уже не могли наступать, натолкнувшись на ожесточенное сопротивление красноармейцев. Фронт стабилизировался. Наступило равновесие сил. Один фланг фронта упирался в Сталинград - другой в Воронеж. В Среднем Придонье сложилось с обоих сторон противостояние. Германские войска таяли под Сталиградом и Воронежем. Войска Красной Армии накапливались в Придонье до декабря сорок второго года.
16 декабря сорок второго года Сороковая армия начала наступление в полосе Дона и в ходе боев южнее Кантемировки уничтожила крупные силы противника.
Со станций Сотницкой, Подгорной, Россоши в спешном порядке были двинуты к Дону воинские части Восьмой итальянской армии на фронт. Наступил критический момент для гитлеровцев и их союзников - итальянцев в Среднем Придонье. Они измотаны в боях, несут большие потери в людях и технике. Подходы резервов блокированы советской авиацией....
Всю ночь бушевала непогода. Холодный ветер продувал, как говорят, до костей. Летняя одежда не грела. Теплой не было. Итальянцы забились в дома и грелись возле печек, сжигая в них заборы, плетни, доски, что попадало под руку. Небо покрыто плотными облаками и не думало от них избавляться.
После обеда вся итальянская часть зашевелилась, задергалась, затопталась. Убрали контрольно - пропускной пункт. Солдаты вывели на улицы мулов. Начали разбирать небольшие горные пушки и привязывать их на спины мулов, как это делают у нас в Средней Азии, когда хотят перевозить грузы на ишаках. Загудели уцелевшие от налета нашей авиации немногочисленные автомашины. В них грузили военное имущество, отгоняли от складов на дорогу, чтобы не мешали.
Одна такая армейская машина остановилась возле дома соседки Тони. Из кабины вылез водитель, быстрыми шагами прошел через калитку, вошел в дом. Коверкая русские слова, сказал:
- Тоня, нас отправляют на фронт.
- Так быстро.
- Да, - тут же расстегнул китель, пуговицы рубашки. Снял с шеи через голову золотой медальон.
- Зачем ты это делаешь, Джузепе? - спросила Тоня.
- Это святое благословение моей мамы, когда она провожала меня из дому на войну в Россию, чтобы боги помогли остаться живым и придти домой. На, возьми и сохрани. Жив останусь - приеду, если убьют - божье благословение отошлешь в Италию моей маме. Надеюсь встретимся.
- Как же я вышлю, если не знаю адрес, - сказала Тоня.
- В кулоне все написано. Сделаешь так, как говорю?
- Не могу ручаться. Может прилетит завтра снаряд или бомба - не могу знать буду живая или нет?
- Постарайся выжить, - сказал Джузепе. - Тут же обнял Тоню, поцеловал ее в губы, щеки, лоб, промолвил, - я тебя люблю!
На улице засигналила машина. Джузепе выбежал из комнаты, подошел к машине с солдатами в кузове, залез в кабину, сел за руль. Машина тронулась и двинулась по дороге к шоссе.
Тоня стояла за калиткой своего дома, машинально сжимала в руке золотой, еще теплый от горячей груди Джузепе кулончик на тонкой золотой цепочке, смотрела вслед удаляющимся машинам.
На другой улице стояли навьюченные мулы пушками, ящиками со снарядами, патронами, мешками с макаронами, галетами, крупой, сахаром, сигаретами, лимонами, апельсинами. Солдаты стояли возле навьюченных мулов, ежились в летней форме от холодного пронизывающего ветра, который гнал по дороге белые снежные змейки. Стоявшие на обочине пацаны в ватных шапках - малахаях посмеивались над замерзающими, руками и лицами изображали дрожащих солдат. Итальянцы обмотали себя солдатскими одеялами, обвязались полотенцами, на головах кепи с перьями.
Один из солдат подошел к пацанам, снял с одного шапку, а пацану дал носком под заднее место.
- Гад ты итальянский! - крикнул пацан бросил в солдата камень.
Не успели остальные пацаны понять в чем дело и что произошло, как остальные итальянцы подбежали и стали отбирать у них зимние шапки, тут же одевая их на свои головы, приговаривая:
- Хороша капелла!
Пацаны разбежались, опасаясь за свою зимнюю одежду, которую с них могли снять солдаты.
Дурной пример всегда заразителен. Солдаты стали о чем-то между собой говорить. Оставив одного итальянца караулить мулов - все пошли по улице, заходя в дома. Через некоторое время вышли оттуда на улицу, неся в руках одеяла, женские платки, дерюги, комнатные дорожки - лежники, валенки, сапоги, куртыны, рукавицы, занавески, мешки, пиджаки, плащи - все несли к навьюченным мулам.
Вся улица огласилась криками женщин:
- Опять грабят сволочи!
- Грабители Италии такие же как и немцы!
- Не солдаты, а варвары!
На последнего мула навьючили плетень с ограды. Женщины бросились отнимать свое добро у грабителей, но их грубо отталкивали и били кулаками.
Бандитское воинство дуче Муссолини тут же на головы одели награбленные теплые шапки пацанов и стариков, окутались платками вокруг шеи, одели шубы.
фуфайки, полушубки, стеженые ватные брюки, валенки, а кое - кто завернулся в одеяла, привязав их вокруг себя веревками.
- Бандиты самые настоящие, - сказала мама, стоя у калитки. - Махновцы!
Прозвучала команда. Банда грабителей двинулась к тихому Дону ни линию
фронта. Усилился ветер. Дорогу бандитам заметали снежные змейки...

Тонкая нить оборвалась

С уходом итальянской воинской части на фронт из села недовольные сельчане вышли на улицы. Собирались в небольшие группы по три - пять человек. Между собой вели оживленный разговор по "новому порядку" и грабежу средь бела дня. Слышались женские рыдания, сильные протестующие голоса. Среди сельчан находилась мама с маленьким Васей на руках, осуждая итальяшек.
- Это что же за такие ироды живут в Италии, - говорила с возмущением в голосе. - Они что и в самой Италии грабят друг друга?
- Своих родителей грабить не станут, - сказала Устя. - Я слыхала, что за это у них сильно наказывают.
- Так то ж в Италии. А в России они стали хозяевами и творят, что захотят, - сказала Тоня. Они пришли из Италии, чтобы пограбить нас!
- Мы теперь сами воочию убедились, как Европа относится к нам русским, - промолвила фельдшерица. - На словах перед нами лебезят, на деле бессовестно грабят. Пусть какое ни какое барахло и вещи нажито нами за долгую жизнь нашим трудом и потом. Забрали и ушли, а мы остались, - сказала Устя.
- Хорошо, что нас не тронули, - сказала мама. - Остались бы одни дети, что они сделали бы без нас, как бы они жили? Трудно жить, когда нет никакой помощи и защиты. Когда же наши нас освободят?
-Смотрите, чтоб так не получилось: одни ушли, вечером другие ворвутся в село и опять над нами будут издеваться, - сказала соседка Анна. - Уже не знаешь кого бояться, кого остерегаться. На улице хоть не показывайся. Полицаи могут придраться к чему-нибудь.
- Вон они легкие на помине проклятущие, - промолвила мама. - Расходимся по домам!
Действительно со стороны Николаевки на нейтральную улицу выехали на легком тарантасе полицейские. Колеса стучали по замерзшей дороге, в колеях ломали лед. Запряженную пару лошадей стегали кнутами. Разгоряченные лошади бежали в галоп.
- Спешат в комендатуру, - сказала мама. - Может пьяные просто дурачатся.
Появились наши самолеты. Они летели низко над землей. Застрочили с пулеметов. Пробитые пулями лошади, подпрыгнув, потом как бы споткнулись, упали на дорогу, подмыв под себя тарантас.
- Не то по селу стреляют, не то по колонне итальянцев, идущих к Дону на линию фронта, - сказала Анна. - Бежим в погреба!
- Как это уже все надоело, - сказала мама. - Схватив маленького Васю за руку, увела с собой в погреб...
Ветер по всей вероятности не думал утихать, но и не усиливался. Однако время от времени налетали вихревые потоки. Они кружились на дороге, собирая рваные бумажки, полуистлевшие осенние листья. Вихрь заносил весь этот мусор в окно немецкой комендатуры. Курт Майер недовольно бормотал:
- Какая скверная русская погода. В этой дикой стране надо жить только русским, а не нам пресвященным европейцам - людям высшей расы. В России все против нас - погода, люди, армия, партизаны, подпольщики!
В дверь постучали.
- Открыто! - промолвил Курт.
Через порог ступил начальник полиции Добчик, доложил:
- В Николаевке партизан не обнаружили. Проверили все подозрительные места. Опрос населения о местонахождении партизан ничего не дал.
- Плохо работаете. Так Германии не служат!
- Служим, как можем, - ответил начальник полиции и замолчал.
- Придется тебя уволить с начальника полиции. Не оправдываешь себя! Где Буханец?
- Умер от раны в живот, господин комендант!
- Почему врачи не спасли?
- Не могу знать!
- О Буханце оставим разговор.
- Есть другая беда, - сказал Добчик.
- По вашему приказанию староста Михай с полицейскими ездили в Поповку в штаб. Возвращались оттуда. Налетели русские самолеты, открыли по ним огонь с пулеметов. Лошади убиты, староста и полицейские покалечены, еле вытащили их из-под тарантаса и мертвых лошадей.
- Они что пьяные были, что сами не могли вылезть?
- Не могу знать.
- Собери всех полицейских немедленно ко мне. Есть разговор?
Добчик козырнул, щелкнул каблуками, быстро вышел от Курта.
Ветер несколько раз ударим снегом по окнам, хлопнул ставней с такой силой, что в раме зазвенели стекла. За окном гудел ветер. Майер сел за стол, прочитал донесение Добчика о партизанах, поморщился, промолвил: "Не понимаю, как это не могут узнать от людей, где скрываются партизаны и подпольщики. Что я доложу полковнику Штаубе? ".
Вошел Добчик, доложил: "Привел всех, кто может двигаться".
- Почему только двигаться? - спросил начальника полиции.
- До сих пор все пьяные от ночной попойки!
- Позвать всех сюда!
Полицейские входили, а Курт смотрел на них и думал: "Разве с этими свиньями пьяными можно что-то серьезное решать? Ведь все они еле на ногах держатся".
- Всем слушать, что я буду говорить, - сказал Курт.
Полицейские глядели на коменданта осоловелыми круглыми выпученными глазами, как истуканы, шевеля нижними челюстями, словно пережевывая кислую капусту после выпитого шнапса, покачиваясь со стороны в сторону, не держа равновесия. Майер зло глядел на еще не протрезвевших полицейских. Пока протрезвеют надо ждать много времени. Начал говорить:
- Недавно итальянцы уехали на фронт. На их территории остались кузнецы. Их немедленно надо арестовать и привести в комендатуру для допроса. Кузнецы - это наша тонкая ниточка к партизанам и подпольщикам. Мы должны уничтожить их, как врагов фюрера и всей Германии. Вот список кузнецов - Силаевич, Охрим, Елиссевич, Митрий. Список передаю начальнику полиции. Тут же добавил:
- Это важное задание. От того, как оно будет выполнено, будет зависеть быть тебе начальником полиции или не быть? К аресту кузнецов - партизан приступить немедленно!
Пьяный полицай с черными усиками, еле выговаривая слова, спросил:
- А оружие у Кузнецов имеется?
- Мне это неизвестно, - ответил Курт. - Начнете аресты - сами увидите!
- Ведь они могут стрелять по нас, - бормотал полицай. - Я не желаю получать от них пулю в лоб!
- Ты получаешь свой паек продуктов за службу!
- А если получу пулю, а не паек?
- Больше не разговаривать!
- Разрешите идти? - сказал Добчик.
- Валяй!
Комендант встал из-за стола, прикурил сигарету, подошел к окну. Тут увидел, как Добчик повел свое пьяное войско полицейских на выполнение его задания. В голову пришла желанная мысль:
- По тонкой ниточке доберусь до подполья. За это получу награду от самого фюрера "Железный крест". Он всегда будет у меня на груди!
Зазвонил полевой телефон, недавно установленный связистами в кабинете коменданта. Курт поднял с аппарата трубку, медленно поднес к уху, сказал:
- У телефона комендант Курт Майер.
- Говорит полковник Штаубе. Меня интересует, как выполнено мое задание по аресту кузнецов - партизан. Сколько прикажешь мне ждать твоего донесения?
- Задание выполняется! - ответил Курт.
- Об исполнении доложить немедленно, - услышал грозный приказ грозного полковника Штаубе.
- Слушаюсь!
Полковник Штаубе пруссак из Кенигсберга родом, службист, карьерист, узнав о кузнецах, не прочь был сам арестовать подпольщиков и партизан, чтобы за них получить награду от фюрера. С нетерпением ждал звонка.
Он уже придумал вариант доклада генералу, как он раскрыл партизанскую базу, как умелыми действиями сумел произвести аресты подпольщиков, а через них добраться до руководителя большевистского подполья, арестовал всех и передал на допросы эсэсовцам. Конечно, за такой подвиг полагается получить железный крест".
Надвигался вечер. Ветер постепенно утихал. По небу плыли рваные облака с большими просветами, но как-то они закрывали собой уже холодное, низко висящее над горизонтом зимнее холодное солнце. Время шло томительно медленно. Неизвестность о начатой операции расстраивала нервы коменданта. В кабинете начало уже темнеть. Курт процедил:
- Насту пил вечер. Результатов никаких!
Раздался стук в дверь.
- Войди! - бодро промолвил Курт.
В кабинет вошел начальник полиции Добчик, за ним все полицейские.
- Почему не привели связанных арестованных кузнецов? - неприятным голо¬сом спросил Майер.
- Господин комендант, - начал докладывать начальник полиции, - кузнецов не оказалось на месте в кузнице. Мы провели обыск. Дома никого не оказалось, результатов никаких!
В кабинет вошел староста Михай с перевязанным лицом, руки в бинтах, прихрамывая на левую ногу после обстрела самолетами его тарантаса с полицейскими, когда ехали с Николаевки.
- Ты кузнецов сегодня на какие работы посылал? - спросил Курт.
- Никуда не посылал, - ответил шепелявым голосом староста...
- Но ведь кузнецы сквозь землю не провалились и к Господу Богу в рай не улетели?
- Не провалились, не улетали, а просто бесследно исчезли. Надо искать.
- Значит их кто-то предупредил. А кто именно?
- Не знаю.
- Приказываю арестовать родственников кузнецов и привести на допрос! - уже кричал комендант.
- Дома у них одни женщины, - ответил Добчик.
- Не разговаривать. Арестовать и всех ко мне! - тут же подумал: "Какая нить оборвалась к подполью? ".
По вечерним улицам села носился легкий тарантас с полицейскими...
Мать смотрела в окно, потом спросила:
- Что за дела у полицейских в это время?
- Ищут кузнецов, а их нет, - ответил ей.
- Все равно, кого-то возят в комендатуру?
- Наверно родственников или соседей...
В небе послышался гул самолетов. Они летели от Дона бомбить железную дорогу.

Донесение Клепака

Прибывшая воинская часть фольксштурма потребовала от коменданта Майера организовать стирку белья солдатам и офицерам. Ему сказали:
- Собери женщин, найди помещение, сделай печь, установи котлы для нагрева воды, пусть женщины работают, - сказал командир фольксштурмовой воинской части.
Комендант, что это дело серьезное и не популярное среди населения, стал искать причины для отказа.
- Здесь невозможно найти подходящее помещение для сушки белья.
- В центре села есть клуб, - настаивал командир.
- Он не пригоден, во время бомбардировки взрывом снесена крыша, обвалился потолок. Ремонт можно начать только весной.
- Мы долго ждать не можем.
- Тогда поищите подходящее помещение в соседних селах, чтобы можно было там проводить стирку и сушку белья. Ведь сейчас зима. Этот вопрос может быть решен только в штабе.
- Почему где-то нам искать прачечную? Чем занимается комендатура, - стоял на своем командир - офицер.
- Нам сейчас не до прачечной. У нас задание найти и обезвредить партизанское подполье, которое может в любое время нанести нам удар в спину.
- Это возможно и по нас? - спросил офицер.
- Для партизан не важно кто попадет к ним в руки.
- Нам командование рекомендовало станцию Сотницкую как тихий райский утолок для отдыха.
- Боюсь того, что сегодня ночью русские самолеты в этом райском уголке своими бомбами сделают настоящий ад. Мне пока неизвестно, кто из партизан координирует их бомбежку. Прачечную могут просто сжечь.
- Это серьезное дело. Вопрос о прачечной я поставлю перед полковником в штабе, - сказал офицер. - Второй вопрос - корм лошадей. Мы не можем израсходовать весь овес. Нам нужна слома или сено?
- Сена у меня нет. На складах станции тоже нет.
- Что же делать?
- Солома есть только в поле. Скирду можно притащить в село на площадь. Устроит тебя этот вариант?
- Не совсем. Другого нет.
- Сегодня я прикажу старосте, чтобы он нашел работников с транспортом и доставил скирду соломы в названное место...
... Все чаще и чаще маму стал беспокоить вопрос жизни:
- Чем мы будем топить печку в землянке, если сожжем все кизяки?
- Я буду чащу рубить на дрова.
-Где она эта чаща?
- На берегу реки.
- Это далеко. Может есть что поближе?
- Ничего нет - разве стог соломы.
- Немцы не дадут. Лошадей кормят.
- Можно у них не спрашивать. Ведь солома с колхозного поля,
- Немцы все присвоили себе. Могут наказать, если пойдем брать. Как стало трудно жить? Кругом враги!
- Завтра пойду в сад, может найду сухие ветки.
Мать не возражала. Посетовала, что в саду глубокий снег. Могли бы помочь девочки, но не смогут, обувка худая, провалятся в сугробах...
Староста Михай и начальник полиции Добчик с полицейскими выгнали все население чистить лопатами все занесенные снегом дороги от села до села. Немецкая техника не могла пробираться, так как застревала в глубоких заносах. Люди роптали и проклинали фольксшурмистов, коменданта, старосту, полицейских.
- Сами взяли бы лопаты и чистили, - ворчала мама. - Сами-то колбасу и сало трескают каждый день, а мы должны на ногах еле - еле от одной картошки и свеклы ноги таскать.
- Смотри какие у них красные рожи стали на морозе, лопату не один в руки не берет, - гневно промолвила Устя. - Руки так замерзли, что пальцы уже ничего не чувствуют.
- Долго придется нам работать на холоде, - ворчали старики кроме кузнецов, которые исчезли неизвестно куда.
Подошел полицейский Свинарь - круглый, как кочан от капусты, длинный, тонкий, - рявкнул:
- Прекратить разговоры. Всем работать!
Я оказался в одной группе с Николаем деда Швеца, Булковичем, Васищем. Расчищали как все. Но почему-то от нас не отходил этот ненавистный Свинарь. Все время нас торопил:
- Живей, живей работать лопатами! Господин комендант приедет смотреть вашу работу!
- Почему только нашу?
- Потому что молодые, а со стариков и женщин спросу мало.
- Что же нам за всех работать? - сказал я.
- Работать до вечера. Повсюду дорога должна быть проезжая.
- Хотя бы костер разожгли, чтобы руки согреть.
- Во чего захотел? А плетки не желаешь?
- Прибереги для себя, - зло ответил Николай.
- Не базарь. Иначе ты выведешь меня из терпения!
- Брось с ним разговаривать, - сказал я. - Это же сволочь, а не человек. Служит немцам.
Свинарь отошел в сторону. К нему подошел Ворох. Закурили, стали о чем-то говорить.
- Пока они говорят - слушайте меня, - сказал тихим голосом Васищ. - Ночью был связной Клепач. Передал приказ. Вести наблюдение за немецкими складами. Установить и проверить порядок дежурства полицаев у складов, время начала караула и смены караулов, пути отхода. Мы должны уничтожить склады. Приказ не обсуждается, а выполняется, - закончил Васищ.
- Кто нас будет подстраховывать? - спросил Булкович.
- Известно будет тогда, когда мы соберем все нужные сведения по германским складам и охране, - сказал Васищ.
- Еще что сообщил Клепач?
- Идет наступление Красной Армии по всему фронту в Среднем Придонье. В ходе боев южнее Кантемировки уничтожены крупные силы фашистов и итальянцев, - пересказал Васищ донесение Клепача.
- Это хорошо. Мы должны отомстить гитлеровским гадам за все злодеяния над нашим народом. Чем скорее, тем лучше, - все согласились со мной.
- Разговор окончен. Свинарь идет в нашу сторону, - сказал Васищ.
Мы замахали лопатами, чтобы не вызывать никакого подозрения у полицейского. "Значит наше наступление Красной Армии началось. Вот почему немцы так всполошились. Видимо знают, что сдержать наступление русских уже не смогут", - думал я.
От тихого Дона до станции Сотницкая и далее Подгорной, Россоши всего напрямую тридцать километров. Но каким длинным расстоянием оказался этот путь нашим войскам в эти дни войны. Жители всех сел с нетерпением ждали прихода советских солдат. Немцы же делали вид, что у них все в порядке и не собираются уходить на запад к Харькову Комендант Майер требовал от полицаев и старосты соблюдения населением "нового порядка".

План одобрен

Выполнить задание руководителя подполья Горбаня оказалось не так-то просто. Сильные морозы не давали возможности долго находиться на улице. Просто все тело замерзало, даже деревенели пальцы рук и не шевелились. За час - два наблюдения невозможно было узнать начало смены охранявших постов в расположении складов.
Солдаты фольксштурма почти беспрерывно ездили на своих фурах на склады на станцию и со станции. Привозили, разгружали, уезжали. Таков весь день. Только вечером движение прекращалось. Но в это время по улицам уже ходили патрули. Для подпольщиков оставалась только ночь. Знали, раз дано задание - значит надо его выполнять любой ценой.
Мешала чистка дорог, строгий контроль полицаев. Здесь тоже надо найти время для встречи с товарищами, чтобы обменяться своими наблюдениями и догадками. В один промежуток времени, когда полицаи выясняли между собой какие- то отношения и оказались подальше от нас. Васищ сказал:
- Что мы имеем за два дня наблюдения за складами?
- Склад хозяйственный днем охраняет один часовой. Смена вечером. Ночью караулит тоже один полицай, - сказал я. - По дороге нельзя подойти незамеченным. Только ночью можно подобраться со стороны кустов.
- Николай, что ты скажешь?
- Охранник больше частью сидит в дежурке. Выходит из нее поднимать шлагбаум, когда подъезжают и уезжают фуры. Смена дежурных в шесть часов вечера. Проследить смену дежурных ночью не удалось.
- О втором складе ясно. Это склад с военным имуществом. Что скажешь, Булкович?
- Склад с горючим на станции охраняется двумя часовыми. Один на одной стороне, второй на другой. Горючее хранится в железных бочках. Их там видимо - не - видимо. Насчитал триста бочек, а дальше не смог - снегом занесены. Подход к складу возможен только со стороны тупика, где стоят пустые цистерны.
- Ясно. Но ничего не понятно. Как к ним подобраться незамеченными?
- Выход один. Дождаться сильной бури и воспользоваться ее преимуществом.
- О нашит планах сообщаю Горбаню, - сказал Васищ. - О его решении сообщит нам связной Клепач. - Расходимся и кидаем снег лопатами. Полицай идет. Сволочь, третий день от нас дне отходит. Может он за нами следит.
- А может шпионит. - добавил Николай.
- Вообще этот полицай противный тип. Видимо за нами охотится и шпионит в чем-либо обвинить. Его надо остерегаться.
Свинарь подошел, постоял, потом рявкнул:
- По одному подходи ко мне. Поставить всем лопаты в снег!
- Зачем? - спросил Булкович.
- Не твое свинячье дело. Подходи!
Булкович медленно подошел, стал перед ним. Свинарь бросил:
- Выворачивай карманы! - В них ничего нет.
- Это я сейчас выясню. Выворачивай!
Булкович вывернул сначала карманы брюк, потом фуфайки. В них ничего не было.
- Выворачивай шапку!
В шапке - ушанке тоже ничего не было.
- Отойди. Подходи следующий!
Так эту процедуру обыска прошел я и мои товарищи. Это навело нас на окончательную мысль - мы под колпаком в полиции. За нами организована слежка.
Вечером мать дома спросила:
- Сынок, зачем вас обыскивал полицай?
- Что-то хотел найти в карманах.
- Обнаружил что-нибудь?
- Ничего не нашел. Кто тебе, мама, уже сказал, что полицай Свинарь нас обыскивал?
- Тоня видела и сообщила мне.
- От этого бандюги надо быть подальше. Дури у него в голове много. Чего доброго по злу донесет коменданту.
К вечеру стал подувать холодный ветерок. Снежные змейки, извиваясь из стороны в сторону, словно живые змеи, ползли по морозным сугробам, переползали их и удалялись дальше.
Одевшись потеплее, каждый из нас ушли на задание к выбранным складам. Змейки засыпали наши следы. Используя складки местности, кусты, ложбинки подобрались мы насколько это было возможно к складам и стали вести наблюдение.
Постовые солдаты фольксштурма дежурили на улицах. Время от времени в ночную темноту стреляли из ракетниц осветительными ракетами. Этим самым воздействовали на психологическое состояние людей. Жители оставались на своих местах - в погребах и землянках, ворча:
- Что этим штурманам надо, что больше нечем другим заняться?
- От их ракет могут загореться соломенные крыши наших домов!
- Пускают ракеты - значит боятся наших партизан и подпольщиков.
- Партизанский отряд в райкоме партии создали, а проверить его боеспособность не успели. Вот и гадай, где сейчас партизаны и отряд районного масштаба.
- Не паникуй, - говорили одни. - Рано или поздно они заявят о себе у нас. Не зря же взбудоражилась вся комендатура с полицаями.
- Ракеты бандитов не спасут!...
...Утром на чистке дороги между друзьями состоялся разговор:
- Был ночью связной, - начал Васищ. - План работы одобрен, но дорабатывается и уточняется. Продолжать наблюдение.
- Когда он будет готов? - спросил я.
- Его доставит связной и всех нас познакомит, - сказал наш командир Васищ. - Идем работать!
Ждать и догонять, говорит пословица, хуже всего. Именно в таком неопределенном положении оказалась вся наша подпольная группа. Подозрительное поведение немцев и принародный обыск на дороге наших парней встревожил сельчан.
- Это самая настоящая наглость. - Говорили люди. - Какое имеют право полицейские проводить обыск людей на работе? По самым пустым разговорам людей придрались к парням, обвинили в нежелании работать на Германию. Соседка Анна как-то выразилась полицаю:
- Мне твоя Германия не нужна. У меня есть свои дети. Я здесь на дороге в снегу замерзаю, а они сидят в холодном погребе голодные!
- За такие слова ты знаешь, что тебе полагается по "новому порядку", - сказал полицейский Федчук.
- То же самое и тебе! - зло промолвила Анна. Вашего Буханца ухлопали. Может ты своей пули дождешься?
- За такое предсказание полагается твой дом сжечь, а детей и тебя заморозить в снегу, - с досадой промолвил Федчук - ненавистник, рябой лицом с перебитым носом. - Ушел от Анны, бормоча: ''Я так все это не оставлю!..."
...Через два дня связной Клепак прибыл от Горбаня с приказом в устной форме:
- План доработан, одобрен, действуйте. Склады должны быть уничтожены, чтобы не достались немцам, - сказал Клепак.
- Как с прикрытием и отвлечением немецких часовых от нас? - спросил Васиш.
- Разработан и этот вопрос. Горбань дает вам добро. Ночь, холод, ветер, буря ваши союзники.
Клепак ушел, побыв на связи всего полчаса...
Наступила холодная и тяжелая зима. Хмурые тучи висели над землей, из которых денно и нощно сыпал и сыпал снег. Частые бури ночами и днями гуляли по полям и лесам, болотам, дорогам и селам, засыпая их толстым покровом холодного снега. Все села оказались засыпанными снегом, улицы стали непроходимыми, тихими. Вечером ни души, ни огонька каганца. У многих жителей окна закрыты плотными ставнями, у других просто толстыми дерюжками.
Стояли крепкие морозы не только по ночам, но и днями. К ним прибавился свирепый ледяной ветер с севера, температура на улице опустилась ниже тридцати градусов мороза, замерзали руки, обморожение носа, щек почти мгновенно. Голыми руками невозможно было взяться у колодца за ручку ворота. Они мгновенно белели от мороза.
Во время снежных буранов ветер выдувал из домов и квартир слабое тепло. Быстро таяли у хозяев скудные запасы дровишек, кизяка, соломы. Детей спасали на теплых лежанках, которые еле - еле теплились от скудного топлива. Их укрывали одеждой, одеялами, фуфайками.
В ведрах застывала вода к утру, так как в домах господствовала отрицательная температура. Даже уцелевшие кошки лезли к детям на лежанки, чтобы переспать до утра, спасаясь от холода.
Все дороги покрылись толстым слоем снега. Улицы перегородили огромные сугробы, жгучий, морозный, ледяной ветер гнал снежными змейками колючую пыль и мелкий снег. Эта же пыль мгновенно засыпала следы на дороге от проехавших саней, колеи от машин.
К свирепствованию холода прибавилось сильное ощущение голода у всех сельчан. Спрятанные от фашистских грабителей в земле картошки, еще в осеннюю пору, оказались под толстым слоем мерзлой земли, а теперь еще и снега. Часто жизнь сельчан обрывалась от голода. В каждом доме в эти страшные зимние морозы поселились мрак, холод, люди просто лежали, не делали ни одного движения, чтобы сохранить уходящие тепло и жизнь.
Зимние стужи, морозы, холода одинаково действовали на русских, немецких, итальянских солдат на передовой линии фронта в Среднем Придонье. Сибирские и иные воинские части на передовой были одеты в теплые валенки, ватные стеганые брюки, в фуфайки с шинелями, на головах носили теплые шапки-ушанки, на руках меховые рукавицы. Иногда перед перекуром снимали с рук рукавицу, приговаривая: - Ну и мороз - береги нос!
Солдаты Германии и Италии оказались в эту холодную зиму в летнем обмундировании. Чтобы не замерзнуть в окопах грабили население и добытое напяливали на себя. Это уже были не совсем боеспособные солдаты Гитлера и Муссолини, зато злобные, жестокие, сердитые, нервные с расстроенной психикой и здоровьем от холода.
После ухода итальянской воинской части на фронт гитлеровское командование погнало по острогожской дороге через Копанки на станцию Сотницкая большой конный обоз с военным грузом. Крытые деревянные фуры застревали в сугробах и лощинах на дороге. Так они с немецкой настойчивостью медленно двигались пока не въехали в Сотницкое и станцию.
Население встретило гитлеровцев открытым недовольством и враждебностью:
- Только итальянцы уехали, так немцы приперлись - недовольно промолвила мать. - Сидели бы всю зиму в своей Германии?
- От немцев не было добра и не будет, - сказала Устя.
- Опять начнут нас грабить, - недовольно промолвила Тоня. - Смотрите, все обледенели, лица в снегу, вместо глаз - одни щели.
Немцы явились в село после обеда. Хозяин каждой фуры подъезжал к дому, останавливал ее у стены дома, распрягал толстых лошадей, в кормушку из мешка насыпал овес, привязывал их и они от усталости хрумкали овсом. Справившись с лошадьми, немец заходил в дом, громко кричал:
- Вег швайн! (прочь свинья). Тут же выгонял всех на улицу, не обращая внимания, что там мороз и холод. К вечеру все жители оказались с детьми на улице.
Мама попыталась противостоять старому немцу фольксмштурмисту, указав рукой на детей, сказав ему:
- Киндер! Кальт! (дети, холод).
Немец был неумолим.
- Вег! Вег! - закричал и вытолкнул нас всех на улицу из собственного дома. Наташа, Катя, Нина, Вася плакали.
Так мы оказались в холодной землянке, занесенной снегом. Моя ненависть, к фашистам еще более возросла.
- Вот сволочи! - ворчала мама. - Нас не считают за людей. Хоть умирай на морозе. Когда же кончится над нами такое издевательство! Где, вы, родненькие, наши солдаты. Скорее бы выгнали эту фашистскую сволочь с нашей земли, - и заплакала, не в силах сдержать гнев и слезы.
- Будет, мама, и на нашей улице праздник, - успокаивал маму. - Они не вечны эти варвары.
Наступил вечер. Мороз усиливался. Время от времени раздавался на морозе треск во дворах сельчан. К нам в землянку тоже лез мороз.
Я вышел на улицу, посмотрел на свой дом. В комнате зажжен карбидный фонарь. От его яркого язычки пламени по всем окнам разливался яркий свет. Из печной трубы над крышей шел дым. Немец снял ворота, изрубил их на дрова и ими топил печь в доме.
- Вот гад так гад, что сделал! - пронеслась мысль в голове. - Ничего не жалко. Гонит Гитлер вас всех на убой - туда вам дорога. Хотел бросить в дом гранату Ф- I, но она бы ничего не решила.

В комендатуре

Для празднования католического рождества со всей тщательностью готовились престарелые предпенсионного возраста германские солдаты фольксштурма. Для них это был праздник. Все сожалели, что встречают его в полях заснеженной России среди враждебного настроенного к ним населения.
По такому случаю командование распорядилось каждому солдату выдать по бутылке виски, а для закуски колбасу и консервы. Выгнав хозяев со своих домов, солдаты фольксштурма стали приглашать друг друга в гости, чтобы за столом с бокалами виски встретить католическое Рождество Нового года. Для них это был сами почитаемый праздник в году.
- Жаль, что встречаем праздник Рождество не в кругу своей семьи, - говорили друг другу солдаты.
- Может в Германии наши жены за бокалами вина в этот день вспоминают о нас!
Штаб воинской части фольксштурма усилил уличное патрулирование часовыми с приказом стрелять без предупреждения по подозрительным движущимся объектам.
Солдаты приготовились ко встрече католического Рождества по всем своим заведенным правилам. Сняли с себя военную форму, одели белые рубашки, давно ненадеваемые проутюженные брюки, на столах приготовили вино и закуски, а самое главное, губные гармошки как самый необходимый атрибут музыкального католического торжества.
Карбидовые фонари освещали окна домов своим мертвенным белым светом все комнаты, столы с вином и явствами. Даже из далекой Германии в Среднее Придонье родственники прислали посылки с рождественскими подарками, которые теперь лежали на столах и ждали своей очереди. Получалось так, что свет от фонаря падал на солдат, стол, явства, а тени отражались на белой оконной занавеске окна. Солдаты спокойно вели друг с другом разговор, а их черные тени фокусировались на занавеске, как в театре теней.
- У нас в Кенигсберге всегда весело проходил этот рождественский праздник, весело пели в храме, танцевали, - говорил Ганс с рыжей бородой.
- Я никогда не забуду празднование католического Рождества у нас в городе Баден - Бадене. Сколько веселья в этот день. Все довольны. Приглашали друг к другу гостей. От этих праздников остались одни воспоминания. Разве в России так справляют католическое Рождество нежели в Германии? Ведь русские безбожники, все верят в коммунизм! Как же жить без Бога? У нас на поясном ремне на пряжке надпись: "С нами бог! ".
С ним мы дошли до Дона сейчас, чего не смогли сделать в первую мировую войну. Мы показали русским как надо воевать, - рассуждал солдат Отто.
- Зря мы научили их воевать. Мы были под Москвой. Думали быстро закончить войну, наш лозунг "Блицкриг (блестящая молниеносная война) не оправдался и война забросила нас на далекий российский тихий Дон, про который Шолохов написал свой роман "Тихий Дон". В самом деле тишиной сейчас здесь не пахнет. Неизвестно, какой удел нам всем преподнесет шолоховский тихий Дон? - сказал Ганс - настоящий ариец с продолговатым лицом, впалыми щеками.
Отто посмотрел на часы.
- Без пяти минут двенадцать, - промолвил. - Сейчас нас всех Геббельс поздравит с Рождеством.
- Давай встретим стоя этот дорогой нам праздник, хоть мы находимся далеко от Германии.
За окном гудел ветер, вихри снега били по стеклам окон.
- Осталась одна минута, - сказал Отто. - Вот-вот заиграет духовная музыка из Берлина. Слушаем мое радио.
В это самое время, когда сошлись стрелки часов на цифре двенадцать, перекрывая вой ветра, раздался оглушительной силы взрыв на станции Сотницкая. Как это все случилось никто не знал. Веселое празднование католического Рождества не получилось у коменданта и полицейских, а так же у командира части фольксштурма.
- Кажется уничтожен склад с боеприпасами, - сказал Ганс.
Тени метнулись на занавеске окна.
- Завтра узнаем, - ответил Отто. - Успеть бы доставить наши фуры со снарядами на фронт. Давай споем. Без нас разберутся. Играй!
Взрыв прогремел. Мама вышла из землянки во двор. С тоской и ненавистью посмотрела на ярко освещенные окна родного дома. На занавеске увидела черные тени солдат фольксштурма, пьющие из бокалов вино в честь католического Рождества.
- Приехали в чужую страну и пьянствуют да над нами издеваются. Скорее бы вам, супостатам, капут наступил, - тут же кулаком погрозила на черные тени фашистов на занавеске, вымолвив, - ух, гады!
Постояла, еще раз глазами окинула двор, улицу. Но из-за бурана ничего не было видно. Вихрь снега ударил в лицо. Вдруг промолвила:
- Сыночек, милый, мой дорогой, где ты есть в такую бурю? Не попал ли ты в руки постовых полицаев?
Порыв ветра прошел. В доме немцы играли на губной гармошке и орали во весь голос песню в переводе на русский язык, правда в исковерканном виде на немецкий лад:
Вольга, Вольга, широка,
Вольга, русския река...
- Скоро отпоетесь. - промолвил я.
- Ты разве здесь, сынок? - спросила мама, - когда я вышел из-за угла.
- Я постою, посмотрю германский театр теней, которого я никогда не видел в нашем клубе, так как не играли на сцене.
- Как хочешь. Долго не смотри, можешь замерзнуть. Во какая буря гудит, - сказала мама и ушла в землянку.
Я стал за угол с подветренной стороны, прислушался к улице, так как был уверен, что наш взрыв слышали все немцы и сельчане. Но сколько не слушал - на улице было спокойно, выполнялся "новый порядок", запрещающий жителям ходить по ночным улицам. Гулял лишь буран. Да прошли два постовых в другой конец улицы.
- Странно, - подумал я. - Почему же не был подан никем сигнал тревоги? Во всяком случае взрыв незамеченным не остался!
Я посмотрел на окно с занавеской. Театр теней продолжался. Духовная музыка и пение закончились. Тени сидят за столом, о чем-то говорят. Рука одной тени потянулась к бутылке. Она подплыла к бокалам, в каждый лилась виски. Бокалы двинулись с места. Появились тени содат. Они подняли бокалы. Стали пить содержание черной посуды.
Тени присели, заговорили, но о чем говорили было неизвестно и невозможно было понять из-за ветра. Конечно, я знал, что наши мужики в селе если выпивают сразу по стакану водки, то у них появляются самые разнообразные разговоры с одной фразы:
- Ну как водочка? - один спрашивал у другого.
- Не мешало бы и по второму стакану крякнуть.
Крякали. Потом вели веселые разговоры, плясали и пели с женщинами до конца праздника или гулянки. Гармонист за стакан водки играл на гармошке, как говорят, до упаду, танцевали краковьяк, полечку, чечеточку, цыганочку, гопака, яблочко, молдаванеску.
Я смотрел на артистов теневого театра и ждал чего-нибудь интересного, похожего на наши гуляния. Но к сожалению ничего подобного не начиналось. Услышал лишь одно слово - лид (песня). Одна тень поднесла рукой ко рту губную гармошку, послышалась музыка немецкого композитора Баха духовного содержания. Под эту музыку вторая тень запела дребезжащим старческим голосом. Тени спелись, славили Рождество, Иисуса Христа.
Слушать чужую музыку и пение было не очень интересно. Холодный ветер со снегом делал свое дело. Я чувствовал, что начинаю замерзать. Мне не интересно стало смотреть на занавеску с черными тенями двух солдат - фольксштурма. Захотелось уйти.
Но в это самое время вновь заиграла губная гармошка. Ее звук мне был хорошо слышен за углом дома. Услышал знакомую мелодию музыки Бетховена "Аппасионата". Эту музыку любил слушать Ленин. За время фашистской оккупации сорок второго - сорок третьего годов я ни разу не слышал эту музыку.
Я взглянул на занавеску. Черные тени играли и пели уже не рождественный сюжет, а серьезное музыкальное произведение. Холод меня морозил, снег бил в лицо, я слушал, пока тени перестали петь и играть.
Видимо вино, виски подняли настроение фольксштурмистов, а адреналин способствовал держаться в приподнятом стариковском настроении.
Тени зашевелились, о чем-то посоветовались, стукнулись бокалами с вином или виски, коснулись черных губ, замедлились у ртов, потом поплыли и вернулись на стол. Это для меня уже не было интересным, да и холод основательно меня морозил с ног до головы. Щеки мои ничего не чувствовали, пальцы просто одеревенели.
- Пойду! - мелькнула мысль. Сделав шаг от угла дома. Но вновь заиграла губная гармошка. Одна тень играла, другая тень грубо пела:
Германия, Германия Превыше всего...
Неожиданно музыка оборвалась, с гармошкой тень руки поплыла вниз к столу, певшая тень замолчала, оборвалась совсем музыка с песней. Первая тень заговорила, я слышал отчетливо слова:
- Была Германия прежде всего, а сейчас остались рожки от всего. Мы же всегда пели выше всего, а сейчас мы ниже всего. Рука первой тени с гармошкой снова поплыла вверх к черным губам.
Снова поплыла знакомая мелодия музыки из симфонической поэмы Листа "Венгрия". "Интересно, - думая я, - немцы играют венгерскую музыку. Может эти черные тени есть венгерские немцы. Что-то тут для меня непонятно. Снова зашел за угол дома от холода.
Дрожа всем телом, прослушал музыку Вагнера. А под конец - это для меня был конец - я уже основательно замерз, опять услышал знакомую мелодию песни "Сурок". Эту песню мы пели в нашей средней школе до оккупации, только вместо гармошки, учитель музыки Иван Иванович играл на скрипке. Я пел со всем классом, как требовал учитель. Теперь, стоя за углом своего дома, полузамерзшими губами невольно шептал:
По разным странам я бродил –
И мой сурок со мной.
И сам всегда, везде я был
И мой сурок со мной.
Припев:
И мой всегда, и мой везде.
И мой сурок со мною.
И мой всегда, и мой везде
И мой сурок со мной...
Господ не мало я видал,
И мой сурок со мною,
И любит тот, кого я знал.
И мой сурок со мною.
Припев.
Прошу я грош за песнь мою
И мой сурок со мною.
Попить, поесть я так люблю,
И мой сурок со мною.
Припев.
У меня еле хватило сил дослушать эту музыку, под которую во всю свою мощь хриплым голосом пела тень второго немца. Окончательно замерз. Вышел из-за угла. Снег ударил в лицо...
...Ночной взрыв склада с боеприпасами сильно взбудоражил фашистское командование. На этот склад гитлеровцы много имели надежды на пополнение боеприпасами артиллерийские батарей. А так же на склад с горючим для автомашин и танков.
По приказу воинская часть фольксштурма была поднята по тревоге и утром огромный обоз стал покидать станцию Сотницкую и по прочищенной дороге начал движение на станцию Россошь, где уже обоз ждали автофургон гитлеровцев. Фронт требовал снаряды, а они оставались долго в пути.
Комендант Майер в срочном порядке собрал у себя в кабинете всех своих подчиненных, всех ночных патрулей, дежурных секретных постов и засад. Как могло получиться, что партизаны или подпольщики взорвали? - начал разговор с этого вопроса. - Начальник полиции я жду от тебя ответ!
- С вечера мною все посты были проверены. Вверенные мне люди несли свою службу по вашей инструкции, - сказал Добчик. - Замечены ли были подрывники?
- Я всех дежуривших уже опросил. Никто не был замечен. - Почему же взорвался склад? - точным ответом не располагаю.
- Но склад взлетел на воздух это уже точно известно как раз в наступление празднования католического Рождества. Как это ты, начальник полиции, объяснишь?
- Кто подорвал склад остается загадкой? - Что скажет Федчук.
- По моему мнению склад взорван партизанами - подпольщиками. Больше некому было это сделать?
- Тогда почему их не поймали?
- Не могли увидеть в такую бурю. Ведь буря была такой непроглядной в середине ночи, что в двух шагах не было видно перед собой.
- Как же тогда видели подрывники? Несмотря на бурю они точно пришли к складу. Что-то тут не понятно: на постах или уснули, или с солдатами фольксштурма пили вместе виски и вино, а может крепкий шнабс? Без причин не бывает следствия.
Начальник полиции молчал. Да и что он мог еще сказать в свое оправдание, если сам оказался в комнате за одним столом с солдатами фольксштурма и встречал с ними католическое Рождество. Но солдат фольксштурма уже не было в селе и на станции в качестве свидетелей, да и смогли бы они подтвердить его участие в выпивке? Добчик собрался с мыслями, ответил что пришло на ум:
- Видимо склад взорвали советские парашютисты!
- Что ты городишь небылицу? В такую бурю в небо не поднимется ни один самолет. Думать надо что говорить. Что скажет староста Михай? - сердитым голосом промолил Курт.
- Я считаю взрыв склада был тщательно подготовлен специалистом - подрывником с учетом празднования католического Рождества, когда бдительность всей сторожевой охраны была ослаблена. Все думали, как быстрее начать празднование Рождества. Этим воспользовались подрывники. Не исключаю возможность дневного проникновения к складу подрывника со специальными техническими средствами подрыва часовым механизмом или по протянутым в снегу электрическим проводам действиями русской адской подрывной машинки. Затрудняюсь только сказать - один подрывник был или с ним еще несколько помогало подрывников - партизан?
- Версия старосты наиболее правдоподобная, но тщательно не проверенная, - сказал Майер. - Кто из местных людей мог быть в армии подрывником?
- Старики в такую ночь ни на какое задание не пойдут из-за бурана. Молодые пацаны в подрывном деле ничего еще не соображают, - продолжал Михай. - Остается только искать виновников. Это дело начальника полиции пока дело не дошло до офицеров эсэс. Добчику надо дать все полномочия от имени коменданта. Не мог же склад сам собою взорваться?
Курт Майер как комендант старался обвинить в случившемся всю полицию во главе с Добчиком, старосту Михая. Но начальник полиции Добчик попытался все свалить на католическое Рождество, сняв с себя ответственность за взрыв. А староста Михай вообще не взял никакой ответственности на себя, использовал хитроумный маневр с техническими средствами подрыва. Не ответил Михай на вопрос коменданта, кто из местных жителей служил подрывником в армии.
- Господин Добчик. Ты уже имеешь одно серьезное предупреждение. Сейчас к нему добавляю второе. О твоей работе я доложу в штаб! Если подпольщики не будут пойманы - вся вина ложится на тебя! - громко сказал комендант. Ясно?
- Господин Свинарь, ты пытался что-то сказать? Говори сейчас!
- Мое мнение начать прощупывать молодых парней.
- Это почему же? Объясни.
- Когда мы дежурили на дороге, то я заметил - парни сошлись в кучки и о чем- то говорили. Возможно они обсуждал и пути подхода к складу. Надо бы их прощупать.
- Господин Добчик! Свинарь предлагает заняться парнями. Любой ценой надо найти подрывников. Теперь слушать всем: через час объявляю начать облаву. Хватать всех по малейшему подозрению и приводить в комендатуру для допроса!...
До самого вечера Майер ждал арестованных. Но к нему не приходили ни полицейские, ни староста, ни начальник полиции. Вынужден признать:
- Облава ничего не дала. Остается поджечь дома подозреваемых. Но их нет!... Что я скажу в штабе полковнику Штаубе?

Гроза надвигается

Начатое Красной Армией наступление южнее станции Кантемировки стало расширяться. Германские войска несут большие потери в живой силе и технике. Враг вынужден отступать, спасаясь бегством. Все Правобережье излучины Дона вплоть до линии Юго-Восточной железной дороги - эта огромная оккупированная территория для фашистских войск стала пороховой бочкой. Во всем Придонье активизировались военные действия Сороковой Красной Армии. В полосе Юго-Восточной железной дороги по обе стороны свою активность показали подпольщики и партизаны. У германского командования не хватало в наличии военных сил, чтобы восстановить пошатнувшееся положение. Оккупационные власти лишились поддержки воинских частей, которые приходили в Придонские села, деревни, железнодорожные станции Подгорную - Сотницкую - Россошь и в Кантемировку и через некоторое время уходили на фронт. Теперь в распоряжении местных комендатур были только полицейские силы, да аппарат оккупационных властей, что облегчило подпольщикам и партизанам подрывную работу против оккупантов.
Германское командование обеспокоилось замедленной доставкой снарядов и патронов на фронт. В тех местах, где они хранились в складированном виде всем военным подразделениям было приказано сохранить их в целостности и неприкосновенности до прихода специального военного автотранспорта.
Взрыв военного склада в рождественскую ночь и срочный уход большого обоза фольксштурма со снарядами и патронами - поставило местную комендатуру в тяжелое положение. Коменданту Маейеру приносили ежедневно сообщения о нападении партизан на полицейские посты, на военные объекты, железную дорогу, поезда.
Собрав своих подчиненных в своем кабинете, Майер распекал полицейских:
- Мне пришлось вас собрать из всех населенных пунктов. Нам надо сохранить на станции Сотницкая склад с горючим до подхода автотранспорта и танков. Они будут заправляться здесь. Их приход ожидается со дня на день, так как идут ожесточенные бои с русскими. Вы будете этот склад охранять круглые сутки. Общее руководство возлагаю на начальника полиции Добчика.
- От кого охранять? - спросил Свинарь.
- От русских диверсантов, подрывников, подпольщиков, партизан.
- Как их можно отличить от простого населения? Что-то ни одного подпольщика невозможно увидеть. Тогда как же их поймать?
Нас каждую ночь подстерегает беда. Партизаны и диверсанты действуют свободно у нас в тылу, хотя в этой местности нет больших массивов леса за исключением Скорорыбского леса, они тщательно скрываются в небольших зарослях кустарников, в оврагах. У них есть союзник - темная ночь, непогода. Это говорит о том, что вся территория по обе стороны железной дороги насыщена партизанами и разведчиками русских, - говорил комендант. - У меня сводка за неделю. Партизаны взорвали на шоссейной дороге два моста, повредили связь между Острогожском и Россошью. Фактически уничтожили обоз с боеприпасами и автомашину с горючим. На станции Сотницкой вчера взорвали склад с боевыми припасами. Меня удивляет одно: как подрывникам удается бесследно скрываться от ареста. Это говорит о том, что все полицейские работают плохо. Возможно население скрывает русских бандитов. Мы даже не знаем, где расположены их базы подпольщиков, кто их снабжает продовольствием, кто информирует о передвижении немецких войск и боевой техники.
На железной дороге, - продолжал Майер, - тяжелейшее положение. Мы больше устраняем повреждения, чем от бомбардировок русскими с воздуха, все меньше и меньше доставляем боеприпасов на фронт. Скоро железная дорога может остановится совсем. Это грозит катастрофой для всей армии. Может кто из полицейских связан с подпольщиками и помогает им? Таким будет сразу расстрел или публичная виселица, - пригрозил Курт.
Здесь сидят старосты. - продолжал комендант, - с Никольского, Ворошиловки, Поповки, Сотницкой, Кокаревки, Сухой Долины, Молота, поселка Куток. Ни один из вас не донес в комендатуру о неблагонадежных или подозрительных лицах в ваших селах. Старосты повинны в скрытии преступников и большевиков.
- Я не желаю слушать ваши оправдания и доводы, - громко сказал Курт, - в свою защиту. Приказываю: склад с горючим сохранить, живым или мертвым доставить подпольщика. По всем селам старостам составить списки недовольных людей и представить в комендатуру для принятия мер. У виновных будут сожжены дома.
Еще раз предупреждаю, - уже зло говорил Майер, - оставшиеся два склада тщательно охранять, чтобы отходящие части могли получить все необходимое для борьбы против русских! - закончил Майер.
Все ближе подходил фронт. Советские самолеты появлялись каждый день, то обстреливали, то бомбили поезда, станцию, обозы на дорогах.
Итальянское командование с Дона сообщало в штаб и комендатуру о большом движении русских войск на Дону. Возможно готовится широкое наступление по всему фронту.
Итальянские штабы не ошибались разве лишь в сроках наступления. Но эти сроки определяло советское командование по своим соображениям.
Советское командование для наступления в Острогожско - Россошанской операции привлекло Сороковую армию, Восемнадцатый строевой корпус, Третью танковую армию. Седьмой кавалерийский корпус, авиационное прикрытие войск возложено на Вторую воздушную армию. Полоса наступления советских войск была протяженностью в двести пятьдесят километров.
Этой секретной военной операции русских Майер не знал, как и его посредственный начальник полковник Штаубе.
Из комендатуры от Майера вышли все полицейские со старостами, молча с поникшими головами. Пролетевшие советские самолеты "петляки" - эти бронированные воздушные танки, навели страх у всех полицейских за их службу немцам и за предательство перед своим народом. Они шли по улице мимо нашего дома кучкой, о чем-то переговариваясь между собой, но понять было о чем - невозможно.
- Откуда столько полицаев появилось, - промолвила мама, увидев их со двора. - Забирать кого-то пошли?
- Майер, наверно, что-то им говорил, - ответил ей. - Зря не ходят.
- Бежать, наверно, собрались от наших?
- Если побегут, то они и нас с собой прихватят для живого щита.
- Что ты, сынок, говоришь?
- На поезде ты вчера сама видела, как в вагонах повезли наших людей в Германию.
- Неужели и нас ждет такая участь?
- Не могу знать.
- Сколько же нам еще терпеть придется от их неприятностей?
- Враги они и есть враги. Сами на себя надели ярмо предателей. Вот и выслуживаются перед своими холуями. Это они уже заслужили. Гроза над ними уже собирается великая, справедливая.

Памятный день

Зима в январе сорок третьего года была холодной, ветреной и вьюжной. Целыми сутками мело снег, засыпая дороги. Полицаи безжалостно выгоняли жителей на расчистку дорог, засыпанных толстыми слоями смерзшегося снега, чтобы могла пройти германская техника на фронт. Люди измучились, проклиная немцев и полицаев.
- Скорее бы все германские морды поиздыхали, - ворчала мама. - Уже сил нет, а полицаи гонят на расчистку дорог.
- Будь проклята вся их техника, скорее бы все с ней застряли бы фрицы, чтобы наши из орудий все их танки подожгли, - причитала Устя! - Сколько же этих танков у Гитлера?
- Тут зима на нас накатилась со снегом и морозами, - говорила Тоня. - Эту бы зиму направить на Берлин, чтобы у фюрера задницу приморозило.
- Полицаи бегают как борзые собаки возле нас, - говорила Анна. - Не дают даже на замерзшие руки подышать. Лопату уже не могут держать. Хотя бы наши стали на гадов наступать, чтобы всем полицаям головы свернули за их издевательства.
- Может дождемся, когда наши мужья изгонят от нас всю эту фашистскую мразь, - сказала мама. - Мужья-то наши должны помнить о нас.
Не успел после взрыва склада с боеприпасами уехать после Рождества обоз фольксштурма на станцию Россошь, как к вечеру приехал в село второй такой же обоз фольксштурма по уже расчищенной дороге. Немецкое командование боялось, что начнется снежная буря и обозы будут застигнуты на дорогах в снежном плену. Земляки над ними скулили:
- Итальянцы уехали на Дон, фольксштурмисты под Сталинград. На Дону все итальянские вояки наверно уже замерзли, так эти поехали их отогревать, - говорили другие.
- Или хоронить. Тут им не Европа и не Италия, - язвили третьи. Каких только не наслушаешься разговоров от сельчан, находясь среди них на проклятых дорогах.
- Если наши погонят фашистов, то от Дона до Берлина далеко им бежать, - слышалось от женщин.
- Да и нашим нелегко придется гнать со своей земли этих мерзавцев, - слышалось во второй стороне.
В середине дня стали раздаваться сильные взрывы.
- Это бьет наша тяжелая артиллерия, - сказал кто-то из стариков.
- Ты не обознался, дедушка - спросил я. - Может это немцы стреляют?
- Нет, внучок, я еще с первой мировой запомнил как рвутся немецкие и наши снаряды. Слава богу подают свой голос наши родненькие сыночки с Дона.
Значит, парни мои дорогие, наша сила поднялась во весь свой богатырский рост и показывает свой грозный кулак германским волкам - супостатам.
Прогремело еще несколько разрывов снарядов. На повороте дороги показался „Опель", который на большой скорости промчался к станции Сотницкой.
- Господа офицеры проехали, - сказал дед с большой окладистой бородой в старой шапке-ушанке.
- Не понимаю, зачем наши артиллеристы били с дальнобойных орудий, - спросил у деда.
- Видно артиллерия делает специальный пристрел снарядами для поражения вражеских целей. Если бы хоть один снаряд попал в "Опель", это было бы хорошо, - сразу несколько важных офицеров сразу бы души свои отдали Господу Богу.
- Зачем они поехали на станцию?
- Видимо интересуются складами с горючим. А так им на станции делать нечего.
- Может проверяют дорогу - в проезжем или в непроезжем состоянии, - спросил Васищ.
- Если это так, то где-то есть транспорт. А ему всегда надо горючее, - говорил дед. - Думаю, где-то случилось важное дело, раз немцы всполошились. Наверно горючее очень понадобилось, чтобы от наших удрать на Острогожск...
Двенадцатого января сорок третьего года началась Острогожско - Россошанская военная операция на правом берегу Дона, одобренная генералом Жуковым. Противник для обороны сосредоточил тринадцать своих дивизий - итальянских и немецких. В их распоряжении находились военные склады с оружием и боеприпасами.
Загудели самолеты. Мы бросились врассыпную с дороги, чтобы не попасть под бомбы, если летчики начнут их бросать. По железной дороге в это время шел воинский поезд. На него летчики обрушили свой бомбовой удар.
Бомбардировка сопровождалась пулеметным обстрелом остановившегося поезда. Толи от взрыва бомбы или от попадания пули в котел паровоза, паровоз взорвался, вагоны исковерканные лежали на боку.
- Бежим! - крикнул дед. - Сейчас тут будут немцы собирать убитых и раненых.
Схватив в руки лопаты - побежали. Полицейские попытались остановить всех работавших на очистке дороги, но не смогли.
Первым к месту бомбежки подъехал "Опель" с офицерами во главе с полковником Штаубе. За ним крытые автофургоны. Шум, крики раненых, общий гвалт царит возле поезда. Над вагонами поднималось пламя, но тушить его было некому.
- Прицельно вели бомбежку наши летчики, - сказал дед, - Взорван не только поезд, но и железнодорожный путь. Движение поездов через станцию
Сотницкая оказалось заблокированным. У немцев остается только автотранспорт.
Не исключались мотоциклы, танки.
У взорванного поезда „Опель" с офицерами долго не задерживался. Лишь полковник Штаубе сердито промолвил:
- Где же были наши истребители миссершмидты, что не отогнали русских от поезда?
Но его вопрос остался без ответа.
Офицеры походили, посмотрели на исковерканные вагоны, на носилки с ранеными и убитыми, сели и уехали в сторону Поповки и Подгорной.
Мать пришла раньше домой, спросила меня?
- Ты со своими дружками не попали под бомбежку?
- Видишь, цел, здоров, но замерз окончательно.
- В землянке тоже холодно, топить печку нечем.
- Я сейчас наберу соломы в рядно и принесу, затопим и нагреемся... Полицаи ходили по домам, всех предупреждали:
- В свои дома не входить, прибудет воинская часть на отпуск!
- В свой дом стало нельзя заходить, - сердилась мама. - Смотрите какие новые хозяева нашлись, - сказала полицаю.
- Не разговаривать! В комендатуру захотела попасть. Это можно сделать.
- Сам там будь у своего коменданта. Тут мы без тебя обойдемся!
- Брось с ним разговаривать! - сказал я. - Он такой же негодяй как и все остальные.
Это какие же немцы сюда к нам приедут иди придут?
- Наверно те, что удрали с передовой. Итальянцев оставили держать оборону по всему фронту.
- Это им не в жаркой Эфиопии воевать. В России и на Дону генерал - Мороз по-своему командует.
- Так это хорошо.
В этот памятный день, когда усилились взрывы снарядов дальнобойной советской артиллерии, появилась надежда у людей на скорое освобождение от фашистского рабства.
Край неба вечерней порой в стороне Дона полыхал багровым светом от разрыва мин и снарядов. В середине ночи явился Клепак. Он коротко сообщил: "Немцы от Дона отступают. Немецкую пехоту надо оставить без горючего. Выполняйте"...
Ночью прогремел взрыв. Огромное пламя пожирало все, что ему попадало на пути. Утром пламя охватило весь склад с горючим. Гудел огонь, бушевало пламя, рвались бочки с бензином. Раздались автоматные очереди...

