Девятая стопка

*КУКОЛЬНИК

Когда в селе поселился чужеземец, никто уже не помнит.
И даже старикам казалось – он был рядом с ними всегда.
Не вмешивается в дела чужие, но и выслушает и надоумит.
Чтоб полегчало – достаточно  лишь высказаться иногда.
Не замечали даже странностей сторонних,
он так умел спокойно говорить, что в каждом доме был - не посторонним.
Хоть сам и продолжал закрыто жить.
И детям нравилось общаться и старухам, он подбирал необходимые слова,
чтоб веселело на душе, и чтобы старость - не очень ощутимою была.
Но часто, когда дети подрастая к нему невольно за советом шли,
он им в глаза глядел задумчиво-печально, засиживаясь рядом до зари.
Он подарил красивых кукол много, но хрупких, необычных - как живых.
И у родителей тем вызывал тревогу – ломали кукол часто дети их.
Однажды, огорчившись от поломки, и сын и дочь поведали отцу,
что ручки-ножки кукол – слишком тОнки, но их ругать, наверно не к лицу.
Придя во двор отец у чужеземца пытался получить прямой ответ –
Зачем он хочет, чтоб ломались куклы, других ведь объяснений просто нет.
Глазами чужеземец улыбаясь сказал отцу, что куклы – лишь игра.
Но дети – очень быстро вырастают и не заметят как наступит та пора,
когда как очень хрупкую игрушку доверит кто-то им судьбу свою,
-И лишь поэтому я хрупкие игрушки для подрастающих ребят и мастерю.
Игрушка что – она сломается – исправим, но хочется чтоб с самых ранних пор
запомнили ребята хрупкость судеб. Таким вот получился разговор.
Играть чужими судьбами, сердцами,
делиться чувствами и их же принимать
должны учиться дети рядом с нами.
Чтоб чужеземцев мудрых не искать…..



*
Я люблю переулочки старые,
Хоть по ним уж давно не  ходил,
Где окошки со ставнями малые
Куст сиреневый загородил.

Где колонка одна на две улицу,
И заборы-штакетники в ряд,
И галдят и весною любуются
Стайки с детства знакомых ребят.

Там  где сад зеленел за сараями,
И клубился дымок над трубой,
Свист летал с голубиными стаями,
Криком матери звали домой.

Молоко там ещё не разбавлено,
И в кино - пять копеек билет,
А вокруг всё красиво и правильно,
И друзей, тебя предавших, нет.

Вспомнил тихие я переулочки,
На которых знаком каждый дом,
Расскажу наши давние шуточки,
Когда вместе по ним мы пройдём.

Мне б вернуться туда, аж сжимается
Сердце лёгкой тоскою в груди…
Снова в шуме Москвы просыпаюсь я
И проспект, и метро – впереди.


**
Ломбард. По полкам – Души. Небольшие.
И несколько, крупнее – под стеклом:
Невзрачные, блестящие – любые,
Тоскующие. Только вот о чём?

О временах? О верности? О вере?
О хрупкости безжалостной Судьбы?
О том прекрасном, с виду, кавалере?
О том, что все красавицы – грубы?

К чему? Раз вас сюда отдали,
Надежда есть вернуться, но, увы –
Ведь Души знают – времена настали,
Когда они уж многим – не нужны.

Процентщица Удача, усмехаясь,
Давно сметает пыль с отдельных Душ,
А в зеркалах, Надежде удивляясь:
- Ну и нужны они теперь кому ж?!

Ломбард. Кусочки, вырванные с корнем
И отданные, часто, безвозвратно.
И пахнет бессердечно-кислым что-то.
Слезой, что не умеет течь обратно.


***
*
Невзрачность карандашного наброска.
Потёртый черно-белый негатив.
Заката, чуть заметная, полоска.
Луна, словно щербатый объектив.
Не поспевают клавиши за словом.
Вприпрыжку опечатки через раз.
Подчеркивает красное сурово
Глубокой мыслью не испорченный рассказ.
Полутона на буквы не ложатся.
Не смотрят на себя со стороны.
На пол странички умудряются вмещаться
Других воспоминания и сны.
Палитра с кляксами у белого мольберта.
Без крышек тюбики, закрученные в рог.
Устала Муза от художника с поэтом.
Ей скучно с ними. И не курит. И не пьёт.
Невзрачные наброски пожелтеют.
Потрескаются временем холсты.
Любители аукционов обалдеют
От краткости суровой красоты.
В квадрате чёрном уже видят и начало,
И абрис тени восхищает красотой.
Не торопите Музу. Её мало.
Она для Гениев пошла искать постой.

Успели клавиши, редактор всё подправил.
Куранты где-то вновь играют полный час.
Не нужно, Муза! Я тебя к другим отправил.
Ко мне успеешь. Как нибудь. Ещё не раз…


****
Скучало небо, ссорясь с облаками,
Притворно безразличием грозя…
Не может быть всё гладко между нами,
Иначе – ну какие ж мы Друзья?!
Но даже редкий лучик, пробиваясь,
Нёс радость очень многим на земле.
И зная это - небо улыбалось
В заоблачной искристой синеве.
И облаку порой надоедало
Его удерживать от всяческих невзгод,
Оно с осадками на землю опадало,
И так за веком - век, за годом – год…
Не нужно спрашивать: -«А кто из них главнее?»
Ведь небо – подпирают облака,
Но небесам вид облаков – виднее,
Не то, что приземленным чудакам…
Не превращайте в тучи ваши ссоры,
Не закрывайте Друга  - от других,
Между собой, порой, должны быть споры,
Иначе – разве вы Друзья, без них?


*****
Нет повода для выбора причины,
Достаточно того, что вы вдвоём.
К тому же – он отчаянный мужчина
Нырнувший в отношений водоём.
Конечно - ты вопросы будешь ставить,
И задавать задачки – через день.
Но прошлого, что было, не исправить,
А ковыряться в нём не нужно, да и – лень.
Достигни в понимании успеха,
И постарайся чуть умерить свою прыть.
Иначе вновь и  до скончания века
Среди тоскующих гордячек можно жить.
И нет причины, чтоб придумать повод,
И нет мужчины без изъянов  (мне поверь) –
Есть только сытость, безразличье или голод…
И он, хоть и домашний, всё же - зверь.
Не верь в пушистость, гладкости - остерегайся,
Смотри  - как смотрит он, когда один,
Но откровений редких – не пугайся,
Он хоть и зверь, но корм ему необходим.
Его, не отпуская – не удержишь,
И каждый раз – усталость замечай.
О том, что доверяешь, но не веришь –
Не говори, но явно – намекай.
Его прибереги – таких не много,
Чтоб честным оставались до конца.
И если уж свела судьбы дорога –
Не пить воды с усталого лица.