Шоколадный Авангард. Роман-фэнтэзи. Ч. 2. Гл. 5

5. Две комнаты.

Мы продолжали путешествие по кабинетам, надеясь в итоге победить в этой долгой игре в «пятнашки» и выйти к центру здания. В одной из комнат два дюжих охранника наставили на нас пулеметы.
- Кто такие? – строго осведомился один из них. Его кисть нервно дергалась на спусковом крючке, а длинный шрам на лице явственно налился кровью.
Все мы онемели, и только один из нас, человек, привычный к подобным ситуациям, нашелся, что ответить.
- Нам бы к лифту выйти, - подняв руки, проговорил Инспектор.
- Все вы так говорите, - сухо сказал охранник. – Документы на лицензии принимаются строго по графику. Сначала запишитесь…
- Пусть проходят, - раздался женский окрик позади охранников. – Они же тебе ясно сказали, что пришли не по нашим вопросам.
Строгий охранник медленно и крайне неохотно отпустил пулеметную рукоятку, и мы осторожно прошли между дулами крупнокалиберных орудий убийства.
Тесный кабинет был по самый потолок застроен стальными несгораемыми шкафами, и между ними оставался лишь едва видимый узкий проход к противоположной двери. Среди бумажных завалов мы не сразу увидели хозяйку комнаты – сухонькую бабушку в очках и с седыми волосами, безукоризненно собранными сзади в хвост. Приглянувшись, мы обнаружили за ее спиной еще один стол, совсем крошечный, и за ним другую служащую, немного моложе, лицом и манерой прятаться от чужого взгляда за грудами папок походившую на серенького мышонка. За все те пятнадцать минут, которые мы находились в комнате, она ни разу не оторвалась от своей работы и не обратила на нас ни малейшего внимания.
- С чем пожаловали? – спросила бабушка, подозрительно глядя на нас поверх очков и не переставая делать пометки в лежащей перед ней огромной канцелярской книге.
- Я уже сказал, - ответил Инспектор. – Мы ищем лифт на верхние этажи. У нас проект постановления. Донат, покажи.
- Это просроченная форма, - объявила бабушка, издали взглянув на проект. – Наш отдел утверждал такую лет шесть назад. С тех пор четыре формы поменялось. Хотя - меня это не касается; самое главное, что вы не по поводу лицензии пришли. Если ищете лифт, то идите дальше, может, и найдете.
Мы переглянулись, и по глазам Инспектора и Доната сразу стало ясно, что они, как и я, обрадовались встрече хоть с одним мало-мальски думающим существом в этом проклятом доме.
- А не подскажете, бабушка, как бы нам быстрее пройти к этому самому лифту? – спросил Инспектор, пытаясь пробиться ближе к столу хозяйки кабинета.
- Какая я тебе бабушка? – строго крикнула служащая. – Ты еще попроси меня варенье с пирожками для тебя сделать. Я начальник отдела разрешений и лицензий Фестина Лентовна Версус. А это мой главный специалист Люксина Тенебрисова. Впредь прошу обращаться ко мне по имени-отчеству или с указанием моей должности. Развели тут фамильярность…
Охранники с пулеметами, внимательно следившие за изменениями в голосе начальницы, красноречиво звякнули затворами. Фестина сверкнула на них глазами, и охранники разочарованно опустились на стулья.
- И нечего тут стоять, проходите, проходите, - добавила Фестина, возвращаясь к своим записям.
- Вы, конечно, извините, но вам придется потерпеть наше присутствие в течение пятнадцати минут, - очень вежливо сказал Донат.
Начальница отдела посмотрела на него и согласно кивнула:
- Верно, а я и забыла об этом. Тогда стойте тихо и не мешайте рабочему процессу.
Некоторое время мы наблюдали за тем, как Фестина и ее главный специалист что-то деловито писали в канцелярских книгах, а затем неугомонный Инспектор внезапно спросил:
- Фестина Лентовна, простите за нескромный вопрос, но на что вы выдаете лицензии, если повсюду давным-давно полная разруха, а Фактории глубоко… как бы это сказать… а Фактория, насколько я знаю, сама по себе во всех вопросах?..
