Шина

Здоровый образ жизни — это конечно хорошо, но ведь,.. честное слово, итак ведь два выходных всего. И идиотом выглядеть неохота: первый раз в жизни же, молодняку на потеху дядя, старый козел, выполз. Увидела по телевизору, как президент на коньках катается - и ей сразу надо. Президент у нас, конечно, отличный мужик, уж я ли его не люблю, ну, так что же, все за ним повторять из-за этого? Он вон и лес с самолета тушил, и с глубины древности доставал, и ребенка из пожара спасал... Или не он? Да спас бы, чего. Да и спасет еще. Что ж мне теперь - убиться, чтобы не отстать?»
Правда же, наверно: кто думает о плохом — плохое к себе и притягивает. Потому что упал-таки Богомолов на лед. Говорят еще, что нет худа без добра, но что уж тут хорошего? Понятно же, что человек обязательно упадет, если первый раз в жизни на коньки встал. Все падают, и по много раз, прежде чем кататься научатся. Но Богомолов упал всего один раз, почти сразу — и не встал. Президент бы вот встал, наверняка, но... что же теперь, сдохнуть, что ли, правильно?
«Ладно хоть сразу отмучился, не придется целый час клоуном на арене выступать. И этой дуре урок, говорил же: не умею.»
То есть умел же, умел-таки человек мыслить позитивно. Могут, когда захотят.
Оказалось, что повредил позвоночник, но не очень серьезно. Продержали несколько дней в больнице, на спине жестко закрепили шину и отправили домой долечиваться. Жена под ручку вела, сумку сама несла, дома все скакала вокруг. В общем, чувствовала себя виновато и всячески старалась искупить. Но Богомолов прокололся — и ведь не первый же год женаты люди, все должны, вроде бы, знать и понимать, удивляешься просто, — уже через два дня начал бодро расхаживать по квартире - и все стало как раньше. Даже хуже... Вроде бы и хорошо: больничный на месяц, второй отпуск считай. Только хреново оплачиваемый, что там по больничному платят-то? И стал теперь Богомолов, кроме того, что он, как обычно, Богомолов — жена его только так называла, — еще и дармоед. А толку с него, что с козла молока, потому что делать он ничего не может, ему, видите ли, не согнуться из-за шины, слоняется только по дому, как будто ему рельсу в одно место засунули.
На работу Богомолов шел, как на свободу, за чистой совестью. Он ощущал эту свободу, вдыхал ее полной грудью, вдруг выпятившейся колесом; ощущал как наполняется силой; ощущал легкость и стремление вверх, парение, земля как будто стала дальше, чем обычно, ему все казалось, что он может даже не достать ногой до земли и рефлекторно вытягивал носок. Он, конечно же, понимал, что это благодаря шине выпрямилась его сутулая, чуть ли не вдвое сложенная, под метр восемьдесят шесть с половиной фигура, и опустились и расправились вечно защищающие — от холодного северного ветра, голоса жены или начальника и прочих ударов судьбы — уши плечи. Понимал! - и что? Ну, все же мы сталкивались с этим в жизни, все же понимаем... Разум и чувства... Мда... Спасибо се-е-ердце м-м-м...
В силу понятных уже причин, на проходной Богомолов только постарался громче произнести номер пропуска. Вахтерша, женщина не устаревающей у нас закалки, подумала, что, видать, новый начальник какой-то прибыли-с. Потому что, ежели человек не наклоняется и лицо свое в рамку окошка выдачи пропусков для идентификации не вставляет... Но ведь по голосу и по руке в окошке идентификацию он тоже не прошел, все, какие надо, голоса и руки она прекрасно знала. Поэтому хоть и начальник, а без идентификации нельзя, дело-то серьезное. «Придется... Придется уж тебе, мил человек, ты уж не серчай... А что делать?» - подумала вахтерша - и пришлось! Богомолову ждать, пока она медленно и со скрипом вытянет телескопическую свою шею в окошко, повернет голову на сто восемьдесят градусов кверху, чтобы взглянуть на лик его, и сличит этот лик с фотокарточкой на пропуске.
