Мысленно пробегаю жизнь, в которой рос, с кем-то встречался, или с кем-то делил долгое время в семье, на работе, с теми, кто в ней были не просто её объектами, а чем-то отличительными от среднестатистических людей: они то ли пели, то ли играли на музыкальных инструментах, плясали, писали стихи, рисовали, были рассказчиками анекдотов. Злоупотребляли алкоголем, совершали неблагополучные поступки, словом – вели жизнь свою как умели, для одних из которых в ней не было хороших поводырей. Всё начиналось с юности.
В основу этих записок легла особенность моего характера – при виде кого-то, или воспоминания о ком-то сразу же представлять объект с сокровенным в его характере, поступке, пусть даже негативном.
Записи «вех жизни» - не дневник, а исследование личности человека. Возможно, в них мы увидим самих себя или кого-то из знакомых, возможно, записи подарят радость и грусть, и, без сомнения, откровенное чувство презрения и негодования. Таков человек.
В. БЕСКАРАЕВ. Происхождением был из таёжного угла Айгира, что в десяти километрах от посёлка Инзер. Гармошка сформировала его судьбу. Играть он начал, как говорят, когда ещё из-за мехов гармошки виден не был. Подростком играл на свадьбах, в традиции которых было петь похабные частушки, а сердобольным женщинам во время игры ставить на полированную коробку инструмента рюмочку самогонки, которую молодой гармонист, не прекращая игры на басах, брал освободившейся рукой и опрокидывал в рот. Услужливые женщины подносили закусь.
Игра возобновлялась. Вновь женщина-подносчица принималась плясать, придерживая обеими руками колышащиеся груди. За горами, за долами было его пьянство.
В юности мы подружились с Василием. Он был интересен мне. От него я заразился игрой на гармонике. Позже начал осваивать баян, играя на слух. Частушки его перенял без записи, на память. Они были непечатными и добытыми неизвестно от какого автора. Возможно, со службы в армии привозили, ведь служили наши старшие братья и дяди во всех родах войск тогдашнего Советского Союза. И так.
Как у Тани, у Матани Как у нашего попа,
Огонёк горит, горит. У попа Василия,
Таня зыбочку качает По два двадцать колбаса
И меня благодарит. И бутыль «Российская».
Через пень, через два, Побурела, побурела,
Через колотушку, Побурела в поле рожь,
Целовала меня милка Ухажёрок нам не хватит,
В самую макушку. Разведёнок сколько хошь.
На горе барана режут, Я тебя любить не стану,
Я баранины хочу. Марья Николаевна.
Девки тянут мясо кушать, Вчера выпил лишь чуть-чуть,
- Хочу вас, - я им кричу. Как собака лаяла.
На горе стоит берёза, Тятя кузницу построил
Под берёзой липа, И сказал: «Сыночек куй».
Пристаёт старик к старухе: Говорю жене: «Я ценный,
- Сделаем Филиппа. Горячей меня целуй».
Моя милка чистоплотна, Ты ребёнком на живот,
Полботиночки блестят, Падала, бывало,
Где-то черви завелися, Падать, только подросла
Где-то суслики свистят. Ты на спинку стала.
Как у милой под рубашкой Мой дружок, мочи, мочи
Облигацию нашёл, Ты врагов в сортире.
Приложился к её губкам От твоих трудов больших
Сразу номер подошёл. Будет мирно в мире.
В магазин пришла селёдка, Ух ты, милка моя,
Хоть бери, хоть не бери, Чем обидел я тебя?
Обнаружил врач часотку Тем ли, что узнал до свадьбы
И местами волдыри. И сказал: «Теперь моя».
У моей милашки На горе стоит больница
Кругленькие ляжки. Под больницей два креста,
А живот – перина, - Вышла девка из больницы –
Подарила сына. Лицо, словно береста.
Я своей милашке Полюбила тракториста
Вызвался помочь, За интимные дела.
Дни и ночи потрудились Две недели груди мыла
И родили дочь. И соляркою с…
Моя Джона, моя Джона,
Ты налей-ка мне вина,
Даже бочка без вина
Рассыхается до дна.
В 60- годы в одном из причалов случилось ЧП: баржу с четырьмя моряками – Зиганшиным, Фёдоровым, Крючковым и Поплавским бурей унесло в море. Отважные люди выстояли, правительство Советского Союза скромно наградило их. Зато по всей стране гуляла песенка про их подвиг.
Друг Василий наяривал на гармошке, все вместе пели:
В синем море – океане
Баржа тонет с чуваками.
Четыре гаврика на ней
Гибнут сорок восемь дней.
Зиганшин – буги, Зиганшин – рок,
Зиганшин первым съел сапог…
На мелодию песни «На муромской дороге» он пел про хулигана Чеснока:
Чеснок остановился,
………………………
- Вы бейте, чем хотите,
Но только не ножом…
Вася овладел баяном у местного баяниста, довоенного происхождения Плохова Алексея. Плата за обучение была бутылка – мелодия. Немного раньше окончил сельское техническое училище по специальности тракторист-машинист широкого профиля. Уезжал на время в Ягодное Магаданской области. «Зашибить деньги». Работный люд там был экстремальным – вкалывать, пить, прожигать жизнь.
Снова вернулся он в край родной. Сыграл свадьбу, изобразил двоих сыновей.
Баян и стакан с водкой продолжили оставаться его друзьями… Шла жизнь. Потеряли Бескараваевы сами себя. Думал я не раз: «Видно, фамилия определяет судьбу человека». Сыновья, видя бесчёмность и запущенность жизни родителей, ушли один за другим в «край иной». Дошёл до меня слух, что и Вася, Василий Петрович кончился.
- Утонул лицом в луже 5 октября 2005 года, - рассказала мне его соседка. – А жена пьяная мимо прошла, не соизволила наклониться, не перевалить мужа на бок… Ничего не соображала, - закончила она.
- А жена как сейчас? – поинтересовался я.
- Молитвы покойникам читает, на подаяния пьёт и ест.
Вспомнилась частушка, которая полностью охарактеризовала его:
А мы пить будем,
И плясать будем,
А смерть придёт –
Умирать будем…
Надо сказать вам, осилившим до сего места моих записок, что обязан для сравнения с «таёжными» частушками предоставить печатные из рубрики «Частушки на посошок».
Из полена Буратино, Я на фото там без шорт
Чем-то всё же он хорош. Вышел просто первый сорт.
Что-то в нём нашла Мальвина. Чтобы девок охмурить,
Знать, цена ему не грош. Буду фотку ту дарить.
Перед близостью взялася На метро милок катал,
Мазать я на кожу мазь. Слова нежные шептал,
Ты не поскользнися, Вася, А потом повёл в гараж,
Осторожнее залазь. Попросил… На как, не дашь?
Я вчера мирился с Катей.
Нас застукал бригадир,
В старом клубе на закате
На плакате «Миру – мир!»
***
ХАЙДУКОВ ГЕНА ещё в школьные годы освоил игру на гитаре. До сих пор не знаю: кто был у него учитель.
Было время начало 60- годов. Тогда мы впервые услышали о стилягах, т.е. о молодых людях, слепо подражавших крикливой моде. Его мама, тётя Тоня, была женщиной строгих правил: не могла видеть на сыне узких в обтяжку брюк. Тогда Гена вручную подшивал штанины, завернув их часть во внутрь. В таком виде он гордо вышагивал по улицам города. Идя домой, вспарывал шов, и, как ни в чём не бывало, в широких штанинах представал перед мамой.
В его 17 лет под его бренчание на гитаре услышал песню, им сочинённую:
… на лунной поляне.
А я не ответил взаимной любовью,
Обидел тебя и обидел себя…
Уместно сказать, Генин дом был музыкален: старший брат наяривал на баяне. Владимир окончил музыкальное училище, дипломной работой была мелодия «Полёт шмеля». Несколько лет проработал в детской музыкальной школе. Нехватка жилья и маленькая зарплата заставили перебраться его в г. Учалы, где открыли горно-обогатительный комбинат (ГОК).
Он рассказывал:
- Стал получать первую получку за свою шофёрскую работу. Цифрам не поверил. Более чем в пять раз заработок больше преподавательского в музыкалке.
Ещё были баянисты Алексей Плохов и Виктор Дашкин. И все механизаторы.
Как понимаю, Гена никогда не выдавал песен собственного сложения, видно, рано понял, что это не его дело – писать стихи.
Из армии он в письме просил меня прислать слова к песне, где были слова:
.. У неё голубые глаза,
И короткая серая юбка…
Исполнял песни Бюльбюль – оглы «Сигнал» и «Шейк»:
Жил в горах … человек,
С бородой и по имени «Шейк»…
Виртуозно и с острым музыкальным слухом исполнял припев, язык сломаешь. Пел про Кольку Снегирёва – водителя и женщину – водителя, которая «рулила» на грузовой автомашине «АМО». Устроили гонки, только пыль клубами… Колька Снегирёв разбился. В песне об этом говорится так:
И на память лихому шофёру
На могилу ………………….
Положили от АМО разбитый штурвал…
В наше время, думаю, песню эту можно отыскать в интернете. Вечная песня.
Ко времени учёбы Гены на автоводителя я знал частушки от Бескараваева и других.
Так случилось, что я и он оказались в группе курсантов, расположившихся в кочегарке. На Гену снизошло вдохновение: без какого-либо аккомпанемента он запел:
А я, милая, ничё
Да навалился на плечо,
Да я влюбился горячо…
Он споёт частушку, потом моя очередь. Так чередовались, пока он не замолчал, а я насобирал ещё несколько частушек, печатных и непечатных. Я выиграл импровизированный концерт, хотя никогда не желал быть первым в чём-либо.
К месту сказать, что во время учёбы, Гена и Вася Бескараваев жили на одной квартире, но я никогда не слыхал их певческо-музыкального исполнения. В доме не было ни гитары, ни баяна.
В доармейский период Гена исполнял популярную тогда песню про солдата, которого не легко было ждать его девушке три года.
Надо сказать, что до 1968 года срок службы в армии был три года, позже – два года и уже совсем недавно стали служить один год. В армии того времени была шутка: «Прослужи хоть полгода, а то ещё из одного места домашние пирожки выглядывают». Гена был курсантом технического училища, где учились два года. Время отразилось в песне:
Вот уж тополь отцвёл,
Белым пухом осыпал всю Землю,
Запорошил дороги,
Заметелил тропы.
Я тебя не виню,
Нелегко ждать курсанта два года,
А друзьям напишу,
Что меня дождалась.
Здесь на этой скамье –
Не встречать мне с тобою рассветы,
И не видеть улыбку твою,
Что ласкала и грела когда-то.
Я тебя не виню…
…………………..
Незабываемым был случай, когда Геннадий Васильевич начал служить в милиции. Форма ладно сидела на нём, но одна зоркая женщина всё же усмотрела его прямой нос и гордую осанку: «Гестапо, право богу, гестапо!» Она утвердилась в своём мнении, когда ей рассказали, как Геннадий Васильевич на милицейском мотоцикле сбивал с мотоцикла удирающего от него его бывшего одноклассника Володьку.
Власть и погоны повыше популярных песен! Г.В. Хайдуков упорно закончил институт. Дослужился до звания подполковника, сейчас на заслуженном отдыхе. Но в некоей организации отдаёт юридические знания.
Не забуду особо сказать о его походке: гордая, неспешная, с лёгким выбросом ног вперёд. Походка Homo Sapiens. А ни какого-нибудь выпивохи: спешащая, холерическая, словно вот-вот винный магазин закроют…
***
В. ШАЛИМОВ. В пригороде жизнь была несколько отличительной, чем в самом городе. Но там и здесь было рукой подать до леса и реки, где проходили детство и юность. Были случаи, когда мальчишки «огородничали» помидоры и огурцы. Испытывали себя на смелость, а адреналин будоражил душу и тело неизведанным и непонятным чувством. Невдалеке от посёлка располагалась плантация гороха, которую охранял на лошади верховой Латыпов Тимир. Должность его была объездчик полей, которые были засажены и засеяны разными культурами. Он уберегал их от потравы коровами, овцами, свиньями и гусями. Последние ели овёс с близлежащего овсяного поля, дотягивались длинными шеями до колосьев.
Ватагой ребят никто не руководил, хотя им вполне мог быть Витька Шалимов. Уравновешенный характер, остро реагирующий на шутки, он не выпячивался среди сверстников. Главное, за что его уважали – это большая физическая сила.
В летнее время штангу выносили из спортзала прямо на газон, поближе к волейбольной площадке. Без тренера шло освоение этого спортивного снаряда. Мальчишки всегда хотели быть сильными. При подъёме штанги собственный вес не учитывался. Был среди нас чемпион, поднимавший в толчке 65 кг. Виктор толкал 110 кг.