Начальница отдела отложила в сторону старомодную шариковую ручку и сняла очки. Внимательные темные глаза строго смерили взглядом потрепанную фигуру Участкового.
- Если разруха в ваших головах, то это еще не значит, что она и повсюду, - в голосе Фестины прозвучали стальные нотки, не вызывающие сомнений в том, что она изрекает абсолютную истину. – Вы либо проспали последние сорок лет в летаргическом сне, либо попросту игнорируете ежеквартальный рост производства, регистрируемый нашим отделом статистики. Время, когда к нам можно было бесконтрольно ввозить яды, опасные вещества и оружие, давно прошло, и вам, как представителю правоохранительных органов, лейтенант, это должно быть известно, как никому другому. С тех пор, как я начала работать в этом отделе, многое изменилось…
- Да, оно и видно, - печально вздохнул Инспектор. – Вы в окно хоть иногда смотрите?..
-… Производство и ввоз пиротехники, этилового спирта и цветных ксероксов – уже давно никого не удивляет строгое лицензирование данных сфер деятельности, а ведь было время, когда каждый мог купить копировальную технику и начать бесконтрольно печатать денежные знаки, - продолжала Фестина, решившая, по всей видимости, показать мастер-класс несмышленому работнику полиции. – Потом мы продвинулись еще дальше. Ведь любой предмет окружающей действительности может служить как для благих целей, так и для целей преступной деятельности. На цветном копире можно напечатать не только фото своей семьи, но и сотню долларов. Пиротехника используется как для фейерверков, так и для подрыва здания. Соляную кислоту можно налить в скважину и облегчить работу бурильщикам, но ее же успешно используют наркодилеры для производства героина. Как-то пришел к нам один такой наркодилер, правда, он довольно убедительно замаскировался под представителя сервисной буровой компании, даже пытался всучить мне свою, как он это называл… имиджевую продукцию. Когда я посоветовала ему найти более подходящее место для этой продукции и открыто назвала это место, он сильно обиделся и начал кричать, что охрана не пускает его в здание и держит на морозе по несколько часов, что кислота ему была нужна еще полгода назад, а мы не даем лицензию, то я попросила этого наглеца держать себя в рамках. Он немного успокоился и попытался убедить меня другим способом. Вот вы говорите – сказал он – что кислоту вы не пускаете в страну потому, что ее используют в своих целях наркодельцы. А почему только кислоту? Например, в процессе изготовления наркотиков используются даже самая обычная соль и простая вода. Вы что, и их тоже запретите? И тут на меня нашло озарение! Этот наркодилер был прав на все сто процентов! Вода, воздух, соль – все это используется в неблаговидных целях. Наркодилеры передвигаются на самых обычных автомобилях, носят ту же одежду, что и мы с вами, сидят на тех же стульях, и так далее. Если мы введем разрешения на все эти явления окружающей действительности, то очень скоро ликвидируем преступность как класс! Приготовить соответствующее постановление и ввести его в действие не составило особого труда, поскольку все согласились с таким способом борьбы с правонарушениями…
- Я помню те времена, - грустно подтвердил Инспектор. – В очереди к вам тогда стоял весь город.
- Вот именно! – радостно воскликнула Фестина. – Мой отдел расширили в сто пятьдесят раз, и мы в течение трех лет выдавали разрешения на мебель, одежду, воду, воздух и все прочее. Да, в очереди к нам задавили несколько тысяч человек и еще больше отправились на тот свет от обморожений и солнечных ударов, но посчитайте, сколько было среди них преступников и правонарушителей! За несколько лет мы нанесли страшный удар по преступности и практически искоренили ее! Но это было еще не все! Мы тесно сотрудничали с вашим начальством, и какая-то светлая голова из полицейского управления высказала недовольство тем, что жители Промзоны свободно передвигаются по всей территории города. И не только пешком, но и на автомобилях. А где происходит абсолютное большинство правонарушений? – правильно, вне дома. То есть, если запретить людям выходить из домов, то и число преступлений значительно сократится. А тем, кто все-таки хочет выйти, необходимо брать разрешения в нашем отделе. Мы немедленное ввели в действие это правило и, помимо практической выгоды, обеспечили еще и значительное пополнение бюджета…
- Это мы все знаем, - прервал начальницу отдела Инспектор, за что в душе мы были ему благодарны. – Видели все это торжество вашей мысли в действии. У меня тогда восемьдесят процентов родственников и знакомых либо вымерли, либо сбежали из Промзоны. А не могли бы вы, чисто для разнообразия, рассказать нам, над какими проектами вы сейчас работаете? Мы никому не скажем.
