Любовь треугольником

                ЛЮБОВЬ ТРЕУГОЛЬНИКОМ.

                Рассказ.

                «Когда Бог закрывает дверь, он открывает спектакль».
                («Сплетница» (Gossip Girl), Сесиль фон Цигезар)

Вы уже пробовали любовь в треугольнике?  Нет? Ах да, понятно! Это  аморально и неприемлемо для порядочного человека и семьянина. Денис был как раз таким – порядочным семьянином, но в такой треугольник все же угодил после большого брачного стажа, чтобы испытать вновь любовь и боль.

Сейчас ему было больно. Очень! Он все забыл за эти годы. Забыл радость и забыл боль. И вот она вернулась. Денис уже решил, что боль для него уже исчерпана. Как же он был наивен. Радость и боль - они бесконечные во времени. Точнее не так. Не совсем так. Время находит границы и для боли и для радости, чтобы определить им начало и конец.

Неисчерпаем сам источник, откуда они появляются вновь и вновь. Обычно они дружат, сменяя друг друга. Денису даже стало казаться с определенной поры, что они очень зависимы между собой. Иначе откуда же боль может знать, как велика была радость до нее. А она знает даже, когда радость разрастается до счастья, которое меряется лишь короткими мгновениями, забирая весь запас ее сотворившей.

Боль же является чаще острой и нетерпимой, чтобы затем медленно затихнуть до уровня ноющей и переносимой. Но в этот раз в нем проснулась как раз та боль, о которой он уже успел забыть за долгие годы. Та боль стихала в нем два десятка лет, пока не покинула его совсем, чтобы лишить его одновременно и радости в жизни. Меленькие радости еще порой случались, но того счастья, которое он испытал перед невыносимой болью, уже его не посещало. Он даже успел привыкнуть к постной жизни без перца радости и горечи боли.

Но в этот раз ему пришлось даже сбежать, чего он не делал уже давно. Он не хотел, чтобы она увидела его слезы, которые уже стояли в его глазах. Это было очень больно! Где-то Денис читал, что боль, которую испытывают женщины при родах в семь раз сильнее боли от  термических ожогов, которую все привыкли считать нестерпимой.

На мгновение ему показалось, что и он испытывает родовую боль. Ожоги у него уже  случались в жизни, и та боль которую он испытывал сейчас, была намного сильнее. Может быть, у него и в самом деле наступили роды? Ведь все новое рождается обязательно в муках, иначе это всего лишь хорошо забытое старое.

И поделом ему. Он знал, что много месяцев причинял боль тем, кто был способен рожать, в отличии от него. Вот и дождался он теперь своей боли, сравнимой с родами. Он сорвался с места, выжав педаль газа до отказа, гонимый болью.

На ее вопросительное: «Я пошла?», Денис не стал возражать, чтобы выдать голосом тот комок, который застрял в его горле, выжимая слезы на глазах. Он даже не стал прощаться. Лишь пробормотал что-то вроде: « Да, иди… Захочешь увидеть или может тебе понадоблюсь по неведомой причине – дашь знать…». Видеть ее спину, неторопливо удаляющуюся к порогу здания, он уже был не в силах. Потому и выжал педаль до отказа.

Как-то раз, ему пришлось проходить лечение в ожоговом центре, где лежали вместе пострадавшие от жара и от мороза. Его ожог сегодня был не от бушующего пламени. Пламя зажгло в нем любовь такую внезапную и такой страшной силы, что он был счастлив целых шесть месяцев, не видя и не слыша ничего вокруг, кроме нее.

Она была его мечтой и воплощением совершенства одновременно. В ней все было удивительно ладно и точно так, как он мечтал. Казалось даже, что так сойтись мечта и явь не может. Но на сей раз в его любимой сошлись воедино все самые смелые мечты. Вот почему он так долго не верил ей, чтобы испытать силу холода, что своим морозом обжигал  его душу  сейчас. Ему казалось, что женщина не должна быть столь совершенной, чтобы затем разочарование при ее познании не леденило  кровь и не охлаждало чувств до глубокого обморожения. Но Денис не внял своей интуиции и не  насторожился, видя в ней реальное воплощение своего образа совершенства из грез.  Вот почему его боль была сейчас так сильна. Это была боль от внезапного  обморожения воскресших в нем чувств. Знатоки убеждали его когда-то, что такая боль сильнее ожогов от огня. А может обе эти боли сейчас соединились воедино, чтобы он ощутил всю глубину мук роженицы?