Служил с недавнего времени прямоходящий всю свою жизнь бухгалтером, что ли... Хотя вряд ли... Где вы сейчас мужиков бухгалтеров видели? Я вот только в кино: в нарукавниках и одном козырьке от кепки. Наверное, все-таки экономистом, какая бы разница ни была. За время болезни о Богомолове абсолютно забыли, стол, стул, тумбочку и компьютер раздали нуждающимся в улучшении условий труда сотрудникам, а на освободившееся место поставили здоровенный фикус. Потому что растение в помещении — это источник не только  кислорода, но и, согласно древнекитайской практике фэн-шуй, всем нам столь необходимой энергии ци - не то что... Не то — что? Не то — кто?
Некоторые пытливые умы полагают, что чудовищные кровопролития первой половины XX века, связаны с совпадением частот смены поколений техники и поколений людей, наступил своего рода «резонанс», неуспевающий осмыслить происходящие изменения коллективный разум помутился - и все заверте... Современный человек уже с легкостью адаптируется к бешеному темпу технического прогресса. Сама возможность того, что за какой-то месяц для несения экономической службы вместо стола, стула, тумбочки и компьютера (а может, и того хуже — и вместо человека) могли начать использовать фикус, Богомолова не удивила — но напугала. Ему даже показалось, что заскрипела под навалившейся угрозой служебного несоответствия шина, но быстро понял, что источником звука был напряженно работающий мозг.
Обитательницы кабинета — а обитателей, кроме заменившего Богомолова фикуса, и не было, — ощутив всеми, вплоть до шестого, чувствами присутствие в кабинете какого-то осанистого господина, поспешно выпутались из всемирной паутины и начали деловито брякать по клавишам. А поняв, обо что с таким глухим звуком ритмично и неумолимо бьется его полный строгой тоски взгляд, затосковали и сами, опасаясь не только отлучения от источника кислорода и всем нам столь необходимой энергии ци. Для каждой неожиданная ликвидация растения могла стать причиной еще и своей, личной, утраты, потому что недра горшка, из которого оно произрастало, таили: торжественно зарытое, со скрываемой даже от себя самой надеждой когда-нибудь выкопать, «последнее» пирожное; со схожими чувствами погребенные пачку сигарет и фотографию бывшего; украденный у коллеги карандаш для губ (а он этой кикиморе все равно не шел); новый, купленный взамен, карандаш для губ (чтобы никакая сволочь больше не уперла); по всей видимости, впитываемые землей, как вода, накопления на годовой абонемент в фитнес-клуб; растущие, как на удобрениях, накопления на пластику груди. Но больше всех переживала, конечно, главный бухгалтер, хранившая в горшке ключ от сейфа.
Нельзя же вечно стоять и смотреть на фикус, как баран на новые ворота. И Богомолов, еще не имея какого-то плана, но с надежно укрепленной невозмутимостью вида, вышел из кабинета. Тут он наткнулся на генерального директора, который тут же признал в нем финансового директора всей своей жизни, с которым судьба уже когда-то сводила его, но то ли коварно посмеялась на ним, то ли он сам совершил какаю-то трагическую ошибку, в общем, по какой-то причине они разлучились. Прошлое, отдаляясь, обретает некоторое подобие сна. Подробности размываются, реально произошедшее искажается, замещается или дополняется не происходившим, или происходившим совсем при других обстоятельствах, события и люди переплетаются. Теряется даже ощущение пережитого, как будто это все было не с нами и просто когда-то увидено со стороны. Что из того, что мы помним, на самом деле именно так и было или вообще — было?
- Дорогой вы наш, ну, наконец-то. Как же долго мы вас ждали, исстрадались как. Счастье-то какое. Ну, что же? Ну, как же? Ну, что же случилось? Почему так долго? Ах, вы точно хотели, чтобы я страдал, - директор игриво погрозил ему пальцем.
- Да вот... приболел, - заскромничал Богомолов.
- Ты глянь, а! Вот это я понимаю — финдир. Красавец. Колосс, колосс! Вот заживем теперь, а? - пихал локтем стоявшего рядом директор. У этого, стоявшего рядом, голова повернулась на несколько оборотов в одну сторону, потом в другую, замедлилась, еще немного покачалась из стороны в сторону и остановилась так, что нос стал направлен точно на Богомолова.
