Успей понять

                «Непонимание и друга превращает во врага».
                Лион Фейхтвангер.

  Весь сентябрь уроки не проводились. Убирали со школьного поля морковь, копали картошку и красную свёклу. Старенький трактор «Беларусь» один не справлялся. Ручного труда требовалось немало. Сортировали тут же в поле: семенные отдельно, битые относили в другую кучу. Детям лишь бы баловаться. Только успевай за ними следить. Через день моросил мелкий дождь. Сильно не мочил, но грязь разводил. С берёз, растущих вокруг поля, слетали жёлтые листья и, ложась слоями, становились лишней помехой.
  Фаина Алексеевна высыпала из ведра морковь, собранную с пройденной копалкой полосы, выпрямила спину. Сердце по-прежнему ныло. Таблетка валидола под языком уже не снимала боль. Учительница пересчитала своих четвероклашек. Вроде все здесь. «На сегодня, пожалуй, хватит,- подумала она.- Отправлю их по домам. Родители и без того недовольны». Этот год для неё последний в школе. Двадцать семь лет в одних стенах, пора и на отдых. С каждым годом учащихся становилось меньше. В некоторых классах за партами сидело всего по пять ребятишек. У руководителя отдела образования давно уже маячит мысль закрыть нерентабельную школу, возить учеников за три километра в среднюю. На августовском педсовете состоялся серьёзный разговор на эту тему, в бурных прениях никто так и не вышел победителем. Кто-то был «за», кто-то «против» такого новшества. Вполне возможно, в будущем так и поступят.
  Месяц прошёл, начались занятия. В подполе школы накопился немалый запас для столовой. Обилен был урожай крыжовника, смородины и яблок. Хватило на компоты, на варенья. Звенели голоса по коридорам.
  Фаина Алексеевна в учительскую заходила редко, сидела в кабинете. Здесь она провела больше половины жизни. Оформила его, как полагается, цветов в горшках – изобилие. В выходной день учительница специально приходила их поливать.
  Коллеги находили в ней приметы цыганской породы: невероятной длины гладкие иссиня-чёрные волосы, под стать им чёрные глаза, где и зрачков не разглядишь, смуглоту кожи. Это всё перешло от отца, который шутя, говорил: «Ехали цыгане через деревню, уронили моего деда. Подобрала его марийская семья». Конечно, байка была неправдой. Ну, раз людям так хочется в это верить – пусть.
  Посвятив жизнь чужим детям, Фаина Алексеевна, не гадая, могла знать, на что способен каждый из учеников, кем он будет. Дети любили её, девочки старались подражать своей учительнице. А вот коллектив был сложным. Новые, пришедшие в основную школу по направлению предметники часто смеялись за спиной, называли её «живущая по старым правилам». Елена Гавриловна, недавно принявшая должность завуча, так прямо и сказала: «Тебя, Алексеевна, не ценит никто, скажи спасибо – терпят».
- Что же мне делать?- рассеянно спросила та.- До весны как-нибудь, до конца учебного года дайте мне доработать. Как наступит пенсионный возраст - ни одного дня у вас не останусь. «Дотерпим уж!»- был ответ. Неужели можно так ненавидеть ни за что? Сколько раз подменяла других учителей, когда им нужно было отсутствовать по личным делам... Племяннице своей место подыскивала Елена Гавриловна, не иначе. Та из одной школы убежала – не ужилась, не справлялась с классом, в другой пару месяцев подвизалась, в третью уже не взяли. Под крыло родной тётки хочет устроиться. Только зачем же так откровенно выживать опытнейшего преподавателя? И заслуги не в счёт.