Зачем она так с ним поступает сейчас? Зачем, с грохотом закрыла перед ним дверь, которую ранее так широко распахнула перед ним той весной, вернув его рывком в пучину райского наслаждения из многолетнего сна. Может она внезапно решила, что она Творец  и может себе позволить распахнуть или захлопнуть перед ним дверь по своему усмотрению? И для чего это ей? Она тоже открывает свой спектакль.

Такая мысль была для Дениса сейчас единственным утешением. Может быть, она разыграла перед ним всего лишь спектакль с участием одного актера, сценарий которого сочинила сама, забыв посвятить его в свой замысел?  Он сегодня заметил блеск слез в ее глазах, но так и не понял, от чего они. А может она испытывала тоже нестерпимую боль, когда решилась на свою жестокую роль в спектакле реальных чувств.

Денис не мог поверить сейчас ни в ее месть, ни в ее неискренность тогда, когда он припал к ней в жажде и желании насладиться ее пылкостью, нежностью и страстью, что накопились в ней до краев. Он пил ее чувства столь жадно, что готов был захлебнуться в своем счастье без тени малейшего сожаления. Он вновь обрел юность и свежесть. И она была столь юной и свежей для него, что все девушки рядом с ней, что годились ей в дочери, не могли отвлечь ни на минуту его мужского любопытства.

Ему все еще хотелось верить в то, что она так поступила с ним умышленно, взяв на себя за него мужество разомкнуть их любовный треугольник, который он уже сам решился сломать окончательно. И эта мысль еще могла его утешить, если она бы она была правдивой реальностью ее чувств и угрызений совести.

Он еще был в состоянии понять ее и принять ее такой шаг, что не нарушал его веры в ее искреннюю любовь к нему. Не мог он смириться лишь  с тем, что все происходящее с ними было лишь коварной ее игрой в жестоком спектакле, где бы зал заливался смехом над его наивностью и слепотой. Будь весь замысел такого спектакля правдой, он был бы готов подвести черту в своей жизни. Будь это все правдой, ему не было смысла возвращаться в прежний мучительный сон, где он потерял столько лет.

Денис внезапно вспомнил, что она что-то говорила о смысле. Он вспомнил ее предложение обсудить некий смысл их отношений. Но он корчился, обожженный ее холодом. И этот холод был до абсурда   несовместим с тем пламенем ее сердца, с той ее любовью, что подняла его над землей и заставила забыть о всей прожитой жизни разом. Денис отказался говорить с ней о пресловутом смысле.

К чему говорить о смысле в отношениях с женщиной? Когда любимые люди начинают говорить о своих отношениях, ищут смысл в их существовании, тогда их отношения  переходят в историю.  А любая история пишется не о будущем. История пишется  лишь о прошлом, в котором уже нет место настоящему,  и никогда не будет будущего.  Будет лишь исторический опыт для тех будущих событий, что еще не успели стать очередной историей. Так он ей и сказал, закончив разговор и встречу. Последнюю свою встречу с любовью.

Теперь же первое яркое солнце после бесконечной зимы слепило глаза, мешая рассматривать воронки на ее полотне, которые приходилось то и дело объезжать. Денису было невмоготу снимать ногу с педали газа, чтобы снизить скорость. Его душа стремилась нестись навстречу встречному ветру, чтобы снять нестерпимую боль.

Всякая история имеет свое начало и свой конец. Теперь он точно знал, что история их отношений, его яркой внезапной и поздней любви нашла свое завершение. Осознавать, что финал уже достигнут, было тяжело оттого, что все говорило о последней для него любви. Он так долго прожил без нее, что смирился и уже не ждал от жизни ничего подобного. Ему удалось себя убедить, что любовь рождается в юных сердцах – в тех, что еще не имеют шрамов от финалов и потерь. И лишь ей, столь же не юной, как и он сам, удалось разрушить ту его стену, что воздвигал он годы по кирпичику.