- Да ничего, можете и сказать, - охотно согласилась Фестина, значительно оживившись, когда разговор коснулся ее, очевидно, самой любимой темы. – Сейчас мы трудимся над составлением списка книг, рекомендуемых к изъятию из публичных и домашних библиотек.
- О, это очень своевременно, - почесал затылок Инспектор. – Это вы верно подметили. Телевидение, Интернет и газеты отсутствуют, так эти наглецы за чтение книг взялись! Давно пора преподать им урок.
- Вот именно, - Фестина в знак согласия рубанула воздух ладонью, не распознав сарказма в словах Участкового. – И, начав с самых популярных и, на первый взгляд, безобидных книг, мы ужаснулись. Оказалось, их всех придется запретить. Начнем хотя бы с детских сказок. Известная всем Красная Шапочка – это неприкрытая пропаганда жестокого обращения с животными. Что делают охотники с несчастным волком? – они разрезают ему живот! В сказке затем концентрируется внимание на грязном пиршестве бабушки, внучки и охотников над телом животного, и ни слова не говорится о страданиях издыхающего от тяжелой травмы волка. И, заметьте, автор сказки не потрудился даже упомянуть о наличии либо отсутствии у преступников охотничьих билетов, и был ли в это время объявлен сезон охоты. Что касается другой детской сказки – о Колобке, то ее сюжет представляет собой не что иное, как видение наркомана, накаченного опиатами. Вы только представьте себе – комок теста, катающийся по дороге и заговаривающий с каждым встречным! Это уже не просто наркотическое опьянение, а массовая героиновая оргия. То же самое можно сказать о двух книгах Льюиса Кэрролла о приключениях сомнительной малолетней особы по имени Алиса. Погоня за белым кроликом, говорящие карты, попытка пролезть по ту сторону зеркала – это классический кокаиновый бред, описанный еще таким любителем наркотиков, как Зигмунд Фрейд. Но самая гремучая смесь пропаганды всевозможных нарушений ждала нас в цикле книг о британском маньяке Гарри Поттере. Он учится в секретной школе, где ему преподают способы изготовления самых различных наркотических и токсичных веществ. Эти вещества выращивают в теплицах школы, а затем на уроках юные наркодилеры изготавливают из них готовые наркотики. При этом себя они отделяют от всего прочего мира, называя остальных людей «маглами». Что это, как не расовая дискриминация? Некий старик, когда-то пострадавший от рук молодого преступника, пытается на протяжении всех семи книг остановить произвол негодяя и его шайки, но в итоге гибнет, и это преподносится, как победа добра над злом! Наркодельцы побеждают, и совершенно ясно, что теперь ничем не сдерживаемый поток страшного зелья хлынет в английские города и деревни. А потом, само собой, докатится и до наших границ... И подобный кошмар можно найти во многих классических книгах. Тут я для себя составила предварительные результаты обзора популярной литературы, где основная идея книги (если это можно назвать таким светлым словом как «идея») представлена в двух-трех словах. Вот, полюбуйтесь, приведу несколько самых заметных примеров среди книг, которые, думаю, даже вы читали:
- античные мифы, а также «Тысяча и одна ночь» – апофеоз предательства, пропаганда насилия и разврата,
- «Старик и море» – исповедь опытного браконьера,
- «Мастер и Маргарита» - психоделическая поэма,
- «Преступление и наказание» – библия серийного убийцы,
- «Двенадцать стульев» - практическое руководство для мошенников,
- «Мертвые души» - энциклопедия коррупционера,
- «Тарас Бульба» - пропаганда разжигания межнациональных конфликтов и воспевание деятельности военизированных формирований под руководством полевых командиров,
И, наконец,
- «Пятнадцатилетний капитан» - незаконная трудовая эксплуатация малолетних.