Агония врагов

Шли дни. Сельчане жили в напряжении. Начавшаяся Острогожско - Россошанская операция двенадцатого января сорок третьего года успешно осуществлялась нашими войсками. Ежедневно над нашей территорией появлялись краснозвездные самолеты и обязательно каждый находил себе вражескую цель для бомбометания.
Германские войска терпят поражение. С места боев немецкий автотранспорт везет раненых для отправки теперь уже на станцию Острогожск, а с нее в Германию на лечение. В поведении немцев появилась какая-то нервозность, словно их всех поразила электрическая искра. Увидев немецкие санитарные машины, мама промолвила:
- Это какие же надо вести нашим солдатам бои, чтобы ранить столько басурманов?
- Кроме раненых - есть убитые, - сказал я.
- Но я их не вижу.
- Может в другом месте хоронят.
- Возможно и в Германию отправляют только другой дорогой.
- К чертям собачьим скорее бы изгнали с нашей земли. Надоело навею немчуру смотреть, на все их проделки над нами, - говорила мама. - Не знаешь что случилось на станции? Склад о горючим полыхает как гигантский костер. Дым до самых облаков поднялся. Его наверно видят жители донских сел, тоже радуются, как мы и как наши солдаты гонят этих бандюг в Германию.
Что-то на улицах не видно полицейских, не ездит в кошевке на коне староста. Может все собрались у коменданта совещаются как потушить пожар?
- Возможно. Но уже дело непоправимо. Пожар будет полыхать пока не сгорит бензин и вся солярка.
Послышались взрывы со стороны Дона, но теперь более отчетливо, чем раньше.
- Значит наши стали еще ближе и подходит к нам, - сказала мама. - Скорей бы это случилось.
Канонада слышна была, весь день и даже вечером. Всем жителям хотелось увидеть наших родных солдат, которых не видели многие месяцы. Канонада гремела, а солдаты не приходили, немцы не уходили. Люди побаивались немцев, которые могут сделать много неприятностей перед своим отступлением.
Ночью над станцией Россошь стояло светлое зарево от пожаров. Через ровные промежутки времени появлялись светлые вспышки - всполохи от разрыва снарядов.
- Работает наша тяжелая артиллерия, - говорили старики. - Она в любой момент может ударить по нашей станции и по нам.
Но удар был намечен с другой стороны, о которой лишь предполагали раньше.
Крытые автофургоны с ранеными немцами, стоявшие у здания немецкой комендатуры в обед были отправлены. К зданию комендатуры подъехали на санях и верхом на лошадях полицейские со всех окружных сел, ловить партизан. Увидевшие сельчане полицаев, забеспокоились, заговорили:
- Сейчас начнут рыскать, ловить невидимых неуловимых партизан и подпольщиков.
К комендатуре подъехал „Опель". Из него вылез полковник, за ним офицер эсэс. Они пошли в здание. Стояли возле крыльца полицейские с начальником Добчиком переговаривались:
- Что-то обсуждать будем важное. В Поповку с Вакулавки от Дона на последних каплях горючего пришли автомашины и танки. Командующий части полковник Циммерман и офицер эсэс приехали посмотреть склад с горючим, чтобы заправить технику. А что увидели? Дым от горючего! - сказал Свинарь.
- Как не обсуждать, если немцы по всему фронту отступают.
- Немцы естественно убегут, а куда нам бежать? - Следом за ними, - сказал Добчик. - Мы же им служили и помогали.
- Вот за это за все мы попадем в Сибирь, - отозвался Федчук. Линия фронта неумолимо приближалась к станции Сотницкая. Немецкое командование пыталось всеми силами остановить наступление русских, носил не хватало. Шло отступление. Как поступить с местным населением, тревожило коменданта Майера.
На крыльцо комендатуры вышел староста Михай, громко сказал:
- Заходите к господам офицерам, ждут!
- Вспомнили о нас, - кто-то промолвил.
- Сейчас начнут шкуру снимать, два склада не уберегли. Один до сих пор горит с горючим!
- Заткнись, - злобно бросил Свинарь. - Так тошно!
Полицаи зашли в здание, плотно закрыв за собой дверь. На посту у дверей оставили Вороха.
Через час работы к комендатуре подъехал мотоциклист из Поповки. Он что-то сказал Вороху - быстро скрылся за дверью. Так же быстро мотоциклист вернулся, затарахтел выхлопной трубой и уехал. Через десять минут вышел полковник Циммерман - похож на борова с круглыми глазами и щуплый офицер эсэс. Сели в "оппель" и уехали в Поповку, не солоно хлебавши. Транспорт и техника стоит, горючего дни заправки нет, русские приближаются.
Промывка полицейских мозгов продолжалась до самого вечера. Комендант кричал, ругался, грозил, свирепел, если его мысли не поддерживали полицейский начальник и староста. Все его мысли сводились к карательным действиям да притом неоправданным. Курту срочно было отправить свой доклад в штаб полковнику Штаубергу для своего оправдания перед его приказом. Полицейские и староста вышли на улицу молча, мрачные, сердитые. Сели на лошадей и сани, тронулись молча и поехали в свои села, нахлестывая кнутами своих лошадей, застоявшихся на холоде. Навстречу им в Сотницкую входила немецкая воинская часть. Непонятно-то ли движется на фронт, то ли с фронта в село на отдых. Без всякого разговора выгнали из домов хозяев, сами расположились в их квартирах. Автофургоны поставили под стены домов, остальные на площади, где летом базировалась итальянская походная кухня.
О результатах совещания полицаев и принятых решений сельчане узнали ут¬ром. Это было зверское решение и его исполнение, вызвавшие неукротимую ненависть к врагам.
- За ужином мама сказала:
- Не к добру приезжал полковник - боров Циммерман. Чует мое сердце что-то не доброе.
- Гитлеровцы никогда не делали добра. От них одно только свинство ожидай.
Спать в землянке ложились одетыми. Печку топить было нечем. Удалось лишь
принести охапку соломы со скирды. Солома сгорела в считанные минуты. Кирпичи еле-еле стали теплыми. Мороз забирал все тепло.
Ночью явился связной. Он коротко сообщил: "Завтра облава. Всем скрыться. Немедленно уходить в Скорорыбский лес с оружием. Дорогу перекрыть на Копанки".
Васищ, получивший сообщение от Клепача, задумался: "Что-то грозит нам серьезное. Зря в такую ночь Горбань не послал бы связного к нам, если бы нам не грозила опасность". Приказ не обсуждают. Его выполняют...
В борьбе за правое делю наши люди, знающие цели борьбы, как хозяева своей судьбы, не покорились слепым силам гитлеровского фашизма, не потеряли контроля за своими действиями, не отказались от своих убеждений перед лицом неумолимой смерти.
К утру в землянке царил дикий холод. Все, что можно было надеть на себя, одели, но холод морозил тела всех обитателей жилища.
- Что делать? - сама себя спрашивала мама. - Где взять хоть немного дров или кизяков. Все уже сожгли.
Девчонки Наташа, Катя, Нина, брат Вася все сбились в один угол, набросив на себя даже половые дерюжки.
- Мама, нам холодно. Мы дрожим, замерзаем, - со слезами говорила Наташа.
- Что же, мои доченьки, я могу сделать. У нас сейчас нет ни какого сухого чурпачка на дрова. Последний плетень вчера вечером немцы разобрали на дрова и сожгли в нашей печке в доме, чтобы им было тепло спать всю ночь. Ох, детки мои детки, как же нам жить дальше сама на знаю. Умирать-то не хочется. К нам на помощь пробиваются через линию фронта наши солдаты. Это они с орудий стреляют по вонючей немчуре. Взрывы уже хорошо слышны.
- Мама, я уже нос свой не чувствую, он замерз, - тихо промолвила Катя.
- У меня руки замерзли, - отозвалась Нина.
Молчал лишь один маленький Вася. Все терпел.
На дворе начало светать. Обозначился еле видный квадрат замерзшего окошка. Мама в фуфайке вышла из землянки на улицу. Увидела ее соседка Устя, спросила:
- Что не спишь?
- В землянке один дикий холод. Все дети замерзли.
- У меня тоже самое.
- Что делать? Не знаю! Топить нечем!
Неожиданно через улицу услышали голос Тони:
- Знаете что, бабы, я тоже замерзла. Пошли к скирде, наберем по вязанке соломы и затопим печки. Не замерзать же нам?
- Патрули могут нас задержать, - сказала мама.
- На улице ни одного не вижу. Пошли!
Замерзшие женщины стали в свои рядна набирать солому. Работали быстро, радуясь, сейчас затопят печки и хоть немного потеплеет в землянках. Только начали поднимать вязанки с соломой, как услышали грозный оклик:
- Стой! Ни с места! Стрелять буду! - услышали голос полицая Федчука, вышедшего из-за угла скирды и ждавшего, пока женщины не закончат брать солому.
Женщины от неожиданности оторопели, с плечей сбросили на землю вязки соломы.
- Зачем воруете немецкую собственность? - сказал Федчук.
- Это наша, колхозная солома, - сказала мать.
- Зачем брали?
- Печки подтопить, дети замерзли.
- Меня дети не интересуют. За воровство германской собственности полагается расстрел.
В разговор вступила Устя:
- Федчук, у тебя тоже есть семья, небось в тепле всю ночь спала. А мы замерзали. Что тебе жалко соломы?
- Не жаль, если скажете, где прячутся подпольщики, партизаны. Сейчас вы арестованы. Скажете отпущу!
- У нас нет никаких партизан, - сказала мать.
- Хорошо. Шагом марш в комендатуру. Там скажете все, что надо коменданту. У меня уже давно на подозрении твой сыночек, а также Николай деда Швеца, Булкович, Васищ. Обо всех уже знает комендант.
- Сволочь ты настоящая - сказала мать.
У комендатуры арестованных встретил Добчик и Свинарь. Начальник полиции спросил:
- Кто такие?
- Федчук арестовал и привел сюда, - ответила Устя.
- За что?
- Солому воровали у скирды, как немецкое имущество, - ответил Федчук.
- Всех в подвал. Потом разберемся. Утром при народе всех расстреляем.
Захлопнулась дверь подвала, заскрежетал ключ в замке. Сколько всем женщинам быть в подвале - они не знали...
На утреннем морозе один за другим зарычали автофургоны. В кузовах сидели солдаты, ежась от мороза и холодного ветра. Подъехал на "оппеле" полковник Штаубе. за ним полковник Циммерман, на крыльцо вышел комендант Майер. Начальник полиции Добчик подошел к Майеру, вытянулся по швам:
- Начинаем операцию, как вчера было решено. Солдаты село берут в кольцо, из домов всех выгоняют на улицу, постепенно кольцо сжимают. Каждому полицейскому работать на своей улице, как было предписано вчера.
- Ты отвечаешь со старостой за общий сбор населения, - сказал Курт, - и перед полковниками Штаубе и Циммерманом и перед всей оккупационной властью.
- Я, я, - (да, да) - ответил полковник Циммерман. - Арбайтен! (работай).
Циммерман махнул рукой обер-лейтенанту Кнаусу, стоящему у автофургона и
командовавшего солдатами.
- Начинай! Германии нужна рабочая сила! ...
Обер-лейтенант дал команду. Солдаты спрыгнули с кузовов, кинулись окружать село. Дробчик с полицейскими побежал тоже.
Уже орудийный гром хорошо был слышен на горизонте. С каждым часом становится все громче и слышнее. Сельчане радовались:
- Скоро придут наши солдаты!
Но радость оказалась преждевременной и омрачилась горькими слезами. Полицейские врывались в дома. Выгоняли жителей на улицу и всех гнали на площадь. Повсюду крики женщин, ругань полицейских. Солдаты планомерно безжалостно гнали людей на площадь. Началась настоящая агония оккупационных мастей. Сейчас жизнь человека ничего не стоила.
Чем ближе раздавались взрывы снарядов, тем яростнее работали прикладами и кулаками немцы и полицейские. Они насильно загоняли людей в кузова фургонов. Кто-то уже успел составить списки.
Староста Михай, смотрел в список и направляя молодых девушек и женщин в первый ряд автофургонов, остальных женщин и подростков в другой ряд. За всей этой агонией спокойно наблюдали полковники Штаубе, Циммерман, майор комендант Курт Майер. обер-лейтенант Кнаус. Крики женщин их не тревожили и не бередили ни одному душу. Им было даже весело, что операция выполняется по строго задуманному плану по отправке рабочей силы для работы в Великой Гер¬мании, ас другой стороны уничтожают потенциальных противников Германии в будущем.
Обер-лейтенант Кнаус доложил полковнику Штаубе:
- Погрузка ост-арбайтеров закончена!
- Шон! (хорошо), - сказал полковник. Поедешь со мной. Сдашь всех в концентрационный лагерь. Оттуда всех увезут в .Германию.
Загудели сердито двигатели, тронулись машины - фургоны с людьми. Криками огласилась вся площадь, когда тронулся первый ряд машин.
По станции Сотницкая стала бить наша артиллерия. Полковник Циммерман заторопился. Подозвал к себе начальника полиции Добчика, приказал:
Второй ряд машин пригонишь в Поповку, среди которых есть партизаны и подпольщики. Я уезжаю впереди на "оппеле". Там уже арестовали большую группу подпольщиков и партизан. Всех соединим, загоним в сарай и дадим возможность подышать запахом жаренного собственного мяса своих тел.
Полковник сел в "'оппель". Подскочил староста, спросил:
- Что мне делать?
- Оставайся. Ты в Германии не нужен, как и твои полицаи с начальником Добчиком.
Но этих слов не слышали Добчик с полицейскими и староста. Они гнали в Поповку парней и девчат на расправу, как с партизанами.
Артиллерийские снаряды удачно накрывали цели на станции Сотницкой. Староста, омраченный отказом полковника уехать в Германию, увидел, как взорвался снаряд над германским шпалорезаком, который пригнали немцы со станции Россошь для порчи железной дороги - всего пути. Мы его называли просто - шпалорез. Его тянул паровоз, а шпалорез крючковатым серповидным ножом резал после себя шпалы пополам, чем впоследствии задерживается ремонт и пуск в работу железнодорожного пути.
- Добре хлопцы стреляют, - сказал староста и отошел от здания комендатуры. - Ведь могут снарядом разнести всю комендатуру и меня убить.
Автофургоны отошли от станции Сотницкая километров пять. До Россоши оставалось полчаса езды, что радовало обер-лейтенантаКнауса: "Приедем, сдам этих остарбайтеров и с удовольствием пойду в бар выпить бокал пива", - думал он.
- Панцири! (танки) - успел промолвить фаренфюрер (шофер).
- Хальт! (стой), - крикнул полковник Штаубе, но уже было поздно, увидев вспышку дыма из орудия танка. Снаряд ударил в двигатель. Взрыв. Все убиты.
- Наши танки! Наши танки! - кричали люди, выпрыгивая из автофургонов.
Охрана открыла огонь из автоматов. Короткая схватка. Танкисты с пулемета уничтожили немцев. Освобожденные люди с великой радостью обнимали танкистов, целовали, плакали. С большой радостью шли домой. Раненых везли на танках...
...С невероятно большой опасностью для жизни просочились мы по одиночке после сообщения Клепача и приказа Васищева из села - со мной моим товарищам. Каждый из нас сознавал, что находится на острие бритвы. Необходимо было найти силы и напористость, чтобы незаметно добраться по дороге до Скорорыбского леса. Ведь по этой дороге тоже ночью могли продвигаться немецкие войска, встреча с которыми нам была не выгодной и опасной.
Сомнение в безопасности вызывала у нас опушка леса, к которой мы приближались. Ведь никто из всей группы не знал, что мы можем кого-то встретить. Ведь гитлеровцы, объявив охоту - облаву на партизан - подпольщиков, могли выставить на опушке леса свою секретную засаду, в лапы которой мог попасть любой, оказавшийся на дороге. Тем более, что до леса осталось пройти менее полукилометра пути.
- Это самое опасное место для нас, - сказал Булкович. - Был бы день, так хоть бы следы видно было, а ночью ничего не видно.
- Что будем делать? - сказал я, остановившись на дороге. - Дальше идти опасно.
- Кромка леса у самой дороги, - промолвил Васищ. - В кустах может быть засада.
- Волков бояться - можно в лес не ходить. Пошли, там видно будет, - твердо сказал Николай.
- Я с тобой не согласен, - ему отвечаю. - Сколько шли в ночной темноте, а на рассвете можем быть перебиты! Нужно разведать, а потом двигаться.
- Остается самый опасный участок дороги, - сказал Васищ. - Горбань на нас надеется, что мы его не подведем, задание будет выполнено. Ведь здесь где-то скрываются наши старики - деды кузнецы. Они ведь вооружены. От них можем получить пули в лоб.
- В таком случае я пойду в разведку, - предложил Булкович.
- Я с тобой, - предложил себя.
- Нет, - возразил Васищ, - двумя не будем рисковать. Иди Булкович. В случае чего успей даль выстрел, чтобы предупредить нас.
Стоим у стожка сена возле дороги. Вроде нет ничего особенного и страшного. В опасный путь ушел наш товарищ. В этот момент сознание работает обостренно: жив будет Булкович или погибнет? Минуты ожидания товарища и его сигнала для нас превратились в вечность.
Рассвет медленно загнал темноту в глубь леса. Солнце поднялось над
горизонтом большим красным морозным шаром. Опушка леса четко виднелась на фоне белого снега. Булкович не подавал никаких сигналов.
Мы прислушивались, но выстрела не было. Зато в стороне станции Сотницкой забухали взрывы. Кто стрелял, куда, в кого - нам не было известно.
- Видимо наши стреляют, - промолвил Николай.
- Или немцы не пускают наших, - добавил Васищ.
- Просто идет бой. Мы слышим его отзвуки.
Я посмотрел в сторону опушки леса. На дороге стоял Булкович:
- Смотрите, машет рукой. Значит засады нет.
- Винтовка хоть в руках у него, - сказал Николай. - А не могут у него ее взять, а его самого с пустой винтовкой послать на дорогу, чтобы нас позвал?
- Я внимательно смотрел, чтобы заметить хоть какое-нибудь движение.
- Винтовка в руке. Машет рукой. Идем!
- Всем нельзя идти, - сказал я. - Пойду один, чтобы удостовериться, что для нас нет никакой опасности. Может старики его к себе не допускают, а он нам сказать этого не может. Ведь они тоже в этом районе скрываются.
- Правильно говоришь, Каретин. Иди, мы понаблюдаем, - сказал Васищ.
Я пошел, не бросая из руки гранату Ф-1 на всякий случай.
Дальние взрывы казалось становились ближе. Это ободряло. Но с другой стороны мороз донимал все тело основательно. Ноги и руки замерзли.
- Почему так долго не подавал сигнал? - спросил я.
- Потому что увидел - здесь нет никакой засады. Чтобы согреться хоть немного - в стожке сена сделал нору, расширил ее внутри, чтобы нам всем можно было залезть во внутрь и согреть своими телами друг друга хоть немножко.
- Да. как было бы сейчас хорошо выпить хоть по стакану горячего чая, - сказал я.
- Об этом забудь. Но согреться можно.
- Как? Друг друга потолкать?
- Нет. Надергать сена и поджечь.
- Ну ты даешь. Немцы сразу как увидят дым, так поймут, что здесь партизаны. Нам будет сразу каюк!
- Я разведал. В глубине леса есть ложбинка или промоина. Унесем туда по охапке сена, подожжем и согреемся. Дым по лесу разойдется незаметно.
Я махнул рукой Васищу и Николаю. Они спокойно подошли. Я ознакомил их с предложением Булковича. Оно удовлетворяло нас. Да и другого выхода не было.
- Приступим к делу, - сказал Васищ. - Дергаем сено и несем в ложбину. За дорогой следит Николай. - В этом районе есть землянка. В ней должны укрыться наши деды - кузнецы.
Сено хотя было сухим, но горело плохо, много было дыма и он не расстилался по лесу, как думали, а поднимался вверх. Пришлось подбрасывать снег, чтобы меньше дыма поднималось от костра.
Прошла половина дня. Ничего подозрительного не было. Вся дорога от леса и вдоль была видна как на ладони. Мы сменялись на посту попеременно. Хотелось кушать и пить. Жажду утоляли снегом, вместо еды - ели с хрустом мерзлую красную калину. Вернувшийся с поста Булкович, заявил:
- Может мы тут зря находимся?
- Зря нас не послали бы? - сказал я.
Неожиданно услышали голос:
- Эй, кто там костер палит?
- Ложись, - крикнул Васищ. - Оружие к бою? Скрыться за стволы дубов.
Огонь открывать по моей команде.
В тишине снова раздался голос:
- Один по ложбине пусть идет на переговоры, - услышали мы.
- Что делать? - сказал Булкович.
- Каретин, иди на переговоры. Мы тебя прикроем огнем! - приказал Васищ.
Оставив автомат, с двумя гранатами Ф-1 в карманах пошел по ложбине на голос. Одновременно думал: "Если бы нас выследили полицаи, то они бы нас окружили. Но голос только с одной стороны? Все равно настораживает. Может это ловушка, чтобы отвлечь наше внимание от других сторон и ударить нам в тыл? Но раз предлагают переговоры, то надо идти. Только переговоры всегда предлагают сторонам воюющие стороны. А у нас не было никакого боя и даже перестрелки, - думал я, идя по глубокому снегу.
Я шел. В лесу тихо. Никто больше никакого голоса не подавал. Поравнялся с толстым стволом старого дуба. Из-за него вышел человек в снегу.
- Это ты, Каретин? Как сюда попал? Я пошел узнать, что за дым идет?
- Я, - ответил ему. Это ты дедушка Охрим?
- Я, - ответил он. - Ну здравствуй, что тебя привело в лес?
- Я тебя по голосу узнал, дедушка Охрим, - сказал ему. - По одежде я бы никогда не узнал в таком тулупе и шапке - ушанке да еще с ручным пулеметом в руках и двумя фанатами РГД на поясе.
- Это нас снабдили тутошние партизаны своим вооружением, - сказал дед. - Ты один, Каретин, или с тобой еще кто пришел сюда в лес?
- Угадал, не один. Со мной Николай деда Швеца, Булкович, Васищ.
- Так зови сюда, наверно замерзли и проголодались?
Я отошел на поляну, чтобы меня увидели товарищи и махнул им рукой. Через несколько минут мы сошлись с дедом Охримом.
- Что ж, сынки, пошли к нам в землянку, отогреетесь горячим чайком.
Встреча была действительно желанной. Все четверо кузнецов Охрим, Елисеевич, Силаевич, Митрий были рады нам. Они хотели узнать, как дома, что творится в селе. Мы рассказали, что видели и знали.
- Нас сюда прислал Горбань для наблюдения за дорогой на Копанки, - сказал Васищ.
- Важная дорога, - сказал Охрим. - Мы уже сообщали нашим связным.
С поста пришел Николай, заявил:
- Уже обед, солнце во как поднялось высоко, а по дороге в Копаки и с Копанков никто не проехал. Да и будут ли двигаться немцы в это время?
Дальние взрывы стали ближе, отчетливее, словно сами приближались к лесу. В морозной тишине раздался свист. Васищ с поста подавал сигнал.
Мы к нему.
- Что случилось? - спросил я.
- Кажется по дороге едет машина.
Внимательно присматриваемся вдаль.
- Вижу машину, - промолвил Булкович. - Г рузовая!
- Вижу „оппель", - сказал Николай.
- Занимаем боевую позицию. Укрываемся за стволами. Каретин, беги к дедам. Пусть с пулеметом занимают позицию чуть дальше стога сена.
Прячемся за стволами дубов где гуще кустарники на расстоянии не более двадцати шагов друг от друга, чтобы можно было лучше наблюдать и стрелять.
- Бросаем гранаты, как только с каждым поравняется „оппель". - Вижу мотоцикл перед машиной, - крикнул Николай. - Бью по нему с автомата, так как на люльке пулемет.
- Все! Действуем! - дал команду Васищ - командир.
Затаились, каждый на своей позиции. Сердце учащенно бьется. Я ловлю на мушку автомата немецкий мотоцикл. За рулем немец в очках и каске, в люльке тоже немец в каске, руками держит перед собой на турели пулемет. "Спокойно, спокойно - приказываю себе". "Оппель" подкатывает ближе и ближе. Поровнял- ся со мной, пропускаю его к Булковичу. Мушка автомата на немце - водителе. Стреляю в него. Немец дернулся, мотоцикл завернул в сторону от дороги, с ходу на скорости перевернулся на бок. Пулеметчик, пытался приподнять мотоцикл, чтобы можно было стрелять из пулемета. Ловлю на мушку, даю очередь из автомата...
От взрыва первой гранаты "оппель"с разбитым стеклом, газанул, продолжил движение. От взрыва второй гранаты остановился и загорелся. Автомашина, объехав "оппель", пыталась прорваться из засады. Солдаты с кузова на ходу движения стреляли по нас. Автомашина поравнялась с кузнецами. Дед Охрим дал очередь из ручного пулемета. Из под капота повалил дым. Солдаты стали выпрыгивать через борт с остановившегося фургона, но попали под ураганный огонь стариков. Из "оппеля" вылез полковник Циммерман и Курт Майер с пистолетами в руках. Они стали стрелять по старикам, ранив Силаевича, Митрия. Пистолеты навели на Митрия и Охрима, но выстрелы не последовали - патроны кончились. Охрим с пулеметом подошел к Полковнику и Майеру, посмотрел на них, сказал:
- Хотели нас казнить перед народом, чтобы его запугать! Это вам не командовать в кабинетах. Мы сами над вами устроим суд...
- Все. Бой закончен, - радостно слетело у меня с губ.
- Надо возвращаться домой, - предложил Васищ. - Раз комендант убегал, то его выгнали наши солдаты и освободили население.
- А если комендант и полковник Штаубе ехали просить подкрепление, чтобы не дать возможности русским войскам забрать станцию Сотницкая? - сказал Булкович.
- Вполне возможен такой факт? - промолвил Николай. - Оставаться нам здесь уже нет смысла. Мы выполнили задание Горбаня. Об этом оставляем сообщение под пнем и уходим.
- Но старики - кузнецы не смогут дойти, - сказал Булкович. - Ведь они ранены.
- Оставим всех в землянке. Завтра придем за ними, - предложил Васищ.
Так и сделали. Деды не настаивали идти с нами, но просили про них не забыть.
- Ждите, вам помощь придет! - промолвил Васищ. - Пошли....
...В этот же день, только с утра в Поповке разыгралась трагедия. Поповские полицейские начали сгонять со всего села комсомольцев и молодежь. Аресты проводились повсюду по всем улицам. Женщины плакали, рыдали, кричали:
- По какому праву вы забираете наших детей?
Полицаи не слушали все причитания родителей и делали свое дело. Всех арестованных подводили к сараю, открывали дверь и заталкивали в сарай молодежь, но с сарая никого не выпускали. К обеду из Сотницкой приехал на "оппеле" полковник Циммерман и с ним Курт Майер.
- Сколько собрали партизан? - спросил Циммерман у старосты села Поповки?
- Кто был в наличии - все здесь, - ответил староста. - Сарай уже обложили соломой. Канистры с бензином приготовлены.
Добчик со своими головорезами подогнали к сараю сотничанскую молодежь. Спросил у полковника:
- Этих куда девать?
- Туда же в сарай загоняй!
- Смотри, чтобы никто не убежал, - сказал Майер.
Солдаты открыли дверь сарая. Добчик с полицаями прикладами загнали парней и девчат в сарай, в котором уже навзрыд громко голосили и плакали девчата.
Добчик лично колючей проволокой закрутил дверь сарая. Дал команду солда¬там и полицаям:
- Обливай бензином!
Загремели металлическим звуком канистры. Бензин заклокотал в горлышках канистр, разнесся запах бензина.
Раздался гул самолетов. Звено наших петляков с ходу ударило из пулеметов по машинам и немецким солдатам. Солдаты бросили канистры, стали разбегаться от сарая. Самолеты улетели, полковник Циммерман рявкнул:
- Поджигай? Пусть все узнают запах собственного жареного мяса со своего тела.
Пламя взметнулось вверх. Одновременно рванул снаряд.
- Панцирь! (танки), - закричали солдаты.
- Всем отбивать атаку русских! - крикнул полковник Циммерман. Тут же сел в "оппель" с Куртом Майером и Добчиком.
- Поехали по дороге на Копанки, - сказал фюрерфарен (шоферу) Гансу,  чтобы успеть уехать на Острогожск.
Танкисты с десантом на броне подоспели во время. Стены и крыша сарая уже объяты пламенем. В сарае крик, плач, причитания, крики о помощи. Танкисты открыли дверь сарая. Перепуганные на смерть парни и девчонки со слезами на глазах баз всякого стеснения обнимали и целовали танкистов и солдат, приговаривая:
- Спасибо вам, хлопцы, что спасли нас от смерти!...
Полковник Циммерман, прихватив с собой автомашину и мотоцикл с солдатами удирал с Поповки на Копанки. Но возле Скорорыбского леса попали в партизанскую засаду...
В этот же день, но уже после обеда советские танки вошли в село Сотницкое с ранеными сельчанами. Остановились на площади перед бывшей теперь германской комендатурой. Сюда пришли сельчане, они братались с нашими солдатами, приговаривая:
- Спасибо, вам ребятушки, что освободили нас от злых бандюг, - говорили старухи, обнимали солдат, целовали в щеки. Радости не было конца.
Анна оказалась рядом со старушкой Наталией женой деда Швеца в этой ликующей толпе, - спросила:
- Ты не видела моих соседок Ленку Каретину, Устю, Тоню?
- Разве их здесь нет? - спросила бабка. - Как видишь - не нахожу!
- Может их полицаи за солому в подвале расстреляли?
-Не знаю.
- Тогда пошли искать!
Вдвоем подошли поближе к зданию бывшей комендатуры. Зашли во внутрь здания, прошли по комнатам.
- Тут никого нет, - сказала Анна.
- Пошли посмотрим подвал, - предложила бабуля.
Анна, как более шустрая, выбежала из здания, подбежала к подвалу. Дверь закрыта на замок. Крикнула:
- Бабоньки, вы живы?
Прислушалась, из-за дверей услышала из подвала слабый голос:
- Живы, умираем, - это отозвалась моя мать.
- Сейчас выпустим.
- Подошли мужчины старики, спросили еще раз:
- Вы живы?
- Вроде отозвались, - сказал дед. - Только у нас нет ключа от замка.
Тут же подошел к молодому танкисту, спросил:
- Сынок, у тебя есть кувалда?
- Тебе зачем, отец, она понадобилась?
- В подвале люди умирают. На дверях замок висит.
- Как умирают? Почему они там?
- Немцы хотели их расстрелять сегодня перед нами!
- Пошли, показывай подвал. Кувалда справилась с немецким замком. Танкист отворил дверь, сказал:
- Кто жив - выходи!
Но из подвала никто не выходил.
- Зови людей, - сказали Анне, она кинулась на площадь. - Пошли, вынесем людей из подвала.
Толпа женщин и стариков пришли к дверям подвала. Из него танкист уже выносил еле живую женщину. Это была моя мать, полуживая, полузамерзшая. Вытащили и остальных.
Об этом освобождении мамы и женщин я узнал только вечером, когда со своими товарищами вернулся со Скорорыбского леса...
В этот вечер мы соломой натопили печь в своем доме и все замертво уснули по-человечески.
Агония гитлеровцев закончилась смертью. Добро восторжествовало над злом.
- Спасибо нашим солдатам, что освободили нас от злых бандюг, - сказала мама. - Какие страдания мы пережили. Никакой мерой их не измерить.
- Теперь будем жить спокойно, - сказал я. - Все у нас впереди.
На другой день утром я с Васищем поехали на лошадях в Скорорыбский лес за стариками - кузнецами. В селе их встречали как настоящих героев...
- Сыночек дорогой, мне стало совсем плохо. Я сильно простыла в подвале. Надо бы в больницу, но ни больниц, ни врачей нет. Пока в сознании говорю: если умру, то обязательно напишите отцу, как мы все время жили без него и дождались освобождения от фашистских варваров. Дай слово, что напишешь?
- Ты сама ему все расскажешь, когда приедет с войны домой.
- Не знаю, дождусь ли его?
- Не беспокойся, напишу.
- Мне становится хуже и хуже. Горят огнем на спине раны. Все тело болит, даже нельзя пошевелиться. Ночью стало совсем плохо. Она потеряла сознание. Начала бредить. Поднялся жар во всем теле.
Я с девчоками стоял возле кровати, смотрели на маму. Наташа, Катя, Нина не спят, мочат в холодной воде платок, кладут его на горячий лоб мамы. С нетерпением ждем рассвета и утра, чтобы привести к маме фельдшерицу...

Книга третья
ОСОЗНАННАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ
Вопрос решен

Успешное наступление наших войск для осуществления Острогожско-Россшанской военной наступательной операции привело к победе над гитлеровцами на фронте в двести пятьдесят километров. Пятнадцатого января сорок третьего года наши части завязали бой за станцию Сотницкая. Девятнадцатого января сопротивление гитлеровцев было сломлено. Станция с прилегающими к ней селами была освобождена и от итальянцев. Пять дивизий противника оказались окруженными в треугольнике Острогожск - Алексеевка - Карпенково. Восемь вражеских дивизий тоже были окружены плотным кольцом северо-восточнее города Россошь.
С девятнадцатого по двадцать седьмое января сорок третьего года в результата ожесточенного сражения Острогожско-Россошанская мощная группировка противника была полностью уничтожена.
Я преклоняюсь перед мужеством и храбростью наших командиров за их умение личным примером вести солдат за собой, утверждавших веру в победу над гитлеровскими захватчиками.
За освобождение станции Сотницкая от фашистов смертью храбрых пали в бою девятнадцать наших солдат. От меня, моей матери, сестер и братьев вечная память. Пусть наша земля будет им пухом.
После освобождения от фашистской оккупации жизнь постепенно налаживалась. В первую очередь в оставшихся постройках были открыты магазины, больницы, завезены продукты питания для населения. Местная власть отпускала населению продукты питания по карточкам сорок первого года - хлеб, крупу, масло, чтобы спасти людей от голода.
Больная мама, лежавшая в постели с высокой температурой целую неделю, тихим голосом спрашивала:
- Сынок, что делается в селе?
- Всем объявили: завтра получать карточки на март месяц. Это хорошо.
- Не знаю доживу ли до завтрашнего дня?
- Обязательно надо дожить. Температура у тебя начала спадать.
- Может я уже умираю?
- Нет. Фельдшер сказала - теперь все пойдет на поправку.
- Скорей бы.
Я с сестрами и братом радовались. Здоровье мамы стало улучшаться. Раны на спине перестали ныть. На щеках появился румянец. В глазах заискрилась надежда на скорое выздоровление. Окреп голос.
Не только маму, но и нас спасло то, что в доме теперь было тепло, так как
печку топили соломой. Природа и наши старания постепенно возвращали матери жизнь.
В один из прекрасных светлых мартовских дней повеяло весной и подул теплый ветерок с юга. Почтальон Тоня в дверь постучала.
- Откройте, вам пришли письма!
Какая же была у нас радость, когда Тоня из своей сумки подала маме одно письмо, потом другое, третье.
- Спасибо, соседушка, дай тебе бог здоровья, - с радостью благодарила мама Тоню.
- Читайте, я понесла дальше.
Мы расхватали письма-треугольнички с грозным штампом "Проверено военной цензурой". Стали распечатывать.
- От кого письма? - спросила мама.
- От нашего отца, - сказал я.
- Разложите их по датам отправления, чтобы можно было читать по порядку.
Первое письмо - ласточку - треугольник я читал с великой радостью. Письмо было написано на обыкновенном тетрадном листе в клеточку. Строчки написаны химическим синим цветом, большими буквами. Я читал: "Здравствуйте мои дорогие! С горечью узнал из сообщений "От Советского информбюро, что наши войска оставили Россошь и отошли к Дону. У меня, как будто что-то оборвалось в груди.
Я вроде не поверил раз не упоминалась в сводке Сотницкая. Все же написал вам письмо. Пусть военный почтальон его отправит вам по адресу.
У меня все нормально. Наша железнодорожная часть все время в работе. Германские бомбардировщики взрывают поезда и полотно, а мы восстанавливаем путь, чтобы к фронту быстрее доставлялись патроны, снаряды, продовольствие. Иногда бомбы рвутся возле нас. Половину месяца августа отлежал в госпитале. От контузии ничего не слышал. Как только слух появился - выписали в свою часть.
Вчера мне сообщили, что вы попали в оккупацию. Ждите, мы вас освободим. Всех целую и обнимаю. Ваш отец. 25 августа 1942 года. Действующий фронт".
- Наш папочка жив! - радовались девчонки.
- Где-то лежало письмо долго, - тихо промолвила мама. - Но дошло. Мы дождались.
Второе письмо было с датой двенадцатого января сорок третьего года. Отец писал: "Сегодня начинается наступление наших войск на Правобережье Дона. Ждите освобождения. Мы придем! ".
- Спасибо всем нашим солдатам, что не забыли нас, - промолвила мать.
Третье письмо имело дату восьмое марта.
- Почему такой большой перерыв между вторим и третьим письмами? - с тревогой в голосе спросила мама.
- Сейчас узнаешь, - и начал читать. "Извините, что долго не писал. Лежал в госпитале. При восстановлении железнодорожного полотна за Острогожском взорвалась немецкая мина. Трое было убито, двоих ранило. Одним оказался я в ногу. Уже начал ходить по палате. Если представится случай, то приеду долечиваться домой...".
- Наверно сильно ранен наш папа, - сказала Катя.
- Может завтра приедет, - промолвила Нина.
- Сначала подлечат врачи, потом только отпустят, - предположила Наташа.
- Врачам виднее - можно отпустить или еще лечить надо, - промолвила мама.
- Ведь папка, не указал какого числа его отпустят. Могут и не отпустить, так как нужно восстановить железную дорогу, - сказал я. - Письмо написано восьмого марта. Вот он пишет: "...поздравляю тебя, моя дорогая жена, с праздником восьмого марта и всех дочерей с Международным праздником. Желаю всего хорошего в жизни... Пишите о своей жизни, здоровье, на все ваши письма, я буду сразу давать ответы. Ваш папа".
Вообще в марте приходило по два и больше писем сельчанам со многих фронтов войны. Эти письма лежали в воинских частях, ожидали своего времени отправки по адресам. В селе в эти дни я видел, как одни люди радуются приходу писем, другие огорчаются, плачут, громко голосят по погибшим своим сородичам, проклиная фашистских извергов.
- Война продолжается, сколько еще придет похоронок женам, матерям, сестрам с фронта, - с сожалением сказала мама.
- Войны без потерь не бывают, - сказал я.
- Таких больших потерь, как у нас, не несла не одна война. Сколько искалеченных, раненых мужиков наделала война. Ведь они все были здоровыми, работали, воевали. Вашему отцу ногу покалечили. Как теперь он будет работать? Ведь легкой работы не бывает. Везде нужна сила и ловкость..., - разговорилась мама.
Мать постепенно выздоравливала, стала подниматься с трудом с постели, даже медленно проходила с одной комнаты в другую, смотрела в окна, видела как- теплая солнечная весна пробуждает природу. Сады, словно облитые молоком, стояли прекрасно цветущими и издавали прекрасный ароматный запах цветущих яблонь, груш, слив, терна, вишен, черемухи.
Из-за Дона возвращался домой эвакуированный колхозный скот. Постепенно восстанавливалось общественное хозяйство, налаживалась жизнь. Но еще во всем чувствовалась война, недостатки.
- Из-за германцев не смогли прошлой осенью посеять озимые культуры, - беспокойно говорила мама.
- Нечем было сеять. Да и никто не хотел работать на захватчиков.
- Сколько земли лежит не паханной? Теперь надо засевать поля хоть яровыми культурами.
- Пойдем на работу, вспашем и посеем, - сказал я.
В конце года с фронта пришел домой отец. Его комиссовали, как тогда говорили, вчистую, так как даже в железнодорожных войсках он уже не мог служить из- за больной ноги. Если до мобилизации у него была бронь, то теперь бронь с него была снята и военкомат его не тревожил.
При встрече мать спросила:
- Как жить дальше будем?
Отец ответил коротко:
- Как все. Руки, ноги есть, голова цела. Какая-нибудь работа найдется. Было бы здоровье. Не пропадем!
В один из зимних дней к нам пришел начальник станции Домнич - среднего роста, сухощав на лицо, с небольшими чёрными усиками. Он долго беседовал с отцом, а потом предложил:
- Приходи завтра. Кузьмич, ко мне. Я найду тебе работу в профсоюзе. Получишь хлебные карточки. Да и рабочий стаж будет засчитываться. Понимаешь - работать некому. Да и каждая копейка в доме нужна. Детишек надо кормить, одевать, учить. Подумай, поговори с женой.
- Что тут думать? Не пост же министра предлагаешь. Как ты думаешь - соглашаться или нет?
- Дело твое, - ответила мать.
- Тогда вопрос решен!
Я и сестры были искренне рады за отца. Лишь мать после спросила:
- Как твоя нога выдержит?
- А твоя раненая спина как себя чувствует? - сказал он матери.
- Не будем говорить. Надо работать. Война не кончилась! - сказал папа.

Отец

Главы этой книги разделены временем, которое шло по моей семье. Каждая глава, словно, отделена от другой, как вешки на зимней дороге, по которой надо было идти вперед, не взирая на опасности и невзгоды. Жизнь - это дорога. Никто никогда не знает, что может с ним случиться на этой дороге, на которой есть приятные для души моменты, но случаются и томительно - изнуряющие периоды, грозные события как холод, голод, неопределенность.
В тоже время на жизненной дороге ясно проявляются у людей лучшие черты характера, как верность долгу, патриотические чувства, бескорыстность, храбрость и мужество, ненависть ко злу и несправедливости. Если люди проходят все эти инстанции, то это уже жизненный подвиг. Пусть он малый, незаметный, порой годами неизвестный широкому кругу народа, но он совершен, живет в памяти, служит примером для поколений.
Девятого мая сорок пятого года пришла долгожданная Победа над Германией. Весть об окончании войны была с радостью встречена моими сельчанами слезами радости. Это была радость нашего века и величайший подвиг российских мужиков - солдат и женщин тыла. Победа поставила последнюю точку Героической борьбы против ненавистного фашизма...
Конец войны против ненавистного гитлеризма! Мы все радостно вздохнули полной грудью. Разгромлены германские и японские армии. История человечества знает немало войн, но такой как Вторая мировая война и Великая Отечественная не имеют аналога в мировой практике. Сколько затрачено сил и энергии, материальных средств, чтобы достичь Победы над коварным врагом?
На собраниях, сходках, совещаниях люди обсуждали как решить неотложные задачи улучшения жизни всего населения. Предлагались всевозможные предложения, но все они упирались в материальное производство товаров.
Эти вопросы после совещаний обязательно обсуждались в каждой семье.
Мама всегда начинала свой разговор с отцом первая.
- Что нового у вас на станции?
- Привезли обувь в магазин, - отвечал отец.
- Продают?
- Нет.
- Почему не реализуют?
- Будут по карточкам продавать. В комитете профсоюза уже есть список нуждающихся в первую очередь.
- Не пора ли все карточки на хлеб, продукты, на промышленные товары совсем отменить? Войны-то нет.
- Такие предложения правильны. Но карточную систему может отменить только правительство. Думаю профсоюзы и партийные организации поддержат правительство, чтобы отменить эти карточки.
- Когда это будет?
- Не могу знать. Может завтра.
- Это было бы хорошо.
Постепенно разговор продолжался. Отец интересовался делами в колхозе. Спрашивал:
- Что нового у вас в хозяйстве?
- Из М ТС пригнали два новеньких трактора марки "НАТИ" с прицепными орудиями, - отвечала мама.
- Кому отдали?
- Пока никому. Стоят во дворе.
- Почему?
- Нет ни одного танкиста в селе, который бы мог управлять трактором. Это же "натики" гусеничные, а не ХТЗ или Универсалы. Те проще - крути руль вправо - влево.
- Так все эти "НАТИ" простоят до осени?
- Осенью они все уже будут пахать землю.
- Сами, что-ли?
- Уже завтра поедут парни Николай Швец и Булкович в МТС учиться на трактористов. Я предлагала председателю послать нашего Ивана, а он сказал, что ему будет другая работа.
- Какая же?
- Будет заведующим магазином в нашем селе.
- А если корову проторгует?
- Еще не работал, а ты ему страсти нагоняешь.
- Может пусть идет работать на железную дорогу?
- Правление колхоза может не отпустить. В селе будет нужен.
Разговоры отца с мамой меня сильно не тревожили. Вместе с колхозниками работал в поле, на молотьбе снопов, транспортировке зерна на элеватор, весовщиком. Везде бригадир руководил нами.
На разговор, что меня ставят заведующим магазином, поставил в тупик. Я совершенно не представлял как буду работать один. Может поговорит председатель колхоза и позабудет. Так оно в дальнейшем и получилось. Я ходил на работу, виделся с председателем, он не вызывал меня в свой кабинет на беседу.
Вечером мама пришла с работы. После ужина всегда возникал какой-нибудь вопрос для разговора.
Отец спросил: - Как решился вопрос с заведующим магазином?
- Никак. Только поговорили. На этом все закончилось.
- Почему?
- Потому что помещения для магазина нет, еще не построили.
Шло время. Уходила зима со снежными метелями и холодами, приходила весна с теплыми днями и цветением великолепных садов, лугов, не задерживалось лето с жаркими днями и поспевающими фруктами, овощами, зерном. Наступила осень - успешно шла уборка зерновых культур, заготовка питательного силоса, скирдование в полях соломы, шла осенняя вспашка полей под посев озимых культур.
Осенью завершились все уборочные работы. Листва с деревьев опадала на холодную землю. Северный ветер сносил ее в овраги и ложбины. Постепенно увядала природа.
Отец мой, Петр Кузьмич Каретин, любил сад. Бывало придет с работы, посидит на скамеечке под развесистой яблоней, отдохнет от дневной профсоюзной работы, берет в руки ведра и начинает собирать упавшие с веток на землю душистые, налившиеся зрелым соком воскового цвета большие яблоки. Полные ведра приносил в комнату на обработку.
- Дети, подходите к столу, - звал нас. - Будем резать ножами яблоки на сушку. Зимой мать будет нам варить вкусный компот. Вы любите его?
- Любим, - отвечали хором.
- Не ленитесь, работайте.
- Мы работаем, - весело отвечала Нина.
- Я тоже работаю, - говорил Вася. - подавая яблоки с ведер в руки.
Наташа и Катя по очереди носили железные листы с нарезанными яблоками на скамейку во двор, чтобы они сохли на листах под жаркими и горячими лучами солнца.
В такие дни отец часто рассказывал нам интересные забавные истории из своей жизни, вычитанные им из книг и газет или услышанные на стороне от людей. Мы любили и уважали отца, просили его:
- Папа, расскажи интересную сказку!
- Нам в школе учительница рассказывала сказку про Василису Прекрасную не так и про Конька Горбунка, - говорили Наташа и Катя.
- Я вам рассказал, как мне рассказывали.
В семейных беседах по вечерам всегда интересовался нашей учебой, Часто говорил в присутствии мамы:
- Учитесь пока я живой. Хочу, чтобы вы все были грамотные, имели высшее образование, стали профессорами математики, физики, медицины, права.
- Ты думаешь другие родители этого своим детям не говорят о высшем образовании?
- Говорить можно обо всем. Но получить высшее образование не у всех получается, - ответил папа.
- Какое оно высшее образование, - спросила Наташа. - Его можно увидеть или пощупать руками?
- Оно пригодится вам, когда вырастите и будете взрослыми.
- Кому оно нужным будет? - спросила Катя.
- Оно нужно в жизни. Жизнь не спросит кто вас учил, а спросит, что вы знаете?
- Так это много надо знать.
- На то оно и высшее образование, - убеждал отец.
Слушавшая наш разговор, как-то заметила мама.
- Что ты им толкуешь о высшем образовании, если они еще учатся в семилетней школе. Может оно им не понадобится. Жизнь-то всегда переменчивая
- Моя и твоя, матушка, задача - выучить детей, чтобы они на нас в жизни не обижались. Пока живы надо стараться учить и воспитывать их хорошими людьми, - говорил отец.
Конечно проходил год за годом. Мы учились, переходили из класса в класс, овладевали основами наук и глубокими знаниями по математике, литературе, географии, физике, биологии и другим учебным предметам. Все нам казалось идет хорошо. Но на самом деле уже подкрадывалась беда.
Шло время. С каждым годом здоровье отца становилось все хуже и хуже. Служба в железнодорожных войсках во время войны, контузии, ранения, попадания под бомбежки немецких самолетов и под взрывы вражеских бомб холодные ветры, сильные морозы в зимнее время, изношенная одежда мало грела - все это вместе взятое подрывало здоровье отца. Он постепенно слабел, так как организм оказался изношенным. Сердечные приступы мучили его изо дня в день.
Отец от железной дорог и получал паек по карточкам. Но разве его хватало на всю нашу семью из шести человек? Мать старалась поддерживать отца. Но болезнь прогрессировала. На организм сказались бомбежки и ранения, и он в январе сорок седьмого года умер в железнодорожной больнице.
Для нас он остался замечательным, добрым, отзывчивым, душевным, жизнерадостным отцом. Он был железным человеком, на него временами ложилась трагическая и моральная физическая тяжесть от контузий, ранений и последующая жизнь. Я никогда не забуду его мягкий, четкий голос, приятный смех, веселые добрые глаза, не видел его мрачным, суровым, был прост в обращении с мамой, находил правильные решения по всем вопросам семейной жизни, жили в согласии и взаимном уважения друг другу. Со смертью отца перед мамой жизнь поставила серьезный вопрос - что делать в дальнейшем?

Тоска

Смерть в семье близкого человека всегда считается большой утратой. Вставая утром с постели и начиная выполнять хозяйственные работы по дому, во дворе, на огороде, я всегда мысленно сам себе задавал вопрос:
- Как бы эту работу сделал отец?
Иногда мать видела, как я управлялся во дворе, говорила:
- Не такты, сынок, делаешь!
Тут же подходила, брала в руки вилы или грабли, делала сама, говоря:
- Вот так делай! Теперь после отца сам учись работать. Тебе уже скоро пойдет двадцатый год. Пора уже тебе невесту подыскивать. Вишь сколько в селе хороших девушек живет. Любая за тебя замуж согласится.
- Может согласится, может отказаться.
- Это почему же? Ты ничем богом не обижен. Жених на все сто процентов.
- Я пока не хочу жениться. - Это как понимать твои слова?
- Очень просто. Нам не на что свадьбу играть. Нужна уйма денег. Где мы их возьмем?
- Что же ты предлагаешь?
- Хочу пойти учиться, как завещал отец, чтобы получить рабочую профессию.
- Но учеба тоже требует денег. Я одна в колхозе работаю, содержу всю семью, еле концы с концами свожу. Копейки получу при отчетном годе. Может еще мешок зерна. Вот наш годовой семейный доход.
- Обо всем, мама, говоришь правильно. Я понимаю, но не могу с тобой согласиться.
- Это почему же?
- Потому что у меня нет никакой профессии, за плечами только школьное образование.
- Это уже не плохо. В колхозе можешь работать учетчиком в бригаде, кладовщиком на складах, бригадиром на ферме, - перечисляла и называла все рабочие места, где по ее мнению можно всегда работать с охотой и быть в почете. Все должности ей нравились. Даже привела пример:
- Вот сапожником работает Иван Трофимов. Сошьет хромовые сапоги - получает сто рублей за пару. За месяц сколько пар сошьет? Посчитай, сколько будет у него в кармане денег?
- Все пропивает, - заметил я. - Жена к концу месяца ходит по соседям и занимает рубли на хлеб и соль. Сапожником я не буду. Пойду учиться!
- Я, сынок, не против. Но мне тебе нечем помогать, - закончила мама.
Вопрос о моей учебе вызвал у матушки неразрешимую проблему. В самом деле надо было учить в школе Наташу, Катю, Нину, Василия. Он был предпоследним сыном отца, был прекрасным мальчиком в нашей семье, родился в годы войны, мы все его любили, жалели. Коля был хотя и мал еще, но его надо тоже одевать, обувать. Тоже родился в годы войны. Тоже хороший сынок, тоже все любим его. Но он пока в школу не ходит. Все равно надо содержать, как полагается, одетым и обутым. Надо к первому сентября всем купить школьную форму, принадлежности. Чем-то надо всех кормить, содержать не хуже, чем дети с отцами.
Я от своей учебы в будущем не отказывался. Чтобы отговорить меня от поступления в училище, она пошла другим путем.
- Учеба не уйдет, - сказала она. - Надо идти работать. Заработаешь денег, женишься. С молодой женой решите вопрос, куда пойти учиться.
- Мама, я должен сказать, что мои товарищи уже женились и ни один не учится. Жены не разрешают, надо работать.
- Решай как хочешь. Тебе уже двадцать лет. В двадцать лет я уже тебя родила, все умела делать. Даже с лошадьми управлялась, - серьезно сказал мама. - У нас лишних денег на твою учебу нет.
После этого разговора у нас вопрос об учебе не возникал. Больше разговаривали по бытовым вопросам жизни, семейным делам, по работе в колхозе. Мама мечтала о том, как купить в дом свою швейную ручную машинку и шить на ней.
- Я бы на машинке без труда дочкам могла бы пошить новые платья, перешить старые пальтишки, чтобы выглядели как новые, - не раз говорила она. Но где взять деньги на машинку?
- Я и ты будем работать. Получим деньги - купим машинку, - поддержал ее.
- Когда это будет?
Первого сентября я с мамой провожали в школу Наташу, Катю, Нину. Благодаря стараниям мамы они были прекрасно одеты, причесаны, на ногах новенькие парусиновые туфельки. Я всем пожал руки, поцеловал, пожелал хорошей учебы. Они пошли.
- Я тоже хочу в школу, - сказал Коля.
- Ты еще маленький, - сказала мама. - Немножко подрастешь, станешь большеньким, как твой братик Вася. Тоже пойдешь с ним в школу учиться.
- Я дома один не хочу. Не с кем играть.
- Я тебя возьму с собой в детские ясли. Там много детишек. У них есть игрушки, будешь играть.
Вот тут за двадцать лет я ощутил всем сердцем и душой отрыв от школы. Сестры и брат ушли, мама с Колей отправились на работу. Я в доме остался один. Впервые почувствовал страшное одиночество. Если до первого сентября в нашем доме раздавался смех, звенели звонкие, веселые голоса, то теперь стояла мертвая тишина. Я сидел на реечном диване и не знал, как и чем успокоить свою душу. Ко мне подошел большой серый кот Борис, стал тереться о мои ноги, мягко урча. Я взял его на руки. Погладил по голове, он прижался ко мне, мягко мурлыча, словно сочувствовал, что я оказался вне учебного заведения.
- Вот так, Борис, в жизни получается. Отстал на один шаг - другие обгоняют, - промолвил я.
Кот посмотрел мне в глаза, поудобнее улегся на коленях и задремал.
После обеда со школы пришли домой веселые, жизнерадостные мои сестры и брат Вася. Я был рад за них. Они на верной дороге жизни.
В эту ночь я долго не мог заснуть. В голову лезли всякие мысли, размышлял, как в жизни все не просто происходит, как не хватает отца, в каком бессилии решать сложные проблемы, находится мама. Понимал, как непросто надо своевременно ориентироваться в жизни, взвешивая свой шаг, определяя свое место в обществе... Незаметно уснул. Снились какие-то путанные сюжеты, а потом все исчезли. Я оказался среди ровного поля пшеницы. Легкий ветерок колышет тугие колосья. Руками пытаюсь их ловить но они как-то ускользают из моих рук в сторону. Наконец, один спелый налитой золотистый колос оказался в руке и я проснулся...

Семейная трагедия

Есть прекрасная русская пословица, где тонко там и рвется. Великая Отечественная война против Германии закончилась блестящей победой. Всем казалось, что мы теперь прекрасно заживем. Паши землю, сей зерновые, убирай урожай - живи спокойно. Так думали многие. Но в природе все течет, все изменяется, мечты людей не сбываются.
Весна одна тысяча девятьсот сорок шестого года оказалась сухой, а лето засушливое. В земле осталась влага только от таяния снега. Поля засеяли рожью, пшеницей, просом, гречихой, колиандрой. Посевы дружно взошли, зазеленели под лучами теплого весеннего солнца. По небу шли тучи, казалось, вот - вот прольется дождь. Но ветер разгонял облака, жара сушила посевы.
- Зерновые могут погибнуть без дождей, - тревожилась мать.
- Будет дождь - все поправит, - успокаивал мать уже серьезно болевший отец.
- Когда будут дожди, это же неизвестно?
- Может через неделю, - уклончиво отвечал папа.
- Долго ждать. А в земле уже появились трещины. Ветер выдувает последнюю влагу с почвы.
Сельчан охватила тревога за будущий урожай. Зерновые культуры поднялись в рост на высоту не более двадцати сантиметров и остановились. Вместо дождя - стояла жара. На чистом голубом небе с утра до вечера ни единого облачка. Невыносимая духота стояла ночью.
Речка Сухая Россошь всегда была полноводная, широкая и глубокая - сильно обмелела, стала узкой и мелкой. Лишь камыш и осока с бурьяном стояли по берегам зелеными.
Домашние куры и гуси от жары забивались в тень подворотни, домов и деревьев. Паника охватила людей. Картошка в огородах погибла, кукуруза выросла еле до колена и стала засыхать. Посевы на полях ржи, пшеницы, проса стали погибать, даже не успев выбросить колосья для цветения и опыления.
Пришло время косовицы хлебов. А косить-то нечего Все посевы от жары сгорели, так как за лето не выпал ни один дождик. Зато в обилии каждый день возникали горячие вихри и столбы серой пыли, сора поднимались высокими столбами вверх.
- Природа на нас разгневалась. Дождика не посылает, - говорила мама.
- За что ей на нас гневаться, - говорил отец. - Землю всю вспахали, посеяли, ждали урожая, но в природе что-то не так сработало. Вот и нет дождя, а где-нибудь ливни шпарят.
- Это точно, - добавил я.
- Что бы ты понимал в явлениях природы? - сказала мама. - Она сильнее нас. Год сделала засушливым, чем будем питаться зимой?
Голод начался осенью. Люди ничего не убрали, не заготовили продуктов, стали резать скот и домашнюю птицу. К началу зимы из села в село стали ходить нищие - поберушки, просить господнего подаяния.
- Дайте Христа ради хоть пару картофелин, - слезно просили у хозяев дома.
- Сами живем впроголодь, - отвечали им.
- Мать, убитая горем и болезнью отца, написала письмо в город Фрунзе своей двоюродной сестре Ольге, делилась своим несчастьем и как бы, спрашивая сестру, написала: "Что мне теперь делать с такой большой семьей. При мне шестеро детей - Иван, Наташа, Катя, Нина, Вася, Коля. Жду твоего совета. " Ниже еще дописала строку: "Похоронила мужа".
Ответ пришел быстро. В письме Ольга написала: "Приезжай. Как-нибудь проживем...".
Мать решила поехать. Встал вопрос - где взять денег на билеты? На семейном совете долго говорили.
- Надо продать корову, - сказала мать.
- Я против всякой поездки в такую даль, - решительно заявил всем. - Кто во Фрунзе нас ждет, кому мы там нужны. Я никуда не поеду!
- Мы здесь все умрем с голоду, - решительным тоном сказала мама.
- Через полтора месяца отелится корова. Сено есть. Я буду ее кормить. Придется это время пережить на месте. Потом все будет нормально. У нас будет свое молоко.
Меня поддержали сестры и братья. Видя наше упорство в нежелании продавать корову, мама не стала настаивать на своем предложении.
Маленькая трещина на развал семьи вроде затянулась. Все разговоры о поездке прекратились. Но это был момент перед бурей.
Через два дня почтальон Тоня принесла телеграмму от сестры Ольги из Фрунзе. Мать взяла ее и стала читать. "Приезжайте, все подготовлено. Не задерживайся. Ждем. На вокзале станции Пишпек встретим".
Опять начался разговор.
- Что мы тут будем свою смерть ожидать? Вчера хоронили бабку Милашку, сегодня повезли на кладбище деда Елсеевича. Завтра повезут нас. Надо ехать пока живы, - говорила наша матушка.
- Я не поеду - говорю еще раз. Продадим корову, дом, все прокатаем. Во Фрунзе еще неизвестно как сложится наша жизнь. А если не сложится - тогда куда ехать? Ведь у нас, как в пословице говорится, ни кола, ни двора. Вот тогда мы все умрем, - убедительно всем говорил.
- Кроме поездки во Фрунзе - другого выхода нет и не вижу, - решительно заявила мама.
Через два дня коровушка Рябушка была продана за восемь тысяч рублей. Все вещи сложены в узлы.
- Дом я не дам продавать. Где я буду потом жить до самой своей смерти, - решительным тоном теперь заявил я.
- Раз так складывается дело, то тебе, сынок, мы оставляем тысячу рублей, а семь тысяч нам на билеты и на пропитание в дороге до Фрунзе. Собирайтесь, дети.
К дому подъехали сани, запряженные быками, на которых уже успели увезти на кладбище стариков - подпольщиков - кузнецов деда Охрима, Силаевича, Митрия. Они умерли все в одну ночь и похоронили их в один день. Хорошие были старики, тоже хотелось им еще пожить, но не пришлось.
Мама с заплаканными глазами первая села на солому в санях, затем Наташа, Катя, Нина, Вася, Коля. Я всем крепко пожал руки, поцеловал со слезами на глазах, которые никак не мог сдержать.
- Не обижайся, сынок, что тебя оставляем одного, - тоже со слезами на глазах, сказала мама. Был бы жив отец - я бы никуда не поехала.
Тронулись сани. Братья и сестры неожиданно все в один голое заревели на прощанье.
В три часа дня я пришел на станцию Сотницкая Скорый поезд "Ростов-Москва" не остановился. Но я увидел в окне вагона всю свою семью. Они мне махали руками и плакали. Я тоже поднял руку и не опускал ее пока поезд не скрылся из виду. На душе было скверно и одиноко, томительно.
"Семейная трещина неожиданно расколола всю нашу семью на две части. Я пошел в холодный дом, затопил печку, на плиту поставил чугунок с водой, бросил в него кусок подсолнечного жмыха, чтобы растворялся на ужин...
...На дворе стоял апрель. Теплые ласковые лучи солнца согревали землю, быстро таяли остатки черного снега в глубоких лощинах и оврагах. Бойкие ручейки бежали по дорогам, сливаясь друг с другом. За селом уже бежали не ручейки, а бурные мутные потоки вешней воды.
На солнечных полянах среди леса уже успела зазеленеть полоска подснежников. На ветвях весело щебетали юркие синички, радуясь приходу весны. Природа просыпалась от зимнего сна, чтобы подарить людям прекрасную весну.
На моем столе, опережая общее пробуждение в стеклянной банке с водою находились веточки черемухи с уже распускающимися почками, веточки ветлы с маленькими клейкими молодыми листочками, которые издавали в комнате приятный ароматный запах, от которого на душе становилось легко и приятно, хотя мне все время хотелось есть, так как голод подавлял все человеческие чувства.
Вечером после ужина я положил в чугунок кусок подсолнечного жмыха - это был мой продукт питания, который я купил на рынке в городе Россошь - чтобы он за ночь размок и можно было его утром кушать. Спать лег как только стемнело, так как не за что было купить литр керосина в семилинейную лампу. Керосиновая семилинейная лампа со стеклянным пузырем у меня была, но висела в углу комнаты без пользы. Керосина не было ни у кого. Соседи тоже ложились рано.
Во сне я видел маму, сестер, братьев веселыми, жизнерадостными. Мы все купались на речке Сухая Россошь, играли в прятки за кустами, рвали и ели спелые вкусные яблоки... Но вдруг куда-то все исчезли...
...Среди ночи я услышал стук в дверь, но не стал подниматься с теплой постели, так как соседский парнишка, возвращаясь домой с ночной гулянки, часто стучал мне в дверь.
- Надо тебя, друг мой милый, хорошенько проучить, подергать за уши, чтобы не портил сон, - пробормотал в полусонном состоянии.
Стук повторился теперь более настойчиво и сильнее.
- Придется вставать, - промолвил себе. - Кому это я потребовался в такую ночную пору?
Открыл избяную дверь в сенки, спросил:
- Кто там?
- Сыночек, милый, запусти нас в дом, - услышал жалобный голос мамы.
- Как вы здесь в такую пору очутились? - сказал ей, выдвигая из петель деревянный засов в сторону и открыл дверь сенок. - Заходите!
В темноте сеней мимо меня прошли мама и еще две тени в комнату. На засов закрыл сеночную дверь, вошел в комнату.
- Сыночек, хоть лампу зажги, ничего не видим, - сказала мать. - Здравствуй, думали тебя уже нет на свете и дом пустой стоит.
- У меня нет света.
- Как же ты живешь без света?
- Он мне не нужен. На керосин денег нет.
- Брось на пол хоть какую-нибудь одежонку, мы спать хотим. С ног валимся.
- Где же ваши вещи?
- Нету нас никаких вещей. Сами еле живыми остались и еле до тебя добрались...
В постели долго ворочался. Возникла сразу масса вопросов, например, почему в темноте я слышал только один мамин голос, почему с ней сейчас только двое, а где остальные, почему эти двое не подали мне свой голос. Все как-то странно получается - вроде свои и не свои, почему мама сказала "сами еле живы остались". Значит что-то с ними случилось, но что - осталось для меня загадкой.
Перебирая в памяти все эти вопросы и, не находя на них ответы, подумал: "Какой приятный сон мне снился с вечера и какой неприятной стала ночная действительность. Незаметно для себя уснул...
Утром проснулся рано. Апрельское весеннее утро только начиналось. Солнце поднялось из-за туманного горизонта и скрылось за тучами на небе. В комнатах было относительно светло.
Поднялся с постели. Бросил взгляд на пол. То, что увидел - не верил своим глазам: спала мама, а возле нее дочки Наташа и Катя.
- Ничего не понимаю, - шептали губы. - Где же сестра Нина, братья Вася и Коля?
Меня повело в шок, не знал, что делать. Хотел разбудить мать и спросить, где же
остальные члены семьи, но все трое так крепко спали, что решил повременить. Тихо вышел из комнаты во двор.
Соседка Устя увидела меня, спросила:
- Что так рано встал?
- Ты ведь тоже рано встала с постели?
- Мне надо козу доить и в стадо отправить.
- Дышу свежим воздухом.
- Дыши, это на пользу здоровью, пошла доить свою Машку.
Тут я вспомнил, что в сарае на столике осталась не сделанной моя работа. Вчера после обеда Устя принесла мне свои сапоги на ремонт - подбить подметки и поправить каблуки.
- Ведь я обещал Усте, что утром будут отремонтированы, - сам себе промолвил. Надо обещанное держать. Не раздумывая, пошел в сарай и занялся делом как настоящий заправский сапожник, благо молоточки, шилья, ножи, потяг, колодки остались мне после смерти отца. Сапожному мастерству он меня приучил, когда у меня появилась сила в руках.
- Хоть для себя научись обувь ремонтировать, говорил он.
Теперь совет отца пригодился. Вчерашнюю работу над сапогами продолжил. Был уже восьмой час, когда закончил ремонт каблуков. Взял сапожную щетку, наложил на ней черную сажу, замешанную на солидоле, начистил сапоги до блестящего черного цвета.
- Хороши, как новые! - промолвил сам себе.
Вышел из сарая. Но через калитку мне навстречу шла Устя. В руках несла стеклянную банку молока.
- Несу тебе плату за работу, чтобы ты не был голоден и быстрее их починил, - сказала мне.
- Сапоги твои готовые.
- Ты шутишь?
- В самом деле починил?
Тут же вернулся в сарай, взял со стола сапоги, вынес их и подал в руки Усти
- Смотри, как новые! Бери молоко. Я пошла в них на работу, а то уже опаздываю.
С банкой свежего молока в один литр вошел в комнату, поставил на стол. Мама уже ходила в кухню. При моем приходе вышла из нее, спросила:
- С кем, сыночек, разговаривал?
- С Устей. Сапоги ей починил, так она за работу банку козьего молока принесла.
Девочки тоже проснулись. Услышав наш разговор, Наташа промолвила:
- Мы давно не пили молоко.
- Не только не пили, мы уже сутки ничего не кушали. Во рту не было даже росинки, - сказала мать. - Я посмотрела - на кухне у тебя тоже ничего нет на завтрак. От голода уезжали - к голоду вернулись и заплакала. Я смотрел налицо матери: худое со впалыми глазами, а под ними тонкие лучистые морщинки, щеки плоские, заострившийся нос.
- Мама, не плач, мы же дома, - сказала Катя.
- Наверно дома нам всем придется умереть, - сквозь слезы промолвила матушка.
- Девочки, убирайте с пола одежду. Умывайтесь водичкой. Садитесь за стол. Будем завтракать, - сказал маме и сестрам.
- Чем же ты нас браток, будешь кормить, если у тебя самого ничего нет, - сказала Наташа.
- Пословица говорит, чем богаты, тем и рады.
Я пошел на кухню. Принес глубокую тарелку, четыре ложки. Мама и сестры на меня смотрели с удивлением, не шучу ли я. С кухни принес чугунок с разбухшим за ночь подсолнечным жмыхом, слил ненужную воду в ведро, взял с окна стеклянную банку с молоком, вылил его в чугунок со жмыхом. Получилась густая темная мешанина, наложил в большую миску, промолвил:
- Кушайте, не брезгуйте! Вкуснее у меня ничего нет. Не обессудьте!
- Спасибо, сыночек. Не до жиру - быть бы живым.
Стали кушать мать и сестры. Они действительно были голодны. Осушили первую, вторую миски. Уже с третьей управились медленнее, чем с первыми двумя, а четвертую еле доели.
- Спасибо, сыночек, за завтрак, - промолвила мама и я только теперь увидел на ее лице слабенькую улыбку.
- Спасибо, братик, - сказала Наташа и Катя, тут же меня обняли. Одна целовала меня в одну щеку, другая во вторую.
Мне хотелось спросить, где же Нина, Вася, Коля, где вещи, как гостили у тети Оли во Фрунзе, почему там не остались жить, почему не писали писем. Многие почему стояли эти страшные слова в моем мозгу. Но я не мог спросить, так как видел маму в сильном нервном потрясении, а девочки, подавленные голодом почти потеряли чувства самоконтроля. В таком состоянии любой человек может исполнить любой приказ не раздумывая о его последствии. Чтобы вывести всех троих из гнетущего состояния их души, предложил маме:
- Сходите все трое в магазин, купите, если дадут, лапши, пшена, соли на пропитание.
- За что же. сыночек, мы купим, если у нас в карманах нет ни копейки.
- Вот даю вам тысячу рублей, которую оставляли мне на всякий черный день. Я ее берег. Этот черный день сегодня пришел к нам в семью, - и отдал деньги в руки матери...
Только на второй день после ужина, когда уравновесилось во всех душевное нервно-психическое состояние и улеглось былое возбуждение от поездки и нормализовались все отношения, у нас состоялся разговор.
- Что же ты, сынок, не спрашиваешь, почему вернулись мы домой без Нины, Васи и Коли? - сказала мать.
- В самом деле, что случилось, что не все сейчас дома? - поинтересовался я.
- Я начну рассказ, что забыла или пропустила - пусть дополнят Наташа и Катя.
- Мы все помним, - хором промолвили девочки.
- Доехали мы благополучно до Фрунзе. На станции нас встретила Ольга с мужем. Получили свой багаж. Погрузили на машину и поехали на квартиру, - начала свой трагический рассказе матушка. - Поводили нас по рынку, палаткам, ларькам. Все есть: яблоки, сливы, виноград, черешни. Богато люди живут, ведь в Средней Азии не было фашистской оккупации как у нас. Можно позавидовать. Никакого голода во Фрунзе нет и не ощущается. Хотя мы были в гостях, мы покупали продукты. Денежки ежедневно таяли, - говорила матушка.
Мама купила один литр керосина и заправила лампу. Теперь она висела над столом. Ее тусклый свет слабо освещал лица матери и сестренок. На стене виднелись черные тени говорящих. Лишь кот Борис лежал на теплой лежанке и не принимал участия в разговоре.
- С Ольгой стали подыскивать мне работу. Принимали. Но, как посмотрят мой паспорт, отказывали, говорили:
- Фрунзенской приписки нет. Не принимаем! Вы не сняты с учета!
Деньги у нас кончались. Поняли, что скоро у нас не на что будет жить.
Собрали вещи и на вокзал. Я пошла в кассу. Брать билеты до Россоши. Стою в
очереди, а ей и конца не видать. Подбегает ко мне Наташа:
- Наши вещи украли!
Да, действительно, нет вещей. Заявление подали в милицию, так мол и так, найдите вещи. Найдем - вернем, сказали, если воров найдут.
Живем на вокзале. Деньги проели, вещи не находятся.
Мы грязные, не чесаные, полуголодные. Ольга считает, что мы уехали, на вокзал не приходит. Чтобы помыться и выстирать платьишки пошли вечером к арыку. Умылись, постирали платья, платки. Пришли на вокзал. Прилегли на полу, мокрые платья положила на себя, чтобы просохли до утра. С нами были цыгане. Мы прилегли и уснули. Когда проснулись ни цыган, ни платьев наших нет. Мы стали плакать. Подошел дежурный милиционер, спросил:
- Почему плачете?
- Нас уже второй раз обокрали. У нас уже нет денег на билеты. Нам жить нечем. Детям не можем купить буханку хлеба.
- Пошли в отделение, - сказал милиционер.
Два дня нас держали в милиции. Решали, что делать с нами. Куда-то звонили, записали когда, где, кто родился, почему здесь оказались. Пришли к начальнику.
- Вот что, мамаша, девочку Нину отправляем в Панфиловский детский дом, Васю и Колю помещаем в Военно - Антоновский детский дом. Во дворе стоит машина, она повезет людей в Беловодский совхоз, садитесь с ними. Шофер завезет по дороге ваших детей в детские дома по нашим документам. Их там примут.
- Куда же я дену старших дочерей?
- Оставь их на вокзале, приедешь назад, там их найдешь.
- У нас нет денег на билеты.
- Ищите, билеты не можем вам купить, - сказал начальник милиции.
- Поехала с людьми, - продолжала мать, - в Беловодское. Нину приняли в Панфиловский детдом. Едем дальше. Везу Васю и Колю. Рядом сидит женщина, спросила:
- Куда везешь детей?
- В Военно - Антоновский детдом. Туда обоих определила милиция.
- Большенького мальчика сдай, а меньшего дай на время в нашу семью. Я не согласилась. Остановилась машина. Слезли я и Вася. Колю взяла на руки женщина.
- Сдашь одного, придешь за другим, - сказала.
Васю приняли в Военно - Антоновский детдом. Пошла за Колей. А машина уехала, женщина увезла Колю с собой.
Приехала на вокзал. Заявила в милицию. Мне сказали:
- Будем искать, - сказал милиционер.
Со слезами вышла из милиции. Пошла на вокзал. Дорогой прокляла всю поездку во Фрунзе, все мытарства, все хорошие рынки, лотки, палатки, магазины с дешевым хлебом и овощами, сам город и станцию Пишпек со всеми цыганами и уркаганами, ворами и бандюгами. На вокзале много приезжих людей из разных городов таких же горемык, спасающихся от голода. Долго искала Наташу и Катю. Стала рассказывать как приняли детей в детских домах и про женщину из Беловодска.
- Что же ты, мамочка, наделала, отдала нашего брата чужой женщине? - заплакали они. Я тоже не могла удержать слез. Сидим плачем. Животы у всех подвело, целый день ничего не ели и покупать - нет ни рубля.
В стороне от нас сидел человек ни чем не отличавшийся от других - среднего роста, в сером пиджаке, синей рубашке, худощав лицом, на голове обыкновенная фуражка с маленьким козырьком. Он ни с кем не разговаривал лишь время от времени смотрел на нас, как мы плачем. Подошел к нам, промолвил:
- Вроде знакомые люди. Куда едете?
- Никуда не можем уехать, - ответила ему мама.
- Почему?
- Нас обворовали цыгане. Денег на билеты нет, не знаем, что делать. Как доехать домой даже не представляем.
- Куда вам надо ехать? - спросил.
- В Россошь, - отвечаю ему. - А живем мы в Сотницком.
- Я с Поповки. Работаю учителем в школе. Тогда мы земляки. Как я понял вы не имеете денег на билеты?
- Ни рубля, - ответила ему.
- Я могу вам помочь, но и вы мне тоже. Я купил несколько мешков рису, но в багаж их не принимают, так как по одному билету принимают один мешок. Я возьму вам билеты, но мешки сдадим в багаж по вашим билетам, как ваш груз. Согласны?
- А милиция нас не заберет?
-Фактически билеты и багаж по ним ваши. Милиция не будет спрашивать, где вы взяли денег на покупку риса.
- Коли так можно сделать, то согласны. Иду за билетами. В дороге я буду вас кормить пока не доедем домой.
- Вот таким манером мы приехали из Фрунзе домой. Корову прокатали, Нину, Василия и Николая потеряли. Не знаю, когда я теперь всех соберу, чтобы были все вместе.
Мать рассказала эту семейную трагедию, слезы лились с ее глаз.
- Спасибо, сынок, что ты оказался умнее меня и не продал наш дом. Теперь хоть есть свой угол и крыша над головой. Не знаю, как будем жить дальше, - закончила мать.
- Как-нибудь проживем, - ответил я. - Нину, Василия, Николая найдем и приве¬зем домой...
...Умер отец. Развалилась семья и хозяйство, братья и сестры оказались в Средней Азии. В огромной стране без отца оказались просто неприкаянные без профессии, без денег, на краю голодной смерти. Мать не в состоянии была остановить полный развал семейного очага - тем более сохранить его в целости. Голод подавлял все чувства и выводил из душевного равновесия людей не только мою мать, но и тысячи таких же матерей, как она. Как тут было не оступиться в жизни? Мать боролась как могла за жизнь, настолько помогала ее душевная воля...
...В эту ночь я крепко уснул. Лишь перед рассветом приснился сон - вижу себя на площади возле нашего дома, играю с Ниной, Васей, Колей. В игре со смехом они убегают от меня, я их догоняю, протягиваю руки к ним чтобы кого-нибудь поймать - но они не поддаются и на глазах отдаляются: - Стойте, стойте! - кричу им...
Первое, что я увидел, открыв утром глаза, стоящую возле моей койки маму.
- Ты так крепко спишь, что к уху надо подвесить большой колокол, чтобы тебя разбудить. Думала не проснешься.
- Что случилось? - спросил.
- Ничего не случилось. Бригадир шел мимо, спросил: "чем Иван занимается? ". Еще спит, - ему ответила.
- Может хотел на работу послать?
- Ничего больше не сказал...