  Захотелось собраться и уйти, но до юбилея осталось пять месяцев. Без зарплаты до пенсии не прожить. Пока размышляла над этой проблемой, пришла другая. Мать еле доучившегося до четвёртого класса Владика Самсонова - в деревне её звали Ониса-Сажа, из-за того, что держала полный двор живностей, постоянно возилась с горшками, пачкалась в саже и, не вытираясь, ходила по улице то за водой, то в магазин - пришла ругаться с Фаиной Алексеевной. Визгливым голосом заполнила класс:
- Ты зачем пристала к моему сыну?! Что ты его мучаешь, зачем ставишь столько двоек? До министра дойду! Найду на тебя управу! Муж мой к тебе бегает, ночью со мной рядом не спит. Своего уберечь не смогла, в землю зарыла куда поглубже. Теперь мой муж понадобился? Бессовестная! А ещё учительница называется! Мало того – заслу-у-женная. Как таким звание дают? Знать бы, за что!
- Успокойтесь, пожалуйста, Анисия Петровна!- попыталась остановить разъярённую родительницу Фаина Алексеевна, но та пуще распалилась.
- Сынок мой Владик работящий: корову доит, в огороде помогает, полы моет, стирает. А ты ему только и знаешь двойки ставить! В его тетрадках красными чернилами для меня «письма» пишешь. Прекрати!
- Анисия Петровна, вот вы заставляете сына работать по дому, а к урокам Владик готовиться не успевает. Возьмёт в руки книгу – начинаете ругаться. На уроках он балуется, плохо слушает задание, во время перемены курит в туалете.
- Кто? Владик? Врёшь!- вдруг заплакала Ониса.- Специально придумываешь. Не может такого быть! Не верю! Он хороший мальчик!
- В чём дело?- в класс заглянул директор школы Захар Иванович. Густые непослушные волосы на его голове разметались высокой копной.- Почему шумим? Разве перемена наступила? Кто мне объяснит? Ну!
- Захар Иванович, переведите моего Владика к другой учительнице. Не хочу, чтобы он оставался в классе Фаины Алексеевны!
- У нас другого четвёртого класса в школе нет,- сделал большие глаза директор.- Мд-а-а! Товарищ Самсонов никогда не будет висеть на нашей Доске почёта. Ступайте, мы тут сами разберёмся. Анисия Петровна, нам известно, что и с соседями вы также скандалите...
- Уйду! Не бойтесь! А пусть над домом вашей Фаины, дочери Эчея, встанет столб сухого огня!
  Проходя мимо дома учительницы своего сына, Ониса-Сажа палкой разбила три окна с улицы. Когда Фаина Алексеевна вернулась с работы, дом выстыл полностью, цветы на подоконниках замёрзли. Кошка новорождённого котёнка затащила на печку и лежала там. Декабрь на дворе. В город за стёклами, которые нынче тоже дорогие, на ночь глядя не поедешь. Зимние дни короткие. При свете уличного фонаря завесила окна плёнкой, приготовленной для теплицы. Так хоть снег не попадёт, метель в доме не будет хозяйничать. Затопила печь. Пока догорал огонь, сидела возле печи на стуле, проверяла тетрадки с контрольными работами. Сгребла горячие угли в подтопку и закрыла трубу. Вернулась к тетрадям. Каждая характеризовала владельца. Фаина Алексеевна слышала их голоса, представляла озорные лица. Вот у неё в руках тетрадь Владика Самсонова. Корочка испачкана в чём-то, видны следы пальцев. Ни на одной странице хорошая оценка не фигурировала. «Посмотрим, что он там ещё наворочал»,- подумала она. «Сочинение. У меня есть собака по имени Шашок. Я его люблю. Папа тоже любит собаку. Мама выносит Шашоку заплесневелые лепёшки или испорченный хлеб. Мама сама смотрит телевизор, а мне не разрешает. «Иди туда, сделай то!»- кричит мама. Вырасту и уйду из дома, ни за что не останусь здесь жить. Вчера вытащил из маминого кармана деньги на сигареты. Она всё равно не считает, сколько их там у неё лежит. Бабушка рассказывала, что моя мама где-то взаперти на цепи держит самого чёрта. Вот за ним-то она ухаживает, кормит вкусными обедами. Поглядеть бы, где она его держит. Искал – не нашёл. Папа почти не бывает дома. «На рыбалку пошёл»,- говорит он и смывается. А я потом вместо него снег с крыши скидываю, даже падал как-то раз вниз, в сторону сада сполз. Не поранился, но еле выбрался из снежного плена. Заполняю флягу водой из колонки, вожу на ледянках домой. Устаю. Мама мои дырявые варежки не штопает. Фаина Алексеевна, почему вы не моя мама? Я бы всегда-всегда вас слушался. Честно-пречестно! А сейчас мне никого не хочется слушаться. Не ругайте меня. Ладно? Мне хочется стать хорошим мальчиком, но внутри сидят такие мешатели, которые не позволяют исправляться...»