Служить он попал во флот. Ходил в моря под громадной толщиной льда. Приходил в отпуск и был окружён парнями, которым рассказывал будни советского флота. Я оказался невдалеке от него, но он отнёсся ко мне безразлично. Я не хотел уподобиться его слушателям с открытыми ртами.
До армии в Магнитогорске выучился на машиниста электровоза. Видно, пока учился, жилось ему не совсем сладко. На учёбе и почерпнул песню:
Нам так мало дано:
Семь писят на четыре недели,
Я их пропил давно,
И душа еле держится в теле…
Была у него песня «под стать» его военной профессии моряка – подводника:
По синим штанам капитана
Большущая вошка ползёт,
Ползёт она мимо кармана,
И грустную песню поёт:
- Из пушки меня не застрелишь,
И из берданки меня не убьёшь.
Лишь только на ноготь посадишь –
К коку на камбуз снесёшь.
Возможно, что эта песня помогала ему скрадывать тяжёлое бремя службы.
Помнится: Виктор на похоронах моего 14-летнего братика, погибшего от электротока, принял самое активное участие. А ведь он и я были старше на каких-то четыре – пять лет.
Вспоминаю смешной случай, произошедший с этим крепышем Витькой. В темное время суток посёлок не освещался. По окончании кинофильма все осторожно двинулись по дороге с лужами. Слышим:
- Ребята, идёмте за мной. Здесь дорога ровная, даже блестит под Луной.
- Плюх – плюх, - услышали мы звук, означающий, что владелец этого голоса угодил как раз в лужу.
- Ребята, оказывается это лужа, - произнёс Витька сконфуженно. – Зато теперь можно напрямую идти.
Ребята хихикнули.
В наши юные годы Шалимов Виктор увлёк занятиями лёгкой атлетикой. Однажды устроил соревнования.
- Давайте по склону добежим вон до того места, развернёмся и – назад. Кто-то сосчитал: три – четыре. И мы ватажкой человек пять – семь ринулись вниз. Я бежал легко и впереди всех, развернулся и назад, в гору. Бегу и думаю: «Почему меня не обгоняет Витька, наш спортивный авторитет?» Я пришёл первым, а силач Витька стал оправдываться: «Я пока сбросил с себя футболку…»
Всю жизнь Виктор живёт в Златоусте, отработал своё машинистом на тепловозе. Делает пробежки по кольцу стадиона и … подметает между рядами кресел. Он, оказывается в штате этого спортивного сооружения.
Всю жизнь Виктор Васильевич хороший человек, стойкий и надёжный.
***
БРАТИШКА ПАВЛИК, ПАШЕНЬКА, мальчишка любопытный и шустрый, с хорошим соображением.
В 14 лет и три месяца его не стало: взялся рукой за обрезанные электропровода (с металлической площадки вертикальной лестницы водонапорной башни до них легко было дотянуться рукой).
На площадке были вдвоём, второй был старше на два года, но не сумел (или не делал вовсе этого) убедить Павлика, что в проводах ток, что с ребятами он уже искрил проволокой, привязанной к палке. Возможно, этот второй подзадорил, прехитро улыбаясь. А разве это «убеждение» не дотрагиваться рукой? Этот второй с прехитрой улыбкой любил розыгрыши…
В это лето родители справили Пашеньке новый костюмчик. В нём он успел сфотографироваться с девушкой, старше его на три года Любой Ротач. И надо же быть несчастью: снимок был любительский, считай без лиц, т.к. оба портретируемых снялись в солнцезащитных очках. Не осталось после гибели его фотографического портрета. И всё же счастье для нас пробилось: нашлось фото, где он изображён в более – менее сносном виде и похожим.
Я так думаю: коли родился человек, то пусть испытает прелести жизни, данной природой, со значительным перевесом счастливой судьбы. Болезнь и смерть не перечеркнут её.
За ушедших живём мы.
Братишка был удачлив: в клуб на взрослый сеанс проникнуть был горазд, мог на ходу сесть на товарный вагон движущегося поезда. Вместе с нами бегал по крыше дома, крышам придомовых построек. А ведь была возможность сорваться с высоты трёх и даже пяти метров.
В свои четырнадцать он не успел ни в кого влюбиться. В школе он не был отличником.
Однажды, придя из школы и смеясь, рассказал о своей однокласснице нерусского происхождения, которая на оценку рассказывала известное стихотворение:
По всей степи всё кобыл, да кобыл,
Всё поля да леса…
В свои четырнадцать он обыгрывал в шахматы старшего брата Саню. А ведь тому было почти тридцать лет, фуражку носил 60-го размера. Саня, играя со мной, говорил: «Не пойму я твоих ходов, чего ты замысливаешь?» И каждый раз обыгрывал. Но Пашенька был не я: всегда победитель всех. Кто бы из него получился? Сейчас, через годы думаю, только не выпивоха.
В поступках он был благоразумен, осторожен и знал страх. Подтверждением тому мой рассказ. Старший брат Витяшка (довоенного происхождения), затейник и чудак, при этом талантлив, затеял глушить рыбу. Или прочёл где-то, или сам додумался построить своеобразную бомбу.
Собрались мы на берегу братской кучкой. Брат в огнетушитель налил на 2/3 его объёма воды; в полиэтиленовый мешок насыпал куски карбида, где-то чевертную часть ведра; внутрь вертикально поставленного огнетушителя, подвесили мешочек с карбидом и завернули крышку.
Я выступил с мыслью:
- А вдруг крышка по резьбе съела полиэтилен и карбид уже начал реакцию с водой… Сейчас рванёт!
- Бегите в укрытие, - крикнул Виктор, а сам подбежал к берегу и бросил огнетушитель в реку, засеменил подальше от бомбы.
Я заметил, как брат Павлик юркнул за большую кучу земли. Оказались все рядом. Ждём, когда рванёт. Устали ждать. Витяшка подкрался к берегу и закричал нам: «Бомба-то не утонула, плавает. Но всё равно рванёт… Газы собираются… Оставайтесь в укрытии».
Рвануло. Оторванное дно, подлетев ввысь, рухнуло на землю. Все мы побежали к реке, представляя, что сейчас выловим рыбу, оглушенную взрывом. Ровная, как всегда поверхность воды. Тогда пошли искать оторванное дно огнетушителя.
Вспоминается вечер, когда Павлик, сестрёнка Маша и постарше их сестра Люба читали «Чиполлино». А я задумал поесть хлеба с молоком. Взял стакан и намерился влить в него молока, как вдруг меня осенила яркая мысль. Приблизил горлышко трехлитровой банки к стакану. Братик и сестрёнки оставили дело с чтением и слушанием книги, уставились в стакан, по-видимому, опасаясь, что я перелью молока. Я их понимал: с питанием тогда было трудно. Так вот в стакан я капнул только одну каплю жидкости, банку отставил в сторону. Головы наблюдателей как по команде поднялись вверх, а взоры обратились на меня. Я рассмеялся…
За несколько дней до трагедии были похороны женщины, были музыканты с барабаном. Пашенька шустро подбежал и стукнул в кожу барабана, раздался глухой звук. Я мысленно обругал его, а вечером дал педагогический подзатыльник.
- Ты не знаешь, что нельзя перебегать дорогу похоронной процессии, или как ты поступил: стукнул в барабан. Это значит, что жди беды.
Беда случилась и испортила мне доброе отношение к жизни и природе на всю мою жизнь. Любая моя радость в доли секунды омрачалось воспоминанием о братишке-мальчишке.
Я начал писать стихи.
А Павлик, Пашенька (малый) перед уходом пел популярную песню того времени:
… Напиши ты мне, мама, в Египет,
Как там Волга моя течёт…
Песня эта была о строительстве Суэцкого канала в Египте советским народом. Знак дружбы.
После похорон от его школьного друга Х.В. узнали о последних днях жизни нашего братишки. Вот этот рассказ.
- Собрались мы с ним и ещё несколько пацанов в срубе-пристрое, балагурим, спиртным не балуемся.
Пашка запел свои стихи:
А когда я буду умирать,
Я не стану плакать и рыдать.
Прежде чем мне в гроб ложиться,
Нужно крепко похмелиться,
А потом уж умирать…
Помню: потерянный отец во дворе дома (рядом никого не было) произнёс:
- Сынок, что же я наделал.
А рука моя до сих пор ощущает затылок Пашеньки. Всю жизнь я казню себя.
***
СЕСТРЁНКА МАРУСЁК, МАНЕЧКА, МАША, МАРИЯ – глубокий и энергичный человек. Портретная особенность её – средний рост, как впрочем, у всех остальных нашей фамилии – наследственная черта от старшего офицера пра-пра (подполковника его императорского величества Александра III) по отцовской линии.
В те далёкие годы народ был мелкий, но жилистый. Офицеры предшествующих поколений были в большинстве – низкорослые крепыши. М.Ю. Лермонтов был мал ростом, но большой силы: он и его друг по юнкерской школе Мартынов (убийца поэта) изо всей своей кавалерийской братии завязывали в узел ружейные шомпола. Рост А.С. Пушкина был всего 156 см, но каких-либо сведений о его плохом здоровье нет. Рост Петра I - 204 см, но способного делать физическую работу долгие и напряженные часы.
Отец наш имел сильные руки. Рост – 165 см. Мария в прошлом превосходная спортсменка, почти мастер спорта по лыжным гонкам. В студенческие годы защищала спортивную честь педучилища (ныне – колледж). После окончания заведения отрабатывала где-то в Чернореченске, вела математику и физику.
В это время я, находясь в солдатском отпуске, со своим другом С.Р. посетили её и гостеприимных хозяев. Угощали спиртным, отказаться нет никакой возможности. Я увлёк дружка часто вылезать из-за стола. Оба не курили, предлог был другой – «подышать морозным воздухом». Проявил солдатскую находчивость – «пальцы в рот, отраву вон». Были трезвы, как стёклышко.
После двух лет работы вернулась домой. Поискала работу, - все места учителя начальных классов заняты. Пришла к начальнику отдела кадров с присущей ей решительностью спросила:
- Где у Вас зарабатывают большие деньги? По моей специальности работы нет.
В самом большом цехе (1200 рабочих) металлургического комбината, где освоила рабочую престижную специальность, узнали о её спортивном прошлом. В числе других членов спортивной команды на различных соревнованиях стала приводить к победе команду своего цеха. Заработки были приличные, и вскоре Мария сменила мотоцикл на новенький автомобиль.
В детстве Манечка, Марусёк гонялась за нашей братской мальчишеской компанией. Мы – старшие братья, всегда заботились о младшеньких в семье, не отталкивали от себя.
У меня нет воспоминаний о переживании Манечки в связи с трагической смертью нашего братишки, который был старше её на два года.
В жизни Марии был тайный случай. Моя первая учительница, Вострецова Евдокия Ивановна, незамужняя женщина, переживала притеснения мамы отцом – деспотом. Дело дошло до того, что она решилась на преступление – поджечь родительский дом, надеясь таим образом разъединить жизнь отца и матери.
Первоклассницу Манечку она попросила передать тайное письмо старшему брату Виктору. К этому времени он успел поездить в товарных вагонах, на крышах пассажирских вагонов в течение шести лет. Был отчаянный и решительный… Он отказался от предложения, через Манечку дал ответ, но он не нашёл адресата, он исчез.
Нашли Евдокию Ивановну в сентябре. Голова её продолжала висеть в петле, а туловище под собственной тяжестью отсоединилось и лежало на земле. В кармане была городская газета от 25 мая 1961 года.
Поговаривали люди, что отец-деспот инсценировал повешение дочери, приложив к этому свои руки.
Несмотря ни на что, я на всю жизнь сохранил к ней доброжелательное отношение…
Учение сестрёнки финансировалось родителями и нами, старшими братьями. Мы уже работали, и часть заработной платы давали ей. Особую поддержку оказывала старшая сестра Валентина, наша вторая мать. Поддержку она осуществляла вперемежку с руганью. И так всю жизнь через её доброе сердце.
Как-то я договорился с сестрёнкой: «Ты уже почти с законченным образованием, почти учительница. Звать тебя буду Марией». Вскоре и мама стала звать дочь по-взрослому.