Боль стихла лишь с рассветом. Она зашла куда-то вглубь него и там притаилась. Яркий и солнечный день отодвинул ее в тень. И еще музыка, мелодичная и спокойная, что лилась в салоне авто, томящегося в привычных тянучках городских магистралей в час-пик. Она обволакивала его и успокаивала, как спрей место ожога, смягчая боль и защищая рану от новых потрясений.

Интуиция ему вновь услужливо подсказала, что наступил критический момент для его треугольника. Нанесенный ею удар пришелся в то место, что давала ему крепость и устойчивость. Узел был нарушен, и треугольник рассыпался на глазах пораженных его участников, засыпая их обломками и не давая шансов на спасение. Ему внезапно показалось, что больше всего шансов на спасение было у той, что нанесла роковой удар. Быть может это и было причиной ее слез в тот момент, когда она наносила гибельный для всех удар?

Продолжение следует…  А может и нет?
               
Она шла медленно, не спеша. И не оборачиваясь. Он сегодня заметил влагу в ее глазах. Такую же, как всегда, как он решил. Но раньше это был блеск, а теперь влага. И это две большие разницы, как говорят одесситы. Сегодня она прятала свою боль. Раньше не скрывала счастья. Что же так изменилось за эти последние месяцы. Она преднамеренно не обернулась, как это делала всегда поднимаясь по ступеням крыльца, после встречи с ним.

Не оборачиваясь, она слышала, как взревел мотор его машины и как взвизгнули колеса, чтобы умчать его теперь уж навсегда. До сегодняшней встречи надежда лишь таяла. Сегодня от нее ни осталось следа. Она все так же неторопливо вошла в дверь, и лишь закрыв ее, дала слезам легко течь по щекам. Лишь только теперь, она убрала свою гордость и прильнула к окну, чтобы следить глазами за его машиной до того поворота, который скроет ее. И его. Навсегда. Да, это конец!

Она была с ним сегодня подчеркнута холодна. Она так решила еще тогда, когда он целовал ее, в тот, в предыдущий раз уже прощаясь. Он нервничал и торопился, что опаздывает к той, у которой она его брала на время. В аренду или напрокат. А ведь так хотелось взять его насовсем и целиком. Чтобы больше уже никогда не довольствоваться его кусочками и не считать все те минуты, что остались ей до прощания. Те минуты, что он мог дарить ей. Она всегда ясно видела, как он к ней тянулся, как наполнялся ее нежностью, ее любовью. Он рассвел в ее ладонях и рассвел. Она это видела собственными глазами.

И она с ним утратила ту боль, которая так долго ее мучала. Она поселилась в ней давно и не стихала, пока он не взял ее впервые. И сделал это так сладко и нежно, как не брал никто и никогда. И потом, когда она была с ним близка, она больше ее уже не беспокоила, пока он был рядом. Даже тогда, когда они не могли быть близки. Даже тогда, когда она считала минуты до его голоса в телефоне. Ждать его звонка было сладко и мучительно одновременно. Но даже мука ожидания ее не беспокоила той болью, которая в нее вернулась и мучала теперь.

Да, она так решила. Решила за него и за себя. Она уже не могла больше терпеть эту боль, которая срослась с ее душевной болью и теперь уже терзала ее не на шутку. Она решилась и набрала сил для этого холода, который его так резко оттолкнул и зацепил в ней. Он впервые так разозлился,  и оттого был сегодня резок и груб с ней. Он растратил свою нежность, в которую она тогда окунулась с головой, как только он взял ее ладонь в свои и положил на ее колене под столом в том кафе, где она впервые его увидела.

Нет, она давно уже поняла, что он не смог оторвать от себя ту, которая его сделала таким. Он пришел к ней с больной душой, потерянный и несчастный. По нему было видно, что его гложет внутренняя боль. И как же он ожил, когда ее нежность потекла с ладошки в его руки. Он оживал, а она чувствовала, как начинает светиться ее лицо. Этот свет в ней загорелся и освещал ее тогда изнутри, разглаживая усталые морщинки и зажигая до блеска глаза. Тогда он тоже заметил блеск в ее глазах, как заметил его  сегодня. Разница была лишь в том, что сегодня это были застывшие от муки слезы.