За прилавком

Жизнь есть переплетение личных и общественных интересов. От того происходит их взаимодействие между собою много зависти в деятельности человека. В жизни каждый человек нужен на своем рабочем месте, имея любую профессию.
Как-то пришла мама и сказала.
- Меня видел председатель сельпо, который просил тебя зайти к нему по делу.
- Зачем я ему потребовался? - спросил.
- Сходишь, узнаешь, мне скажешь. Раз зовет - значит надо идти.
Накрапывал мелкий дождь. Слабый ветерок шевелил листочки на деревьях, воробьи, забравшись под соломенные крыши домов, уселись на наличники, весело чирикали, перелетая с места на место. Пока я шел по улице в сельпо, дождик прекратился из-за облаков выглянуло солнце.
Председатель сельпо Ростопчин - среднего роста, с боевой медалью "За отвагу" на груди пригласил в кабинет. Начал разговор:
- Здание магазина построено, - сказал он. - Я тут посоветовался и решили, принять тебя заведующим магазином номер семь и быть одновременно на должности продавца. Давай твое согласие.
- Как же я могу совмещать две должности в одном лице? Заведующий должен снабжать магазин товарами - продавец продавать?
- Правильно мыслишь. Но у нас здесь не громадный универсальный магазин. Товаров в нем будет до десяти тысяч рублей. Сам будешь на складе получать товары и продавать. Вот и вся твоя работа. Согласен?
- Страшно. Могу проторговаться.
- Будь внимательным. Все деньги считай! В чем не сможешь разобраться - приходи ко мне. Всегда помогу. Считаю договорились. Получай ключи. Во дворе стоит и ждет машина. Езжай на склад за товарам и, - сказал Ростопчин.
- Ладно. Поработаю, увижу, - сказал я.
Вечером этого же дня на машине привез товары в новый магазин. Утром следующего дня я уже бойко торговал промышленными и продовольственными товарами, обслуживая сельчан, которые были рады начатой работой магазина.
- Вечером после ужина мама спросила:
- Поработаешь, денег подкопишь, найдем хорошую девушку, можно свадьбу сыграть.
- Я же сказал пока не буду жениться.
- Тебе что девчата не нравятся. Посмотри, какие красавицы ходят, как молоденькие холеные телочки возле бычков!
- Я хочу учиться, - сказал решительно. - Это желание отца. Я его должен выполнить.
- Думаю женитьба была бы лучше.
Я не перечил матери, не шел наперекор ее желанию. Молчал, чтобы она не расстраивалась. Так я вступил в трудовую жизнь нашего государства.
Работа в магазине мне нравилась. Привозил всевозможные товары иногда даже по заказу. Они долго не залеживались, их разбирали, привозил новые. Дело у меня пошло хорошо. Ростопчин был доволен и ставил меня в пример другим продавцам, что во мне поднимало желание работать еще лучше.
- Твоя работа мне нравится. Ты должен всегда иметь в виду одну экономическую формулу настоящего рынка: товар - деньги-товар. От этой формулы у тебя будет зависеть зарплата и премиальные.
- Буду иметь в виду эту формулу и постараюсь ее всегда держать в уме.
- Это уже хорошо. Премия дается за хорошую работу, чтобы она служила примером для других.
Скоро продавцы остальных магазинов быстренько переняли мой опыт работы. Это сильно сказалось на получении с баз товаров на мой магазин. Получалось так, что некоторые ретивые продавцы перебирали сверх нормативных запасов и бывало мне нечего было получать. Такое положение меня не устраивало, что резко сказалось на заработной плате за проданные товары. Всякий раз вечером мать спрашивала:
- Как проработал день?
- Обыкновенно, покупателей было мало. Выручка ничтожная.
- А ты, сынок, попробуй открыть торговлю в поле.
- Как в поле?
- Возьми вывеси на магазине объявление на такое-то число, что в поле будет организована продажа товаров и привези их в обеденный перерыв к месту работы людей.
- Может не получиться.
- Если ничего не делать, то не получится. Но при желании все можно осуществить.
Предложение мамы понравилось. Я сделал так, как она советовала. Лошадь с бричкой мне дали без всякого упрашивания конюха. Первая поездка в поле превзошла все мои ожидания и опасения. Покупатели брали шерстяные платки, развертывали, примеряли, подвязывались ими, спрашивали подруг:
- Ну как платок?
- Хорош. Бери! Красивее будешь!
Тут же платили деньги.
С товарами приходилось бывать за день в двух, трех местах, где работали люди. К концу дня я возвращался в магазин с пустой повозкой. - Как прошла торговля в поле? - спрашивала мать.
- Очень хорошо. Все распродал.
- Вот так надо работать. Надо всегда быть ближе к людям, выполнять их заказы на товары. Глядишь и премию большую получишь.
Я понял, работать с людьми надо уметь. Приходилось учиться культурно с ними говорит, не грубить, хвалить товары, торговаться, склонять к покупкам колеблющихся, не обращать внимание на разговоры недовольных покупателей качеством производителей товаров.
Ко мне приходили в магазин мои сестры Наталия и Катя. Стояли в сторонке и молча наблюдали за моей работой. Потом делали, замечания:
- Как ты можешь с людьми так спокойно разговаривать, когда недовольные орут во весь голос.
- Покричат, покричат, товар купят и уходят. Учитесь и вы так вести себя в школе с учителями.
- Может мы не будем заниматься торговлей, - сказала Наташа,
- Я буду покупать только готовые вещи, - промолвила Катя.
В магазине люди всегда покупают что им нужно. Старшие покупают одни товары, молодые девушки больше интересуются ювелирными изделиями, духами, модными туфлями на высоких каблуках, серьгами, свадебными кольцами.
Стояли прекрасные летние дни. Молодые краснощекие девицы стали часто посещать мой магазин, как я стал это замечать, после каждой привозки товаров со складов и баз города Россошь. Долго рассматривали игрушки, посуду, золотые кольца разной пробы и стоимости, кулоны, перстни, шутя провоцировали меня:
- Продай кольцо подешевле, - говорила статная, молодая, красивая девушка Любочка.
- Мне понравился чайный сервиз, - с улыбкой на лице сказала Котя с тонким носиком, тонкими губками, веселыми глазками, тонкими бровями.
- Покупай, - предлагал ей. - Пригласишь домой чай пить?
- Денег нет. Смотри какой дорогой!
- Без денег не отдам. Разве что на свадьбу позовешь, так положу на блины.
- Ты женись на мне, - смеясь говорила Котя.
- В самом деле ты пойдешь за меня замуж. - со смехом сказал ей.
- Отчего же не пойти. У тебя все есть в магазине.
- Женитьба не напасть, как бы потом не пропасть.
- Еще не женился - уже испугался.
- Время покажет. Приходи сегодня вечером в клуб.
Самое трудное в жизни молодого человека это преодолеть самого себя, когда намечается встреча с молодой красивой девушкой. Трудно это делать потому, что ты должен все взвесить, обдумать как вести себя, показать себя с хорошей стороны, что ты независим и можешь решать некоторые жизненные проблемы.
В тоже время встреча с девушкой может быть простой, как встречаются на улице, идущие навстречу люди друг другу. У таких встреч все еще впереди. Но есть во всех случаях психологический барьер, который необходимо преодолеть до знакомства и после знакомства, так как жизнь во всяком случае продолжается. Первоначальная робость сменяется смелостью, а после знакомства строятся более тесные взаимоотношения двух любящих молодых людей. За чертой психологического барьера потом встречаются жизненные перевалы, где влюбленных людей ждут огорчения, разочарования, недуг и и другие беды и невзгоды, но и настоящие хорошие, счастливые дни и не совсем еще неиспытанные человеческие радости. В познании влюбленных молодых людей возникает необходимое понимание - прошлого не вернуть, многое казалось за барьерной чертой, новое следует еще постичь, пережить.
Вечером, закрыв магазин на замок, с волнением в душе поспешил на свидание с Котей. У клуба собралась молодежь. Играла гармошка, девушки пели, задорные частушки, плясали в создавшемся кругу.
- Я уже заждалась, - промолвила Котя, выходя из круга.
- Как видишь явился, не запылился.
- Пошли потанцуем.
- Не возражаю
Так просто началась моя дружба с девушкой из соседней улицы. Котя молодая, стройная, красивая девушка, имеет приятный голосок, маленький носик, большие глаза, черные брови. Она неплохо пела, танцевала. Мне было с ней приятно, главное разговорчивая. Смолкла гармошка.
- Кто желает посмотреть кино - заходите, - сказал громко заведующий клубом.
- Какую картину будут показывать? - спросила Котя.
- "Чапаев" - ответил я.
- Хорошая картина?
- Думаю останемся довольными.
- Тогда пошли, - согласилась Котя...
За нами была тихая ночь. Сидим на берегу речки Сухая Россошь. Вода тихо струится у берега вниз по течению, заставляя меня и Котю думать как старался Чапаев переплыть реку Урал, о бесконечных просторах наших донских степей, о бесконечности времени, о нашей дружбе и еще о чем-то важном, сокровенном дорогом для нас...
- Если завтра ничего не случится и не помешает, придем опять сюда? - сказал я.
- Непременно придем. Пробудем хоть до рассвета, - согласилась Котя.
По небу пролетела яркая звезда, оставляя за собой светлую полосу на темном небе.
Тихо струилась река, отражая в воде далекие звезды.
У дома Коти остановились. Не успели даже присесть на скамеечку, как мать сказала:
- Дочка, домой. Хватит гулять. Уже надо спать, а то завтра на работу. - Все. Вот и конец нашему свиданию, - сказал я, крепко обнял Котю. - До завтра...
Лето было в разгаре. Все кругом зелено, благоухает. В садах зреют яблоки, вишни, их темно - бордовый цвет привлекает внимание прохожих. В полях зреет богатейший урожай пшеницы, бурно двинулась в рост сахарная свекла.
Утром над полями ведут свой весенне-летний хоровод неугомонные жаворонки, в садах по утрам кукует кукушка, поют прекрасным голосом соловьи. Утром все сельчане спешат на работу.
Мать и сестры Наташа и Катя рано уходили из дому и спешили на ферму доить коров, поить молоком маленьких телят. Из дома я уходил последним, закрыв ворота на замок.
- Что уходишь последним? - услыхал голос Коти.
- Как видишь, не спешу.
- За какими товарами сегодня поедешь на базу?
- Пока не знаю, - шагая с ней в ногу.
- Привези мне хорошее платье по современней моде
- Какие платья сегодня в моде?
- В клубе что не видел, какие носят молодые девушки?
- Признаюсь, даже не примечал.
- Какое бы ты хотел видеть платье на мне?
- Наверное новое, хорошее, цветное.
- Привези мне такое платье, чтобы я была в нем очень красивая, чтобы мне завидовали все наши девчата.
- Задача не из легких. Могу привезти много платьев, но понравятся ли они тебе - не знаю.
- Если любишь меня - найдешь и привезешь...
Перед закрытием магазина Котя, идя с работы, зашла ко мне, с порога спросила:
- Выполнил мой заказ?
- Старался изо всех сил.
- Давай посмотрим.
Я выложил на прилавок десяток модных платьев, разных расцветок тканей, длинные и короткие, с ровной талией и в складчатую гармошку. Котя каждое брала в руки, примеряла на себе. Я смотрел на ее лицо и старался угадать - нравится то или иное платье. Приложив его к груди, смотрела в зеркало, потом на одной ноге делала поворот, замечая:
- Не нравится!
-Узковатое!
- Дорогое, не по моим деньгам!
- Последнее платье мне нравится, но был бы на нем хотя бы узенький поясочек в талии, промолвила Котя. - Следующий раз привези платья другой моды. Эти мне не но душе.
В магазин зашла мама, спросила:
- Что так долго магазин не закрываешь?
- Котя платье себе выбирает.
- Выбрала? - спросила у нее.
- Пока нет, не нравятся, - и вышла из магазина.
Дома мама начала разговор семейного порядка.
- Пора сынок, тебе жениться. Работаешь, деньги на свадьбу копи, приоденешься. Ищи себе девушку в жены.
- Кого бы ты хотела видеть моей женой?
- К примеру Котю. Хорошая девушка, работящая. Мать и отец вечные труженики.
Котя, большая любительница нарядов, а они всегда требуют больших денег. Моей зарплаты ей хватит тратить только одну неделю. А как и чем жить до второй недели. Начнется скандал. Я подумал и решил пока отложить свадьбу.
- Но Котя может за другого выйти замуж.
- Если любит - не выйдет. Дождется срока.
- Рискованное дело затеваешь, сынок, - сказала мама. - Жизнь то идет.
- Женитьба не уйдет. Я подумываю сменить работу. Сельпо мало платит за месяц. Мои товарищи работают слесарями на станции Россошь и почти в два раза больше получают за месяц, чем я.
- Куда же ты намереваешься устроиться?
- Хочу поступить учиться в Россошанское педагогическое училище. Там стипендию государство платит студентам такую, как я за месяц получаю в сельпо. Я ничего не теряю.
- Нет, сынок, учеба требует денег. Я в колхозе ничего не получаю. Девчонок надо учить, хотя бы по семь классов окончили. Их тоже надо одевать и обувать. За какие деньги? В хозяйстве у нас только одна коза да десять курочек. Как же я буду вас троих учить? Твое намерение не могу одобрить, - закончила мать.
Я понимал, что мать говорит правду, но и считал, если этот момент в жизни мной будет упущен, то в люди я уже никогда не выбьюсь, останусь недоучкой, без профессии и специальности. По какому пути идти? А их два: учиться – не учиться?

С работы на работу

Над старый дом с окнами на солнце, выходящими на широкую площадь, еще недавно всего несколько лет назад, был оживленный, приветливо по вечерам, светившийся ярким светом при жизни отца, наполнялся веселым детским смехом, песнями, разговорами, друзьями, - ныне кажется как будто мертвым, опустошенным, с закрытыми плотными ставнями на солнечной стороне окнами.
Вечером свет в комнатах не зажигали, так как мы, уставшие за день работы после ужина, рано ложились спать Голоса в доме можно было услышать только рано утром или вечером и то половины семьи, так как вторая половина семьи находилась в Средней Азии за тысячи километров от нас.
Мама тяжело переживала отсутствие Нины, Василия, Николая. Я стал замечать как она плакала по ночам и тихо молвила:
- Где же вы, мои деточки, находитесь сейчас?
Утром мама поднималась, а вместе с ней и мы. Позавтракав, уходили на работу. Я понимал ее душевное и психологическое состояние, она расстраивалась, но не показывала вида, что ей ох как тяжело. Я не хотел усугублять ее состояние разговором об отсутствии с нами моей сестры и братьев. Дело осложнилось тем, что мама при расстройстве потеряла адреса. В ее памяти остались лишь названия детских домов: Военно-Антоновский и Панфиловский детские дома и село Беловодское, куда увезли Николая. Поэтому за ними пока не было возможности из-за незнания точного местонахождения детей и отсутствия денег на дорогу с Россоши до Фрунзе.
Мама все ждала письма от сестры Ольги из Фрунзе, но она почему-то не писала, хотя с мамой договаривалась, что будет сообщать о жизни и местонахождении Нины, Василия, Николая. Когда у нас случайно заходил разговор о детях, мама говорила:
- Неужели трудно написать письмо. Ведь мы все свои души истомили ожиданием весточки. Просто не могу понять, что случилось?
Выпавшие на нее жизненные испытания изменили ее отношения к окружающим, начальству, лишь с соседками Устей, Анной, Тоней, - вела себя в разговорах более сносно и спокойно. Тогда я видел маму будто помолодевшую, жизнерадостную женщину, невзгоды не сломили ее душевной стойкости и надежды съездить во Фрунзе, найти и привезти всех детей домой.
Эта мысль меня не покидала. Я все больше и больше на ней останавливался, думал, как лучше сделать. В конце концов пришел к выводу - поездка не может состояться до тех пор пока из Фрунзе не придет письмо от тети Оли...
Шли дни, месяцы. Ежедневная напряженная работа забирала все свободное время. Сестер Наташу и Катю надо было учить в школе. Нам надо заработать деньги на дорогу.
- Сынок, сестрам надо купить одежду, обувь. Денег у меня нет и неизвестно когда будут. Что делать - не знаю. Старые пальто уже невозможно перешивать, выносились. Обувь им стала тесной, ножки выросли, давят, - с горечью говорила мама.
- Завтра получу зарплату. Возьмешь деньги и купишь девчонкам все, что надо, чтобы они были обуты и одеты как все их подружки.
Наташа и Катя, слушавшие наш разговор, вскочили со своих мест и кинулись мне на шею, обняв руками и осыпали радостными поцелуями.
- Спасибо, братик, спасибо, - говорила Наташа.
- Когда мама все вам купит, тогда меня поблагодарите и маму.
- Раз ты даешь деньги, купит, - сказала Катя.
- Я с мамой пойду в магазин, - радостно промолвила Катя.
- Это дело ваше, - ответил я. - Вам пообещал и выполню обещанное.
Работа в магазине меня не прельщала. Постоянное недовольство покупателей из-за невыполнения их заказов на ходовые товары мне сильно вредили в работе, так как требовались бесконечные поездки по складам и базам, чтобы найти товары по заказам. Часто длительное время товары просто не поступали с промышленных предприятий. Как только приезжал, заказчики спрашивали: - Выполнил наш заказ?
- Нет на базе ничего, - отвечал им.
Они не хотели верить и слушать мой ответ, требовали привоза и выполнения заказа. Это меня сильно огорчало, так как я был не в силах удовлетворить все потребности населения. На душе становилось как-то не хорошо, будто я во всем был виновен перед ними.
Как-то уже вечером после прихода на станцию рабочего поезда в магазин зашел Николай Швец, спросил:
- Как идет торговля?
- Товарами первой необходимости торгую потихоньку, а с выполнением заказов покупателей дела идут плохо. Многих предметов и товаров вообще нет на базах.
- Конечно, это не порядок. Как думаешь работать дальше?
- Не знаю. Председатель сельпо требует выполнения плана.
Я как его выполню, если нет ходового товара?
- Сейчас везде все требуют выполнения плана. Мы тоже барахтаемся, стараемся. Какие планы на дальнейшую работу?
- Сам не знаю.
- Я разговаривал с Булковичем, так договорились поступать на учебу.
- С работой как быть?
- Уволимся. Тебе тоже советуем пойти учиться, чтобы получить какую-то профессию. Что это у тебя за работа - нет у тебя настоящей рабочей профессии, нет специальности. Ты просто самоучка как механик Кулибин или Иван Ползунов. Так что подумай, что делать дальше.
-Да, вопрос серьезный. Сестрам надо учиться, я пойду в училище - мать троих не в силах учить.
- Этот год как-нибудь дорабатывай, а с Нового года надо поступать на учебу. Мы так решили. Думай, еще есть время.
- Кто нас отпустит из колхоза?
- Подадим заявления как требует закон, чтобы выдали справки для поступления на учебу. Другого выхода нет. Колхоз не отпустит, будем работать в бригадах, как работали.
С мыслями об учебе я пришел домой. Разговор с товарищем серьезно засел в моей голове. Мысли рождались самые невероятные: одни за другими. Противоречивость этих мыслей не давали мне правильного психологического настроя.
Никак не мог придти к единому правильному решению, от которого зависела моя дальнейшая жизнь. Не хотелось отставать от товарищей, желал с ними идти рядом, как было у нас в сорок втором и сорок третьем годах, когда боролись с оружием в руках против фашистских захватчиков. Ведь у нас и тогда были планы. Теперь предстояло выполнить эти планы в действительности. Намерения матери мне были известны, когда она сказала: вас всех учить не могу.
На улице уже сильно потемнело. Луна еще не всходила, лишь отдельные крупные звезды ярко светились на темном небе. Сестры, выучив уроки, улеглись спать. Я достал из планшетки дневную выручку магазина, пересчитал деньги, составил отчет в бухгалтерию сельпо. Хотел тоже лечь спать.
В дверь постучали.
- Кто там? - спросил.
- Я, сынок, открой, - отозвалась мама.
- Что так поздно пришла? Заходи.
- На заседании правления была.
Настенные часы ходики показали одиннадцать часов.
- Какие вопросы решали, - спросил.
- Много хозяйственных обсудили, а потом заявления разбирали.
- Это же какие заявления?
- Котя - соседка просит отпустить ее на учебу. Без справки не принимают документы.
- Какое же приняли решение?
- Многие были против, говорят вся молодежь разъедется, кто тогда будет работать в колхозе?
- Дело сложное оказывается с членами правления?
- Другие члены правления говорили, и я считаю правильно, колхозу нужны специалисты - агрономы, зоотехники, ветврачи, учителя, медицинские работники.
- Чем закончились эти разговоры?
- Котю из колхоза отпустили на учебу.
- Это все вопросы?
- Нет. Учетчик в тракторном отряде МТС освобожден, а на его место предложена твоя кандидатура.
- Меня никто на спрашивал желаю работать учетчиком или нет?
- Правление решило без твоего согласия и желания. Завтра магазин сдашь Василию в присутствии председателя сельпо, а послезавтра примешь должность учетчика. Я не стала возражать, да и меня бы не послушали.
- Как с зарплатой?
- В МТС платят больше, чем в сельпо, начисляют зерно за работу техники МТС в колхозе. Так что не вздумай противиться начальству.
- Я эту работу в МТС не знаю.
- Не знаешь - научат. У нас бригадир и бухгалтер тракторного отряда грамотные. Все расскажут как надо работать. Такова жизнь.
Не думал, что жизнь может так, вдруг, круто измениться, не считаясь с твоим желанием.
Через неделю совместной работы и учебы я уже вошел в курс моих обязанностей. Хотя я считался учетчиком тракторного отряда МТС и первейшая моя обязанность каждому трактористу записывать рабочий день, заправку горючего в тракторы, записывать остатки после работы, выводить затраты топлива и масла на выполнение работы, показывать перерасход или экономию горюче - смазочных материалов, делать месячные отчеты и многое другое - приходилось выполнять и прочие нужные работы по колхозу
Конечно, это нужная работа. Трактористы осень пахали поля, сеяли озимые, зимой занимались доставкой с полей грубых кормов на фермы. Весной закладывали основы будущего урожая на всех полях, именно на хлеборобных полях, где в сорок втором и сорок третьем годах шли ожесточенные танковые бои солдат Красной Армии против фашистских войск. Об этом периоде времени напоминали при пахоте полей вывернутые лемехами плугов время от времени неразорвавшиеся снаряды, а иногда гремели взрывы от наезда тракторов на фашистские мины. Именно на этих придонских степях были наголову разбиты Острогожско- Россошанской военной операцией фашистские дивизии. Взрывы мин под колесами и гусеницами тракторов есть прямой отголосок и эхо прошедшей войны.
Трактористы работали, не взирая на ежедневные грозящие опасности зная, что хороший урожай очень дорог для государства и людей. Благодаря стараниям трактористов, все засеянные весной поля зерновыми культурами, дружно зазеленели своими всходами.
- Хороший урожай может быть в этом году, - говорили трактористы.
- Надо готовить комбайны к уборке хлебов, - постоянно напоминал бригадир отряда МТС Горбань.
- Чем лучше подготовим комбайны к работе, - говорил агроном колхоза Квитко, - тем меньше будет потери зерна.
- Хороший урожай - это не только основа экономики, это так же удар по темным силам Запада, которые не хотят видеть наше государство крепким, могучим и богатым в мире. - как-то сказал парторг Клепак.
Я думал, что мне трудно работать по ночам до двенадцати часов ночи за лицевыми счетами, щелканьем на счетах деревянными косточками на счетах, но оказывается еще труднее, как это я видел, работать всем трактористам и комбайнерам. Ведь иногда видишь прекрасно работает двигатель трактора - вдруг затарахтит и глохнет.
- Опять поломка, - ворчит тракторист.
- Разбирай, ремонтируй, - говорит Горбань.
Так было каждый день. С нетерпением ждал выходного дня - воскресенья. В этот день можно было спокойно отдохнуть, сходить в клуб на танцы, посмотреть кино, встретить Котю. провести с ней вечерок. Как-то мама спросила:
- Видела Котю. Спрашивает, почему ты не часто ходишь в клуб? Еще что-то тебе хотела сказать очень важное.
- Некогда мне часто бывать в клубе, потому что много работы, до полуночи хватает. Каждое утро нужен отчет в бухгалтерию.
- Сегодня можешь сходить?
- Некогда.
- Сходи, пусть успокоится.
В молодые годы все встречи получаются как бы шутя, ненароком. Молодые люди, не обремененные семейными узами, порой считают их просто обыденным дружеским явлением, чтобы не скучать, а поделиться своими мыслями и провести весело время.
В клубе шла репетиция к предстоящему празднику номеров художественной самодеятельности. Я увидел Котю на сцене. Она пела под баян? Валенки, валенки Не подшиты, стареньки...
Я сел в зале на скамейку, чтобы не отвлекать артистов своим появлением. Начальных номеров, естественно, я не видел. Кем они исполнялись и как - судить не могу. Зато последние номера по - моему суждению исполнялись не плохо.
- Могут лучше исполнять, если продлить репетиции, - думал я.
Что касается последнего хорового номера. Котя исполнила прекрасно: Расцветали яблони и груши. Проплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша. На высокий берег на крутой...
- Как я пела? - спросила Котя, когда мы вышли из клуба и пошли по улице.
- Прекрасно. Не знал, что ты у нас настоящая артистка, - похвалил ее.
- Как мне подпевал хор?
- Очень хорошо.
- Мне до артистки еще далеко.
- Почему так думаешь?
- Потому что я не знаю нотную грамоту и музыкальную теорию.
- Но пела ты хорошо.
- Пела-то на слух.
С разговорами пришли и Котиному дому. Сели на скамейку. Над нами свисали черные ветки вишней. Самих плодов не было видно, зато чувствовался приятный запах поспевающих плодов.
- Как дальше думаешь жить? - неожиданно спросила Котя.
- Как все, - весело ответил ей.
- Куда деньги деваешь?
- Часть на себя трачу, остальные матери отдаю.
- Может мать эти деньги на твою свадьбу копит. Кого хочешь брать в жены?
- Такой разговор дома еще не вели.
- Я тебе нравлюсь? - неожиданно спросила Котя.
- Ты хорошая девушка. Может и прекрасной мне будешь женой.
- Так давай поженимся! - со смехом и приятной улыбкой сказала Котя. Ты знаешь, как тебя я люблю!
- Прямо сейчас? Я тебя тоже очень крепко люблю!
- Давай поставим в известность наших родителей. Они поговорят и нам скажут.
- Может на некоторое время отложим наш разговор о женитьбе и свадьбе?
- Зачем откладывать. Тебе надо жениться - мне выходить замуж. Откладывать - только время тянуть! Папа настаивает, чтобы я поступила учиться. Мне надоела вечная учеба!
- Вообще отец правильно делает. Ведь у тебя, да и у меня, нет никакой профессии. Как жить-то будем, если женимся? ...
В воскресенье мы пошли гулять и купаться на нашу речку Сухая Россошь. День был прекрасный. После ливневых дождей установилась безветренная погода. Посевы зерновых созревали быстро. Легкий ветерок гнал волны по хлебному полю и колосья, словно кланялись земле, благодарили ее за свое созревание.
Воздух пропитан терпким запахом созревающих хлебов, цветущих трав, горькой полыни, медовым запахом лугов. Зеркальная поверхность реки отражала высокое, чистое небо. Вокруг разлилась удивительная тишина, которую нарушала невидимая в кустах кукушка и волшебным, приятным слуху воркованием голосистой горленки да стрекотанием бесчисленных кузнечиков.
- Как все прекрасно, - сказал я.
- Я нигде не чувствовала так хорошо всей красоты природы, как здесь.
- Прихожу к выводу при общении с природой, мы сами делаемся радостней, чище душой, лучше понимаем друг друга, меняется психология мышления. Природа настраивает нас на свершение великих дел...
Домой с прогулки я возвратился с Котей только вечером. Уже, лежа в постели, я никак не мог уснуть от услышанной Котиной фразы: "Папа настаивает, чтобы я поступила учиться". У нее есть возможность учиться - у меня нет. Значит наши пути хочешь - не хочешь могут разойтись...
Через два дня началась косовица хлебов. На состоявшемся заседании правления были обсуждены все производственные вопросы и лично вопрос обо мне. Вечером мама пришла с заседания, объявила мне:
- Тебя, сынок, повысили в должности. Ты теперь будешь работать весовщиком от МТС в нашем хозяйстве. Таково решение заседания.
- Кто будет работать учетчиком в отряде МТС?
- Гришка Мазепкин.
Опять, подумал я, без меня меня женили. Вот что значит, если у тебя нет никакой защиты и профессии. С одной работы кидают на другую, как мяч на футбольном поле. Долго ли так будет продолжаться? Может всю жизнь?
Мама расценила мою новую работу по - своему пониманию:
- Хорошая работа. Сиди возле весов и взвешивай зерно нового урожая? - говорила она. - Есть одно неудобство - комбайны могут работать до двух часов ночи. Тебе придется недосыпать в ночное время. Выспишься, когда будет дождь. Зато заработаешь много зерна и денег. Потом можно будет думать о женитьбе.
- Мне кажется мы говорим пока о несбыточном времени. - промолвил я.
- Это почему. Ведь Котя любит тебя и ты ее.
- Свадьба может не состояться. Отец, Котю заставляет идти учиться.
Она получит профессию, я останусь с пустыми руками.
- С такими мыслями ты никогда не женишься.
- Время покажет кто из нас прав.
Мне не хотелось расстраивать маму своим отказом от женитьбы, ведь я в душе мечтал об учебе, чтобы не быть белой вороной среди черных грачей. Кто учится, тот всегда чего-то добивается. Чем я хуже моих товарищей? Но этих мыслей тогда я не высказал маме, чтобы она не переживала за меня. Сам же утешаюсь тем, что короткий разговор носил неопределенность решений и оставляет простое воспоминание на некоторое время, чтобы не принести вреда мыслям мамы, не было еще одной ошибкой в ее жизни. Все это у меня переносится приятно и неприятно, вызывает волнения души. С этими пороками надо считаться, так как нужное время для окончательного решения о женитьбе не подошло.

Думы

С новой работой началась новая жизнь. Как она повлияет на мое будущее - трудно было угадать или даже предположить. Я опять оказался в гуще работающих людей. В обеденный перерыв можно наслушаться от женщин много интересных рассказов о похождениях жен, мужей во время праздников, гулянок, свадеб, любовных отношений между молодыми парнями и девушками. До самого окончания рабочего дня сижу на весовой и перебираю в уме услышанные анекдоты, разные веселые байки. Но они меньше всего интересуют меня.
Последняя встреча с Котей не выветривалась из головы о моей женитьбе и замужестве Коти. В самом деле сколько на свадьбу потребуется денег, на дальнейшую семейную жизнь, на продукты питания, на летнюю и зимнюю одежду. Сколько я буду получать в месяц денег, сколько Котя? Хватит ли наших денег на приличное житье с молодой женой в счастливые и несчастливые дни посла медового месяца.
По мере углубления мыслей, постепенно окунулся в повседневные волнения жизни, словно я в один миг познал без женитьбы все переживания жизни со всеми последствиями. Пришел к выводу, что моя женитьба мне не к спеху. Если Котя любит меня, то с моими мыслями согласится.
Отец Коти представлял для меня неразрешимую задачу. Я помнил не раз уже сказанные им слова: "Котя должна учиться". Мне становилось ясно, что он не играл и не шутил серьезными вопросами в любви и браке, спокойно относился к ним и показал намерение осуществить их в полной мере. Это не пустая и не легкая задача, хотя для ее осуществления еще не пришел срок, а он все равно придет, что же он тогда будет делать, если в руках Коти будет диплом, а у меня ничего.
Однако, я тоже мысленно готовился к учебе, но поступлю или не поступлю учиться - было для меня пока неразрешимым вопросом. Таким же неразрешимым вопросом являлся для меня второй вопрос - отсутствие в нашей семье сестры Нины, братьев Василия и Николая. Мне в память врезались жалобные слова мамы:
- Где же вы сейчас, мои детки? Кто вас приголубит в трудный час? Кто вас накормит?
Эти слова резали без ножа мое сердце и душу.
- За какой грех выпало на мою душу жить вдалеке от моих детей? - с грустью в голосе слышал слова мамы.
Я видел ее беспомощность и стремление любыми путями возвратить из детских домов своих детей, чтобы все жили одной счастливой семьей.
Меня будило вечное движение мысли как поступить в жизни, чтобы все дела решить, уладить, чтобы мама жила спокойно и без расстройства...
Комбайны работали, гудели, убирали урожай. Машины с полными кузовами золотистого зерна заезжали на весы. Я взвешивал, кричал:
- Пошел на выгрузку! Давай следующий!
Здесь уже некогда думать. Ночью клонит ко сну. Спать нельзя. Комбайны работают без остановок и поломок. Надо принимать зерно.
Всю ночь гудел ветер, небо покрылось тяжелыми дождевыми тучами. То близко, то в отдалении сверкали огненные сполохи молний, гремел оглушительный гром. Сначала по окнам застучали отдельные крупные капли дождя, потом стеной ударил ливень. Сухая высохшая земля с благоговением принимала живительную влагу от теплого дождя. Приятный влажный запах быстро наполнил все комнаты дома, распространился по двору, саду, улице. Дышится легко и приятно. Даже на душе так веселее обычного, чем до дождя.
В этом буйстве природы медленно наступил рассвет. Пришло утро хмурое, с моросящим дождем и порывами ветра. Посмотрел из окна на дорогу - всюду лужи, придорожная трава и всякий сорный чертополох, обмытые дождем зеленели плотным ковром. Солнце не показывалось, хотя утро давно вступило в свои права. Люди шли на работу, накинув на себя плащи, накидки, куртки от дождя, чтобы не промокнуть до костей. Дождь не думал переставать, а лил.
- Вся уборка хлеба остановилась, - сказала мама.
- До обеда ясно - ни один комбайн не заработает, - добавил я. - Что же делать?
- Ложись и пока отдыхай. Может к вечеру дождь перестанет. Там видно будет.
- Это меня не устраивает.
- Делай то, что меня устраивает, - сказала мама и, накинув на себя плащ, ушла на работу.
Сестры Наташа и Катя еще спали, да и вставать в такую дождливую пору не было необходимости. Но и я не находил для себя подходящего дела. Прошел по комнатам, но там везде был полный порядок. Мама раньше меня позаботилась с уборкой. Я обратил взор на черную тарелку репродуктора. Включил в розетку штепсель. Комната наполнилась веселой мелодией музыки, а потом артист запел:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью
Преодолеть пространство и простор...
Нам разум дал стальные руки крылья.
А вместо сердца пламенный мотор...
Как хорошо сказано "нам разум дал стальные руки крылья". Но ведь разум есть и у меня. Почему же он дал мне только работу весовщика МТС, почему он из моего сердца не сделал "пламенный мотор"?
В моей голове как будто что-то перевернулось, каким-то образом задело сердце и мозг. В сознании остановилась одна мысль - надо учиться. Тут же зашел в комнату мамы, где стоял ее большой железом обитый деревянный ящик - сундук, поднял крышку, всю заклеенную цветными картинками из журналов, открыл крышку маленького ящичка с разными документами, взял их и стал пересматривать: тут масса всяких квитанций по уплате всяких налогов, профсоюзные карточки с марками, страховые свидетельства и обязательства и многие другие, которыми я никогда не интересовался и не смотрел их без всякой надобности.
Я с настойчивостью искал мои документы, но к сожалению ничего в руки не попадало. Но я продолжал искать.
- Ведь какие-то документы обо мне должны быть, - шептал я.
Продолжал перебирать бумаги. Их великое множество.
- Тут документы прадедушки, дедушки с бабушкой, отцовские, матери, - ворчу я. - Наверно за все сто лет собраны бумаги в этом ящике мамы.
Идет время. Шелестят бумаги. Наконец в руки попало мое "Свидетельство о рождении".
- Это уже хорошо, - промолвил я.
Еще просматриваю. Вот школьные документы.
- Замечательно! - с радостью вырвалось это слово. Тут же подумал: "Больше документов обо мне нет. Нечего перекладывать бумаги. Я собрал все квитанции, акты, доверенности, справки сложил все аккуратно в ящик, закрыл его маленькой крышкой, потом закрыл большой крышкой весь ящик и в большой радости вышел из маминой комнаты. Посмотрел на стенные часы "ходики". До прихода рабочего поезда осталось полчаса. Быстро собрался. Из спальной комнаты вышла Наташа, посмотрела на меня и мои сборы, спросила:
- Ты куда собрался? На дворе дождь хлещет!
- Поеду в Россошь по делам, - ответил ей.
- Неужели такое важное дело нашлось?
- Очень важное. Надо его сегодня решить!
- Не иначе как свидание с Котей назначил?
- Все может быть! - и вышел.
Не обращая внимания на дождь и ветер, я стремительно мчался на станцию Сотницкую. На посадочную платформу прибыл на десять минут раньше до прихода рабочего поезда "Лиски - Россошь".
- Это хорошо, - промолвил вслух. - Успел во время.
Через десять минут я сидел в вагоне и ехал в поезде навстречу своему счастью и судьбе...
В городе Россошь я нашел педагогическое училище. Проходя по коридору,
успел прочитать на дверях кабинета объявление "Приемная комиссия". Открываю дверь.
- Разрешите войти. - сказал я.
- Пожалуйста, - ответил мне мужчина. - С каким вопросом к нам пришел? - Я председатель экзаменационной комиссии.
- Хочу поступить к вам учиться.
- Приемные экзамены уже закончены. Через три дня начинаем учебный год. Так что ты опоздал.
- Может на каком курсе есть недобор?
- Ты с какой школы района?
- С Поповской средней школы.
- Это хорошая школа. У нас уже учатся из Поповки несколько ребят. Все на хорошем счету. Документы при тебе?
- Да, - ответил ему.
- Дай-ка мне посмотреть. Покажу директору Широкову. Подожди меня в коридоре.
Председатель ушел и унес мои документы. Время как назло идет мне кажется очень медленно. Начал волноваться. Стал просто томиться душой, через каждые пять минут смотрел на черные стрелки часов. Не знаю о чем председатель говорил с директором училища так долго, как мне показалось, целый час. Тут ничего не поделаешь, решается важный вопрос - быть или не быть мне студентом?
Из кабинета директора вышел председатель приемной комиссии с моими документами в руке. При виде их у меня все похолодело внутри. Ударила в голову мысль - не приняли!
Председатель  – лет сорока с открытым кругловидным липом, приятной наружности, круглыми глазами, - открыл дверь своего кабинета, промолвил:
- Заходи! Присаживайся. Если желаешь сегодня сдать экзамены, то при положительном исходе, мы тебя примем учиться. Есть одно место на втором курсе. Но за первый курс надо сдать экзамены.
Мне нечего было терять. Но я прямо сразу отказаться было бы полнейшей глупостью. Наум пришли лишь слова песни "нам разум дал стальные руки крылья". Может это наступил для меня тот самый момент, когда требуется разум?
Я твердо ответил:
- Согласен сдать экзамены за первый курс экстерном!
- Сейчас иди в кабинет русского языка. Туда придет преподаватель. Будешь писать диктант.
- Согласен.
Не буду описывать весь ход экзаменов за первый курс, но только прямо говоря
- надо было иметь солидный запас научных знаний по каждому предмету на всех экзаменах. Уверенности у меня большой не было, что я все знаю, но ведь могут преподаватели задать такой вопрос, на который нет ответа в учебнике, вопрос, рассчитанный на сообразительность и дополнительные научные знания. Не скрою
- был задан один каверзный вопрос, но я ответил на него правильно. Преподаватель даже спросила:
- Где ты вычитал ответ на мой вопрос?
- В Энциклопедии, - ответил ей.
- Так ты читал Энциклопедию?
- От "А" до "Я", - ответил ей.
- Так это же замечательно! - ответила преподаватель.
Часам к четырем дня председатель комиссии вызвал меня в уже знакомый мне его кабинет, сказал:
- Экзамены за первый курс ты сдал. Это дает основание директору педагогического училища издать приказ о зачислении тебя сразу на второй курс училища. Это первый вопрос. Второй вопрос такой: ты работаешь, где?
- Работаю весовщиком в МТС при колхозе, - ответил я.
- Мы тебя можем принять учиться на очное или заочное отделение. На очном отделении будешь учиться на втором курсе со стипендией в двести рублей в месяц.
- Буду учиться очно.
- Это уже хорошо. Сейчас иди к секретарю, он дает тебе справку, что ты с первого сентября этого года зачислен на учебу в Россошанское педагогическое училище на второй курс. С этой справкой пойдешь к директору МТС, чтобы он освободил тебя приказом от работы.
- Понял, - ответил я.
- Думаю вопрос с квартирой ты сам решишь, где будешь жить.
Я вышел из училища, окрыленный таким успехом. Меня приняли на учебу. Но как этот успех воспримет директор МТС и моя мама? У меня сложилось сложное положение, которое необходимо было решить по пословице: "Взялся за гуж - не говори, что не дюж".
Вопрос у директора МТС решился просто и быстро по справке из училища.
- Раз решил учиться-то поздравляю. Желаю успехами, - и пожал мне руку.
Вечером необходимо решить вопрос об учебе с мамой, которая была категорически не согласна с моей дальнейшей учебой и все время настаивала на моей женитьбе. Был бы жив отец - вопрос с учебой решился бы проще. От отца осталось в памяти только его желание. Теперь мои его желания сошлись воедино.
Остается только направить их в единое правильное русло для осуществления в жизни. Это уже для меня дорого стоит.
К вечернему отправлению рабочего поезда я уже все свои дела в Россоши разрешил. Вышел на привокзальную площадь. Здесь уже много толпилось пассажиров и ожидали объявления начала посадки. Кто-то дернул сзади меня за рукав, услышав вопрос:
- Что тут делаешь?
- А ты как сюда попал? - узнав Николая Швепа.
- Ездил по делам в город.
- Зачем он тебе потребовался?
- Ездил поступать учиться.
- Поступил?
- Конечно. За одно и квартиру нашел для проживания.
- Где будешь учиться?
- В Россошанском педучилище.
-Это же хорошо.
- У тебя как идет дело с учебой.
- Продолжаю учиться в учительском институте. Считай нам повезло. На какой курс приняли?
- Сразу на второй.
- Молодец. Вместо четырех лет учебы будешь три года учиться. А я два года проучусь и получу диплом раньше тебя на целый год. Николай Акилов тоже со мной учится. Вместе с ним закончим учительский институт.
- Считай нам повезло. Об Акимове я знал, что учится. Встречался с ним. Молодец.
Дежурный объявил посадку на рабочий поезд.
- Что ж, пошли садиться в вагон...
Со станции Сотницкая в невеселом настроении я шел домой. Предполагал, что вечером с мамой предстоит мне долгий разговор по поводу начала моего учения в Россоши. Раздумывая, не заметил, как ко мне подбежали сестры. Обе радостно сообщили:
- К нам в гости приехала тетя Ира!
- Одна или с мужем. Сидит с мамой разговаривает. - сказала Наташа.
- О чем?
- Все рассказывает как хорошо жила в Иркутске, - промолвила Катя.
- Мама что ей говорит?
- Везде жизнь одинаковая. Надо работать.
Я знал, что тетя Ира где-то живет в Сибири, но она письма нам не писала лет пять. Теперь неожиданно приехала с большого города Иркутска. - Встреча с тетей была любезной, обнялись, поцеловались, пожали друг другу руки. Она была, моложе мамы, круглолицая, лицо было лишено морщин, глаза темные, острый носик.
- Во какой ты у нас вырос, - весело промолвила тетя. - Ты в моей памяти остался еще милым юнцом. Во какой вымахал ростом. Весь в отца. Небось невеста уже есть.
- Невест много, хоть пруд пруди.
- Жениться не думаешь?
- Пока хожу холостяком. Так лучше.
За столом тетя говорила с мамой по разным вопросам семейной жизни. С одними соглашалась, с другими нет. Я слушал их и ясно понимал, что тетя сельской жизни не знает, она сводит все свои суждения к одной фразе:
- У нас в городе не так, как у вас! Даже поинтересовалась:
- Как же вы жили на оккупированной немцами территории?
- Трудно приходилось, - ответила мама.
- Я в Иркутске по радио услышала о том, что наши войска после ожесточенных сражений в Среднем Придонье оставили Острогожск, Подгорное, Россошь. Как я негодовала на Гитлера!
- Слава богу наша Армия нас освободила. Теперь живем как все. Сынок Ванюша уже работает. В семье стал порядок зарплата хоть не большая, но получает каждый месяц. Живем по пословице по одежке протягивай ножки.
- Кто же у Ванюши невеста?
- Есть у соседей дочка Котя. Хорошая девушка, работящая, - говорила мама. - Согласна замуж хоть сейчас.
- Имя у невесты какое-то не звучащее. Почему не идет сватать? Наверно, племянничек, ты виноват - не тянешь веревочку в свою сторону?
- Отчасти и он. Но больше всего тормозит дело с замужеством дочери ее отец.
- Какая же причина?
- Хочет, чтобы непременно пошла учиться на врача. А она отца слушать не хочет. Ей давай замуж, а отец свое - иди учись. Вот такая волынка и тянется у нас с женитьбой.
Этот разговор мне достаточно надоел. Я попытался вылезти из-за стола, но тетя удержала:
- Посиди, не наговорилась. Все говорим о невесте. А что думает жених?
- Хочу учиться, чтобы выполнить желание отца иметь хоть какую-нибудь рабочую профессию. Без профессии и диплома я ни что - простой работяга – как у нас говорят.
- Женился бы и учился, а мама и жена работали бы никаких трудностей не испытывал, - посоветовала тетя. - Я знаю многих, кто так сделал в городе.
- У нас пока другие порядки. Мы не богачи, лишние деньги у нас не водится. Правильно мама?
- Я советую, сынок, жениться. Оба будете с женой работать. Жить будете лучше меня.
- Совет мамы правильный. - заметила тетя.
- Не правильный. Я уже успел переработать на трех работах, но лучше мы жить не стали. Больше двухсот рублей я не получал. А у кого на руках дипломы, те четыреста и пятьсот рублей получают. Чем я хуже них? Потому намерен пойти учиться!
- Кто тебя примет на учебу, если тебе уже больше двадцати лет?
- Не беспокойтесь, мама. Меня уже приняли. Вот справка из педучилища!
Я вынул из кармана лист бумаги. Развернул его на глазах мамы и тети. Подозвал Наташу, дал ей документ в руки, сказал:
- Читай громко, чтобы все слышали!
Сестра начала читать: "Справка дана Каретину Ивану Петровичу в том, что он зачислен на второй курс Россошанского педагогического училища с первого сентября..."
- Вот так новость! - промолвила мама. - Как же мы теперь будем жить?
Наступило молчание. Так прекрасно начавшийся для мамы этот вечер с тетей
закончился мрачным образом. Чтобы разрядить напряженность, я промолвил:
- Не бойся, мама. Я зарплату получал не более двухсот рублей за время работы весовщиком МТС. Теперь буду получать по двести рублей. Я ничего не потерял. Вопрос о женитьбе пока обсуждать не будем.
- Племянничек весь в отца Петра, - промолвила тетя...

На свидании

К вечеру дождь совсем прекратился. Ветер разогнал тучи и совсем утих. Небо стало чистым. Солнце садилось за горизонт медленно большим круглым красным диском. От дождя не осталось никакого следа. Сухая высохшая земля впитала влагу до капли. Дорога просохла. Вечером по ней спешили парочки молодых людей в сельский клуб.
Я вышел из калитки от ворот, присел на скамейку, раздумывая: "Идти или не идти в клуб? ".
- Что сидишь? - спросила подошедшая Котя.
- Тебя поджидаю, - ответил ей.
- Видно хочешь сказать что-то интересное?
- Садись сначала, поговорим. Рассказывать будем друг другу потом.
- Почему не сейчас?
- Потому что интересного ничего нет, а есть простые житейские дела.
- Вот и расскажи, чем сегодня занимался. Весь день уборка стояла, комбайны не работали. Взвешивать было нечего. А ты ведь чем-то дома занимался?
- Мне хочется, чтобы ты рассказала что-нибудь интересное, например, какую книгу сегодня читала или дочитала, что в ней понравилось?
- Книг я давно не читаю, они не интересуют меня. Ничего в них нет интересного - люди знакомятся, женятся, живут, детей наживают, расходятся, вся любовь у них кончается в конце романа. Так это происходит со всеми сейчас. Собственно весь день с мамой и отцом говорили о семейной жизни моей двоюродной сестры
Галочки после свадьбы, потом коснулись моей дружбы с тобой.
- Это уже интересно. Подробнее расскажи.
- Мама настаивает на нашей свадьбе, а отец против. Разговор так далеко зашел, что дело дошло до спора.
- Неужели?
- В самом деле. Отец настроен против свадьбы и раннего замужества "Мы живем не при Иване Грозном, не при порядках "Домостроя". У нас, - говорит, сейчас новое время. На любом производстве нужны грамотные специалисты, - доказывал мне и маме папочка. Надо идти учиться. Другого исхода он не видит и никого не слушает.
- Круто поступает твой батенька.
- Он твой будущий тесть, - с улыбкой сказала Котя.
- Чем же закончился ваш разговор?
- Ничем. Я рассердилась, обоим сказала: как хотите - я желаю скорее выйти замуж. Живет же Галочка со своим мужиком, довольны друг другом, никто им не докучает никакой учебой. Так и я хочу жить с моим мужем. Выбежала на улицу и вот сижу теперь рядом с тобой. Я так расстроилась, что не могу успокоиться, хотя бы поцеловал меня для успокоения души, если меня любишь?
- Конечно люблю. Ты же для меня самая хорошая, самая красивая. Другая мне не нужна. - Пододвинул к себе Котю, обнял ее за шею и стал целовать, как сама просила. Она даже не отбивалась, не сопротивлялась, не вырывалась, совсем обмякла в моих объятиях рук.
- Как я хочу тебя. Просто уже невозможно терпеть.
- Я тебя тоже хочу, но терплю. Время общаться нам друг с другом в постели еще не наступило.
- Доволен теперь моим интересным рассказом? - шутя промолвила Котя. — По - моему в нем нет ничего интересного. Ты теперь расскажи, чтобы твой рассказ был интереснее моего?
Вечер вступил в свои права. Часть молодых людей ушла в клуб, другая пошла на берег к речке. Ведь река всегда интересна при лунном свете. Сама луна спутница влюбленных. Сколько она видала в ночное время счастливых минуту влюбленных, их горючие поцелуи, объятия, размолвки. Но она обо всем виденном хранит тайну, уходя с ней на рассвете за горизонт.
- Что мы засиделись возле дома. Пошли в клуб. С молодежью быстрее время пройдет, - предложил Коте.
- Пойдем, но по дороге расскажи мне что-нибудь интересное, чтобы я рассмеялась и развеселилась.
Взявшись под ручку, пошли по широкой улице. В окнах домов горел свет, луна с высоты небес освещали нам дорогу. Перекидываясь короткими разговорами дошли до переулка.
- Куда пойдем? - спросил Котю.
- Как куда? Мы же идем в клуб.
- Может пойдем на берег реки. Посмотрим ее тихое течение при чудесном лунном сиянии.
- Не возражаю. Красотой надо умело любоваться.
Сидим у берега на прогнившем стволе дерева у самой воды. Вода тихо плещется у наших ног. На зеркальной поверхности воды четко отражается холодным светом яркая луна.
Время от времени щука или другая крупная рыба в погоне за добычей делает сильный всплеск на поверхности воды, тогда вода расходится кругами от всплеска в сторону берегов. Чистый воздух реки при вдыхании в грудь бодрит тело и душу.
Сидим, любуемся ночной красотой тесно прижавшись друг к другу. Котино горячее дыхание касается моих щек. Ее руки в моих руках. Если бы мимо нас в это время кто проходил, то непременно подумал бы и сказал: "Влюбленные сидят". Может бы и не сказал, прошел мимо молча, лишь потом, отойдя подальше, промолвит "ведь я тоже был влюблен".
- Так что же, мой любимый, ты интересное когда мне расскажешь? - промолвила Котя.
- Собственно интересного ничего нет, - ответил ей.
- Ты же обещал мне?
- Не рассердишься на меня после рассказа?
- Как я тебе раньше времени скажу? Пока от тебя ничего не услышала?
- Давай я тебя крепко поцелую. Это уже интересно. Мы же любим друг друга.
- Вот нашел интересное занятие.
- Любовь требует поцелуя, иначе это не любовь.
Я прижал Котю крепко к себе. Она не сопротивлялась, как-то обмякла. Наши губы коснулись друг друга в сладком любовном поцелуе. Он показался нам таким приятным, волшебным, долгим, что казалось, наши чувства от поцелуя принадлежат только нам обоим влюбленным.
Была уже полночь. Луна по небу прошла свой путь и склонилась на запад к горизонту. У реки заметно похолодало.
- Пошли домой, - предложила Котя.
-Согласен.
- Я так и не дождалась твоего интересного рассказа.
- Еще услышишь, успокоил ее.
Мы сидим у дома на прежней скамейке. Уже в селе тут и там запели петухи.
- Скоро рассвет, а ты так мне ничего интересного не рассказал.
- Утром я уезжаю в город Россошь учиться в педучилище, - сказал ей.
- Как уезжаешь? - удивилась Котя, - поднявшись со скамейки. - Когда же мы поженимся?
- Свадьба от нас не уйдет!...
Мечты сбываются
В предпоследний день перед началом учебного года мама устроила девчонкам настоящий смотр подготовки к завтрашнему первому сентября. Наташа и Катя одели новые платья, в волосы заплели ленточки - бантики, на ноги одели новенькие носочки и новые парусиновые туфли.
- Ну-ка, доченьки, повернитесь ко мне лицом. Я посмотрю, как на вас сидит вся обнова, - сказала с радостью мама.
Девчонки стали перед ней. Потом на каблуках повернулись кругом, спросив:
- Как выглядим?
- Хорошо, - ответила мать, - Не хуже других одеты.
- Мы походим во дворе одетыми? - сказала Наташа.
- Нет, снимайте все пока не помяли платья.
Я смотрел на сестренок и видел, как они радуются всем обновкам. Себя они чувствовали на вершине детского счастья. В самом деле обновки покупаются не каждый месяц, а один раз в году. Девочки нехотя снимали с себя платья, бережно складывали их на столе, чтобы завтра утром надеть и отправиться в школу на занятия, в новом учебном году. В прошлом году оба учились хорошо и закончили год с Похвальными листами. Сестры сложили свои обновки и убежали на улицу играть с подружками.
- Ты, сынок, в чем поедешь завтра в училище? - спросила мама.
- Мне ничего не надо, - ответил ей. - Все есть. Я очень рад, что меня приняли на учебу.
- Я бы была довольной, если бы ты сказал, что завтра пойдем на смотрины невесты.
- Невесте самой надо учиться, а не замуж выходить. Успеем еще!
- Невесте можно хоть пять лет учиться, у нее отец, а у нас я одна на вас троих. Это сколько же надо иметь денег?
- Мою зарплату за лето получите и с долгами расплатитесь.
- Сам-то на какие шиши жить будешь? В городе нужны деньги.
- На месяц есть у меня деньжата. А на второй месяц получу стипендию.
- Рассуждаешь ты правильно, только за что я буду покупать на зиму дрова и уголь?
Со двора в комнату вошла тетя Ира.
- О чем ведете разговор? - спросила.
- Завтра все мои детки отправляются учиться, - с сожалением в голосе ответила мама.
- Почему все, а не две девочки?
- Потому что мой старший сынок тоже зачислен в педучилище на учебу.
- Уму непостижимо. Такому великовозрастному парню учиться с девчонками и парными с семиклассниками. Тебе, племянничек уже надо жениться, а не учиться. Я-то с Иркутска спешила приехать к тебе на свадьбу, отмахала на поезде более восьми тысячи километров. Оказывается все зря.
- Почему же зря, - сказал ей, - побыла у нас в гостях. Ты же, тетя, сколько лет не была у нас?
- Погощу недельку и уеду домой в Сибирь. Надо выходить на работу. Отпуск может кончиться из-за дальней дороги.
- Вот как, сестричка, у нас несообразно получается. Я бьюсь, работаю, чтобы свести концы с концами. Думала заживем, если будем работать я и сынок. А оно получается не так. Задумал пойти учиться - никак не могу отговорить. Работал. Денег заработал, можно было хорошую свадьбу сыграть. Невеста мне нравится. А сынок свою линию держит. Не знаю, что же делать?
-Женить надо, как делали в старину с нами - хочешь - не хочешь иди замуж, или женись без разговора, - сказала тетя.
- Старое время прошло. Теперь все женятся и замуж выходят по любви, достатку и уму, - ответил тете.
- Вот ума у тебя в голове накопилось через чур много. Родную мать и тетю не хочешь слушать. Мы-то добра желаем, а ты от счастья бежишь, - сердито промолвила тетушка.
- Время покажет, кто был прав, - и вышел из комнаты.
Весь день до вечера для меня был какой-то сумасбродный. К маме пришла соседка Устя - приятельница и подружка Иры с детства.
- Захотелось, подруженька, поговорить и узнать, как живешь, работаешь, - сказала она.
- Как все. Сильно хвалиться нечем, - начала тетя. - Сколько зарабатываю - столько проживаю. Деньги в банк не кладу по простой причине - нет лишних,
- Говорят люди у вас в Сибири по улицам медведи бродят?
- Мужики пьяные, действительно, как медведи по дворам ходят. Медведи-то в тайге летом живут, там питаются, жир на теле наращивают под кожей, осенью забираются в берлогу, впадают в спячку, только весной просыпаются.
- Говорят медведей надо бояться?
- Если их не трогать, сами не нападают.
- Как же ты, подружка, приехала, к нам?
Думала на свадьбу попаду, оказывается никакой свадьбы не будет.
Племянник не женится.
- Невесту себе не нашел?
В разговор вступила мама.
- Нашел. Мне ох, как нравится Котя. Хорошая была бы жена моему сыну, а мне помощника в доме и хозяйстве.
- Не нравится, что ли. Другую сосватайте. Вон у Анны красавица Галочка - умница, скромная, красивая. Вон у Марии невеста не хуже Наташа. В городе работает в ларьке продавцом, бойко торгует пивом. Да кроме них других можно найти, - хвалила и советовала Устя.
- В том-то и дело, что сынок ни на коем сейчас не желает жениться. – сказала мама.
- Почему?
- Завтра едет в Россошь учиться.
- Сколько же, лет на это потребуется?
- Четыре года. Но он уже сдал экстерном экзамен за первый курс. Теперь будет учиться на втором. Что ты с ним поделаешь?
- Так это же хорошо! - сказала Устя. Не всем такое счастье выпадает. Надо приветствовать.
- На учебу нужны деньги. Их у меня нет.
- Пусть сестра Ира поможет. Твои дети - ее же племянники. Хорошие у тебя ребятишки.
На это предложение тетя Ира ничего не сказала в то время, когда маму надо было поддержать хотя бы морально уже за то, что у всех детей есть желание учиться.
Мне, стало так легко на душе от слов соседки Устьи, даже через чур весело, хотелось громко петь, плясать. Я вышел в другую комнату, стал ходить из угла в угол, щелкая пальцами руки. Я просто радовался как маленький ребенок при виде красивых игрушек, которые дают ему для игры, так и я, сознавая всем сердцем и душою, что завтра у меня начнутся занятия в педучилище. Мои мечты сбываются, хотя они почти ежечасно на какие-то неприятности натыкаются. Мечты, мечты, где ваша сладость! - пришли на ум стихи поэта. Но то, что эти мечты были правильными - я не сомневался в их осуществлении.

В училище

Россошанское педагогическое училище располагалось в одном из самых красивых зданий города. Это было современное учебное заведение, которое отвечало всем требованиям Министерства просвещения и методике преподавания учебных предметов. Большие светлые комнаты - классы были сделаны так, что их входные двери примыкали к одному длинному коридору. Во время перемен в него выходили все студенты подышать свежим воздухом, переговорить друг с другом, поделиться новостями, договориться о вечернем посещении кинотеатра, погулять в городском саду. В училище собралась веселая жизнерадостная молодежь, которой в розовых красках маячила будущая жизнь, полная романтических грез и мечтаний. Это был крепкий молодежный коллектив, в котором я должен был учиться до получения диплома.
Уже с первых дней занятий я увидел, что этот молодой коллектив резко отличается от любого рабочего коллектива. Мне сначала было трудно к нему привыкать, приходилось перестраивать свою психологию отношений друг с другом, заводить новые знакомства с товарищами по учебе. Часто на собраниях при обсуждении казалось бы самых простых вопросов среди молодежи возникали споры, которые можно было решить легко. Я тоже подавал свой голос, предлагал принять то или иное предложение по обсуждаемому вопросу или проблеме с точки зрения бывшего моего трудового коллектива рабочих МТС.
- Как мы раньше не догадались так сделать? - потом говорили все после окончания собрания.
В своей группе я был старше парней и девушек на три года. Потому получалось очень интересное явление. Если начиналось какое-то воспитательное мероприятие, то ответственные за его проведение сначала обращались ко мне:
- Как лучше организовать это мероприятие, чтобы оно прошло хорошо и всем было интересным?
В таких случаях я не навязывал своих идей, а лишь советовал с положительным эффектом при проведении добиться наилучшего успеха. Почему я помогал? Потому что у молодых еще было мало критического и практического житейского опыта. Я, конечно, не претендовал на роль всезнающего мага, но мое пребывание в прежних рабочих коллективах на различных должностях приучило меня каждое дело сначала видеть в общем ракурсе, а потом оговаривать уже более подробно другие вопросы. Уже через полгода я имел успех в своей группе.
Еще через полгода был избран профоргом своей группы и членом профсоюзного комитета учил ища. Я вошел в учебную колею, стремился обладать знаниями по учебным программам всех предметов.
С успехом закончены второй и третий курсы. Я уже имел солидный запас педагогических знаний, которые уже использовал на практике в городских школах. Внешне все дела складывались спокойно. Остался последний четвертый курс обучения. Однако, там где успех - незаметно подкрадывается беда и неприятность.
После окончания третьего курса приехал домой на летние каникулы в родное село к матери. Прекрасна летняя пора. Тепло. Ярко светит солнце. Каждое утро в зарослях реки на высоких деревьях спокойно кукует кукушка, наперебой свищут голосистые соловьи, по двору ходят белые куры и среди них с цветными перьями и большим красным гребнем важно расхаживает петух. Время от времени громко кукарекает - поет, сам не зная зачем, он это делает. Видимо природа наградила его такой петушиной работой.
Уже на второй день встретился с друзьями.
- Когда приехал домой? - спросила Аня.
- Вчера, - ответил ей.
- Чем думаешь заняться?
- Сначала день - два отдохну, а там видно будет что делать.
- Ты чем занимаешься?
- Я тоже на каникулах, но меня уже пригласили поработать на птицеферме.
- Согласилася?
- Конечно. Сотню рублей заработаю, - матери подмога будет.
- Я хожу на прополку сахарной свеклы, - сказал Будкович. - Вместе с мамой работаю. Там много молодежи работает. На одной делянке видел Котю. Спрашивала про тебя.
- Что же ты ответил?
- В шутку ей сказал, вечером встретишься - поговоришь. Так что сегодня вечером готовься с ней встретиться.
Но встретиться в этот вечер не пришлось. Вообще никакого свидания не было. Тому была важная причина. Придя с речки после купания в хорошем настроении, открыл калитку ворот, увидел во дворе запряженную лошадь в телегу. На ней лежали грабли, вилы, веревка, бастрык. "К чему это все наготовлено? " - подумал. Мама, увидев меня, обрадовалась, промолвила:
- Я уже, сынок, давно тебя поджидаю!
- Что-нибудь случилось? - спросил.
- Ничего не случилось. Надо привезти сено нашей козе на зиму. - Где косила?
- В поле в логу за железнодорожным переездом.
- Далеко ехать?
- Там, где перебивной яр.
- Километра два будет? Ближе нигде нельзя было накосить?
- Косила-то ухватками. Свеклу пропалывала, а во время отдыха косила траву на сено. Так, что, сынок, поехали за сеном, привезем домой пока сухое, запашистое и не намочил дождь. Коза с удовольствием зимой будет кушать.
- Согласен. Сейчас переоденусь и поедем.
- Мы быстро съездим. Еще на свидание успеешь.
Тронулись в путь. Коза Машка молчаливо смотрела на нас, а потом заблеяла ни того, ни с чего.
- Ты, Машка, на нас беду не накликай, - сказала мама.
- Что она гадалка, что ли? - спросил я.
- Не хочет оставаться одна дома.
Еду с мамой на телеге. Она трясет и громыхает колесами по неровной грунтовой дороге села. Широкая улица, дома, переулки, зеленые сады с созревающими плодами, вьющиеся стебли пахучего хмеля обвили заборы плотной зеленой стеной, даже отдельные стебли забрались на сухие яблони и прекрасно на них себя чувствуют. Я держу в руках волосяные вожжи, понукиваю лошадь. Она лениво переступает ногами по дороге и не собирается бежать рысью, несмотря на мои понукания.
- Стегни ее кнутом! - советует мама.
Хлещу, лошадь немного пробежала, снова пошла шагом. Дорогу у переезда преградил нам поезд - порожняк. Ему не дали проехать на станцию - семафор закрыл путь. Поезд остановился. Стоим и мы.
- Сколько же он буде стоять? - ворчу я.
- Сколько потребуется. Видно путь занят другим поездом. Отправят его - потом дадут семафором путь.
Солнце уже садилось, когда мы доехали до накошенного сена. Мама сгребала сено, я вилами накладывал на телегу. Работа спорилась. Солнце скрылось за горизонтом, наступил вечер. Я увязал сено на телеге веревкой и бастрыком притянул его, чтобы не растрясти по дороге. Весело домой спешила лошадка. Даже пришлось ее сдерживать, чтобы не бежала, рысью и не растеряла сено. Уже подъезжали к железнодорожному переезду. Темень хоть в глаз коли. Вдруг наш воз тряхнуло и он наклонился на бок. Мама сползла на землю. Лошадь остановилась. Я стал осматривать воз.
- Что случилось? - спросила мама.
- Видно колесо с оси соскочило, - отвечаю.
- Как же оно соскочило
Ведь чекушки были на всех четырех осях, сама проверяла?
- Не знаю. На задней оси чекушка отсутствует.
- Как же мы наденем колесо на ось? Немного домой не доехали. Воз-то вдвоем не поднимем. Зачем мы поехали за этим проклятым сеном?
- Сейчас что-нибудь придумаем. Нужны оглобли.
- Я распряг лошадь, - и тут же подошел к хомуту, развязывать супонь.
Я не успел подойти к лошади, как мама распрягла ее, вывела из оглоблей, отвела лошадку в сторону. Я вытащил одну оглоблю и вторую.
- Зачем ты, сынок, так делаешь?
- Я сейчас одной оглоблей попытаюсь приподнять зад телеги, а ты - вторую подставь под бастрык.
Мама делала все так, как я ей говорил. Но сил у нее было мало, чтобы держать зад телеги с сеном. Конец оси поднялся над дорогой. Оставалось одеть колесо, но оказалось, что ось еще надо поднять чуть выше.
- Мама, тихо отпусти руки от оглобли, возьми колесо, подкати к возу.
- Зачем?
- Я постараюсь чуть понатужиться оглоблей, чтобы приподнять воз. Ты оденешь колесо на ось.
- Сынок, ничего не видно.
- Ты присмотрись внимательно как надо надеть.
Мама долго смотрела, что-то прикидывала в уме, еще раз посмотрела на колесо и ось, стала на колени. Поднялась, подкатила это колесо к оси.
- Готово, - промолвила.
- Поднимаю воз, успевай одеть колесо на ось!
Собрав все свои силы, сделав сильный напор на оглоблю, приподнял, жду. Мама схватила колесо, тычит втулку колеса, чтобы ось вошла в отверстие.
- Одела! - раздался ее голос.
Я медленно отпускаю оглоблю, воз выровнялся. Но оглобля под бастрыком не дает выровнять воз на четырех колесах. Отдав свободную оглоблю маме, вытащил из-под бастрыка вторую, запрягли лошадь и тронулись со злополучного места.
- Сынок, у нас снова спадет с оси колесо. Нужна чекушка. Только где взять в такую темень.
- Это уже сложная задача. Давай искать ее на дороге. Она далеко не отлетела.
В темноте руками и ногами шарились по дороге. Метрах в десяти нашли злополучную чекушку, вставили ее в отверстие железной оси.
Еду с матушкой по широкой улице. Ночь тиха. На темном небе горят яркие крупные звезды. Млечный путь, как широкая дорога в космос, прекрасно виден со своими скоплениями звезд, вперемежку с темными местами. Чудесная ночь стоит над всем Придоньем, как будто здесь никогда не было ожесточенных боев, не гремели взрывы, не грохотали танки. Проезжаем берегом речки Сухая Россошь. Кажется в ней вода не течет, а стоит, ее поверхность отражает небесную сферу. Время от времени кваканьем сонная лягушка нарушает тишину, да в зарослях прибрежных кустов спросонья забьется дикая утка. Снова тишина. Дышится легко. Душа радуется этой тишине. Люди спокойно спят, видят во сне прекрасные сны.
Не состоялось мое свидание с Котей. Глубокая ночь. Даже не встретили мы ни одной влюбленной пары. Завтра Булкович спросит: "Как прошло свидание с Котей? ". Отвечу просто: "Свидания не было".
Подъехали к дому. Я раскрыл ворота. Мама на телеге с сеном въехала во двор. Коза Машка, услышав и увидев нас, радостно заблеяла. Дождалась хозяев...
Окна Котиного дома не светились. Ночную тишину не тревожили даже собаки. Господствовала над селом ночная прохлада...
Жизнь всегда диктует людям свои законы - вольны или невольно их выполнять, меняют они свои взгляды или остаются в одной поре до конца жизни. Одни склонны в своем стремлении жить, другие пытаются как-то отойти от требований жизненных законов. Но как ни стараются выполнять или придерживаться определенных направлений в процессе общественной жизни переделать их, или просто приспособиться, чтобы обойти эти законы или простые закономерности - все равно жизнь ставит всех в определенное русло по пословице: что заслужил - то получай. Хочется это тебе или не хочется, а делай так, как велит сама жизнь, а вместе с ней и работа. Тут каждый обязан определить для себя, что ему важнее сейчас делать для себя, какой будет результат в дальнейшем.
Утром матушка всех нас разбудила, затем объявила:
- Сегодня все пойдем полоть и делать шаровку сахарной свеклы в поле. Я отстаю на своем пае от соседей. Они меня уже обогнали. Надо всем в один день закончить работу.
- Что это даст? - спросила Наташа.
- Чтобы опылить химическим раствором все поле и уничтожить мошкару.
- Разве ее там много? - спросила Катя.
- Сегодня сами увидите сколько ее там летает.
- Тогда надо всем в один день закончить, пошли, - предложил я. - Мама у нас одна, ей надо помочь.
- Может транспорта дождем, чтобы доехать до поля? - сказала мама.
-Дальше прождем. Поле за железной дорогой находится. Пошли пешком. Воду
в бутылках захватим с собой, чтобы можно было попить во время жары.
До этого утра мама работала на своем пае одна. Теперь на нем начали работу - сразу четверо. Это сразу заметили соседи, заговорили:
- Пришла заметная помощь. Теперь наша соседка Лена нас догонит, но и перегонит!
Другие высказали противоположное:
- Не такая сегодня погода. На такой жаре долго не проработаешь, разве до половины дня?
Как неприятно слушать чужие пересуды. Прямо или косвенно разговоры в конце концов влияют на нервы и психику. Но мама не вступала ни в какие разговоры.
- Работать быстро, не обращая внимание о чем говорят, - сказал я. - Почешут свои языки и замолчат.
К обеденному перерыву мы догнали соседей справа и слева. Оказались ни спереди ни сзади, а со всеми наравне. Опять заворчали теперь уже от зависти:
- Привела наша соседка целую компанию и поравнялась с нами.
- Вам кто не дает тоже придти на работу с помощниками? - всем ответила мама.
Обед был короткий. Я лежал в густой тени лесополосы и думал: "Если дополем
сегодня свеклу до конца, то мы сильно устанем. Ясно - работать придется до темна. Не будут же механизаторы со своими опрыскивателями ходить по делянкам - одни опрыскивать, другие пропускать. Надо во что бы то ни стало сегодня закончить прополку и шаровку. Это надо сделать немедленно. Ведь я обещался еще вчера придти на свидание с Котей. Если даже приду, то что я ей скажу от усталости, ведь на свидании могу просто уснуть. Вот сколько будет позора! Лучше не ходить. Может Котя сегодня тоже была со своими родителями на свекле, но сколько я не смотрел - не смог ее увидеть. Разве в поле все увидишь, если там сразу работают сотни людей? Будут же другие дни. Свиданья никуда не денутся. Лето большое".
- Подъем! - раздалась строгая команда. - Воду с собой все захватите в бутылки!
Опять все разошлись по своим делянкам, захватив с собой полные бутылки с холодной водой, чтобы можно было утолить жажду. Работали дружно, без воплей, напористо, быстро.
Солнце стало все ближе и ближе клониться к горизонту. Жара стала спадать. Мы упорно работали тяпками, уничтожая сорняки. Мама посматривала на нас, подбодряла:
- Поспешайте, не спеша - была у нее такая поговорка. - Мне кажется сегодня закончим.
- Обязательно закончим, - сказали сестры.
Солнце краем своего огромного красноватого диска коснулось линии горизонта. В это время мы уже допалывали последние метры свеклы. Солнце село. Мама громко промолвила:
- Все. Конец. Мы успели. Спасибо, мои детки!
- Не стоит благодарности. Ведь мы ради тебя все работали вместе на совесть, - сказал я.
Положив тяпки на плечи, пустые бутылки в сумки, мы не стали ждать транспорт, пошли через переезд пешком домой. Жизнь требует свое. Ее законы неумолимы. Закон обработки свеклы невозможно было игнорировать. Так же как нельзя не выполнять законы о любви.

Письма

Деревенское хозяйство требует ухода. Бесхозяйственности оно не терпит, так как это вредно всему хозяйству в целом. В хорошем хозяйстве все как бы разложено по полочкам, прибрано на место, нет ничего лишнего, что есть, то его убирают, чтобы не метлесило глаза.
Матушка любила хозяйство, ее душа не терпела начатого, неоконченного дела. Всегда повторяла любимую поговорку: "Летний день - год кормит! ".
Окончив завтрак, мама объявила:
- Пошли, сынок, сено уберем во дворе, чтобы ветер не разнес его по всему двору.
- Куда убирать? - спросил я.
- В сарай, на чердак под крышу. Там оно может лежать сухим сколько угодно времени. Самое лучшее сено то, что не побывало под дождем. Оно приятно пахнет. С удовольствием кушать будет наша коза Машка.
- Долго ли его будем убирать?
- Как сносим и поднимем на чердак - так считай закончим. Что-то небо морочает. Как бы не пошел дождь? - тревожилась мать.
Наша работа спорилась. Я носил навильники сена в сарай, поднимая его на потолок, матушка подхватывала сухую массу своими вилами и укладывала на чердаке сено как ей было нужно. Перенося сено со двора в сарай, подумал: "Ведь вчера легче и быстрее складывали его на телегу, чем сейчас таскать по навильнику в сарай". Тут никакого новшества в перегрузке не придумаешь, а приходится складывать сено как делали деды в старину своими руками.
Работая, время от времени, смотрел через дорогу на двор Коти. Но там никого не видел во дворе, словно все живое вымерло. Лишь один красно - серый петух гордо ходил у ворот и громко кукарекал.
Между тем небо все больше и больше затягивалось тучами. Ветер усилился. Всякий раз, когда я на вилах нес сено - он старался сорвать его и разметать по двору. Матушка с потолка сарая спросила:
- Сколько там еще сена осталось?
- Немного, - отвечаю.
- Надо до дождя все сено убрать со двора.
- Дождика еще нет?
- Нет, так будет. Давай носи, побольше бери на вилы.
В самом деле надо было торопиться. Ветер крепчал. Облака закрыли небо. Донесся слабый раскат грома.
- Это уже ни к чему, - ворчал я. - Совсем немного осталось убирать.
Наконец, куча сена перестала существовать. Я схватил грабли и стал подгребать разнесенное ветром сено по двору. Я спешил, но и дождь наступал. Все же я успел подгрести все сено, вилами перенес в сарай. Тут пошел дождь.
- Слава богу! Успели перенести под крышу все сенцо нашей козе, - сказала мама, слезая по лестнице с потолка сарая на пол.
- Сделали по - хозяйски, как при отце, - сказал я.
- Жив бы был твой отец, так у нас была бы не коза Машка, а была бы корова Зорька.
- Будем рады нашей Машке. Ведь она тоже дает молоко.
- Сделали хорошее дело. Теперь пусть идет дождик!
Погода в природе всегда изменчива. Как ни беснуется буря - проходит, так и дождь, сколько не хлестал - перестает, небо, затянутое плотными облаками, очищается от них, вся округа заливается ласковыми солнечными лучами, пчелы с гуденьем вылетают из ульев, устремляются в сады, на луга, усыпанными бушующим цветным разнотравьем, за сладким нектаром. Жизнь идет в полной своей красе. Люди радуются.
- Сынок, сходи в магазин за хлебом и сахаром на обед, - сказала мама.
- Мы сходим в магазин, - веселым голосом промолвили Наташа и Катя. - Все купим!
- Нет. Сидите дома, на улице могут вас покусать собаки. Сходите в сад.
Довод матери был серьезный. Девочки замолчали. Тут же обе убежали в сад за
яблоками и сливами к обеду. Мама ушла на кухню, я в магазин.
Иду по широкой, светлой улице, насвистывая веселый мотив песни: "'Валенки, валенки...".
- Что свистишь, на сцене что - ли? - услышал голос позади себя. - Идешь так- быстро, что еле догнала.
Я остановился, поглядел назад, сильно удивился:
- Где ты взялась? - спросил.
- Иду в магазин. Говорят привезли новую партию товара. Может что понравится!
-Я тоже в магазин, - тут же пристальней поглядел на нее. Она чуть выросла, приятная фигура тела в легком цветном ситцевом платье. На голове локоны, лицо округлилось, тонкие брови, светлые глаза, приятный носик. - Ты стала еще красивее, чем была раньше.
- Ты тоже смотри какой вымахал в рост! Пошли, что стоим!
- В самом деле, как будто сто лет не виделись!
Встреча с Котей на улице в мои желания не входила. Люди могут разное подумать. Потом по селу поползут слухи самые невероятные, потому что "бабье радио" самое любопытное. Что знает одна женщина - через час будет знать все село. Раз встреча произошла, тут уж ничего не поделаешь. Идем разговариваем.
- Как твоя учеба в педучилище? - спросила Котя.
- Закончил третий курс, - ответил ей.
- С кем из девушек дружишь?
- Разве тебе так интересно?
- Очень даже! Про меня забыл, что я есть на свете. Сколько писем тебе писала - ответа ни на одно не получила.
- Ни одного письма от тебя не было. Так что ты зря меня обвиняешь. По какому адресу писала?
- На твою мать все адресовала.
- Дома спрошу, были ли от тебя письма?
Так с разговорами пришли в магазин. Я купил две булки хлеба, килограмм сахару, как заказывала мама. Котя интересовалась новинками товара, развертывала рулоны, смотрела цветные рисунки, интересовалась шириной тканей, ценой, но ничего не брала.
- Если будете брать, то берите, - сказал парень продавец, - нечего весь товар ворочать с бока на бок.
- Привезли такие ткани, что мне не нравятся, - огрызнулась Котя.
- Езжай в Москву, там выберешь по душе, что понравится, - серьезно ответил продавец.
Я вышел с Котей из магазина.
- Куда пойдем? - спросила она. - Конечно домой. Меня ждут с покупками.
- Я ничего не купила, хотя ткань с цветами понравилась. В следующий раз обязательно куплю.
После обеда у мамы спросил: - Котя вам письма присылала? - Присылала несколько раз.
- Почему же вы мне о них не говорили?
- Зачем тебя тревожить. Ты учишься, время у тебя дорогое. Надо книги читать, а не Котины письма. Может ей делать нечего, вот и сидит строчит письма одно за другим. Уехала куда-то к дяде, там и околачивалась до сего времени. Вроде куда-то поступила учиться. Теперь вот приехала, чтобы у тебя на душе сидеть. Не нравится мне ее поведение.
- Где же ее письма?
- Вон в ящике лежат.
- Мы их связали веревочкой, чтобы не потерялись, - весело промолвила Наташа.
- Я сейчас их достану, - с радостью бросилась к ящику Катя, поднимая тяжелую крышку ящика...
Держу в руках письма, думаю: "Читать их или не читать! Ведь все, что в них написано - уже ушло в прошлое. А что написано: упреки, ожидания встречи, о скорых свиданиях, о мечтах, надеждах, о жарких поцелуях, о лобзаниях, о скуке и прочих желаниях влюбленной девушки. Без чтения известно. Лучше поговорю о них сегодня вечером на свидании. Письма пусть останутся как память о нашей молодости и первой любви" - думал я.
- Почему даже не развязал веревочку и не стал читать ни одно, - спросила
Наташа.
- Лучше бы я их не доставала из ящика. Пусть мыши б их читали, - серьезным голосом промолвила Катя.
- Зря только берегли, - промолвила мама. - Видно тебе, сынок, они уже не нужны?...

