Кн. 3, ч. 4, гл. 9 Чёрная неблагодарность
Искренне заблуждаясь.
Любовь нельзя вызвать… Она не Джин из бутылки. Это мне надо стоять у еврейской стены плача и вместе со Стеллочкой горевать по ВИРу со всей мировой скорбью: «Чего Бог не дозволит, тому и не бывать».
А тогда, в 2007, осознав всё - всё это интуитивно, решила немедленно расправиться с собой. В этом и вызов был от отчаяния – мой утробный малыш погиб с какой-то целью – отца моего атеистического смягчить и разжалобить, мне показать, что я не имею любви, только страсти кипят нешуточные? Или что никто-никто, кроме матери, не ждёт этого ребёнка должным образом? Или что я в школе подзадержалась – надо было уходить сразу, не трепать себе нервы. Я слишком агрессивно защищалась – и сама лишилась ребёнка. Мои самообвинения иногда проецировались вовне… Старшие дети всё больше отдалялись – их измучили проблемы взрослых, голод в семье и гонка на выживание, они ничего не выражали, кроме недоумения. Когда ребёнка не стало, мне так хотелось крикнуть всем в лицо, что он был никому из них не нужен! И это были «мои проблемы»…
Чудный магазинчик игрушек подруги – эзотерика давал массу бесплатного времени подумать при смене деятельности на досуге, куда именно себя деть с пользой. У ВИРа были операции и проблемы со зрением. У меня тоска по ушедшему на тот свет крохотному сыну – мне хотелось за ним немедленно. Я металась по лабиринту вины и стыда – моя семья на грани нищеты, кто спасёт, если не я сама? Я одна всё затеяла - и вот она – пропасть! От глагола «пропАсть»! Кто поможет, кроме Господа Бога? Ау?
Чтобы оказать себе психологическую поддержку, я нашла несколько рисуночных техник на осознание. Но все нарисованное было подобно безвыходности Питера Брейгеля… Во мне вдали от любви и света маялись только порождённые страхами монстры и уродцы. Как в Тамани «море наступает на сушу», так и на меня, грешную, наступал ад – смертью невинного ребёнка, нелюбовью ВИРа, тем, что старшие напролом двинулись против течения и стали игнорировать учёбу в школе. Я ещё мечтала всё поворотить вспять, но силы были неравные. Парни были формально ещё «лицеисты», форма их должна была дисциплинировать, но они уже готовили побег из строя. Они забегали ко мне на огонёк, чтобы подкрепиться, в строго форменных близнецовых одинаковых лицейских костюмах: белые воротнички из-под чёрных глухих свитеров и классические брюки - и метко подмечали сходство: «Слово пастыря!» В это же время меня стал своим вниманием преследовать хозяин нескольких бутиков, которого я знала ещё по работе на рынке. Его звали Илья. Ему было столько же, сколько ВИРу, и он олицетворял ту «возможность» увлечься мной, которой ВИР меня лишал напрочь. Мне не было тягостно внимание Ильи – он вёл себя крайне деликатно, а в отдел игрушек зашёл только раз поздороваться и совпал с моими парнями. Парадокс и комизм заключались в том, что все трое выглядели одинаково – Илья был одет при параде точно так же, как и мои сыновья. Я знала всю семью Ильи, его жену, нескольких детей, причём, младший Федя был ровесник моим старшим, и он очень беспокоился за отца, даже счёл необходимым поговорить со мной – уже так явно и далеко зашло. На деле не далее того, что Илья мне чаще всего на все просьбы отвечал: «Для тебя – что угодно, дорогая!» Это было лестно, хоть и неправдой. Мужской( а это не перепутать) жар желания тревожил меня – я же не бесчувственна, но когда однажды Илья тяжело положил мне на плечо руку, я сочла правильным раскрыть перед ним страничку детского альбома и продемонстрировать всю огромную семью. Илья тоже был семьянин, и он медленно отступил. Мы оба долго выдыхали, снимая некоторое напряжение возникшей взаимной симпатии. Встреча Ильи с моими сыновьями явилась точкой обратного отсчёта, а близнецы обнаружили сходство Ильи со своим отцом: «Он такой же хомячок!» Так как этот небольшой эпизод возник по контрасту с отчуждением ВИРа, я под горячую руку похвалилась перед ВИРом, что и в 60 лет возможно ещё увлечься мной. Конечно, это было всё так же тупо, как и всё, что вытворяла во мне блондинка. Мне не хватало харизмы с ВИРом, как и всегда, как и теперь со школьниками не хватает именно её как некупленного авторитета. … Я для сложного ВИРа оставалась простушкой и пустышкой – глупышкой.
И я всё больше склонялась к мысли перестать существовать, а пойти на запчасти, если ребёнка всё равно не выносила и жизнь больше никому дать не способна. Я твердо решила подзаработать собой напоследок – папе от меня нужны только деньги – заплатить за «коммуналку», мужу – только деньги, он сам их никогда не заработает, старшим – естественно, они же есть хотят постоянно, впроголодь живут… Младшим такая мать, которая проблем не способна решить, тоже - зачем? В результате неприкрыто спекулятивной моей женской истерики, когда одна половина тебя казнит, а другая жалеет, выяснилось, что проще всего в моём случае почку продать. Это желание подкреплялось некоторыми сопутствующими обстоятельствами, о которых я расскажу отдельно и последовательно. А пока злющая на меня Лариса на работе в Интернете открыла мне доску объявлений о продаже органов. И каждый из них по отдельности стоил гораздо больше, чем я вся сама. Так я тогда искренне считала. Моя депрессия требовала именно такого развития событий. ВИР позже об этом скажет словами Рериха: «Пройти под знаком!» Может, я его внимания таким образом и добивалась?
Свидетельство о публикации №213041602176