Она понимала, что не в праве его забирать у той, что отдала ему столько лет. Он признавался, что эти годы пролетели так незаметно, что он не успел опомниться. И ей захотелось остановить это время, которое так стремительно старило его лицо, сгибало ему спину и сжимало сердце. И это ей удалось. Как? Она и сама не успела это понять. Она лишь видела, как он молодеет и расправляет свои плечи с каждой их встречей все больше и больше. А она не могла оторваться от его уст, когда он начинал их целовать. У нее тотчас отключалось сознание, как только она чувствовала его дыхание на своем лице.

Это было счастье, которое вспыхнуло и стало ускользать от нее, грозя покинуть совсем. С этим страхом она прожила эти долгие зимние месяцы, когда он перестал совсем с ней видеться. И вот теперь, не выдержав этой муки ожиданием, она его оттолкнула.

Слеза наполняли ей глаза и солеными струйками катились по лицу. Она еще долго так стояла, прижавшись лицом к стеклу окна в холле, не в силах оторвать себя от него. Она не могла найти в себе силы сделать это, чтобы уйти и начать жить без него. Она понимала, как болит его душа теперь, когда она вырвала из нее надежду на ее любовь. Она знала, как быстро к нему вернется тяжесть прожитых лет, которые ей удалось снять с его плеч. На его лицо уже за эти месяцы вернулась печаль сеточкой морщин, как до этого такая же сеточка состарила лицо ей.

Она знала, отчего он так рассматривал ее лицо сейчас, перед тем как уехать. Он тоже их видел, и они его удивили. Он отвык от них, видя все время ее то лицо, где его любовь к ней уже успела их разгладить.  Она видела, как омолаживали ее те вера и надежда, которые он сумел вселить в нее. И вот теперь она всего сама себя лишила. Она не стала ждать, когда это сделает он, понимая своим сердцем, что он так и не сможет прийти к ней весь и навсегда.

Устав от боли, ей вдруг захотелось оторваться от окна, чтобы раскинуть руки и закружиться на кончиках пальцев в пространстве холла, непрестанно громко крича всем на свете:  «ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ»!

Она поняла еще тогда, в морозном феврале, что история ее счастья нашла свой конец, к которому и устремилась, словно вода в низину, чтобы разгоняясь все сильнее, разрушать на своем бегу ее хрупкое тело, дробя его на мелкие блестящие осколки. Она будто физически чувствовала, как из ее тела вытекает любовь, освобождая место для боли в ее душе, в ее теле, в ее женском начале.

И чтобы избавиться от этой боли, она решила обрести тот покой, от которого она так устала, живя одна, без него, без нежности,  без любви. Она набралась сил и оторвалась, наконец, от окна. Выпрямила плечи,  вытерла слезы на щеках салфеткой, взлохматила руками копну пшеничных волос и неторопливо стала подниматься по ступеням лестницы, поднимаясь все выше и дальше от счастья, с которым только что попрощалась, чтобы начать жить дальше. Без него и без его любви к ней. Без звонков каждый день и без встреч украдкой по отмерянным им часам и дням. Лора отныне уверенно  перевела его номер телефона в ЧЕРНЫЙ СПИСОК абонентов мобильника и … в свой ЧЕРНЫЙ СПИСОК ее мужчин «ВНЕ ДОСТУПА».

               

Ситуация с Денисом уже в этот год вышла из-под ее контроля. За этот год Мария пережила все то, чего ей  удалось избежать за четверть века жизни  с ним. В ее глазах он всегда был слишком нерешительным и спокойным для измен. За эти годы много утекло той воды, что унесла в прошлое события радостные и печальные, которыми была наполнена их супружеская жизнь. В ней было место романтике и очарованию, негодованию и разочарованию. Было место многому из того, что бывает в жизни пары. Все это ей принесла вторая попытка упорядочить личную жизнь, чтобы обрести гарантию, таких желаемых ею до него: стабильности и покоя.