Жизнь - сложная штука

Чудесная летняя пора с ее повседневными заботами, неумолимо уходила в прошлое. Само лето, как быстрокрылая ласточка, пролетело так быстро, что незаметно приблизилась золотая осень. Хотя еще все деревья, особенно в садах, гордились зеленой листвой, укрывали ветки с созревающими плодами яблок, груш, слив, еще стояли в своем пышном убранстве, восхищая своей красотой человеческий взор, на белоствольной красавице березе уже появились первые желтые листочки. Они еще не упали на землю, не сорвал их еще летний, но уже с осенним дыханием ветерок, они, словно не хотели отрываться от веток и падать на землю, как будто хотят продлить свое существование, свою жизнь в эту прекрасную летнюю пору.
У людей были свои заботы, от которых они никуда не могли уйти, отбросить, забыть. Они постоянно напоминали о своем существовании, требовали устранения или решения, чтобы не мешали людям жить. От того, как они будут быстро ликвидированы, иногда зависит дальнейшая жизнь не только одного, а порой всей семьи.
У каждого человека забота бывает разная. У меня она выражалась в том, чтобы вечером, придя с мамой после работы домой, спешил на свидание с Котей. У мамы была своя забота по содержанию семьи и хозяйства.
Свидание с Котей принимало странный характер. То она приходила веселой, жизнерадостной, то бывала грустной, молчаливой, задумчивой, малоразговорчивой. Такое поведение Коти наводило меня на мысль: дома отношение родителей к своей дочери вероятно сильно натянуто, ее высказывания по отношению дружбы, любовных отношений к современной жизни в новых условиях наталкивались со стороны родителей на закостенелый семейный консерватизм "Домостроя". Котя не хотела копировать старые порядки. Она желала жить свободно, независимо, как душа желает.
Как-то один раз на свидании опросил:
- Почему сегодня не веселая?
- Разве будешь веселой, когда мама говорит одно, отец - другое. Я не могу понять кого слушать, - с обидой в голосе промолвила Котя.
- Папа и мама твои родители. Ты от них никуда не уйдешь.
- Я бы давно ушла, да некуда. Два года жила у дяди в Москве. Там совсем другая жизнь.
- Зачем же ты приехала?
- Письма присылали чуть ли не каждую неделю. - Что писали?
- Звали домой. Можешь счастье свое упустить. - Как это понимать?
- В том-то и дело, что понимание родителей о счастье сильно изменилось, оно как, говорят, сделало поворот на сто восемьдесят градусов и остановилось.
- Что-то я ничего не могу понять о чем ты говоришь - счастье, градусы - все смешалось.
- Все изменилось с тех пор, как ты поступил учиться в Россошь.
- Что в этом плохого. Многие учатся какой-нибудь профессии. Сейчас этого требует сама жизнь. Ты посмотри, какими шагами идет по стране после войны технический прогресс. Ведь его кто-то должен двигать вперед, чтобы наша наука и техника были самыми передовыми в мире, кто-то должен умело управлять научным прогрессом. Стране нужны грамотные люди и руководители. Наше государство не должно в промышленности и экономике отставать от иностранных государств. Вот почему все молодые люди идут учиться. Разве твоим родителям это не нравится?
Котя молчала. Но по ее виду и лицу можно было догадаться, что ее мучает какой-то вопрос, но открыто высказать его не может, видимо, по какой-то для меня непонятной причине.
В голову пришла мысль от недавнего разговора с мамой о Коте: "Не нравится мне ее поведение". Почему не нравится, я не спросил, но ее молчание есть прямое подтверждение маминых слов.
- Что же ты мне ничего не скажешь о чем тебе говорили?
- Я сама не знаю, что сказать, - ответила Котя. - Все дело в родителях.
- Это уже интересно.
- Когда ты после школы начал работать, то у нас с тобой была замечательная дружба. Я любила тебя. Готова была выйти за тебя замуж. Но родителям ты не нравился, мол работяга, не совсем образованный. Может найдется хороший жених с дипломом, - говорил папочка. - За него выйдешь замуж. Будешь жить как настоящая барыня". Мама рассуждала по-другому. "Пусть идет наша дочка за того, кого любит. Богатство сами себе наживут. Боюсь, мой муженек, если тебя послушать, то ни один зять не будет жить с нашей Котей. Может оказаться наша доченька у пушкинского "разбитого корыта". Вот какими разговорами папа и мама давят на мою психику.
- При чем разговор, что я пошел учиться?
- Притом, что отец не хотел, чтобы ты был зятем. Он хотел, чтобы я пошла учиться, и с тобой не встречалась. По этой причине меня в Москву отправил. Дядя устроил меня учиться в Кулинарное училище.
Два года жила в Москве, а душа и все мои мысли были с тобой.
- Мы опять вместе.
Я обнял ее руками за плечи, посмотрели друг другу в лицо, поцеловались. Котя даже не оказала мне никакого сопротивления.
- Как я желаю быть всегда в твоем объятии, - сказала посла поцелуя.
- Будем, когда я закончу свое училище, а ты московское. Мне остается учиться один год.
- Я тоже закончу в том году.
- Может твой папочка и матушка изменят свое мнение обо мне?
- Я бы хотела замуж пойти за тебя без их мнения. Оно уже устарело. Они - свой век прожили, а нам надо жить.
- Не могу сейчас жениться. Надо училище закончить.
- Мне кажется папа и мама согласны теперь нашу свадьбу сыграть.
- Моей маме сейчас не до моей свадьба. У нее другая забота.
Котя замолчала, тяжело вздохнула. Крепко обняла меня, поцеловала. Неожиданно промолвила:
- В моей любви к тебе получается как две льдины во время ледохода то сталкиваются, то расходятся, то удаляются, то сближаются. Сколько это будет у нас так продолжаться - неизвестно.
- Вполне известно. Оба закончим учебу и поженимся.
- Можно матушке и папе так и сказать?
- Почему бы нет?
- Я знаю мама скажет пригласи жениха к нам в гости, поговорим и обсудим что надо делать?
- Я еще не дал согласия на нашу свадьбу. Потому нет необходимости тревожить родителей пустыми разговорами. У нас дома с мамой есть неотложные дела, которые надо решить до моего отъезда.
- Это может быть важнее нашей свадьбы? - недовольным голосом ответила Котя.
Я увидел ее недовольное лицо. Свои руки вырвала из объятий моих рук. Резко поднялась со скамейки, бросила:
- Я все время склоняла тебя, чтобы ты согласился на проведение свадьбы, до этого подать заявление в ЗАГС на регистрацию брака. Но ты о загсе не проронил ни слова.
- Ты тоже о нем ни одним словом не обмолвилась.
- Ты должен первым мне предложить, а не я.
- Извини, не знал. Это замечание учту.
Из разговора с Котей я понял, что она даже не представляет себе все дела по подготовке и проведению свадьбы.
Все ее мысли сводились к скорейшему выходу замуж. Она не представляла сколько надо совершить беготни, суматохи, улаживании, уговоров нужных людей, чтобы молодожены не испытывали никаких забот, тягот по подготовке и проведению свадьбы. Я видел ее летающей красивой бабочкой, ни о чем не заботящейся, порхающей с одного цветка на другой.
Невольно в голову мне пришли строки из одного романа, где говорится: "Хотя любовь называют чувством капризным, безотчетным, рождающимся, как болезнь, однако ж и она, как все, имеет свои законы и причины". Вот этих законов и причин Котя не знала, потому что человеку влюбленному не до них, ибо в его душу вкрадывается такое сильное впечатление, что чувствует себя в каком-то непонятном сне всевозможных чувств, когда сердце в его груди начинает биться все сильнее и он готов жертвовать собою в любую минуту. Котя была готова к этому. Но мое душевное самосознание, как невидимый человек, говорило: "Не теряй самообладания, успокой свои чувства, хорошенько осмотрись и осмысли все свои поступки". Вот на этих чувствах любви наши представления в отношениях друг с другом разошлись. Котя не знала, что с ней делается, какое чувство ею руководит. Не зря моя матушка заметила, что с Котей произошли какие-то непонятные душевные преобразования, которых раньше в ней никто не замечал.
Все мои мысли по свиданию были прерваны. В комнату вошла мама с дочками. В руках держали инструменты - пилу, молотки, выдерги, топор, гвозди.
- Что вы хотите делать? - спросил.
- Мы хотим сделаться строителями, - ответила Наташа. - Собрали весь папкин инструмент, будем делать ремонт дома.
- Нам нужны доски, рейки, столбы, - добавила Катя. - Лопату и лом еще не нашли.
- Мама, что они говорят? - спросил я. - Какой ремонт, о нем мы ни разу не говорили. Ведь ремонт требует больших денег, а их у нас нет! Инструменты отнесите в кладовку, пока ими сами себя не покалечили.
Девочки быстро унесли инструменты и вернулись в комнату, сев на стулья.
- Что вы хотели делать?
- Делать инструментом у нас нечего. У меня его попросил пчеловод Иван Силаев. Вот и собрали и хотели отдать ему, чтобы не валялся, - сказала мама.
- Инструменты в хозяйстве всегда нужны. Подремонтировать дом - необходим инструмент. А без инструмента даже нечего и затеваться с ремонтом. Это вы все должны знать.
Стоит ли наш дом ремонтировать - крыша худая. Как начинается дождь, так вода с потолка ручьями бежит, глина отваливается. Дом на глазах от сырости сопревает. Сколько же раз его ремонтировали и все без толку. Как будем зимовать - не знаю. Тепло не держит. Уйму надо денег на ремонт. Я слушал доводы матушки и был с ней согласен. В самом деле ремонт - дело серьезное. "Может год еще переживем без ремонта? - сказал я.
- Нет, замерзнем. Свет белый не натопишь!
- Какой же выход? - поинтересовался я.
- Есть у меня одна мысль. Вот ты, сынок, первого сентября поедешь в училище продолжать учебу. Костюм на тебе уже третий год еще с той поры, когда работал заведующим магазином. Уже пора новый покупать. Нужно пальто, туфли, рубашку с галстуком. Это же все надо купить. А за что? Денег нет. Девчонкам тоже надо до школы купить школьную форму. Опять вопрос упирается в деньги. Налог государству еще не совсем уплачен - тоже надо до конца года рассчитаться. Главное, сынок, тебя теперь надо доучивать во что бы то ни стало. Ведь скоро ты выйдешь в люди.
- Что же ты предлагаешь?
- Предложение одно - продать наш дом.
- Мама, ты меня ошеломила. Ведь дом строил твой отец - наш дед. Мы все в нем родились, выросли, отец сарай построил. Вдруг все продать!
- Выходит так!
- Где же мы будем жить?
- Дед Сергеев продает свой дом. Самого забирают сыновья в город. Конечно домик меньше нашего - кухня, зал, чулан. Наш-то получше, стоит дороже.
- Ты его дом смотрела? Нравится тебе или нет?
- Пословица говорит: не до жиру - лишь бы до живу.
Вот так жизнь подстраивает одну неприятность за другой. Тут надо серьезно ворочать шариками в голове, а главное умом, чтобы выжить в трудных условиях. Жизнь не спрашивает кто ты, что думаешь, как живешь, а спрашивает на что ты способен и умеешь ли ты бороться с трудностями, что - бы успешно их преодолеть. А это не так просто делается как многим кажется.
Слушая маму с ее трезвым взглядом на жизнь, находя необходимые поиски для выживания в создавшихся условиях, мне невольно вспомнились почти что пустые разговоры с Котей. цель которых была скорее выйти замуж. Но жизнь нам может преподнести очень серьезный сюрприз в семейной жизни, как уже нам с мамой и сестрами уже не раз преподносила не один каверзный момент.
- Какое же мы примем решение? - спросил у мамы.
- Понравится или не понравится, мои детки, мое решение такое - наш дом надо продать, пока он не потерял цену, а у деда Сергеева дом купить.
Огороду дома хороший, в конце огорода речка, грядки можно будет поливать. Только наш дом надо подороже продать, а у него дом купить подешевле. Там крыша хорошая, да и сам домик приятно выглядит на улице. Сад хороший. Забор крепкий. Ворота тесовые. На окнах ставни, наличники резные. Что ты скажешь, сынок? Ведь ты у нас уже считай взрослый мужик? Жизнь может лучше меня уже понимаешь, грамотнее.
- Считаю твой план разумный и правильный в создавшемся положении. Думаю не прогадаем. Только надо спросить наших девочек - что вы думаете о продаже дома и покупке нового? - спросил я.
- Мы согласны с продажей и покупкой дома. - ответили девочки. - В новом доме будет всем еще лучше, чем в старом. С потолка вода не будет бежать.
- Решили. Свой дом продать, деда Сергеева дом купить! - сказал я. Одним словом, мама, начинай действовать.
На следующий день я уехал в Россошь, так как первого сентября уже начинался учебный год. Ведь я был уже на последнем четвертом курсе педучилища. На окончание училища я возлагал большие надежды в моей дальнейшей жизни. Из поля зрения я не упускал учебу сестер Наташи и Кати. Все еще оставалась неизвестной судьбы братьев Василия, Николая и сестры Нины.

В новом доме

Мне надо еще проучиться год на последнем четвертом курсе педагогического училища. Каким будет этот год - предсказать невозможно. Что он принесет не только мне, но и всем людям нашей планеты? Ведь идет глобальное развитие не только жизни, но и всего мира: в одном месте засуха - в другом наводнение, военные конфликты между государствами разгораются - в других затухают, умирают не только простые люди, но и короли, императоры, течения рек подмывают высокие берега, отваливая огромные глыбы земли - в противоположном направлении идет намывание берега, извержения вулканов - сопровождается изменением магмы, землетрясения сопровождаются в океанах грозными цунами, холод на обоих полюсах Земли - крутая жара на экваторе, рождение молодого - смерть старого, отжившего, рождение дня - приход темной ночи, возникновение семьи сопровождается распадом семьи, вражда и ненависть, радость и горе, смех и слезы, молодые влюбляются - тут же расходятся. Жизнь не стоит на месте - продолжается. Если бы люди не влюблялись - молодое поколение не рождалось бы и не продолжалась бы жизнь. Игра противоположностей является движущей силой человеческого существования.
Закон противоположностей неумолим, он необходим, чтобы все живое продолжало жизнь - все отжившее уходило в прошлое, открой дорогу молодому поколению. Любовный процесс сопровождает всех людей от рождения до смерти и является основным законом жизни, не смотря на то, что они могут жить в различных местах планеты. Годы не стирают в памяти любовные увлечения в молодости навсегда, от них остаются на всю жизнь лишь приятные воспоминания.
Для меня весь год был напряженным. Я добывал знания не только от слушания лекций, но и чтением специальной литературы по будущей профессии, часами работая в библиотеках училища и города Россошь, готовил доклады, конспекты для выступлений на семинарах и научных конференциях. Девчонки даже стали надо мной подсмеиваться:
- Смотри, Иван Каретин, от чтения не сойди с ума!
Некоторые прямо предлагали:
- Давай сегодня сходим в кино?
Другие серьезно, но со смехом улыбались:
- Хочешь Каретин, училище закончить с красным дипломом? А мы будем работать с простыми дипломами с тобой рядом. Зарплата все равно будет такая же!
На такие замечания всем отвечал:
- Жизнь не спросит как ты и где учился, а что ты знаешь?
- Ты, наверно, будешь выбирать себе жену по этому принципу, - шутила Аня Пруткова. Круглая отличница по всем предметам.
- Еще точно не знаю, но жена будет примерно с такими знаниями как ты!
- Я тоже в девках не останусь.
- Ты такая красивая, бойкая, найдешь себе достойного мужа.
- Если не понравится первый, то выйду замуж за второго, - смеясь говорила Лия и отошла к подружкам, стоящими в коридоре.
Этот мимолетный шутливый разговор привел меня к воспоминаниям, проведенными мною летом с Котей. Тут же подумал: "Почему-то от нее до сих пор нет ни одного письма? Может вышла замуж в Москве и обо мне не вспоминает. Ведь прошло уже полгода"...
В один из февральских дней - это была суббота - отложив в сторону все дела, сев на рейсовый автобус, поехал домой. Погода плохая. Шел снег. Ветер гнал по дороге снежные змейки. Мороз щипал нос. Мерзли руки. Окна в автобусе затянуты снежным инеем. Рядом со мной присела женщина с корзиной в руках. Голова закутана в пуховый платок. Воротник пальто поднят. Шерстяной шарф закрывал половину лица. Видны были только глаза, над ними чуточку черных бровей.
- Ну и погода скверная, - услышал знакомый голос. - Продрогла до костей
- Соседка Устя вздумала ехать в такую погоду. Я тебя сразу узнал.
- Это ты, Иван. Я сначала не разглядела кто сидит рядом со мной. Оказывается сосед. Это хорошо. Вместе пойдем, а то буран дорогу занес. Поможешь мне корзину донести.
- Что в ней такое тяжелое лежит?
- Купила пять килограммов рису, бидончик подсолнечного масла, кое-какие предметы. Еле донесла тяжелую корзину до автобуса, - говорила Устя, развязывая шарф, освобождая лицо.
Я помог опустить воротник на место, стряхнул с него снег. Устя отдышалась, успокоилась, снова заговорила:
- Зима в этом году снежная. Снегу перекидала уже не один воз. Матушка твоя со снегом замучилась. Почти каждый день кидает его, а он за ночь засыпает все прочищенные тропинки и дорожки.
- Что нового появилось в селе?
- Все старое осталось. Разве только одна новость важная для тебя. Мать дом продала, а себе купила домик у деда Сергеева. Так что ты сегодня будешь ночевать в новом доме. Не знаю понравится ли тебе вся усадьба или нет. По - моему жить можно. Место удобное для ведения хозяйства.
Автобус то набирал скорость, то гасил. Двигатель натужено гудел, когда колеса пробивали в ложбинках толстый слой снега. Один раз даже остановились, забуксовали. Пришлось вылезти всем мужчинам из теплого салона и вытолкать автобус из снежного плена.
Ехали долго. В село добрались, когда уже стало темно. Сквозь снежное марево мутно виднелись светящиеся окна домов. Наконец автобус остановился.
- Приехали! - сказал водитель. - Можете расходиться по домам.
Я подхватил корзину Усти. Пошли по улице в бушующей снежной пурге. Я был легко одет, преодолевал быстро снежные заносы на улице. Устя же, одетая в теплое пальто, казалась через чур толстой женщиной, похожая на шар, с трудом одолевала заносы, бесконечно ворча:
- Если бы я знала, что сегодня будет буря, никуда не поехала бы в город. Вот старая дура начала с ума выживать...
- Вот пришли домой, - сказал я, поставив тяжелую корзину у калитки. - Спасибо тебе, миленький, что помог мне. Не ты, хоть бросай все на дороге, - ворчала соседка.
- Корзину в дом сама занесешь. Я тоже пошел домой.
Преодолевая сугробы по колено, медленно шел, отворачивая лицо от ветра и снега. Снежная вьюга гудела, завывала в дымовых трубах домов, снегом хлестала в лицо, распахивала полы пальто, кидала горсти холодного снега за шею. Прошел знакомое место, где стоял наш дом, сарай, погреб и даже сохранившаяся землянка со времен сорок второго года, в которую гитлеровцы выгнали нас из нашего дома, где пришлось еще до освобождения жить нам январь и февраль сорок третьего года. Место было уже пустое и буря безжалостно засыпала снегом все бывшее наше подворье. Как-то в душе стало неловко. Заболело сердце. Родной дом, вообще, исчез с лика земли, не осталось никакого следа. Тяжело на душе. Такова жизнь, но она, продолжается, я должен в ней ориентироваться, не жалеть о прошлом. Его уже не вернешь.
Наш новый дом встретил меня молчаливо. Окна не светились. Деревья в саду шумели. Тропинка у калитки и к воротам занесена снегом. Мое прибытие услышала собака Колбат, вылезший из своей теплой будки, грозно залаял.
- Колбат, ты что не узнал меня? - сказал ему.
Собака замолкла, завиляла хвостом. Подошел к нему, погладил рукой по голове, он успокоился.
Постучал в окошко. В окне вспыхнул свет.
- Кто там? - услышал голос мамы.
- Это я, открой дверь.
Вошел в комнату, весь занесенный снегом, отряхнул его у порога сколь мог. Снял пальто, шапку. В лицо ударило тепло от жарко натопленной печи. Услышав мой разговор с мамой, проснулись сестры, поднялись с теплой постели, кинулись мне на шею.
- Мы не думали, что ты приедешь в такую бурю, - сказала мама.
- Видишь, меня даже буран не держит.
- Правильно сделал, - поддержали сестры.
Мама пошла на кухню, загремела ухватом о чугунок в русской печи, достала его с горячим супом, достала чайник. Нарезала хлеба на тарелку.
- Как учитесь? - спросил сестер.
- Хорошо, - ответили разом.
- Иди, сынок, горяченького покушаешь, а то совсем замерз, - сказала мама. - С девчонками поговоришь позже. Времени будет достаточно.
В новом доме чувствуешь какую-то неловкость, хотя прекрасно знаешь, что он принадлежит всей семье. Как новые сапоги чем-то отличаются от старых поношенных, так и дом имеет свои какие-то непривычные особенности. Это так всегда бывает у человека, когда он попадает в новую для него обстановку, или когда перестает носить уже состарившийся и потерявший свой первоначальный вид костюм, то при одевании нового костюма испытываешь какие-то мелкие неловкости. Человек должен ко всему привыкать, так как от использования новых жизненно важных предметов ему никуда не уйти в жизни.
Целыми днями ходил по комнатам, сараям, пристройкам, погребу, все к чему- то присматривался, примеривал, сравнивал со старым домом. Аналогично присматривался даже к кладовке, лестнице на чердак.
Несколько дней у меня шла так называемая психологическая адаптация к новым условиям. Все как будто хорошо, но посмотришь на какую-то вещь или даже на мамин ящик с бельем и документами сразу вспоминаешь: в старом доме он стоял в другом углу комнаты. Даже фотографии в рамках и те вызывают определенные размышления, когда смотришь на лица товарищей, друзей, отца, матери, сестер и знакомых милых девушек по школе и училищу.
- Для Коти видно места не нашлось?
- Она, сынок, еще не член нашей семьи. Пусть фотография полежит в альбоме.
- У тебя в альбоме столько молодых девушек - фотографий, что не хватит стен, чтобы на них всех поместить, - сказала Наташа.
- Ты же на всех все равно не женишься, а нам на них нечего смотреть? - добавила Котя. - Может кто-то уже вышел замуж, другие возможно еще учатся и любят своих парней.
- Согласен с твоим замечанием. Только вы мне ничего не говорите о Коте. Я о ней о самого сентября ничего не знаю. Мне она писем не пишет. Может вам домой прислала?
Мама, слушавшая нас, зашевелилась, поднялась с места, пошла к своему деревянному ящику, служившего ей до появления шифоньеров, хранителем белья и одежды. Долго в нем рылась, промолвила:
- Котя прислала одно письмо. В нем один листок и то не исписан. Всего несколько строк. Возьми, если хочешь - прочитай.
Я с радостью стал читать: "Здравствуй мой дорогой. Много писать не буду. Всего одна неделя прошла, как мы расстались. Буду писать тебе письма на почтамт города Россошь до востребования. До свиданья, дорогой. Жду ответа! Котя".
- Это все?
Больше никаких писем нам не было, - промолвила мама. - Может это к лучшему?
- Почему?
- Чтобы не расстраивались. Она для тебя и нас еще не невеста. Зря о ней нечего думать. Расскажи, сынок, как учишься в этом году? - поинтересовалась матушка.
- Сейчас у меня и всей нашей группы горячее время. Год-то выпускной. Усиленно готовимся к Государственным экзаменам. Приходится очень много читать, конспектировать. Свободного времени нет. Видите сколько времени я к вам не приезжал? Вы уж не обижайтесь на меня. Скоро буду на практике. Как закончу - обязательно приеду. Это будет уже весной, когда начнется посадка огородов, зацветут сады, зазеленеет молодая трава.
- Надо, сынок, дожить до весны. Там видно будет, - сказала мама.
Письмо Коти хоть и не вскружило мне голову, но вызвало какой-то неопределенный интерес. Почему она решила писать письма на почтамт до востребования. Какую тайну она не хотела разглашать раньше времени? Да и были у нее другие любовные тайны? Интересно, сколько же писем до востребования Котя успела прислать мне за полгода?
Этот вопрос меня не мучил, он только подогревал мой интерес к содержанию текста.
Как-то мама спросила:
- Почему не сходишь к родителям Коти? Поинтересовался пишет она им письма или нет. Что-то они скажут тебе?
- Не стоит идти, тем более тревожить их души, потому что я для них сейчас просто никто.
- Просто спросишь: пишет ли Котя письма?
Они могут спросить зачем ты спрашиваешь?
- Что я должен ответить?
- Смотри сам. Как решишь - так и будет.
Время пребывания дома закончилось. Вечером объявил:
- Завтра уезжаю в Россошь. Пропускать занятия нельзя...
Всю ночь снились какие-то кошмарные сны: временами работаю в поле с людьми, потом вдруг лечу на самолете выше облаков, на земле вижу села - дома жильцов как спичечные коробочки, черные асфальтированные дороги тянутся черной линией среди полей, вокруг холмов, пересекают лес. Вдруг все куда-то пропало. Себя я вижу на берегу реки, на берегу стоит лодка с веслами. В лодке сидит веселая, красивая Котя, улыбается радуется.
Тут же смотрит на меня своими большими черными глазами, насмешливо так говорит:
-Садись в лодку. Поплывем!
- Куда? - спросил.
- Тебе не все ли равно?
- Хочется узнать твое намерение?
- Садись в лодку, бери в руки весла. Греби на середину реки, - уже грубо приказывает Котя.
Выплыли на середину реки. Лодка остановилась, легко качаясь на волнах.
- Куда поплывем? - спрашиваю Котю.
Ответ не последовал. Оба в лодке без весел плывем по середине реки, а куда и зачем неизвестно...
Утром на автобусе уехал в Россошь.

Письма

Говорят простые люди: одно слово может человека убить или оживить, заставить любить или разлюбить. Смотря как сказано, кому сказано, где сказано, и при каких обстоятельствах произнесено. Все это вызывает определенный интерес, чтобы добиться поставленных целей.
Известно, что интерес людей разнообразен. Об этом знали еще в глубокой древности. Весь свой пытливый ум направлен на познание истины. Так Крякутный сделал себе крылья, для интереса залез на колокольню, прыгнул вниз, чтобы для интереса пролететь над землей как птица. Во Франции братья Монгольфье тоже для интереса на воздушном шаре поднялись в небо над землей и полетели. Ученый химик Дмитрий Менделеев для интереса увлекся атомным весом химических элементов и составил Периодическую систему элементов, которая не потеряла своей значимости в настоящее время во всем мире. Древние греки и римляне еще в древности проявили большой интерес, и до сир пор интерес к исчезнувшей после землетрясения Атлантиды поддерживается сейчас. Интерес российских мореплавателей Крузенштерна и Лисянского привел к открытию Антарктиды. Интерес к гибели крупнейшего пассажирского лайнера "Титаника" не ослабел до сих пор, как и к германскому линкору "Бисмарк" так как их гибель до сих пор остается загадкой. Не пропал интерес к неизвестному у покорителей горных вершин Памира, Тянь-Шаня, Гиндукуша.
Интерес к содержанию писем возник как только появилась возможность доставлять их друг другу, так как письмо всегда носит интересную информацию по различным вопросам жизни. Охота за письмами всегда вызывала большой интерес не только у иностранных разведок, но и между влюбленными людьми. Можно привести много примеров, когда писатели в своих произведениях высмеивают таких охотников. Пушкин в своем романе "Евгений Онегин" дает содержание письма Онегина к Татьяне. Иван Александрович Гончаров в текст романа "Обломов" поместил интересное любовное письмо Ильи Ильича Обломова к Ольге, которое сыграло определенную роль во всех дальнейших взаимоотношениях любви и жизни.
Иностранные разведки очень сильно интересуются содержанием писем. Это хорошо показано, например, в телевизионном Фильме "Адъютанты любви" - российский разведчик Петр Черкассов охотился за письмом короля к Наполеону, задумавшего войну против России. Не менее интересным явлением является работа разведчика в романе "Адъютант его превосходительства", перехватывающего письма и военные донесения, адресованные генералу.
Содержанием писем своих солдат под Сталинградом интересовалась немецкая служба эсэс а годы войны 1941 - 1945 годов. Секретное содержание этих писем о настроении немецких солдат и офицеров встревожило Генеральный штаб немец¬ой армии, который сделал неутешительное сообщение Верховному командованию Германских вооруженных сил.
Можно привести еще великое множество примеров в мировой литературе о их значении в отношениях людей друг с другом, о влиянии их содержания на отдельные личности и целые коллективы. Наиболее веское отношение к письмам высказал Гоголь в своей бессмертной комедии "Ревизор".
Гоголевский почмейстер говорит: "Делаю из любопытства. Смерть люблю узнать, что есть нового на свете. Я вам скажу, что это преинтереснейшее чтение. Иное письмо с наслаждением прочтешь - так описывающим разные пассажи...и назидательность какая...лучше чем в "Московских Ведомостях!"...
Всегда вызывает большой научный интерес у покорителей морских и океанских глубин, у путешественников по пустыням, у космонавтов. Часто задают вопрос:
- Что такое интерес? Многие без труда отвечают: - Это тяга к знаниям, чтобы познать неизвестное!
Люди могут быть влюблены в самые невероятные обстоятельства своего времени, которые представляют определенный интерес в той или иной области. С каким огромным интересом художник работает над своей картиной, ювелир над красивейшей диадемой или короной. Интерес всегда гнал по неизведанным районам планеты геологов, путешественников, чтобы добиться выполнения поставленных целей, узнать неизвестное, еще неизведанное в природе.
Наибольший интерес представляет человеческое общество с его жизнью на планете. Оно постоянно находится в движении, развитии, совершенстве, соприкосновении друг с другом в общественных отношениях. В этом смысле невозможно отбрасывать интерес отдельных человеческих отношений между индивидуумами - мужчинами и женщинами. Этот интерес друг к другу возникает сначала в виде романтических игр, затем романтика перерастает в любовные отношения между молодыми людьми.
Мы всегда любим тех, кого больше знаем, сравниваем со счастьем, хотя счастье не имеет памяти - это судьба. Она не предсказуема, потому всегда вызывает определенный интерес, который влюбленные молодые люди стремятся познать, независимо в какой форме он представляется и в какое время года. Познание интереса происходит через душевные переживания человеческой личности в виде определенных любовных отношений, связанных в устной форме, а чаще всего в многочисленных письмах или в любовных посланиях.
Рейсовый автобус, в котором я ехал в Россошь, двигался быстро, ровно, без встряски на рытвинах и выбоинах. Все они были занесены снегом. Хотелось спать, но сон не приходил. Я думал о Коте, о любви к ней. Тут же сам себя спрашивал:
- Что такое любовь?
Кто-то мне неведомый в памяти отвечал:
- На этот вопрос никто тебе не ответит.
- Почему?
- Потому что каждый здравомыслящий человек не знает ответа, чаще трактует: пришла любовь и баста! Поэты, писатели в своих произведениях лишь показывают любовные отношения, но на прямой вопрос - что такое любовь - не отвечают, потому что не знают, что сказать. Отношения между влюбленными меняются в зависимости от душевного переживания, возникающего от различных причин.
Раздумывая над сказанными мыслями, пришел к выводу: каждый волен отвечать как ему нравится. За это его никто не осудит.
- Если Котя действительно написала мне письма, да еще ,.до востребования", значит в них есть что-то о любви? - прошептал сам себе. - Что имен - но - для меня остается загадкой.
Автобус сделал остановку. Я вылез из теплого салона на улицу, вдохнут всей полной грудью холодного морозного воздуха, поспешил к училищу.
Занятия шли своим чередом. Преподаватели приходили, читали лекции, уходили. Приятель Прасолов - парень с сосредоточенным вниманием, заметил: - Интересные лекции читают. Но ты, друг мой, сегодня какой-то рассеянный, не внимательный и не сосредоточен. Ты запомнил хоть одну лекцию?
- Вроде сосредоточусь слушать, а потом внимание просто незаметно отключается, думаю о чем попало.
- Надо тебе к психиатру сходить на прием. С нервами у тебя не все в порядке.
- Нечего мне у него делать.
Весь день для меня показался таким длинным и скучным, что я не знал куда себя девать, с нетерпением ждал конца занятий. Наконец, прозвучал долгожданный звонок. Все высыпали в коридор, постепенно уходили домой. Но дежурный объявил в мегафон:
- Всем в зал на линейку!
- Как она некстати, - подумал я. - Хуже всего ждать и догонять. Но догонять мне никого не надо, а вот ждать придется долго пока не закончится линейка.
Стоя в одном ряду с товарищами. Слушаем выступающего о подготовке к очередному празднику красного календаря "Проводы зимы", встречах "Весны". Перечисляются все мероприятия, кто готовит, кто ответственный, а в моей голове только одна мысль - скорее бы получить письма.
Не полню, как прибежал на почтамт, чтобы скорее получить письма, кинулся к окошку, где их выдают. Но не тут-то было:
- Молодой человек, станьте в очередь, вы тут не один, - сказала женщина.
- Опять не везет, - пробормотал себе, становясь в злополучную очередь.
Оператор в окошечке работала не спеша. Брала в руки паспорта, внимательно
всматривалась в фотографию, читала фамилию, бросая каждому одну и туже фразу: - Ждите!
Девушка брала в руки письма, начинала искать нужное. Делала это она медленно, чтобы не ошибиться и не пропустить нужную фамилию.
- Распишись в получении, - предлагала и лишь потом отдавала адресату в руки письмо.
Не знаю сколько времени прошло, когда оператор подала мне в руки целую стопу долгожданных писем.
Солнце уже садилось за лиловые облака, освещенные последними лучами заходящего за горизонт дневного светила. Круглый диск скрылся за горизонтом, облака погасли. Быстро наступил вечер. В руках у меня письма от любимой девушки. Мне так хотелось все их сразу прочесть, чтобы душа успокоилась и сдало какое-то внутреннее нервозное состояние.
Иду по улице с мыслями в голове и не замечаю - окна в доме не светятся. По какой-то мне неизвестной причине на улице Красной оказалась отключенной электроэнергия. Меня охватило такое зло, что, стоя на крыльце дома, вырвалось жесткое негодование.
- Весь день был непонятный. Все делалось как назло. Это же надо - освещение отключить на всей улице. Весь вечер придется сидеть в темноте. В квартире даже нет ни одной восковой или стеариновой свечи. Письма получены от Коти, лежат стопкой на столе, а читать их придется может быть только завтра утром.
Я вышел на улицу. Мимо дома по улице шли люди с громким ворчанием на электриков. Кто-то говорил:
- Виноваты все электрики. Днем не проверяют линии, вечером обнаруживается неисправность - рубильником вырубят всю улицу, - говорил один прохожий.
- Первый раз отключают что - ли? За эту неделю третий раз нас лишают света! - говорил другой.
- Надо ложиться спать, - промолвил и направился в дом.
Но в это время ярко загорелся в окнах долгожданный электрический свет. С радостью вошел в комнату, сел за стол, взял в руки письма, бормоча:
- С какого начать чтение?
Подержав в руках, посмотрел на оттиски штемпелей на конвертах.
- Надо разложить по датам, чтобы удобнее было читать. - подумал и начал раскладывать их по столу, соблюдая календарные сроки отправления их из Москвы. Читаю первое письмо. "Здравствуй милый друг. Приехала нормально на
Казанский вокзал. Здание огромное, много залов ожидания для пассажиров. Людей великое множество. Одни идут из выхода на площадь трех вокзалов на трамвай, другие с площади в вокзал. Села в такси и уехала на квартиру к дяде. Весь день отдыхала. Вечером пошла на танцплощадку. Как жаль, что тебя не было со мной...".
С удовольствием прочитал второе письмо, в котором Котя описывает свою экскурсионную поездку на автобусе по Москве со своими подругами? "Едем по улицам Москвы. Великое множество легковых машин, едущих нам навстречу по левой от нас стороне. Проехали по Крымскому мосту. С интересом смотрела Москву - реку с пассажирскими судами "Ракета". Сколько отдыхающих по берегам реки. Побывала в Александровском парке, на Красной площади. Вот красота, не то что у нас в Россоши. Гуляют люди с разных городов, слышны разговоры на иностранных языках.
На этой экскурсии мне не хватало тебя, мой милый. С какой завистью смотрела на подруг, у которых были кавалеры. На экскурсии я немного устала. Зато прекрасно спала всю ночь...".
За вторым прочитал третье, четвертое и пятое письма. В них Котя описывает свое восхищение Кремлем, Царь-Колоколом, Царь - пушкой, колокольней Ивана Великого, метром "Красные ворога", памятниками, историческими деятелями. Во всех письмах одни сожаления, что меня нет с ней на всех этих увеселительных мероприятиях.
- В самом деле, как я могу быть одновременно в училище города Россошь и в Москве, отстоящих друг от друга в восьмистах километрах, - думал я.
Все эти письма не сильно волновали мне душу. Понимал, что Коте надо культурно отдыхать. Значит у нее больше свободного времени, чем у мена. Однако с шестого письма тон повествования резко изменялся и вызвал у меня некоторые разочарования. Котя сообщала: "Знаешь, милый мой, как я соскучилась по тебе. Я тебя страстно люблю. Сижу на занятиях по кулинарии, а сама думаю о тебе, как хорошо проходили наши свидания по вечерам, как купались и загорали в нашей речке. Вспоминаю твои жаркие поцелуи перед расставаниями.
Я готова в любой день бросить учебу в кулинарном училище, уехать из Москвы к тебе. Знаю, что это не понравится моему папеньке. Он снова погонит меня в Москву. Знай, мой милый, я так крепко тебя люблю, что не знаю, как тебе больше сказать...".
Это письмо меня сильно задело. Ведь она меня сильно любит и говорит об этой любви открыто. Я не могу ей ничего сказать, так как своего адреса проживания в Москве не сообщает.
Писать письма "на деревню дедушке" я на собираюсь.
Большое удивление вызвали все остальные последующие письма. Все они начинались приветственными строчками, любовными признаниями. Дальше Котя писала о своих деловых отношениях. "Ты не можешь себе представить, мой милый, сколько красивых тканей лежат и продаются в московских магазинах. Мне все нравятся. Как пойду с подругами, так обязательно куплю себе какое-то новое модное платье, шляпу, новенькую блузку. Уже на все эти обновки затратила всю свою стипендию. Хорошо, что мама с папой присылают мне дополнительно денег из своего хозяйства.
Знаешь, милый мой, зачем я все это покупаю? Затем, что надо готовиться к нашей свадьбе. Я хочу, чтобы на мне каждый день было другое, новое платье, как у царицы Екатерины Второй, чтобы людей удивить и они сказали бы мне:
- Богатая невеста! Имеет много нарядов!...".
Дочитал последнее письмо. Невольно у меня создалось может преждевременное мнение о Коте. Она спешно обзаводится тряпками. Сейчас примеряет на себе платья по своему возрасту. Предположим мы поженимся, что будет со всеми ее обновками. Ведь она обязательно потолстеет, все обновки на себя не оденет, они ей будут тесные, надо тогда опять новые покупать. Это сколько же надо денег, чтобы ежемесячно приобретать модные вещи? Моей месячной зарплаты и даже двухмесячной не хватит один раз в магазин сходить, чтобы ку пить, что ей нравится? Моя прежняя радость омрачилась грустью.
Несколько дней я ходил, как говорят, сам не свой. Последние, письма меня просто ошеломили. Много думал, но так ничего не мог придумать. Я, как студент, не располагал финансовыми средствами, у мамы не просил ни копейки, так как она еле сводила концы с концами.
- Может родители Коти разбаловали ее ежемесячными посылками денег в Москву и она тратит их без всякой меры, - думал я.
Что поразило меня дальше, так это как покупать все без ограничения. Кто подействовал на ее сознание и склонил, как говорят в народе, к барахлу? Почему изменился характер?
В последнем письме писала, что часто бывает в магазине на Охотном ряду. Особенно нравится в Гуме, где можно купить все, что душа желает.
На конверте последнего письма я обнаружил московский адрес. Тут же немедленно написал короткое письмо следующего содержания: "Милая моя.
Прочитал все твои письма. Но я так и не понял, кого же ты любишь - меня или европейские моды?...".
Письмо вложил в конверт, отнес его на почту. Ящик был по-видимому пуст, потому что оно громко глухо брякнуло. На душе стало легко, будто я сбросил со своих плеч тяжелую ношу.
С этого дня из моей головы стали выветриваться всякие мысли о Коте, которые не мог переносить только лишь потому, что Котя и я понимали жизнь по-разному и по-разному к ней относились в действительности. Любовь и жизнь - это не одно и тоже, совсем две разные вещи - совместимые и несовместимые. Судьей между мной и Котей осталось за временем. В природе уже веяло весной. Теплый ветерок напомнил о приходе прекрасной поры. Холмы скрыли свои вершины и окрасились в буйный зеленый наряд. Повсеместно пробивалась из земли молодая зеленая поросль. Все живое радуется этой благодатной поре.

При своем мнении

Время неумолимо. Его нельзя ускорить или затормозить. Как маятник настенных часов с боем равномерно отбивает страстной частотой свое неумолимое тук - тук - тук, так и время без суеты, тихо однообразно течет и течет от мгновенья к мгновенью. Так проходят минуты, часы, сутки, месяцы, годы. Жизнь и учеба как бы сливаются в одно. Ничто не может разорвать это течение. В душе закрадывалось какое-то непонятное чувство в настроении. Оно временами было возвышенным, хотелось сделать что-то хорошее, полезное, значимое, но вдруг становилось безразличным ко всему, что меня окружало. Понимал, что жизнь многоликая. Потому старался не впадать в меланхолию души, а стремился все время отыскивать и находить что-то новое, значимое для меня.
До этого момента я жил как начинали все, продолжал идти теми путями с прежним стремлением и прежней силой, считая это движение в жизни положительным явлением. Нового ничего не делал, даже не пытался что либо предпринять.
Время учебы показало, да и сам я убедился, что жизнь постепенно изменяется, в ней появляются какие-то новые элементы, требующие своего положительного решения и правильного выбора действий, чтобы идти в ногу с жизнью и быть ею довольным.
Разговоры среди студенток о месте работы после окончания педагогического училища молодыми учителями становились повседневными.
- Прошлый выпуск по распределению министерства куда попал? - спросил я у Прасолова.
- В Таджикистан, где памирские горы лежат. В зимний период все перевалы закрыты до лета.
- А позапрошлый год куда послали?
- В Красноярский край. Край богатый, но безлюдный.
- Куда думаешь нас пошлют?
- Это знает только министерство просвещения в Москве. Когда придет разнарядка - директор училища на линейке объявит.
- Были ли такие, кто не поехал?
- Ко всем требования одни: поедешь работать с дипломом в руках, не хочешь ехать - клади диплом на стол. Разговор ясный и короткий.
- Есть над чем подумать, - закончили разговор. Да и продолжать его не имело смысла. Выучило государство, так теперь свои знания отдай по назначению.
Чтобы подготовить всех выпускников - специалистов для отправки по распределению нам ежедневно после занятий стали читать лекции психологического характера, так как выяснилось, что за Уралом существуют другие часовые пояса, рассказывали о жизни сибиряков, их занятиях, о подъеме культуры. Слушали и друг друга спрашивали:
- Зачем это все нам нужно?
- Раз читают - значит будет нужно, - получали ответ.
В конце апреля ко мне на квартиру приехала мама. Я ее даже не ждал, так как она меня не предупредила.
- Как это ты собралась приехать ко мне? - спросил.
- Приехала хлопотать пенсию за отца.
- Прислала бы мне письмо, написали какие надо документы. Я бы сходил куда требуется.
- Не стала тебя тревожить. Тебе сейчас дорога каждая минута времени. Учебный год кончается, считай на пороге Государственные экзамены, их надо сдавать.
- Верно подметила. Расскажи о деревенских новостях.
- Зима прошла спокойно, если не считать нескольких буранов. Сейчас уже весна, тепло, светло, божья благодать. Вся техника выходит в поле. Сейчас к севу готовимся. Вчера начали боронование, прибивку влаги.
- Девочки учатся?
- Конечно, стараются на отлично. Передают тебе привет. Соскучились. Вот такие новости. Других нет. Учись. Тебе осталось немного доучиться. Вам еще не сказали, куда направят на работу?
- Нет, мама. Пока ничего не объявили.
- Из Москвы Котя приезжала. Такая красавица, кудри себе на голове навела, щеки подкрасила, брови сделала черной ласточкой, а под ними большие черные глаза. Сказала, что дядя устроит ее работать в ресторане. Казанского вокзала поваром или официантом. Про тебя спрашивала:
- Как учится мой суженый?
- Скоро закончит, - ответила ей.
- Он свадьбу думает играть?
- Я этого не знаю.
- Я уже готовлюсь заранее, чтобы потом не бегать по магазинам.
- Когда приезжал на каникулах домой, то о женитьбе не было у нас разговора.
- Как же вы упустили этот разговор?
- Посмотрела я на Котю, - продолжала мама, - ее поведение и отношение к родителям мне не понравилось. Не пара она тебе, сынок!
- Может поженимся с ней. Ведь я буду ее мужем!
- Будешь считаться мужем. А верховодство в семье возьмет она. Это очень плохо.
Разговор с мамой насторожил меня. В голове засела фраза: "'Он думает свадьбу играть? Я уже готовлюсь заранее!". Может Котя уже дату нашей свадьбы назначила?
- Почему же она ни в одном письме даже не сделала никакого намека? — думал я. - Практически без денег я ничего не смогу сделать. Она это прекрасно знает. Если свадьбу сделают нам ее родители, то я в первой же ссоре буду в упреке Коти, которая обязательно скажет: "Мои родители сделали нам свадьбу, а твоя мамаша палец о палец не ударила, чтобы найти деньги на нашу свадьбу! ". Судя по ее характеру, Котя скажет без особого труда. Мне что тогда всю жизнь ходить пристыженным женихом? Вот как может обернуться новым кандибобером наша свадьба! В таком случае как понимать все ее приготовления - как фарс или самая настоящая надо мной злая насмешка?
Мама уехала на второй день домой с какими-то справками на отца. Я же весь день был в каком-то непонятном нервном напряжении. Волнение в душе не давало мне сосредоточиться на составлении доклада о русской литературе девятнадцатого века. На столе передо мной лежали книги Пушкина, Лермонтова, Крылова, Жуковского, Батюшкова. Рука не налегала взять ручку, а в моем мозгу не рождалась ни одна строчка, чтобы с нее начать писать доклад. Вот как получается - одно слово может убить или спасти человека.
Медленно течет время. Настенные часы отбивают час за часом, а я сижу и думаю о девушках и женщинах, о их духовном развитии в нашем современном обществе. Образование определенным образом влияет на женщин как в положительную, так и в отрицательную стороны. Изменить свой характер женщина может только при определенном взгляде на мужчину, а потом на самую себя, как считающую себя настоящею девственницей, а не как в современном положении при падении нравов в гражданском - не юридическом браке, когда молодые "женятся" поживут, не понравится - расходятся, бросив нажитых детей на попечение стариков - родителей. Когда поведение оценивается полуобнаженных девиц - стыдом и позором. Ведь до чего докатились молодые девицы, где каждая считает верхом своего удовольствия привлечение своим полуголым телом как можно больше молодых парней, чтобы среди этой толпы выбрать себе любовника достойного ее взглядам и любовным отношениям. По всей видимости, - думал я, - Котя переняла манеру своих московских подруг и продемонстрировала их в разговоре с моей мамой. Но мама, воспитанная на старых домостроевских принципах, не могла понять поведение Коти, усвоившей моды и нравственность молодежи старого европейского света и Запада, которая проникла к нам.
Если рассуждать глубже по - современному жены всеми доступными методами влияют на своих супругов, чтобы в конце концов обворожить его, чтобы он оказался в прямой зависимости от нее.
Жизнь показывает, что супружеская пара может решать семейные вопросы в той зависимости, которая сложилась в самом начале их совместной жизни, когда в семье главой считается мужчина, а всем делами вершит жена. Вот это относительное суждение, которое чревато обратным оборотом на сто восемьдесят градусов.
Вот эти черты характера мама увидела в Коте, когда говорила с ней. Но обе не поняли друг друга и каждая осталась при своем мнении.

Распределение

Шел месяц май. Прекрасная пора. В молочном цвету все фруктовые деревья в садах. Ароматный запах, гонимый из садов слабым ветерком, словно морская волна одна за другой, плыл по улицам и всему селу. Целый день множество трудолюбивых пчел летали и копошились в распустившихся цветах, собирали сладкий нектар, на длинные задние ножки клали желтоватые бугорки пыльцы и с этим богатым запасом нектара и перги летели в свои ульи, делая запас на случай непогоды. Идешь в пору цветения по саду медленно, не спеша с удовольствием вздыхаешь, полной грудью прекраснейший аромат, выделяемый цветками для привлечения пчел и наслаждения людям. В такие минуты каждому кажется что жизнь это райские минуты, а сад райский утолок. Живи, наслаждайся, ни о чем не думай, все воспринимай в той действительности, которую создала природа.
Я вспомнил, как в прошлый год в эту же пору, по случаю первомайских праздников из Москвы приехала Котя. Три дня я ходил с ней и гулял в цветущих садах с утра до вечера, сколько говорили о нашей дружбе, какими сладкими были наши поцелуи в ароматном запахе цветущих садов. Сейчас по саду брожу один, тешусь одними прошлыми воспоминаниями.
От воспоминаний постепенно отошел, но к сожалению перешел и стал думать об окружающей действительности.
Последнее сообщение мамы и недавний приезд домой Коти меня не обрадовали, наоборот, даже встревожили сам не знаю почему. Вроде особенного и важного мама не говорила, а просто высказывала свои сугубо личные мысли о Коте. Я их принимал и тут же отвергал, считая, одни неуместные, другие мало убедительные.
День кончился. Солнце склонилось к горизонту, закрытому слабыми облаками. От нечего делать подошел к железному почтовому ящику на заборе, открыл верхнюю крышку. Достал из него городскую газету "Вестник" развернул ее. На землю, кувыркаясь, упало извещение на получение письма на почтамте.
- Неужели Котя прислала письмо? - промолвил.
Посмотрел на часы. Но было уже поздно. Почтамт уже не работал. - Придется ждать утра, - подумал, - и сев на скамейку у забора, стал читать газету. В голове стояла одна мысль о Коте и ее письме.
Вечерело. Читать стало невозможно. Ушел в комнату. Скоро уснул.
В темноте ночи на улице залаяли дворовые собаки. В середине ночи загудел ветер, звонко завыло в домовой печной трубе. На окнах беспрерывно хлопали ставни. Ужас ночи продолжался до наступления рассвета. Ветер утихал, ставни постепенно перестали хлопать. К восходу солнца на улице стало тихо и никакого буйства природы как будто и не было.
В комнате уже было светло. Мерно тикали настенные часы "ходики". Почему- то болела голова - со вчерашнего расстройства или просто не выспался. Перевернулся с бока на бок, пытаясь уснуть, но сон не приходил. Тут вспомнил: "Надо же прочитать письмо от Коти. Как же я забыл о ней? Соскочил с постели и побежал на почтамт. Людей почти не было. Письмо получил без задержки. Вскрыл конверт, идя домой, начал читать строчки на белом листе, черным по белому написаны строки: "Здравствуй милый! Получила твое письмо, но с ответом задержалась, так как из Москвы ездила домой. Разговаривала с твоей мамой о нашей будущей свадьбе, но с этого разговора я так ничего определенного не поняла.
Милый мой! Я с удовольствием второй раз прочитала твое письмо и очень удивилась твоим вопросом: "...я так и не понял, кого же ты любишь - меня или европейские моды?..." Конечно же тебя люблю всем сердцем и душой. Я с нетерпением жду того дня и часа, когда будет наш брак зарегистрирован под звуки торжественного марша Мендельсона, когда мы обменяемся золотыми свадебными кольцами друг с другом и нас во всеуслышание объявят мужем и женою. Разве ты, милый мой, не стремишься к этому торжественному моменту в нашей жизни?
Я сколько раз уже думала, как ко всему этому подготовиться заранее пока есть время.
Мною сейчас руководит одно желание: подготовить все необходимое для регистрации брака, приобрести все свадебные принадлежности, чтобы мои подруги и твои товарищи видели во мне настоящую красавицу, современную молодую невесту, чтобы ты был доволен мною и любил еще больше и всегда о благоговением вспоминал нашу свадьбу.
Я уже сейчас думаю кого из гостей пригласить на нашу свадьбу с моей родни и с твоей стороны родственников, а также подруг и друзей, чтобы на свадьбе было всем весело. Разве ты, милый мой, этого не желаешь? Я уже составила большой список приглашенных на нашу свадьбу, а так же что еще надо купить из приданного приобрести до начала свадьбы. С подругами и с дядей ездим по московским магазинам, ищем, приобретаем все необходимое. Сколько денег уже потратила - я сама не знаю, хотя еще всего, что требуется пока не приобрела. Нужны большие суммы денег.
Я внимательно, милый мой, прочла твое письмо и не могла узнать как ты думаешь готовиться к нашей свадьбе, что уже сделано?
Ты ни словом не обмолвился, когда думаешь нам лучше зарегистрировать наш брак, в какое время начать свадьбу. О твоих мыслях о нашем счастье хотелось знать подробнее, чтобы мои дела и всю подготовку согласовать с твоими делами.
Ты понимаешь, милый мой, у меня с тобой самое ответственное дело и время, от которых будет зависеть вся наша семейная и личная жизнь. Я много наблюдала как живут замужем мои подруги со своими мужьями. Одни стали благородными, знатными дамами за своими богатыми мужьями, имеют успех в обществе, на работе, в семейной жизни, довольны своим положением, свободны в своих отношениях с мужьями. Другие стали зависимыми от своих мужей женами, не могут без их согласия, как говорят, сделать свой шаг через порог своей квартиры, высказать свое мнение в семейной жизни. Они словно привязаны невидимыми нитями к своим мужьям и без их согласия ничего не могут сделать в своих семьях, чтобы выглядеть лучше и красивее.
Неужели, милый мой, после нашей свадьбы ты будешь стеснять меня во всех отношениях? Ведь я свободная женщина, имею все права на семейную и личную жизнь. Я не хочу быть похожей на жен, которые при решении каких-то вопросов всегда говорят: "Я спрошу у своего мужа, что он думает по решению данного вопроса? " Неужели я не знаю, что мне надо и чего не требуется в нашей семейной жизни? Откровенно говорю, милый мой, хочу свободно и независимо решать все наши семейные дела, чтобы мы с тобой хорошо жили, были в почете и уважении, чтобы о нас говорили: "Вот прекрасная семья, есть с кого можно взять пример!"
Когда я ездила домой, то все эти вопросы обговорила с папой и мамой. По большинству вопросов все были согласны, но по некоторым семейным вопросам нет единого мнения. Они считают, что у тебя, милый мой, есть серьезные препятствия и неопределенность в будущей работе и с местом жительства.
Я считаю эти вопросы можно легко решить при общем нашем согласии твоих и моих родителей. Я думаю ты понимаешь о чем я говорю. У меня и у тебя сейчас одна цель - скорее сыграть свадьбу и прекрасно жить в мире и согласии. Ведь,
милый мой, мы оба к этому стремимся.
Я тебе изложила все свои мысли. Думаю, ты ничего не имеешь против них. Все препятствия устраним без особых забот и трудов. Как мне сейчас хочется встретиться с тобой, крепко обнять, поцеловать тебя в твои горячие губы Я люблю тебя всем сердцем и душой и всегда буду верна тебе всю нашу счастливую жизнь. Жду от тебя письма. Думаю ты со всей серьезностью ответишь на все мои вопросы. После свадьбы я целиком в постели отдамся тебе как своему любимому мужу. Обнимаю, целую.
Твоя Котя".
- Как же ей не терпится скорее выйти замуж, - вырвалось у меня, - ведь я тоже желаю жениться, но ведь условия пока мне не позволяют.
Прочитав письмо, отложил в сторону. Задумался. То, что Котя прислала письмо - это хорошо только с одной стороны. Значит она любит меня. С другой стороны чувствуется какая-то напряженность, поспешность и напористость. Мы еще не муж и не жена, а Котя уже заявила, какой она будет настоящей женой, свободной и независимой. Все семейные дела берет на себя. Непонятно, какую же роль в семье буду играть я как муж и хозяин? Своим письмом она сбила меня с толку. Нет, с ответом на письмо мне не надо спешить, необходимо обдумать все ее предложения, может даже проанализировать серьезно и основательней знаю, что, должен жениться, но не с такой поспешностью, с какой Котя толкает меня.
Торжественно отпраздновали все майские праздники, в которых наша группа приняла самое активное участие. Нас приглашали выступать в Домах культуры города, в сельских клубах, в библиотеках. Всюду нас прекрасно приветствовали, награждали бурными аплодисментами, вручали букеты живых цветов. За всем этим весельем я забыл о присланном Котей письме.
В первые майские дни я хотел сразу ответить на письмо и отбранить Котю за поспешность приготовления к свадьбе. Но, поездив с группой, поучаствовав в выступлениях художественной самодеятельности, мое желание к Коте смягчилось.
Пятнадцатого мая в просторном светлом зале педагогического училища на торжественном собрании директор училища Широкий зачитал нам со сцены письмо с Москвы Министерства просвещения РСФСР о распределении всех молодых специалистов для работы в различных районах страны.
Директор Широкий зачитал следующие строки: "Выпускников, молодых учителей Россошанского педагогического училища в количестве шестидесяти человек направить в распоряжение Алтайского краевого отдела народного образования для работы учителями в школах Алтайского края с первого сентября сего года...".
Это распределение было так неожиданно для нас, так как к нам в училище приезжали директора близлежащих районов и школ, готовы были взять нас к себе на работу в школы.
Директору посыпались вопросы:
- Г де находится Алтайский край?
- Почему край, а не область?
- Какие крупные города есть в Алтайском крае?
¦ Почему все директора школ получили отказ брать нас к себе работать?
- Как быть тем, кто уже вышел замуж или успел жениться?
- Решен ли вопрос с квартирами на месте работы и многие другие.
Директор Широкий все наши вопросы адресовал на сцену, где сидели в президиуме все наши преподаватели училища и представители районной и областной власти.
С нами уже обращались и говорили не как со студентами, а как со специалистами-профессионалами и полноправными гражданами страны. Никакие причины и отказы по распределению директором училища не принимались. Широкий всем говорил:
- Вашего приезда уже ждут на местах в школах Алтайского края.

Письмо с Москвы

Каждый взрослый человек по-своему решает все жизненные вопросы в соответствии с требованием души и морального состояния лишь бы достигнуть намеченное или задуманное дело. В такие моменты человек думает о своей собственной выгоде, не взирая на то, что сам в некоторой степени зависит от общества или коллектива. В решении своих вопросов часто использует настойчивость и напористость. Понимается это таким образом.
Напористость женского пола проявляется с некоторой хитростью. Эту тактику, в виду недостатка жизненного опыта, они подвергают в своих намерениях ежедневно пусть даже незначительные дела в жизни своей хитростью и напористостью на мужчин.
Напористость - определенный вид психологического поведения, которое мгновенно проявляется по тому или иному вопросу и действует до конца, потом так же мгновенно исчезает, как бы потеряв все силы психического давления на личность.
Напористость - не всегда оправдывает того, кто хочет помимо его воли держаться в психически равном положении, может быть сломлен на некоторое время. Потом он видит, что поддался на уговоры - прекращает выполнять обещанное. Отсюда вывод: напористость не всегда оправдывает себя, порой она вредна, так как может человека ввести в заблужденье.
Люди с напористым характером создают в себе образ умного, прозорливого человека, чтобы без больших усилий создать для себя видимость заслуженной славы, что они предлагают кратчайший путь для достижения поставленной цели.
Напористые люди часто используют в своей работе определенную хитрость по отношению к другим, чтобы склонить их психику на свою стороны.
Именно с такой напористостью и завуалированной хитростью Котя обрушилась со своим письмом на своего любимого Ивана Каретина. Она выбрала как метод психологического воздействия на него любовные отношения, как они появились в виде игры, возросло желание видеться каждый день друг с другом, чтобы не погас душевный огонь, пообещала после свадьбы отдаться целиком в постели своему любимому мужу. С определенной напористостью своего характера и скрытой хитростью Котя вела разговор с мамой Каретиной.
Иван несколько раз прочитал письмо Коти, сопоставил возникшее затруднение с распределением на Алтай, как будет жить без него родная матушка и сестры, как поступить с вопросом о женитьбе - не мог определиться с решением каждого вопроса.
Внутренний тайный голос ласково шептал:
- Не спеши с ответом Коте, осмотрись кругом, взвесь свои силы и возможности, обратись к своим близким, понаблюдай, что делают твои друзья и товарищи, у которых тоже есть любимые девушки. Взвесь все свои "за" и "против", найди свою золотую середину в жизни.
Другой голос предупреждал более сурово:
- У тебя разволновались нервы, немедленно успокойся, в каждом, пусть в самом трудном деле, всегда есть выход. Ищи свой выход и не пугайся!...
Субботним днем заканчивалась рабочая неделя. Майский день был хорош. Большой дневной жары не было. Дышалось легко, свободно. Солнце еще было высоко. Чистое голубое небо обещало хороший майский вечер, который собирался провести в городском парке имени Кирова, чтобы хоть немного отвлечься от мыслей котиного письма. Вот-вот у квартиры появятся сокласники - парни и девушки. С улицы донеслось:
- Каретин, выходи. Пойдем с нами в парк гулять!
Я вышел на крыльцо, всем ответил:
- В парк не пойду!
- Почему?
-Мне некогда.
- Ты что, Каретин, все воскресенье работаешь?
- Да, субботу и воскресенье буду занят.
- Ты, Иван, нас удивляешь! - сказала толстушка Аня. - Как хочешь - мы пошли!
- Желаю хорошо отдохнуть! - сказал всем.
Тут же вернулся в квартиру, собрал нужные вещи. Не спеша пошел на автовокзал-
Вечером дома за столом сидел все четверо. Мне хотелось достать из кармана Котино письмо и прочитать маме и девочкам. Но мама засыпала меня своими вопросами:
- Скажи, сынок, как идет учеба?
- Нормально.
- Когда сдавать Государственные экзамены?
- Как всегда с первого июня.
- Сдашь или завалишь?
- Хвастать не стану. Постараюсь сдать.
- Когда получишь диплом?
- Не раньше тридцатого июня.
- Где будешь работать?
- По распределению в Алтайском крае.
- Как далеко. На Новый год к нам не приедешь! Как же с Котей будешь встречаться?
- Это, мама, очень сложный вопрос.
- Почему?
- Потому что Котя на днях мне прислала письмо из Москвы. Я ей еще не дал ответ, да и не знаю, что ей ответить?
- Хоть расскажи, что пишет?
- Не буду рассказывать.
- Почему?
- Лучше прочту всем вслух.
- Читай, сынок, раз не возражаешь. Хотя нам все ее подробности, а может секреты слушать неприлично.
- Нет, мама, секретов нет. Все по - деловому написано.
Я не спеша достал из внутреннего кармана пиджака голубой конверт. Раскрыл его, достал лист бумаги, исписанный с обоих сторон ровным котиным почерком, сталь читать.
К нам до этого часто приходили письма от родственников по матери и отцу, просто друзей и знакомых. Все их читали обыкновенно без всяких восторгов или унынья. Но письмо Коти, которое я читал не спеша, вызвало у моих слушателей величайшее внимание и небывалый интерес. Я смотрел на их сосредоточенные лица, внимательные глаза, взоры которых были словно прикованы к письму с обостренным вниманием слуха ловили каждое слово, прочитанное мною. Мама сидела за столом, подставила руку под подбородок, в таком положении слушала мое чтение до конца, шевельнулась л ишь тогда, когда я дочитал письмо и сказал:
- Вы прослушали все, что здесь написано!
Мама шевельнулась, подняла голову, положила на стол руку, промолвила;
- Это как же понимать все услышанное?
- Цель этого письма ускорить подготовку к свадьбе. Котя об этом прямо говорит.
- Почему такая поспешность. По старинному обычаю свадьбы справляют глубокой осенью, когда весь урожай на полях собран, люди свободны. Все припасы на зиму убраны в закрома и погреба, скот режут, чтобы в каждом доме было мясо, чтобы можно было хорошо всех угощать сватов и гостей. Я внимательно слушала, но никак не уловила в ее рассуждении, когда же думает играть свадьбу?
- Конкретный срок не указала, но по тону ее рассуждения она хотела бы сыграть свадьбу после моего окончания учебы, например, в июле месяце сего года,
- пояснил маме.
- Что-то я за всю свою жизнь не помню ни одной свадьбы, сыгранной в июле или летом. Ведь людям летом не до свадеб, надо работать, потому как говорит российская пословица: "летний день - год кормит". Какая же тут свадьба и кому она нужна?
- Когда ты кончаешь свою учебу?
- Должен тридцатого июня получить уже диплом.
- Выходит в июле надо играть свадьбу? При всем нашем старании мы не успе¬ем подготовиться. Где взять массу денег?
- Котя прямо поставила вопрос: "Ты думаешь играть свадьбу? ". Я ей пока ничего не ответил.
- Свадьба это одно дело, можно еще подумать. Другое дело где будешь жить и работать?
- По государственному распределению буду в Алтайском крае. Край большой, работы всем хватит.
- Котя согласна поехать с тобой на Алтай после свадьбы?
- Об этом не говорит ни слова.
- Это уже плохо получается вроде семейных ножниц - ты там - Котя здесь. В старину таких ножниц и вольностей женам не допускали. По старинному писанию жена всегда должна следовать за мужем. А у вас что получится?
- Не знаю. Я приехал на совет к тебе, потому что дело очень серьезное.
- Вижу, сынок, дружба и любовь у вас могут лопнуть как мыльный пузырь. Я понимаю напористость женской души, скрытую хитрость - скорее овладеть женихом, чтобы он не достался другой девушке. Котя сама по виду хорошая, красивая, но, судя по письму, характеру нее не важный. Для будущей семьи это плохой признак.
- Какой ответ дать Коте?
- Мое мнение надо со свадьбой подождать до осени. Устроишься на работу, отпросишься у начальства на время сыграть свадьбу, чтобы она была не хуже других свадеб и уедешь с молодой женой в Сибирь на Алтай, на место своей работы. Через год - полтора приедете к нам с сыночком или дочуркой нам на радость.
- Мама говорит правильное решение, - в один голос промолвили сестры Наташа и Катя.
- Женитьба очень ответственный момент в твоей жизни, сынок. От женитьбы зависит дальнейшая судьба. Она изменчива и не зависит от нас. Сколько прекрасных семейных пар разрушилось, сколько несчастий испытали люди. Напиши Коте, что ты думаешь о свадьбе, ее замужестве, жизни. Ты, сынок, уже не маленький мальчик, а настоящий мужчина. Можешь сам принимать нужные решения.
- Родителям Коти может сказать о ее письме?
- Сказать можно. Но как они воспримут его - не могу сказать. Они ведь обое уже старые. Вряд л и согласятся Котю отпускать от себя.
- Это появляется еще одна задача с одни неизвестным.
- Эту задачу будете решать оба ты и Котя.
- Что же делать, если возникнет такая неопределенность? Я уже предвижу возникновение неразрешимого конфликта.
- Вот, сынок, мое мнение. К твоей свадьбе я с девчонками буду готовиться до того дня, как ты окажешь. От женитьбы я тебя не отговариваю, ты все равно женишься - такова наша жизнь. Только у меня создалось такое мнение, что с твоими доводами об Алтае Котя со своими родителями вряд ли согласится. Можешь написать Коте письмо и сказать ей все, что ты думаешь о свадьбе, работе и дальнейшей жизни. Ведь тебя учило государство, чтобы ты ему давал пользу. Об этом не забывай!
- Спасибо, мама, за совет. Какая же ты у нас умница и хорошая матушка. Жаль только нет сейчас с нами нашего отца. Он мог бы высказать свои мысли и по нашему разговору, и по моей женитьбе, и свадьбе с Котей.
- Верно, сынок, подметил.
- Не ясной пока для меня и для всех нас остается позиция Котиных родителей по вопросу женитьбы и замужества?
- Не беспокойся, сынок, со временем все прояснится, ведь женитьба и свадьба еще впереди.