В студенчестве Мария, Маша выкинула сверхоригинальный номер. На прогулке по городу она и её друзья познакомились с двумя девушками. Маша выдала себя за Мишу. Спортивная одежда делала пол неопределённым. И весь вечер играла мужскую роль. Вечер был хорош общением и подходил к завершению, когда тройка развязных парней стала привязываться к их компании, стала изъясняться двойственно, хамить. Маша стала спасать положение дипломатическим диалогом, но получила удар. Здесь настала её очередь. От её сокрушительного удара один из обидчиков в падении отмерил своих два роста, растянувшись на асфальте. Гитарист насадил гитару на второго обидчика. Девчонки в пылу борьбы, возможно, что-то и услышали из ненормативной лексики, или иную грубость, или поняли: кто на самом деле Миша, только вслед за обидчиками поспешили уйти без договоренности о следующей встрече.
Мария была и остаётся труженицей, ворочая женскую и мужскую работу, - содержать дом, автостоянку и СТО (станцию технического обслуживания). Часто случается, что кто-то из охраны заболеет или гульнет, тогда Мария дежурит лично. Бывает, что снега нападает на автостоянку до полуметровой толщины, ночь ли днём лопатит двор до котовой чистоты, выбрасывая снег за периметр стоянки.
Бревенчатый пристрой срубила племяннице. Как и старшая сестра Валентина (довоенного происхождения) она заботится о всех родственниках.
Мария всю жизнь незамужняя: то разведённая подруга Т. многие годы не давала определиться с замужеством, то на её руках была старая и больная мама. На мой взгляд: в слабом мужчине она не нуждалась, а сильные - хотели иметь слабую женщину.
Как-то в нашем доверительном разговоре мы пришли к выводу, что даже дети не могут дать счастья, а только горе родителям. Некоторые не согласятся с этим выводом, спорят: «Как воспитаешь». На это справедливое (а кто умеет воспитывать?) замечание можно возразить: «От кого родишь, да и сам какой».
Теперешняя среда оставила очень многих молодых без работы, да и работать рабочими они не хотят, к труду не приучены. Родительский трудовой авторитет исчез «как сон, как утренний туман». Так и живут на зарплату родителей, а потом на их пенсию, доводя жизнь свою до преступного потребления.
Мария не скучный человек, даже талантливый. Ещё в студенческое время занималась художественным оформлением стенной газеты, от корки до корки прочла «Войну и мир», и уж совсем недавно прочла во второй раз.
Пишет стихи на общественную тему, давным-давно научилась играть на гармонике-двухрядке.
К сожалению, я не располагаю её стихами, но одно из них запомнил:
Раньше Новый год встречали,
День попил, когда – другой.
Две недели власти дали
И ввели страну в запой.
В компании играла на двухрядке и пела:
Схватил он лопату, лопату схватил,
Схватил он лопату, лопату,
Схватил он лопату, лопату схватил,
Схватил он лопату, лопату…
Прерывала мелодию и объявляла: «Сорок восьмой куплет…»
Схватил он лопату, лопату схватил…
Марусёк (так звал её отец), Манечка, Маша, Мария ещё полна сил. Заботится о племянниках и их детях, в одиночку сажает картофель (шесть соток), растит его и выкапывает. Любит жизнь и легковые автомобили, страдала из-за них, совершая аварии. Рассудительна по сей день.
***
СЕСТРА ЛЮБА не была склонна ни к стихам, ни к песням. Она, скорее всего, понимается как вразумительный объект «невпопад». Негативное сопровождает её всю жизнь. Было в характере у неё что-то от отцовской сестры Варвары (криминальный аборт), она «овладела» массажем, толковала о лечении болезней, сбывала через какую-то фирму лекарства.
Росли вместе, а вспомнить почти нечего. Помогала маме мыть полы. Случайно стал свидетелем диалога мамы с дочкой: «Люба, ты не очень спеши мыть полы, а то старшие пилят и колют дрова, работа тяжёлая, длительная. Увидят, что ты быстро справилась с мытьем – обозлятся: мы вкалываем, а она время проводит». Узнав эту маленькую хитрость, мы не взбунтовались и продолжали делать своё «мужское дело».
Маленькой девочкой у Любы была страсть лазать по всем ящикам, буфетам, шкафам, за что получила кличку «Б…»
В пятом – шестом классе по мнению окружающих совершила «недостойный» поступок, как всегда ими надуманный и преувеличенный: горел «номер» - не знали окружающие откуда и какие темы взять. Продёрнули её в стенной газете. Люба посчитала это несправедливым и, не страшась последствий, сорвала со стены стенную газету. Что тут было! Чуть ли ни 37-ой год устроили… Люба обратилась в Москву в редакцию «Пионерской правды». Дали ответ: не надо было срывать газету, а разобраться…
После окончания ей восьмилетки она уехала в г. Рудный Казахской ССР. Сёстры мамы (она для них была нянькой) вызвали Любу к себе, чтобы как-то помочь прокормить лишний рот.
Работала сестра в детском саду. Через год-два вернулась в свой город. Что нашёл я в ней по приезду? Картофель стала называть – картоф;ль, какао – кака;. Ударения поменяла, считая, что «окультурилась». Как бы то ни было, стойко переносит невзгоды жизни, сохраняя оптимизм.
На второй день после смерти братишки Павлика (он в 14 лет на Павлов и Петров день погиб от электротока) обнаружил её с распухшими глазами, выходящей из дровника. На мой немой вопрос ответила: «Поспала я здесь на дровах, в доме ведь спать негде».
Были замужества «невпопад», раз, второй. Её младшая сестрёнка Мария на это счёт сделала логический вывод: «Для нас все мужики хорошие. Мы не думаем плохо о людях. Вот и попадаемся как рыба на крючок».
Матери в своё время должны дочек-подростков просветить в области дружбы с мальчишками.
Надюшка, её дочь, а моя племянница, не прошла «школу», как вести себя в зрелое время. Тоже повела себя «невпопад», выбирая в мужья, неспособных к жизни людей.
Пошли дети. Уже в пятилетнем возрасте внучка стала вести себя вольно, досаждая бабе Любе, убавляя её здоровье. Бабуля подождёт, пока та подрастёт и поумнеет, при условии, что и самой будет отведено время.
***
ПИЧУГИН ВОВА (кличка «Москвич»). Известно, что во время войны 1941-45 г.г. жителей Москвы и Подмосковья эвакуировала на Урал. Своё звание он оправдывал в полной мере: красив лицом до женской слащавости, строен, хотя в его осанке для опытного глаза заметен был изъян – он несколько отводил плечи назад, отчего корпус туловища без живота выпячивался. Почти всегда одну из рук держал в кармане. В окружении кого-либо говорил только он.
В школе был отличник. На одной из школьных линеек (это когда всех учащихся школы выстраивали в линии, в прямоугольник) за отличные успехи в учебе Вове Пичугину подарили книжку «Пичугин мост».
В Уфе окончил техникум, связанный с ЭВМ (ранее его закончил тоже отличник Титов Александр), набрался там столичной культуры, овладел гитарой и хорошим голосом пел В. Высоцкого! Запомнился фрагментом его жизни: стоя на крыльце в окружении своих сверстников (В.Высоцкий исполнял свои песни на крыльце парадного входа или на лестничном переходе театрального училища), пел: «То ли тур, то ли бык…»
Импровизированный концерт длился долго.
9 марта 2001 года хоронили героя-чернобыльца Мишу Ручкина, умершего от последствий радиации в сравнительно молодом возрасте. Я был на горячем обеде; допивал компот. Вдруг над самым моим ухом раздался голос Пичугина (шурин почившего): «Товарищи, почтим память…»
Наверное, я вздрогнул так, что проглотил сам орешек. Две недели он плутал в моих кишках: нажимая на живот, я ощущал его твердое присутствие. Потом эта твердость, я думаю, нашла выход…
Говорила родственница про него, что дачу замастрячил – дай бог! Вова был и остается умным на всю жизнь. Инженер, чать.
***
В штате Белорецкого металлургического комбината до 1987 г. (?) был сельскохозяйственный цех. Ссылаясь на якобы, решение президента республики «освобождаться от маломощных организаций», генеральный директор металлургического комбината В.А. Кулеша постепенно освободился от своего кормильца – совхоза «Белорецкий», сделав его дочерним предприятием, которое вскоре почило.
Капуста, картофель, огурцы – всё производилось на пригородных полях, всё шло в питание горожан.
Существовало несколько отделений, разбросанных в округе. Центральное отделение имело 3000 га пахотных земель.
Уборочная компания была праздником трудового народа; с конца августа косили подсолнух на силос, который закладывали в громадные земляные ямы, притаптывали по мере заполнения гусеничным трактором; грузовые машины, как пчёлки, сновали туда-сюда, привозя скошенный и измельченный подсолнух.
В середине сентября начиналась уборка хлебных полей. Комбайны – степные корабли двигались в облаке пыли, когда бункер наполнялся золотыми зёрнами пшеницы, они останавливались и начинали выгрузку в кузова машин.
В это же время вели копку картофеля. В сухую погоду специальные прицепные агрегаты (муципуры) ехали вдоль рядов и выбрасывали позади себя клубни картофеля. Муципуры – отличные машины пока нет влаги, и стебли высушены солнцем на нет. Такие условия редко совпадали. Зелёные стебли – ветки стопорили работу агрегатов.
Поэтому из года в год многотысячный коллектив рабочих металлургического комбината на грузовых платформах поезда выезжал на пригородные поля. Рабочие, оснащенные ведрами, лопатами и сумками с питанием восседали на них, восторженно наблюдая проносящиеся картины.
По окончании уборки устраивались на обед, собираясь в импровизированные группы. Жгли костерки и жарили в них картошку. Всё это происходило на природе, в неописуемой, начинающей желтеть березовой роще. Шутки, смех, анекдоты дополняли природу, гармонично вливаясь в неё.
Находились «расчетливые люди», которые зло пыхтели: «Мы вкалываем, а местные жители на базар едут…» Его речь останавливал кто-нибудь из сидящих тут же: «Молочко, мясо любишь кушать? Ну, пусть двадцать человек поехали на базар… Что они сделают своими силами? Свои огороды бы убрать. Поэтому и везут нас сюда, многотысячными помощниками. Здесь картошки много-много гектаров… Только мы успеем убрать такое количество… Чего шепчешь и отворачиваешься? Не застыдился ли? Молоко и овощи идут в питание в детсады нашим же детям; в столовые завода идут и мясо, и овощи… А ты про базар базаришь. Помолчал бы. Радуйся, что хоть на денёк – два покинул тёмные цехи. Ребята, правильно я говорю?»
- Правильно оратор, - смеялись они.
В один из годов (1964-?) осень случилась дождливая, в поле не выехать комбайнам, вязнут в раскисшей почве. Беда. За ней пришла другая – выпал снег, который пролежал более недели. Вероятно, что была паника в дирекции комбината. Директором (в это несчастное время) сельскохозяйственного цеха был Стрельченко, тот директор снял с должности этого директора. Поставили Абрамова (Помидора).
Грустно было глядеть на заснеженное овсяное поле, что было вблизи речного пруда. Гусям выпала божья благодать: поплавают их караваны, выйдут на бережок, взмахнут крылами, стряхивая с себя последнюю воду, вразвалочку доходят до заветного поля, вытянув вверх шеи (всё же умные гуси природные создания!), щиплят своими мощными клювами колосья, ссыпая овёс в свои утробы.
Случилось невероятное: установилась почти на две недели солнечная сухая погода. Механизаторы выехали в поля и собрали весь урожай. А директор пострадал. Больше его никто не видел и не слышал.
Уместно сказать о директоре военного времени. Его современник говорил, что Покачалов Георгий, чтобы сохранить в полном объёме трудовой коллектив, а не отправить на фронт, несколько механизаторов спрятал в глухомань, на заготовку дров. Была поздняя осень, иней на земле и деревьях, а жили в сооруженных из жердей и веток шалашах. Простудились тогда трактористы Желнин Иван и Усманов Казван, промучившись болезнями почек, в 52-55 лет ушли в «долгосрочный отпуск».
Уже в двухтысячные годы узнаю, что инженерно-технический рабочий Владимир Георгиевич Покачалов – сын того директора Покачалова.
Завожу разговор:
- Оказывается ваш папа, в годы войны был директором подсобного хозяйства. Спрятал от фронта механизаторов; они простудили там почки, теперь их нет давно.
- А я сам с ними мёрз, меня отец тоже не берёг. Сам знаешь: весь фронт прошёл я, в бою за чужие спины не прятался.
Я унял свою обиду, признав его аргументы убедительными. К тому же я очень уважал Владимира Георгиевича: он был очень хорошим человеком, пока мог физически, занимался профессиональным волейболом.
Прожил более восьмидесяти лет.
***
Особого повествования удостою жизни друга – НИКИТИНА ВОВЫ с его яркой, но трагической судьбой.