Этого, пожалуй, хватит. Надеюсь, вы ясно поняли мою основную мысль?
- Куда уж яснее, - вымолвил Инспектор, которого новый подход к толкованию классических произведений явно позабавил. – И когда же вы планируете вводить в действие данные изменения в разрешительную систему?
- Пока это все находится, как я и сказала, на стадии разработки, но, уверяю вас, долго ждать не придется, - пообещала Фестина, вновь надевая очки. – Наш отдел волокитой не занимается.
- Оно и видно, - пробормотал Инспектор, обозревая нескончаемые груды бумаг и папок. – Ну, мы пойдем? Пятнадцать минут уже на исходе.
- Да, можете идти, - махнула рукой Фестина, моментально потеряв к нам всяческий интерес.
В отличие от строгой Фестины обитатель следующего кабинета излучал благодушие и гостеприимство, хотя от множества нестерпимых фимиамов и клубов дыма нам пришлось заткнуть носы и прищурить глаза.
Это был пожилой уже мужчина с испещренным крупными морщинами лицом и глазами, опухшими от ежедневного пьянства и непрерывного курения. Он поминутно зачесывал назад длинные патлы грязных седых волос, но это помогало лишь ненадолго – слипшиеся пряди под своим весом снова падали на лоб, и тогда мужчина пытался стряхнуть их энергичными движениями головы, что не прибавляло чистоты в комнате. В жирных губах хозяина кабинета можно было разглядеть одновременно огрызок сигареты и трубку действующего кальяна. Официальный серый костюм был запачкан, галстук съехал налево, а когда-то белая рубашка превратилась в пятнистую.
На столе перед любителем сладкой жизни посреди покрытых пеплом и кляксами бумаг и документов стояли початые бутылки водки, стаканы, чашка с блюдцем, несколько банок энергетического напитка и большая коробка с надписью «Черный кенийский чай». Тут же почему-то лежали цветастые школьные тетради и дневники. Мужчина смотрел в работающий телевизор, который воспроизводил запись с видеомагнитофона – это была нескончаемая нарезка старых рекламных роликов о ковбое Мальборо, водке «Смирнов» и прочих сигаретно-алкогольных радостях. Причем, судя по выражению глуповатого удовольствия на красном лице мужчины, он получал от просмотра этой ахинеи ни с чем ни сравнимое блаженство.
Стены комнаты были заклеены огромным количеством рекламных плакатов и газетных вырезок. Тут снова были изображения сигарет и огромных бутылок водки, реклама африканского чая, дискуссионные статьи о вреде различных продуктов питания, фотографии автомобилей и прочая информация. Помимо табачного дыма и запаха тридцатидневного запоя, в кабинете стоял устойчивый аромат сильно испорченного мяса.
Увидев нас, мужчина оторвался от телевизора, и его широкий рот расплылся в гостеприимной улыбке.
- Ну, добро пожаловать, гости дорогие. Садитесь, садитесь, места на всех хватит.
С опаской изучив обивку стульев, мы сели, и радушный хозяин тут же представился:
- Меня зовут Чистослав. Фамилия моя Гевара. На официальных документах я подписываюсь: Ч.Гевара. Но вы меня можете называть просто Чеславом. Или Чеславиком, если нравится.
- Вы тоже начальник отдела? – осведомился Донат.
- Нет, что вы, я убежденный нонконформист, - гордо возразил Чеслав. – Я думал, вы и так уже об этом догадались. Начальники отделов не пьют за рабочим столом водку и не курят кальян.
- Ну, не скажите, - протянул Инспектор. – Я знавал таких начальников, которые не только кальян курили на рабочем месте, но и кое-что покрепче.
- А отчего это? – тут же подхватил Чеслав. – Почему в нашем обществе наблюдаются такие признаки явного разложения? Все правильно – эта власть изжила себя, этот строй уже не удовлетворяет все потребности граждан. И я всем своим поведением показываю свое презрение к устоявшимся традициям и нелепым правилам, навязанным нам властью.