Слухи

До окончания учебы оставалось чуть более месяца. Вернее всего неделя, с первого июня уже Государственные экзамены. Наступала самая ответственная пора. Каждый из нас понимал, что не стоит попусту тратить время, надо читать и читать, чтобы на любой экзаменационный билет мог всегда ответить.
Прекрасная весенняя пора бурлила во всем живом. Сады шумели при легком ветерке, муравьи копошились в траве, воробьи таскали в клювах вату и шерсть в свои гнезда под крышу, чернокрылые ласточки из дорожной грязи лепили на стенах домой под соломенными крышами свои красивые гнезда как природные архитекторы или скульпторы. Стаи белых домашних голубей собирались на крышах домов, ворковали и дрались между собой из-за красивых голубок.
Адреналин в крови молодых поднимал их настроение, рождал любовные порывы и всплески, знакомства. Те же, кто уже были в давней дружбе друге другом строили свои планы на женитьбу и замужество в этом году. У них как бы в душах кипела горячая кровь, блеск в глазах долго горел и не гас. Каждая пара влюбленных своей дружбой приближала их ко дню сватовства. Тревожно было у меня на душе. Под воздействием письма от Коти я долго не решался написать ей свое письмо.
- Надо сегодня вечером написать ей письмецо, - твердо решил я. - А то назовет меня бесчувственным чурбаном.
Я был в каком-то неопределенном состоянии после посещения села и разговоров с мамой. Чего-то стал ждать неопределенного, но оно не приходило, подобно грязным ручьям после дождя, сбегающим в низкие места и там образуют грязную лужу. Временами мне хотелось написать Коте резкое письмо за ее напористость, но раздумал. Решил написать просто обыкновенное письмо, чтобы оно не вызывало у нее огорчения души.
- Хватит мечтать и думать, - вертелось в моей голове. - Ведь моя любимая девушка ждет от меня приятной весточки.
Сел за стол. Положив перед собой чистый лист бумаги, не спеша взял ручку, написал: "Милая моя Котя. Спешу сообщить, что твое письмо получил и с удовольствием прочитал его. Мы давно полюбили друг друга. Время нашей дружбы постепенно приближает к нашей свадьбе. Сообщаю тебе искренне - я не против нашей свадьбы. Даже приветствую твое стремление скорее выйти за меня замуж. Знай, моя дорогая, я тебя любил и продолжаю любить сейчас.
Через месяц я закончу училище. Наши мечты, а твои в особенности, осуществятся в полной мере. Однако, моя любимая, есть одно важное "но", которое стоит на нашем пути к счастью. Я с мамой не могу в полной мере за короткий срок приготовиться к нашей свадьбе. Ты спросишь меня:
- Почему?
- Потому что всю нашу группу учителей по распределению из Москвы посылают на работу в школы Сибири, а точнее в Алтайский край.
Я спросил у директора училища:
- Если я женюсь, то смогу ли получить работу в нашем районе?
Широкий ответил:
- Этот вопрос я не могу решить. Куда Москва наметила - туда придется ехать на работу. Никаких льгот, отсрочек не принимаю, - ответил мне.
Считаю выход из создавшегося положения есть. В июле можно зарегистрировать наш брак и ты поедешь со мной в Алтайский край уже моей законной женой. Зазорного в этом ничего нет. Так делают, многие парни и девушки, чтобы сохранить любовь. Почему я тебе это предлагаю такой вариант - потому что к началу июля ты тоже закончишь свое училище, получишь диплом и будешь свободной птицей.
Весь этот план мы должны довести до сведения наших родителей - я маме, ты папе и матушке, чтобы они были в курсе наших дел и начали своевременную подготовку к проведению свадьбы.
Как получишь это письмо - переговори с папой и мамой, что они решат - сообщи мне. Сама понимаешь, моя любимая, что этот вопрос о сватовстве особенно важный в этот момент для меня и тебя.
Дорогая моя! Пишу это письмо, а в мыслях ты стоишь предо мной такая веселая, смеющаяся, радостная, красивая. Ведь ты у меня настоящая современная невеста. Как хочется сейчас тебя обнять крепкими руками, тесно прижать к своему телу и хорошо поцеловать несколько раз. Верю, наше счастье уже не далеко.
Пока между нами живет любовь в наших душах в виде встреч, разговоров.
писем, видений во сне, всевозможных воображений, но если мы не сделаем свой последний шаг навстречу этой любви - она может между нами просто умереть навсегда, вылетит из памяти, как стая красивых синичек с ветки слив или вишен.
Сейчас наши сердца - мое и твое - бьются в унисон, чтобы мы были всегда вместе, вечно любили друг друга. Прекрасный диссонанс звучит в этих словах.
Могу сказать, моя любимая Котя, что наша встреча после этого письма будет самая красивая и памятная для нас на всю жизнь.
Жду твоего скорого ответа на мое письмо. Люблю тебя как прежде. Обнимаю, целую!
Твой любимый Иван Каретин".
Долго собирался, чтобы написать письмо. Когда все же начал писать, то мое перо оставляло после себя строку за строкой, мысли теснились в голове, стремились вырваться наружу, чтобы занять свои места в строчках этого любовного послания.
Письмо получилось длинноватым, зато в нем высказал все свои мысли, которые были в моем мозгу.
Лист положил в конверт. В этот же день отнес письмо на почту. Завтра утром пойдет в Москву...
Время великий судья в противостоянии и спорах людей, возникающих по тем или иным причинам, проблемам в жизни. Пословица напоминает: время лечит и калечит, но этот постулат необходимо рассматривать с объективной стороны, так как человеческая жизнь многолика и многогранна. Утренний восход и вечерний заход солнца отдельными личностями может быть описан по-разному - один это явление природы видит в черном свете, другие в светлом, но никогда это явление не будет описано всеми личностями одинаково.
Пространство и время изменяют все отношения между людьми в той степени, в какой они находятся в данный момент. Всегда видимая всеми высокая гора со временем становится ниже по мере осыпания ее склонов в пространстве от воздействия дождей, жары, холода, ветра. Глубокая река со временем мелеет, берега становятся пологими, зарастают кустарником, осокой, камышом.
Отношения между людьми зависят не только от пространства и времени, но и поведения нанижи в обществе самих себя, когда видимо изменяется их психология. мораль, нравственность и личные качества, симпатии, антипатии, любовь и ненависть.
Последние отношения в пространстве и времени всегда очень долго и сложно решаются посредником в этих вопросах выступает время как стойкий судья.
Время решает и другие вопросы важного спектра жизни - симпатий и антипатий в любовных отношениях. В этом я убедился, когда приходил домой к матери за десять дней до окончания училища и получения диплома. Я ехал домой, словно, как говорят, летел на крыльях любви. Дома за столом мама спросила:
- Сынок, ты написал Коте письмо?
- Давно отослал, но ответа еще нет.
- Может ты скрываешь ответ?
- Мне это делать незачем. Жду с нетерпением. Может Котя прислала письмо своим родителям?
- Точно не знаю, но в последнее время, мне кажется, они стали избегать со мной встречи.
- Что это значит?
- Не могу сказать, но ходят слухи, что Котя прислала из Москвы родителям письмо, что в нем - не знаю. Наверно есть что-то серьезное и важное.
- Что может быть важнее моей и ее любви?
- Для них свадьба дороже всего.
- Коте написал, что можем сыграть свадьбу только в июле месяце. После свадьбы поедем в Сибирь в Алтайский край на место моей работы. Чего-либо другого я ей не обещал.
- Вчера перед твоим приездом пошла в магазин. Услышала от женщин по нашему сарафанному радио такую новость:
- Котя не очень-то желает уезжать от папы и мамы, - сказала Устя.
- Что ей плохо жить у папы и мамы пусть даже с Иваном Каретиным? дополнила Тоня.
- Я не против свадьбы, пусть женятся, - я вмешалась в разговор. - Чем мой сын хуже других парней?
- Сын, Леночка, твой хорош, скоро станет дипломированным работником, только у Коти много гонора в голове. А это не каждому мужу понравится, - сказала мама об этом слухе.
- Слухам можно верить и не верить. Это вроде как сверкнула молния и погасла.
- Я боюсь только одного - как бы твоя Котя не подстроила тебе какую-нибудь гадость или свинью, чтобы опозорить тебя перед всем селом как в фильме о Максиме Перепелице, когда к его невесте пришел свататься жених, а она ему гарбуз дала. Боге ней. Найдешь другую невесту.
- Это кого вы имеете в виду?
- Взять хотя бы Анну Королеву - хорошая, красивая, работящая девица. Все у нее в руках горит.
- В этом вопросе надобности пока нет. Все прояснится после прихода из Москвы письма от Коти...
Оставаться дома до завтрашнего дня мне не было большой необходимости. Хоть и скудные сведения о Коте я услышал, потому поспешил на автобус, чтобы к вечеру доехать до Россоши. Надо готовиться к предпоследнему экзамену. Дальнейшие симпатии и антипатии мне не нужны...

Ультиматум

Стояли прекрасные июньские дни. Утренняя прохлада держалась недолго. Как только солнце поднималось к девяти часам утра алмазная роса на изумрудной траве высыхала, хор певчих птиц в густых кустах постепенно затихал. Только один соловей неутомимо звенел, пел со всеми коленцами трели, когда даже кукушка уже откуковала в роще, как будто этот российский птах радовался дневной жаре, не унывал и не уставал.
Солнце к середине дня почти становилось в зенит, тень от людей была короткой, четкой и не расплывчатой. Зато солнце своими горячими лучами раскалило до неимоверной жары землю и воздух. Все живое спряталось в тень от палящих лучей летнего июньского солнца. Дворовые собаки с высунутыми изо рта красными языками лежали в своих будках, куры укрылись в подворотнях, обсыпав себя влажной землей. Зато пчелы были рады этой жаре и массами летели на цветущий луг за сладким нектаром из цветов.
Не смотря на июньскую жару люди трудились на своих рабочих местах - механизаторы на тракторах в полях, студенты зубрили азы науки перед последним Государственным экзаменом.
Я лежал в тенистом саду на разостланном цветном коврике с разложенными вокруг меня книгами, картами, словарями, в которых находил нужный учебный материал, читал его, запоминал, чтобы на экзамене дать правильный ответ по экзаменационному билету. Ясно понимал, что завтра последний экзамен, нужно все знать.
За оградой сада на улице послышались веселые голоса идущей компании.
- Каретин, хватит тебе заниматься зубрежкой. Голова от знаний может лопнуть, - услышал голос Прасолова. - Пошли на речку купаться, пока жара не спадет!
- До вечера можно любой том Ленина прочитать, - промолвила Королькова.
Прикрыв ковриком все книги, чтобы ветер не разнес все закладки в книгах, я вышел на улицу и вместе с веселой компанией шел к речке, ни о чем больше не думая...
Прекрасна летняя пора. Поэты и писатели в своих произведениях красиво описали это время. Вспомнил стихотворение Майкова:
Пахнет сеном над лугами... В песне душу веселя, Бабы с граблями рядами Ходят сено шевеля...
Пришли на память строки поэта Никитина:
При заре по воде - и румянец и тень, В чаще песня да свист раздается; Притаил сад дыханье, весь нега и лень, По кудрям его золото льется...
Всегда помню строчки Жуковского:
Знать солнышко утомлено: За горы прячется оно;
Луч погашает за лучом. И, алым тонким облачком Задернув лик усталый свой, Уйти готово на покой...
Накупавшись вдоволь, позагорав на белом промытом речной водой горячем песке, я с товарищами с освеженным телом и душой в бодром, веселом настроении возвратился на квартиру с мыслью, "продолжу подготовку по билетам до вечера". У калитки, проходя мимоходом - заглянул в почтовый ящик.
- Письмо пришло, - самопроизвольно вырвались слова из моих уст. - Вытащил конверт.
Читаю адрес: отправитель Котя - получатель Иван Каретин. Приступ радости охватил мою душу. Прошел в сад, отвернул от книг коврик, расстелил его поудобнее, лег, из конверта вытащил мелко исписанный лист бумаги. С волнением в груди и большой радостью в душе стал читать: "Здравствуй милый! С ответом задержалась - не обессудь.
С твоим письмом ездила домой. Папа и мама пожелали, чтобы я прочитала им твое письмо. Со многими вопросами они были согласны, но с некоторыми категорически не согласны, а именно: почему бы нашу свадьбу не сыграть в июле? Ведь мы закончили свои училища. У нас на руках дипломы, оба владеем рабочими профессиями.
Папа и мама не согласны с тем, что надо готовиться долго к нашей свадьбе. Мои родители готовы хоть завтра играть свадьбу.
Не согласны папа и мама, если мы после свадьбы поедем жить и работать на Алтай. Мама прямо сказала:
- В нашем районе обоим найдется работа. Можно жить рядом с нами. Папа вообще против поездки в Сибирь. В сердцах грубо сказал: - Я был в свое время в Магадане, на Колыме, мыл золото, рубил тайгу. На болотах масса комаров, от которых нигде не спрячешься.
Зимой морозы до пятидесяти градусов, а то и еще холоднее бывает. Со мной рядом работал друг Женов, так он о Сибири так отозвался: двенадцать месяцев зима - остальное лето. Так что, дочка, я тебя в Сибирь на Алтай не пущу. Если Иван Каретин тебя любит - пусть женится и живите при нас, - закончил папочка.
Я ему возразила:
- Каретин попадает по распределению на Алтай. Это не его воля, а воля государства.
- Много ли чего будет предлагать государство - надо заботиться и о себе как жить дальше.
- Что же ему сказать? - спросила папу.
- Так и скажи: не поеду в Сибирь, оставайся здесь! Работать можно где угодно!
- Я знаю Каретина хорошо. Он с нашими доводами не согласится. Что тогда?
- Значит он тебя не любит. Только от скуки проводил время с тобой, а жениться не думал. Если хочешь, чтобы Иван был твоим мужем, делай, что считаешь нужным, обещай, даже пригрози разорвать с ним свою дружбу и любовь, а в конечном результате припугни, что выйдешь замуж за другого, - сердито сказал папа.
В разговор вмешалась мама:
- Я, муженек, с тобою не согласна. Не такая уж страшная Сибирь и золотоносный, хлеборобный Алтай! Живут же там наши люди. Котя с Иваном будут работать, в гости к нам обязательно приедут.
- Нет, старая, я свое мнение не меняю. Мне известно, что такое Сибирь. При царе в Сибирь ссылали лучших людей в ссылку. Декабристы почти тридцать лет находились на каторжных работах, закованные в цепях, другие великие умы пошли за ними, - уже кричал папа. - Сейчас в наше время никого не ссылают в Сибирь, а добровольно отправляют на всю жизнь в вечный мороз и снега! Ты, старая, нежила в Сибири, так и дочь туда не отправляй. Здесь земли и места всем хватит!
Видишь, милый мой, какой строгий мой отец. Выслушала я его и у меня на голове дыбом стали волосы. Тебя люблю всем сердцем, но против воли папочки не могу пойти. Что мне делать? Думала много, но доброго ничего не нашла.
У меня остается лишь одна идея: если мы с тобой не женимся в июле этого года-то уеду в Москву. Дядя устроит меня на хорошую работу. Если попадет по моему характеру кавалер, то выйду за него замуж, хотя тебя любила и люблю. Подумай, поразмысли своим умом над моими словами. В противном случае ты больше не увидишь меня. Это я тебе серьезно говорю, не шучу. Может наступить нашей дружбе конец.
Пишу это письмо тебе, любимый мой, а горячие слезы сами ручьем катятся из моих глаз и нет возможности их остановить. Душа просто вищует оттого, что мои и твои родители до этого дня не смогли договориться между собою о нашей женитьбе и сватовстве. Как у меня сейчас горько на душе, если бы ты знал, был бы рядом со мной.
Еще раз подумай, как не поехать на Алтай. Ведь лучше всего быть со мной!
Люблю, люблю, люблю...тебя. Приеду в июле! Жди!
Твоя Котя".
Вечерело. Солнце садилось за затянутый тучами горизонт. Дневная жара хотя и спала, но не совсем, нагретым воздухом тяжело дышать даже в эту пору. Я кончил читать письмо от Коти. Оно произвело на меня неприятное воздействие, на нервы и душевное состояние. Я был не то, что рад ему, а просто огорчен содержанием. Весь смысл письма заключался в том, чтобы я с Котей женился и отказался от поездки на Алтай по государственному распределению на работу и остался с ней дома.
Прочитав письмо еще раз, у меня, как будто вылетели все мысли о завтрашнем экзамене из головы, в которой чувствовал одну пустоту и не было ни одной хорошей мысли. Отбросив письмо в сторону, лег на коврик, подложив под голову
толстый том "Война и мир" Льва Толстого.
Солнце скрылось за горизонтом. В саду стало темнеть. Я ничего не соображал, просто лежал с открытыми глазами.
- Что лежишь? - услышал голос Прасолова.
- Тебе какое дело? - ответил ему.
- Как раз к тебе есть дело.
- Какое?
- В зале сгорела электрическая лампочка. Кругом темнота. Дай мне лампочку до завтра?
- У тебя другого времени раньше не было?
- Конечно нет. С тобой же купались на реке. Почему сердит? Что-то неприятное случилось?
- Письмо от Коти получил, прочитал, так оно меня совсем вывело из равновесия.
- Смотри не сойди о ума? Не падай духом! Что она тебе со зла накатала?
- Возьми, прочитай, узнаешь!
- Чужие письма не читаю. Не хорошо! Дай мне лампочку и я от тебя уйду!
Я собрал книги, сложил их на коврик. Туда же к ним положил письмо. Завернул все ковриком и пошел с другом из сада. В комнате книги положил на стол. В ящике стола нашел запасную лампочку, подал ему в руки.
- Знаешь чего хочет Котя? - сказал другу.
- Откуда мне знать. Письмо написано тебе.
- Возьми и прочитай, - сказал я. - Читай, разрешаю и не вздумай отказаться, - настоял я.
Прасолов неохотно стал читать про себя, а я принялся укладывать все книги в шкаф со стола. Друг читал, время от времени восклицал:
- Вот придумала! ...Ну дает! ...Этого еще не хватало! ...Как она смеет!... Кому нужна эта угроза!...
Друг прочитал письмо, молча положил на стол, вопросительно посмотрел на меня.
- Что так смотришь? - спросил его.
- Могу чем-нибудь тебе помочь? - спросил у меня.
- Даже не знаю чем? Что можешь сказать об этом милом, любовном послании моей любимой?
-Честно сказать?
- Конечно!
- Письмо это настоящая провокация, жестокая, надменная, беспощадная, можно сказать смертельная.
- Почему?
- Потому что в нем присутствует хитрый и жестокий ультиматум тебе с нарушением гражданской этики, всех законов и правил, существующих с давних пор между людьми и влюбленными. Отец Коти с виду ласковый, а на самом деле самый настоящий жестокий держиморда и стародум.
- Что ты еще в нем увидел?
- Самое отчаянное настоящее лжепритворство Коти. Старается любыми средствами удержать через показную любовь тебя возле себя. Если это случится, то Котя после свадьбы будет радостно всем кричать и хвалиться, как когда-то глашатаи орали в эрихонскую трубу о победах победителей над побежденными.
- Выходит, что я побежденный?
- Не вижу? Согласие на женитьбу ты дал, но с условием - после свадьбы ехать на Алтай. Котя и ее родители с твоим предложением не согласны. Ты обязан согласно распределения явиться на место работы без всякой задержки. Понял?
- Что тут понимать - все ясно!
- О том, что Котя поставила ультиматум - выйти замуж за кавалера - это ее личное дело. Не огорчайся. Радуйся, что ты не потерял свою честь в глазах злых хитрецов и самолюбов. Если судьба сыграет с тобой и ты не женишься на Коте, то знай - одна любовь уходит, а новая приходит. Ты ничего не теряешь. Не горюй. До двенадцати часов ночи поработай с билетами.
- Спасибо, друг. Развеселил!
- Я тоже сейчас продолжу работу с билетами, - и ушел.

Выпускной бал

Какие бы трудности не встречались на жизненном пути человека, как бы с ним не играла судьба от возвышения его чувств до падения, как бы не изменялась окружающая обстановка - волевой человек своим упорством и настойчивостью преодолевает все трудности и выходит победителем.
Иван Каретин именно шел по этому пути. Все встречал на неизведанных тропах жизни - горе и радость, зло и добро, смех и слезы, душевное волнение и полную свободу действий. Позабыв о письме Коти, Каретин в хорошем расположении духа и с веселым настроением пришел на последний экзамен.
- Начался экзамен? - спросил у Прасолова.
- Только что пригласили пятерых, - ответил.
- Почему так много зашли?
- Чтобы лучше каждому подготовиться с ответом на билет.
Основная группа студентов толпилась у дверей зала, где шел экзамен. Более мелкие группы по три - четыре человека разошлись по длинному коридору, задавая друг другу вопросы, тут же обсуждали ответы.
Один за другим из зала выходили счастливчики. Тут же хором спрашивали их:
- Сдал или завалил экзамен?
- Какой вопрос тебе попался?
- Страшно было отвечать?
- Задавали ли дополнительные вопросы? ...
Экзамен продолжался. У дверей зала уже никого не осталось.
- Наша очередь подошла, - сказал Каретин своим товарищам. Вышел Масюк - никогда не унывающий и бодрый друг.
- Заходи, Каретин, - сказал он, комиссия приглашает. - Раз приглашают - иду.
По-разному студенты относятся к экзаменационной комиссии, оказываясь лицом к лицу с экзаменаторами. Одни чувствуют в каком-то подавленном настроении, другие как в деловом разговоре, иногда даже пытаются вступить в пререкания, чтобы показать свою ученость и научные знания. Перед комиссией я не испытывал ни первое, ни второе чувства. Спокойно взял билет, подготовился, ответил на все вопросы, положил на стол билет. Председатель комиссии спросил:
- У кого есть вопросы?
- Все правильно ответил, - сказал преподаватель истории.
- Тогда у меня есть: ответь Каретин - родителей ознакомил, что ты по распределению Москвы едешь на работу в Алтайский край?
- Конечно, - сказал. Мама не возражает, сестры тоже. Еду вместе со всей группой! -ответил я.
- У кого еще есть вопрос?
- Все ясно, - сказал учитель педагогики.
Я вышел в коридор. От неописуемой радости подскочил к товарищам, обнял их, почти закричал:
- Ура, братцы! Ура!...
- Не ори, еще не все сдали экзамен!
- Сдадут! - ответил всем. К вечеру будут все свободны...
На следующий день в зале училища состоялся выпускной бал. В торжественной обстановке директор Широкий зачитал приказ об окончании учебы в училище и согласно приказа каждому выпускнику вручил новенькие дипломы, крепко пожал всем руки. Духовой оркестр училища многократно сыграл туш под бурные аплодисменты.
До самого вечера продолжался выпускной бал. Я танцевал в зале под музыку духового оркестра с девчонками веселый вальс...
Кто-то предложил:
- Пошли на речку встречать рассвет!
Стоя на берегу тихой речки, любуясь ночным пейзажем уходящей ночи, посветлевшим на востоке небом, начинающимся рассветом, как предвестником наступления летнего дня, смотрел на веселых девушек из нашей группы и думал: "Каждая из них может стать прекрасной женой". Котя такая же девушка.
Мысленно перенесся в Москву. У Коти сегодня тоже выпускной бал. Она окончила свое училище. Ведь я тоже мог бы с ней весь вечер кружиться в вихре веселого вальса, - думал о ней. - Интересно она сегодня хоть вспомнила меня. Может после письма она на меня уже махнула рукой и в этот вечер рассвет будет встречать с другим парнем?...
Рассвет начинался, из-за дальнего горизонта сначала показался краешек солнца, а еще через несколько минут над землей уже висел большой круглый красноватый диск нашего дневного светила. Начался новый день. Над полями в небе точками затрепыхали крыльями звонкие жаворонки. Своими веселыми песнями они пели гимн начавшемуся дню...
..Утром проснулся в одиннадцатом часу. Вернее это было уже не утро, а почти половина дня. Первое, что мне пришло в голову, это мысль о Коте.
-11аверно тоже сейчас дрыхнет в постели как и я - сорвалось с губ. - Может с подружками пошла в Третьяковскую галерею посмотреть картины художников о русских женщинах. Я бы составил компанию, если бы был в Москве.
Я теперь уже прекрасно понимал, что Котя с годами стала по-другому понимать нашу любовь. Она с каким-то сильным упорством и намерением стала внушать мне свои мысли о нашей женитьбе, о своем замужестве. При каждой нашей встрече, при разговоре у нее всегда было на уме одно и тоже - скорее сыграть свадьбу. От этой мысли она никогда не отказывалась, не забывала, не отступала, торопила меня, соображала как все сделать лучше, красивее. Я никак не мог понять откуда явилось у нее такое настойчивее стремление к замужеству. Только об этой стороне этого дела Котя никогда не заводила разговора - во сколько рублей нам всем обойдется свадьба и где взять такую большую денежную сумму?
- Хватит мечтать по-маниловски, надо вставать, промолвил сам себе и поднялся с постели...

Отъезд

Какая красота в природе. Прекрасное лето наступило в июле. Целыми днями жаркое безоблачное небо, погода отличная как по заказу. Временами шальной ветерок налетит на поле пшеницы, колосья наклоняются к матушке - земле, но ветерок убежал - колосья снова выпрямились и тянутся к горячим лучам солнца. Можно сказать, как говорят в народе "царствует жаркое лето", соком наливаются вишни, яблоки, сливы, груши. Девушки утром уходят с ведрами на луг - вечером возвращаются со спелой малиной.
В полях кипит день-деньской тяжелая работа. Люди - сельчане трудятся на прополке сахарной свеклы. К этой работе привлечены не только женщины, но девушки, парни - считай все взрослое население даже школьники. Работа трудоемкая, надо быть внимательным, чтобы острой тяпкой не срезать молодое растение, с которого получится килограммовая свекла.
Дома в селе в это время оставались одни старики и старухи, да малые дети. Старые делали весь присмотр за порядком в доме, дворе. Водой поили привязанных на площади коз, телят.
Работали все, чтобы заработать на жизнь.
- Котя приехала, - сообщила мама, занося на кухню подойник с молоком.
- Когда ты ее видела?
- Козу доила. Она слезла с автобуса и пошла домой.
- Может хоть на минутку сходить к ней? - Не вздумай. Сейчас позавтракаем и пойдем работать в поле.
- Может сегодня отставим всю свеклу?
- Я не хочу ходить в отстающих. Соседи что скажут? "Невесту увидела и расписалась перед ней!". Вечером придешь с работы - встретишься. Никуда твоя Котя не денется!
- Мама, как бы ты сейчас поступила на моем месте?
- Дождалась бы вечера. Что тут гадать? Да еще неизвестно с каким настроением она приехала после твоего письма? Так что остынь. Пожара нет!
День для меня показался очень длинным и нудным. С раннего утра я с мамой уже в поле на огромной сахарной плантации. Рядом с нами трудятся сотни людей. Острой тяпкой делаю многократные однообразные удары о землю в междурядиях, уничтожаю ненавистные мне сорняки. Сколько же их выросло? Они в росте обогнали хлипкое растение свеклы. Его руками надо освобождать от всякой сорной растительности, чтобы дать ему доступ к солнечным лучам для роста.
Работая тяпкой - стараюсь не отставать от мамы и соседей - я смотрю на них - они на меня.
Усердно ведя борьбу с сорняками, я думаю о Коте, что она сейчас делает, чем занимается, о чем разговариваете папой и мамой. Конечно, речь идет обо мне, о предстоящем сватовстве, о свадьбе. Только я их разговора никогда не услышу. С усердием тяпкой рублю надоевшие сорняки, как будто стали они виновниками между мной и Котей. Рублю безжалостно, подряд, ни одного не оставляю между рядами уже зеленеющей и выбросившей широкие листочки молодой свеколки. Пусть растет богатый урожай, стране надо много сахара. Поглядываю на маму, она уже заметно устала. То и дело белым платочком вытирает пот с лица.
К обеду стало совсем жарко, как будто мы все сразу оказались возле жарко натопленной печи, из которой беспрерывно исходит тепло.
- Хотя бы быстрее наступил обед, чтобы отдохнуть и укрыться в тени лесной полосы от нестерпимой жгучей жары. - ворчу я.
- Повар еще не подает сигнал. Значит общий обед не готов. Работай сынок, ждать осталось не долго, - говорит мама, вытирая пот.
В моем мозгу мысль: "Котя не испытывает такую жару. Она дома. В прохладной тени ходит по саду, собирает сладкую клубнику к обеду, - думаю я. - Может Котя никогда не работала в поле, - промелькнула странная мысль.
...Котя, приехав домой, утром поговорила с мамой и папой. Пожаловалась на плохую дорогу.
- Все время автобус трясло на всяких колдобинах, - говорила она. - От тряски даже зубами щелкала, чуть собственный язык во рту не откусила.
- Ложись, доченька, поспи, отдохни, успокойся, - лопотала матушка.
- Я пойду в мастерскую делать стул и не буду здесь стучать, - сказал папочка, взял топор и вышел во двор.
- Может, доченька, затопить баньку, чтобы смыла с себя всю московскую грязь и пыль?
- Не откажусь, - ответила доченька.
- Тогда ложись спать. Печку в бане сейчас разожгу. К обеду будет готова. Котя прилегла на кровать, сняв с себя все одеяние и быстро уснула. Матушка не
спешила разжигать печку в бане, размышляя: '"Пусть подольше поспит в прохладной комнате"...
Время шло незаметно. К обеду баня была уже готова. Кипяток бурлил в чугунном котле. Березовый веник в тазике, заваренный в кипятке, ждал прихода купальщицы. Матушка свое слово сдержала. Разбудила доченьку:
- Банька готова. Можешь мыться, - с радостью сказала ей. Но радость мамы была омрачена:
- Зачем так жарко натопила баню. Там дышать нечем, - ворчала Котя. - Лучше свои косточки пропаришь. Заходи!
- Что их парить - они все целы. Муж не переломал, его у меня еще нет.
- Хватит ворчать. Открой дверь, отдушину и мойся, - не довольным голосом сказала мать.
Этот разговор услышал папаша.
- Почему спорите?
- Не довольна доченька. Жарко натопила, - ответила матушка.
- В такую жару баню можно было совсем не топить.
- Что ей немытой ходить?
- Ведро воды можно было на примусе нагреть и мойся сколько угодно. Никто не засекал на часах сколько Котя мылась в бане. Зато вышла оттуда с
раскрасневшимся лицом. Волосы на голове под мокрым бархатным полотенцем. На плечи накинут цветной персидский халат. Легкими шагами Котя взошла по ступенькам крыльца в дом, чтобы в прохладе отдышаться от жары. Лежа на койке, возле которой на новеньком стуле сидела мама, спросила:
- Какие интересные новости в селе?
- Никаких нет. Все тихо и смирно, - ответила мамочка.
- Мой жених отучился?
- Приехал. Он теперь ученый человек, с дипломом. - У меня тоже диплом. Я же не хвалюсь. - Он тоже никому не говорил.
- Откуда же ты знаешь?
- Соседка Устя сказывала, что училище закончил с красным дипломом. Куда захочет пойти учиться - без вступительных экзаменов примут.
- Я с простым дипломом проживу.
- Тебе виднее. Тут нам нечего советовать.
- Что-то весь день смотрю на двор Каретиных, а Ивана не вижу.
- И не увидишь.
- Почему? - строгим голосом спросила Котя.
- Потому что он с обоими сестрами и мамашей работают на прополке свеклы в поле.
- Он, часом, из города Россошь себе невесту не привез?
- Что ты говоришь. Он тебя все время ждал. Вечером пойдешь в клуб, встретишься. Теперь вы оба ученые. Понимаете как надо жить.
В комнату с новеньким, но еще не покрашенным краской эмалью стулом вошел отец. Услышав разговор, спросил:
- Где будете жить - у нас или в Сибири на Алтае?
- Не знаю, - ответила дочь.
- Это уже плохо, что живешь в неизвестности. Надо обоим дома жить. Тогда мы вам поможем во всем.
- Может вечером молодые обо всем переговорят, - промолвила мама. Иван придет с работы вечером.
Но никто из троих даже не упомянул о том, как в эту жару Иван весь день без отдыха полол свеклу, как ему было трудно на солнцепеке, сколько кружек выпил воды. Котю и ее родителей интересовал один лишь вопрос о свадьбе...
Жаркое солнце заметно начало клониться к западу. Мне показалось, что день не думает кончаться. Не раз говорил:
- Хотя бы быстрее наступил вечер!
Но время было неумолимо. Оно не считалось с моим желанием, чтобы быстрее уйти с поля. Я сильно устал. Смотрел на мать, сестер Наташу и Катю - тоже устали. Не отличались от нас все наши соседи по прополке свеклы. Жара словно весь день издевалась над нами.
Медленно угасал день. Жара начала спадать. Слабый ветерок задышал приятной прохладой, освежая уставшее тело, бодря душу.
- Наконец пришел конец рабочего дня, - сказал я. - Пошли домой.
Дорогой думал, несмотря на усталость, все же о встрече с Котей. Только как будет выглядеть эта встреча - я уставший до смерти - Котя свежая, радостная, с пышной прической волос на голове, с подкрашенными щеками, с запахом тройного одеколона.
- Может не пойти на свидание? - мелькнуло в голове. - Могу задремать от усталости. Засмеет меня как драного мальчишку.
Мама после ужина спросила: - На свидание с Котей пойдешь?
- Не знаю, что делать. Сильно устал!
- Как хочешь. Она будет ждать тебя.
- Подождет и домой уйдет.
- А если другой ее с собой уведет?
- Тогда надо идти.
- Решай сам.
Окна клуба ярко светились от недавно повешенных больших лампочек. У входного парадного крыльца толпились парни и девчата. Среди них находилась Котя. В свете электрических лампочек она казалась настоящей артисткой кино мадам Орловой с кудрями волос, в модной шляпочке. Вместе со всеми ждали начала показа первого цветного кинофильма о Мичурине.
Не спеша подошел к Коте. От нее несло запахом одеколона. Поздоровавшись, спросил:
- Как доехала домой?
- Думала на автобусе лучше будет, чем на поезде, натряслась за дорогу. Еле пришла в себя.
Раздался электрический звонок. Киномеханик приглашал всех зрителей на киносеанс.
- Пошли, - предложил Коте.
- Не возражаю. Но было бы лучше тут поговорить.
- Еще наговоримся. Ночь за нами.
Сижу в зале с Котей. На экране одни кадры сменяются другими. Мне хочется кое - о чем спросить, но ведь нельзя разговаривать при демонстрации фильма Соседи зашипят. Приходится терпеть.
Как на зло лента то ли рвалась во время показа кино, то ли киномеханик поленился перемотать загодя части фильма, чтобы устранить порывы - времени на просмотр фильма ушло больше, чем требовалось. Лишь к полуночи мы вышли из зала.
- Куда пойдем?- спросил я.
- К нашему дому. Там скамейка, - ответила Котя.
На этой скамейке до этого дня мы долго сидели, беседовали о чем угодно, когда были студентами. Теперь, когда у меня и Коти были в руках дипломы - независимо какой оборот примет наш разговор. Котя спросила:
- Чем сейчас занимаешься?
- Маме помогаю полоть свеклу, - ответил ей.
- Деньги на свадьбу зарабатываете?
- Просто помогаю в ее работе.
- Когда придешь свататься за меня?
- Не знаю.
- Как же ты не знаешь?
Я чувствовал - разговор еще не успел начаться, как Котя пошла в психическую атаку на меня, пытаясь направить разговор в желаемое ей русло.
- Ты все же думаешь на мне жениться? - прямо поставила вопрос, как говорится ребром, а вернее в лоб.
- Собираюсь, не отказываюсь. Чего же тебе надо. Жди.
-Ответ очень расплывчатый. Можно собираться месяц, год, а то и два? Ты меня ставишь в неловкое положение.
- В какое?
- Время-то идет впустую, я - как ветряная мельница, у которой ветер вращает крылья, жернова, а на них не сыплется зерно, чтобы получилась мука. Что ты на это скажешь?
- Ты, моя дорогая, чего-то недосказываешь?
- Сам бы давно догадался. Нам надо скорее сыграть свадьбу. Что же мы так еще долго будем вздыхать друг по друге, думать, надеяться.
- Надежда умирает последней. В конце концов придем к одному правильному решению. Разве это не ясно? Сама жизнь заставляет нас вступать в брак.
- Ты мне, дорогой, даешь какие-то туманные ответы на мои прямые вопросы. Я никак не могу понять, чего ты требуешь от меня?
- За один этот вечер и наше свидание все жизненные вопросы невозможно решить, тем более о нашей свадьбе.
В глубокой ночи, похлопав крыльями запели петухи. До рассвета оставались считанные часы. От дневной усталости слипались веки. Хотелось спать.
- Встретились, поговорили. Завтра свидимся, - сказал я. пожав руку и поцеловав Котю в горячую щечку. Ушел домой.
Наши встречи продолжались, но носили наступательный характер. Котя разговаривала резко, на все острые вопросы отвечала быстро с изворотливостью ума и смекалки. Она не испытывала неловкой робости при затруднении, быстро находила выход из создавшегося затруднения, но с таким расчетом, чтобы все было ей выгодно, говорила:
- Все женские дела можно решить быстро, если муж не будет мешать.
- Но муж имеет тоже свой взгляд на все дела и вещи, - сказал ей.
- В таком случае я выслушаю своего мужа, а буду делать по - своему.
- Это может привести к ссоре.
- Муж посердится немного, потом согласится. Его дело зарабатывать деньги, а тратить на семью буду я.
Я понимал, что эти слова имеют неопределенный смысл, но он схоластичен, оторванный от реальной жизни, так как решается односторонне без супружеского семейного согласия, может быть без какого-то намека на чистую любовь между супругами, чтобы не спорить, все дела спокойно решать.
Часто мое несогласие по отдельным вопросам взаимной любви и бытовых семейных дел приводило Котю в смущение. Тогда она сказала:
- Как это будет на самом деле, если все делается помимо моего согласия и даже воли? Что же я стану делать, когда у нас появятся дети? Я что всегда должна спрашивать мою или твою матерей как все делать?
- Все вопросы в семье решаются с согласия мужа и жены, а не в одностороннем порядке, - сказал ей.
- Где же моя свобода действий, о которой так много говорят по радио и пишут в газетах?
- Свобода - это категория философская. Каждый понимает по - своему, а затем идею выносит на общее рассмотрение.
Жизнь каждый день преподносит людям сомнения, сюрпризы, проблемы. Вот у нас сейчас одна проблема - свадьба. Уже половину июля об этом сватовстве говорим, а получается мы толкем пестом воду в ступе.
- Что бы ты хотела видеть?
- Пора нам сходиться и жить вместе, как это уже успели раньше нас сделать мои подруги и твои товарищи.
- Я тебя не понимаю.
- Что тут не ясного! Сходиться надо немедленно!
- Ты понимаешь, что до сегодняшнего дня у нас не решен вопрос о взаимопонимании.
- Тогда уже я ничего не понимаю!
- Все очень просто. На всех наших свиданиях я только слышал твои желания скорее выйти замуж, а мне на тебе жениться. Твое согласие о замужестве не подкреплено волей твоих родителей. Ты только трещишь о своей ко мне любви, о свадьбе. Я еще от тебя не услышал о взаимопонимании наших встреч с взаимопониманием твоих родителей по отношению ко мне как к зятю. Мне такое повед¬ние твоих родителей не совсем устраивает.
- Что именно?
- Те мысли твоего папочки, которые ты сообщила мне в письме, если верить твоим словам, то твой отец против нашей жизни в Сибири на Алтае. Его страшит Сибирь. Как сложатся мои и его взаимоотношения в дальнейшем будет видно. Если изменит твой папочка, свои мысли, то дело будет иметь хороший результат. Если останется при своем убеждении, то последствия нашей жизни непредсказуемые. Вот так сейчас сложилось наше положение на данный момент.
- Сильно преувеличиваешь. Отец может согласиться.
- Если не согласится, тогда что? Конец нашей любви! Обо всем я сказал Коте откровенно без утайки. Смотрел ей прямо в глаза. Порой появлялись слезы. Лицо принимало задумчивый вид. По всему было видно, что мои слова ей не нравятся. Это потому, что она не понимает еще до конца всего смысла жизни.
Я с Котей все время больше говорил о свадьбе. Но ведь это не все. О нашей дружбе знала моя мама, родители Коти. Они как будто сватовья. Но ни разу не побывали друг у друга в гостях, чтобы поговорить, придти к общему решению о свадьбе. Это меня сильно тревожило - Котю ни сколько. Как-то она сказала:
- Поладят между собою. Никуда не денутся! - не сдавалась Котя.
- Ты представляешь какие отношения будут у меня с твоим отцом (с тестем)?
- Меня это не интересует. Меня больше всего волнует свадьба, - высокомерно заявила Котя.
Шли последние дни жаркого июля. Я с мамой приложил все усилия, чтобы обработать свою свекольную плантацию для хорошего урожая. Агроном,
Ивцов - славный практичный мужик, знаток сельскохозяйственного производства, принял мамин участок, сказав:
- Хорошо Елена Яковлевна со своим сыном и девчонками обработала свеклу. Можно теперь отдохнуть до уборки урожая!
Не за горами уже был август. Мама стала каждый день проявлять беспокойство.
- Сынок, на какое число намечен отъезд из Россоши на Алтай?
- В первой декаде августа, - ответил ей.
- Надо готовиться в дорогу. Подумай, что возьмешь с собой. Ведь в Сибири холодно.
- В школе не замерзну. В ней всегда тепло.
- Что делать с Котей. Она согласна поехать? Хочет быть твоей женой?
- Через пару дней все будет известно
Сестры Наташа и Катя посоветовали:
- Бери ее с собой. Тебе будет веселее!
- Посмотрю, мои дорогие. Судьба играет человеком, - сказал один поэт.
- Интересно, какая у тебя будет судьба. Она бывает хорошая, чаше плохой. Но ни ту, ни другую не выбирай. Тут бог судит! - сказала мама. - Как-то у тебя, сынок, с Котей не совсем все хорошо получается.
- Не беспокойся, мама, все будет хорошо, - веселым голосом промолвил я...
Вечером состоялось мое свидание с Котей. Ничем оно не отличалось от прежних. Что было заметно, так то, что Котя пришла в красивом платье шестиклинке, на ногах лакированные чешского производства дамские туфельки. На голове красивая прическа. Высокая грудь заметно выдавалась вперед. Она была весела, запах одеколона щекотал ноздри.
Мы зашли в сад. По дорожке прошли в дальний угол, заросший бурьяном и пахучим хмелем. Сели на скамейку.
- О чем будем говорить? - спросил Котю.
- О чем угодно. Я в полном твоем внимании, - ответила Котя, пожав мне руку.
- Разговор будет не простой.
- Начинай. Слушаю.
- Ты желаешь за меня выйти замуж?
- Конечно. В чем же загвоздка?
- Если согласна - завтра пойдем зарегистрируем наш брак, чтобы мы были муж и жена. ?
- Всегда согласна.
- В таком случае при твоем согласии ты поедешь со мной на Алтай!
- Без свадьбы? - с удивлением в голосе промолвила Котя. - Не согласна. Чем я хуже других девушек. Родители всем сыграли свадьбы.
- Мы уже за оставшуюся неделю подготовить и сыграть свадьбу не сможем.
- Почему тянул время, не предлагал раньше?
- Потому что твой папа до сих пор не согласен, чтобы ты была со мной на Алтае.
- Значит ты плохой жених, не сумел найти подход к будущему тестю. Вчера мне папа сказал: "Не вздумай, дочка, уехать в Сибирь. Там тебе делать нечего. Пусть Иван соглашается переехать с тобой в Москву. Сама понимаешь - Москва не Сибирь. "Не могу ослушаться родителя!
В Сибирь на Алтай не поеду - это я тебе прямо и открыто говорю!
- Тогда наше свидание окончено. Свою честь учителя не могу утопить в грязь. Я остаюсь предан нашему родному государству, которое дало мне возможность выучиться и получать нужную профессию.
- До свидания. Но уже не дорогая!
Вышел из сада и пошел по улице. Наум пришла от кого-то услышанная фраза: "Мавр свое дело сделал". Отец Коти добился своего...
Третьего августа. Стоит прекрасный ясный солнечный день. На привокзальной площади масса народа. В три часа подойдет на станцию Россошь пассажирский поезд "Ростов - Москва". Две наших группы на привокзальной площади с вещами. У меня в руках легкий чемодан с самыми необходимыми вещами и продуктами.
Подъехали на автобусе музыканты с духовым оркестром. Музыканты выстроились на привокзальной площади со своим большим круглым барабаном и медным трубами. Меня провожают мама, сестры Наташа и Катя. С букетами живых красивых цветов. Раздался голос мегафона:
- Внимание, товарищи! Слово об отъезде наших выпускников предоставляется директору Широкому Павлу Сергеевичу.
Гул стих. Директор поздравил нас всех с отъездом. Пожелал хорошей работы и успехов в жизни...
Подошел на первый путь пассажирский поезд. Началась посадка в вагон. Ко мне подошла дочь почтальона Тони - молодая, красивая, чернобровая, статная девушка Аня. Вручая мне букет красивых цветов, спросила:
- Котя с тобой не поехала?
- Нет, Аня.
- Я бы поехала. Пиши мне письма.
- Постараюсь.
Букеты цветов мне вручили мама, сестры. Я всех обнял, расцеловал. Мама плакала, вытирая платочком слезы.
- Как же мы будем жить без тебя, - говорили сквозь слезы. - Пиши нам хоть чаще письма, чтобы на душе было веселее.
Я обратился к сестрам:
- Учитесь, ходите в школу. Чем смогу, тем вам всем помогу.
- Будем учиться! - ответили они.
Заиграл духовой оркестр "На сопках Манчжурии". Ударил первый раз привокзальный колокол. Объявлена посадка. Духовой оркестр заиграл другой веселый марш:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, Преодолеть пространство и простор. Нам разум дал стальные руки - крылья, А вместо сердца пламенный мотор...
Поезд тронулся. Плач, рыдания. Под звуки марша поезд отходит от вокзала станции взял направление на Москву.
- Прощай родная сторона! - произносил каждый уезжающий в далекую Сибирь. неведомую нам сторону.
Я поставил на столик в купе банку с водой, поместил в нее букет цветов сестры Наташи. Посмотрел на него - душу согревает, тоску разгоняет. Так и ехал букет цветов до самой Москвы, не повял, был свеженьким, не осыпавшийся, не потерявший ароматного запах. Только за ночь воды в банке заметно уменьшилось. Взял со стола стакан с водой, поднес его к букету, хотел вылить на цветы. Остановился. Увидел свернутый синенький лист бумаги.
- Как он здесь оказался? - промолвил.
Взял его в руки, развернул, читаю: "На долгую добрую память родному, любимому братишке пишу несколько строчек, чтобы вспомнил свою сестрицу Наташу - дарю на память свое маленькое фото. Дарю в последнюю ночь нашей жизни вместе с семьей. Больше наверно не придется вместе жить.
Ванечка, вспомни последний вечер, как ребята брали вино и провожали, прощались с тобой навсегда. Ваничка, прости за плохое, если оно было, в нашей семье или хорошее, и не забывай нас родных братьев и сестер.
Ваничка: родимый брат, пусть эти печальные строки напомнят о твоей семье, где твои сестры, мама, папа, я, и где ты находишься в суровом, далеком краю между чужими людьми, не увидишь нас, не услышишь родного словечка.
Ванечка, браток, желаю счастья от всего сердца и от всей души счастливой жизни.
До свиданья, милый браток. Не забывай нас никогда, как мы тебя.
Наташа"...

Книга четвертая
НА АЛТАЕ
С корабля на бал

На большой скорости идет поезд "Ростов - Москва". Звонко стучат на стыках рельсов вагонные колеса. Вагон мелко вздрагивает. За окном проплывают телеграфные столбы, станционные постройки, широкие улицы рабочих поселков, сады со спелыми фруктами, длинные штакетные заборы на деревенских улицах, автомобильные остановки на окраинах деревень.
Проплывают за окном большие и малые села. Въезжаем в город. Но стоянка сокращена. Паровоз дал сигнал - поезд снова в пути.
По обоим сторонам железнодорожного пути плывут лесные заграждения, задерживающий зимой снег, мелькают километровые столбы у полотна железной дороги, проплывают станции, разъезды, будки стрелочников, дежурных, фунтовые дороги, по которым едут грузовики и подводы с сеном, с мешками зерна, велосипедисты тренируются друг с другом. Мотоциклист на дороге поравнялся. с вагоном едет на одной скорости с поездом, но скоро отстал, так как убедился в бесполезности перегнать поезд, да и куда ему спешить, так как шлагбаум преградил ему дальнейший путь.
По обеим сторонам мелькают белые домики жителей, магазины, водонапорные башни, скотные дворы, на лугах и в рощах стада коров, лошадей. Сколько проплыло за окном больших и малых озер, мелких и глубоких рек и речек. Сколько детворы во время жары плескались в них, обдавая друг друга россыпями водяных капель, сверкающих цветными алмазами в лучах солнца.
Сколько ни едешь - всюду стройки, стройки. Строятся заводы, предприятия железобетонные и деревянные мосты на дорогах, ответвления железнодорожных линий от центральной магистрали. Как гигантские сигары дымят заводские и фабричные трубы круглые сутки.
Куда ни глянь глазом по обоим сторонам от железной дороги раскинулись до самого горизонта широкие поля зерновых и технических культур, на них тракторы, автомашины, подводы, комбайны. Идет повсеместно уборка богатого урожая. По полевой дороге ржаного поля с полным кузовом зерна грузовичок плывет в пыли, за ним второй, а третьего вовсе не видать - он утонул в облаке серой дорожной пыли. Мерно работают нефтяные вышки.
В ночное время прекрасно видны с окна вагона яркие электрические огни станций, разъездов, городов и сел, деревень, заводских цехов мощных предприятий перерабатывающих продукцию сельскохозяйственного производства.
Местами утренний туман поселился на ночь в рощах и перелесках, верхушки столетних сосен в плотном тумане, лишь толстые стволы сосен видны как могучие богатые земли российской, стоящие на охране от набегов злых басурманов. Утро кончается. Лучи солнца нагревают туман, легкий ветерок уносит серое облако прочь и вновь в солнечных лучах, на сколько глаз видит, по обоим сторонам дороги раскинулся необозримый горизонт без видимой границы и конца. Линии электропередач шагают по полям. Провода под большим напряжением висят над землей, неся мощную энергию в города и села. Смотрю в окно и думаю: "Вот какая огромная, богатая и могучая наша Россия. Мы все должны гордиться нашей страной, укреплять ее оборонную мощь. Сколь же нам надо солдат, чтобы у нас был мир и враги не смели на нас нападать? ".
Тысячу километров в сутки проходит наш поезд по российской земле. Позади остались Москва, подъезжаем к Уралу. Повсюду встречаются удивительные красоты природы, которые трудно поддаются описанию перу известных научных светил и ярких звезд современности. За века добровольного вхождения Сибири в Российское государство, вся азиатская часть страны сделала гигантский скачок в своем развитии. Много освоено плодородных земель, еще больше лежит неосво¬енных. На территории России могли бы поместиться современная Европа со всеми ее государствами. Проехали чудесный Урал. Началась территория Западной Сибири.
За окном вагона за сутки проплывает сибирская территория, удивляя нас своей красотой. Пересекаем высокие горные цепи от Урала до Алтая. Сколько полезных ископаемых лежат в них нетронутыми в подземных кладовых. Удивление вызывает огромное безмолвное зеленое море тайги, сквозь которую текут полноводнее широкие реки во главе с красавицей Обью, Бией, Катунью. Как красивы ленточные боры Западно-Сибирской низменности и востока Сибири. На ряду с ними проезжает поезд Кулундинские и Алейские черноземные плодородные земли для богатых урожаев. В какой стране мира, кроме России, есть такое богатство, как у нас? Завидуют нам многие державы, стремятся с Россией жить в мире и дружбе.
Имея такие богатства, Россия движется вперед и нет такой силы, чтобы могла остановить это стремление.
Поезд идет без остановок все дальше на восток. Колеса под вагонами стучат, отсчитывая километр за километром от златоглавой Москвы. За Уралом остались позади крупные города: Нижний Тагил, Курган, Омск, Новосибирск. Барнаул. В каждом городе остановка поезда. Удивляюсь! Все они старинные чудо-города, построенные российским народом - красивые, светлые, словно в этот миг их все осветила гигантская молния, чтобы люди видели их красоту.
Мчится пассажирский поезд по сибирским просторам по железной дороге на восток. Железный паровоз бежит быстрее любого коня. Султан смешанного пара и дыма от сгоревшего угля вихрем вырывается с паровозной дымогарной трубы.
Неведомая сила тянет весь пассажирский состав на восток. В каждом купе вагона слышится веселая песня: "Гулял по Уралу Чапаев - герой...". А рельсы стучат и стучат, не касаясь матушки - земли по стальной железной дороге, которая протянулась по всей Сибири двумя длинными железными нитями, словно лежащие по воздуху и убегающие вдаль через сибирские земли, степи, широкие реки, глухие таежные дебри, высокие горные хребты, через горы Сихоте-Алинь, через батюшку Амур к Японскому морю. Вот какая ты Русь, оставленная потомками нам. чтобы мы русичи приумножили славу наших дедов и отцов и всей России в целом. Чудным звоном миролюбия звучит наша музыка, поют девушки песни. Все это слышат сибирские города Великой России. Весь мир вынужден считаться с могуществом нашего государства, хотя есть еще недруги за океаном, но и они вынуждены давать России дорогу, чтобы она шла дальше к своей Славе. Что касается российской Сибири, Золотого Алтая-то это экономическая основа могущества нашего государства.
Поезд "Москва-Барнаул" закончил свой бег. Зашипели тормоза. Поезд остановился у перроне станции Барнаул. Нас встретил представитель Алтайского Край- ОНО.
На огромных просторах Сибири и Алтайского края живет много людей в деревнях и городах. Они довольны собой. Живут как все граждане нашей страны, работают, влюбляются, женятся, обзаводятся детьми, которых надо учить.
В Барнауле - столице Алтайского края пришлось задержаться два дня. В Крайоно сдали все проездные документы на оформление. Два дня мы знакомились с Барнаулом. Вечером приходили в отведенную нам школу - интернат для ночевки и отдыха. Лежа на койке, думал: "Что сейчас делают дома мама, сестры, вспоминают ли мой отъезд, чем занимается Котя? ". Ответить на все вопросы было невозможно. Я уже находился за четыре тысячи километров от дома и от Коти. Мысли о Коте почему-то не покидали. Особенно мне запомнились слова: "Ты думаешь на мне жениться? ".
Теперь я полностью осознаю, что я не был готов к сватовству и женитьбе. Нужны были деньги, а их не было ни у мамы, ни у меня. Как выразилась сестра Наташа:
- Нечего свадьбу играть насмех курам!
Сказано было совершенно правильно
- Время нашей дружбы прошло. Все осталось позади, - промолвил сам себе и уснул богатырским сном.

Я живу на Алтае

Алтайский край расположился на огромной территории в южной части Западной Сибири. С запада на восток его прорезает Западно-Сибирская железная дорога. На станции Алтайская от центральной магистрали проложена железнодорожная ветка, соединяющая город Барнаул со всей сибирской магистралью.
Барнаул - столица Алтайского края. В середине двадцатого века это был обыкновенный сибирский город. От вокзала к центру ходил трамвай. Все близлежащие улицы и площади были песчаные. Ветер гнал пыль из-под колес бричек и автомашин. Пятиэтажные дома были в центре по проспекту Ленинскому (бывший Московский). Большинство же были деревянные дома в один - два этажа, лишь старокупеческие доходили до трех этажей. Дома построены из бревен сибирской лиственницы ладно и красиво, некоторые в лапу. На окнах были красивые резные деревянные наличники с удивительной резьбой по дереву, что вызывало у меня величайший интерес к такому строительству. Самой красивой улицей был Ленинский проспект. Здесь работали большинство крупных магазинов со всевозможными товарами.
Мне нравился трамвай. Можно было за три копейки проехать в одну сторону города до конечной остановки - затем снова за три копейки в другой конец. Эта поездка на трамвае была для меня интересной экскурсией. До некоторой степени я хоть немного познакомился с городом и его культурными центрами.
К вечеру нам оформили документы на прибытие к месту работы. Группами стали садиться на рейсовые автобусы. Прощанье, слезы, поцелуи, расставание на долгие годы.
Я с товарищами Гришей Кабановым и Никоном Гвоздевым сели на поезд "Барнаул - Бийск".
- Сколько будем ехать до Бийска? - спросил я у проводницы.
- Всю ночь. В городе будем утром. Можешь ложиться спать.
- Почему так долго ехать?
- Потому что в пути следования много остановок на станциях. Приходится пропускать встречные поезда.
- Как это встречные поезда?
- Потому что от Барнаула до Бийска однопутное движение. Как сделали до переворота, так все и осталось.
- У вас можно постель взять на ночь? - спросил я.
- В этом вагоне не положено иметь постель, здесь места общего пользования. Ложитесь на среднюю полку и спите до самого Бийска.
Получив исчерпывающую информацию от молоденькой, красивой проводницы в форменной фуражке железнодорожника, я залез на полку и уснул. Моему примеру последовали мои товарищи Гриша и Никон...
В шесть часов утра поезд остановился у одноэтажного приземистого железнодорожного вокзала. В рамке успел прочитать "Бийск".
- Выходим из вагона, - предложил друзьям.
- В Крайоно в Барнауле - наобещали, что в Бийске на вокзале нас будет встречать представитель из района, - сказал Гриша.
- Обещать можно много, а как обещанное будет выполнено неизвестно, - сказал Никон, всегда все подвергал сомнению.
Вокзал станции Бийск был небольшой. В маленьком зале ожидания стояло несколько деревянных реечных диванов, билетная касса с двумя маленькими окошечками, ресторан. Зал оказался полупустым. Мы поставили свои чемоданы возле дивана, сели, стали смотреть, ожидать. Ведь нам обещали.
- Никто тут нас в этой сибирской дыре не ожидает, - с грустью промолвил Гриша.
- Я с самого начала усомнился в обещанном, - сказал Никон. - Так оно и вышло.
- Что беспокоитесь, - промолвил друзьям. - Еще шесть часов утра. Тот, кто должен нас встречать по всей вероятности еще дома спит в теплой постели и видит чудесный сон о Царевне Лебедь. Надо ждать хотя бы до восьми часов утра.
- Так и будем сторожить чемоданы, - недовольно промолвил Гриша.
- Зачем сторожить. Давайте сдадим их в камеру хранения.
- Приду мал правильно, - поддержал Никон.
- Сдадим, а дальше что будем делать? - недовольно промолви Гриша.
- Пойдем на экскурсию смотреть город, - предложил друзьям. - Время у нас до восьми часов утра. Ведь мы его не знаем.
Время медленно течет. Мы уже серьезно начали беспокоиться, что не видим нашего встречающего. Без него мы не знаем как можно добраться до районного центра села Грязнухи. Сдав чемоданы, отошли от камеры хранения, опять сели на диван. Гриша промолвил:
- Прежде чем идти на экскурсию не плохо было бы позавтракать.
- Ресторан еще закрыт, - промолвил Никон. - До открытия еще десять минут. Подождем.
- Пошли лучше Бийск смотреть. Где-нибудь найдем столовую, - предложил я.
Первое, что привлекло мое внимание - это само здание вокзала станции Бийск.
У входа в вокзал стояли две мощные фигуры косматых львов по сторонам входа, стоявших на железных когтистых лапах.
Площадь перед вокзалом на солнечной стороне заросла диким кустарником в вперемежку с кленами. Тут же песчаная дорожка, ведущая от центральной улицы до вокзала. По обе стороны дороги многочисленные шатры цыган, масса голых детей, молодые цыганочки в длинных юбках и платьях стоят у дороги, останавливают прохожих, приветствиями:
- Давай, милый, погадаю. Расскажу тебе всю правду что с тобой было, что еще будет. Позолоти мне ручку!
Другая тоже не отставала, приглашала к себе:
- Хочешь всю правду узнать? Мои карты никогда не врут. Всегда говорят только правду!
- Кто у цыган не гадал, тот и правды своей не узнал, - громко говорила еще совсем молоденькая красивая цыганочка с большими круглыми черными глазами.
- Может остановимся, пусть нам погадают, что ожидает нас на новом месте? - сказал Гриша.
- Гадать не будем. - резко бросив товарищам, - только остановимся, так нас сразу окружат цыганки и мигом обшарят карманы. Вот тогда и узнаешь что ожидает нас на новом месте.
- Верно, - сказал Никон - До места работы мы еще не добрались. Да и неизвестно. когда мы там появимся.
- Пошли смотреть город, - сказал друзьям.
За зданием вокзала на западной стороне виднелся густой сосновый бор. Зато на восточной стороне видны всевозможные постройки, дома. Вышли на центральную улицу сели на автобус и поехали по городу до конечной остановки. Полюбовавшись широкой полноводной рекой Бией с отлогими берегами, сели снова на автобус и поехали до конца второй конечной остановки. Центр Бийска украшали старинные красивые купеческие здания с шикарными в них магазинах. Окраина и Заречье Бийска застроены деревянными домами из сибирской сосны -лиственницы, отчего улицы казались серыми, неприветливыми. В центре красовалась церковь. Она была прекрасно видна со всех сторон города.
Поездка по Бийску была для меня очень интересной и любознательной. Многое увидел и узнал, услышал в разговорах бийчан об их жизни. Главное узнал, как можно доехать до районного центра Грязнухи из Бийска.
Бийск был последним пунктом железной дороги Барнаул - Бийск. Он вырос в сибирском захолустье Предгорного Алтая по велению и Указу Петр Великого для защиты территории от набегов джунгарских ханов и защиты Горного Алтая. Фактически Бийск являлся воротами в прекрасный Горный Алтай, соперничавший только с европейской Швейцарией.
Через Бию пролегал огромный деревянный мост на мощных сваях из толстых бревен лиственницы. Стоял он всегда до начала ледохода. Потом его разбирали и всякое движение по знаменитому Чуйскому тракту в Горный Алтай до монгольской границы надолго прекращалось совсем.
После ледохода мост восстанавливался и движение по нему продолжалось. Сам мост через Бию представлял одно из красивейших можно сказать архтектурных сооружений своего времени. Украшали мост с южной солнечной стороны две красивые мощные скульптуры из бронзы Ленина и Сталина. В тридцатые и последующие годы вплоть до моего приезда в Бийск Чуйский тракт до Ташанты был самым оживленным транспортным узлом всего Алтая. Работали на нем сотни прекрасных шоферов на первых российских грузовиках. О некоторых водителях сложены прекрасные песни. Тут именно я узнал о знаменитом бийском шофере Николае Снегиреве, ставшим впоследствии прототипом в песне бийского поэта Николая Ковалева.
Интересные противопоставления получаешь в спорах с друзьями о значении Бийска.
- Чуйский тракт начался в Бийске, - говорил я, - а железнодорожная линия соединила город с другими городами и вклинилась в Транссибирскую магистраль и здесь закончилась.
- Вот вокруг этих двух магистралей кипит современная жизнь середины двадцатого века, - говорил Гриша.
- По обе стороны Чу некого тракта и железной дороги лежит и сейчас сплошная сибирская глухомань без дорог, радио, телефонов. Мы не можем дозвониться до неизвестной нам Грязнухи, где мы должны работать. Единственной тягловой и транспортной силой являются лошади и быки, - с жаром доказывал Никон и сколько еще нужно времени, чтобы европейская культура дошла до Алтая, чтобы уничтожить всю сибирскую глухомань. Глядите, вон как лес плотами плавят по Бие без всякой железной дороги. Вот так здесь люди сейчас живут.
- Вот мы эту культуру должны донести на Алтае до всего народа, - сказал.
- Смотри не надорвись, - съязвил Никон. - Дальше декабристов дело не пошло! Я успел прочитать в Крайоно страничку из книги писателя Георгия Рябчено и запомнил его слова: "Бийск был сибирской глубинкой железнодорожным тупиком, на первый взгляд щедро обещающим лишь холод, опасности и в связи с ним - душевный дискомфорт".
- Что верно, то верно. - промолвил Гриша, - душевного дискомфорта я пока не увидел. Остальное в этой глухомани наверно увидим уже в этом году!
Первое впечатление о Бийске было поверхностным, не полным. За один день много не увидишь, во многих местах не побываешь, многое не узнаешь. В городе работали промышленные предприятия, заводы, фабрики. Шло бурное строительство новых домов. Гордостью города был "Бийский котельный завод", "Сибприбормаш", "Табачная фабрика" и другие предприятия.
Я остался доволен знакомством с Бийском на этой короткой экскурсии. Возвращаемся на вокзал, предложил друзьям.
- Может там нас ждут представители из района? - сказал Гриша.
- Совсем плохо будет, если за нами приезжали, а нас не было на месте, - цинично заявил Никон.
На вокзал приехали без спешки. Из камеры хранения взяли свои чемоданы. Сидим как пассажиры. Смотрим, как люди толпятся у кассы за билетами на отходящий поезд в Барнаул. Только нам не на чем и некуда ехать.
Я вышел из вокзала. К входным дверям подъехала белая легковая машина "Победа". Из нее вышли трое мужиков.
- Откуда приехал? - спросил я у шофера.
- Из Грязнухи, - ответил он.
- Когда обратно поедешь?
- Вещи мужики заберут и я готов к отъезду. - Довезешь до Грязнухи? - Сколько вас? - спросил шофер парень среднего роста в белой рубашке.
- Трое.
- Возьму. Зови. Но десять рублей с каждого!
Забегаю в зал, говорю:
- Идем! Едем в Грязнуху!...
Через час езды мы оказались в районном селе Грязнуха со странным названием.
- Почему так назвали село? - спросил у водителя?
- Не могу сказать. Слышал от деда что оно существует более ста лет. Была большая деревянная церковь. Колокол с нее сбросили, сделали здание районного Дома культуры, - говорил молодой, круглолицый парень.
Был уже вечер. Солнце еще не село за горизонт, но уже низко висело над землей большим красным шаром.
- В Бийске можно было бы переночевать в зале вокзала, а где же мы заночуем в этом райцентре? - побеспокоился я.
- Есть одно место, - сказал водитель, выезжая на центральную улицу села.
По обе стороны дороги стоят дома с крепкими листвяными воротами. Дома серые, не то, что в Россоши все стены побелены раствором белого мела, на ставнях окон нарисованы расцветающие желтые подсолнухи, куры, в яркой окраске перьев - петухи с красными гребнями. Здесь в Грязнухе всего этого нет. Ворота крепко запираются на ночь, во дворе отпускают с цепей собак для охраны усадьбы.
"Победа" резко затормозила и остановилась у большого крестового деревянного дома, где уже у коновязи стояли распряженные лошади и жевали сено.
- Приехали. Это Районный Дом крестьянина, где можете заночевать, день - два пожить. Гоните по десятке с брата, - сказал водитель "Победы". Вон через дорогу чайная. Можно покушать.
- Это хорошо. Все удобства в районном селе, - сказал я.
Вечером при свете керосиновой лампы, подвешенной под потолок с железным кругом, легли на койки. Так было приятно лежать и дышать полной грудью и свежим воздухом.
- Итак, братцы, мы прибыли по распределению Москвы в нужный район на место нашей постоянной работы и местожительства, - сказал я.
- Дополняю: мы прибыли в одну из сибирских глубинок Алтайского края к черту на кулички, где никогда не услышишь гудка паровоза и стука колес о рельсы, - цинично промолвил Никон.
- Теперь вся ночь за нами. Тишина... Не стучат колеса о рельсы...Спим братцы до утра! - сказал Гриша...
Интересно в жизни получается. Если человеку приходится трудно, то он прилагает все свои силы, чтобы выжить в этих условиях. Так получилось у меня и моих товарищей. Находясь в Бийске стремились быстрее выехать из него и прибыть по приказу Крайоно в указанный район. Теперь же, когда оказались на месте и легли спать - все напряжение тела и душевное состояние как-то улеглось, как будто с плеч свалился огромный груз.
Утром проснулся от громкого женского голоса:
- Пора всем вставать! Вы что приехали сюда спать или работать? - почти кричала женщина.
- Что так сильно шумишь? - спросил я.
- Как же на вас не шуметь, коли мне надо делать уборку комнаты. Я уборщица и могу веником отхлестать кого угодно!
- Который час?
- Уже скоро десять часов утра. Вставайте!
Конечно, после такого шума сон улетел. Я спросил:
- У вас в Сибири все так обращаются с людьми, как вы с нами?
- Видать по всему, что вы птицы залетные и не знаете наших порядков? - пыталась оправдаться уборщица.
- Можно было бы повежливее будить.
- Знаете, я сильной грамоте не научилась. Всего имею два класса. Так что с меня не взыщите, что не так к вам отнеслась господа хорошие. Некогда мне с вами баланграсить попусту. Мне надо работать.
- Вот и работайте как надо и не кричите как на стадо баранов, - сказал ей.
- Брось с ней разговаривать, - сказал Никон. - Она тупа в своих делах.
Мы поднялись и пошли завтракать в чайную. Громкоголосая уборщица тут же принялась за уборку, ловко работая шваброй с мокрой тряпкой и веником.
- Почему столовую называют чайной? - спросил любопытный Гриша у молоденькой кассирши.
- У нас только чайные, - сказала девушка, выписывая чек на завтрак, - была харчевня, но ее перестроили в чайную. Кабаки как были, так и остались. По всей вероятности еще с древних времен ямщиков и проезжих угощали горячим чаем со сладкими медовыми пряниками.
- Это ты сама придумала или от пьяных мужиков слышала?
- Мне рассказывала моя бабушка и от дедушки слышала. Так что не удивляйся, что называется закусочная или чайная. Суть одна - садись, заказывай обед и кушай на здоровье. Получите свои чеки на завтрак, - сказала девушка.
- Хватит вам спорить. Не все ли равно где завтракать в столовой или в чайной. Суп, котлетка, чай - вот наша еда, - сказал я. - Лишь было бы вкусно!
В чайной собралось много людей. Еле нашли свободный столик. С маленьким блокнотиком в руках подошла молодая, чернобровая официантка в белом халате, спросила.
- Что заказали, молодые парни?
- Вот чеки на три комплексных завтрака. - подал ей чеки.
- Столько одному? - спросила с удивлением.
- На всех.
- Ждите, сейчас обслужу.
- Девушка, скажи по какому случаю сегодня у вас в чайной так много людей? - спросил у нее.
- Вы что не знаете, что сегодня четырнадцатое августа.
- Знать-то мы знаем, какой от этого толк.
- Все приехали на районное совещание животноводов из всех сел.
- Долго оно будет длиться?
- Не менее, чем до вечера, - сказала официантка. - Заболталась, а вам надо завтракать, - и ушла.
Люди из-за соседних столиков, покушав, уходили, другие занимали их места. Молодые девушки - официантки только успевали подносить заказные блюда. Дошла до нас очередь. После питания в поезде - этот завтрак нам показался очень вкусным. С веселым духом вышли из чайной, задумались:
- Надо идти в районный отдел народного образования, - сказал я, - только где он находится?
- Я сейчас спрошу, - сказал Гриша и побежал навстречу женщине.
О чем он говорил с ней - нам не слышно было, а вот рукой она показала в сторону - это мы увидели.
В Районо нас встретил заведующий, спросил:
- По какому вопросу пришли?
- По приказу Крайоно к вам на работу.
- Это прекрасно. Идите в отдел кадров, там вас оформят, кого в какое село направят.
Оформление документов заняло довольно много времени. Мы все трое получили приказы в школы: я - в большое село Талица, Гриша в Карасук. Никон - в Колбинку. Самое удивительное то, что нас зачислили на работу с пятнадцатого августа сего года и за вторую половину августа выдали нам заработную плату, как по пословице "манная каша с неба привалила".
- Это хорошо, теперь живем! - весело сказал Гриша.
- Не все хорошо, - сказал я. - Как мы доберемся до наших сел в школы? Село от села находятся более чем на десять километров друг от друга, а от районного более тридцати километров?
Стоим, разговариваем. Где эти села - не знаем. Неожиданно подошел заведующий Районо Соломин, спросил: - Оформились?
- Да, ответил я, - только не можем найти транспорт, чтобы добраться до сел.
- Решим и этот вопрос. Сейчас я кое с кем переговорю, потом сообщу. Прошло минут десять. Пришел Соломин.
- Совещание закончилось. Но будет концерт артистов районного Дома культуры для всех присутствующих. Пошли, я вас познакомлю с кем нужно и вы с ними уедете после концерта.
Нашей радости не было конца. Сколько за один день хороших дел нам сделали в районе. Да еще пригласили на концерт. Как говорит пословица: "С корабля прямо на бал! ". Я не жалел, что попал на концерт, который мне сильно понравился и надолго остался в памяти. Меня не интересовала одежда, костюмы артистов. Мне понравилось хоровое исполнение песен под баян. В разлившейся по залу музыке хор запел:
По диким степям Забайкалья, Где золото роют в горах. Бродяга судьбу проклиная. Тащился с сумой на плечах...
Суровая песня - сурово звучит. Гром аплодисментов прошел водной по всему залу, пока не стих. В этом же исполнении хор запел: В Барнауле есть тюрьма большая, Народу в ней не перечесть...
Запали в душу слова:
В воскресенье мать - старушка К воротам тюрьмы пришла. Своему родному сыну Передачу принесла... Грустная, душевная песня, за душу берет, жаль старушку... Жиденькие аплодисменты хоровым артистам пронеслись по залу. А баян уже ведет новую мелодию песни:
Из-за острова на стрежень, На простор речной волны. Выплывают расписные Стеньки Разина челны.
На переднем Стенька Разин, Обнявшись сидит с княжной. Свадьбу новую справляет- Сам веселый и хмельной...
Оглушительный, долго не смолкающий гром аплодисментов долго продолжался. А этим временем занавес на сцене закрылся. Когда вновь открылся, то хора уже не было. На сцене в ярком свете стоял артист Стребков - высокий, стройный, сосредоточенный. Баянист заиграл незнакомую мне мелодию песни - Стребков запел чистым, громким голосом:
Есть по Чуйскому тракту дорога,
Много ездят по ней шоферов.
Но один был отчаянный шофер
Звали Колька его Снегирев.
Он машину трехтонную АМО,
Как родную сестренку любил.
Чуйский тракт до монгольской границы
Он на АМО своей изучил.
А на "Форде" работала Рая,
И бывало над Чуей - рекой
Форд зеленый и грузная АМО
Друг за другом носились стрелой.
И признался однажды он Рае,
Но суровая Рая была.
Посмотрела с улыбкой на Кольку
И по "Форду" рукой провела.
Слушай, Коля: слушай мой милый,
Слушай, Коля, и помни меня:
Когда "Форд" "АМО" перегонит
Тогда Раечка будет твоя.
 Из далекой поездки из Бийска
Ехал Колька однажды домой.
"Форд" зелёный и Рая с улыбкой
Мимо Кольки промчалась стрелой.
И забилося сердце у Кольки,
Вспомнил он ее уговор,
И рванулась АМО - машина,
И запел свою песню мотор.
С поворотом машины сравнялись,
Коля Раи лицо увидал.
Обернулся и крикнул он: "Рая?
" И на миг позабыл он штурвал...
Никогда уже больше по тракту
 Колька АМО свою не гонял...
 На могилу положили фару
И от АМО измятый штурвал...
Буря громких аплодисментов заполнила весь зал до высокого потолка, крики "бис" неслись с одного и другого углов зала. - Стребков молодец! - кричали из зала.
Букеты живых цветов вручали и вручали замечательному исполнителю песни. Стребков нежно поклонился всему залу и тихо под аплодисменты ушел со сцены.
- Как песня? - спросил Гриша.
- Замечательная, за душу берет, - ответил ему.
- Жаль, что я не запомнил стихотворный текст!
- Я успел от слова до слова записать всю песню в блокнот. Извиняюсь перед неизвестным мне автором, пусть простит меня. - Как ты успел?
- Желание подсказало! Пусть еще раз автор меня простит! Теперь, через прошедшее время я помещаю весь стихотворный текст песни в этот рассказ о давно увиденном и услышанном концерте через полвека в исполнении самодеятельных артистов Грязнухинского районного Дома культуры. У всех прошу прощения, что сделал это очень поздно. Многих уже нет в живых.
В их исполнении успел записать другие песни, например "Миленький ты мой", "Калина красная"...
На попутной бричке с ящиком, наполненной пшеничной соломой для мягкости сидения в нем во время езды по ухабистой дороге, чтобы не трясло, я ехал в бричке, запряженной парой лошадей в свою школу на место работы.
- Странно получается: ехал на поезде, потом на легковой "Победе" и, наконец, на бричке, запряженной лошадьми, - думал я. Глубокой ночью подъехали к дому директора школы...