  Ошибок-то, ошибок! Единицу жалко за такую работу, но Фаина Алексеевна, вздохнув глубоко, написала «Смотрено» и отложила ту тетрадь.
...Воскресенье. Фаина Алексеевна в городе зашла в магазин, где продавец вырезал стёкла по нужному размеру, упаковал аккуратно. Ноша оказалась тяжёлой. «Как мне дотащить до автовокзала такой груз?»- стала переживать учительница. Но кто-то сильный решительно подхватил ношу и пошёл рядом. Фёдор Самсонов. Отец Владика.
  Он чувствовал себя неловко, извинился за жену:
- Вы, Фаина Алексеевна, простите, пожалуйста! Моя, с сатаной породнённая, ходила, говорят, в школу и вас там всяко позорила. Ревнует-то она правильно. Есть у меня грех, встречаюсь с вдовушкой Груней. Знаете ведь её, живёт на вашей улице. А Ониса думает, что я к вам похаживаю. И уйти бы надо, бросить её к лешему! Раньше, в девках, не была такой. Слишком долго ждали появления Владика. Как удалось его-то «отыскать» - чудо прямо! Из-за жены не могу долго в доме находиться. Тесно и неловко для души. Невозможно постоянно жить в криках, склочных визгах. Терпежу нет! Ухожу к друзьям, в гараж к механизаторам. Для сына мало времени остаётся. Виноват. Онисе всего за сорок перевалила, не следит за собой, надевает на себя, чо попало... Участковому не сообщайте. Я сам вставлю стёкла. Выбрал сыроежку в кузов (сказал он о жене), груздем не станет...
- Когда после смерти мужа переехала в вашу деревню, я не пришлась сельчанам по душе. Знала лишь школьные стены, с твоими земляками встречалась только на родительских собраниях. Наверно, неверно поступала, уйдя в свои личные переживания. И в коллективе школы не захотели меня понять. Трудно, Фёдор, носить на спине косые взгляды. В чём я не такая?
- Отчего умер ваш супруг? Если не секрет, конечно...
- Сердечником был...
- Дети?
- Сын. Служит в Североморске. Мичман. Знаете, Фёдор,- оживилась вдруг Фаина Алексеевна,- в возрасте вашего Владика я с ним тоже немало намучилась.
- Неужели?!