Послевоенного происхождения, под 180 см роста, мясист, но без лишнего грамма на животе. Походка его была размашистой, словно ноги испытывали груз мешка на спине их хозяина. Ноги его не торопились даже тогда, когда нужно было успеть до закрытия винно-водочного магазина. Он любил выпить.
В школе кто-то дал ему кличку: «Колдун», а уж за какие заслуги – непонятно. Я неоднократно задумывался над этим в зрелые годы, и причиной всему посчитал случай, произошедший в четвертом классе.
Однажды на уроке он не стал снимать шапку, объясняя:
- Лес рубили с отцом, сучком ударило по голове.
Так и не снял шапки, пока не надоело. Видно, кто-то посчитал эту историю странной, мистической, загадочной и таинственной, колдовской.
Ещё в те времена кличка исчезла, и для всех в обращении он остался – Вовка Никитин.
По окончании восьмилетки не пошёл заканчивать среднюю школу, а уехал учиться в ПТУ (профессиональное техническое училище) на двухгодичные курсы механизаторов.
В училище по степени успеваемости никто не отличался и не ценился; важно было быть отрицательным лидером; ими становились редкие, более смышленые и наглые. В их обиходе были слова: «хорэ, мох-мох», «нечего пол топтать», «морда задницу портит» и пр.
С наступлением весеннего тепла для всех курсантов было обязательным, расстегнув верхние пуговицы бушлата, смещать его с плечей к спине, тем самым утверждая уличную браваду.
Однажды Вова обратился ко мне:
- Изобрази кочегара с лопатой.
- Для чего? – спросил я.
- Потом покажу, - засмеялся. – Химический карандаш нужен.
Все знали, что я рисую. Татуировка получилась неплохой. Через день Вова выполнил обещание.
- Смотри, - припустил штаны, обнажил половинки, на которых красовался кочегар с лопатой. – А теперь смотри в движении его работу, - сделал несколько шагов – кочегар заработал лопатой, словно уголь кидал в топку, топкой служила середина ягодиц.
Потом от Вовы поступил заказ нарисовать спасательный круг с надписью «Одесса» с якорем. Впервые я увидел, как делают татуировки. Накалывают обыкновенной швейной иглой, которую обматывают ниткой, оставив остриё иглы. Утолщенную многими оборотами ниток иглу было удобнее держать.
«Мастер» (такой нашёлся) смочил выбранное место тела, приложил рисунок, выполненный химическим карандашом, он оставил четкий отпечаток. Макая иглу в тушь, начал путём прокалывания кожи вносить её по контуру рисунка…
Видно, Вова внутри себя испытывал гордость и геройство, татуировками утверждая себя особым человеком из общего окружения курсантов. В общей бане он прохаживался, двигая половинами ягодиц, в середину которых кочегар орудовал лопатой.
И откуда такое собирали? Молодые парни шестнадцати и семнадцати лет, которые не сидели в тюрьме ни до этого времени, ни в течение всей жизни. Что-то от инфальтивности к ним присасывалось, как оказалось на всю жизнь, но уже в более мягкой, завуалированной форме.
В 22 года Вова женился. Я был приближен к нему, но ни на йоту не вел его «мужскую» жизнь с сигарами и спиртным. Он был старшим другом, интересен своими «походами», которыми делился со мной, а я умел держать язык за зубами, в нём я видел некий литературный образ. У меня, в отличие от него была высокая цель в жизни, которую я смутно чувствовал.
Был случай весенней ночью, когда бригада трактористов вела пахоту. Отрадная картина, доступная русского человека! Два десятка лет «новой жизни», в которой забросили поля, трактора больше не урчат, распахивая их. Механизаторы лишились трудовой гордости…
Так вот, о случае. Бригада приняла самостоятельное решение выполнять такой-то фронт работ, но надо было уведомить начальство об этом.
Вова напросился на тракторе сгонять до посёлка. Разрешила бригада, тот забряцал гусеницами трактора, высвечивая фарами пространство.
- Не вернется работать, под бочек к молодой жене подвалит, - сказал старый механизатор.
Все согласились с ним.
Мне стал известен поступок Вовы, я его не одобрил, накатило сомнение в твёрдости его характера. Вдобавок к этому я жил вдали от него, встречался с ним наездами.
Про скорый развод Вовы говорили, гадая, то ли из-за этого, то ли потому что…
Моя связь и других с Вовой отсутствовала по той не совсем простой причине: он строил газопровод Абакан – Тайшет. Когда вернулся в край родимый и проработал месяц водителем, то был приятно удивлён заработком 70 рублей.
- Ха - ха – ха! Вот так заработок! Купил фуражку, обмыл её – и деньги все, весь месячный заработок. На газопроводе я получал 800 рублей. Там жизнь была.
Однажды я пришёл покататься с ним на комбайне. Дома за обеденным столом он выпил спиртного. В кабине я пристроился с ним рядом. Вова повел степного красавца к месту косьбы хлеба. Почему-то комбайн кинуло влево на железнодорожное полотно, потом резко вправо, затем комбайн задним ходом покатился под откос.
- Вовка, нам конец! – крикнул я.
Вовка крутил руль, как заправский циркач, выпучив глаза. Его реакция спасла нас. Выехали из-под откоса на прямую дорогу, уже осторожничая.
- В баке гидросистемы масла мало, руль кидает. Сейчас в гараже долью.
И это ещё не последняя напасть в этот день.
Косьба пшеницы шла полным ходом. Вова почему-то останавливает комбайн, не выключая мотовила и наклонного конвейера. Лезет ближе к движущимся агрегатам, чтобы произвести какой-то ремонт. Стоя, закачался, едва не потерял равновесие. Чудом избежал пропуска своего тела на мясной фарш через наклонно-плавающий конвейер.
У меня не было никакого страха, видя эту картину: ведь я верил в удачу и профессионализм своего старшего друга.
Не могу не сказать об одной особенности его – не глядел в глаза собеседника, а как-то влево и вверх. Был свидетелем, когда одна девушка спросила его: «Вовка, а ты чего, разговаривая, в глаза не смотришь, как будто виноват в чем-нибудь?»
- Да на, на, на! – возмутился он и в упор уставился в глаза девушки.
Очень большая доля правды была в наблюдении той девушки. Я сам убедился на примерах его откровений. Вова, когда хорошо выпьет, замыкался, неподвижно глядя в землю. Взор становился глубоко задумчивым, каким-то неземным.
Однажды, находясь в таком состоянии, он рассказал мне:
- На газопроводе жили весело: с утра до вечера – работа, потом – кутёж. Да и во время работы гудели. Я выдумал себе кличку «Колхозник», прижилась. В один день гуляли до потери пульса. За дешевую провинность я выгнал из вагончика невзрачного шоферюгу, а на дворе уже морозец был – четыре градуса. Наутро обнаружили – замерз он, прямо у крыльца вагончика.
В другой раз, опять пьяный и с виноватым выражением лица, выдал другую историю:
- Кто-то из местных, а жили они в каких-то захудалых лачугах, украл топливо из нашей машины. Решили с друганом проучить население. Ночью тридцатиметровый трос натянули между машинами и загребли лачуги в кучу… Обошлось.
Любили его женщины, через годы я узнал за что.
- Вовка, ты опасный человек… Везёт тебе до времени.
Наши встречи сошли почти на нет. И всё же он успел рассказать ещё одну историю, тоже греховную: «На железнодорожные платформы загрузили машины, перебирались на другой участок. Гляжу, два армянина, «закадрили» девчонку – бродяжку. Я за монтировку – и на них. Отбил. Закрыл в кабину, полбуханки хлеба дал.
С работы с едой в машину, кормлю её, люблю. И так несколько дней, пока не уехали. Пришлось её оставить».
- Интересная, но гнусная история для меня, несмышленыша. А кто это такие бродяжки?
-Кто из дома от родителей убегали в тёплые края. От обиды, видно. Так и промышляли за кусок хлеба.
Пришла вторая пора любви. Вова даже есенинские строки выучил:
И вот вам сообщить я мчусь:
Кем был и что со мною сталось…
Семейная жизнь Никитина долгие годы шла без отклонений в отрицательную сторону. Выпьет когда-то не до одури – и ладно. Родились у них девочка и мальчик. Танька бойкая, рассудительная, занимается предпринимательством. Сына его видел раза два: вытянутый не по годам, строен, лицом – в отца, характер выдержанный и спокойный. Все признаки хорошего человека, и что он не узнает в жизни её теневой стороны.
Большой опыт друга юности в водительской работе на всевозможных машинах сделали его профессионалом. Администрация выдвинула его в механики.
Как-то он задал мне задачу на смекалку: «Кто чужого не ворует и без чужого не живет?»
Я потоптался мыслями, но ответа не дал.
- Шофёр, - сказал он и засмеялся. – Сам придумал.
Была у него и оригинальная форма извинения: «Извини за извинение. Хоп – майле».
- Вроде извинился и в то же время забрал извинение назад, - покачал я головой.
- Я проверяю людей на умственные способности, - снова засмеялся и гордо посмотрел в мои глаза.
В своей жизни я встречал умника с заготовкой на всякий случай. Он довольно долго цитировал «Пушкина», но проверить его нельзя. Знаний моих не хватило. Вова же был с выдумкой. Про сапоги и разницу в деньгах давал задачу.
Жена Володи отчитывала его за злоупотребление алкоголем, довела дело до рабочкома. Не вынесла душа Володи, решил он задохнуться в бане – спасли. Он был упорен… Отец нашёл его повешенным на дереве. Совсем по С. Есенину:
В осенний вечер над прудом
На рукаве своём повешусь.
Отец искал на лошади сына. Зафыркала та, почуяв уже не человека. Это было 11 октября 1992 года.
***
Школьная отличница и, пожалуй, красивая девочка изо всей школы ЛЮДА МОСАЛЁВА. На всю жизнь осталась верной сельской жизни с её пышной природой, хлебными полями и веселым и трудолюбивым народом. Поэтических и музыкальных талантов в ней не наблюдалось, но она была танцовщицей и часто участвовала в художественной самодеятельности на сенах школы и посёлка.
В школе я был хорошистом, возможно из-за ребяческого кривляния и озорства, а ведь мог, как Милка Мосалёва, стать отличником.
Однажды я здорово её обидел: с танцевального башкирского наряда отсоединил одну монету, что слабо держалась на нём. Непроизвольно за неё заступился мужчина лет сорока (завклуб), бросился догонять меня и, хотя в молодые лета он занимался футболом – не догнал. Он был дурноватый и мог бы, подозреваю, поколотить меня за ребяческую шалость. Припоминаю ещё случай, когда этот дядька сгонял с крыши и подловки высокого здания поселкового клуба мальчишек; один из них (Бельчик) скаканул от страха вниз, с высоты где-то четырех метров, не расшибся; два дня болели колени и не мог ходить.
С отличием Мила, Милка, Людмила Ивановна окончила медицинское училище. Всю жизнь проработала фельдшером. Только на закате трудовых будней перешла в заведующей складами, сменив отца своего Ивана Евдокимовича на этом посту.
Вспомнилось. Шла по летней дороге и наизусть читала спутнику лермонтовские строки:
Ко мне он бросился на грудь,
Но я успел в него воткнуть
Своё оружие. Зверь взвыл,
Рванулся из последних сил.
Вышла замуж за друга детства – Вову Засова. Ещё тогда я одобрил её выбор. Он имел самую лучшую специальность рабочего человека – электрика. Работу сочетали с ведением дворового хозяйства, вели покос. Удивляюсь их силе воли – достойно жить на селе.
Людмила Ивановна стойкий человек: умеет постоять за себя. Определили детей. Вся жизнь её – разумный поступок.
***
Зимний день. В грузовую машину, оборудованную для проезда людей с удобствами в такое время года, усаживаются старшеклассники и рабочие.
ЖЕЛНИН ВЛАДИМИР напоминает занявшим места:
- Там моё место не занимайте.
Из кузова, укрытого пологом, доносится:
- Твоё место на кладбище. Ха – ха – ха.
Хором смеёмся удачной шутке.
- Ты, говорун, уйдёшь вперёд меня, а мне и на земле хорошо.
Машина трогается. Полог сдерживает порывы ветра, поэтому относительно тепло. Заходит разговор о чемпионате мира по гонкам на льду, Габдрахмане Кадырове и его одноклубнике Борисе Самородове.
Желнин:
- Земляки из Уфы громят соперников. Вот только забыл, где соревнуются.
Отличник в школе Титов Шурка просвещает дядьку:
- В Англии.
- Не в Англии, в Лондоне. Вспомнил.
Титов хохочет, я за ним, поняв, в чём дело.
