Нофф болен. Вторник

«Постель ещё полна моего тепла. Каждое утро – это нечто особенное, имеющее свою ценность и окраску. Но ты не приходишь по утрам, по утрам я скучаю… 
Развязались мысли в голове… Чувствуешь насколько я свободен?! И совсем не страшно, совсем не страшно! А я ждал, проматывая в голове сорок седьмой раз твои последние слова… Я их, конечно, не слышал, но ведь не в этом суть… Да и думаю, что ты бы полностью со мной согласился: вот от этого края прямо до того…»
 
- Маленький Джи, - хлопотала мама на кухне, - Давай бегом за стол! У нас нет времени, чтобы его пускать на ветер. Ты же не забыл, что сегодня у нас назначена встреча с мистером Броулем, да?!
- Совсем забыл, ещё завтра мне это точно не вспомнится. Мне бы не хотелось…
- Но Джи… Это никак нельзя отменить или отложить, всё очень серьёзно и ты же понимаешь, как это важно для тебя…
- Для тебя… Важно для тебя, как важен уют в гнезде его птице…
- Ты опять за своё, Джи?! Эти твои словечки заставляют меня нервничать! Ты мог бы сделать отдолжение и замолчать, пока говорю я?! У тебя есть полчаса, чтобы собраться! Марш в свою комнату! – на порядок выше, с яростью в глазах завопила мать.
- Но у меня нет уже пол жизни. Оставь мне её вторую половину, убирайся ко всем чертям! Прочь из моей головы! Там тесно уже… - раздражённо кричал Джи, оставляя свой стеклянный взгяд всё в той же точке… - Я ненавижу тебя и всё, что ты делаешь для меня ради себя! И эти разговоры я тоже ненавижу! К чертям всё и тебя! Вон из моей головы, прочь! – и Джи завёлся не на шутку, не прекращая браниться и кричать на мать, раскачиваясь на стуле.
Мисис Гретс была доволи-таки сдержанной дамой, но словно лампа она накалилась до предела и лопнула, всплеском из глубины вырвалась злость и обида, что мариновалась и бродила внутри все эти годы. Со всей силы она ударила Джи по лицу…
Нет, она не хотела так поступать, это был вопль отчаяния, стремительная боль, тяжестью осевшая в мышцах. Застыла, онемела, заплакала… и знала, знала, что не виновата, что никто не виноват, но уже не могла сдержаться:
- Ах ты сучёныш! Что я плохого сделала тебе?! Что ещё мне отдать тебе?! Я же жизнь свою уложила уже в могилу… - в истерике металась мисис Гретс по комнате, в конце концов схватив Джи за ворот футболки и начав трясти его изо всех сил, - Что?! Что ещё тебе нужно?!
- Я могу. А хочешь, я могу отдать тебе свой билет на этот спектакль?! Там будут розы, там будет тихо и красиво, там будет снег под крышей… - тихо, отречённо говорил Джи, - Мы в главных ролях, мам.
Мисис Гретс опешила от этих слов, но не понимая о чём говорит Джи, она начала заводится ещё больше!
- Какой ещё к чёрту спектакль?! Ты меня за идиотку держишь?!  - орала она. – У меня нет сил, понимаешь совсем нет сил уже… - рыдая, она опустилась на колени. – Прости меня, Джи, прости меня мой маленький, прости меня, мой мальчик - протянула Мисис Гретс, будто в миг мир перевернулся.
- И ты будешь свободна. И я буду… - и стеклянный взгляд мальчика устремился в окно.
На дереве дрожало два почерневших от сырости листа и никто не хотел сдаваться.
- И не называй меня Джи, маленький Джи, мой маленький Джи, - не отрывая взгляд прошептал он, - Не люблю так.
Мисис Гретс ушла к себе, хлопнув дверью: он слышал, как она рыдала, он знал, как она втиснулась в подушку, он любил её ещё больше. С дерева сорвался лист и со всей своей сырой тяжестью упал вниз…
- Ещё один сдался.