- С сыновьями не всегда просто. Отец увидел в его руках сигарету - так ударил, что мальчик горящую её проглотил. Ужас какой! Мне так было его жалко! Отдали мы его в Звениговское речное училище. Хотели настоящего мужчину из него сделать. Ночью шёл двадцать пять километров пешком, босой, один в темноте, через лес. Открываем двери – стоит: избитый, в крови, в порванной рубашке. Повели к врачам, оказалось, что сломаны два ребра. После лечения в больнице наотрез отказывался ехать обратно и учиться с теми ребятами. Еле уговорили, сняв ему жильё у одинокой бабки. Выучили всё-таки. Форма на моём Олежке так ладно сидит. Не налюбуюсь, когда приезжает в отпуск. После училища взяли его в армию. На Балтийском флоте служил. Окончил мичманскую школу в Питере, после получения диплома женился на девушке, которая мне не пришлась по сердцу. Одна я на их свадьбу поехала. Отец умер. Увидев первый раз сноху, чуть не упала, проплакала два дня. Высокий стройный, как серебристый тополь, мой сыночек... подыскал такую... ну, как вам объяснить? С утиным носом, толстыми губами, большеротую, «ни кожи, ни рожи»... «Олеженька, сыночек, неужели в Северной столице не нашлось краше?»- буквально рыдала я на его плече. А Олег обнял меня и сказал тихо на ухо: «Мама, мне ведь по восемь месяцев ходить по морям. Красивая не дождётся, а эта будет верной на берегу, тылом, так сказать. Вот убедишься после, как мы будем жить...» Родился внучек – копия Лежук, ни капли от матери не взял. Маленького сына я всегда так звала... Кажется, наша остановка, Фёдор!
  Совсем чужому человеку столько рассказала. Сама поразилась, как легко открылась Самсонову. Или он умел слушать? Шагал, косолапя, как большой медведь, впереди, иногда оглядывался, дожидаясь, пока учительница преодолевала узкую заснеженную тропинку...

                *    *    *

  Во всей школе допоздна светились окна класса Фаины Алексеевны. Оставив Владика, она проводила с ним дополнительные занятия. Мальчик заметно подтянулся, усваивал всё с ходу, старался, догонял товарищей. За сыном приходил отец. Втроём они шагали домой. Во время каникул Владик стал часто забегать к Фаине Алексеевне домой, увлёкся книгами, читал запоем то, что рекомендовала его первая учительница, которая ушла теперь на пенсию. «Мама стала как-то покорнее, уже не скандалит. Папа её отчитал. Одевается лучше, чище. В зеркало глядится! Я подсмотрел. Она боится, что мы с папой к вам перейдём жить насовсем»,- делился Владик.
- А вы с отцом чем ей на это отвечаете?- улыбается Фаина Алексеевна.
- Пусть переживает. Это ей на пользу. Знаете, как дома стало весело? Шума нет. Я только заикнулся: «Фаина Алексеевна меня вкуснее кормит»- так она даже где-то откопала поваренную книгу. Класс!- гордился достижениями мамы Владик.
- Вот и славно, коль у вас всё налаживается!- радовалась учительница.- Нет ничего такого в мире, чему нельзя научиться.
- Я тоже буду моряком, как ваш Олег!- решительно говорил мальчик.- А когда он к вам приедет на побывку? Мне хочется пожать ему руку.
- Летом. На машине, вместе с семьёй. Внучок уже большенький. Соскучилась я по нему. А ты, Владик, не сердись на меня. Признаться хочу. Помнишь то сочинение, зимой написанное? Я отдала эту тетрадь твоей матери.
- А-а! То-то мы с папой удивляемся: какая пчела маму укусила? Ядом излечила? Фаина Алексеевна, мы тогда всем классом подслушивали, когда вас Елена Гавриловна унижала. Она на уроках всё время ест шоколад и семечки грызёт, поэтому такая толстая.
- Ай, Владик, нельзя так судить о взрослых.
- А что? Все знают и видят. Своей дочке ставит только пятёрки.
- Товарищ Владик! Прекращаем разговорчики! Авторитет учительницы надо беречь...
- Не буду. Несправедливая она...
- Ты снова!
- Убегаю, заболтался тут с вами! Пока! Чао! Пейте без меня какао!
  «Эх, горюшко ты моё! Хороший человек из тебя должен вырасти. Беги! Впереди у тебя целое море жизни. Немало встретишь разных людей. Лишь бы с тобой рядом оказался такой, который тебя поймёт. Тогда всё преодолеешь...»
               
                1984 год, Йошкар-Ола.