Ее надежды оправдались. Он не подвел ее, и подарил уверенность, семью, детей, нежность и заботу. Все то, чего ей не хватало до встречи  с ним. Не было лишь бурных страстей и вихрей чувств на их спокойном лоне брака, не потревоженном страстями, как бывает непотревоженным даже стаей уток болото в лесной тишине.  Немного угрюмый и неулыбчивый, Денис ни разу не поселил в ее душу сомнений в том, что верность – одно из лучших его качеств. Он был порядочным и надежным партнером в жизни. А жизнь у них с самого начала складывалась непросто из-за печального опыта их первых попыток устроить семейную жизнь.

Он и она уже успели испытать стихию страстей до того, как она откликнулась на его брачное объявление, скромно размещенное в числе многих на страничке знакомств в местной газете, которая заменяла в пору их молодости современные сайты в Интернете. Их букетно-цветочный период длился несколько дней, чтобы через три месяца завершить их добрачный период в районом ЗАГсе. Свадьба была скромной и ограничилась церемонией в узком кругу родных с двух сторон. Он тогда подарил ей свадебное путешествие по Прибалтике – единственно доступной в те времена территорией Европы.

Она оценила его щедрость мужа и отца, и приняла его двух детей, прекрасно понимая, что его возможности тогда ее очаровывать в то время были не велики. А ей это было и не нужно. Ей нужно было совсем другое, и это другое она сполна получила и получала все эти годы, без любовной страсти и испытаний ревностью. А она, уже зная, что такое ревность, была ему благодарна за его постоянство и спину. Ведь порой женщине больше всего нужна именно такая спина, которая закроет от всех невзгод и испытаний, от которых иначе не скрыться.

Порой ей казалось, что она обрела свое женское счастье, и другого  ей уже не нужно.  Иногда Марии хотелось счастья иного. Хотелось страсти и немного переживаний, чтобы ждать и обретать те счастливые минуты, когда сознание отключается на миг, и ты уже не знаешь: кто ты и где ты. Таких минут за эти годы было немного, а те, что она уже пережила, были прожиты до Дениса.

Она знала и видела, что и ему не хватает этих минут. Но ей казалось, что Денис такой человек, каким она его знала, и ему не столь важны минуты человеческого счастья, как были порой нужны ей. Как же она ошибалась! Откуда ей было знать, каким на самом деле был ее Денис!

А он был мужчиной с женской душой, такой же нежной и чувственной. Он мог быть нежным и страстным, мог творить глупости и удивлять чудесами, шутить и плакать так же легко, как это бывает у женщин. Таким он был на самом деле. Таким он был до нее, в той жизни, что уже прожил до нее, что так нелепо прервалась, чтобы изменить его навсегда!.. Навсегда?
Тогда он пережил удар, и она ему в этом столько лет помогала, пока, как ей казалось, Денис не оправился совсем. И вот теперь эта его измена. То чего Мария менее всего могла от него ждать. И она уже поняла, что потеряла его. И оттолкнула сама. Это она ненароком пробовала убить в нем мужчину, решив что он и сам это осознал и к этому готов давно. Так давно, как давно они были близки не только душами. И вот теперь, она его утратила. Нет, он еще физически жил рядом с ней, но ее мужчина уже стал ей чужой.

               
Нет, в нем все эти годы жил тайно тот, старый и невидимый для посторонних мужчина, который медленно умирал как личность, пряча от глаз свою страстность и нежность. Ему  порой казалось, что его нежность поглощает его Я изнутри, и совсем скоро он перестанет быть собой до такой степени, что уже никогда ни будет способен ответить на чужие чувства, даже если они сами свалятся на его голову.

Но чужие чувства не спешили его удивлять своей остротой и непредсказуемостью, а те, что жили между ними, медленно переродились в иные, которые не принято называть любовью.

Наступило время в их отношениях, когда полное взаимопонимание, уважение и благодарность за заботу, внимание вместе с надежностью и стабильностью в отношениях, заменили им отсутствие любви страсти, как протез заменяет утраченные конечности или зубы.

В тот период их пару можно даже было назвать счастливой тем, кто не имел и такого в своей жизни, а мог лишь желать и мечтать обрести покой и благополучие хоть когда-нибудь.

И все было бы ничего, если бы не одна особенность Дениса. Дело в том, что по наследству от отца он получил в свою кровь большую дозу той сексуальности, что не была видно, но жила внутри него с юности. Его сексуальность проявилось с той, что подарила ему не только себя, но и двух детей, чтобы затем, оставив сияние в его душе и память о себе в малышах, исчезнуть и забрать с собой все то, что принадлежало ей, все что с радостью ей отдал в тот момент, когда она открыла в нем наследие отца.