Долгие годы дядя Володя при встречах, взяв роль опекуна, интересуется: «Ну, ты женился? Если нет, то и разговора не будет». Через время я утверждаю, что у меня всё как у людей: есть и жена, и дети, и работа.
- Вот это по-нашему, удовлетворённо жмёт руку на прощание.
Братьев Желниных было пятеро, все достойные люди. Интересно: они и жили на одной улице, которую остроумно прозвали: ул. Желниных.
Петро совестливый человек был, гуляя на свадьбе, совершил прогулы. Так переживал, что вздернулся. Через несколько лет его сын Сашка тоже покончил с собой. Гены, наверное, сказались.
Под 80 лет Владимиру Николаевичу. Глядя на него, думаешь: вот такие люди и должны быть на Земле.
***
Юность, юность, ты счастлива тем, что в ней были оба родителя, братья и сёстры, и что жизнь казалась вечной, лишённой её финала, что она была свободной, как песня с хорошим содержанием…
Школьный приятель ЖЕЛНИН НИКОЛАЙ (племянник Владимира Николаевича) любил петь летними поздними вечерами, оглашая посёлок громовым голосом:
Сиреневый туман
Над рощей проплывает,
Над тамбуром зажглась
Вечерняя звезда.
Кондуктор не спешит,
Кондуктор понимает,
Что с девушкою я
Прощаюсь навсегда…
Я подпевал ему, параллельно думая: у меня по пению в младших классах была четверка, а у него, наверное, - пять. В моём понимании он пел отлично, хотя на сцене я его не видел.
Николай хотел быть первым в силе, для этого у двора сделал самодеятельную штангу из лома и катков трактора. Специально приходили потренироваться, даже когда проходили мимо.
Выучился на сварщика. Обзавелся детьми. Долгое время работал в Москве на стройке. Полностью облысел.
Вспоминается дружок шуточной песней, которой его научил родственник ПЕРФИЛЬЕВ ВИКТОР. Николай пел:
Злые люди говорят:
- Водка вредна – это яд.
У меня же есть сомнения:
Вы придите в ресторан,
Закажите 200 грамм
И рассеются сомнения.
Водочка, водочка,
Белой головке – привет.
Водочки, водочки
Полный буфет…
Сам же Перфильев не пел, а проговаривал песню:
Я встретил девушку, Ах эта девушка
Тысяча двести оклад, Меня с ума свела,
У неё своя машина Разбила морду мне,
И вишнёвый сад. Часы сняла.
К месту проговаривал частушку:
Мы с товарищем вдвоём
Очень весело живём,
Где полено украдём,
Где ребёнка сделаем.
На верных пять лет он был старше всех нас. Кличка его – Нос. Его уважали все парни.
Для интереса скажу, что его мать – старуха Перфильева – так звали её в народе, была ни то читальщицей, ни то ещё кем-то, кто должен был где-то читать молитвы. Боясь старости, хотела передать «дело» Анне Кирилловне, моей матери – не состоялось. Перфильиха пережила всех юных, прожив 100 лет. А сын всего – 62 года. Рак предстательной железы – болезнь уважительная. Если бы не умер, то точно бы дожил до ста лет, как мать.
Одна теневая сторона в жизни Виктора всё же была. В карданный вал затащило молодого механизатора. Полетели брызги крови и куски мяса… Виктор бросился прочь от неожиданного страха. Затем, вернувшись, отключил агрегат. А он ведь всю жизнь проработал водителем. А тот, молодой, нарушил технику безопасности, человека подвел. Случай не стал трагическим. Сейчас этот молодой Володя – директор предприятия. Хромота, кажется, наблюдается.
***
Родители ИВАН ЕГОРОВИЧ и АННА КИРИЛЛОВНА. Отец – обладатель необычной фамилии, фронтовик, дослужился до сержантских погон и боевых наград: «За отвагу» и «За боевые заслуги».
В августе 1944 г. получил тяжелое пулевое ранение в лицо: остался беззубым и с обезображенным носом в его 34 года. Будучи детьми, играли осколком под кожей на его черепе, трогая и двигая его туда – сюда.
Теперь, когда я давно созрел и скоро начну осыпаться, словно рожь, думаю: сколько бы мог задать вопросов родителям, получить от них ответы. Эти мои записи как раз и создаются для моих детей и внуков не просто для памяти обо мне, а для осмысления жизни, в моё ли время, в ваше ли, чтобы прожить жизнь достойно.
Даже в 50-е годы война отражалась на отце: выпив спиртного по какому-либо поводу (следствие фронтовых 100 грамм) он, сидя в прихожей, дирижировал правой рукой и плакал.
- Папенька, почему ты плачешь? – спрашивали мы его.
- Слушайте сюда, - начинал он рассказ, - на железнодорожных станциях, ожидая отправления состава, кормили детей войны: они подбегали к нам и просили: «Дяденька, дайте кусочек хлеба». Отдавали свои запасы. Те дети до сих пор в глазах стоят. До ухода на фронт у нас с мамой уже было трое детей – это ваши старшая сестра Валька, братья Витька и Шурка. Вспоминал семью: как они там.
До нашего малолетнего сознания не доходили его душевные боли.
Порой родители ссорились, и тогда мать критиковала отца: «Хороших-то на фронте побило… Ранение? Нечего было рот разевать да им пули ловить». Отец распылялся семиэтажной бранью (наследство, я думаю от его военного предка – полковника его Императорского Величества Александра III).
Отец ни разу, никогда не говорил о происхождении военной фамилии: боялся гэпэушного преследования, да, наверное, и кэгэбэшного.
Узнали историю в юности от родной сестры отца Варвары: «В царское время дед мой и вашего папеньки был большим офицером. Фамилия ранняя наша была Ю… Погоны круглые с кисточками были, красавец был. Из десяти бракосочетающихся пар признали лучшей пару нашего деда. До сих пор наши родственники хранят их фотографии».
Несколько эпизодов из военного времени отец всё же поведал нам: «Выполнял боевое задание. Обнаружил меня фашистский лётчик, стал лупить по мне из пулемётов, а спрятаться некуда, кругом открытое поле. Бегал я туды и сюды, забился в какую-то борозду, замер. Пули прошли рядом, не задели».
И ещё один рассказ:
«Однажды освободили какое-то селение. Обнаружили схрон с зерном. Командир отдает приказ: «Зерно забрать и передать в хозчасть на прокорм лошадям». Я встал грудью и не даю зерно, закрывая доступ к нему. Командир за пистолет, навел на меня:
- Выполняй приказ» Застрелю за невыполнение!
- Стреляй, командир! Только зерно оставь его хозяину, вернётся с надеждой, что покушать хоть что-нибудь будет.
Спрятал командир пистолет».
Это неразумная, возможно, черта характера частью передалась и нам, детям. Сестренке в характеристике написали «… с обостренным чувством справедливости». Я, видя несправедливость, заступался за обиженных. Приведу случай. Как-то я заступился за рабочего Н. Коротца. Он воевал на Малой Земле, получил ранение в ногу и всю жизнь хромал.
В 1975 году к 30-летию Победы на предприятиях по степени военных наград делали подарки. Коротца записали (за неуживчивость) в самую дешевую группу. А он работал хорошо, не пил и играл на баяне.
На праздник 1-е Мая он непременно выходил с портретом Сталина, которого уже давно «вынесли» из Мавзолея. Его вылавливали милиционеры, отбирали портрет. Но к следующему празднику фронтовик лично рисовал развенчанного «вождя народов» и снова убегал от преследователей.
Тогда, по незнанию, я и многие другие считали монстра Иосифа Виссарионовича народным героем. Теперь мои мысли диаметрально противоположны.
Так вот, цеховое начальство ополчилось против такого плохо человека Коротца. Я был не освобождённым секретарем комсомольского бюро. Я встал на защиту рабочего человека: «Если уволите, уйду и я». Обошлось. Такая от отца моя черта характера.
В общении нашей семьи были слова «маменька», «папенька», Манечка, Володенька. Порицая за плохой поступок наш или за плохую работу, отец произносил слово «дундук». Недавно, перечитывая Пушкина, в сноске я обнаружил значение этому слову. Оказывается, во время Александра Сергеевича министром образования был плохой Дундуков.
Однажды я увидел: отец сделал карандашный набросок крутогривого скакуна. Был у нас в друзьях детства Ташбулат, мы ждали его прихода. Родители были в одной с нами комнате. Отец вдруг продекламировал:
Мы расстелим плащ – палатку,
Пригласим мы Ташбулатку.
Отец не разрешил матери работать на производстве, с детьми и по дому дел, мол, много.
Когда у Ивана Егоровича (так в поселке его величали) какой-нибудь выпивоха просил денег на 100 грамм, обычно отвечал: «Откуда. В пустом кабаке без денег». Сбивал спесь грозных мужиков поговоркой: «Грозилка грозит, а возилка возит», или «Таких говорков татары кидали с бугорков». Имел в виду воинов татаро-монгольского ига.
Мама редко вспоминала своё детство и юность. Помню, только я был слушателем. Младшие её братья и сёстры звали её нянькой. Им она помогала в учебе, жертвуя учебу домашнему хозяйству. Речь её изобиловала поговорками: «Тепло – из носа потекло» (ответ на вопрос тепло ли на улице?); «Близок локоток, да язык короток», «Какие сани – такие и сами», «Заставь дурака богу молиться – он и лоб расшибёт». Употребляла по тем временам криминальную частушку:
Когда Ленин умирал,
Сталину наказывал:
- Хлеба, масла не давай,
Мяса не показывай.
Мать моя, Анна Кирилловна, не любила спиртного, но в редкие семейные сборы по какому-либо праздничному поводу героически выпивала махонькую рюмашку, лихо отрывая её от губ после возлияния.
Мать моя с тремя детьми пережила все военные годы в п. Укшук, куда отец перевёз семью перед уходом на фронт. Спасала корова молоком. Как бы то ни было дети мала меньше переболели цингой. Цинга – это зубная болезнь от плохого питания, от недостатка витаминов. Зубы расшатывались и выпадали. Варили и ели лебеду. Как-то я попробовал пожевать листочки в сыром виде – отторжения организма не было. Ходили по промёрзшему полю и собирали редкие клубни картофеля, они были сладкие, но суп был вполне съедобным.
Мать моя, Анна Кирилловна, часто уходила в воспоминания, но ей они не передавались картиной, а фрагментами. Один из них: «Забрела ко мне соседка Подкуйкина, а я с детьми сижу, чай пьём. Просит меня она: «Нюш, дай чайку попить». Я налила кружку, выпила она и, гладя рукой грудь, произнесла томно: «Так у меня всё здесь и растаяло. Спасибо, Нюша». В войну это было.
В которой раз подумалось мне: войну развязывают сытые и алчные. И не находится всемирного ума, чтобы сделать на земле мир, где будут властвовать: Мир, Труд, Свобода, Любовь и Цель Жизни. Уж не ждём ли мы инопланетян?
В шестнадцать лет мама покинула К. и ушла в город подальше от жестокого отца Кирилла Кирилловича. Из Мелеуза по организационному набору прибыл в сей город отец. Какое-то время поработал на волочильной машине, той самой, что волочит проволоку с большого диаметра на меньший. У отца не было нескольких пальцев (самых кончиков) на правой руке – это результат неосторожной работы с вращающимися барабанами и с наматывающейся проволокой на них.
Обрубки пальцев не мешали ему играть на двухрядке, пел военные песни, строки которых до сих пор в ушах: «Эх, Андрюха, не будь печален…» Пел про какого-то молодого военкома и про девушку, к которой он подошёл, плохо одетой: «и рвано на ней пальтецо». Помню:
Скучно, грустно, моя дорогая,
Я не знаю, куда мне пойти,
Не влечёт меня больше другая,
А такой, как тебя, не найти.
У калитки заветная груша,
Где так часто тебя целовал,
Где ты, где ты, моя дорогуша –
Сизокрылая чайка моя.
От мамы мы слышали только одну песню:
Как же мне, рябине,
К дубу перебраться…
……………………….
Головой склонилась
До самыва тына…
Водка отцу, видно, шла на пользу: он был весел и раскрепощён, не стесняясь пропел похабную народную частушку:
Посадил дед редьку,
Ни густу, ни редку.
Дулась, дулась, перевернулась,
Ни густу, ни редку.
Стала редька подрастать,
Стали воры воровать.
Дулась, дулась, перевернулась,
Стали воры воровать.
Воры ни чужие,
Близкие, родные.
Дулась, дулась, перевернулась,
Близкие, родные.
…………………………..
В берёзовую рощу
Дулась, дулась, перевернулась.
В берёзовую рощу.