Выходной день

Уже месяц как я живу и работаю в школе. Село Талица расположилось на неширокой светлой речке, именуемой Талицей. За речкой раскинулась густая сосновая роща, которая находится на левом берегу реки красавицы Кату ни. Против Галины, но уже на правом берегу Катуни расположилось старинное сибирское село Сростки, стоящее на знаменитом Чуйском тракте. Из села Талицы можно добраться до Сросток через паромную переправу, чтобы потом по тракту доехать до Бийска или попасть в Горно-Алтайск и в горы к царице Горного Алтая горе Белухе.
Школьный коллектив учителей в большинстве состоял из молодых девушек и женщин. Физику, математику, физкультуру преподавали молодые специалисты. Личные отношения с коллективом у меня сложились нормальные, с молодыми девушками всегда находились у меня веселые деловые разговоры по работе с детьми.
- Иван Петрович, сегодня в нашем Доме культуры будет демонстрироваться хорошее кино. Мы собрались на вечерний сеанс. Приглашаем тебя, - сказала веселая, с маленьким носиком, белыми зубами Мария Ивановна.
- Как называется фильм?
- Какой-то индийский говорил киномеханик.
- Составлю вашу компанию, - пообещался я.
Посещая культурные мероприятия, провожая Марию Ивановну домой, встречаясь с другими девушками невольно присматривался к ним по умению обращаться друг к другу. Как эти вечеринки, танцы в клубе, ночные прогулки по спящим улицам села, разговоры на скамейках у домов напоминали мне дни, которые я проводил до самого отъезда на Алтай. Как-то вечером провожал домой Марию Ивановну.
- У тебя была девушка? - неожиданно спросила она.
- Ты как думаешь?
- Когда не знаешь - трудно ответить. Но мне кажется была, а может сейчас есть. Только ты скрываешь?
- Как ты смеешь так говорить?
- Ты всегда какой-то задумчивый, сосредоточенный, мы смеемся, разговариваем, шутим - ты больше молчишь.
- Где надо я тоже говорю.
- Может ты скучаешь по своей любимой?
- Это же не изменят моего отношения к тебе.
- Как знать. Все еще впереди.
Этот шутливый разговор я воспринял без внимания. Но через день почему-то появилось желание написать письмо маме. Так и сделал. Весь вечер писал: два письма написал в Сотницкую товарищам, одно маме. Когда я начал писать, то вспомнил ее слова, сказанные на перроне перед приходом поезда "'Ростов - Москва":
- Помни, сынок, чаще пиши письма. Я буду их с радостью читать и на все твои письма буду давать ответы.
Конечно, получилось большое письмо: как доехал до Бийска, а из него до Грязнухи и в свою школу, о житье - бытье на квартире в селе Талица и о многом другом, что больше всего привлекло мое внимание. В последнем абзаце письма написал: "Как чувствует себя Котя? Дома она или уехала в Москву? Может уже вышла замуж? Она ведь так торопила меня, чтобы мы пришли и засватали ее, а затем сыграли свадьбу? ".
Хотелось еще о многом спросить, но посчитал, что мама сама догадается и напишет обо всех новостях в селе.
Утром отнес письмо на почту. Душа успокоилась. Хотя думы о Коте не выходили из головы.
Я понимал, что ждать ответного письма от мамы придется долго. Ведь сколько пройдет дней пока письмо пройдет путь в один конец более четырех тысяч километров, потом пройдет несколько дней, когда мама и сестры прочитают его, потом мама соберется написать ответное письмо в мой адрес. Потом оно преодолеет опять тысячи километров пока придет по почте в заброшенный богом талицкий уголок и попадет мне в руки.
Сколько всяких событий и вестей, новостей в деревне может за это время случиться или просто забыться без надобности, говорил сам себе, идя домой после работы. У меня уже сложился определенный порядок. После обеда читал газеты, чтобы быть в курсе политических и хозяйственных дел. Вообще я любил знать все новости в мире и стране, которые мне помогали в работе. После чтения, отправлялся погулять по роще на свежем воздухе с приятным сосновым запахом, хотя она уже начинала окрашиваться в желтый цвет, а после разгорелась огромным красивым осенним пожаром без дыма и огня.
Гуляя по роще, думал о Коте. Почему-то она никак не выходила из моей головы. Видимо многолетняя дружба с ней настолько укоренилась в моей памяти, что не так то просто было искоренить этот дивный любовный стереотип памяти. Я понимал, требуется какая-то сильная душевная встряска или простое увлечение, чтобы отвлечься от мыслей о любимой девушке. Ни того, ни другого у меня пока не находилось.
Мысли о Коте меня преследовали на работе, дома, на прогулке, в Доме культуры. когда там бывал на вечеринках и концертах художественной самодеятельности.
Как-то однажды вечером я возвращался с Марией Ивановной из клубной вечеринки домой.
- Слушай, Иван Петрович, завтра воскресенье. Чем думаешь заниматься? - спросила меня.
- Можно любовью, - просто ответил ей.
- Так уж сразу любовью. Тебе что семнадцать лет?
- Чем бы ты хотела, чтобы я занялся?
- Нелюбовью, конечно, а хозяйственными делами?
- Это какими же?
- Моей бабушке надо двор новым штакетником огородить, чтобы ее дом на улице выглядел красиво. Сможешь справиться с таким делом?
- Ты мне будешь помогать?
- Если согласишься конечно?
- Может завтра мне будет некогда?
- Не ищи причину, а скажи прямо - будешь делать или нет?
- По - моему у твоей бабушки дедушка есть?
- Что он сделает, если на левой руке один палец, а на правой два.
- Как это понимать?
- На войне был. Брал Берлин. Попал под пулеметную очередь фашистского пулемета, которая прошлась по его рукам. Оттуда пришел без пальцев. Считай руки есть - и рук нет.
- Какой инструмент с собой брать для работы?
- У дедушки есть молотки, пилы, гвозди, лопата...
Воскресный день выдался удачным. С утра ярко светило солнце. Легкий ветерок шевелил листву. Пожелтевшие листья просто отваливались от веток сами собой, покувыркавшись в воздухе, падали на травяной еще зеленый ковер.
- Кажется сегодня будет хороший день, - сказал я коту Борису, который жался у моих ног. - Пойду поработаю.
К моему приходу, а пришел я к восьми часам утра. Мария Ивановна с дедушкой притащили и сложили кучами новенький штакет, рейки, прожилины. Столбики были поставлены и закопаны в землю еще в пятницу.
- С чего начнем? - обратился я к деду Михею - небольшого роста, худощавый небритый старичок.
- Приколотим сначала рейки - прожилины к столбикам, - сказал Михей, державший черенок молотка одним мизинцем правой руки.
- Эту работу я буду делать, - забирая его молоток в свою руку.
- Дедушка, отойди в сторону и подсказывай нам, чтобы рейки правильно и ровно от земли прибивать на столбиках, - сказала Маша.
- Начинаем, - сказал я. - приложив к столбу прожилину.
- Чуть выше подними, сказал дед. - Вот так. Маша, держи, а ты, Иван, прибивай свой конец гвоздями.
Так втроем приступили к работе. Сначала приладили нижний ряд. потом верхний. Мария Ивановна прикладывала рейки к столбикам, я тут же приколачивал.
- Мария Ивановна, ты как математик, глянь со стороны много ли мы сделали ошибок по геометрии?
- Все хорошо. У нас получились длинные прямоугольники.
- Может где скосили прямую сторону?
- Дедушка сказал бы, что, где не так.
- Давайте отдохнем, - сказал дед Михей. - Потому как прибивать штакет надо по ровной линии.
- Он и так ровный, - сказала Маша.
- Ты, Маша, как хочешь равнять весь забор?
- По земле. Поставлю на землю и прибью гвоздями.
- Нет, Машенька. Ровняют по натянутой сверху над столбикам и толстой нитке. Вот тогда забор получится ровным, а если покрасить краской, то и красивым - всякий глаз красоту любит.
- Дедушка, а откуда ты знаешь строительное дело? - спросил я.
- Я до войны работал в строительной бригаде. Бригадир у нас грамотный был. Всегда при себе имел метровую линейку и отвес на веревочке. Все делал по уровню. Ладно у него получалось. Вот я у него, как теперь говорят, опыт перенял. Как началась война с Германией он ушел воевать, а меня поставили бригадиром. Только через месяц я тоже был на фронте. Там и руки покалечило, уже под самым окончанием войны. Все понимаю, а делать не могу - нечем. На две руки три пальца. У старухи руки целы, но она не строитель и не плотник.
Он рассказывал, я смотрел на него. В моей душе появилось какое-то желание угодить этому старичку - солдату минувшей войны своей работой.
- Хватит болтать, - сказала математик. - Показывай, дедушка, как надо натянуть веревку над столбами.
Я взял в руки гвоздь, привязал к нему конец веревки, спросил у деда:
- Где забивать гвоздь?
- Бей прямо как поставил, - сказал Михей.
Я без труда забил гвоздь, пошел ко второму столбику, забил на нем такой же гвоздь, под присмотром деда Михея натянул веревочку и замотал ее на гвозде.
- Ладно получилось, - сказал дед. Вот так иди ко всем столбикам до конца, забивай гвозди и на них ровняй веревку, чтобы нигде между столбиками не провисала середина, а была одна прямая линия как по линейке. Правильно я говорю, Машенька, ты же у нас в геометрии разбираешься?
- Можно и на глаз прибить. Не такое уж тут громадное строительство.
- Нет, доченька, тут тоже нужна точность и красота.
Прибивать штакет к рейкам оказалось не простым делом. Одни были длиннее, другие короче. Приходилось, пилить пилой, ставить на землю, отпиливать на уровне натянутой веревки. Кроме этого на одном расстоянии друг от друга прибивать на ширину спичечного коробка. Работа у нас спорилась. На одном звене я колотил штакет, на другом - Маша.
За работой не заметили, как солнце склонилось над горизонтом. День угасал. Но и у нас работа завершалась. Добивали последнее звено. Работая, я наблюдал за Машей. Она имела что-то мужское. Молотком управлялась легко и проворно, как будто была умелый специалист. Била молотком по шляпкам гвоздей с такой силой, что они то ли от испуга, то ли от сильного удара мгновенно прятались в дерево. В голове мелькнула мысль: "А ведь Котю я никогда не видел не только с молотком в руках, даже она никогда не держала веника. Не могу сказать - умела ли она подметать пол? ".
Солнце вот-вот начнет садиться за горизонт. Я с Машей без устали трудимся над последним звеном. Получилось синхронно верно по-математически: прибили последнюю штакетину - село и солнце.
- Победа! - закричала Маша и с радостью подскочила ко мне, обняла за шею обоими руками и тут же трижды раз за разом поцеловала меня в щеки.
Я опешил от неожиданности.
- Ты что делаешь? - промолвил.
- Прости, целую за радость и работу!
- Люди увидят, будут смеяться?
- Пусть поскулят, работа сделана. Дедушка теперь будет доволен!
Я смотрел налицо Маши. Оно выражало неподдельную радость. Глаза горели веселым огоньком. Губы в улыбке. В голову стукнула мысль и я сказал:
- Маша, ты будешь у мужа хорошей женой!
- Намекаешь, чтобы я стала твоей женой?
- Просто сказал, что думал.
- Опоздал. Я замужем. Муж осенью демобилизуется. Приходи на встречу!
- Извини, что принес тебе огорчение.
- Вполне нормальный разговор получился.
Дальше разговора не получилось. На крыльце дома стоял дед Михей, нас звал:
- Заходите ужинать. Соберите только инструменты, чтобы ребятишки не покалечились!
- Мария Ивановна, извини, я пойду домой.
- Не вздумай, дедушка будет недоволен. Пошли!...

Эхо войны

Сибирское село отличается тем, что в нем все жители, знают друг друга, случись радость или беда - бабье сарафанное радио эту весть почти мгновенно разнесет из конца в конец. Появился кто новенький в селе - его уже знают, оценят, приглядятся на что он способен.
Совсем иное положение в городе. Домов на каждой улице великое множество. Столько же и жителей - горожан. Днем и ночью по улицам ходит и ездит народ. Никто ни на кого не обращает внимания. Даже в одном доме, где есть капитальная стена между квартирами, порой жители не знают, кто у них через стенку проживает, как фамилия, имя.
Когда я появился в Талице, прошел слух: - Приехал новый человек в школу. - Будет работать у нас. На этом все разговоры закончились.
О том, что я с Машей поставили новый забор у деда Михея видели и знали многие. На второй день уже говорили:
- Видать мастеровой учитель!
- По всему видно, что в строительстве хорошо разбирается!
- Красивый отгрохал забор! Поговорили, посудачили женщины - на этом все разговоры закончились.
Стояла осенняя пора. Октябрь оказался плаксивый. Целыми днями моросил нудный мелкий дождь, на улицах появились грязные лужи, текли мутные потоки и ручьи, которые несли на себе упавшие с деревьев желтые листья. Нудно шли дни. Казалось этой хлипкой погоде не будет конца. Иногда по ночам ветер хлопал ставнями в окна, да завывал в печной трубе.
Я ждал письма от мамы. Оно не приходило. Даже потерял надежду. Взяло сомнение: "А дошло оно вообще до матери? Ведь могло потеряться в пути? Меня окружала полная неизвестность о родных и товарищах.
Как-то погода прояснилась, я пошел на почту.
- Мне что-нибудь есть? - спросил у оператора.
- Что бы ты хотел? - сказала мне.
- Письмо или открытку!
- Ни того, ни другого нет. Жди. Как придет что-либо - почтальон принесет.
С тяжелым настроением пошел обратно. Мыслимо в голове строил всевозможные ситуации с письмами.
- Куда же ты ходил? - услышал знакомый голос у дома Марии Ивановны. Посмотрел - на лавочке сидит дед Михей.
- Ходил на почту, думал пришло письмо, - ответил.
- Получил?
- Совсем ничего нет.
- Осенью не до писем. Все заняты завершением уборки урожая. Соберут, ссыпят на склады - тогда начнут писать письма, открытки, посылать посылку, телеграммы. Так что сильно не расстраивайся. Будет тебе письмо. Присаживайся рядком со мной. Чем думаешь сейчас заняться?
- Ничем. Все уже сделано.
- Ты слышал утром объявили по местному радио будет работать общая баня для всех?
-Не слышал.
- Если есть желание, то собирайся. Я почти готов. Хорошая баня с парком. Сейчас достану березовый веничек.
- Подожди меня.
Баня стояла на берегу реки. Здесь ее поставили, чтобы бочку с водой не возить трактором, а поставили электрический насос, который брал воду в речке и гнал ее
в котельную. В горящем котле она нагревалась. Холодная вода просто шла из крана под напором. Для желающих работала парная. Баня почему-то работала три раза в месяц. Поэтому жители старались не пропускать работу бани. Шли, кто любил хороший крепкий пар.
С дедом Михеем мы разделись, белье сложили в номерные шкафчики, чтобы не забыть. Находясь в прихожей я невольно обратил внимание на раздевающихся мужиков. Молодые, здоровые парни быстро разделись, брали с собой веники и уходили в общий зал. Постарше мужчины медленнее стягивали с себя рубашки, кальсоны. Но очень медленно раздевались молодые парни, чуть постарше, и вовсе, как мне показалось, старые с бородами.
- Неужели не могут быстрее раздеться?
- Это же все калеченные люди, - сказал дед Михей.
Уже сидя в большом зале на деревянной скамейке я увидел голыми этих калеченных мужчин. Я уже знал многих - Гаврил Козлов, - без правой руки, Синицин Егор без левой, дед Михей почти без пальцев на руках, Пенкин Николай без правого глаза. Лозовой Иван без левого глаза, Корольков Василий с лицом, опаленным пороховым дымом. Сколько мужиков со следами шрамов на теле от осколочных и пулевых ранений. О каждом из них уже вымывшись, остывая перед одеянием мне рассказал дед Михей: Козлов ранен в сорок первом в боях под Москвой, Синицин под Смоленском, Михей под Воронежем и Берлином, Пенкин под Рос- сошью. Лозовой в Сталинграде. Корольков в Берлине, Воробьев в Будапеште, Соломин в Варшаве, Пономарев в Праге...
Я слушал Михея и смотрел на героев прошедшей войны, которые во имя Победы не жалели себя и своей жизни. Я считал, что войну пережили в сорок втором и третьем годах.
Но здесь я вновь встретился с эхом войны, с калеками солдатами. Жалко не все чиновники сознают страдания этих людей. У некоторых к ним черствые души.
Картина искалеченных войной людей настолько ошеломила меня и засела в мою душу, что я несколько дней ходил сам не свой. В моей жизни что-то преломилось в сознании, проявилась жалость к этим людям. Ведь каждый из них был молодым, здоровым, крепким человеком, а под конец жизни стал сам себе не рад из-за всяких физических и душевных страданий.
Их жизнь проходила в иной сфере - больше в душах, воспоминаниях, делали дома только то, что могли, чтобы не зачерстветь душой и телом, быть примером воинской храбрости и славы для своих сыновей и внуков.
С этими мрачными мыслями я ходил целую неделю и не было такой силы чтобы оторвать мое сознание от увиденного и услышанного. Но сила такая нашлась - материнская сила с родного дома.
От мамы пришло письмо, которого я так долго ждал. Почтальон, вручая его мне, сказала:
- Радуйся и не огорчайся!
- Так и сделаю, - ответил ей.
Письмо, словно красивый цветок, который распустился под лучами солнца и дарит приятный ароматный запах, чтобы хоть на время заглушить эхо войны...

День рождения соседа

...Моя квартира расположена была в большом крестовом сибирском деревянном доме, построенном сибирскими строителями в лапу без торчащих углов. Между бревнами положили для утепления стен болотный сухой мох, надратый с заболотившихся озер, еще до начала кладки стен. Бревна хорошо обтесывали от коры и суков, прилаживали, ровняли, подтесывали топорами, гладили рубанком. На нижний окладник расстилали сухой мох, клали на него обработанное бревно с вырезанными на концах в захват в так называемую лапу. В целом готовый дом с улицы выглядел большим и красивым. В таком доме мне дали квартиру.
Мне нравилась большая светлая комната с двумя окнами на солнце. У одного окна я поставил стол, который мне служил письменным и столовым для обедов. Мне никто но мешал, хотя ежедневно была слышна за стеной непонятная возня, грохот стульев, ведер, тазов, плач детей, слабые разговоры жильцов. Кое-когда слышны песни и музыка по случаю дней рождения родителей и детей.
Главное заключалось в том, что мне никто не мешал до полуночи читать и писать письма друзьям и товарищам. Я любил писать письма, но и получать. Из них я узнавал, кто как работает, где живет, с кем дружит, кто женился или вышел замуж, как провели праздники. Ведь это так интересно, что иногда мало одной читки - читал второй раз, порой удивляясь новости.
- Как же так получилось? - иногда произносил вслух.
Письмо, которое я ждал с нетерпением почти месяц, наконец, очутилось в моих руках. С большой осторожностью, чтобы не повредить голубой конверт, открыл его, вынул лист бумаги. Взглянул на страницу - мамин почерк, написано большими буквами. Стал читать с большим любопытством и желанием, ''Здравствуй сынок! Два дня пишу письмо. Извини меня, что долго не писала. Все было некогда. Ведь сам знаешь - приближается зима. Надо все приготовить, припасти, привезти домой. Хорошо, что девчонки мне помогают, хотя силенок у них еще мало.
Ты спрашиваешь как живем? Обыкновенно, как все люди. Сильно хвалиться нечем. День прожили - хорошо, а там что бог даст.
Девчонки учатся хорошо. Я была на родительском собрании, так меня не ругали, а похвалили за хорошее воспитание.
Я рада, сынок, что ты уже работаешь. Большое спасибо за деньги по почтовому переводу, который ты мне прислал. Я уплатила налог. Теперь никаких нет долгов. Даже дышать стало лучше и на душе веселее. Девчонкам купила платки и носочки.
Ты спрашиваешь какие у нас новости? Да никаких. Все живы и здоровы. Разве есть маленькая незначительная новость так себе. У соседа Алексея умерла жена.
Уже прошло сорок дней. Приходил к нам. Сговаривает: "Давай сойдемся и будем жить вместе. Ты одна и я один. Вместе будет веселее. Так я не знаю, что ему сказать. Может ты, сынок, посоветуешь, что мне делать. Действительно одной жить трудно. Девчонок надо учить.
Ты спрашиваешь о Коте. Будь она не ладная. Как ты уехал на Алтай - она в Москву тоже стремглав улетела как угорелая. Оттуда отцу и матери прислала телеграмму - вышла замуж. Сыграли свадьбу хорошую. Мужик у нее московский. Зовут его Тихон. Такой степенный, лишнего слова не скажет. Всю свадьбу вел себя спокойно, прилично. На блины положили много денег. Котин дядя, что приехал на свадьбу из Москвы, пообещал молодоженам купить машину "Победа" или "Москвич". Котя носилась с подругами на свадьбе как угорелая. Мне ее поведение не понравилось. Тихон - муж даже сделал замечание, чтобы вела себя поскромнее. Муж ее видать культурнее Коти. Но бог с ним. Их воз - им и везти, по пословице.
Отгремела свадьба с музыкой и плясками. Молодожены уехали в Москву. Якобы собираются уехать в свадебное путешествие, только не слышала куда - на Камчатку или в Мурманск, а может в Сочи. Денежки у них от блинов сохранились. Пусть путешествуют в свое удовольствие. Хорошо, что ты на Коте не женился. Умеет над мужем вить веревочки. Где она только этому научилась? Уехала в Москву - ни слуху, ни духу. Родители о ней даже забеспокоились. Они бегают, а мне хотя бы что. Хотела замуж - вышла, значит живи. Мое дело сторона.
Эти строки письма я написала позавчера во вторник. Но конверта в доме не оказалось. Решила в среду пойти купить конверт, запечатать в него письмо и тебе его отправить. Случилось непредвиденное обстоятельство. Утром на поезде из Москвы Котя приехала одна домой.
- Почему приехала? - спросила ее матушка.
- С Тихоном разошлась, - ответила Котя.
- Какая же была причина?
- Просила у мужа денег на золотое колье, а он мне сказал: "Не дам, не приставай". Деньги нужны на покупку квартиры. Я рассердилась и уехала от него.
- Как уехала? Насовсем?
- Конечно. К нему больше не пойду. Пусть блинными деньгами подавится во время еды.
Вот этот приезд пришлось дописать на другом листе, чтобы тебе сообщить эту новость или подлость (сам расценишь), если это, конечно, считать новостью.
Я с ней не разговаривала днем. Некогда было, да и письмо было еще не дописано. Собиралась вечером закончить. И что ты думаешь? Не успело стемнеть на улице, как Котя пришла к нам в дом. Извинилась притворно - деликатно, спросила:
- Где теперь Иван?
- На Алтае работает. Денег прислал со своей зарплаты, чтобы налог уплатила.
- Письма пишет?
- Как же, прислал! По нас скучает!
- Обо мне спрашивает?
- В последнем письме просит написать, как у тебя. Котя, сложилась жизнь.
- Женился?
- Нет, как сказал, еще себе даму по сердцу не нашел. Конечно со временем найдет себе девушку, женится, будут жить как все люди.
Я посмотрела на Котю. Ее лицо побагровело и на нем появилась странная гримаса с перекошенными губами, заиграли желваки. Лицо стало напоминать нежизненную мертвую маску с остановившимися сверлящимися зрачками. Такой ее я еще никогда не видела.
Котя повернула ко мне свое лицо, промолвила:
- Напишу Ивану - я разошлась с мужем. Пусть напишет мне письмо как у него складывается жизнь.
- Сегодня допишу письмо. Завтра в четверг отправлю моему сыночку. Пусть узнает, что ты теперь дома.
- Спасибо, до свиданья, - только и сказала Котя эти слова. Тихо вышла из комнаты на улицу.
Напиши, сынок, сходиться мне жить с Алексеем или нет...".
Я посмотрел на штемпельный оттиск на конверте. Действительно в четверг мама отправила это письмо...
Довольная возвращалась домой. У калитки на лавочке сидел сосед Алексей, ждал ее прихода...
В жизни всегда происходят невероятные случаи. Люди рождаются и умирают, женятся и расходятся, женщины остаются после смерти мужей, мужчины - вдовцы после смерти жен, кое-какие просто всю свою жизнь проживают обыкновенными бобылями. Одними двигает в жизни неукротимая любовь - другими жизненная необходимость, чтобы не одичать и не спиться, а жить полной жизнью.
- Куда так рано ходила? - спросил сосед Алексей.
- Была на почте. Сыну письмо отправила.
- Я пришел за тобой. Пошли ко мне.
- По какому случаю?
- По бокалу шампанского выпьем за мой день рождения.
- Мне, сосед, некогда. Хочу стирать белье.
- Все дела обождут. У меня остался в жизни только один радостный день после смерти жены.
- Кто еще будет у тебя.
- Кроме тебя больше никого не зову.
- Что же с тобой делать?
- Пожалуйста, пойдем. Хочу, чтобы мой день рождения надолго остался в нашей памяти. За одним обсудим вопрос - может все - таки сойдемся для совместной жизни. Ты бы сыну об этом написала?
- Я уже в письме сообщила о тебе.
- Это хорошо. Будем ждать его согласия. Ведь нам обоим надо как-то жить. Пошли ко мне.
- Согласна, только буду у тебя ради твоего дня рождения не долго. Дома вся работа стоит...

Письма

Зов родной крови очень сильное биологическое явление в живом мире, а по отношению к людям даже очень особенное. По этому вопросу ученые всего мира еще с древности ведут всевозможные наблюдения за людьми, их отношениями между собою, взаимосвязью, родственными узами. Уже написаны учеными толстые тома различных биологических исследований, интересные книги, но зов родной крови так до сих пор не раскрыт, так как природа не раскрывает или не хочет раскрывать свои тайны биологического зова родном крови.
Как это все получается практически еще и сейчас не совсем ясно. Люди живут одной семьей. Родственными узами связаны все индивидуумы. При определенных условиях вся семья распадается, индивидуумы оказываются далеко друг от друга, могут не видеть годами своих родственников, но родственные узы сохраняются, не пропадают, не улетучиваются, не ослабляются, а сохраняются, как бы притягивают друг к другу. Встречи между ними могут происходить даже через десятки лет или полвека.
Почему касаюсь зова родной крови - это вопрос деликатный. Находясь на Алтае, я время от времени вспоминаю своих братьев Василия, Николая, сестру Нину, которые находятся в детских домах возможно не так уж далеко от моего места жительства. Вся беда в том, что об их местонахождении у меня нет сведений.
Начинать поиск без первичных документов дело бесполезное, хлопотное, бесперспективное. Ведь Средняя Азия большая. Да и все города не объедешь и не обойдешь. Приходилось ждать пока появится хоть один шанс из тысячи на поиски. Родственники из Фрунзе со станции Пишпек молчали ни словом не обмолвились о местожительстве моих братьев и сестры.
Время неумолимо шло вперед, отодвигая начало поисков. Мысль о поиске преследовала меня почти ежедневно и не проходило ни одного дня, чтобы я о них не вспоминал. Конечно, на работе я со своими мыслями ни с кем не делился и никто из коллектива не знал и даже не подозревал, что меня ежедневно преследует мысль о поиске. С одной стороны это хорошо, так как ко мне никто но приставал и не давал "ценные предложения" и не томили душу всякими расспросами, с другой стороны плохо тем, что если бы я захотел за ними поехать, то это сделать было невозможно, так как я еще не заработал себе отпуск. Возможная поездка могла состояться только через год работы.
Молчание тяготило мою душу, портило временами мое настроение, а это усиливало всякие зовы родной крови к братьям и сестре.
В разговорах с мамой я никак не мог добиться от нее в каких детских домах она оставила детей. Она никак не могла найти справку, в которой были перечислены дети, принятые в детские дома.
Мысли о братьях и сестре перекликались с мыслью о Коте, о которой по приезду на место работы ровным счетом ничего не знал. Одно лишь помнил - до моего отъезда находилась дома у папы и мамы, после отъезда - полная неизвестность.
Жизнь полна неожиданностями и крутыми поворотами судьбы, о которых даже не мечтаешь, не подозреваешь, не думаешь.
Письмо от мамы, которое она послала мне в давно прошедший четверг, я получил за два дня перед наступлением Нового года. Новогодний праздник, конечно, меня радовал, но материнское письмо мне было дороже. Мама может даже не подозревала, какой душевный подарок своим письмом она мне предоставила считай на Новогодние празднества, "Молодец, мама? - сказал вслух.
Ее письмо читал с большой радостью, даже с каким-то упоением. Мама все писала просто, как видела все вокруг себя считай с хозяйственной точки зрения, но под конец, как бы мимоходом, коснулась морально - нравственной стороны по оценке Котиного замужества и ее дальнейших жизненных действий. Особенно мне понравился в письме простой, откровенный разговор мамы с Котей. Как мама тонко подметила душевное настроение и состояние Коти, описав ее лицо - маску. Что думала Котя в эти минуты - мама осталось неизвестным. Только перед уходом Котя попросила: "Напиши Ивану - я разошлась с мужем. Пусть напишет мне письмо, как у него складывается жизнь...Спасибо, до свиданья".
- Что ж? Спасибо за эту просьбу. Мама выполнила желание Коти. Написала и прислала, - сказал сам себе.
Прочитав письмо, положил на стол. Меня охватило какое-то отрадное чувство. Мне, как вольной птице, хотелось взлететь в мыслях до облаков и с большой радостью пролететь над родной землей, громко крикнуть, чтобы все слышали: "Я радуюсь жизнью. Она так хороша!".
Вышел во двор. Давно уже наступил вечер. Все небо усеяно яркими звездами, среди которых увидел одну очень яркую звезду, которая летела среди звезд, оставляя за собой длинный светящийся хвост - след.
- Это же летит метеорит! - сказал я. - Вот так человеческая судьба приходит, оставив в душе невидимый любовный след и исчезает!
Продрогнув на холоде, вошел в теплую квартиру. Со стола взял письмо, снова стал читать еще более внимательно и сосредоточенно. Дочитал до слов: "Напиши Ивану - я разошлась с мужем. Пусть напишет мне письмо, как у него складывается жизнь... Спасибо, до свиданья? - у меня по спине пробежал холодок. Как понимать эту просьбу Коти?
С одной стороны это ее романтический просчет в замужестве, как неудачный выбор мужа или не сложившуюся жизнь. Котя не высказала ни капли сожаления о нашей любви, об отношениях друге другом, которые оказались потерянными навсегда. Она не высказала холодного сожаления о проведенном со мной времени. Так делают только эгоисты. Разошлись! Это же падение ее престижа среди молодежи как девушки! "Пусть напишет мне письмо" - уже просит. А зачем?
Догадаться здесь не трудно. Если я ей напишу письмо, то Котя расценит его как возвращение потерянного престижа. Она обязательно своим подругам скажет: "Не ложилось замужем за одним мужем - другой навязывается. Значит меня парни любят".
Но более здравомыслящие девушки и парни мой поступок с письмом Коте рассмотрит по-другому:
- Нашелся дурак - подобрал брошенку!
Это жестокий удар будет мне прямо в сердце. За счет меня Котя собирается восстановить утерянное счастье.
- Как тут быть? - спрашиваю сам себя. - Как поступить? Ведь Котя маме не сказала, что продолжает меня любить? В таком случае кто же я для нее сейчас?
Котя сейчас свободная, - думал я. - Если пригласить ее приехать ко мне на Алтай-то она непременно приедет, не посчитается с запретом папеньки ехать в Сибирь. Тогда злые языки скажут:
- Была под одним мужам - разошлась. Теперь сама подвалилась под другого мужика!
Это уж будет считаться оскорблением моей чести,
- Может Котя в самом дело добивается этого, чтобы отомстить мне за свое неудачное замужество? - думал я. - Вот задача с несколькими неизвестными! Получился настоящий гордиев узел. Остается только разрубить, чтобы не быть втянутым в другую неприятность или очередное любовное коварство Коти, на что она всегда готова.
Первоначальное чтение материнского письма привело меня в величайший восторг. Вторичное чтение привело и особенно слова Коти привели меня в унынье. Я понимал, что Коте нужна хоть маломальская зацепка из моего письма для своего оправданья от несчастной любви. Ведь мама раньше меня подметила: "Хорошо, что ты на Коте не женился". Это замечание мамы я не оспариваю. За один день страстные чувства к Коте у меня настолько остыли, что мне уже не хотелось о ней думать...
Утром, наскоро позавтракав поджаренную ю колбасу с луком, спокойно ушел на работу. Ничто меня не тревожило до самого вечера. Я как будто только что вновь родился на свет. Как-то незаметно наступил вечер. Я пошел к молодежи в Дом культуры, где шла подготовка к новогодним торжествам, в которых я принял активное участие,
Самодеятельные артисты уже репетировали свои номера для выступлений перед сельчанами. У одних номера уже были блестяще отработаны, у других - требовалась небольшая доработка - что-то не ладилось с голосами, поведением на сцене, исполнением сатирических номеров сказочных персонажей Деда Мороза.
Я играл Деда Мороза. Мария Ивановна была Снегурочкой. В новогодних костюмах я и она красиво выглядели. Особенно Мария Ивановна в прекрасном белом платье со сверкающими снежинками. На голове блестящая корона. Лицо, подкрашены щеки, подведены черные брови, большие круглые глаза, на ногах прекрасные новогодние туфельки - весь этот новогодний наряд - костюм делал Марию Ивановну одной из лучших красавиц-артисток предновогодней репетиции.
- Как я выгляжу? - спросила Маша.
- Как настоящая Снегурочка, - смеясь ответил ей. - Мне как Деду Морозу на Новый год будет приятно прокатиться с мешком новогодних подарков на разукрашенной карете, запряженной тройкой лошадей, с такой прелестной Снегурочкой как ты!
- Ты все шутишь, - весело смеясь, промолвила Маша. - Я сама не прочь прокатиться с красавцем Дедом Морозом как ты на тройке с ветерком и колокольчиками под дугой и красными лентами на ней в золоченой сказочной волшебной карете! - Во куда ты хватила!
- Так ведь Новый год этих правил требует. Ко всему мы должны быть готовы!
- Думаю роли свои мы сыграем отлично.
- Как оценят зрители и новогодняя комиссия, - с улыбкой и ямочками на щеках ответила Маша, если Серый Волк меня не утащит!
- Я же тебя буду охранять!...
Если рождается в душах молодых людей взаимная симпатия в отношениях друг к другу, когда горячие сердца словно чувствуют родственные чувства, то это молодые люди с одного взгляда или слова понимают друг друга в своих дальнейших действиях.
Репетиция с зала перешла на сцену. Шли последние приготовления хора и индивидуальных номеров, исполнителей песен. В этой работе Мария Ивановна принимала самое активное и живое участие, была весела, говорлива, шутила, пела. С каким весельем и воодушевлением говорила, танцевала и пела. Мне казалось, что все это Маша делает ради меня, чтобы я обратил на нее свое внимание. Она прекрасно исполняла все новогодние номера, как настоящая артистка, а еще лучше - звезда театра.
- Очень хорошо у тебя получается, - сделал ей замечание.
- До звезды мне еще далеко. Просто мне нравится выступать на сцене.
- Тебе понравилось мое выступление?
- Замечательно получилось. Очень весело было. Думаю на новогоднем концерте все присутствующие останутся довольными.
- А ты?
- После встречи Нового года скажу!
- Долго ждать.
Так с разговорами по дороге мы пришли домой. Я распрощался с Машей, веселый и довольный двинулся к своей квартире, довольный тем, что день прошел удачно и весело. Зайдя в комнату, подумал: "Чем бы полезным сейчас мне заняться?".
Чтобы зря не прошел вечер, принялся писать письмо маме, потому как было много впечатлений. Обо всем хотелось рассказать хоть немного, ведь ей тоже интересно. Начал писать, да так расписался, что исписал два полных тетрадных листа.
Закончил письмо таким абзацем: "Дорогая мама. Обо мне не беспокойся. Все нормально. Береги свое здоровье. С соседом Алексеем решай как тебе лучше. Я буду не против, если с ним сойдешься. Ведь жить как-то надо. Да и девочек нужно учить, одевать и обувать. Жизнь есть жизнь. За это тебя никто не осудит. Сходитесь и живите".
Исписанные листы положил в конверт. Четко написал адрес. Письмо готово к отправке, промолвил: - Лети, лети письмецо. К маме на крыльцо...
Положил его на край стола, чтобы не забыть завтра отнести его на почту.
Походил по комнате. В голову лезли всякие мысли, но ни одна меня не устраивала: "Написать или не писать письмо Коте, - думал я. Не хочется перед ней унижаться. Если не напишу - словно буду перед ней в долгу, это не хорошо. Лучше напишу, что на сердце нагорело, чтобы забыть обо всем'' - решил я. Сел за стол, положил перед собой лист бумаги. Написал первую строчку: "Ты просила меня, чтобы я написал. Пишу что думаю. Жестокая любовь у нас получилась. Ты вырвала мою любовь к тебе из моего сердца навсегда. Невозможно что-то более гадкое придумать, чтобы погасить нашу любовь. Твой поступок с замужеством вырвал у меня всю жалость к тебе, осталось одно отвращение. Ты красива, как мадонна Лиза - найдешь себе парня по душе. Но для меня ты уже не существуешь. Сейчас мы оба в положении "Унесенные ветром", а вернее разнесенные в разные стороны. От тебя веет холодом, а не страстной горячей любовью. Любовь обернулась позором. Твоей гордости - грош цена, любви тоже. Помни, наша любовь умерла достигнув вершины соединения души и тела. Не клади на себя ношу, которую не можешь нести. В душе моей все чувства к тебе остыли. Я стал другим. Не до свиданья, а прощай! "
Написав последнюю строчку, поду мал: "Не жестоко ли высказал свои мысли? Думаю нет, Котя их заслужила".
Тридцать первого декабря сего года утром унес на почту письма. Тут же пошел в Дом культуры, где уже начались новогодние торжества у светящейся разными огнями Новогодней елки. Встретила Маша. - Я думала не придешь. - Немножко задержался.
Скорей оденем костюмы. Ведущий уже нас ждет и готов объявить: "Дед Мороз и Снегурочка пришли поздравить всех присутствующих с наступающим Новым годом!".
- Кто нас поздравит? - Я - тебя, а ты - меня. Скорей идем!
Через несколько минут я и Маша стояли в костюмах на сцене. Гремели аплодисменты. Играла музыка. Детский хор запел:
В лесу родилась елочка. В лесу она росла. Зимой и летом стройная, Зеленая была...
Вокруг светящейся елки образовался огромный хоровод, который со мной -
Дедом Морозом и со Снегурочкой начали вести за собой всех детей. Праздник начался. Некогда было думать о чем-то другом...

На туристической базе

Красивая природа на Алтае в зимнее время года. Ей не страшны зимние бураны, сорокоградусные морозы, холодный пронизывающий до костей северный ветер. Дремучий бор, словно волшебно завороженный, объят зимним сном. Вековые сосны, пихты, ели, лиственницы - словно древнерусские былинные богатыри стоят не шелохнутся в морозном инее. Кажется лес мертвый. Но, пристально присматриваюсь к вековым стволам, и вижу в чаще движение.
На ветке сосны замечаю, как бегает от шишки к шишке одна бойкая шустрая белочка с пушистым хвостиком, чуть дальше вторая. Еще дальше пестрый дятел, как бы сидит на хвосте, примостившись на стволе, стучит острым клювом по сухому дереву, выискивает в нем под корой съедобных личинок.
Смотрю под ноги - на снегу видны заячьи следы, даже тропы, по которым эти пушистые зверьки бегают, резвятся и играют, греются в трескучий мороз. Тут же лыжный след охотника, сбоку собачий след.
Смотришь на темный лес и видишь, как на ветках блестят от солнечных лучей белые снежинки. Волшебно выглядит куст калины красной в лесных зарослях среди снежного покрова. От ветки на ветку перелетают маленькие синички - свиристели. Они клюют мерзлые плоды калины. Наклевавшись, перелетают на другие кусты.
Вдали у самого горизонта синеют горы. Некоторые каменные сопки резко выделяются своими высокими островерхими вершинами, занесенные снегом. Словно гигантские великаны Вселенной играли и оставили на поверхности земли после себя эту величественную картину, чтобы люди приходили сюда и интересно проводили свой отдых в этом горном крае.
Под толстым слоем снега в ущелья и горных долинах бурлят горные ручьи и речки. Они борются с жестоким морозом, укрывая густым паром свои устья рек и ручьев, чтобы не покрылись льдом. Борьба рек с морозом длится всю зиму. Лишь весной, когда луч и яркого теплого света угонят мороз, над реками и ручьями исчезнет пар и туман, тогда видится другая картина: вода бурлит где-то в расщелинах между огромными камнями, стремится с шумом вырваться из горных теснин на тихую равнину. Вечная борьба тепла и холода рождает в горах чудесные волшебные картины, которые своей красотой привлекает к себе массы туристов и отдыхающих в зимнее время. Туристические базы в такое время года работают в полную силу с величайшей нагрузкой, весь интересный зимний сезон.
В народе часто говорят: "Кто в горах не бывал, тот красоты их не видал!
Мне давно хотелось побывать туристом в этих замечательных по красоте горных местах.
Заканчивая в Доме культуры новогодний бал - маскарад под звон кремлевских курантов, на банкете выпили по бокалу шампанского. Танцуя вальс, спросил у Маши:
- Чем займешься на каникулах?
- Как чем? - удивилась она. - Завтра еду на туристическую базу.
- На какую?
- Какая по душе придется. Ты куда бы хотел попасть?
- Хотя бы в Белокуриху!
- Видишь, туристических баз много. Но в Горном Алтае есть давняя туристическая база "Алтру", - красивая база"Золотое озеро", на худой конец есть лыжная база в Бийске.
- Ты что там везде бывала, что так настойчиво рекомендуешь?
- Летом мы бы смогли побывать на турбазах у Северо и Южно - Чуйских хребтов или на Чулышмане, полюбоваться водопадом "Неприступный", на Телецком озере, на турбазе "Алтай".
- До лета надо дожить. Сейчас зима. Лучше всего побывать на лыжной турбазе.
- Лучше всего в настоящее время поехать на турбазу "Золотое озеро".
- Надо было раньше обговорить эту поездку. Можно было бы подготовиться как следует. Я не готов!
- Что тебе долго собраться?
- Не долго, как-то все у тебя быстро делается. Как же мы без путевок поедем?
- Не беспокойся. Если ты ни о чем не думал, не беспокоился, то я еще двадцатого декабря взяла путевки на себя, и тебя.
- Ты шутишь? Я с тобой даже не говорил.
- Я тебе ведь намекала еще до двадцатого числа. Ты молчал - значит согласен был со мной. Завтра утром едем рейсовым автобусом в Горный Алтай. Ты будешь доволен всю жизнь...
...Пословица говорит: "Заварил кашу - масла не жалей". Уже на другой день я с Машей были вечером на турбазе "Золотое озеро". Получили лыжи и другое снаряжение, вселились в комнату. В коридоре посмотрели График ежедневных походов по разным маршрутам для проведения веселого времени. Рано или поздно всему приходит начало - потом конец.
Одни туристы ждут с нетерпением, другие с разочарованием, жалея о том, что так скоро кончилось их пребывание, давшее удовольствие душе. Таков закон природы. Все идет по кругу. Сделать что-либо другое - нет смысла, если есть какие-то другие планы на будущее.
Мне понравилось пребывание на туристической базе. Согласно составленной программы и графиков, проводились каждый день различные мероприятия: катание на лыжах, соревнования, пребывание на свежем воздухе, зимние спортивные игры и многое другое, что придает душе и телу веселое и бодрое настроение.
- Как себя чувствуешь? - спросил у Маши. - Может на дневном автобусе поедем до Бийска?
- Чувствую себя превосходно. Даже не хочется уезжать домой, - ответила она. - Можно вечером уехать.
- Наш срок пребывания заканчивается.
- Может еще возьмем путевки на второй срок?
- Кто это нам их даст?
- Профсоюз еще приветствовать будет!
- Кто за нас будет работать? Мы завтра должны быть на работе. Ехать домой я вижу тебе не хочется.
- Мне тоже не очень, но приходится. Ты узнал когда отправляется рейсовый автобус?
- Только сегодня вечером. Если не успеем сегодня, то лишь завтра утром. Сейчас иду за билетами.
- Иду собирать вещи, - сказала Маша. - Ты свои собрал?
- Долго ли их собрать. Не на пожар же спешим. Времени предостаточно, успею...
В январе день на минуты прибавляется в сутки, но вечер наступает рано. Рейсовый автобус по вечернему времени отправляется поздно. Мы, пассажиры, устроились на своих местах, кто как мог.
Ровно гудит двигатель. Автобус быстро едет по широкой черной ленте асфальтированного Чуйского тракта, вырывая яркими фарами у сплошной темноты пространство дороги для своего движения вперед.
Рядом со мной сидит Маша. Она смотрит в боковое окно. За стеклом сплошная темнота. Время от времени автобус обгоняют легковушки, своим светом освещают обочины и автобусные окна. Миновав встречу - снова за стеклом окна ночная темнота.
- Если бы двигатель не гудел, то можно было бы подумать, что мы стоим и не едем в Бийск - совсем не видно ничего.
- Едем, - сказал я. - Видишь, понемногу на неровностях дороги салон дрожит.
- Сколько будем еще ехать?
- Не так уж много. Только что проехали Майму. Не более часа осталось до Бийска.
- Скорее бы доехать. Просто засыпаю от качки.
- Спи. Я разбужу.
- Давай я на тебя склонюсь, - сказала Маша.
Ровно гудит двигатель. Навстречу бежит лента - дорога Чуйского тракта. Маша склонила голову на мою левую руку. Сладко спит. От ее лица идет тепло и я его ощущаю своим лицом.
Как мне хотелось поцеловать Машу в сонное лицо и красивые тонкие губы. Но я сдерживаюсь, ведь неприлично этически, кругом пассажиры - засмеют, скажут:
- Едут и целуются какие-то ненормальные!
В свете фар мелькнуло название на столбике "Быстрянка". Осталось уже совсем недалеко до Бийска.
В это самое время что-то громко щелкнуло, двигатель сердито зарычал, совсем остановился, заглох. Автобус стал на месте, как вкопанный.
- Что случилось?
- Почему стоим?
- Почему остановились? - послышались голоса полусонных пассажиров.
Водитель, молодой парень лет тридцати, одетый в кожанку, вошел в салон, заявил:
- Автобус поломался. Задний мост отказал!
Пассажиры закричали:
- Почему выехал на неисправном автобусе?
- Сколько будем стоять?
- Что именно сломалось?
- Ведь мы замерзнем среди чистого поля?
- Кругом дикий мороз!
Водитель молча слушал. Ведь невозможно было остановить крик возмущенных пассажиров.
- Я могу чем-нибудь помочь! - сказал пассажир в медвежьей шубе и меховой шапке, - обратился к водителю.
- Тогда пошли со мной.
Оба вышли из салона. Крутом темнота. Лишь в салоне на потолке горели маленькие электрические лампочки. Стало холодеть. Пассажиры достали из рюкзаков теплые вещи. Одели на себя. Стали поудобнее садиться на свои холодные места...
- У меня руки замерзают, - промолвила Маша, склонившая голову на мое плечо.
- Возьми мои перчатки. Они пуховые.
- Ты как будешь?
- Засуну руки в рукава.
- Не давай мне спать, иначе замерзну, - сказала Маша. - Не представляю, как мы продержимся до утра.
- Я же с тобой. Не беспокойся.
На время в салоне успокоились все пассажиры, укутавшись потеплее.
Лишь слышны были за окнами салона какие-то удары, поскрипывание морозного металла о металл, звяканье. Ни водитель, ни пассажир в медвежьей шубе в салон не входили. Стало прохладно.
Сколько прошло времени никто не знал.
- Я замерзаю, - шепотом промолвила Маша. Хотя бы двигатель запустили, чтобы салон нагрелся.
- Двигатель без нагрузки салон не нагреет, - ответил ей.
- Что же делать?
- Теснее прижимайся ко мне, - дал совет.
- Мы же не на койке вдвоем?
- Другого выхода нет, чтобы как-то согреться, - Если хочешь - начинай танцевать в проходе.
- Лучше бы утром уехали спокойно, без этого замерзания. Уже бы доехала благополучно!
- Я тебе предлагал. Не захотела. Намеревалась еще одну путевку просить в профсоюзе на второй срок.
-Дура была. Теперь здесь всю ночь будем замерзать до утра. Неизвестно когда автобус тронется с места...
...Светлое зарево над Бийском размывалось. На востоке заалела красная заря. Рейсовый автобус с большим опозданием въехал в город и остановился на площади у автовокзала...
...Маша забеспокоилась:
- Мы уже опоздаем на работу, что будем делать?
- Это как раз, Мария Ивановна, нам подвернулся неприятный случай, когда начальство от меня и от тебя потребует объяснительные записки до случаю неявки во время на работу.
- Я буду искать защиты у профсоюза, - серьезно сказала Маша.
- Я согласен на выговор! Но попробуем оправдаться.
- Я даже не представляю как?
- Идем сейчас в диспетчерскую, пусть нам на билетах укажут время прибытия автобуса и заверят печатью и подписями начальника вокзала и диспетчера. Это уже будет наш оправдательный документ.
- Так быстрее пошли с билетами в диспетчерскую!
Полусонная девушка посмотрела на наши проездные билеты, спросила соседку по столу:
- Что с ними делать?
- Укажи время прибытия, заверь печатью и росписями. Больше мы ничего не можем сделать. Пусть с начальством сами разбираются.
Мы получили оправдательные документы и вышли из диспетчерской.
- Какая вышла неприятность из-за этого автобуса. Теперь все равно на утреннем рейсе не успеем доехать до начала работы, - упавшим голосом промолвила Машенька. Вот так отдохнули в туристической поездке. Надолго запомнится.
... - На работу опоздали - с работы пошли во время, - съязвила Маша.
- День получился какой-то непорядочный, - сказал я.
- Сейчас дома завалюсь спать. Всю ночь дрожала!
- Приятного сна. Маша, - пожелал своей спутнице и тоже поспешил домой.
За десять дней моего отсутствия на квартире крыльцо было занесено снегом.
Расчистил его ногами. Открыл входную дверь. Случайно посмотрел на почтовый ящик. Открыл крышку.
- Письмо! - само по себе вырвалось у меня от радости. - От мамы, конечно! Тут же достал его. Читаю адрес:
- От Коти - промолвил. - Даже не ожидал, - и вошел в комнату с нераспечатанным письмом. В комнате стоял дикий холод. Вода в ведре замерзла. От дыхания валил изо рта белый пар. Затопил печку. По комнате пошло тепло. Из-под печки вылез кот Борис, стал тереться у моих ног.
- Захотел кушать, Бориска. Сейчас налью тебе молока и дам хлеба. Кот успокоился. Я начал читать письмо. "Здравствуй дорогой и любимый! Я получила твое письмо и сразу пишу ответ. Прочитала его и осталась крайне недовольна. Как ты мог такое написать обо мне, ведь я до последнего дня и часа надеялась, что мы станем супругами - мужем и женой. Но не получилось. Ты уехал. Я вышла замуж не по любви, хотя свадьба была прекрасной.
Судьба надо мной горько посмеялась. Я не стала твоей женой, но и не стала женой Тихона. Кто я сейчас? Мама сказала мне: "Ты ни богу свечка, ни черту кочерга! " Я опять свободна. Только эта свобода мне сейчас ни к чему. На Новый год была в Доме культуры на елке. Смотрела новогодний бал - маскарад, молодые парни и девушки танцевали, пели, веселились. Гляжу на них, думаю: "Я с тобой тоже так бы гуляла, но судьба - злодейка сыграла надо мной злую шутку".
Знай, милый мой я тебя любила и продолжаю любить. Все твои выпады в письме тебе прощаю. Наверно я их заслужила. Может пересилишь себя и напишешь мне письмо? Я буду рада за тебя. Что будет дальше со мной - не знаю. Время покажет. Все. Прости! Котя".
- Нашла время для оправдания, - промолвил вслух. - Ушедшее время не воротишь...

Неожиданное письмо

Времена не выбирают. Во времени живут, любят, умирают, совершают подви¬ги. Это равносильно тому, что день приходит после ночи, ночь же наступает после дня. Все совершается в природе в определенной закономерности. Вспыхнувший пожар в лесу, несмотря на его грандиозную пожирающую силу огня под воздействием ливня - буйство пламени спадает, гаснет, дымятся обгоревшие стволы деревьев, тлеющие пни, но и они в конце концов гаснут. Так получается у молодых любовников. Любовь друг к другу возникает, идет, усиливается до определенного момента, который приближают сами любовники - молодые люди, иногда по каким-то независящим от них причинам или непониманию, тогда любовные отношения угасают и больше не возобновляются. "Не так ли получилось у меня с Котей? " - мелькнуло у меня в голове.
Я прочитал ее письмо, но оно не задело мою душу. Не вызвало даже чуточку сожаления. Как его оценить? Не иначе как крик души по особым соображениям.
Меня больше всего интересовало письмо от мамы. Проходили дни, недели. Почтовый ящик был пуст, вернее там ежедневно лежали в нем газеты, но это не личные письма. Я их вынимал вечером, приходя с работы. Как-то возникла мысль:
- Не заболела ли мама?
Гнетущие мысли томили мою душу. Даже возникло желание написать Коте, письмо, чтобы сообщила о маме. Но на ум пришла мысль: ''Не знаешь броду, не лезь в воду". Тут же отказался от написания письма.
- Раз связь порвана - не стоит ее возобновлять, - промолвил вслух.
В неизвестности прошел месяц, другой. О том, что я не получаю писем и никому не пишу нигде не помолвился словом. Но наблюдательная математичка Мария Ивановна - которую все звали в коллективе просто Маша, как-то заметила:
- Ты. Иван Петрович, мне кажется не веселый?
Присели на диван в учительской. Я посмотрел на нее. Маша была свежа как только что сорванный с куста расцветший цветок, красива, в глазах веселый блеск, розовые щеки, на которых видны по маленькой ямочке, когда мило улыбается. Голосок как у молодой синички чистый, звонкий и очень приятный, так бы ее слушал и слушал без устали.
- Нормально себя чувствую, - ответил ей.
- Ты хорошо чувствовал себя, когда мы были на турбазе. Я гордилась тобой!
- Гордись и теперь!
- Радостного настроения не вижу. Может ты скучаешь по неизвестной мне девушке?
Маша вопросительно посмотрела мне в глаза, умолкла, ожидая моего ответа.
- Как раз не скучаю, - ответил ей.
- Тогда что-то другое тебя тревожит?
- Ты угадала. Два месяца от матери нет ни одного письма. Может быть в больнице?
- Если бы было что-то серьезное, то сестры давно бы телеграмму прислали. Вечером в Дом культуры придешь?
- С тобой пойду!
- Вот и заговорил, стал веселее.
Я никогда не скучал с Машей сколько бы с ней времени не находился. Она была замечательным человеком с приятным характером. Ее повседневная веселость каким-то неведомым способом передавалась мне в кругу многих ежедневных разговоров. Даже вопросы о любви у нее приобретали веселый, шутливый характер. Мне ничего не оставалось, как нежно ей улыбаться в адрес всех ее высказываний. Во всем ее подвижном теле горела и трепетала жизнь. Не любить ее было невозможно. Уйти от любви она не могла, страстно любила своего мужа, каждый день ждала его прихода из армии домой. Только он почему-то задерживался.
Отвергать любовь к мужу она не могла, как не могла полюбить другого человека. Она умела разбивать в пух и прах все сказочные романтические мысли и мечты, неприятности. Бывая с ней, наблюдал как ненастные дни в любви превращались в светлые, добрые и желанные. Всего этого она достигала в разговорах своей неожиданностью в нахождении нужных суждений и оценок, всегда верила в добро. Я часто мысленно проводил в уме параллель между Машей и Котей. Никакого сравнения с последней. Есть же веселые, неунывающие девушки с приятным характером и поведением.
Вечером, возвращаясь в школу с Дома культуры с Машей в веселом настроении. забыв дневные заботы, неурядицы в работе, всевозможные неприятные разговоры, спросил у Маши:
- Как ты жила с мужем?
- Обыкновенно, - ответила.
- Может ревновал тебя?
- Нисколько.
- А ты его?
- От меня никуда не денется.
- Так было до армии. Теперь он придет с другим взглядом на жизнь.
Посмотрел на других парней, офицеров.
- Думаю он никогда мне не изменит. Ты бы почитал, какие теплые письма мне присылает. Читаешь и радуешься!
- Ты какие ему пишешь и посылаешь?
- Конечно, все любовные, чтобы любил меня еще больше и сильнее. Не могу знать, почему в этом месяце прислал всего одно письмо. По радио слышала, что в Берлине возникли какие-то беспорядки он мне ничего не писал. - Придет, расскажет.
- Сколько с тобой говорю, ты мне даже словом не обмолвился кому пишешь письма, от кого получаешь.
- Разве это так интересно?
- Чужие письма читать не положено, но все же интересно, как живут в других местах.
- Видишь какое дело: ты месяц не получаешь от своего мужа, а я от мамы два месяца не видел ее письма.
- Не жди, возьмись и сам напиши. Может ей некогда.
- Не знаю. Завтра напишу обязательно.
- А своей любимой девушке?
- Не буду. Она не заслужила.
- А мне бы ты написал?
- Если бы ты была не замужем.
- Ты бы смог меня полюбить?
- У нас в коллективе столько молодых девушек. Все красивые, статные как утренние розы. Любая согласится выйти замуж.
- Пока я не нахожу с тобой равной.
- Тогда ищи. Любить сердцу не прикажешь. Насильно мил не будешь. Женщину всегда завораживает грубая сила и власть, переходящая в любовь. Смотри, не ошибись в выборе, приглядись!
В коридоре послышался шум учеников, вошедших с улицы. Мальчишки и девчонки были в возбужденном состоянии, о чем говорили наперебой было невозможно понять и даже толком расслышать.
В учительскую вошел физрук в спортивном костюме. В руках волейбольный мяч.
- Что сидите? - весело промолвил он. - Любезничаете, что ли?
- Хотя бы, - быстро отозвалась Маша.
- Тогда кончайте. Вы же всем объявили культпоход в кино, а сами сидите. 11е то я всех заберу на спортивную площадку!
- Нет! Уходим! - решительно промолвила Маша. - Мы своих учеников тебе не отдадим!...
Медленно угасал день. На небе появились тучи, заволакивая небо с запада на восток. Слабый ветерок дул в лицо, когда по темну вышли с кино.
- Не успели обсудить фильм, - промолвил я.
- Если бы кинолента насколько раз не рвалась, то смогли бы до наступления темноты, - сказала Маша.
- Это мероприятие обсудим завтра.
- Согласна, сразу после уроков.
В домах уже ярко светились окна. Ветерок дул слабыми порывами, но улицу не переметал, так как метель не начиналась.
По привычке посмотрел в почтовый ящик. Сунул в него руку. Ощупью взял газету, сразу почувствовал в ней конверт.
- Письмо пришло! - радостно воскликнул и пошел скорее открывать дверь в квартиру.
Душа радуется, узнаю что-то новое. Станет легче, появятся новые мысли, стремление к жизни. Ведь пора подумать о своей дальнейшей жизни. Может хватит ходить холостяком, перестать играть с девушками в любовь и дружбу. Но моя радость, вмиг омрачилась - открыв дверь в комнату - в комнате сплошная темнота. Щелкнул несколько раз выключателем - лампочка не зажигалась.
- Вот так сюрприз! - промолвил вслух. - Не понимаю, что случилось? Ведь только что везде был свет.
Закрыв дверь, вышел на крыльцо. Посмотрел вокруг себя: сплошная темнота. Все село лежит во мраке ночи. Нигде не видно ни одного огонька.
- Опять отключили электричество, как вчера. Кому это выгодно, чтобы все сидели в темноте, - говорил сам себе, как будто мои слова кто-то мог услышать. Опять зашел в комнату. "Что же делать? Дома нет даже малого огарка свечи, чтобы прочитать это долгожданное письмо. Если света не будет до утра, то вся душа истомится? " - ворчал я.
Странным было еще и то, что из-за этой темноты я не мог прочитать адрес отправителя, кто же прислал письмо. Это загадка с одним неизвестным. Приходилось гадать - друг прислал или мама - это вторая загадка неизвестности. Третья загадка - когда же будет включен свет, чтобы в комнате стало светло и можно было прочитать письмо? Все мои вопросы остались неразрешенными, хотя было в это время одно правильное решение - просто лечь спать по пословице: "Утро вечера мудренее" - сказал я.
В постели я долго ворочался, сон не приходил. Зато в голову лезли всякие мысли, воспоминания о прошлом, об отце. Как уснул - не помню... но отец был передо мною. Я видел его.
Он говорил:
- Сынок, на жизнь надо смотреть трезвым умом. Перед тобой могут быть, казалось бы малозначительные вещи, встречи, разговоры, может даже веселые шутки. Шутить и все отбрасывать не надо, необходимо все помнить с кем обойтись по-товарищески, вежливо, а с кем по всей строгости закона.
С идущим временем надо шагать в ногу, не отставать от впереди тебя идущих, всегда рваться где надо вперед, соображая повседневно, что ты сделал и что еще можно сделать в жизни и даже в решении вопросов о супружеской жизни. Жизнь всему учит, но и ты должен учиться у жизни, так как жизнь есть самый Великий и Разумный Учитель...
Отец исчез. Откуда-то появилась передо мной мама. Она была веселой, подвижной, скороговоркой промолвила, улыбаясь:
- Хочешь, сынок, я тебе спою песенку, когда ты был еще совсем маленьким, - и запела:
Баю - баюшки, баю Тебе песенку спою. Скоро вырастешь большой. Приходи всегда домой...
Мама своей песенкой убаюкала меня, я вроде спал и не спал, а слышал ее нежный ласковый голос:
- Учись, как говорил отец.... будешь хорошим человеком... Перед моим взором, стройными рядами, как солдатские шеренги, прошли книги по математике, русскому языку, литературе, физике, географии. Они мне хором говорили:
- Иди за нами в институт, университет, академию!... Каждая твоя мечта или идея имеет право на жизнь. "Помни, - сказал Учебник Истории, - жизнь есть движение. Пока существует движение, а оно вечно, будет продолжаться жизнь! "...
...Картины во сне менялись как кинокадры в бесконечном фильме о жизни: то я среди своих сверстников играю на поле в российскую лапту бью мяч, бегу в поле, чтобы меня "не посолили" по спине мячом, то играю в костяные бабки..., запускаю в небо большой красивый бумажный змей - Ковер Самолет с большими красными звездами на крыльях..., то весело марширую в пионерском отряде с песней:
Мы шли под грохот канонады. Мы смерти смотрели в лицо. Вперед продвигались отряды Спартаковцев смелых бойцов Снова перед собою вижу отца, сбоку маму:
- На всякое дело, - говорил отец, - надо всегда иметь сильную волю, свежие силы, чтобы они рождали в тебе бодрость, храбрость и мужество. Никогда, сынок, не жалей о том, что не успел в жизни сделать в данный момент, как того требовала обстановка вокруг тебя, чтобы не бледнел перед товарищами за сделанное дело, а говорил: "так велела совесть, так требовала гражданская честь! "...
Отец, куда-то исчез, мама говорит:
- Никогда не останавливайся на достигнутом, тереби свое пылкое воображение, соображай, что и как надо делать в данный момент, чтобы ты потом был доволен результатом перед своей душой и сердцем. Никогда не жалей ни о чем, иди в жизни дальше, не останавливайся, давай пример добра своим товарищам, никогда не отчаивайся и не делай опрометчивых шагов в дружбе и любви, и в супружеском браке, от которого у тебя с женой появятся дети, а у отца и у меня прекрасные внуки...
...Откуда-то появилась толпа людей. Я оказался среди них. Они кричали, спорили, махали руками, что-то усердно доказывали друг другу, особенно усердствовали мужчины перед своими женами - красавицами, одетыми в прекрасные одежды по своему времени существующих мод. Женщины под большими соломенными шляпами, улыбаясь, выслушивали нападки и обвинения в свой адрес злых мужей:
- Через тебя у меня не удалась моя жизнь! - говорил один.
- Зато моя жизнь идет прекрасно! - отвечала мужу.
Другая пара выражалась еще серьезней:
- Моя любовь к тебе не остыла до старости, а ты этого не видишь? - говорил муж в черном галстуке.
- Прекрасно вижу. Ты на каждом шагу стремишься при людях уколоть меня, что не смогла сберечь свою девичью честь и еще до замужества с тобой вышла замуж. Что же ты до моего замужества не предлагал мне свою любовь, руку и душу? Ты меня, после моего развода с мужем, получил такую - какая есть. Сам виноват. Тебя мучает совесть за мою честь, а меня ни сколько!...
...Две красивые женщины, что оказались со мной рядом, ведут разговор:
- Почему этот мужчина в черном галстуке так недоволен своей женой? - говорила дама в зеленой шляпе.
- Потому что они всю свою жизнь не ладят между собой, - ответила дама в желтой шляпе.
- Почему?
- Потому что смотрели на нее как бы косо сбоку, с каким-то недоверием.
- В чем же выражается это недоверие?
- В том, что муж до сих пор досадует на свой поступок в молодости по отношению к жене, что имел глупость полюбить ее после первого развода и замужества. Упрекать друг друга теперь они будут до старости...
...Шумливая толпа исчезла... Я иду по глухому волшебному лесу. Огромные стволы деревьев опустили свои ветви, которые стремятся опутать меня, остановить, но я раздвигаю ветки руками, упорно иду вперед сам не зная куда. Серые совы и филины вытаращили на меня свои огромные круглые глазища, следуя за каждым моим шагом, что-то кричат своими зычными голосами.
Я их слышу, но не понимаю. Я иду через мешающие волшебные густые корневища заколдованных дубов - великанов. Среди непонятных голосов серых и черных волшебных чудищ услышал громкий зычный голос Бабы - Яги. Она верхом на своей метле продирается среди густой ветвистой массы ко мне, крича:
- Иди, не иди, все равно догоню. Схвачу тебя. Посажу в горячую печь. Вечно будешь мой!
- Уйду! - крикнул Бабе - Яге.
Тут же провалился в глубокую яму, вырытую в кустах. Сижу на холодим дне, смотрю наверх. Вижу вместо голубого неба еле видимое отверстие над головой да волшебные ветви и корни, что закрыли дыру. Над отверстием на своей метле показалась Баба - Яга. Присела на корневища. Свои грязные лохматые руки с острыми когтями просунула сквозь корневища, пытается схватить меня. Я не даюсь ей в руки, сколь силы есть отбиваюсь, она сердится, лицо перекосилось, острые клыки выступают из челюстей, кричит:
- Все равно поймаю. Сделаю женихом моей дочери!
Баба - Яга схватила меня за руку. Я закричал:
- Мама, где ты? Спаси меня!
Сверкнула молния. Ударил оглушительный гром. Земля под ногами затряслась, волшебные ветки и корневища и Баба - Яга исчезли с отверстия ямы. Я увидел чистое светлое голубое небо.
Услышал родной голос мамы:
- Я здесь, сынок. Подай мне свою руку!
Мама схватила своей рукой мою руку, вытащила меня из ямы, которая тут же исчезла, а на ее месте оказалась чистая поляна без леса и кустов. Ярко светило солнце. Звонкие песни пели голосистые жаворонки в небе над поляной, где я стоял в объятиях мамы.
- Больше не пытайся ходить по темному лесу. Пошли домой!
- Спасибо тебе, мама. Ты спасла меня от зла!
Все мигом исчезло. Откуда-то издалека снова услышал мамин голос:
- Теперь ты будешь жить!...
Я проснулся. Открыл глаза. В комнате уже было светло. На дворе за окнами ярко светило солнце.
- Какой-то кошмарный сон снился всю ночь. - Ах, да! - тут же вспомнил о письме. Оно лежало на краю стола, как его вчера положил по приходу домой.
С радостью взял его, распечатал конверт, извлек из него совсем маленький листик бумаги. Читаю: "Здравствуй Иван. Сообщаю тебе небольшую новость. Только не удивляйся. Вчера был у заведующего РОНО. Состоялся откровенный разговор. Меня в аппарат райисполкома, а тебя переводом посылают на мою должность - директором школы. Не вздумай отказываться.
Как получишь это письмо - звони мне по телефону. Поговорим подробнее.
Твой друг Акимов".
Акимова я знал по его учебе в Россошанском учительском институте. Он закончил его на год раньше меня и уехал работать по направлению из Москвы. Каким образом он оказался в Грязнухинском районе мне ничего не было известно. Как он разыскал меня мне не ясно. Только теперь, прочитав его письмо, я посмотрел на конверте адрес. Оказалось что письмо отправлено из села Глинка Грязнухинского района. Практически мы оба оказались в одном районе, но я этого не знал. Практически я считал, что письмо должно быть от мамы, но без света в комнате оно пролежало на столе и только теперь выяснилось, что письмо не от мамы, а от Николая Акимова.
- Эта новость письма ошеломила меня. Я никак не ожидал, что в моей жизни судьба может изменить мои планы. Только мне пока не совсем понятно, когда произойдет мой перевод и какая в этом есть необходимость. Могли бы найти другого человека. Здесь я уже привык, хорошие друзья, товарищи. В школе замечательный рабочий коллектив.
- Надо написать об этой новости маме? - промолвил сам себе. - Нет. Не буду. Это преждевременно. Ведь может получиться и по-другому. Подожду прихода письма. Зря ее не буду расстраивать.
Я не спеша поднялся с постели. Еще раз прочитал письмо друга. Оно меня не обрадовало - быстрее всего огорчило. Ведь о моем согласии на изменение местожительства и работы никто не спрашивал. Вопрос где-то обсуждался в верхах власти без моего участия.
- Раз принято решение - значит так надо государству. Это можно считать за высокое доверие и честь, - думал я.
Закрыл квартиру на замок. Пошел на почту звонить по телефону другу, дорогой думая о виденном ночью кошмарном сне и сообщении друга.