Он не сетовал на то, что в его жизни случилось все так. Он был благодарен, что в ней была она, и была их та любовь, что он испытал, что дала ему сил и мужества жить так долго без нее. И все было бы ничего, если в один не самый лучший день в жизни Дениса, он не услышал бы от своей половинки приговор.

Предварительное следствие для такого приговора проходило вяло и не несло  в себе никаких сенсаций и горячих новостей. Процесс этот был сугубо женским и назывался неприметным и скромным словом «менопауза».  И он, этот процесс, привел к асексуальности их супружескую пару, лишив уже давно тех радостей, что дарит любым отношениям близость.

Приговор был пожизненным и безапелляционным. Денис должен был с этого момента признать, что как мужчина он перестал существовать. И тут произошло непредвиденное. Давно уснувшее отцовское наследие внезапно ожило и выступило открыто против такого решения. Так в жизнь Дениса вошла та, что вернула ему не только мужественность.  Эта женщина, своей нежностью вернула ему все те мгновения, что позволяют говорить о любви, о счастье, о всем, что бывает прекрасного в жизни.

ЧЕРНЫЙ СПИСОК! Он сам своим бездействием туда записался, как доброволец на фронт. Добрая воля его неблагодарно отвергла щедрость чувств, выполнив свой долг перед…

А перед кем долг? Перед той, что вынесла ему приговор? Или перед той, что покинула его, забрав с  собой все надежды на еще одно возрождение в нем отцовского дара? Или перед той, что через годы вернула ему чувства  той забытой любви, что  своими крыльями подняла и понесла его, как юношу, над невзгодами и пережитыми бедами к свету человеческого и мужского счастья, для которого Денис и был рожден в этот мир?

Уже в который раз в салоне его автомобиля звучал мелодичный хрустальный звон первых аккордов «Let 'Em In» Wings, чтобы тотчас же быть оборванным звуками бархатного ритма марша, где основной тон уже задавали струны волшебного фортепьяно. Мягкие ударные вслед за первыми звуками заданного ритма фортепьяно, не мешали, а лишь дополняли бодрый ритм марша. Они помогали придать звучанию струн ощущение бархата в общем звучании мелодии.   Слабый негромкий голос экс Битла откуда-то издалека  постепенно входил в звучание основного ритма, чтобы быть дополненным новыми, несколько по-детски звучащими голосами, остальных участников "Крыльев", подготовить ухо слушателя к уже звонкому и резкому во всю силу голосу Пола. Наступал черед флейт дополнить звоном общий ритм, чтобы затем он, словно испугавшись, сбился и замедлился, уступив место трубам и их задорной медной бодрости. Ритм марша незаметно переходил в лирическое, неторопливое звучание, теряя свою воинственность. Оставалась лишь зажигающая бодрость ритма марша.

Песня эта, умышленно им зацикленная в бесконечный автоповтор, не заканчивалась уже столько дней, сколько Денис состоял в том чертовом Черном списке абонентов, не допущенных к прямому общению. Ритм барабанного боя и веселый бодрящий ритм вносили в его настроение нотку надежды. Он поддавался призыву любимого им Маккартни «Впусти их!». А он и не думал закрывать свою очищенную душу для чувств той, что ее открыла вновь. Он был готов «сделать ей милость, и в дом впустить!». А дверь Денис и не думал закрывать, оставив открытой с той поры, когда вихрь женской  нежности внезапно  ее распахнул настежь. А раз дверь распахнута, то и ПРОДОЛЖЕНИЕ НЕ МОЖЕТ НЕ ПОСЛЕДОВАТЬ!  Теперь нужно лишь следить за тем, чтобы случайный сквозняк не захлопнул дверь вновь…

                «Кто-то в дверь постучал,
                Кто-то у входа звонил,
                Кто-то в дверь постучал,
                Кто-то у входа звонил,
                Сделай мне милость,
                В дом их впусти, открой дверь им».
                (Paul McCartney. Let Em In. - Впусти их).