Стали думать, ворожить:
Куда комлем положить.
Дулась, дулась, перевернулась.
Куда комлем положить.
Головой к оврагу,
…… на корягу.
Дулась, дулась, перевернулась.
……….. на корягу.
Запомнилось же это без записи и на всю жизнь! Отец все песни знал до конца, не чета мне. Играл на двухрядке и пел:
Мы на лодочке катались…
Или вот ещё, наверное, самая любимая песня:
Когда б имел златые горы
И реки полные вина,
Всё отдал бы за ласки взоры,
Владела, чтобы мной одна…
В свои 65 лет отец, Иван Егорович, умер по-фронтовому: разгоряченный колкой дров, выпил холодной воды из бака, который вез на санях его фронтовой друг Хашим Файзуллин. Простудил кровеносные сосуды. Умер в больнице после операции на мой и близнеца день рождения. Надо же!
***
Близнец ВОЛОДЯ был старше меня на один час. Мама вспоминала: «Рожаю. Один появился, затем другой. Не вытерпела я: «Да откуда они берутся?»
На этот счёт пословица есть: «Из тех же ворот, откуда весь народ».
Шустрый с пелёнок, пошёл уже в семь месяцев. В послевоенное время «За раннее становление на ноги» родителям премию давали, мол, защитник Родины подрастает. Сразу же скажу: как раз Володя ни одного дня не служил. А шустрый и удачливый был.
Первое воспоминание раннего детства – это слетевшая и застрявшая в грязи калоша. Сейчас она стоит перед глазами. Слезы были. И ещё про калоши. Жили в частном доме, в туалет на двор ходили. Обуем взрослые калоши и идём, везя их вперед своими ножонками. Облегчившись, шли домой. А «добро» своё в калошищах в дом приносили. Не замечали мы, маленькие были. В этом был какой-то знак.
Писать и читать научился до школы. Брат Витяшка научил. Первые годы учёбы даже отличником был. Володька делал уроки с моих.
В начальных классах нас не различали, несколько раз выходил к школьной доске отвечать за Володеньку.
С начальных классов готовили себя к службе в армии: школьные ремни затягивали на животе «как в армии» - пальцы между самим ремнём и телом не просунешь. Это сказалось на здоровье: в 22 года сделал операцию аппендицита и… спаек кишок.
В 10 лет я влюбился в одноклассницу. Только раскрывшееся чувство и больше ничего. Вскоре она уехал с родителями в другое место жительства.
Начиная с пятого класса, везде дрался он. Возможно, сказывались гены подполковника Императорского Величества Александра III, прапрадеда Егора. Ведь со школьной скамьи учили нас, что царские офицеры занимались зуботычиной. Володьку оставляли на второй год, исключали из технического училища, из школы, из больницы выписывали. Мама говорила, что в детстве он перенёс младенческую болезнь, т.е. детский паралич. На мою рассудочность он чихал, дрался со мной. В юности я дал ему достойный отпор, и он прекратил наскоки.
В техническом училище Володька получил специальность слесаря и механизатора, всю жизнь был верен этим профессиям.
Женился и в первый же день поколотил молодую жену. Приобрели дочку. У неё мужественная специальность – медик в реанимации. Купила авто и рассекает воздух.
Стал пить спиртное. Приучили старые рабочие кузнечного цеха. Сбегает обманным путём через проходную, угостят его, а он… в действующий электрический ящик спрячется и – спать.
До женитьбы стал дружить с одной девчонкой. Её дружки подкараулили его, ударом по голове вырубили из сознания, бросили в тёмном месте на железнодорожные рельсы. Очухался через какое-то время «братка», слышит, в рельсах отдаётся тук-тук-тук. В детстве мы неоднократно играли: прислоним ухо к рельсу и слушаем звук подходящего поезда…
Отполз с насыпи, через полминуты поезд прошёл. Отлежался, добрался до дома. В больницу не обратился. А затылок болит. Как быть? Встал в дверной проём и с силой ударился лбом в косяк.
- Что-то лопнуло в голове, сразу перестал болеть затылок, - объяснил он нам.
Часто брал двухрядку в руки, играл и пел:
Мы ехали на тройке – не догонишь,
Впереди мелькнуло – не поймешь,
У нас была гитара – не настроишь,
Мы пели песню – тоже не поймешь…
Коронной была песня:
В оркестре играют два сакса с гитарой,
В ночном полумраке гремит ресторан,
Нам плакать хотелось, но не было сил.
………………………………………….
На что же ты смотришь с печальной улыбкой
На свой недопитый с шампанским бокал…
Делал карандашный набросок и всегда один и тот же: убегает мужчина, а за ним вдогонку – другой с кинжалом.
Даже спустя девятнадцать лет жизни, писал стихи:
Змей вуалью фаты покрытый,
Ласкаясь, повис мне на грудь.
Состраданьем любви открытой
Я таю одиночества грусть.
На десять лет с лишком был старше нас брат Виктор. Мы боготворили его, а он увлекал нас бродить рыбу в майской холодной воде, «лечил» Володю от ревматизма электрошоком, отчего тот, коснувшись длинной спирали (по убеждению старшего брата в длинной спирали величина тока меньше, мол, не убьёт), сделал двухметровый прыжок по комнате. Я был свидетелем этого. Произошло это в школьные годы. Долгое время я хранил тетрадку по литературе братки Володи. Было какое-то короткое сочинение, проведенное учительницей. Надпись красной пастой гласила: «2. Пустой философ!»
С годами ушла тяга братки к стихам, игре на хромке и пению юношеских песен. Одна из них осталась в моей памяти:
И вот стою я ручья,
Передо мной зеркальная вода.
Никто тебя не любит так, как я,
Любимая, хорошая моя…
Однажды бдительные милиционеры «замели» братку-близнеца в отдел, составили протокол: «… громко разговаривал на остановке, был пьян».
- Я с рождения громкоголосый. Был пьян? Я докажу вам обратное, - возмутился он.
Встал на руки и выстоял с полминуты.
- Скорее уходи отсюда, а то закроем, - приказал офицер и порвал протокол.
В юношеские годы я испытывал к нему братские чувства, переживал, когда он исчезал на время, когда с ним что-нибудь случалось. Он не внимал разуму остепениться, подводил меня. Всё это изменило моё отношение к нему. Но трудовой долг человека – в весеннее – осенний период работать на вспашке полей, в другое время работать слесарем – универсалом (как он сам себя называл) на ремонте волочильных машин – выполнил сполна. Металлургическому комбинату был ценен такой кадровый рабочий.
***
Давным-давно это было. Город окружали зеленые поля, наливались зрелым соком. Круглые сутки, особенно в тёмное их время, можно было видеть из окон многоэтажных домов, как в мартеновском цехе металл горел огнём и ярко освещал пространство цеха.
Необразованному уму юноше не дано было знать технологию выплавки металла. Он просто любил смотреть на его огонь и свет.
Он гостил у старшей сестры Валентины, когда два-три дня, когда и неделю. По детской привычке он звал её нянькой.
- Нянь, а в других цехах что делают? – спросил он её однажды.
- Много чего. В литейном льют барабаны для волочильных машин, на них наматывают проволоку. Не думай, что вручную, моторы крутят их. Канатные машины из тонких проволочек вьют тонкие канатики, из толстых – толстые. Ты, хоть, знаешь, что такое проволока?
- Конечно, няня, знаю. Она как леска для рыбалки, только железная. По улицам везде валяется. Ну и приколы у тебя.
- Братишка, возьми газету, вон там лежит, - показала рукой в сторону стола, - объявление про гипнотезера прочти, где, когда – сходи.
Братишка вслух прочёл: «В городском Дворце культуры состоится сеанс гипноза известного артиста – гипнотезёра Михаила Любимова. Время… Цена билета…»
- Нянь, а гипнотезёры – это колдуны?
- Сама не знаю, наверное. А кто такие колдуны?
Жарким июльским днём он прибыл во Дворец культуры. Большой зал был заполнен до отказа, в нём было душно, некоторые из зрителей обмахивались ладонями, перемещая воздух в лицо, некоторые – дамскими сумочками, платочками вытирали пот. Свет в зале не погашали, по-видимому, он был нужен гипнотезёру для лучшего контакта со зрителями.
На сцену вышел седой мужчина плотного сложения. Зал догадался зааплодировать. Когда стихло, артист сделал лёгкий поклон, начал говорить:
«Здравствуйте, я Михаил Любимов. Мне 64 года. Я уже перенёс инфаркт, жизнь подходит к финишу. Но я продолжаю совершать поездки по стране и, если мой концерт порадует вас, то ваши хлопки и счастливые лица будут благодарностью мне…»
Зал снова зааплодировал. Артист продолжил:
«Кто из вас читал произведения А. Макаренко, то встречался с фамилией бывшего беспризорника Мишка – Мишук, я и есть – он…»
Напряженно вслушиваясь в речь артиста – гипнотезёра, юноша не всё понимал, а вернее ничего не понимал, когда тот говорил о психическом воздействии на человека, о внушении, о подкорке и корке головного мозга. На эти слова в его мозг крепко вошёл образ хлебной корки черного хлеба. Потом он ясно понял фразу: «Чтобы стать гипнотезёром, надо окончить три института: художественный, медицинский и психологический».
И вот наступил момент, когда он дожжен был выбрать «ассистентов» для своей работы.
- Изо всего зала, - сказал он, - я вызову на сцену десяток девушек, особо внушаемых. Для этого весь зал вытрите насухо ладони, заложите их за затылок, крепко перекрестив пальцы. Раз, два, три…
Пальцы нашего юноши после каждого счёта как магнитом притягивались друг к другу. На счет четыре, пять пальцы не среагировали и разъединились. В передних рядах раздался громкий плач ребёнка. Артист подозвал маму с девочкой лет трёх на сцену, хлопнул в ладоши.
Девочка сразу же перестала плакать. Девушки и один парень потянулись на сцену, держа руки сцепленными, но уже не на затылке, а впереди себя.
- А ты иди на своё место, обманщик, - обратился артист к улыбающемуся парню, выходящему на сцену. Тот задорно засмеялся и пошел в зал.
- А теперь мне нужны два помощника.
Вышли двое мужчин, один из которых назвался Михаил: в рядах сидений он оставил свою дочку лет десяти.
- Девушки, сейчас ягодная пора и вы пришли в лес по ягоды. – Он сделал хлопок ладонями. – Начинайте сбор ягод. Три, четыре!
Девушки закрыли глаза и, подчиняясь неведомой силе, опустились на колени, а кто и просто наклонился, в невидимые корзины стали собирать невидимую клубнику, рыская по сцене в разных направлениях.
Зал неиствовал хохотом и аплодисментами. Артист хлопнул в ладоши, девушки пришли в себя и стояли, недоумевая, глядя друг на друга и в зал.
- Девушки, а теперь вы все – мамы, вы укачиваете своих детей. Три, четыре.
После хлопка в ладоши девушки закрыли глаза, каждая из них сняла туфлю и очень правдоподобно стала петь колыбельную:
Спи дитя, моё усни,
Сладкий сон к себе мани.
В няньки я тебе взяла
Солнце, Ветер и Орла.
Улетел Орёл домой,
Солнце скрылось за горой,
Ветер после трёх ночей
Мчится к матушке своей…
Реакция зала прежняя. Девчонок артист вводил в разум поочерёдно. Те, видя подруг с туфлями, словно с грудными детьми, заливались смехом.
- А теперь, - Михаил Любимов обратился к парням. – Тёзка и ты, держите спинки стульев вот на таком расстоянии, лучше будет, если вы сядете, веса в вас достаточно.
Выбрал одну из девушек, опоясал ремнём юбку чуть повыше колен, хлопнул в ладоши, девушка в одну секунду заснула.
Двум другим парням дал команду:
- Поднимайте её за шею, а ты за ноги, кладите этими местами на спинки стульев. Сделано? Хорошо.
Зал погрузился в молчание и ожидание. Вид окостеневшей девушки поразил всех. Знакомый наш юный человек даже привстал с места, полуоткрыл рот. Опомнившись, зрители зааплодировали.
Девушка, касаясь спинок кресел точкой на затылке и точкой касания на икрах ног, лежала и не проваливалась к полу под собственной тяжестью.
Неожиданно гипнотезёр Любимов поставил стул ближе к испытуемой девушке и уселся на её живот всем своим телом; затем он стал продавливать «безжизненное» тело девушки – оно мартезировало.
Шли номера за номерами. Зрители переглядывались восхищенными глазами, аплодировали, не жалея ладоней.
- А сейчас, - обратился в зал гипнотезёр, - все увидите номер, которым пользовался наш «нечистоплотный брат».
