Подружка

               

   С Юлей мы жили на одной улице большого посёлка. Дружили с малолетства, ходили в одну школу, в один класс. Одно время сидели за одной партой, пока классная нас не рассадила с мальчишками. Обе были голосистыми, поэтому принимали участие в школьной художественной самодеятельности и даже были посланы на смотр этой самой самодеятельности в район. Отчётливо помню: мы – три маленькие кнопки-первоклашки, в простеньких нарядах, громче всех не просто пели, а криком кричали со сцены районного дома культуры невпопад: «Мы шли под грохот канонады…». Наш учитель пения и рисования, он же наш аккордеонист,  только морщился, но сделать и поправить ничего не мог. А мы еще диплом  получили и нам так хлопали!

   Потом мы подросли. Стали бегать на танцплощадку «в сосонник» – он рос прямо посреди нашего посёлка. Через него мы шли каждое утро в школу. Нас гоняли с танцев учителя, вернее, молодые учительницы, присланные в нашу школу после окончания вузов. Мы – старшеклассницы – представляли для них серьёзную угрозу-конкуренцию. Парней – раз-два и обчёлся.  После армии назад они редко возвращались, больше в городах оседали: кто учиться, а кто работать. А тут еще эти ученицы-сикильдявки последних наровят увести.

   Мы выросли и разлетелись кто куда. Я, поработав пару лет в районной газете, выскочила замуж за военного и уехала в далёкий таёжный посёлок. Юля, закончив швейное училище, стала работать в районном Доме быта, затем, как и я, вышла замуж за приехавшего в отпуск молодого лейтенанта и уехала с ним по месту службы. Приезжала домой еще реже, чем я.  Я – раз в год, в отпуск, она – раз в несколько лет; и то, пока живы были родители. Мы не виделись и не встречались во время этих приездов. Так выходило. Но знали друг о друге всё – через родственников: кто, где и кем работает, сколько у кого детей и т.д. Передавали друг дружке горячие приветы.

   Выйдя на пенсию я смогла вернуться в Беларусь. В погонах с большими звездами.
Поселилась в Витебске. К этому времени у меня умерли родители, трагически погиб средний брат.

   В один из приездов на их могилы, на Радуницу я с огромной радостью узнала, что моя Юлька тоже живет в Витебске. Через родственников раздобыв ее адрес, я без звонка,  с тортом, бутылкой шампанского и её любимыми розами явилась в гости.

   Мы обе ошалели от радости. Разглядывали одна одну, ища знакомые черты, и время от  времени восклицали:

   – Какая ты стала! А помнишь?...

   Когда чуть-чуть остыли от нахлынувших чувств, Юлька кинулась на кухню, а я – к секции, за вазой. Среди хрустальных ваз, вазочек, каких-то безделушек увидела  золотые украшения подружки – перстни, цепочки, серьги. Выбрав вазу, отправилась в ванную комнату за водой.    

   Вернувшись назад, машинально отметила про себя, что украшений на месте нет. Пока  обрезала колючки и нижние листья, расщепляла концы стеблей роз, чтобы подольше постояли, Юля спрятала свои драгоценности от  греха подальше. От меня, выходит. Забыла, наверное, что я к таким вещам с детства равнодушна, забыла где я работала и с чем боролась всю  жизнь.

   Почувствовав, как кровь (от стыда) ударила в лицо, не слушая, что Юлька кричит мне из кухни, я, через силу пробормотав ей что-то про срочный звонок на мобильник, схватила сумку и закрыла за собой дверь. Уверена: НАВСЕГДА.

«Гаспадыня» №7 (203), июль, 2009.