- Тем, что пьете на рабочем месте, вы выражаете своей протест? – довольно явно усмехнулся Донат.
- Конечно, - нисколько не обиделся Чеслав. – И совершенно не боюсь непонимания со стороны таких, как вы, зажатых в тиски конформизма и не подозревающих о существовании другой, лучшей жизни. Со стороны кажется, что я просто тупо оттягиваюсь, а между тем, я веду неустанную борьбу. Все предметы на моем столе не случайны. Вы знаете, что употребление спиртных напитков и табака в общественных местах и государственных организациях строго запрещено?
- Было такое, - согласно кивнул Донат. – Но ведь уже давно…
- А теперь посмотрите на меня, - оборвал его Чеслав. – Что я, по-вашему, делаю? А кальян? Помните, им показалось мало запрета сигарет, и они набросились на кальян, как только узнали, что в кафе и ресторанах народ теперь перешел на него? Пыхнуть не желаете? Это табак, не бойтесь. Хотя у меня есть и пакетик насвая, если вы предпочитаете сушить свои мозги известью и куриным пометом. И энергетические напитки у нас запрещены, а я, как видите, ублажаю свою утробу и ими.
- Что насчет чая? – Донат указал на большую зеленую коробку.
- Это не просто чай, - Чеслав загадочно поднял указательный палец. – Это Черный Кенийский чай. Вы что, уже не помните ту дискуссию, которую подняли депутаты из-за этого названия? Они целую неделю только это и обсуждали. Никто не против названия «Черный индийский чай» или «Черный цейлонский чай», но, когда мы имеем дело с Африкой, тут необходимо соблюдать политкорректность. Присоединение слова «черный» к слову «Кения» крайне неправильно и взрывоопасно. В пример один из депутатов приводил некий электронный переводчик из Интернета, который даже словосочетание «черный кот» неизменно переводил как «кот-афроамериканец». А тут такой скандал и на столь огромной пачке чая. Все пачки данной серии были тут же изъяты из обращения, несмотря на протесты производителя, но я сохранил для себя целый ящик, и теперь пью пакетики только с таким названием. Не потому, что я расист, а потому, что я нонконформист и противостою идиотизму власти. 
И Чеслав с удовольствием сделал большой глоток из чашки, хотя напиток в ней не только давно остыл, но и покрылся заметной пленкой плесени.
- То же самое касается рекламы алкоголя и сигарет, - добавил Чеслав, указывая в телевизор. – Ее запретили, и я теперь смотрю только эту рекламу, хотя, помнится, терпеть ее когда-то не мог.
- Понятно, этим вы выражаете протест, - подал голос Инспектор и взял со стола ученическую тетрадь. – А при чем тут школьные дневники и тетради? Я что-то помню смутно, был какой-то скандал с ними, но вот в чем было дело…
- А вы посмотрите на свою тетрадь, - невозмутимо подсказал Чеслав. – Там у вас кто нарисован? Бритни Спирс? И при этом не совсем одетая, кажется? А у меня тут еще и Кристина Агилера, и Рики Мартин, и еще много кто. Это закостенелые бюрократы таким образом пытались отстоять известные только им моральные устои, когда запретили подобные изображения на тетрадях и дневниках. Я же говорил, случайных вещей на моем столе нет.
- А как вы объясните фотографии машин на вашей стене? – спросил Майк, проявлявший неизменный интерес к технике. – Это ваши машины?
- Одна из них – да, - ответил Чеслав. – Правда, я ее давно уже не видел, но храню фотографию, как еще одно подтверждение моих убеждений. Мой автомобиль, как и все остальные на этих картинках, праворульный, наглухо затонирован и снабжен гигантским кенгурятником. Вам это ничто не напоминает? А ездить я на нем перестал в знак протеста, когда запретили девяносто третий бензин. Я могу часами говорить о предметах в этой комнате, и каждый из них что-то значит. Даже лампочки под потолком. Они лишены абажуров не вследствие худобы бюджета, а потому, что я снял абажуры, чтобы продемонстрировать всем свое презрение к надуманным инструкциям и циркулярам. Это лампы накаливания, давным-давно запрещенные из-за их будто бы неэкономичности, а на самом деле потому, что они втрое дешевле так называемых энергосберегающих. Под моим столом хранятся заморские окорочка, которым уже пятьдесят лет – когда-то их ввоз также ограничили…
- Так вот откуда запах! – воскликнул Инспектор, зажимая нос платком.