Он сел на стул, проверив его надежность, подозвал к себе встать рядом одну из девушек, скомандовал: «Покажи, как ты целуешь любимого». Девушка, закрыв глаза, села к нему на колени, стала, то нежно, то энергично целовать «любимого».
Зал задохнулся от смеха.
Артист хлопнул в ладоши, девушка очнулась, осознала, что обнимает «любимого», бросилась вон со сцены.
Сеансы гипноза закончились. Всем на сцене и залу было сказано: «Спасибо!»
Михаил сделал знак дочке выйти на сцену, та мигом исполнила желание отца. «Товарищ гипнотезёр, тезка дядя Миша, вылечите бородавку на тыльной стороне ладошки моей дочки».
- Пожалуйста, - кудесник поводил пальцами по выпуклости на ладони. – Дома всё пройдёт.
Юноша вышел на солнце и воздух. Вокруг себя он слышал восхищенные речи. Подошел автобус и, странное дело, никто не ломился в его двери. Девушки, все похожие на «девушек – артисток» свободно входили в автобус – парни, как всегда не ломились в двери.
***
Мисс Х. Уже несколько лет вдовая, строго соблюдающая режим питания, как природная домохозяйка вела дела кухонные, постирочные, по уходу за мамой почтенного возраста, делила свою жизнь с детьми и внуками. Насыщенный образ жизни не копил в её теле лишние килограммы.
- Лишние два – три килограмма сказываются на моем тонусе: я словно начинаю задыхаться, - говорила она тем, кому доверяла.
Она постоянно оглядывала себя в зеркало, и каждый раз убеждалась, что она ещё ничего.
Чувственные позывы напоминали о себе: лёжа в вечерней постели, вспоминала и даже физически ощущала присутствие мужчины. Тайно надеялась встретить милого, непьющего, нескучного человека, способного поддержать любой разговор. Для него делала макияж, для сохранения фигуры с прекрасными формами занималась физическими упражнениями.
И это случилось. Встретила давнишнего сокурсника (помимо встреч с ним «здрасти-до свидания») перекинулись несколькими словами, но сегодня она поняла: «Этот человек хоть на один день будет её, а она станет «замужем и женой».
Состоялась встреча. Были общие воспоминания, лёгкий стол. Потом притушили свет. Она предложила ему вариант лирический, хотя и заштампованной прелюдии к соитию, близкой к любовным отношениям.
- Что-то ни то, - подумал он и вспомнил студенческий анекдот: «К гладиатору в клетку запускают рабыню. Та привычно начинает раздеваться. Гладиатор останавливает её движения и произносит: «Одевайся и сопротивляйся!»
«Может и я должен брать её силой,- подумал любовник, - а то похоже на расписание». Но тут же отверг предательскую мысль, потому что она была нежной и доступной, человеком с хорошей аурой. Ведь они начинающие любовники.
Состоялась азбука любви…
При расставании он чмокнул её в щёчку, подумав: «Ведь встречаются же на побережье Чёрного моря одинокие женщины и мужчины (якобы одинокие), встречаются и в других местах, любят друг друга несколько дней, даже день-два, и этого им хватает до следующего года. Будь же счастлива дружеским воспоминанием. До встречи!»
***
Чёрная страница моих записей: речь пойдёт о криминальной направленности ХАРЬКИНА ГЕНЫ. Не природой же была дана его извращенная деятельность. А приобрел ведь.
В 14 лет он заглядывал в отдушины бань, наблюдая голых женщин. Кобылам в стойлах совал черен вил. Приглашал в зрители некоторых из нас, его ровесников. Чуть ли не силой прекращали его деятельность. Матом обзывал учительницу. А ведь играл на гармошке, правда, одну плясовую только. Гитлер тоже любил музыку Вагнера, рисовал, а уничтожил миллионы людей. А где сила искусства?
Внешней особенностью Харькина (кличка Хорёк) были склонённая несколько вперед голова, которая настороженно и медленно поворачивалась то вправо, то влево. Немигающие глаза, застывшие в глазных впадинах, пытливо испытывали собеседника. Смеялся ли он? Да, но начав смеяться, резко прекращал его и выдавал какую-нибудь фразу, как он думал, достойную.
Жили вдвоем с матерью, тётей Дусей, кроткой женщиной. Рос Гена без отца. О нем никто и ничего не знал, сам он не рассказывал.
Путь Гены – Хорька был предопределен как уголовный: первая ходка в лагерь за угон мотоцикла.
Подельник дал показания в суде: «Идея была Хорькина – угнать мотоцикл и спрятать в лесу, чтобы потом разобрать и продать по частям».
Отбыл Гена свой срок. В лагере приобрел уголовную гордость, научился играть на гитаре. Его можно было увидеть в кругу знакомых юношей, которым он давал уроки игры на гитаре: «Восьмерка, восьмерка», - произносил он, производя толстыми пальцами круговое движение по струнам.
Я оказался случайным свидетелем этого, но вся сцена оставила меня равнодушным. Не интересовала и судьба освободившегося из колонии приятеля по детским играм. Вспоминается одна из них.
В один из солнечных дней была игра на силосной яме: с краёв её с высоты 1,5-2 метра прыгали в пахучую массу измельченного ножами комбайна августовского подсолнуха. Гена прыгнул неудачно, повредил шею и заныл. А ведь уже он парень был. Часть мальчишек, поддерживая его и его перекосившуюся шею, повели домой…
В одной из драк (услышал об этом позже) Гена, отстаивая своё уголовное любование, убил парня.
Суд определил ему наказание в двенадцать лет лишения свободы с содержанием в колонии строго режима. Кем он там был и чем занимался – неизвестно. До него ли было дело? Хотя и говорят: «От сумы да от тюрьмы не зарекайся» - вовсе не хотелось знать о нём.
Потом все услышали об убийстве Харькиным прямо в камере заключенного – вожака, который не захотел уступить первенство прибывшему из другого лагеря какому-то Харькину Геннадию, вору и убийце.
Убийства вполне могло и не быть, если бы за год до окончания срока (оперативная работа) его не перевели в другой лагерь. Лидер знал, кто прибыл, но задрался. Ночью Гена бачком (параша для продуктов жизнедеятельности, выделенных из человека) убил его…
В одно время я встретил тётю Дусю, поинтересовался, как там сын.
- Гена кончился, - равнодушно произнесла она, - убил сокамерника. Объявил голодовку. Сотрудники железным приспособлением – разжимом пытались разжать рот, чтобы влить бульон, все зубы поломали. Не дался он им, рассказали мне… Мне показали его: он лежал, скрючившись калачиком, как в детстве.
Похоронили на лагерном дворе, табличку вбили в землю. Через год-два краска слезит… Домой забрать денег не было… ты уж помяни его. – Она назвала дату смерти сына. – Хлеба купить надо к чаю. А у тебя-то как дела?
***
СИРАЖЕТДИНОВ РАМИР (его мы звали Рамбир или Сопля, потому что зимой у него из носа всегда было выделение, которое он по причине малолетства никогда не вытирал) был старше на три года, а для меня, подростка, это было много.
Как-то он, не объясняя цели, заманил нас на чердак хозяйственного здания, сделал лицо озабоченным и совал пальцы в щели между досок и шиферной крыши.
- Есть! Вот они! – закричал он радостно. В его руке были птенцы (телебята) воробьев, желторотые, не пухлявые, беспомощные.
Сопля неожиданно выбросил их в чердачное окно.
- Кто тебя научил? – спросил кто-то из нас.
- Они воры. Название их и то с этим словом. Пшеницу на полях едят.
Не помню, как поступил я и другие мальчишки, только стало нам понятно, что наш старший друг поступает нехорошо.
Перед призывом в армию от военкомата выучился на шофера. Служил в Германии в ГСВГ (группа советских войск в Германии), дослужился до сержанта. А это вовсе непросто.
- Рамбир, говорят, что солдат тот, кто имеет нарушения по службе, к примеру, - самоволки, - из любопытства спросил я.
- В самоволки не ходил, а один раз попался, когда с ребятами тайно отметили день рождения. Пошёл оправиться по-тяжёлому да и заснул на унитазе.
Засмеялся: «Дали нагоняй, а так тоже больше посмеялись офицеры. Простили, наверное, за то, что равновесие удержал».
Родители его были дружелюбные люди, приветливые. Отец с фронта пришёл раненым в ногу – хромал. В квартире их увидел карандашный набросок архитектурного здания. Оказалось, отец его, Сафей Фаткуллович рисовал. Позже по памяти я скопировал его.
Был женат, но, насколько я знаю, потомством не обзавелся.
Был чистоплотен: единственный человек носил белый костюм. Чистоплотность его и привела к гибели, подумал я сначала.
Работал на лёгком грузовом самосвале. Подняв кузов для высыпки груза, решил пройти под ним, а не вокруг по земле. Была грязь и он побоялся испачкать тапочки. Наступил на тяги, они сработали и придавили неосторожного водителя. Никитин Вова не успел чурбак вклинить в угол рамы и кузова, чтобы застопорить движение.
Рассказал:
- Положили на землю Рамбира. А одна работница кинулась на его грудь со слезами, причитает, а сама часы снимает. Кому слёзы, кому смех! Пресекли мы её.
Теперь мой ум занимает мысль: не желторотые ли птенцы отрыгнулись через четверть века? Карма властвует над нами. Карма – это воздояние за содеянные грехи. И, если ты подленький человек, то не помогут тебе денежные вклады в копилку божьего храма.
***
Его братишка, Радик, с детства был рассудительный человек. Бывало, спорят мальчишки о чём-нибудь, а он сделает полшага вперед напористо и очень убедительно скажет несколько слов и спор – разрешен.
От старшей его сестры узнал я, что живет в Ташкенте всю жизнь, работает старшим судьёй по футболу.
- Диля, еще в детстве я замечал его талант убеждать других… Я всё не могу запомнить дату смерти брата Раммира. Я всегда всех поминаю обедом. Без алкоголя. Ведь росли вместе, трагедии в наших семьях пережили. Наш братишка пожить не успел.
- 23 июня 1983 года, - сказала Диля и на клочке бумаге написала дату.
Я подумал: ну разве умно кто-то придумал смерть человека.
***
Фронтовик Н.М. ЗВЕРЕВ по сей день общественный деятель: выступает по приглашению учащихся школ и студентов города перед праздниками 23 февраля и 9 мая. В свои под 90 лет жизни «энергичен, зорок, дружелюбен». Разговор ведёт кратко, с иронией:
- Два дня повоевал – ранили. Перевели в санитары. Не прошло десяти дней – опять ранили. Думаю: проклятые фашисты повоевать не дадут, - улыбается, - воюю дальше, бог миловал, до конца войны обошлось без ранений.
Война. Для кого война, а кому мать родна. Есть мой знакомый. Попал в плен. В плену работал у одной немки в личном хозяйстве.
Одноминутной встрече пришел конец. Николай Михайлович без предисловий спел песенку на непонятном мне языке.
Позже я пожелал узнать слова и связанные с ней обстоятельства.
- На фронте я кроме боев еще работал в комсомольско-партийных органах. В Болгарии я приобрел эту песню, а каким образом, - говорить не буду.
Он протянул листок бумаги со словами песни, а сам воодушевленно запел:
Имате ли вино?
Имате ли вино?
Имату ли руйно вино?
Дайте го на нас.
Руйно ли это?
Руйно или не?
Что ли сказав –
Руйно вино.
Дайте го на нас.
Имате ли булки?
Имате ли булки?
Имате ли млади булки?
Дайте их на нас.
Млади ли они?
Млади или не?
Что ли сказав –
Млади булки,
Дайте их на нас.
Имате ли баби?
Имате ли баби?
Имате ли стары баби?
Трыште ли за вас.
Стари ли они?
Стари или не?
Что ли сказав –
Стари баби
Трьште их за вас.
Николай Михайлович поясняет: «Вот краткий перевод, а песня болгарская шуточная».
Читаю:
Крепкое ли вино?
Дайте его нам;
Имеете ли молодых девушек?
Дайте их нам;
Имеете ли старых бабушек?
Заберите их себе.
Фронтовик Зверев продолжил наяривать на гармони.
- В клубе фронтовых друзей частенько играю и пою, - сказал, а сам задорно запел песню «В городе Горьком…» Мне 87 лет, настроение к музыке убавилось. Спрашиваешь: «Какую роль играла гармонь на фронте?» Было сообщение, что на фронт отправлено четыре с половиной тысячи гармошек. Видно, осели они где-то в штабах, а мы воевали, - не до музыки.
В комнату вошла приветливая и улыбчивая жена, а мы пожимали друг другу руки на прощание.