Почти все знают, например, про традицию бинтования ног у женщин в Китае. Намеренно деформированная малюсенькая ножка была залогом удачного замужества и признания в обществе для девушек благородного происхождения. Да мало ли во вселенной, наверняка, найдется еще примеров того, как надругательство над собственной природой открывает перед человеком новые горизонты, как насилие над человеческим естеством позволяет шагнуть выше всего этого человеческого, слишком человеческого. Подумать только: в наше время всего, что только можно, с человеческим лицом нам просто не светит услышать кого-то хоть сколько-нибудь близко стоящего рядом с Фаринелли. Да... Так что вряд ли кто-то удивится, узнав, что в семье Флюгер был свой секрет успеха, передаваемый женщинами из поколения в поколение. Я уж не знаю, как они этого добивались, но перед акушером каждый новый Флюгер уже представал со сплющенной головой на тонкой шее и с уникальной способностью держать нос по ветру. Все даже полагали, что это, в смысле способность, у них наследственное. Черта с два! Результат каких-то бесчеловечных экспериментов, уж я-то знаю.
Наш, тутошний, Флюгер был, как теперь оказалось, лишь тем, кто годами грел кресло до пришествия истинного финансового директора. Но он и возражать не стал, и даже вообще не расстроился, только головкой повертел.
- Да-а-а. Ой, хорошо же как заживем. Я просто счастлив, просто счастлив.
- Предаться поспешим мечтам
И предвкушеньем насладимся,
Надежды волю дав крылам,
На них навстречу устремимся
Той, чей уж слышен шаг. Объятый
В руках ее богатства рог -
Фортуна всходит на порог,
Ведь с нами сам ее вожатый, - экзальтировал директор увлекая Богомолова в свой кабинет. Следом пошаркал и Флюгер.
- Усаживайтесь, счастье мое, - и директор приготовился с умилением любоваться, как его новорожденное счастье первый раз в жизни садится.
А вот садиться было для счастья не простой задачей. Выставив руки назад Богомолов начал медленно приседать. Процесс стыковки с креслом делился на две фазы: на первой необходимо сгибать ноги в коленях до того момента, когда руки-опоры войдут в соприкосновение с подлокотниками; на второй фазе   масса тела целиком переходит на руки, и снижение продолжается сгибанием рук в локтях до соприкосновения непосредственно уже самой посадочной поверхности Богомолова с поверхностью кресла. В какой-то момент Богомолову показалось, что первая фаза продолжается дольше определенного лимита. Он сообщил в Хьюстон о проблеме, и Хьюстон предложил попробовать скорректировать направление опор — Богомолов начал лихорадочно шарить руками, пытаясь нащупать подлокотники. Ошибкой было продолжать при этом снижение: пока он безрезультатно искал место для установки опор, коленки его словно подломились, он потерял равновесие и упал в кресло — жесткая посадка. Даже, скорее, крушение. Даже со взрывом. От которого невидимые волшебные очки директора пошли трещинками, отразившимися, однако, в его зрачках. Голова  Флюгера немного качнулась в сторону...
- Жаль, что вы так надолго нас покинули, - проскрипел Флюгер.
- Да, знаете ли, спину серьезно повредил. Врачи — просто звери, запретили строжайше выходить на работу.
- Да, да. Здоровье — это главное. Но нам тяжеловато без вас пришлось.
- Я так сожалею. Я бы и раньше вышел, но врачи...
- А другого человека мы же не могли нанять: по сетке у нас должностей больше нет, да и что же, его увольнять бы пришлось сейчас, когда вы вышли?
- Да, тяжелая ситуация, конечно. Но теперь наверстаем, я уверен, я поднажму.
- Знаете что, любезный друг, с таким отношением к работе, я не уверен, что вы сможете поднажать, - очнулся вдруг директор. - Чтобы не подводить компанию своими дурацкими болезнями, могли хотя бы на дом брать работу. Так что вот вам бумага, пишите заявление по собственному.