- Да, и я их даже ем иногда, - гордо продекламировал Чеслав. – С пряностями получается не так страшно. Но самое главное, - тут Чеслав оглянулся и понизил голос. – Вы не поверите, что я прячу в шкафу.
Мы с интересом приблизились, а Чеслав грузно приподнялся, вынул изо рта курительную трубку и достал из шкафа пакетик с чем-то зеленым.
- Ага, - покачал головой Инспектор. – А говорили, что крепче насвая у вас ничего нет. Травка, видать, хорошая.
- Это не просто травка, - строго взглянул на него Чеслав и с любовью посмотрел на пакетик. – Это самая запретная, самая преследуемая властями трава. Это пресловутое зелье, послужившее причиной полугодовых диспутов в парламенте и массовых расстрелов в деревнях. Это – петрушка!   
Мы все, как один, отшатнулись от стола и взглянули на Чеслава как на сумасшедшего. Петрушка, запрещенная много лет назад, оставила свой страшный след в каждом семействе. Многих когда-то арестовали за возделывание и продажу этого растения. Даже сейчас, когда запретов больше почти не оставалось, никто не смел даже подумать о петрушке. А Чеслав радостно захохотал, убрал пакетик и воскликнул:
- А самое главное знаете, что? То, что митинги в неположенных местах тоже запрещены. А вы сейчас фактически участвуете в митинге, организованном мною! Мы с вами вместе подрываем основы их клептократического общества! Давайте же возьмемся за руки, друзья!
- Так, мужики, - сказал Инспектор. – Давайте-ка, продвигайтесь к выходу, а то этот господин, еще чего доброго, укусит, и мы станем такими же, как он.
- Вы не понимаете, - грустно опустился на стул Чеслав. – Мои методы эффективнее всех прочих. Я много не говорю, зато своим поведением показываю отношение к навязанным нам правилам. Это не просто алкоголизм или еще что-то там. Это моя герилья. Это мой бой.   
- Слышали уже, - кивнул головой Инспектор, в то время как дверь кабинета с жужжанием начала съезжать в сторону, открывая вход в следующую комнату. – Ну, прощай, сумасшедший оппортунист. Надеюсь, больше в этот кабинет мы не попадем.
- Я не оппортунист, а нонконформист! – кричал нам вслед Чеслав. – Неужели так трудно запомнить? Куда же вы, подождите? Да мои действия абсолютно легальны, вам ничего за это не будет! Я могу даже удостоверение нонконформиста показать, с печатью администрации!
Его слова потонули в груде металла, и мы с облегчением отняли платки от носов, оказавшись по ту сторону двери. В следующий момент мы забыли о странном обитателе последней комнаты, поскольку нашим взорам открылось темное просторное помещение, совершенно не похожее на десятки стандартных по размеру кабинетов, через которые мы прошли. Слабый свет обрисовывал силуэты нескольких дверей в дальнем конце помещения.
- Похоже, мы добрались до центра первого этажа, - с нескрываемой радостью проговорил Инспектор. – Надеюсь, за теми дверями лифт.
Пробираясь в темноте на ощупь, словно слепые котята, мы устремились к светящимся дверям. Но чем ближе мы к ним подходили, тем сильнее становилось зловещее чувство неясной опасности, охватившее каждого из нас. По стенам большого зала, казалось, плясали жуткие тени, а из-за дверей явственно доносился сладковатый запах скотобойни. Я нащупал в темноте руку шедшего рядом Компота и прошептал:
- Что-то мне не по себе. А ты как, друг?
Компот не ответил. Спустя мгновение рука резко отдернулась и, когда я осознал, что это был вовсе не Компот, было уже поздно. В мою шею глубоко впилась игла, и вторая рука невидимого злоумышленника вкачала в меня некую жидкость, от которой я практически моментально отключился.