Сон в руку

Очень часто от людей удачников и неудачников в совершении каких-то дел в жизни, любовников и любовниц, молодых и старых уже умудренных опытом, от мечтающих о карьерах и на достижение высоких вершин в жизни, от парней, ухаживающих за своими девушками, а потом отвергнутых из-за несостоявшейся в дальнейшем начатой любви слышал интересную фразу "Время лечит". Не хочу вступать в спор о содержании этой мысли. Дело в том, что в ней заложена философская категория спора. Сторонники и противники этой идеи до хрипоты голоса доказывают друг другу прямое и обратное действие, рассматривая свой философский спор с разных жизненных позиций и мнений. В этом вопросе противники никогда друг с другом не соглашаются и остаются каждый на своей точке зрения, обвиняя друг друга в непонимании позиций, окружения людей, которые в этом философском споре поддерживают то одну, то другую стороны.
Из этих философских споров я вынес одну интересную мысль, именуемой простым словом - душевное тяготение. Одни это испытывают на себе сильнее, другие слабее, третьи просто как мимолетное видение. Первое душевное тяготение испытал после выхода замуж Коти. Мне тогда казалось, чего-то в моей жизни не хватает, как будто чего-то не доделываю, не досыпаю, ни с кем не могу нормально разговаривать, пока тоже душевно и морально не осознал несостоятельность любви к Коте.
После письма мамы, в котором она сообщала мне о том, что Котя вышла замуж за Тихона, внутреннее тяготение к ней у меня стало угасать и осталось лишь смутное воспоминание о моих дружеских отношениях к ней. В моем сознании Котя оставалась для меня на небе холодной луной, которая светит, но не греет, а просто существует сама по себе. Видимо время излечило меня от тяготения к Коте.
К соседке Ане. которая провожала меня на вокзале в Россоши и чистосердечно призналась: "'Я бы с тобой поехала на Алтай" - в моем сознании ничего любовного не осталось, я ничего не испытал и до сих пор не испытываю никакого душевного тяготения. Время поставило точку.
Мое простое знакомство с учительницей Марией Ивановной, (которая сразу разрешила мне называть ее просто Машей) проходило в рабочей обстановке. Такое же общение в коллективе было у меня с другими молодыми девушками. Но почему-то мне все больше были по душе встречи с Машей.
Она была красивая лицом, нравился ее голос, веселое настроение, приятная улыбочки с ямочками на розовых щечках. Когда она смотрела мне в лицо, то мне казалось, ее зрачки в красивых глазах, словно сверлом сверлят мой мозг. Я знал, что Маша замужем, ждет возвращения с армии мужа. Но о замужестве Маша сказала мне всего один раз и больше никогда об этом не напоминала. Наши дружеские отношения не переросли в близкие любовные, но у нас обоих возникло, все более с каждым днем усиливалось душевное тяготение, приводившее к постоянным встречам друг с другом.
Однажды Маша спросила:
- Ты мог бы меня полюбить?
Я предчувствовал еще до этого, что рано или поздно с ее стороны такой вопрос будет задан может для шутки, а возможно всерьез с вытекающими потом последствиям.
- Ты же замужем, - ответил ей.
- Разве замужних не любят? - неожиданно промолвила Маша.
- Не приходилось, честно признаюсь.
- А с замужней женщиной ты же время проводишь?
- Прости, ты мне просто нравишься лучше, чем остальные девушки. Ты меня просто к себе притягиваешь как магнитом.
- Значит ты меня полюбил?
Шли месяцы. Этот разговор не выходил из моей головы и памяти. Я вспоминал о нем, когда оставался один дома сам с собой, на работе, в Доме культуры, на собраниях, когда был с друзьями на встречах.
- Говорят время лечит - шептали губы - Но у меня какая-то неведомая сила словно тянет на встречу с Машей.
Да, это было действительно так. Моя душа просто металась в поисках правильного решения в отношениях с Машей. Время шло, решений не находил. Как-то
физрук в дружеской беседе заметил:
- Ты не думаешь жениться на Маше?
-С чего ты взял?
- По-моему Маша готова сойтись с тобой хоть сегодня. Она в тебе души не чает.
- Она же замужем.
- Мужа ревность замучила ко всем. Мало ли жен бросают своих мужей, когда в семье нет детей? Так что мотай себе на ус! Может разразиться огромный скандал!
После этого разговора я старался меньше встречаться с Машей, не стал ходить с ней в кино, перестал бывать на днях рождения или на именинах у Машиных подруг. На мои переменившиеся к ней отношения Маша отреагировала вопросом:
- Почему стал избегать меня. Разве я больше тебе не нравлюсь? Может ты разлюбил меня?
- Маша, ты такая хорошенькая, добрая, красивая разве можно тебя разлюбить, - попытался смягчить наш разговор.
- Ты с каждым днем все больше и больше отдаляешься от меня. Ты знаешь как мне становится обидно, когда любимый человек не замечает возле себя моего присутствия. У меня просто разрывается душа, а сердце обливается кровью. Дорогое время проходит просто по-пустому!
- Не сердись, милая Маша. Твои замечания учту.
- Что с того, что ты замечания учтешь. Ты до сих пор не сказал мне: любишь меня или нет? Что с того, что я тебе нравлюсь? Я может другим еще больше нравлюсь, но я ж себе никого не допускаю. Я тебя люблю, ты мне нравишься! Я жду твоего ответа?
Я чувствовал вопрос поставлен прямо в лоб. Сейчас на него надо дать прямой и ясный ответ. Время шло. Летели дни за днями. Но в каждый из этих дней я думал, думал какой Маше дать ответ. Напористость Маши была мне уже знакома по напористости Коти в каждый вечер нашей встречи перед отъездом на Алтай. Сказать Маше "да" - значит нанести психологическую травму ее мужу. Сказать "нет" значит порвать всякие отношения с любимой девушкой. Шло время. Я никак не мог придти к однозначному решению, чтобы дать Маше один ответ. Меня мучило душевное тяготение к ней, от которого я не мог ни при каких обстоятельствах освободиться. Сильно глубоко тяготение проникло в мою душу. Мне стало порой казаться что я никогда от него не избавлюсь, так как оно повсюду меня преследует. Я понимал, что Маше я не в силах дать сейчас никакой ответ. Но продолжать с ней любовные отношения нет уже смысла. Передо мной встал вопрос: что делать?...
Я окончательно запутался в жизни. Избегал прямых встреч с Машей но в тоже время на работе встречался в течение дня, был рядом с ней. Я всем своим телом чувствовал ее близость ко мне, смотрел ей в лицо, на котором угадывал ее мысли обо мне. В такие моменты казалось лучше и красивее ее никого нет на свете. Как
мне хотелось заглянуть в ее мысли, чтобы знать, что она думает в этот момент.
Находясь рядом с ней, мысленно изучал ее красивые черты лица, внешность, тонкие белые руки, пышную прическу. Все это видел каждый день, но изучал как бы вновь и вновь с таким удивлением и восхищением, что еле удерживал себя от соблазна обнять и расцеловать ее в горячие губы. Меня стала преследовать страшная мысль: "Ведь я в конце концов не выдержу такого психологического воздействия на ум и сердце. Могу сорваться в неопределенность по отношению к Маше? " - думал о ней.
При встрече почти терял самообладание, готов был сделать что угодно с ней, лишь была бы она в моих крепких объятиях моих рук.
Я стоял на опасном пороге жизни. Душевное тяготение к Маше не давало мне понять в покое я или нет? Чувствовал с каждым днем его усиление в моей душе. Сознавал, что ещё через некоторое время могу выйти из рамок культурного поведения и приличия. К его осуществлению я не видел никакой преграды. Время шло помимо моей воли. Но время и удерживало меня...
Утром уехал на районное совещание. Оно прошло с большой пользой. Главное в том, что мои мысли о Маше целый день не приходили на ум.
Домой приехал вечером. Солнце громадным шаром висело на горизонте. Чистое небо веселило мне душу своей вечерней красотой.
Открыв калитку, взошел на крыльцо, ключ заложил в замочную скважину, повернул его - дверь сама собой открылась. Хотел переступить порог, но в голову стукнула мысль: "Надо посмотреть в почтовый ящик". Сошел с крыльца. Из - под крышки виднелся кончик районной газеты. Взял ее, потащил ее, вместе о ней выпало письмо. Меня охватила неописуемая радость - письмо от мамы. Вошел в комнату, сразу стал читать: "Здравствуй сыночек. Получила твое письмо уже давно, но с ответом задержалась, извини. Все работаю, чтобы в дома всегда была копейка.
Спасибо, сынок, за деньги, что нам прислал. Я заплатила налог государству. Теперь жить можно.
Девочки мне хорошо помогают все делать. Они шустро управляются со всеми делами. В доме сделали побелку, чтобы было приятно. Может в этом году летом приедешь к нам в гости. Мне кажется тебя, сынок, мы не видели целый век. Смотри сам - сможешь приехать - приезжай.
Можем найти тебе невесту в нашем селе или в Поповке, Николаевке, Ворошиловке или даже в Россоши. Я смотрю - много хороших девчат не замужем. Выберешь по своему усмотрению. Только на красоту не зарься, она всегда обманчива.
Ты дружил с Котей. До замужества была красивой девчонкой. А после замужества стала настоящей змеей. Заела Тихона за деньги. Отказался от Котиной красоты и уехал куда-то. Смотри, сынок, чтобы с тобой так не получилось. Это же настоящий срам, позор, беда! В омут и болото можно легко попасть, трудно без помощи выбраться оттуда.
Слыхала по нашему бабьему сарафанному радио, что Котя второй раз замуж
вышла. Где теперь живет - не знаю и знать не хочу. Не ищи ее, сынок, она тебе теперь не нужна. Я тебя просто предостерегаю от беды.
Вечерами с твоими сестрами Наташей и Катей часто вспоминаем как мы жили одной дружной семьей. Если бы не проклятый голод - жили бы сейчас все вместе, отец мог бы жить.
У меня вое время болит сердечко по Нине, Васе, Коле. Где они сейчас, как живут, вспоминают ли меня. Девочки говорят заработаем денег - поедем во Фрунзе, найдем всех и привезем домой.
Хватит им томиться на чужой стороне, среди чужих людей, когда у них был отец, есть мать, сестры. Может нам вышлешь денег на билеты. Это было бы хорошо.
С соседом Алешкой я сошлась и живем вместе. Он хорошо нам помогает, но часто прибаливает. Врачи хотят послать его на курорт или в санаторий.
Пиши, сынок, как думаешь жить дальше. Ведь тебе уже двадцать пять годков стукнуло. Пора искать хорошую работящую девушку в жены, чтобы она не была вертихвосткой, а все время держалась за руку мужа и твердо шла с тобой по жизни...
Писала письмо твоя мама...".
Письмо мамы произвело в моем сознании настоящий фурор. Мне казалось что я не читал его, а просто говорил с мамой по нашим житейским проблемам, как сообща их решать.
- Спасибо, мама, ты во время прислала мне письмо, - сказал я. - Это ты мне во сне подала свою руку помощи, когда я сидел в волшебной яме и вытащила меня на свет. Спасибо, мамуля! Сон в руку!
Радость моя была безмерной. Я держал в руках материнское письмо, на листе бумаги видел ее корявый почерк, в строчках в словах буквы наезжали друг на друга, проскальзывали ошибки, кое - какие слова недописанные, тогда догадывался по смыслу. Как бы то ни было написано письмо - оно было для меня очень дорого, так как подняло во мне нравственное состояние души. Моя душа словно играла и пела, чего я не испытывал до этого, запутавшись в душевном тяготении к Маше...
В эту ночь я спал богатырским сном. Сначала что-то невнятное померещилось во сне, потом исчезло...
Утром перед занятиями Маша долго смотрела на меня, словно подробно изучала мое лицо, спросила с улыбкой: - Смотрю на тебя и удивляюсь. Почему ты сегодня веселый такой?
- Письмо от мамы получил, - ответил.
- Что же такое веселое она тебе написала?
- Не веселое, а умную мысль подала!
- Скажи мне, может я тоже рассмеюсь?
- Не могу. Писала только мне, больше никому.
- У тебя есть фотография мамы?
- Конечно есть. Зачем она тебе?
- Хочу посмотреть - похож ты на нее или нет?
- Скажи честно - я бы ей понравилась?
- Не могу что-либо сказать определенное.
Разговаривая со мной о моей маме, я понял, что Маша очень осторожно и медленно подбирается, можно сказать тихо, ощупью к своей цели - познакомиться через фото с моей мамой, склонить меня на свою строну.
Из разговора я понял, что Маша мной тяготеет, но об этом прямо не говорит.
Смотрел я на нее и просто читал на ее красивом лице свою доверчивость ко мне и к моей маме. Она играла в одни ворота, чтобы выйти сухой из других.
- Тебя такого веселого я люблю и любила бы всю жизнь, если бы ты стал моим мужем, - открылась Маша.
- У тебя есть муж!
- Я хочу, чтобы ты стал моим мужем! - твердым голосом сказала Маша и вышла из учительской.
- Нет, такого не будет, - тоже вышел из учительской и пошел в свой класс.
Три дня осталось до моего ухода в отпуск. Но эти дни стали для меня настоя¬щим кошмаром и натиском. Маша не хотела отпускать меня от себя. Находила всякие причины, чтобы вечером состоялось наше свидание. Я понял - попадаю в болотную трясину с глубокой ямой. Вспомнил сон: мама подала мне руку и вытащила из ямы на свет белый.
- Хочешь, мой милый, я тоже пойду в отпуск. Поеду с тобой куда ты меня повезешь, - предложила мне.
- Нет, Маша, к маме не поеду - слишком далеко.
- Если не секрет - куда думаешь ехать?
- К другу Николаю Акимову.
- Возьми меня с собой для компании.
- Не могу этого тебе предложить.
- Почему?
- Потому что неизвестно, как жена друга среагирует на твой приезд со мной. Она очень строгая, угождений не любит, любезностей не переносит. В своих суждениях свободна и искренняя...
Утром сел на рейсовый автобус после трехдневных ожиданий и уехал на другой конец района. Сидя в салоне автобуса под гул работающего двигателя думал: "Наконец, избавился от тяжелейшего душевного тяготения к замужней женщине. Правильно говорят: "Время лечит". Я даже немного задремал. Автобус остановился, услышал голос водителя:
- Конечная остановка Глинка!
Дверь салона распахнулась. У входа меня встречал друг Николай Акимов. Любовная одиссея первого рабочего года закончилась.
- Я свободен! - подумал про себя, и вышел из салона автобуса. Тут же попал в объятия друга и его жены Тани...

Книга пятая
ПОДВИГ во имя жизни
В отпуске

Прекрасна летняя пора в деревне. С высоты голубых небес ярко светит июньское теплое солнце. Его лучи освещают огромную степь за селом. Весь день-деньской гудят неутомимые пчелы. Они перелетают от цветка на. цветок. А цветов-то море: вся обочина дороги покрыта морем желтых одуванчиков, тут же расцвели на своих тонких стебельках синие колокольчики. На заборах и кленах вьются пахучие зеленые стебли хмеля.
На площадях и обочинах дорог спокойно пасутся привязанные на длинных веревках молодые телята, рогатые крикливые козы. Под подворотнями спрятались от жаркого солнца в тени наседки с цыплятами. Жара нипочем уткам и гусям. Они купаются в грязных лужах на дорогах, которые еще не высохли от вчерашнего дождя.
Мирная спокойная тишина во всей Глинке. Лишь время от времени в эту тишину ворвется гудение проезжающей грузовой машины или с поля донесется рычание работающего трактора.
В дневную жару в селе на улицах пустынно. Взрослое население на работе, детвора купается весь день в теплой воде речки Глинки или на пруду в большом логу, перегороженным большой земляной плотиной. Дома сидят лишь одни старики и старухи да малые детишки.
Радуются жизни стаи веселых воробьев. Им жара ни по чем. С чириканием перелетают с куста на куст, быстрокрылые ласточки подлетают к своим гнездам из грязи, прилепленных на стенах домов под самыми крышами и приносят в своих клювах пищу своим желторотым птенцам. Трудолюбивые скворцы стараются выкормить свое молодое поколение в домиках-скворечниках, тоже беспрерывно подлетают и суют в раскрытые рты птенцов пойманных гусениц.
Я иду по широкой деревенской улице с другом Николаем Акимовым. Он среднего роста, одет в новенький легкий летний костюм, круглолицый, волосы на голове и брови черного цвета, острый носик чуть выделяется на лице вперед, как у знаменитого Гоголя. Идет, ведет разговор.
- Как тебе нравится наше село? - спросил он.
- Вижу, прекрасно живут люди. Дома у всех построены добротные, современные. Только не вижу вашу школу.
- Вот сейчас увидишь за высокими деревьями на широкой площади.
- Медпункт или больница имеются? - Конечно. Как же без них?
Вышли на площадь. Я увидел прекрасное одноэтажное деревянное здание школы, а возле него котельную с огромной высокой железной дымовой трубой.
- Чуть дальше вон в стороне, окнами на солнце наш Дом культуры. Я в нем работаю, - сказала жена Таня. - Школу и Дом культуры обогревает котельная.
Я знал Таню по случайным встречам на районных культурно-воспитательных мероприятиях как Татьяну Ретунову. Но теперь она уже носит фамилию мужа как Акимова. Она мало изменилась. Такой осталась к моему приезду: шустрая, стройная, голубоглазая, в новеньком летнем цветном ситцевом платье, на голове в мелкий горошек легкий платочек. Когда говорит, голос приятный, чистый, так бы и слушал ее без конца.
За разговорами не заметили, как дошли до квартиры Николая и Тани. У калитки нас встретил грозным лаем свирепый пес Барсик. Он не только грозно лаял, но вставал даже на задние ноги, но цепь сзади не давала ему приблизиться к нам.
- Видишь, каким лаем встречает, - сказал я.
- Тебя же он никогда не видел. Привыкнет, - заметил друг.
- Иногда и на своих бросается, когда проходят ребятишки мимо и его дразнят, - добавила Таня.
Зашли в дом. После пребывания на жаре здесь стояла приятная прохлада. Дышалось легко, полной грудью. Тело постепенно остывало. Носовой платок для вытирания пота с лица больше не требовался.
- Располагайся в комнате, как дома, - сказала Таня.
- Я пойду на кухню. Считай, в дороге был целый день.
- Автобус делал остановку в райцентре у чайной. Там успели котлетками и холодным компотом утолить потребность желудка в еде.
- Когда это было? Сколько уже времени прошло?
Таня загремела на кухне кастрюлями, сковородками, чайником. Бойко носилась по кухне в кладовую комнату, что-то носила, относила, ставила на стол. Вошел Николай, спросил:
- Как доехал?
- В общем- то, нормально. Я уже Тане рассказывал, если не считать вынужденную остановку в пути и у чайной на обед.
- Что случилось?
- Меняли баллон переднего колеса, - сказал я.
- Зачем?
- Представь себе среди поля на многократно езженной грунтовой полевой дороге - где-то наскочили на дороге на железный зуб бороны. Из камеры воздух вышел и чуть не улетели в кювет. Получилась вынужденная остановка.
- Поставили бы запаску, - сказал Николай.
- Она оказалась пустой без камеры.
- Как же вы без запаски в рейс поехали?
- Этот вопрос надо адресовать водителю. Пришлось на дороге из старого баллона вытаскивать камеру, клеить дыру, снова помещать в баллон, накачивать, ставить на место. Только тогда поехали.
- Сколько времени зря потеряли?
- Не говори. Все пассажиры были сильно недовольны. Водителя ругали на чем свет стоит. Но он не оправдывался:
- Разве я знал, что в дороге будет пробита камера. Я бы никогда не поехал!
- Вот и плохо, что за техникой не следят, не смотришь, - сказал один щупленький, худощавый пассажир. Куда смотрит ваше начальство? Придется разобраться!
- Что касается остановки у чайной, то против обеда никто не возражал и не ворчал.
- Как обычно у нас без происшествий не бывает, что-нибудь да случится, - промолвил друг.
Из кухни вы шла Таня, - промолвила:
- У меня все без происшествий приготовлено!
- Пошли, - пригласил Николай. - Чем богаты, тем и рады. Правда у нас не ресторанная еде и закуска, а простая домашняя. Думаю, не обидишься...
- За столом разговор друзей затянулся надолго, - заметила Таня. - За один присест за столом до конца этого дня не переговорите. Идите лучше во двор, поды¬ите свежим воздухом, так как жара на улице уже заметно спала.
Сели на скамейку под развесистым кустом клена. Барсик несколько раз лениво тявкнул на нас и замолчал, улегся возле конуры на траву.
- Письма от матушки получаешь? - спросил Николай.
- Было недавно.
- Что пишет?
- Особого ничего. Сошлась для жизни с соседом Алексеем. Девчонки учатся.
- Ты дружил с Котей. Как с ней обстоит дело?
- Она вышла замуж второй раз. Как раз в последнем письме сообщила мама. Куда-то уехала. Мама сказала, что она ее не интересует.
- Как сложилась жизнь у твоих друзей? - спросил Николай.
- О некоторых нечего не знаю, особенно про тех, кто уехал на Памир. Булкович окончил училище и уехал в город Орск, там работает. Швец тоже трудится по специальности. Васищ как уехал служить в Армию, так назад не вернулся. Присылал одно письмо, что приехал в город Харьков, там устроился работать на завод. Другие работают в Россоши и Воронеже.
- Это хорошо. Всем в жизни хватило места. Только работай.
- Твои друзья что пишут?- поинтересовался я.
- В общем, все живучи, работают нормально. Главное, что все поженились. Кое у кого уже родились сыновья и дочери. Тоже все нашли свое место в жизни.
- Это самое главное. Все-таки интересно идет у нас жизнь. Родились, учились в одном месте, работать пришлось совсем в другом.
- Все равно работаем в нашем государстве...
Солнце ужа висело над горизонтом огненным шаром, но его лучи уже не грели как днем. Вскоре солнце село. Дневные тени от домов и деревьев исчезли. Из садов и рощи, с речки Глинки и с ее берегов, а так же с полей запахло чем-то приятным. Сидя на скамейке во дворе я видел, как по дороге с полей по деревенским улицам застучали колесами пустые телеги, привезшие усталых людей домой. Красноватое зарево вечернего заката затмили большие столбы серой пыли от идущего с пастбища большого стада домашних коров, да слышны были пощелкивания пастушьих кнутов, голоса хозяек, зазывающих в раскрытые ворота своих коров. Упрямые бараны, посмотрев на ворота, то ли не узнавали их, то ли не желая через них пройти во двор, убегали за идущим стадом дальше. Парнишки с палками останавливали беглецов и гнали их в свои раскрытые ворота. У соседских ворот остановилась рогатая корова, ее позвала хозяйка в рабочем комбинезона
- Проходи, милая, не стой здесь!- говорила ей.
Корова вошла во двор, пошла к своему стойлу к ящичку с солью. Корова Акимовых сама пришла домой и вошла во двор. Таня взяла ведро и пошла ее доить.
Соседку-женщину хозяйку я не мог рассмотреть, она была далеко от нашей скамейки, где я сидел с Николаем. Да и было уже темновато, лицо четко не видно, голова повязана платком.
- Ваша соседка?- спросил у друга. - Похоже старуха!
- Сестра Тани. Шла с работы. Пригнала за одним и нашу корову.
- Старшая или младшая сестра Тани?
- Немного младше. Живет на Орловке, а здесь работает. Что-то она к нам сегод¬ня не зашла. Видимо увидела гостя, постеснялась.
О женщине я больше не спрашивал, так как к ней у меня не было интереса. Между тем уже наступил вечер. Таня зажгла в комнате керосиновую лампу. Процедила молоко в глиняные кувшины, тут же унесла их в холодный погреб, чтобы в нем до утра остыло молоко и стало холодным и вкусным. Проходя мимо нас, сказала:
- Хватит сидеть во дворе, пошли в дом.
В этот вечер мы долго просидели за столом. О многом переговорили, что интересовало меня и Николая с Таней. Конечно, коснулись разговоров о любовных отношениях.
- Расскажите, как стали супружеской парой?- с улыбкой спросил я.
- Коля, расскажи, как ты со мной познакомился, - предложила Таня.
- Начни ты, у тебя лучше получается, - в шутку промолвил Николай. - Я уже, кое-какие подробности забыл. Ведь это уже было давно. Вот и расскажи!
- Если ты кое-что забыл, то я помню все подробно.
- Вот и проверим твою женскую память. - смеясь, промолвил Николай, хлопая рукой по плечу жены.
- В нашем знакомстве нет ничего интересного, а тем более сверхъестественного. Все было просто. Еще на первом курсе института я приметила в нашей группе довольно бойкого и веселого парня, - начала свой рассказ Таня. - Я еще в него не влюбилась, а просто им увлеклась. Он чем-то отличался от своих товарищей, шел как-то впереди на зачетах, семинарах показывал хорошие знания. Я доувлекалась Колей до того, что два раза провалила зачеты, на семинаре по литературе не совсем раскрыла тему.
- Ты что, Таня, не можешь учиться?- стали упрекать меня подруги. - Сколько зачетов провалила!
Стыдно мне стало перед ними. А во всем был виноват мой Колюнчик. Увлечение, видимо, привело к началу нашей любви. Раз так, я должна была следовать за Колей. Крепче взялась за лекции. Он сдает зачет - я за ним. Экзамен идет сдавать - я не отступаю. Так до окончания института у нас была то ли любовь со всеми стеснениями, то черт знает что: ссорились, мирились, сходились.
- Родители ваши знали о любви и дружбе?- спросил я.
- Я ничего маме не говорила.
- А я папе ни слова ни разу не промолвил, - вставил Коля.
- Как же вы поженились?
- На выпускном балу Коля со мной танцевал весь вечер. Тут он и предложил:" Давай поженимся".
- Без ведома родителей? - спросил я.
- Разве без них не женятся и не выходят замуж, - задал мне вопрос.
- Нужно обязательно согласие и благословение родителей. Иначе какой же это брак будет?
- Пришлось в известность ставить родственников, - смеясь говорила Таня. - Сыграли свадьбу, до сих пор живем. Тебя встречаем как нашего гостя.
- Как у тебя складывается жизнь?- спросил Николай.
- Совсем по-другому, не как у вас, - ответил я.
По радио кремлевские куранты пробили двенадцать раз.
- Хватит сидеть. Завтра наговоримся. Пора спать, - предложила Таня.
- Может, милая женушка, под гитару споешь нам романс?- попросил муж.
- Но ведь уже поздно, - заупрямилась жена.
- Пойми, я люблю слушать, как ты прекрасно поешь. Торжественно вручаю
тебе семиструнную гитару. Играй и пой. Таня взяла гитару, проиграла аккорд.
- Надо петь мужчине, но за неимением его, спою Михаила Глинки. Еще раз проиграла аккорд, запела:
Я помню чудное мгновенье Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты...
Как она прекрасно пела. Ее голос звонко звучал в тишине комнаты, так бы слушал и слушал. Жаль, что романс имеет конец.
- Танюша, повесели меня с другом еще несколькими романсами. У тебя это получается очень хорошо, - промолвил Николай, целуя руку жены.
- Милый мой, ведь я не театральная звезда и не в Московском театре, где звезды поют на всю страну. Ладно, так и быть. Еще один спою романс Федора Глинки:
Вот мчится тройка удалая.
Вдоль Волги-матушки рекой.
Ямщик, уныло напевая,
Качает буйной головой...
Великолепно звучит голос, заставляет меня, как слушателя, задуматься над размышлениями ямщика в этой дороге.
- Танюша, ты у меня настоящая домашняя театральная певица. Да я тебя расцелую. Ты так прекрасно поешь, как пела в институте на выпуском балу. С той лишь разницей, что тогда тебе аплодировал весь зал, а теперь нас только двое.
- Это тоже не плохо, что мой такой талант заметили. - И полюбили, - добавил я.
- Может еще какой романс не забыла?
- Так уж быть. Показала свой вам талант и сама не рада, - смеясь, промолвила наша артистка. - Еще один слушайте:
Не слышно шуму городского.
Над невской башней тишина.
А на штыке у часового
Блестит полночная луна...
- Прекрасный талант у тебя, Таня. Тебе надо быть певицей в театре, - после аплодисментов промолвил я.
- Может ты правильно говоришь, но мой талант достался моему Колюнчику по нашей любви. Вот теперь все романсы я пою только для него. Он так любит слушать. Ладно. Для такого торжественного случая, я спою вам еще, например: романс Балакирева, можно Бородина или Римского- Корсакова.
Как Таня пела. Ее голос просто завораживал. Свой последний романс для нас спела композитора Бородина "Для берегов отчизны дальней".
Слушая Таню, я восхищался ее голосом и талантом. Много слышал исполнителей, но она представляла для меня все новизну ее личного исполнения прекрасных романсов на одном вздохе всех четырех строф каждого куплета. Я следил, как она прерывалась каждую секунду, ослабевая голос в конце ее, чтобы, захватив воздух, поднять в очередную секунду свой звонкий голос с удивительной силой и красотой звук вылетал из ее груди, удивительно тонко варьировал всей гармонией исполнения. Слушая, подумал: "Могла бы стать звездой, но уже поздно!".
С другом вышли во двор. Он закурил папироску. Хотя было уже поздно меня привлекли на дальней улице звуки гармошки. Гармонь проиграла несколько аккордов по непонятно какому случаю, а может сам гармонист аккордом хотел потешить или рассердить своих слушателей, проиграв им аккорд - дальше не захотел продолжить играть мелодию песни. Я подумал: "Гармонь сама по себе хороший инструмент, но тот, кто на ней играет не всегда стоит на музыкальной высоте.
Ни в какое сравнение не шло исполнение Таней русских романсов с игрой гармошки. Слишком большая разница между исполнителями...
Николай докурил, и окурок бросил на землю. Светом яркой круглой луны была залита широкая деревенская улица. Полночная тишина невозмутимо стояла не только на улице, но и над всем селом... Оба пошли спать...

На рыбалке

Лето никогда никому не надоедает. Теплые светлые дни проходят один за другим, особенно хорошо отдыхать на речке. Оказалось я и Николай любим быть на реке с утра до вечера. У нас есть всегда занятие.
- Желаешь сходить на рыбалку?- предложил друг.
- Не против. Но у тебя нет бредня или сети, - заметил я.
- Рыбу можно удочками ловить.
- Я их у тебя не вижу.
- Они у меня спрятаны под крышей.
- Неси удочки, я накопаю червей...
Сидим на берегу речки Глинки. Место выбрали в густых камышах. Раньше нас на этом месте видимо уже кто-то был и рыбачил, так как трава и камыши были уже заметно примяты.
- Как ты думаешь, будет здесь ловиться рыба?- промолвил я.
- Раз кто-то здесь был - значит ловил, - утвердительно сказал Николай.
- Тонких или толстых червей будем наживлять на крючки?
- Попробуем тонких.
Так и сделали. Закинули лески с наживленными крючками в воду, удилища воткнули в берег. Ждем. Пристально глядим на поплавки. Солнце припекает в спину. По поверхности воды стремительно снуют водяные паучки по разным направлениям, у поплавков. На середине, на поверхности реки играет стайка мелких рыбешек.
- Поплавки даже не шевелятся, - говорю.
- Может здесь совсем нет рыбы и рыбак ушел отсюда раньше нас, - ворчит друг, вытаскивая леску с крючком. - Наживка даже не тронута!
- Может рыба не видит наживку?
- Не должно быть. Вода светлая, можно увидеть.
- Может наживка тонкими червями ей не нравится?
Закину еще. Посмотрим, что будет.
Друг ловким взмахом удилища закинул чуть ли не до середины реки леску с наживкой, воткнул конец острого удилища во влажный берег. Сидим. Время идет. Поплавки даже не шевелятся.
- Что же делать?- говорю.
- Ждать надо, - получаю ответ.
- Сколько времени?
- Пока не начнется клёв. - Может его совсем не будет?
-Как знать!
- Может плюнуть нам и уйти на другое место?
- Не знаю что ответить.
- Давай снова сменим все наживки на крючках, - предлагаю.
- Что это даст?
- Рыба ходит у самого дна, так быстрее увидит.
- Пробуй.
Я выдернул леску из воды, с крючка сорвал тонкого червя, наживил толстого, чуть поднял на леске поплавок, забросил в воду. Сижу. Жду. Поплавок стоит торчком на поверхности, не шевелится.
- Клюет? - спросил Николай.
- Что-то вздрогнул и лег на воду.
- Так тяни!
Я с силой дернул удилищем леску, она натянулась как струна, пошла по сторонам.
- Что-то попалось!- говорю Николаю.
- Какая-нибудь донная дрянь, - ответил друг.
С силой вытащил леску. На крючке кувыркается большой серый раке растопыренными клещами.
- Поймал?- спросил друг.
- Смотри, какого зверюгу водяного вытащил!
- Значит тут рыба не клюет. Раков боится. Потому бывший здесь рыбак покинул это место.
- Если рыба не ловится, будем ловить раков, - предложил другу.
- Жена боится раков.
- Сами почистим. Она приготовит их на ужин.
Ловлей раков мы так увлеклись, что не заметили, как стал кончаться день. Солнце уже низко висело над дальним горизонтом. Жара спала. Зато комары открыли на нас настоящую атаку. Жалили немилосердно, до крови.
Вечером вернулись домой с ведром шевелящихся раков. Увидев их, Таня с удивлением воскликнула:
- Где вы столько их наловили. Сами обделывайте. Я страсть как боюсь!
- Что-нибудь придумаем, - ответил Николай. - Мясо раков диетическое. Всегда полезно...
Каждый день мы увлекались каким-нибудь полезным занятием, чтобы быстрее проходило время отдыха.
Из магазина с сумкой покупок пришла Таня.
- Что дома будете сидеть весь день?
- Чем предлагаешь заняться?- спросил муж.
- Может совершите поход на гору Мохнатую. С ее вершины посмотрите горы Алтая. Это же настоящая красота природы!
- Дельное предложение. Только надо подготовиться.

На сопке Мохнатой

Это туристическое предложение сходить на сопку Мохнатую вызвало у меня большой интерес. Работая в Талице, от мужиков слышал, что некоторые видели ее, когда ездили на лошадях по Алтайскому тракту в горы за лесом. Но проезжали мимо сопки, так как Мохнатая находилась довольно далеко от дороги и виднелась только ее вершина.
Вечером за ужином у нас возник разговор о завтрашнем походе на Мохнатую.
- Почему сопку называют Мохнатой?- спросил у друга.
- Точно сказать никто не может, - только ее все так давно называют.
- Все чем-то она привлекла к себе людей?
- Я слышал разные разговоры о ней от старожилов, но документально мне никто ничем не мог подтвердить сказанное. Но легенда гласит следующую версию. По преданию у подножья Мохнатой на берегу речки, которая там протекает, жили древнейшие люди. Сейчас все подножье Мохнатой заросло дремучей густой растительностью, кустарником, камышом, густым лозняком. Кое-кто из сельчан молодых пытался подняться на вершину Мохнатой, но они много не рассказывают, а если и рассказывают, то неохотно и скупо. В чем причина не могу понять.
- Как ты думаешь, мы сможем среди камней найти первобытные орудия труда древнейших людей? - спросил я.
- Среди этого каменного хлама мы не сможем ничего найти. Если сделать раскопки, то возможно что-либо отыщется. Слышал, что пацаны находили там диковинные каменные предметы.
- Но мы не археологи. Нам никто не даст разрешения на проведение раскопок.
- Это верно. Зато подняться на высоту полета современного самолета на вершину Мохнатой нам никакого разрешения не надо. Возможно древние люди на нее поднимались еще до нас.
В конце концов, за период разговора у нас сложилось такое представление о сопке Мохнатой на основании всего услышанного из рассказов.
Что представляла из себя сопка Мохнатая? Это обыкновенная каменная гора довольно высокая над окружающей местностью. Присыпана снизу до верху землей. Каменистые склоны покрыты густым травяным покровом. Рядом с ней есть небольшие вздутия земли с каменными острыми конусообразными вершинами. Вдали от Мохнатой к югу ближе к Алтайским горам, в Ближнем Предгорье конусообразных сопок разных размеров довольно много, словно подземные духи соревновались друг с другом кто выдавит из земли на поверхность луч шей красоты свою сопку. Это было величайшее творение гигантских природных геологических подземных сил, когда в этих местах Предгорья шло активное и бурное горообразование еще до появления в Предгорье племен диких людей.
Чем сопка Мохнатая привлекает людей. Говорили, кто на ней побывал - есть много интересного. Что там интересное - толком никто из сельчан не называл, но утверждали, что на самой вершине сопки растет дикий чеснок, называемый по местному вшивиком, и самое странное говорили, что на вершине Мохнатой быть не безопасно! Это подогрело мой интерес еще больше.
- Надо сейчас нам собрать все необходимое для завтрашнего похода на сопку Мохнатую, - сказал я.
- Неужели нам потребуется специальное снаряжение с крюками, веревками?- сказал Николай.
- Крюки и веревки нам ник чему, а вот кожаные крепкие ботинки нужны. Ведь подниматься будем по каменистым горным острым камням.
- Может возьмете меня с собой на гору, - неожиданно промолвила молчавшая до сих пор Таня, выходя к нам из кухни, в которой слышала весь наш разговор.
- Если есть желание, то собирайся, - ответил муж.
- Если бы на самой вершине Мохнатой был бы хороший продуктовый магазин, то можно сходить, а так нечего туда ходить и ноги бить. Придете - сами все расскажете, что там увидите.
Собрав все необходимое, сложили в рюкзаки, чтобы завтра утром двинуться на экскурсию к Мохнатой.
День был прекрасный, июнь себя во всем оправдывал. Ярко светило солнце, которое своими теплыми лучами согнало утреннюю росу с зеленой травы. Над нами было чистое голубое небо. Лишь далеко-далеко еле видно глазу в синеве Алтайских гор виднелось малюсенькое облачко, В утренней прохладе дышалось легко. Не было даже слабого дуновения ветерка.
Мы идем по длинной долгой полевой дороге, по обеим сторонам которой стеной стоит высокая пшеница с большими созревающими уже начинающими желтеть колосьями. Колосья на своих тонких стеблях наклонились к земле, словно приветствуют наше шествие к сопке Мохнатой.
Над полем беспрерывно раздается звонкое голосистое пение невидимых в небе жаворонков, где-то издают свист пестрые перепелки.
Полетели проснувшиеся толстые шмели, время от времени пролетали со звонким жужжанием мимо нас, чуть ли не задевая наши головы.
- Куда это они летят, - сказал Николай. - В пшеничном поле не видно ни одного цветка, а они куда-то устремляются.
- Может мы их не видим, а они находят?- отвечаю ему. - Есть же лесные колки, а может на край поля добираются.
- Возможно, с высоты им виднее куда надо лететь.
За разговорами не заметили, как подошли к подножию сопки Мохнатой. Издали сопка казалась как игрушечной горкой, склоны которой всегда казались зелеными. Теперь же мы увидели сопку вблизи при всей ее природной красоте и величии. Надо справедливо признать, что сопка выглядела мощной каменной горой. Повсюду на склонах большое и малое нагромождение камней, которые лежат на нашем пути. Чтобы добраться взглядом до вершины надо значительно запрокинуть голову затылком назад к спине. - Как расстояние в горах обманчиво, - сказал я. - В самом деле сопка-то высокая, может даже капризная, неизвестная.
- Как это капризная да еще неизвестная?- с недоумением промолвил Николай.
- Каменные глыбы всегда таят в себе каприз природы. А они нам пока неизвестны, пока не испытаем на себе их силу и мощь.
- На вид у склонов не вижу никакой опасности. Медленно поднимаемся по пологому склону сопки. Идем друг за другом, ступая на каменные глыбы. Солнце уже высоко стоит в небе над нашими головами. Фуражки с широкими козырьками прикрывают глаза от яркого солнечного света. Идем, поднимаемся выше с каждым шагом, используя прихваченные с собой длинные палки для лучшей опоры. Больших каменных валунов становится на нашем пути меньше. Но из недр сопки выдвинулись острые камни как бы с гигантскими шпорами. Если ботинок поскользнется, то коленом можно удариться об острую глыбу, разбив его до крови, поранив кожу.
Уже на середине Мохнатой густая кустарниковая поросль стала редеть, а еще при дальнейшем нашем подъеме совсем исчезла. Буйно растет травяной покров с цветами. Удивительно то, что уже на значительной высоте от подножья, уже ближе к вершине, звонко жужжат пчелы, перелетая от цветка к цветку.
- Интересно, куда же они уносят с собой собранный нектар?- сказал я.
- Не могу тебе ответить точно, но поблизости от подножья близко нет ни одной пасеки. До сел им лететь далеко. Пока долетят, весь нектар истратят на полет, - говорил друг.
- Не могу точно утверждать, но слышал от бывалых людей, что дикие пчелы могут поселяться в расщелинах скал, в горных небольших пещерах, сделав за лето большой запас меда, воска, перги, чтобы пережить зиму.
Весной вылетят из такого зимовья, снова дружно примутся за работу.
- Может быть и так. Спорить не буду. Полностью соглашаюсь с тобой. Правда сегодня мы на Мохнатой не будем искать жилья этих пчел, которых здесь в изобилии. Видимо они все же где-то здесь живут неподалеку.
- Смотри, юркнула между камнями зеленая ящерица.
- Я слышал, здесь попадаются змеи.
- Вот их то нам сейчас и не достает. Говорят они ядовитые, от укуса и яда можно умереть. Внимательней смотри. Чуть что - бей палкой, сгоняй с пути.
На самом деле еще много придется шагать.
У подножья сопки было тихо. Уже недалеко от вершины чувствуется заметное движение воздуха с запада на восток. Хотя солнце светит по-прежнему, но уже заметно стало чуточку прохладнее.
- Высота дает знать, холодит. Я летал на самолете, так на высоте десять тысяч метров за бортом уже сорок градусов холода.
- Но здесь столько не будет, - сказал другу.
Было двенадцать часов дня, когда нам осталось подняться до вершины сопки метров пятьдесят. Все же хоть не высокая гора, а почувствовали небольшую усталость тела. Воду в бутылках выпили.
- Мало взяли в запас воды, - ворчал Николай. - Еще бы по одной бутылке не мешало бы сейчас иметь. Не знал, как приятно вода пьется в горах.
- Теперь будешь знать, - сказал я.
Чем меньше осталось подниматься до вершины сопки, тем яснее становилось - под ногами мелкие камни, чахлая трава, растущая в каменой россыпи, так как дожди за много веков смыли почвенный слой и остались одни камни. Но растительный мир занял свободную площадь вершины.
Мы на самой вершине сопки Мохнатой. Почему ее так назвали - никто не знал. Не открыли этого секрета и мы.
- Бес его знает, кто дал ей такое мохнатое имя, - говорили старожилы.
Вершина представляла небольшую площадку, усеянную мелкими камешками.
Ходим, смотрим, что привлекало наше внимание, берем в руки, рассматриваем: серые камни, гранитные осколки чуть красноватого цвета, кварцевые, слюдяные камешки развалившихся каменных глыб. Нашли странные продолговатые палочки с указательный палец длиной и толщиной.
- Это же это за чудное создание природы. - показав Николаю.
- Говорят знатоки - это «чертов» палец.
- Как он сюда попал?
- Ни попал, а образовался, - поправил меня.
- Пусть будет по-твоему - образовался.
- Слышал, когда бьет молния большой силой, а это гигантская электрическая искра, бьет по камням вершины, то в это время образуются чертовы пальцы в том месте, куда ударил разряд молнии. Камень просто плавится на определенную глубину, потом масса остывает и принимает форму пальца. Отсюда название "чертов палец".
- В самом деле может быть действительно, как в сказке, здесь бывают черти на своих чертовых святках, - сказал я. - Побывали и мы, но пока никаких святок не видим.
- Может еще увидим это страшное зрелище природы.
Ходим по вершине, как будто что-то ищем очень дорогое и драгоценное, чтобы не пройти и не пропустить увиденное.
- Это что за трава такая густая, как щетка?- заинтересовался я.
- Вырви пучок и поднеси к носу, - посоветовал друг.
Я так и сделал. Нарвал целую горсть интересной для меня травы. Еще когда рвал, то учуял слабый запах чеснока.
- Откуда это ветерок принес на вершину сопки чесночный залах?- промолви вслух.
- У тебя есть возможность проверить.
Зеленый пучок поднес к носу - чистый приятный чесночный запах ударил в ноздри.
- Это. наверно, и есть дикий чеснок? - воскликнул я.
- Он самый. Говорят старожилы во время войны сюда все пацаны и девчонки приходили и рвали его, несли домой и съедали как витамины, чтобы уберечь зубы от цинги. Это по-научному называют дикий чеснок, а в деревне его называют "вшивиком"- что-то отдаленное напоминает о вшах из-за густоты прорастания и малого роста.
- В народе всегда что-либо называют по иному.
- Зато точно: "чертовы пальцы", "вшивик", "медуница", "гарашки", "шпичаки" и прочие растения. Может соберем несколько "чертовых пальцев" показать Тане, - предложил другу.
- Просила только рассказать об увиденном. Ладно. Соберем и принесем.
Хожу по вершине сопки Мохнатой, гляжу с высоты на окружающее пространство. Перед моим взором открылась великая красота природы. В этом молчаливом пространстве я почувствовал великую силу природы которая бодрит мою душу, как бы поднимает ее выше и восстанавливает чуть ослабевшие при подъеме на вершину силы. Я понял, что здесь нет безжизненной пусты ни, всюду бурно кипит жизнь. Я здесь на вершине один. Нет со мной ни Коти, ни Маши, а есть только друг и товарищ. Мне видно огромное пространство, которое на многие километры раскинулось далеко.
Вижу среди поля дорогу, по которой шли к сопке, вон далеко село, где мы были утром, за ним еще село, кругом села, везде живут люди, даже как говорят "у черта на куличках". Не забываемая картина на другой стороне красивая цепь гор поражает мое воображение. Вот передо мной возвышается красивая гора, а чуть дальше рядом примостилась маленькая круглая каменная сопочка. Чередуются и покрывают все видимое пространство горные вершины- великаны, между ними горные глубокие ущелья с клокочущими реками, далее прекрасные горные долины. Природа как будто нарочно сделала горы такими красивыми, чтобы этой красотой привлечь сюда людей.
Я увлекся рассмотрением пространства и красоты, Николай тоже ходил по другую сторону вершины и тоже что-то искал, рылся лопаткой. Я так был зачарован увиденным, что зимняя красота на туристической базе в январе показалась мне по-другому. Тут я даже не вспомнил красивых девушек, с которыми был знаком, ни о Коте, ни о Маше. Красота гор меня пленила больше, чем они.
- Может хватит собирать этих "Чертовых камней",-услышал голос друга?
- У меня уже около десятка есть, - отвечаю.
- Столько и у меня. Хватит для показа нашей хозяйке.
Было уже около часа дня. Можно было начать спуск по склону горы к подножию Мохнатой. Конечно, он бы занял около часа, чтобы потом выйти на уже знакомую нам дорогу, проходящей по пшеничному полю с нависшими над ней полуспелыми колосьями.
Находясь на самой вершине, я почувствовал дуновение западного ветерка. Посмотрел вдаль - еле видневшееся в начале подъема дальнее облачко стало больше, закрыв часть дальних гор.
- Давай спускаться вниз, - предложил другу. - Мне это облако не нравится.
- Оно далеко от нас. Чего бояться?- ответил мне. - Лучше давай перекусим. Я займусь содержанием вещмешка. Ты нарви дикого чеснока. Хороший будет у нас обед почти под самыми облаками. Не всегда же бывает такое удивительное счастье?
Я рвал чеснок. Друг нашел ровное место у расщелины, расстелил газеты, из рюкзака вытащил блины, пирожки, вареные яички, соль, бутылку портвейна, поставил стопки.
- Водички у нас маловато, - заметил он.
- Спустимся вниз. У подножья в речке нальем в бутылки.
Ели все выложенное с великим аппетитом. Ведь подъем на вершину потребовал наших сил. Теперь эти силы восстанавливались. Кушали, перекидывались впечатлениями осмотра вершины и подъема.
- Как пройдет наш спуск?- побеспокоился я.
- Обыкновенно, легче и быстрее, - утвердительно сказал друг. - Надо хоть часик отдохнуть перед началом спуска.
Я посмотрел вдаль. Облако уже разрослось в большую синюю тучу. Мне казалось, что оно приближается. Чуть усилился ветер.
- Надо идти вниз пока не поздно, - тревожился я.
- Туча пройдет мимо. Отдохнем, - настоял друг. - Успеем сойти!
Я не стал противиться. Лег с ним рядом в небольшой расщелине. К моему удивлению друг быстро захрапел. Я подумал: "Не дураки были первобытные люди, жившие в древности у подножия Мохнатой. Видимо дикий чеснок "вшивец" спасал их от страшной цынги. Они его рвали на вершине и употребляли в пищу... В войну пацаны приходили сюда всем селом, ...рвали, ...приносился домой, ...гоже ели, ...спасали зубы, ... от цинги, ... веки от усталости смежились, сомкнулись, я уснул...
...Страшный удар грома разбудил меня. Открыл глаза. Одежда на мне оказалась мокрой, хлестал дождь, шумел ветер.
- Николай, проснись!- начал тормошить его.
- Что надо?- спросил.
- Просыпайся, дождь и гроза начались.
- Как?
- Вот так. Я предлагал раньше начать спуск, с горы. Теперь опоздали.
- Пошли, - наконец дошло до сознания Николая.
Только хотели выйти с расщелины - сверкнула ослепительная молния, ударил оглушительный гром. Огненный столб молнии уперся в вершину сопки. Там в этом месте что-то сильно шкварчало, шипело, гудело. Это видение длилось несколько секунд.
Молния потухла. А то место, в которое она ударила, было раскалено до бела, на моих глазах стало краснеть, желтеть, тускнеть. Дождь по нему хлестал, клубы белого пара ветер гнал в сторону.
- Бежим!- кричу.
Но нас остановил очередной разряд молнии, но уже чуть дальше от нас. Все повторилось как в первый раз - удар, шипенье, шкварчание, клубы белого пара.
- Ну дает молния. Как с орудия стреляет, - сказал друг.
- Что ты говоришь?
Последовал очередной разряд молнии и удар грома. Молнию видел, разряд грома не слышал. В моих ушах и голове стояла настоящая тишина...
- Я оглох, - кричу другу и не услышал своего голоса, свалился на дно расщелины от очередного удара стихии...
Очнулся от тряски. Друг меня тряс, что есть силы, ладонями хлестал по щекам, на лицо и грудь лил горстями дождевую воду, бежавшую по дну расщелины...
- Очнись! Очнись!- кричал он.
Я еле- еле слышал его голос как будто в каком-то отдалении. Открыл веки.
- Наконец, привел тебя в чувство. Час битый тормошу тебя!
В моей памяти остались разряды молнии, удары грома, хлестание дождя. Очнулся - яркое солнце, чистое голубое небо, тишина. Весь мокрый.
- Вставай, походим по вершине, пока подсохнет одежда. Потом начнем спускаться вниз.
Я плохо понимал о чем говорил Николай.
- В самом деле поднимайся. Под собой собрал целую лужу воды!- кричал он.
- Можно попить?- спросил я.
- Не советую, грязная. Поднимайся.
Кое-как пришел в себя. Ходим по уже сухой голой вершине, смотрим:
- Вот сюда первый раз ударил разряд молнии, - сказал Николай. - Вот здесь образовался "чертов палец".
Я отошел в сторону, крикнул:
- Вижу второе место удара молнии. Второй "чертов палец"'. Может заберем их?
- Они еще горячие. Хватит нам тех, которые собрали до начала грозы...
Отмывая в реке от грязи одежду у подножия "Мохнатой", мне в голову пришла
мысль: "Все-таки мы испытали интереснейшее и неожиданное явление природы, о чем говорили раньше. Главное на себе выяснили, что древние люди действительно жили у подножья "Мохнатой"...
...К вечеру пришли на квартиру измученные, грязные, голодные.
- На кого вы похожие?- возмущалась Таня. - Сейчас же идите мойтесь. Приведите себя в порядок. Переоденьтесь. Поужинаем и пойдем все в Дом культуры смотреть новый художественный Фильм.
Мы не сопротивлялись...

Знакомство

Сидим за столом в летней кухне. Пьем чай с сушками и вареньем из яблок. Приятный вкус душистого напитка перемешивается с хрустом во рту сухих сушек. Каждый из нас троих занят своими мыслями.
- Пейте скорее чай, - неожиданно промолвила Таня.
- Как же тут поспешишь, когда он как кипяток, - недовольным голосом ответил Николай.
- Дуй на него, ложечкой помешивай, он быстрее остынет.
- Чай сейчас такой же горячий как ты!
- Не обжигаться же, да и куда спешить?
- Не опаздывать же на вечерний киносеанс в Доме культуры, - твердым голосом сказала Таня.
Вернее вечер еще в полном смысле не наступил. В небе ярко светило солнце. Кругом светло. На улицах с криками бегают и играют ребятишки, ходят люди, мирно пасутся телята. С громким чириканием перелетают с места на место стайки воробьев. За ними пристально следит под кустом большой серый кот, чтобы в удобный момент цапнуть воробья на ужин. Молодая кошечка с двумя котятами сидит на пороге квартиры, ожидая когда хозяйка нальет парного молока в блюдце и позовет к нему всю кошкину семью к еде.
- Пошли быстрей, скоро начнется вечерний фильм, - требовательно промолвила Таня, схватив в руки какой-то узелок.
- Зачем спешить? Не успеем что ли? - ворчал муж.
- Может нас уже ждут, а мы все дома!
- Кто это нас ждет?
- Не разговаривай. Пошли!
Идем по улице. Ни впереди, ни сзади нас никто не идет.
- То ли все уже в клубе, что не видно ни души, - промолвил Николай. - Может в самом деле нас уже ждут?
- Меня с тобой может и не ждут, а вот твоего друга могут ждать.
- Кто именно?
- Мало ли у нас в селе молодых красавиц? Как ты думаешь, Ваня?- с этим вопросом Таня обратилась ко мне.
- Определенного ничего не могу сказать. Было время, когда ждали, скучали , надеялись на свое счастье. На самом деле выяснилось обратное, как сказал один поэт:
Мы жадно пьем
Обманчивое счастье...
- Как это понимать? - спросила Таня, улыбаясь.
- Как услышала, так и понимай! Что тут не ясного, - сказал Николай. - Счастье, что птица - выпустишь ее из рук, уже не поймаешь!
- Так надо его крепче держать!- утвердительным голосом промолвила Таня.
- Счастье - философская категория понятия: одному счастье- другому несчастье.
- Не понимаю твою философию. Скажи, Ваня, как ты понимаешь?
Я не хотел отвечать со всей серьезностью, так как это был не сугубо научный разговор, а просто личные оценки услышанного.
- Было у меня одно счастье, да уплыло. После него второе появилось, уж думаю может принести несчастье уже не мне, а другим может быть уже ненависть.
- Я поняла, что у тебя уже была не одна, а две девушки. Но с ними произошла у тебя размолвка? Верно подметила?
- Может с третьей будет дело серьезнее, если друг друга полюбите? Не успел ничего ответить на ее вопрос, потому что с разговором подошли к крыльцу Дома культуры, на котором стояла статная, аккуратно красиво одетая в туфлях молодая девушка в круглой беретке на голове, она улыбалась, веселым голосом сказала: - Думала вы не придете! До начала сеанса остались минуты!
- Видишь, дорогая, успели, - с веселой улыбкой ответила Таня. - Тут же обратилась ко мне: это моя сестра. Знатная труженица. С успехом работает на современной технике. Можешь с ней познакомиться.
- Что ж, я не против, - подал ей руку. - Я друг вашего Николая, зови меня просто Иваном.
- Я Полина, по документам Пелогея.
- Вот и хорошо. Познакомились. Пошли в зал.
Раздался звонок. Заняли свободные места. Сидим все четверо в одном ряду. Рядом со мной Поля.
На экране замелькали титры. Фильм начался.
- Ты любить кино смотреть?- шепнул Поле.
- Конечно, - так же тихо ответила она.
- Какие больше всего любишь фильмы?
- Про любовь. Они всегда интересны.
- Сейчас смотрим фильм "Чапаев". Нравится тебе он или нет?
Моя собеседница некоторое время молчала, как бы собиралась с мыслями, чтобы дать ответ.
- Видишь, в фильме мало любви. Петька целует пулеметчицу Анку. Значит они любят друг друга. Это хорошо. Смотреть приятно и интересно.
- Что же тебе в фильме не нравится?- осторожно задал вопрос.
- Василий Иванович такой прекрасный человек- командир. Его слушают все бойцы, а вот ни с одной девушкой не встречается. Неужели он никого не любил?
- Зря ты так говоришь. У Чапаева была самая настоящая семья, дети.
- Ладно. Комиссар Клычков красавец, умница, прекраснейшей души человек. В фильме тоже никого не любит. Мне нравится Клычков, может ему тоже в любви не везло?
- Потише сидите, не разговаривайте, - тихо сказала Таня.
Замелькали на экране последние победные кадры дивизии Чапаева. Враг разгромлен...
- Что ты можешь в целом сказать о фильме?- тоже с осторожностью спросил у Поли.
-Жаль одна осталась пулеметчица Анька. Петька убит. Больше никого Анка не полюбила. Я не представляю, как она будет жить без любимого человека. Ведь война войной, а люди влюбляются друг в друга не смотря на то, что смерть за ними ходит по пятам, - ответила моя собеседница.
В зале вспыхнули ярким светом электрические лампочки. Мы вышли в фойе, стали у окна. Тут же толпились парни и девушки. Они обратили свое внимание на нас. Чтобы отвлечь их от меня и Полины Таня взяла узелок и стала его развязывать.
- Что это у тебя?- спросила Поля.
- Это как раз то, что тебе нужно. - серьезно промолвила Таня. - Это мои вязаные кружева. Я их сама вязала. Возьми их, как ты просила, посмотри, как они вяжутся. Что будет непонятно- спросишь у меня?
- Кто это рядом с Николаем стоит?- спросил толстый, мордатый парень, слова которого я услышал.
- Это приехал друг нашего Николая, - ответил худощавый парень.
- Видишь, наша Полечка уже завертелась возле него!
- Тебе завидно, что не с тобой?
- Я просто сказал.
- Может у них начинается серьезный роман?
- Начнут дружить друг с другом, что-ли?
- Обойдутся без тебя.
Полина взяла узелок с вязанием. Мы вышли из фойе на улицу подышать свежим воздухом. Тут же парни курили, а девушки чуть в сторонке о чем-то громко говорили. Заиграла музыка.
- Пошли потанцуем, - предложил Полине.
- Таня, вы будете танцевать, - спросила Полина у сестры.
- Можно и потанцевать, - ответила ей.
- Мы тоже потанцуем.
Я взял Полю и вместе с ней вошли в фойе и влились в общий танец...
Танцы закончились, когда уже было совсем некому танцевать. Вышли из фойе. По широкой улице, залитой ярким холодным лунным светом, идем в ночной тишине. Коля с Таней впереди, я с Полиной сзади. Месяц смотрел с неба на нас во все свои глаза сквозь густую листву деревьев, растущих у дороги, мирно отдыхало село в охлажденной ночной прохладе. Шли тихо, разговаривая. Конечно, в первые часы знакомства невозможно вести серьезные разговоры о предстоящей любви, дальнейшей жизни, об отношениях друг с другом, будущей нашей семье. Ограничивались в разговоре общими фразами, в которых больше фигурировали слова "да", "нет". Но я был доволен этим знакомством.
- Вот мы и дома, - веселым голосом промолвила Таня. - Пошли в комнату.
- Не стоит, - ответила Поля.
- Может у нас переночуешь, а завтра утром отсюда пойдешь на работу?
- Нет, мне же надо переодеться в рабочую одежду.
- Тогда посидите, на скамейке, поговорите и иди домой. Смотри, не опоздай на работу. - сказала Таня.
- Иван, Поле идти ночью до Орловки далеко, - сказал Николай. - Бери мой велосипед и увези ее до самого дома. Так будет вам обоим лучше!
- Спасибо за предложение, - сказал я.
Посадив Полину на раму велосипеда, поехали по дороге на Орловку. Она держалась за руль. Наши лица были друг возле друга. Горячее дыхание Поли встречный ветерок нес на мое лицо. Хотелось поцеловать ее, но это было бы настоящим безумием, чуть не сумасшедшим выпадом и нарушением всех норм морали. Перебрасываясь короткими фразами я крутил ногами педали, велосипед с каждым оборотом колес приближал нас к ее родному дому на Орловке.
- Вот я и дома!- сказала Поля, соскочив с рамы. Спасибо за доставку на твоем такси.
- Завтра встретимся?- спросил ее.
- От тебя будет все зависеть!
- Тогда до свиданья. Иди. Тебе завтра утром быть на работе!
Мы пожали друг другу руки. Но от поцелуев воздержались. Да и глупо было бы при первом знакомстве расточать ненужные поцелуи, чтобы не испортить начавшееся знакомство. Наум пришли слова:
Мы жадно пьем Обманчивое счастье. Оно то ясно, То в ненастье...
Пусть оно будет не обманчивым, а настоящим на всю жизнь.
На велосипеде тихо еду по дороге в Глинку. Ночь тиха, на небе звезды. Полная луна. Ночная прохлада. Вся дорога залита лунным светом. Ночная тишина невозмутимо царит над полями и спящим селом...

Женитьба

Я просто любуюсь летними днями с утра до вечера, радуется все живое, шевелится, движется. Теплая вода в реке течет и течет, уносит с собой всякую донную гниль, мертвых рыбешек, водоросли, чтобы вода не загнивалась и была всегда светлой, без запаха на радость малой рыбьей мелюзге.
Июньские дожди ливневые, но кратковременные. Вмиг на дорогах появляются большие грязные лужи. Через час они высыхают. С зеленых листьев вода смывает придорожную пыль. Природа благоухает.
Весело трепыхают крылышками разноцветные бабочки над кустами малины, чтобы полакомится сладким малиновым соком.
Сколько в летний период рождается молодых птенцов у ласточек, скворцов, перепелов, жаворонков. Жизнь развивается во всех своих формах. Люди радуются. влюбляются, родятся, чтобы прекрасно жить.
Мои встречи с Полиной проходили хорошо. Как-то Таня спросила меня:
- Нравится ли тебе Поля?
- Хорошая девушка. Умная, приветливая, - ответил ей.
- К себе домой приглашала?
- Говорила, что мама хочет видеть будущего зятя.
- Что же ты ответил?
- Как-то не хорошо набиваться в зятевья.
- Если любите друг друга, то рано или поздно придется показываться будущей теще. Таков закон жизни. Тут ничего другого не придумаешь, - сказала Таня.
При свиданиях я настолько привык к Полине, а она ко мне, что мы давно говорили друг другу - ты. Как-то однажды сидели вдвоем у ее дома на крылечке, она спросила:
- Ты меня любишь?
- Конечно люблю, - ответил.
- Тогда почему ни разу не попытался меня поцеловать?
- Просто стесняюсь. Да и неизвестно, как ты отнесешься к моему поцелую. Еще вмажешь мне хорошую пощечину - тогда хоть смейся, хоть плач.
- Неизвестно то, то неизвестно. Мама моя как-то спросила: "Кавалер твой за все время вашей дружбы хоть раз поцеловал тебя?
- Что же ты ответила?
- Даже не пытался.
- Или он очень серьезный, может стесняется, - сказала матушка. - Когда же вы думаете жениться? Я ей ответила, что такого разговора у нас еще не было.
- Это плохо. В конце концов ваша дружба может лопнуть. На самом деле тебе уже надо выходить замуж, а ему жениться. Тут надо уже находить одно общее решение.
Этот разговор с Полиной насторожил. О нем я вспомнил днем, потом вечером, даже тогда, когда ночью на велосипеде возил Полю домой в Орловку, которую она называла "забытым богом местом" или точнее: "живу у черта на куличках" из-за отдаленности от большого села Глинки.
Мне казалось я с Полиной на свиданиях переговорили обо всем: кто ее родители, где работают, как училась в училище, нравится ли ей работа. В долгу не оставалась и она:
- Расскажи о своей маме, семье, родных?- поинтересовалась на очередном свидании.
Собственно интересного нет, - начал я свой рассказ. - Отец умер, мама работает, две сестры дома с ней, обе учатся. Я здесь возле тебя. Есть у меня еще сестра и два брата, но они с нами не живут.
- Где же они находятся?
- В городе Фрунзе в детских домах.
- Как они туда попали?
- От голода уезжали, да там и остались. Живут там уже пятый год.
- Письма хоть пишите друг другу?
- Что письма дадут- надо за ними ехать, но некому. Про других родственников говорить нет смысла. У них своих дел по горло...
Шла середина июля. В природе все благоухало. В море солнечных лучей на ветвях созревают плоды вишен, яблок, на грядках красная клубника малина, пышно красиво цветет в огородах красный мак. Все крыльцо обвили плети винограда, потому на крыльце всегда прохладно.
Сидим втроем в тени.
- Когда думаете ехать в ЗАГС, - спросила Таня. - Может пришло время сходиться и жить?
- Полине не хочется бросать работу, - сказал я. - Как раз пошла хорошая заработная плата.
- Почему тебя интересует вопрос молодых?- спросил муж.
- Потому что ты должен первого августа быть на новой работе в районе. Иван должен принять твою школу. Нашу квартиру могут отдать другим, а она как раз подходит для него с Полей.
- Что ты предлагаешь?
- Надо зарегистрировать их брак, чтобы Иван привел жену в нашу квартиру.
- Дельное предложение. Только как его ускорить?
- Нужно согласие Ивана и Поли на заключение и регистрацию брака. Чем раньше, тем лучше.
Оба обратились ко мне.
- Ты согласен жениться на Поле? Если да, то я завтра переговорю с сестрой? На этой неделе надо побывать в ЗАГСе.
- Раз дело обстоит так, то придется согласиться и расписаться, - ответил я.
- Вот и договорились.
- Может твоя сестрица не согласится на заключение брака?- неожиданно промолвил Николай. - Скажет договорились за моей спиной, не спросив меня?
- Тогда нечего зря проводить время, не надо устраивать никаких свиданий, - резким голосом промолвила Таня. - Какого же ей еще надо мужа?
- Твоя сестра, ты и говори с ней.
После этого разговора прошло несколько дней. Дни были жаркие, не в смысле от солнечных лучей, а от многочисленных дел, которые встали на пути заключения законного брака. Потребовалось найти массу документов на меня и Полину. Хорошо, что добровольными помощниками были Николай и Таня Акимовы.
В конце июля законный брак в ЗАГСЕ был оформлен. Моя жена перестала носить свою фамилию Рекунова, а стала теперь Каретина Полина. Вопрос о свадьбе отложили на осень. Теперь я и Полина считались как муж и жена в законном порядке.
Это сложилось на основе любовных отношений между нами со взаимного согласия. В любви моя жена оказалась очень нежной во всех чувствах души. В ее характере всегда присутствовали мягкость, ласка, внимание, как раз те качества, которые нужны в созданной нами себе семье.
Жизнь требовала решения дальнейших вопросов, которые были неотложные по своей значимости и срокам. Мой отпуск кончался, как и Николая. Мы сели на утренний рейсовый автобус, поехали в райцентр. Заведующий райОНО вручил мне приказ на прием школы Николая Акимова, а его оставили для работы в РОНО.
Вышли из кабинета, думаем:
- Что будем делать?- спросил я.
- Ясное дело: ты вселяешься в мою квартиру, я перевожусь в район. Другое решение нам не нужно.
- Это будет завтра, - сказал другу. - Пока есть время я съезжу на свою квартиру в Талицу. Соберу все свои вещи в чемоданы.
- Теперь все надо свозить в одно место.
- В таком случае я иду на автостанцию. До прихода автобуса осталось ждать чуть менее часа. До свиданья!
- Всего доброго, - пожелал друг...
В автобусе на Талину я ехал со знакомыми ребятами.
- Что-то, Иван Петрович, тебя долго не было видно в селе?- спросил Ершов, круглолицый, с золотой коронкой на зубе.
- Находился в отпуске, - ответил ему.
- Наверно в Москве или Сочи отдыхал?
- Хороших мест много и у нас. Зачем ехать за тридевять земель. В Глинке был у товарища.
- Хорошее место, бывал там не раз.
- Какие новости есть в селе?
- Особых нет. Разве с армии пришел муж Марии Ивановны домой. Хвалится всем - служил в Германии, в самом Берлине. Ему верить-то нельзя - может в самом деле там был, а может только похваляется,
Автобус остановился, я вылез из салона и пошел по дороге к своей квартире. Знакомая улица, знакомые дома, жители, соседи. Как будто я никуда не уезжал. При встрече все здороваются, приветствуют меня, спрашивают:
- Когда приехал? - Где был?
- Почему так долго не показывался?
Подхожу к своей квартире. Штакетная ограда, ворота, калитка, двор, деревянное крыльцо заросли диким чертополохом.
- Без хозяина - дом сирота, - промолвил и стал ключом открывать замок у двери. Машинально посмотрел на почтовый ящик. В нем была масса нашей районной газеты "За изобилие". Среди газет письмо от мамы.
Вынув почту из ящика, вошел в квартиру. Сразу почувствовал запах прели, так как никто дверь и окна не открывал. Оставив дверь открытой, чтобы выветрился застоялый воздух, щелкнул выключателем - вспыхнул свет. Вся комната озарилась ярким электрическим светом. Читаю долгожданное письмо от мамы: "Здравствуй, сынок. Получили от тебя письмо и деньги по почтовому переводу. Спасибо, сынок...
Дома у нас все нормально, все живы, здоровы...
Меня возили в роддом в Россошь. Оттуда привезла моего сыночка, а твоего братика. Назвали его Витею... Такой спокойный парнишка. Девочки таскают его на руках...
Внизу короткая приписка: "Котя как уехала из дому, так ни слуху, ни духу от нее нет...".
- Это хорошо, что родился брат - больше будет родственников, - промолвил вслух.
Стал просматривать районную газету. Из нее выпал конверт и упал на пол.
- Еще одно письмо, - сказал с радости. - От Нины.
Отозвалась сестрица из далекого города Фрунзе. Раскрываю и с радостью читаю:"Привет из Панфиловки. Во-первых строках своего письма сообщаю, что я жива и здорова, чего желаю и вам.
Я учусь в восьмом классе. Результаты за первую четверть напишу в следующем письме после каникул. Наш детдом готовится к празднику, нет свободного времени ни одной минуты, чтобы написать письмо...
Ваня, помогай маме, а то ей трудно. Катя учится, а маме трудно учить ее. Прошу пожалуйста пошли ей денег сколько сможешь.
Как хочется увидеть тебя. Часто вспоминаю, когда жили дома, ты учил уроки. Мамы дома нет. А мы, малышата - я, Вася, Коля бегаем, мешаем тебе. Ты выгонишь из комнаты и учишь уроки.
Опиши, как ты живешь, как живет Поля. Вышли пожалуйста фотографию себя, а то может не придется увидится.
Скорей бы кончить десять классов, а там кончить институт. Приехать до тебя, до мамы. Увидеть всех! Всех!
Мама обещает приехать в наш детдом.
Ваня, пиши письма мне и Васе. Помогай маме. До свиданья. Твоя сестра Нина. Панфиловский детдом".
Прочитав письма, промолвил:
- Такой душевной радости я еще не испытывал. Словно могучие, сильные кры¬лья меня подняли на большую высоту выше облаков, чтобы я посмотрел, как моя радость разливается по всей земле, докаталась до Фрунзе и поплыла еще дальше в неведомые мне края. Зов родной крови звал меня на встречу с Ниной, Васей, Колей...
Намаявшись за день поездками, я выключил лампочки, лег на койку и уснул богатырским сном.
...Утром рано проснулся. Все свои вещи и книги собрал и с двумя чемоданами пошел по утренней прохладе к автобусной остановке. К великому моему изумлению среди ожидающих автобус увидел Марию Ивановну в белом ситцевом платочке на голове. Подошел к ней.
- Далеко хотишь уехать? - спросила меня.
- Домой к жене, - ответил.
-Такты женился?
- Конечно.
- Как я тебя любила!- и слезы закапали с глаз. Она вытащила беленький платочек из кармана, вытерла слезы.
- Как я тебя ждала! Ты пошел на повышение, стал директором школы. Квартиру дали?- спросила у меня.
- Ключ в кармане. Жена дома.
Подошел автобус. Сели. Поехали. Маша всю дорогу до районного центра молчала. Не глядела на меня. При выходе из салона даже не сказала до свидания или прощай.

Семейный разговор

Жизнь не стоит на месте, иначе бы она перестала существовать во всех своих видимых и невидимых нам формах. Она медленно, но настойчиво продвигается вперед независимо от нашего сознания, желания, конкретных условий существования. Старое в жизни отмирает- новое появляется уже в обновленном виде и стремлении к жизни.
Вне нашего сознания, тем более желания наша планета Земля вращается вокруг своей оси, ночь сменяется днем, зима- весною, лето- осенью. Идет по кругу. Река не стоит на месте, весь год медленно течет и течет по своему руслу. В одном месте моет крутой берег, намытую породу уносит по своему течению, а потом заиливает ею большие пространства в низинах, образуя новый берег, новое русло. Этот процесс жизнедеятельности идет в природе бесконечно помимо нашей воли.
Такие же проявления своеобразных форм жизни мы видим в человеческом обществе. Оно прошло длительную жизнь своего преобразования от дикого состояния до современной цивилизованной жизни через различные ступени жизнедеятельности до настоящей нормальной человеческой семьи, создающейся по современным законам на основании добровольного согласия мужчин и женщин. Это согласие возникает на основе любовных отношений между молодыми людьми. Это тоже жизнь в своеобразной форме. Они, как река, размывает и намывает берега, так и любовные отношения то возникают, то распадаются. Эти отношения взаимодействия и противодействия влияют на дальнейшую семейную жизнь молодых людей в конкретной ситуации. Образование и распад семей неминуем и зависит от условий, в которых они оказывается, где в немалую роль играет человеческое сознание.
Сознание не только биологическое явление, но оно еще есть философская категория. По этому вопросу уже написаны горы бумаги, тысячи поэм и романов, где в той или иной форме рассматриваются взаимоотношения между героями положительных и отрицательных типов. Законы природы в одинаковой степени действуют на людей: старые уходят - дают дорогу молодым, чтобы устраивали свою личную жизнь по любви и дружбе между собой. Последние строки можно отнести ко мне, так как в них говорится о личной жизни после заключения брака...
Вечером приехал домой. Меня с радостью встретила Полина.
- Думала не приедешь, - сказала она.
- Почему так беспокоилась?- спросил ее.
- Не могла придумать, где я могла бы ночевать: у Акимовых или идти в Орловку к маме?
- Николай приехал с работы?
- Не только приехал, а пригнал машину, сложили все вещи, уехал на новую квартиру. Мне от дома оставил ключ.
- Вот и хорошо. Здесь заночуем. Привез целую сумку продуктов. На ужин можно поджарить колбасу с яичками.
- Тогда незачем мне идти в Орловку.
- Вопрос решен.
Село Орловка возникло еще в конце двадцатых годов прошлого века на большой дороге между селами Грязнухой и Никольском. В селе было более десятка добротных крестовых домов. Тут же были загоны для скота, прекрасный выгон для телят, овец, свиней. На солнечной стороне села протекала река с сильно заболоченными берегами. Через эту речку был построен деревянный мост для проезжающих из Грязнухи в Никольск и с Никольска в Грязнуху. В период весенней распутицы это была единственная проезжая дорога, проходившая через Орловку. В одном из крайних домов на западной стороне села стоял крестовый дом под железной крышей. В нем жила мать Полины с дочерьми. К этому дому до ЗАГСа несколько раз привозил на велосипеде Полину. Сегодня надобность быть в Орловке отпадала. Мы были в своей квартире.
Наступил вечер. Солнце хотя еще не село за высокую Никольскую гору, но чувствовалась прохлада. Жара заметно спала. Ни пенье петухов, ни лая собак, ни блеяния овец были не слышны. Зато на кухне Полина гремели кастрюлями, сковородкам, ведром, по комнате разносился густой запах жареной на яичках и луке колбасы, шипел кипящий самовар с дребезжащей от пара крышкой.
- Ужин готов!- крикнула мне Полина.
- Иду! - ответил ей.
Мне стало интересно сидеть с Полиной- теперь уже с законной женой До этого я всегда в Талице ужинал один, у Акимовых втроем. Я смотрел на приготовленный ужин и обратил внимание на то, что его Полина быстро приготовила, красиво нарезала колбасу, лук, ломти нарезанного хлеба. Самое главное заключалось в том, что Полина ни разу не позвала меня на совет или помощь в приготовлении ужина. Она сама отлично со всем справилась. Все же я задал вопрос:
- Ты все жареное солила?
- Не забыла, - ответила мне.
- Кто это тебя учил так прекрасно готовить?
- Мама и бабушка на что? У них научилась.
Между прочим в голову пришла мысль: моя мама прекрасно готовила, я перенял ее искусство, но в полной мере его не использовал, так как не было большой необходимости. Искусство в приготовлении блюд на обед я никогда не наблюдал у Коти и у Марии Ивановны - Маши.
После ужина сидим на диване.
- Ты хотя бы рассказал, как съездил в Талицу на свою бывшую квартиру - спросила жена.
- Обыкновенно - туда и обратно на автобусе.
- Видел хоть кого-нибудь?
- Собственно там смотреть было некого и нечего, село как село.
- Квартиру кто занимал?
- Никому не отдавал. Все в ней сохранилось, как оставлял. Только двор весь чертополохом зарос. Даже в почтовый ящик никто не заглядывал. Из него забрал все газеты и два письма.
- Покажи письма. От кого пришли?
- От мамы и сестры Нины.
- Это из детского дома. Бери, прочитай!
- Нет, ты читай, я послушаю.
- Письма всегда приносили людям двойное размышление - радость и грусть. Ведь они для этого пишутся как наиболее доступное средство связи. То, что одни приходят во время, другие с запозданием не имеет значения за исключением сообщения о смерти или свадьбе. С остальными случаями можно примириться и подождать, в экстренных случаях использовать телеграммы.
Сначала прочитал письмо от мамы. Полина спросила:
- Так у тебя брат Витя появился?
- Как видишь. Надо радоваться.
- У меня нет братца, одни сестры.
- Брат - все-таки мужик, хозяин.
Второе письмо от Нины Полина слушала очень внимательно, не перебивала. После спросила:
- Далеко этот город Фрунзе находится?
- В Средней Азии где-то не далеко от Ташкента.
- Я все равно там не была. Не знаю ничего. Конечно это не дело- при родной матери дети в детском доме живут.
- Что же поделаешь, раз так получилось.
- Надо забрать всех и домой привезти, чтобы все жили в одной семье.
- Вот мы вдвоем год хорошо поработаем, накопим денег, съездим за ними.
- Согласна. Только почему Нина не написала, в каком месте брат Василий живет?
- Наверно забыла. А находятся он в Военно- Антоновском детском доме.
- Про брата Николая тоже ни одной строчки не написала.
- Она могла не знать, что он оказался в селе Беловодское. Там совхоз.
- Как он туда попал?
- Кто-то взял его в свою семью.
- У тебя адрес этой семьи есть?
- В том то и дело, что нет.
- Плохо. Надо искать. Надо обратиться в Красный Крест!
- Будем стараться. Но сколько это пройдет времени пока всех соберем.
- Сколько бы ни прошло - всех надо собрать. Письмо Нины жалобно написано, беспокоится о маме, как-то за сердце жалость берет.
В этот вечер у меня с женой состоялся серьезный семейный разговор, о котором мама, конечно, ничего не знала...
...На повестке дня стоял вопрос о проведении нашей свадьбы. Эту заботу взяла на себя моя теща Анна Фроловна. Ведь я был у нее первый зять.
Жизнь теперь пошла по новому руслу.

Свадьба

Всякое значительное событие в жизни человека имеет свое начало. Независимо когда оно наступило, но потом все более как бы улаживается, существует независимо от посторонних событий, происходящих рядом, которые тоже возникают, потом пропадают на некоторое время или навсегда, оставив после своего существования лишь одни воспоминания в большей или меньшей мере.
Для меня в жизни значительным началом была женитьба на прекрасной девушке, которую я полюбил и она меня тоже. Всякое начало в каком бы состоянии они не зародилось, дает начало поступательному движению и развитию семейных отношений, в которых участвует муж и жена, как основа новой семьи. Конечно, в этом процессе нельзя оставлять без внимания к образовавшейся семье родителей со стороны мужа и жены. Именно они движут началом, чтобы оно получило определенное направление в дальнейшей жизни молодых людей.
Такое начало для меня и жены началось с заключения брака. Раз брак заключен о нем должны знать родители обоих сторон молодых, первой узнала мамаша Полины Анна Фроловна, солдатка, муж которой Иван Иванович погиб смертью храбрых в бою под Черниговом еще в сорок первом году. Как-то состоялся разговор:
- Мама, как мы будем играть свадьбу?- спросила Поля.
- Прежде чем играть, надо к ней готовиться, - отвечала Анна Фроловна.
Это была женщина среднего роста, круглолицая, со строгими чертами лица, ровными бровями, розовыми щеками, лоб прорезала заметная небольшая морщина. Я смотрел на нее, потом на Полину - как они похожи лицом друг на друга, даже схожие голосами во время разговора, только у Анны Фроловны голос чуть грубее, у Полины звонче и мелодичнее.
- Я знаю с чего начинать, - сказала Полина.
- Всю подготовку к проведению свадьбы я беру на себя. Ты, доченька, будешь мне помогать.
- В какое время лучше играть свадьбу?
- Можно в ноябре, когда все работы в поле будут закончены, можно под Новый год под праздники Рождества Христова.
- Кого будем звать?
- Это уж сами молодые решают кого пригласить, чтобы было весело.
Гармониста в первую очередь. Какая же это свадьба без русской гармонии
в нашей Сибири?
- Еще кого?
- Ездовых на свадебные тройки с колокольчиками под дугами лошадей. Посетить всех родственников по домам и пригласить их. Как же без них. Жаль, что нет в живых твоего отца и Ваниного. Придется кого-то приглашать на роль посаженных отцов. Лучше играть свадьбы летом на свежем воздухе, крутом простор, тепло, цветы, столы можно во дворах поставить и над ними брезент натянуть, чтобы все гости в тени сидели и там их угощать.
- Нет, мама, до лета не будем ждать.
- Тогда сами решайте, когда играть.
Полина посмотрела на меня, спросила:
- Как ты, Ваня, думаешь, когда нам лучше сыграть нашу свадьбу?
- По-моему вы уже назвали сроки.
- Может на Новый год? Мы же начинаем новую жизнь, - сказала Полина.
- Я не против.
- Мама, ты согласна на Новый год?
Анна Фроловна помолчала, подумала, посмотрела на нас, промолвила:
- Смотрю на обоих вас - сидите как голубята, милые, хорошие. Хочется мне, чтобы вы всю жизнь прожили хорошо, как я со своим Иваном Ивановичем. Будь по-вашему: свадьбу сыграем на Новый год.
- Мамочка, дорогая моя. - с радостью промолвила Полина, соскочила со стула, бросилась обнимать за шею свою мать и начала целовать ее в розовые щеки. Какая же ты у меня хорошая!
- Ты тоже должна быть хорошая у мужа. Он теперь твой хозяин. Слушайся его! А свадьбу сыграем не хуже, чем у людей. Желательно, чтобы сваты тоже приехали с Россоши к нам на свадьбу сына.
- Сегодня Ваня напишет маме письмо, чтобы она знала о сроке нашей свадьбы.
- Обязательно напишу, - заверил я тещу.
В тот же вечер вдвоем написали письмо моей матушке: "Здравствуй мама. Спасибо за письма. Рад, что у меня появился брат Витя. Пусть растет...
Сообщаю тебе новость - я женился. Жену зовут Полина. Мы уже зарегистрировали наш брак. Теперь я муж - Полина моя жена...
Свадьба состоится на Новый год. Приглашаем тебя приехать к нам в гости, познакомишься со сватьей Анной Фроловной, моей женой Полиной, побудешь на нашей свадьбе. Обязательно приезжай. Живем мыв хорошем доме. На вид наш дом красивый, есть сад, огород. Все крыльцо летом увито стеблями винограда. Всегда прохлада от тени. С окна видна широкая река, где мы ловим рыбу, летом купаемся, зимой катаемся на коньках. Мимо нашего дома проходит дорога до районного центpa. Так что когда приедешь к нам, то обязательно встретим тебя. Дай только мне телеграмму...".
Утром я унес письмо на почту и в этот же день оно ушло по назначению...
Подготовка к свадьбе оказывается не легкое дело. Смотрю на жену. Она работает на своем производстве у огромного двигателя, приводящего в движение и работу всего механизма по переработке зерна. Домой приходит усталая. Сразу спрашивает:
- Ты был у Акимовых?
- Быть не был, а разговаривал с Николаем по телефону.
- Что сказал?
- Обязательно приедут на свадьбу.
- Ходил к Рекуновым?
- Конечно. Они уже готовятся к нашей свадьбе. Пока отказов нет. Все собираются придти к нам в указанный срок. Лишь бы ничего не случилось
- Что может случиться?- спросила Полина.
- Может и не случится, но ко всему должны быть готовы.
В дни, когда производство не работало по разным причинам, Полина непременно бывает у матери и занимается с ней подготовкой к свадьбе. К некоторым делам она подключила меня. Тогда дело у нас пошло быстрее, Чаще всего мне доверяли ремонт деревянных логушков для приготовления в них хлебного кваса, для хранения сусла из пророщенной ржи для приготовления хмельного пива. С этими делами я справлялся без задержки, устранял малейшие течи.
- Хорошо отремонтировал логушок под пиво, - говорила теща. - Вода простояла всю ночь, ни одна капля не упала на стол.
Анна Фроловна иногда напоминала:
- Посмотрел бы ты, зятек, на скамейки. Стульев для всех гостей не хватит, придется садить на лавки, а у них ножки болтаются.
- Это не трудно сделать, - отвечаю ей и принимался за дело.
Моя работа по сравнению с работой Полины была незаметная. А вот ее работа для меня непостижима. Весь целый день крутится, вертится, бегает, чем-то гремит. Ни на минуту нет отдыха.
Наблюдая за ее неутомимой деятельностью, я думал:"Вот настало время, когда уже некогда думать о любви, встречах, свиданиях. Тут же задумывался, как войти в рамки семейной жизни, чем мне придется заниматься, когда приду со своей работы домой, чем наполнить интересным нашу домашнюю жизнь, какое взять направление в ней, когда у нас появятся дети, а они обязательно будут, хотя до них еще далеко.
Этими и другими не менее важными вопросами меня тревожили ежедневно, когда я смотрел на жену, сколько всяких дел она делает за день как сильно устает.
- Женушка моя, ты хотя бы отдохнула хоть немного, - говорил ей, обнимая за плечи.
- Кто все женские дела за меня будет делать?- отвечала мне.
- Говори мне. Что могу - помогу.
- У тебя все получится так, как тупым топором обтесывают столб. В моих руках нужна нежная, ловкая женская рука, а не твоя топорная работа.
- Не буду спорить и доказывать. Ты права.
От моего внимания ничего не ускользало. Как ловко она замешивает тесто, печет сладкие пирожки, каральки. Одни блины требуют большой сноровки и искусства, чтобы получились тонкими, румяными.
Мне казалось, что Полина все делает правильно, хорошо, прекрасно. Но время от времени приходила к нам теща Анна Фроловна, начинала разговор о свадьбе, просматривала все приготовления, сделанные дочерью, хмурила брови, говорила:
- Надо было сделать не так, как ты сделала. Тесто перестояло, перекисло, потому у него слабый подъем, пироги долго сидят.
- Закручиваюсь, забываю, - оправдывалась дочь.
- Обо всем надо помнить, все надо видеть и вовремя сажать в горячую печь.
- Учту твои замечания, - говорила маме.
Природа ничем не обидела Полину, наградив ее прекрасным умом и великолепной волей. Она многое видела в деле, угадывала последствия, упорно присматривалась к жизни, прислушивалась к полезным советам, понимая, что все приобретенное потребуется в жизни. Как-то однажды сказала:
- Одни дают полезные советы, а другие по математической формуле четыре "С"- два "П", - лишь бы что-либо брякнуть!
- Как это понимать такую формулу?
- Просто: четыре стены, два пола (пол и потолок). Это же все на смех курам!
Все эти наблюдения приводили к тому, что приходилось немного умалять активность ее натуры, вызываемою молодостью, вводить некоторые порывы в определенные рамки поведения современных женщин, чтобы у нее получилось ежедневное плавное течение семейной жизни с ее беспокойным умом. Унимать кое в чем или возбуждать. На мои замечания Полина не обижалась, наоборот, радовалась, что поняла их смысл, что впредь не допускать неприятностей и не повторять.
Шли дни интенсивной подготовки к проведению свадьбы.
Это было нелегкое дело, а теперь лично убедился в том, что оно было и ответственное за судьбу молодоженов в жизни.
Как-то очень отдаленным воспоминанием в моей памяти остались дни, кода дружил с Котей, Марией Ивановной. Котя беспокоилась о свадьбе, чтобы я быстрее на ней женился. Но никогда не слышал с ее уст, как готовиться к свадьбе, сколько она станет родителям, что требуется для ее проведения. Ничего не слышал от Марии Ивановны - она была уже замужем, - но намекала стать моей женой и ничего более.
На самом деле проведение свадьбы - это ответственное дело, требующее неимоверных затрат человеческой энергии, труда, средств, душевной воли, напряженности, проведения, чтобы все присутствующие остались довольными, а у молодоженов на всю жизнь осталось приятное воспоминание о их молодости и свадьбе...
Кончался месяц декабрь. Шли последние дни уходящего года. Все больше и больше меня тревожила мысль - получила ли мама письмо с приглашением на свадьбу. За два дня до окончания декабря я пошел на почту.
- Мне должна быть телеграмма, - спросил у оператора.
- Никакой телеграммы на твое имя не получали. Я вас поздравляю с Наступающим Новым годом без всякой телеграммы. Доволен?
- Спасибо. Мне нужна телеграмма.
- Придет, принесем домой!
- Может есть мне письмо?
- Все вчерашние письма успели утром отправить по адресам. Тебе не было. Это я точно знаю.
- Зря я к вам пришел.
- Если не торопишься, то подожди с полчаса. Приедет машина, может что придет в твой адрес?
- Машина точно прядет?
- Время уже на исходе. Вот-вот может появиться, - с улыбочкой сказал оператор. - Жди!
Я посмотрел на часы. Было десять часов тридцать минут. До одиннадцати оставалось тридцать минут.
- Ладно, подожду. Чем черт не шутит, когда боги спят.
- Вот и хорошо, - сказал оператор.
Я вышел на улицу. Чтобы как-то убить время пошел в магазин. В этот предновогодний день в него шли покупать товары. За прилавком работала молодая с веселыми глазами, бойкая, говорливая девушка. Она быстро обслужила покупателя, спросила:
- Вам что подать?
- Килограмм шоколадных конфет, - попросила бабушка. - Внукам раздам в подарок.
Положила мешочек на весы, промолвила;
- Бери, бабуля. Пересчитай сдачу!
- Молодец девушка, бойко у нее идет работа, - подумал о ней.
Мимо магазина прогудела машина. Я вышел, посмотрел. Да это та самая машина, но уже стоит у здания почты.
Предновогодняя почта оказалась большой - два мешка писем, бандеролей, газет, журналов. Более десятка посылок. Долго шел прием, а еще дольше разборка. Я смотрел на работников почты и терпеливо, как никогда раньше до этого дня, ждал, когда обработают почтовым штемпелем все письма. Поставили штамп на последнем конверте. Оператор посмотрел на меня, промолвил: - Тебе нет ничего, извини, задержала зря. Может завтра в последний день придет.
Я негодовал, думал, почему же мама до сего дня молчит? Неужели что-либо случилось? Хотел идти, но резко зазвенел телефон. Оператор подняла трубку, посмотрела на меня. Из трубки донесся громкий женский голос:
- Примите телеграмму!
Направился к выходу, но оператор, не отрывая трубку от уха, записывала какой-то текст.
- Радуйся и тут же огорчайся. Тебе телеграмма. Распишись в получении.
С радостью читаю: "На свадьбу не приеду. Болею. Прими наше поздравление. Привет Поле, сватье Анне Фроловне.
Мама, сестры".
Действительно радость и огорчение. Что ж, думал я, в жизни все случается Хорошо, что телеграмма успела придти до начала свадьбы.
Дома Полина спросила:
- Куда ходил?
- Был на почте. Получил телеграмму от мамы.
- Скорее читай!
- Радуйся и огорчайся.
- Почему?
- Возьми, прочитай!- подал ей бланк. Прочитав, спросила:
- Как же теперь быть?
- Обыкновенно. Свадьбу уже нельзя откладывать...
...Три дня гремела наша свадьба по-сибирски. Все приглашенные гости явились. Первыми пришли Николай и Таня Акимовы, за ними родственники Ретуно- вы и остальные дорогие нам гости. Молодых подвезли на разукрашенной тройке лошадей под звон колокольчиков под дугами, разукрашенными шелковыми лентами. Вторая тройка привезла посажанных отцов, гармониста. Все гости сели за столы. Я и моя Полина были во всеобщем внимании, требовали под возгласы "'горько" поцелуев. Приходилось целоваться. Таков обычай. Нарушать его нельзя и никому не позволено...
Подвыпившие гости после блинов весело пели. Первыми запели под гармошку женщины:
Роспрягайте, хлопцы коней
Дай лятайте спочивать.
А я выйду в сад зеленый,
В сад крыныченьку копать...
От женщин не отстали мужчины, громко запели:
Из-за острова на стрежень.
На простор речной волны,
Выплывают расписные
Стеньки Разина челны...
К мужскому хору присоединились голоса женщин. Общим хром продолжили:
На переднем Стенька Разин Обнявшись с княжной сидит, Свадьбу новую справляет, Сам веселый и хмельной...
На свадьбе я познакомился ближе со своими родственниками, бывшими солдатами первой мировой войны, участниками гражданской войны, многочисленными участниками Великой Отечественной войны сорок первого и сорок пятого годов, награжденными за храбрость, смелость, отвагу, мужество и боевые подвиги на всех фронтах от Мурманска до Чёрного морей боевыми орденами и медалями за защиту Отечества от фашистских захватчиков.
Я слушал рассказы бывалых солдат-сибиряков, как они сражались против гитлеровцев под Москвой, Сталинградом, на Курской дуге, при прорыве фашистского окружения под Ленинградом, при взятии Берлина. Рассказывали с такими подробностями, что я нигде не встречал в сводках Информбюро. "Но ведь невозможно было в сводках все передавать точно, как проходили бои и какие боевые подвиги совершали солдаты"- сказал Алексей.
Слушая их рассказы, я мысленно вновь почувствовал на себе прошедшее эхо минувшей войны.
Гости выпили по стопке водки, закусили. Опять начались разговоры. — Хватит говорить и вспоминать о войне. Давайте споем нашу сибирскую песню, - сказал Гриша Симаков.
- Вот ты и начинай, - сказал Колпанов:
По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах.
Мужской хор дружно подхватил второй куплет?
На нем рубашонка худая
Со множеством разных заплат.
Шапчонка на нем арестанта,
Серый тюремный халат.
Бежал из тюрьмы темной ночью,
В тюрьме он за правду сидел.
Идти дальше нет уже мочи-
Пред ним расстилался Байкал.
В дальнейшее исполнена песни включились все гости:
Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбацкую лодку берет
Грустную песню заводит,
Про родину что-то поет...
Бродяга Байкал переехал,
Навстречу родимая мать. - Ах, здравствуй, ах, здравствуй родная. Здоров ли отец и мой брат? Отец твой давно уж в могиле. Землею присыпан, лежит, А брат твой в далекой Сибири, Давно кандалами гремит...
- Может споем "Варяг"? - предложил Воропаев:
Наверх, вы товарищи, все по местам!
Последний парад наступает.
Врагу не сдается наш гордый "Варяг",
Пощады никто не желает.
Врагу не сдается наш гордый "Варяг",
Пощады никто не желает...
Как прекрасно звучала эта героическая песня в совместном мужском и женском исполнении о героической битве российских матросов, сражавшихся против целой японской императорской эскадры. Такого героического сражения на море не вел ни один военный корабль с целой эскадрой ни один корабль Англии, Франции. Германии, Америки.
Гости, охваченные патриотическим духом и геройством российских матросов, все до единого одновременно запели:
Не скажет ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага.
Лишь волны морские прославят в веках
Геройскую гибель "Варяга".
Лишь волны морские прославят в веках
Геройскую гибель "Варяга".
Надо отдать должное прекрасному гармонисту Ивану Бородину- свату, который своей замечательной музыкой и исполнением вел за собой мелодию "Варяга". С особым музыкальным приемом с большим воодушевлением играл последние строки каждого куплета в особенности:
Лишь волны морские прославят в веках
Геройскую гибель "Варяга". Женщины пошли плясать под гармошку Бородина. Как лихо у них получалось - пели частушки и тут же плясали. От пляски не удержалась моя Полина. Она подошла ко мне, промолвила:
- Разреши мне с ними сплясать. Страсть соскучилась!
- Есть желание - спляши.
К ней подключилась сестра Таня Акимова. Две сестры так отплясывали краковяк. что так бы смотрел и смотрел на исполнение этот веселого танца.
Женщины танцевали, гармонист Иван Бородин, обливаясь потом, усердно играл на гармошке, чтобы не прервать ни одного танца. Зал наполнен музыкой и танцами.
В другой комнате мужчины пропустили еще по стопочке водки, а кто вина, вели разговор между собою каждый о своих воспоминаниях прошлого.
- Хватит вести пустые теперь разговоры. Давайте споем про нашу боевую молодость, - сказал Воропаев.
- Начинай, мы подтянем, - промолвил Гриша.
Дымилась роща под горою.
И вместе с ней горел закат, - запел Василий.
Нас оставалось только трое
Из восемнадцати ребят, - подтянул Симаков.
Как много их друзей хороших
Лежать осталось в темноте-
У незнакомого поселка,
На безымянной высоте...
Бывших фронтовиков песня задела за живое. Они хором стали подпевать Василию и Грише...
Мне часто снятся все ребята –
 Друзья моих военных дней.
Землянка наша в три наката.
Сосна сгоревшая над ней. Как будто вновь я вместе с ними Стою на огненной черте- У незнакомого поселка, На безымянной высоте.
Песня была так эмоциональной, что кое-кто даже прослезился. Но на него не обращали много внимания, говорили "Пой! Ты же остался живой!".
Свадьба для всех веселье. Хочешь песни пой, хочешь танцуй с женщинами. Танцы это тоже работа. Уставали, отдыхали. Тут же, выпив по стакану шампанского, снова пели. Не забыли спеть старые песни, который пели в свою молодость, когда уходили служить своей Отчизне.
- Что, братцы, споем мою любимую, - сказал Гриша, - и запел:
Как родная меня мать провожала. Как тут вся моя семья набежала...
Спевшийся мужской хор дополнился женскими голосами. Она захватила всех гостей в хоровое исполнение. Ведь ее содержание касалось чуть ли не всех жителей села в воспеваемое время... За три свадебных дня я наслышался всяких песен, которые пели подвыпившие. Пели известные мне песни, но пели и такие, которые я никогда и нигде не слышал, хотя они существовали в памяти народа, например:
В воскресенье мать-старушка
К воротам тюрьмы пришла,
Своему родному сыну
Передачу принесла.
- Передайте передачу,
А то люди говорят.
Заключенных негодуют.
Просто голодом морят...
В первый раз услышал незнакомую песню:
Вспомним , братцы, удалые
День двадцать первое сентября,
Как дрались мы с поляками.
От рассвета до утра...
Я родился и жил в Придонье. Села там были крестьянские, казацкие. Люди пели свои песни тихие, протяжные, как широкие поля, как молодые козаки влюблялись в молоденьких козачек, как они любили друг друга. Любовные песни звучали на свадьбах. Других не пели, говорили, что многие песни просто запрещены, вредные. Здесь в Сибири никто на знал о существующих запретах, все песни распевали открыто, свободно.
- Чудеса да и только!- говорил Николаю Акимову. - Страна одна - порядки разные.
- Ты не обращай внимание. Слушай о чем поют и как поют. Большего ничего от тебя не требуется. В Сибири свобода была и есть. Ее принесли сюда революционеры, разных эпох, так эти песни живут среди народа.
- Согласен с тобой, - сказал я.
За эти три дня свадьбы я увидел замечательные сибирские танцы мужчин и женщин под сибирскую гармошку-двухрядку - звонкую, голосистую, с запоминающейся музыкальной мелодией.
Замечательный гармонист Иван Бородин на своей неказистой, видавшей виды гармошке, так умело играл, что заставлял своей веселой мелодией гармошки, мужиков во время танцев ногами и руками выделывал такие кренделя и всем телом - что не всякий артист сможет так сделать на сцене, как они.
Я смотрел с удивлением и пробовал вместе с ними, тоже подражая танцовщикам, но у меня не получалось так красиво, как у них. Посаженный отец Гриша, мне заметил:
- Иван Петрович больше присматривайся и научишься по-нашему танцевать. Тут большой науки не требуется, нужна ловкость и уменье.
Никогда не забуду припевок женщин и молодых девушек, одновременно танцевавших и певших припевки типа:
Ой снег, красота,
Белая метелица.
Милый сватает меня.
Даже мне не верится.
Первые две строчки повторяли, а третью и четвертую пели с другими словами: Ой снег, красота. Белая метелица. Муж невесты нализался, А невеста сердится...
Весело прошла свадьба. Полина с подружками пела, плясала, ходила в хороводе. Как невесту "воры" чуть не украли, но подружки уберегли ее возле себя. Налетевшие "разбойники" ворвались в дом, веревкой обмотали печную трубу, взялись за концы веревки и намеревались развалить трубу, если хозяин дома не поставит им бутылку водки. Пришлось мне "выкупать" веревку у разбойников и спасать трубу, чтобы не было дыма в доме... Хорошая была свадьба. Только до сих пор жалею, что на ней не было моей мамы - прекрасной певуньи и танцовщицы, а так же моих братьев и сестер.
- Что ж, напишу всем письма, как прошла моя свадьба, - сказал Полине. Она одобрила мое предложение.

Поиски и находки

Прошло семь лет со дня свадьбы. За это время многое в мире изменилось: затихли войны в колониальной Африке. Колониальные войска некоторых государств против английского владычества привели к падению колониальных режимов и образование независимых государств. В Азии колониальные державы ушли под натиском демократических революций с захваченной когда-то чужой территории, но под видом "содружества наций" пока им удалось порабощать отсталые страны для накопления капитала и получения сверхприбыли.
В Юго-Восточной Азии, в странах Океании то вспыхивали, то затихали военные бури, под разными выдуманными или придуманными предлогами разгорались мятежи, которые поддерживали магнаты пороховых заводов, банкиры, главы реакционных и оппозиционных режимов.
Неспокойно было в далеком африканском Конго. Всеми силами к власти рвался диктатор Мобуту. В Европе из-за раздела Берлина и существование Германского демократического государства шли ожесточенные споры в германских, французских, английских и американских кругах, выливающиеся во всевозможные провокации у Берлинской стены. В Китае подняли свой голос хунвейбины. Вплоть до шестидесятого года мир был полон тревоги и ожидания чего-то неизвестного. Холодная война могла перерасти в горячую. Для нашего государства это имело первостепенное значение - бороться за мир во всем мире. Все надежды наши люди возлагали на наше правительство и Организацию Объединенных Наций. Наше правительство и государство в целом вынуждено было давать достойный отпор темным силам и ненавистникам, уходить от лобовых столкновений от докучливых и неспокойных требований Запада и США, от всевозможных угроз и требований, из-под которых блещут молнии и раздаются порой оглушительные удары грома по народам свободных государств великого единства.
В силу сложившихся международных отношений каждая семья отбрасывала ложные призраки американской радиостанции "Свобода", которая нагло искажала факты действительности клеветала на Свободную Россию, гложила и морально съедала человека, убивала его мысль, страсть к новой жизни, принижала тожество ума российских людей, чтобы всеми силами интервенции в мозги российских людей внушить мысль об "американском образе жизни", осуждаемом в российском обществе.
Фактически это была открытая атака на уничтожение российских семей и открытая клевета на их спокойную жизнь.
Российское общество всеми силами и средствами боролось против идеологической агрессии США на российских людей, и давало достойный отпор темным силам агрессии.
Этот отпор выпал на долю всех советских российских семей, давшим достойный отпор творцам античеловеческого бытия. Отсюда у каждой семьи и всего российского общества было выработано свое предназначение для исполнения своего гражданского общества и долга перед своим государством. Мы в то время были не мирные зрители проходящих событий, а были активными бойцами идеологического фронта за сохранение мира во всем мире. Свои мысли по сохранению мира выразили в подписании ряда Стокгольмских обращений, поставив свои подписи за сохранение мира во всем мире. Тогда все единодушно пели: Белая армия, Черный барон
Снова готовят нам царский трон. Но от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней...
Сравнивая события в мире до шестидесятых годов, я уже видел, что темные силы мирового господства не достигнут своих целей, они роют себе могилу, отворотясь от нормальной жизни. Мир шел к миру во всем мире. Жизнь становилась краше. В каждом доме обзаводились необходимыми предметами жизненного обихода. Россия оправилась от германского разрушения - стала на путь созидания. Это в свою очередь отразилось на улучшении жизненного уровня каждой семьи.
Как-то вечером у меня с женой возник разговор:
- Мы сейчас живем не плохо. У нас всего в достатке. Не пора ли нам съездить в детские дома, забрать оттуда твоих братьев и сестру, - сказала Полина.
- Я и сам об этом думаю, но как это быстрее сделать - не представляю.
- Надо что-то придумать и привезти.
- В последнем письме мама сообщила, что у нее тоже мысли есть о поездке в город Фрунзе.
Наши мысли опередила мама. Она прислала нам письмо. "Милые мои деточки Ваня и Поля. Сообщаю вам новость. Наташа ездила во Фрунзе. Взяла из детского дома домой Нину и Васю. Колю не нашла и мы теперь не знаем, где он есть. Как жаль его. Один остался на чужой стороне. Хотя бы ты. сынок грамотнее нас поискал нашего Колюнчика и привез домой. На тебя возлагаю все надежды...".
- Что ты скажешь маме?- сказала Поля.
-Спасибо, что успели раньше нас привезти домой Нину и Василия. Что касается Коли, то придется обратиться в милицию или в Красный Крест.
- Ты начинай искать!
- Да, время дорого. Нельзя упускать ни одного дня. Завтра поеду к начальнику милиции, напишу заявление ему и в Красный Крест.
- Может пока лето стоит, ты в отпуске, так съезди к маме в гости, за одним привезешь Нину и Василия. Ведь у мамы они не смогут доучиться?
- Если ты не против, то можно поехать.
- У нас больше возможностей для учебы. В городе Бийске есть много училищ, институт. Чему-нибудь выучатся.
Я долго думал. Прошла неделя. Все же решил поехать в отпуск.
Вся поездка через Москву заняла у меня месяц. Мама долго не соглашалась, чтобы Нина и Вася поехали на Алтай. Но в конце концов согласилась.
Меня с сестрой и братом с Россоши провожала мама и брат Витя с Наташей. Мы их обняли, поцеловали, пожали друг другу руки. Жалкое это было расставание. Особенно плакала мама, причитая:
- Смогу ли хоть раз еще увидеть вас всех вместе...!
Было пятнадцатое августа. Поезд утром привез нас в Бийск. Автобусом приехали домой. Был прекрасный день. Нас с объятиями встретила Полина...
За семь лет после свадьбы в жизни многое изменилось. В моей семье родились сыновья - Володя и Сережа. Милые мальчики. Жизнь с детьми стала содержательной и интересной. Как я - отец, Полина - мать радовались их первым шагам по комнате, первым словам, сказанными сыновьями, первыми шагами в школу. Все время мы теперь проводили с ними.
Сестра Катя окончила Россошанское педагогическое училище и была по распределению Москвы направлена на работу в Киргизию в Тяньшанскую область в Тогуз-Торовский район учительницей в школу. Она прислала письмо с места работы сестре Нине, а она переслала его мне. Письмо интересно своим содержанием и личными впечатлениями о жизни на новом месте нашей Отчизны: "Привет из Тогуз-Торо! Здравствуйте Нина и Вася. Шлю горячий привет и массу наи¬лучших успехов в жизни и работе - Катя.
Нина, письмо твое получила, большое спасибо.
Немного о себе. Живу по-старому, все в порядке - ни хорошо, ни плохо. Доживу как-либо, осталось не много.
Наша школа кончает учиться 15 мая, экзамены будут до 11-12 июня, а потом поеду домой в отпуск.
Ты спрашиваешь, где я буду потом работать? Завроно спрашивал у нас кто где будет работать в новом учебном году. Наши девчата опять согласны остаться...
Нина, я очень беспокоюсь о том, где ты будешь работать. Конечно, нам с Ваней тоже надо учиться еще, но все-таки хоть на первый случай есть дипломы в руках. А вот тебе не знаю как быть...
Домой поеду в Сотницкое после экзаменов, должно быть к концу июня, или к началу июля.
Да, Нина, когда вы жили в Киргизии и писали с Васей, что уезжаете в лагерь, то я даже не могла представить себе, как это может быть. А теперь все испытала, потому что кроме гор и неба ничего не видно. Горы очень высокие, покрыты еще снегом.
Погода теплая, снег растаял, ходим в туфельках, в костюмах или совсем в платьях с короткими рукавами. Бывает очень жарко. Деревья зеленеют. Разливается горная речка, опять для нас новое горе, так как она отделяет нас от центра района.
Постепенно привыкла. Для меня не стало теперь дикостью, что казалось раньше. По-киргизски болтаю очень и очень мало, только что простое, а основное и сложное почти не понимаю.
Почва здесь каменистая, ничего не садят кроме одной кукурузы. Так что жить плохо. Район бедный, перевалы пока все закрыты, машины не ходят, так что в магазинах ничего нет не из продуктов, не из одежды.
Ехать очень далеко домой, так как от железной дороги 720 километров. Как ни далеко - в отпуск поеду.
Нина, как ты думаешь жить в дальнейшем, куда пойдешь учиться или работать?
Может быть в Алтае легче устроиться, чем у нас дома.
Нина, ты хотя бы курсы какие-либо прошла. Конечно, теперь у вас уроки по изучению машин есть, так что получаете некоторые навыки. Правда?
На знаю, как ты, но я не видела за целый год ни одной кинокартины.
Передай привет Поле, Ване, Васе.
Катя".
Я был глубоко душевно рад всем письмам, которые приходили ко мне. Каждое из них я с Полиной читали с большим вниманием. По ним мы уже судили как легче становится жить.
Часто вспоминаем как я с Полиной, сыновьями Володей и Сережей приезжали летом в гости, и как мама нас встречала.
Шли годы. Я прилагал все усилия, чтобы найти брата Николая. Из разных городов, областей, мест приходили письма, но они не радовали меня. Ответы на мои запросы о местопребывании Коли были скупы: "На ваш запрос отвечаем: ваш брат в данной местности не проживает". С военного министерства тоже пришел ответ: "Сообщаем, что в Советской Армии поименного списка солдат не ведется".
Мама в своих письмах всегда спрашивала:
- Не нашел ли Колю. Может кто его видел во Фрунзе. Не написала ли о нем моя сестра?
- Как получаю твое письмо, то сыночек Витя спрашивает: братика Колю Ваня не нашел?
В моем сознании создалось впечатление, что все мои запросы о Николае ходят как будто по волшебному замкнутому кругу с однотипными отказами.
- Не должно быть. - как-то однажды в разговоре сказала жена Полина, - чтобы никто ничего не знал о Николае. Чиновники не хотят искать.
- Если он жив, то где-то же он жил, учился в какой-то школе, со школы
пошел работать или поступил в какое-то училище, может уже ушел в армию
служить государству. О нем все сведения должны быть в государственных архивах. Но у меня нет возможности, чтобы за что-то зацепиться, чтобы потом посетить архивы. Что же делать?
- Коле сейчас уже далеко за двадцать лет, - сказала Полина, - он вполне прекрасно должен помнить свою мать, Нину, Василия. Зов родной крови заставит его искать своих родных. Конечно он мучается душа его истомилась, видимо не раз задавал себе вопрос: где моя родная мама, где сестра, братья, почему они молчат, неужели их уже нет в живых и я один только остался на белом свете?- так я полагаю, - сказала жена. - Ведь у него есть адрес мамы, свидетельство о рождении.
- Ты верно думаешь. На самом деле, образно говоря, Коля оказался как бы в темной комнате и не может найти выход, чтобы выбраться на свет.
Мама с годами старела. Но материнская душа не могла смириться с тем, что вокруг Коли обрадовалась неизвестность. Она все настойчиво писала и писала, чтобы я не бросал поиски своего брата. "Смотрю я на Витю какой он стал больной и вспоминаю, что мой сыночек Коля тоже такой теперь должен быть?- на раз писала мне. От таких слов моя душа была не спокойной.
Почему мама была такой настойчивой мне стало известно из письма сестры Наташи. Она писала: "Маму вместе с другими женщинами - многодетных матерей пригласили в сельсовет. Перед ними выступил председатель районной власти, где сказал:
- Дорогие матери? От имени правительства я приветствую Вас как героинь, родивших и воспитавших более пяти душ детей, которые стали гражданами нашей великой страны.
Разрешите от имени нашего правительства вручить Вам, дорогие мамаши, медали ордена "Мать- героиня". В числе награжденных медалью "Мать- героиня" была наша мама, - сообщила в письме сестра.
Пришла домой и сказала мне, чтобы я тебе, браток, еще раз написала письмо под ее диктовку, что я и делаю: "Пусть Иван получше ищет Колю. Он от него где- то недалеко находится".
Теперь я понимал, почему мама так настойчиво требует поисков брата
Николая. В тоже время у меня возникла мысль - может он попал в какую-то семью и ему дали другую фамилию? Его документы посчитали ненужными и выбросили. Под другой фамилией не так-то просто отыскать человека. Это равносильно найти иголку в огромном стоге сена. Ведь не было никакой даже тонкой ниточки, чтобы по ней можно было продолжить поиск.
Как-то ночью мне снился какой-то кошмарный сон, от которого к утру в моей памяти остался голос вроде знакомого человека: "У тебя есть тонкая ниточка к твоему брату- это слово "Беловодское".
Утром после недолгих раздумий, сел за стол и написал уже второе письмо в Москву в Красный Крест, упомянув слово "Беловодское" не то село, не то название колхоза или совхоза, а может рабочего поселка. Тут же пошел на почту, ценным письмом отправил его по нужному адресу.
Медленно шло время. Дни сменялись месяцами. Прошло полгода. Я ждал хоть какого-то ответа, но он не приходил. В моей памяти утвердилась одна мысль"с братом случилось что-то серьезное, раз ни милиция, ни Красный Крест не напали на след в его жизни". Но самое главное в том, что такая солидная государственная организация как Красный Крест за полгода не дала мне никаких вестей? Что- то тут не то? Что именно - я не знал?
Мама не хотела верить что в живых нет Коли. Он жив, ищи!". Она успела прислать мне уже несколько писем, в которых была дана одна и та же строка: "Ищи сынок. Колю. Он твой родной брат! Знай - надежда умирает последней".
Конечно, надежды я не терял, но терялось время, которое невозможно повернуть вспять. Однако время - Великий судья. Верил, что в толще Времени, в его неуничтожаемом архиве где-то сохранилось о моем брате, но эти сведения мне пока недоступны и неизвестны. Как хотелось мне хоть одним глазком поглядеть на них?
Был прекрасный день. Чистое голубое небо сияло своей неповторимой чистотой и красотой, будто его утром вымыли и вычистили до неимоверной чистоты. Солнце было в зените прямо над головой. В саду весело и неумолкаемо распевали голосистые соловьи- эти прекрасные певцы России. Листва на деревьях не шевелилась, так как отсутствовал даже малейший ветерок. Зато листва делала плотную тень на скамейки и столик в саду. Здесь было прохладно, легко дышалось.
Я сидел с сыновьями Володей и Сережей за этим столиком. Читал им сказку Александра Пушкина "Руслан и Людмила'". Они любили эту сказку за то, как богатырь земли русской Руслан борется с темными силами зла, волшебства, чтобы всех одолеть и найти свою любимую Людмилу, упрятанную в неприступном замке злым злодеем.
Жена моя Полина ходила по саду, срывала и пробовала на вкус спеющие яблоки, груши, сливы. Подошла к нам, сказала:
- Надо рвать вишни, начали осыпаться, а вы чтением занялись.
- Мама, не перебивай слушать, - сказал Володя.
Сын Сережа добавил:
- Самое интересное читает нам папа! Закончит читать - все трое мигом соберем все вишни.
Полина ушла. Я читал. Время от времени среди чтения текста сыновья задавали вопросы:
- Руслан победит врагов?- интересовался Володя.
- Папа. Руслан найдет свою любимую Людмилу?- желал узнать Сережа.
- Слушайте внимательно и вы сами увидите и узнаете, чем закончилась эта борьба, - говорил сыновьям, читая сказку.
Сказка закончилась победой над злом. Сыновья помолчали, потом заговорили:
- А в жизни нашей могут быть такие злодеи?- спросил Володя. - Они же мешают жить?
- Когда вы вырастите и станете большими, то сам и будете бороться с тем злом, которое встанет на вашем жизненном пути.
- Папа, почему одни люди хорошие, а другие нехорошие?- спросил Сережа. - Всем всего хватает, жили бы все спокойно и мирно?
- В жизни встречается много непредвиденных обстоятельств, которые мешают людям хорошо жить. На вашем жизненном пути вы встретите много неприятностей, с которыми вам придется бороться, как боролся Руслан. Нашу беседу прервала Полина, позвав меня к себе:
- Иди сюда, почтальон пришла!
- Папа, дочитай еще конец сказки, - сказал Сережа, - пусть газеты получит мама.
- Человек ждет, а ты не идешь!- снова торопила меня жена.
- Получите большой пакет под сургучными печатями, - сказала молодая красивая девушка с выступающей вперед грудью.
Взяв большой пакет со штампом "Красный Крест", у меня сильно забилось в груди сердце. Девушка ушла. С нетерпением раскрываю пакет, вынимаю лист бумаги со штампом Красного Креста. Читаю напечатанные на машинке строки: "Уважаемый Иван Петрович Каретин! Ваш брат Каретин Николай Петрович носит новую фамилию Калеганов Николай Павлович. Проживает и служит в армии в городе Завитинск. Может написать ему, адрес для встречи такой... Называется воинская часть...".
- Что написали?- спросила жена.
- Красный Крест нашел моего брата Николая, - тут же с радости обнял жену и сыновей.
- Нашли нашего дядю Колю?- спросил Володя.
- Когда он к нам приедет? - уточнил Сергей.
Тут же оба кинулись на меня и мать, стали целовать, обняв нас своими руками от неожиданно пришедшей большой радости.
Вечером написал маме письмо. Утром следующего дня унес его на почту. Ее надежда на поиски сына осуществилась.

Юбилей

Все живое в мире имеет свое начало, развитие, вершину совершенства и как последнюю стадию увядание. Эти закономерности природы незыблемы во всех отношениях. Исключением может быть продолжительность жизни в определенных периодах - природа одним отводит большие временные промежутки - другим меньшие сроки. Но во всех случаях периоды сохраняются до последнего увядания. Трехсотлетние дубы, сосны надолго переживают своих сородичей, но и они потом увядают.
Что касается человеческих личностей, то одни при жизни во славе и награждаются орденами, почестями за заслуги и ставят им дорогие памятники для увековечивания их деятельности за совершенные подвиги во славу Отечества на все века как известным героям своего времени. Правда, по отношению ко всем миллионам людей-героев очень мало.
Есть другая сторона человеческой жизни. Это сторона касается сразу половины человечества - это женщины-матери. Они носители жизни, продолжатели человеческого рода. Они как будто незаметны в жизни своими подвигами.
Но они ежедневно и повсеместно совершают эти подвиги, даже порой не осознавая в них своего непосредственного участия, не считая своего труда. Но свой подвиг женщины-матери осуществляют во имя жизни, порой не замечая в нем своего участия. Порой подвиг осуществляется помимо их воли и сознания просто незаметно для них самих, как каждодневное явление.
Поэты и писатели России посвятили женщине-матери свои прекрасные стихи, художественные литературные произведения, художники - прекрасные картины и полотна. Некрасов о русской женщине писал: "...коня на скаку остановит", "в горящую избу войдет", если надо в руки косу возьмет. Прекрасно отозвался Сергей Есенин, он посвятил целое произведение в стихах о своей маме, известное читателям как "Письмо матери". Его невозможно читать без трепета души, без слез, без сожаления, что жизнь и обстоятельства разлучили мать с сыном. Прощу прощения и извинения за мою смелость поместить на этой странице полностью стихотворение Сергея Есенина под простым заголовком "Письмо матери".
Ты жива еще моя старушка?
Жив и я. Привет тебе привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.
Пишут мне, что ты, тая тревогу
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто ходишь на дорогу
 В старомодном ветхом шушуне.
И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно и то ж:
 Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул над сердце финский нож.
Ничего, родная! Успокойся.
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб, тебя не видя, умереть.
Я по-прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.
Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.
Не буди того, что отмечталось,
Не волнуй того, что не сбылось -
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.
 И молиться не учи меня. Не надо!
К старому возврата больше нет,
Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне несказанный свет.
Так забудь же про свою тревогу,
Не грусти так шибко обо мне.
Не ходи так часто на дорогу
В старомодном ветхом шушуне.
Каждый человек помнит свою мать, где бы он не находился, где бы ни жил. Потому каждому дорог образ родной мамы и он его хранит в своей памяти всю жизнь. Чем же женщины-матери заслужили такое вечное уважение у своих дочерей и сыновей? Тем, что они ежечасно, ежедневно свершали свой незаметный жизненный подвиг, который не всегда был заметен и достойно отмечен потомками в дни почетных юбилеев в честь прожитых нелегких дней на своем материнском веку...
...Я вспомнил, как в один из прекрасных летних дней к дому матери стали подъезжать одна за другой машины-такси. Мама стояла у раскрытой калитки с медалью на груди, а рядом с ней с велосипедом наш брат Виктор. Они встречали всех прибывших к ним в гости. Дело было так. Из голубой такси я с Полиной, Володей, Сережей спокойно вылезли и пошли на встречу с мамой и Витей. Сережа и Володя несли в руках большого коня в подарок Вите. При встрече обнялись, поцеловались. Мама плакала, вытирала слезы. Лицом постарела, появились морщины. Только глаза по-прежнему светились веселым огоньком.
Через десять минут к дому мамы подкатила легковая такси малинового цвета. Из нее вышли Коля с женой Верой и детьми Колей и Таней.
Мама бросилась их встречать со слезами:
- Наконец, дождалась вас. Думала не приедете.
- Видите, обещание выполнили, - ответил Коля и обнял по-сыновьи маму.
- Спасибо, сыночек и невесточка Вера. Сразу приехали две невесточки Вера и Поля. Все вы мои дорогие гостечки, заходите в дом.
Через час подъехала к дому мамы белая легковая такси. Приехала сестра Наташа с мужем и детьми. Не успели поздороваться с мамой, как подкатила черная такси - приехала сестра Нина с мужем, дочкой и сыном. Еще через десять минут подъехала синяя такси. Приехала сестра Катя с мужем Михаилом, сыновьями и дочкой. На машине ГАЗ-6З приехал брат Василий с женой и детьми.
- Пожалуйте все в мой дом. Места всем хватит. Будьте как дома, хотя все вы вышли их этого дома...
Удивленные соседи таким приездом большого количества такси с гостями к дому мамы, спрашивали другу друга:
- По какому случаю приехали все сыновья и дочери к нашей Елене Яковлевне Каретиной?
- На восьмидесятилетний юбилей нашей Леночки, - всем ответила Устя. Юбилей родной матери есть величие жизненного подвига для сыновей и дочерей. Это святое дело всегда в почете и организуется Великим Матерям Великой России.
За столами сидели гости - сыновья и дочери, которым наша мама дала жизнь, совершив свой незримый подвиг во имя жизни. Ее окружали жены сыновей и зятевья - мужья дочерей. Великая радость на лице мамы...
До лазоревого рассвета светились окна в материнском доме, звучали веселые песни, играла музыка, пары кружились в танце вальса, в честь юбилея.
- Не думала, что сразу встречу всю свою семью в родном доме, - со слезами говорила мама. Какие же хорошие все мои внучаточки. Жаль только проклятая война с германцами унесла ваших дедушек на фронт. Там все погибли.
- Ладно, мама, - сказал я. - Мы все тебе благодарны за твой нелегкий материнский подвиг во имя нашей жизни. Ты у нас мать-героиня. Живи еще долгие годы, как живут тысячи женщин- матерей, совершивших свой подвиг во ими нашей Великой Матери Родины- России!
Из раскрытых настежь окон в ночной эфир неслась с пластинки патефона песня: Лучше нету того цвету, Когда яблоня цветет. Лучше нет у той минуты, Когда милая идет...

Эпилог

Время летело и звенело как натянутая струна на гитаре. Время точно отмеряло сроки жизни каждому ни много, ни мало, а сколько положено. Каждый живущий укладывал свою жизнь в неизвестные ему жизненные рамки по своему усмотрению. Одним жизненный век укоротила война, другим болезни, третьим старость и жили, как говорится, сколь бог давал. Но все дело в том, что еще при жизни матери у всех нас жизнь складывалась в зависимости от сложившихся обстоятельств и конкретных условий. А они оказались не везде и не всегда одинаковыми, но направление в жизни все мы выбрали одинаковое, чтобы потом не жалеть о прожитом, о своей работе и жизни.
Сестра Наташа с мужем Василием влились в трудовые коллективы страны - она пошла по торговой линии, муж в область строительства.
Я стал учителем и директором школы, жена Полина работала начальником
связи почтового отделения.
Сестра Катя учительница, муж Михаил директор школы. Сестра Нина учительница и работник отдела кинофикации, муж шофер, Брат Василий от тракториста стал секретарем партийного комитета и директор школы, дважды женат, имеет сыновей. Брат Николай - военный летчик - истребитель, жена почтовый работник связи. Брат Виктор - офицер Советской Армии, принимал участие в военных действиях в Афганистане, жена работник текстильной промышленности СССР.
Становление в жизнь проходило при взаимной помощи друг другу фактически при одной матери без отца. Мне и Полине, как старшим, пришлось больше принять на себя мужских обязанностей, чтобы помочь маме и всем членам нашей семьи, чтобы стали полноправными и достойными гражданами Великой Страны, чтобы все нашли себе работу по душе по полученным профессиям.
Время отзвенело громким колокольчиком. Все мои братья с женами и сестры с мужьями находятся на заслуженном отдыхе, а сыновья и дочери их - наши общие племянники влились в трудовые коллективы любимой Родины, тоже стали учителями, техниками, медработниками, инженерами, офицерами Российской Армии, работниками железной дороги, бухгалтерами, финансистами.
Ныне вся семья Каретиных разъехалась по нашей необъятной Родине, живут в разных городах, в том числе в Москве, Новгороде, Туле, Иваново, на Алтае, Воронеже и других городах. Над всеми ярко сияет солнце, все согреты теплом горячих родственных сердец. Несмотря на большую удаленность друг от друга поддерживаем связь по почте письмами, телеграммами, иногда видим кого-нибудь из родственников на голубых экранах телевизоров. Просто душа радуется за все поколение Каретиных.
Мне ежегодно много приходит писем. Мои родственники пытаются оценить мой вклад в становление их жизни. Сестра Катя подарила мне книгу с такой надписью: "В честь пребывания дорогого и любимого брата... Ивана Петровича, пребывавшего у нас в гостях с 28 по 27 ноября...
Сестра Екатерина".
Откликнулась сестра Нина. Она написала: "В честь пребывания родного и любимого брата, заменившего мне отца Ивана Петровича, приехавшего к нам 20 ноября и по 6 декабря гостившего у нас по желанию Полины Ивановны, заменившей мне мать, и племянников Володи, Нади, Сережи- оставляем свои автографы
Сестра Нина, Муж Николай 6 декабря сего года".
Но не забыт всеми нами каретинцами подвиг матери-героини нашей Елены Яковлевны. Ее уже нет в живых. Стоят у ее могилы все ее дети. Рядом внуки. Мы отдаем ей почести за ее большую заботу о нас и ее воспитание в тяжелые дни нашей жизни в дни, когда ненавистная война против германских захватчиков жестоко ударила по нашему детству и юности. Но героический подвиг мамы спас нам жизнь. Теперь мы у ее могилы. Она лежит под деревянным крестом. Отдаем свои почести и вспоминаем былое.
А былое вновь отозвалось эхом прошедшей войны. Об этом мне написала в письме, та самая Аня, которая провожала меня на вокзале города Россошь, сказала: "Я бы поехала на Алтай". Ее письмо было для меня очень интересным. Она писала:"Вспомни, Ваня, одна тысяча девятьсот сорок второй год. Когда в наше село Сотницкое ворвались итальянские войска дуче Муссолини из далекой от нас Италии. Сам знаешь и наверно до сих пор помнишь и не забыл как германцы и итальянцы вели себя но отношению к населению. Это были зверюги и варвары. Вскоре немцев угнали под Сталинград. Это ты должен хорошо помнить. А итальянские солдаты были еще некоторое время в нашем селе и занимались кто чем хотел.
Так вот может ты еще не забыл одного молодого, веселого итальянского солдата. Он привязался к моей маме. Звали его Джузепе.
Так этот Джузепе пришел к маме и сказал, что их часть отправляют на Дон, где они должны держать передовую. Он снял со своей шеи на золотой мелкой цепочке свое божественное материнское благословение в виде крестика с блестящими камешками и отдал моей матери с маленькой фотографией, чтобы она все это сохранила и не попало в другие руки на случай, если в бою будет убит. Вместе с благословением написал свой адрес в Италии, чтобы письмо написала по этому адресу моя мама после окончания войны его маме Джузепе, и отослала ей его божественное благословение.
Фронт прошел по нам со всей жестокостью войны. Живых итальянских солдат колоннами прогнали по шоссе наши салдаты-охраниики. Но среди пленных итальянцев Джузепе не было. Да и неизвестно было жив ли он был вообще?...
Закончилась война. Мама написала письмо маме Джузепиной, что ее сына она не видела с тех пор, как их часть угнали на фронт, остановившийся на реке Дон. Хотела спросить у неё, что делать с благословением, которое оставил он ей.
Письмо на почте приняли. Но через три дня маму позвали на почту, возвратили письмо, заявив: '"Из СССР письма в Италию не посылают. Граница закрыта". Мама пришла домой, положила письмо за иконку Николая Чудотворца, пролежало оно там с фотографией молодого солдата Джузепе более двадцати лет вместе с Благословением. Мы так и думали - Джузепе убит в бою.
Но что ты думаешь, Иван Петрович? Как-то слушаем воронежское радио. Диктор сказала: "Из Италии приехал к нам на Дон итальянский журналист-бывший солдат итальянского экспедиционного корпуса, который был в сорок втором и сорок третьем годах в боях на Придонье. Он собирает материалы для своей будущей книги о боях на Дону их корпуса. Прослушала мама и я, мало ли чего передают в наше время. Мамочка моя даже подскулила:
- Когда хватились в Италии! Времени сколько прошло. Живых свидетелей уже почти нет и не осталось!
- Ты-то еще помнишь! Вон за иконой Николая Чудотворца лежит твое письмо с Благословением?
- Хозяина-то этих вещей до сего времени нет и не отыскался. Пусть лежит!
Поговорила я с мамой. На этом наш разговор закончился, да о нем не было надобности нам продолжать.
Нет Джузепе в живых, нечего его душу грешную трясти, хоть он воевал против нашей Красной Армии на стороне немцев. Все равно был же человек, хоть и католик.
Что же ты думаешь? Был прекрасный день. Ярко с голубых небес светило приветливыми лучами яркое солнце. На небе ни единого облачка, по всему было видно, что день будет хороший, если же не весь день, то до обеда обязательно. Было это часов в восемь утра. Я с мамой вышли на улицу, чтобы идти на работу. Видим, едет машина, подъехала к нашему дому, остановилась. Из нее вылезли три мужика.
- Здравствуйте, - сказал один из них, подходя к маме.
- Вы меня знаете? - спросил.
- Как же не знать нашего редактора районной газеты?- ответила мама. - Те двое мужчин кто такие?
- Это журналисты.
Между прочим один из них уже не молодой, но статный мужчина - пристально смотрел на маму.
- Один вон тот с черными усиками, в очках наш журналисте областного телевидения и радио. Другой итальянский журналист. В 1942-1943 годах был в этих местах в составе итальянского военного корпуса.
- Видели мы этих итальянцев. Когда уходили на фронте наших пацанов поснимали все шапки- ушанки, кепи свои с перьями поснимали с голов и положили в вещмешки, а наши шапки пацанов на себя одели, так как было уже холодно.
Итальянский журналист, смотревший и слушавший маму, вдруг молча подошел к ней и на чистом русском языке промолвил:
- Здравствуй Тоня! Как долго ждал я нашей встречи!
- Ты, Джузепе?- промолвила мама.
- Узнала? Здравствуй!- и подал ей руку.
Стоявший журналист с усиками уже успел поднести свой аппарат к глазам и снимал неожиданную картину встречи, состоявшейся после многих лет окончания войны.
Понимаешь, мама узнала Джузепе по черной родинке на шее у правого уха.
В этот день нам не пришлось идти на работу. К нам пришли соседи, окружили приехавших. Спрашивали: - Неужели это ты, Джузепе? - Как же ты остался живой в этих боях? - Что же тебя привело в наши края? - Неужели ты не забыл нашу Тоню?
Джузепе охотно отвечал на все вопросы на чисто русском языке. Потом сам стал задавать вопросы нашим мужикам.
- Что вы помните о пребывании итальянских солдат в вашем селе?
- Как вели себя солдаты с населением?
Конечно, мужики рассказывали, что знали и помнили о событиях сорок второго и сорок третьего годов. Эти разговоры с нашими сельчанами телеоператор еле успевал снимать на ленту для телевидения.
Всех троих мама пригласила в дом. Я быстро приготовила колбасу с яичницей и луком, мама принесла с погреба кувшин холодного молока. Нарезала свежевыпеченного душистого домашней выпечки хлеба. Пригласила гостей пообедать. Гости с превеликим удовольствием кушали, говорили маме:
- Хорошо умеешь печь хлеб!- хвалил редактор.
- Люблю холодное, свежее молоко!- говорил Джузепе.
Пообедав, разговор пошел веселее, конкретнее. Его начал Джузепе:
- Знаешь! Тоня, зачем я к тебе приехал?
- Думаю сам скажешь. - сказала мама.
- Ты, наверно, меня считала погибшим в бою?
- Так и было. Никаких вестей о тебе не было. Видели, как наши конвоиры гнали в колоннах ваших итальянских солдат по шоссе, а куда потом делись - не знали.
- Так вот в этих колоннах меня не было.
- А где же ты был?- с интересом спросила мама.
- В бою я был ранен. Меня подобрали русские санитары и отправили в госпиталь. Когда выздоровел - отправили на стройку в Воронеж. Мечтал о тебе, но нас никуда не пускали. Когда кончилась война - нас всех отправили через Одессу домой в Италию. Пытался через советское посольство связаться с тобою, но ничего не получилось. Тогда все было строго, не так как сейчас. Постепенно отношения между вашим и нашим правительствами улучшились. Мне разрешили поехать в Советский Союз. Так я оказался в твоем селе, моя милая Тоня.
- Я тоже не сидела сложа руки. Пыталась по- твоему оставленному письму и адресу добраться до твоей Италии письмом. Но мне тоже ответили: "Граница с Италией закрыта". Я больше ничего не могла что-либо сделать.
- Я все время думал о тебе, Гоня. Молил бога, чтобы ты была жива и здорова. Знал, что ты хранишь мамино мне Благословение.
- Да? Джузепе, я его берегла как зеницу ока. Хочешь посмотреть?
- Очень хочу. Оно для меня дорого. Оно спасло мне жизни. Я бы хотел вновь увидеть его, как дорогую вещь.
Мама перенесла стол в угол. Стала на него. Засунула руку за икону
Николая Чудотворца. Достала оттуда завязанные в платочке вещи. Джузепе внимательно глядел на маму, а оператор успевал снимать на ленту это редкое событие в наших местах. С вещами вернулась на место, сев рядом с Джузепе.
Развязала платочек. Взяла маленький листок, подала:
- Это Джузепе адрес, написанный твоей рукой.
- Верно, Тоня. Узнаю, не забыл!
- Это письмо, которое я написала твоей маме в Италию, но не смогла отправить. Поскольку письмо было написано матушке, но ее здесь нет, разрешаю распечатать его и прочесть вслух.
- Доверяешь? Вот спасибо!
Джузепе читал, а мы слушали, как мама, как бы через десятки лет говорила
чужой женщине-матери о ее сыне Джузепе, может считавшей своего сына убитым на берегах неведомого ей Дона. Я смотрела на Джузепе, как у него на глазах заблестели слезы, а потом каплями побежали по его щекам. Он кончил читать, но видимо письмо его так потрясло сознание, что он совсем умолк. Я видела, что простые итальянцы также плачут как русские люди.
Джузепе видимо пришел в себя, посмотрел на маму, поднялся со стула, подошел к ней.
- Разреши поцеловать тебя от имени моей мамы, - и обнял ее. - Приеду в Италию обязательно дам ей прочитать твое письмо, которое она должна была получить еще десятки лет назад.
- Считаю, что я вручила свое письмо правильно адресату, - шутя и улыбаясь промолвила мать. Но это не все.
-Что еще?
- Вот твоя маленькая фотография, которую ты мне оставил с адресом. - Неужели ты и ее сохранила?
- Как видишь, целехонька, вид не потеряла, - и тут же подала Джузепе.
- Не думал никогда, что я увижу в России себя молодым? Какая же ты умница. Тонечка!
- Вот твое материнское Божественное Благословение. Оно так же как у тебя и много лет у меня хранилось на мелкой золотой цепочке. Бери, оно твое.
Джузепе от волнения трясущимися руками взял Благословение, поднес бережно к своим губам и стал целовать, целовать, произнося вслух: "Святая сеньорина!  Святая Синьорина!.
Джузепе соскочил с места, снова обнял маму и стал целовать ее руки, лицо, губы, говоря: "Какая же ты милая, хорошая женщина. У тебя душа святого ангела.  Пусть он тебя сохранит надолго на этом белом свете живой и невредимой".
Когда восторг радости прошел Джузепе сказал: "Дорогая Тоня. Как и чем я обязан отблагодарить за все то, что ты сохранила и сберегла до моего приезда? Хочешь, я увезу тебя в Италию, будешь жить с моей мамой?
- Нет, Джузепе, у меня есть муж, рядом со мной моя дочь Аня. Нам здесь жить хорошо. Все-таки дома.
- Понимаешь, я перед тобой в вечном долгу! Скажи, что тебе надо - все сделаю, что в моих силах?
- Просьба моя будет очень дорогая, - смеясь, сказала мама. - Когда напишешь свою книгу, то вышли мне на память. Согласен?
- Ничего не пожалею. Просьбу твою исполню. Ваш телеоператор сделал много снимков с вашим народом и меня с тобой. Все будет на страницах книги.
- Прочитаем с дочкой. Посмотрим как вы, итальянцы, относитесь сейчас к России? Мы. русские, хотим со всеми народами жить в мире, - сказала мама.
Сидевший молча и слушавший рассказы мамы и Джузепе редактор газеты, сказал:
- Надо уже ехать. Беседа была очень интересной.
Джузепе подошел к маме, посмотрел ей в глаза, взял за руки, с улыбкою сказал:
- Не хочу, Тоня, оставаться у тебя в долгу. Отблагодарю сейчас тебя, чем могу. Повернулся к тележурналисту, промолвил: - Принеси с машины мой саквояж! Там все, что тебе нужно!
- Нечего мне не надо, - сказала мама.
Через минутку вошел тележурналист, принес саквояж.
- Это, Тоня, тебе. Не вздумай отказаться, чтобы не огорчить мою мать, и отдал в руки маме свой саквояж.
- Меня муж будет ругать, скажет зачем взяла?
Подошел редактор, сказал с улыбкой:
- Если муж зашумит, пришли его ко мне. Я с ним сумею поговорить.
Мы вышли во двор, прошли калитку. Людей на улице еще больше прибавилось. Тележурналист успевал делать интересные кадры...
Через неделю воронежское телевидение показало весь заснятый репортаж. Интересно было смотреть. Говорят взяли в Москву на передачу "Жди меня". Может уже показали на всю Россию!
Вот, Иван Петрович, такую новость тебе написала. Ведь ты прекрасно знаешь мою маму Тоню. Если бы тебя и мою маму свести вместе, то вы тоже уже состарились, но интересное, я думаю, не забыли. Ведь в дни оккупации ты со всей нашей молодежью совершал незримые подвиги, о которых современная молодежь имеет самое смутное представление.
Прости за беспокойство. Хотела кончить писать, но вспомнила еще один для тебя интересный момент, о котором ты знаешь или может ничего не слышал. Котя, которая старалась так настойчиво и сильно, когда ты с ней дружил, у нас в селе не живет. Родители ее умерли, дом стоит пустой с забитыми окнами, как- только умерли ее родители. Они хотели, чтобы в нем жили внуки. Но они сказали:
- В этом доме мы жить не будем. Он нам не нужен. Они все уехали в Сибирь город Кемерово. Котя думала сыновья приедут назад, хотя мать звала их в родительский дом. Помнишь, как ты уговаривал Котю поехать в Сибирь? Ее батюшка и матушка не хотели ничего слышать о Сибири и ее отговорили. Внуки сами поехали в Сибирь на освоение богатств. Коте не хотелось туда ехать, но покружилась, покружилась - старость настигает, сама уехала в Сибирь к своим сыновьям, которую так ненавидела. Получилось, Иван Петрович, по пословице "Не плюй в колодец - пригодиться воды из него напиться!"
Всего хорошего. Аня".
Время не стоит на месте. Под его воздействием все течет, все изменяется к лучшему. У каждого времени есть свои герои, которые совершают в жизни подвиги. Половину этих подвигов заслуженно имеют женщины-матери. Их подвиги бессмертны.

И. Татаренко. 2004- 2006 годы.

Содержание

В РОДНОЙ СЕМЬЕ 4
О подвиге 4
В праздники 4
Рассказы отца 8
Первомай 24
В жизнь ворвалась война 29
Жизнь и война 33
Наложить 35
О целеустремленности 37
Напоминание 38
Наложить 42
Папа приехал 44
Неопределенность 48
Эвакуация 50
На нейтральной полосе 55
НАШЕСТВИЕ 65
Вражье нашествие 65
Куда прятать? 67
Грабежи 71
"Новый порядок" 73
Вера в победу 79
Жить и бороться 81
Трудный день 85
Подпольщики 91
Арест 95
Немцы и итальянцы 98
Лягушатники 109
Страшный день 116
Надо выжить 123
Беспокойство мамы 126
В своем доме 131
Скандал 137
Кузнецы 143
На фронт 147
Тонкая нить оборвалась 151
Донесение Клепака 155
План одобрен 157
В комендатуре 162
Гроза надвигается 168
Памятный день 170
Агония врагов 173
ОСОЗНАННАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ 186
Вопрос решен 186
Отец 189
Тоска 193
Семейная трагедия 195
За прилавком 204
С работы на работу ••••¦ 209
Думы 216
На свидании 223
Мечты сбываются 226
В училище 228
Письма 234
Жизнь - сложная штука 237
В новом доме 242
Письма 247
При своем мнении 252
Распределение 255
Письмо с Москвы 259
Слухи 263
Ультиматум .....266
Выпускной бал 271
Отъезд 273
НА АЛТАЕ 283
С корабля на бал 283
Я живу на Алтае 285
Выходной день 295
Эхо войны 299
День рождения соседа 302
Письма 305
На туристической базе 310
Неожиданное письмо 315
Сон в руку 322
ПОДВИГ ВО ИМЯ ЖИЗНИ 328
В отпуске 328
На рыбалке 334
На сопке Мохнатой 336
Знакомство 342
Женитьба 346
Семейный разговор 351
Свадьба 354
Поиски и находки 364
Юбилей 370
Эпилог 373