***
Большой человеческий подвиг, более значимо и не скажешь, совершил Д.К. ТРОФИМОВ со своими помощниками по подготовке многотомных Книг Памяти. Это был колоссальный труд: надо было «перелопатить» сотни архивных дел. Благодаря его труду, теперь мы знаем, когда родственники были призваны на войну, когда вернулись с победой, кого не пощадила война и их могилы расположились на протяжения до фашистской Германии.
Известно, что в первый год войны русских солдат пленили: они ещё не умели воевать, да и вооружение составляло – одна винтовка на несколько человек.
Сталинские репрессии, в глазах населения страны, якобы справедливым возмездием, уготовило наказание таким бойцам – десятилетние сроки лагерей. Современная жизнь оправдала их поступки.
Книги Дмитрия Карповича вписали в себя имена этих двух тысяч несчастных. Фронтовик и составитель бесценных своей памятью книг – он часто встречается со мной. В свои почти девяносто лет жизни статен и энергичен.
- Бегу в школу № 21 на встречу с учащимися, - коротко рапортует он.
- Спасибо за доброе сердце, - говорю я ему вдогонку.
***
Чуть ли не в каждом номере газеты, посвящённом празднику Победы, красуется усатый и колоритный фронтовик с рядами орденов и медалей. Фотообъективы корреспондентов привлекает его внешность, схожая с твардовским Василием Тёркиным. И.С. ЛОПУХОВ.
- Мы были на зачистке территорий, освобожденных русской армией. Танкистом служил, имею ранения, из четырех – два тяжелые.
Сомневаюсь, но склоняю себя к вере в его слова.
Иван Семенович стойко подвигает себя к девяностолетнему юбилею.
Фронтовые 100 грамм дают о себе знать: он любит пиво.
Сыновья выросли достойными людьми. Их отец, известный в городе фронтовик, занимается внуками, носит из магазинов домой продукты. Задорно смеётся на мои шутки. Многие и здоровые лета вам, сержант Лопухов.
***
На мой взгляд, судьба фронтовика старшего лейтенанта М.И. РЖАНОВА счастливая: был ранен, но остался жить, дорос до звания офицера. В разговоре с Лопуховым узнаю, что «как только попал в госпиталь, то получил очередное звание». Это сколько же раз нужно быть серьезно раненым, чтобы стать офицером? Думаю, что ни только одни ранения учитываются, ещё кое-что.
По закону срок службы для военнослужащих рядового и сержантского состава был три года. Закончилась война и «бери шинель, пошли домой»? Но не тут-то было. Три положенных законом года отдай. И выходило, что вместе с войной служили шесть-семь лет.
Гражданская жизнь вдохновила Михаила Ильича на работу по строительству (малярные и штукатурные работы), учиться в Московском народном университете им. Н.К. Крупской на живописном факультете.
Во время службы в армии посещал я это заведение. Работы слащавые, честные, почти без знаний законов живописи, на дилетантском уровне, но зато настолько душевные…
Художник-пейзажист Ржанов по сей день, в свои под девяносто лет, работает маслом. Закупает загрунтованные холсты в багетных рамах, пишет мастерски. Недавно делал персональную выставку, пишет стихи, которые мне не попадались на глаза. Проанализировать их нет возможности.
Всё равно – талант.
***
Вот, отгремев, закончилась война… Пленённые фашисты с места боёв этапом были доставлены в города Урала, где жизнь была не исковеркана ужасами войны, а лишь коснулась её черного крыла. Пленные были под постоянным надзором русских солдат; выполняли определенную работу; мостили главную транспортную улицу города. Мальчишки войны, едва подобравшись к десяти годам, закидывали немцев камнями, кричали «Гитлер, капут!»
Немцы, виновато понурив головы, стойко выдерживали атаку, мысленно переносились на родину к семье, где были их дети такого же возраста, как и русские дети; слёзы пробивались сквозь веки. Охрана не поощряла поступков малолетних мстителей, прогоняла их прочь.
Потом военнопленным вышло послабление в содержании: они стали передвигаться свободно, но только в строго ограниченных местах. Каково бы ни было их существование, они радовались тому, что жизнь оставила их на земле, что они надеялись, даже были уверены, о возвращении в Германию, далёкую, за тысячи километров. Мысли их касательно совершенной бесполезности войны, затеянной кучкой военных преступников – совпадала. Скудное питание и болезни косили ряды военнопленных…
Рабочие цеха, переодевшись в рабочую одежду, приходили на смену встречных, т.е. меняли рабочих, отработавших свои восемь часов. Один из них принес горькую весть – умер молодой рабочий. Всем стало известно, что причиной смерти стало элементарное пьянство.
Начальник смены назначил четырех крепких парней копать могилу.
- Переодевайтесь, берите лопаты и ломы, на проходной вас ожидает родственник покойного, он отвезет вас на башкирское кладбище. Счастливой работы. Смотрите вы там не переборщите с угощением за работу. Завтра утром жду вас чистыми, как стёклышко.
Со дня первого захоронения немца и всех последующих прошло почти три десятилетия. Холмы немецких могил давно выровнялись. Работу с планировкой участка завершил бульдозер. Башкиры заполняли этот участок своими сородичами…
Копальщики разобрали лопаты и на отведенном месте стали срезать верхний слой земли. Земля копалась легко, и на основании этого старый рабочий сделал заключение:
- Видно, на немецкую могилу наткнёмся. Видите, как легко вынимается грунт.
- Ребята, мне не по себе будет увидать скелет, - высказал страх рабочий Р.
- Хотя ты и молод, но ты прокатчик, человек огненной профессии, и тебе не резон выказывать женские опасения, - пристыдили его. – Копай! Ребята, дайте ему сто грамм.
Смеясь, рабочий налил половину заявленного.
- Больше тебе нельзя, а то ещё в могиле запоешь песни. Твоему сверстнику копаем загробный дом, он не умел пить и кончался с похмелья.
Около трех часов заняло углубление в яму.
- Молодой, ещё для храбрости не налить?
- Нет, конечно! Что я разве не прокатчик?
- Полезай в яму и добудь мне череп, он должен находиться в этой стороне могилы. Ведь немцы тоже христиане.
Р., копая в указанном месте, наткнулся на ребра.
- Р., давай их сюда, - скомандовал один из рабочих, старше всех годами. – А вон и череп показался… Не расколи его… Смотрите, кудрявый он.
Засмеялся, принимая череп с блондинистым клоком волос, который слетел с него от прикосновения пальцами.
- Ну что, фашист, взял Урал? Вот твоя победа где, в этой яме. Служил Гитлеру, убивал русских людей. Это ты только тогда стал хорошим, когда в плену оказался, и уже, совсем хорошим, отличным парнем, когда оказался в яме. Ха-ха-ха-ха!
- З., брось кощунствовать. Он не виноват, что пошел против нас. Ты бы тоже не осмелился не пойти воевать. Знаешь, по закону военного времени с тобой бы чикаться на стали. Так что…
З. не дал договорить разумному рабочему.
- Кончай агитировать. Нашел, кого жалеть. Р., ты в частном доме живешь, возьми Ёрика, прибьешь на ворота.
Бросил череп на землю.
- Не хорошо всё это… Не богохульствуй, - сказал разумный рабочий. – Ребята смените Р.
Подал ему руку и помог выбраться из ямы.
Р. выпил воды и, отдышавшись, сказал:
- Мой отец попал в плен. Был добросовестным рабочим у немки – помещицы. Он выжил и, сами знаете, живет жив-здоров. Он бы отчитал тебя, З., за твой поступок.
……………………………………………………………………………………………………
Прошло много лет с той поры. Глубокий пенсионер З. жил в частном доме, который обогревался газом в зимнее время. Жена уехала в другой город в гости к взрослым детям. Оставшись один, мужчина расслабился – выпил. Сел на табурет, закурил, стал пускать дым в газовую горелку. Вдруг с ним что-то случилось, по-видимому, потерял сознание, ткнулся головой в газовую горелку, падая с табурета. Волосы на голове вспыхнули и обнажили голый череп. Тело не подавало признаков жизни.
Он умер не в постели, как истинный мусульманин, да как каждый человек.
- Это ему бог отомстил за кощунство, - сказал Р. – Двадцать лет прошло, а история с черепом дала о себе знать.
***
30 августа 1972 года над поселком Б. в сторону аэропорта пролетел лайнер ИЛ-18. До него было рукой достать. Про себя я отметил, что звук был нормальный, керосин не вытекал.
Спустя недели полторы встретил приятеля Гену Хайдукова. В это время он уже работал в милиции на рядовой должности.
Состоялся разговор:
- Ездили под поселок Смеловский, что под Магнитогорском. Там разбился пассажирский самолет Москва – Караганда. 102 человека погибли и ещё один в утробе матери. Самолет пробороздил метров четыреста по полю, врезался в ЛЭП, линию электропередачи. Взорвался. Я бигуди нашел.
- Геннадий, так я его видел. Вроде нормально летел, только очень низко.
- Студенты домой летели на учебу. Посадку наш город не дал, диспетчера на рабочем месте не было.
- Да, дела.
***
Евдокия Ивановна первая моя учительница. Фамилия – ВОСТРЕЦОВА. Была не замужней и, разумеется, своих детей у неё не было. Зато все малыши были её дети. Она любила их.
На перемене Евдокия Ивановна для малышей организовывала игры. К месту сказать, недавно на телевидении было сообщение, что в восьмидесяти московских школах не набрали первые классы. Родители заявляют:
- Мы лучше через половину Москвы будем доставлять детей на занятия, но чтобы только они не учились в школах, где дети бегают на переменах.
Родители, видно, о себе высокого мнения и хотят, чтобы их дети росли гуманоидами с большой и умной головой, но почти бестелесные. Поживём, увидим.
Евдокия Ивановна знала, что дети на переменах должны разрядиться, чтобы урок прошел спокойно под отдых мышц.
Игра была про гусей – лебедей. Находились два ученика, играющие волков. Остальные были гусями – лебедями, становились в другой стороне. Ведущая (Евдокия Ивановна) вела игру:
- Гуси-лебеди, домой!
- Нам нельзя, - отвечали хором дети, играющие гусей-лебедей.
- Почему? – спрашивала ведущая.
- Серый волк под горой, не пускает нас домой.
- Ну, летите, как хотите, - восклицала ведущая.
Гуси-лебеди с гоготом и смехом бросались врассыпную и попадали в объятия «волков».
Игра начиналась снова.
Никто не знал о личной жизни учительницы. Потом стало известно, что отец был груб с матерью, издевался над ней. Дочь хотела положить конец родительским распрям – уничтожить их дом, таким образом разъединить конфликтующих.
Дело не состоялось.
Осенью в пригородном сосняке обнаружили труп учительницы. Голова осталась в петле, а тело отделилось и упало на землю. В кармане была местная газета от 23 мая 1961 года.
Не верится, что Евдокия Ивановна подняла на себя руку.
***
О каких-либо талантах учителей сказать нечего. Они были талантливы как учителя и знали свои предметы.
Особая благодарность учителю математики и физики досталась от его учеников А.И. НИКИФОРОВУ. Все его ученики, решившие продолжить образование, успешно сдавали экзамены в учебные заведения.
Фронтовик. Как-то рассказывал на уроке, что совершил два прыжка на парашюте. Представляю себя в этой роли: уперся бы руками и ногами, пока бы не выкинули за борт. А он ведь прыгал без тренировок. Хорошо, если сказали, при приземлении сгруппируйся, т.е. подожми колени под грудь.
И было у них три сына. Ростом все в мать Нину Васильевну, тоже учительницу, разлетелись по России. Владимир, окончивший институт, по распределению попал даже на мыс Кушка – самую южную точку государства. И почти забыли «сыновья-столпы» семьи Никифоровых про родителей.
Как-то на вопрос молодой женщины старому учителю Александру Ильичу: «А сыновья ваши, где живут? Что-то я их не вижу». Он ответил:
- Нет у нас сыновей с Ниной Васильевной. Сыновья должны жить с родителями. А они разбежались.
В глубокой старости учитель, говорят, стал вместо пиджака одевать брюки. Потом как делают старики, убежал в заснеженное поле. Нашли, конечно. Видно, карма сказалась.
Долгое время жила одна Нина Васильевна, помогали соседи, ведь дом-то частный. Дрова надо наколоть, воды привезти, в магазин надо сходить. Мало ли чего надо сделать.
Прошел правдивый слух: один из сыновей увез старую мать на жительство в чужой город.
***
Мало кто из молодых людей желал бы стать учителем. Но один был - РАСПОПОВ САША. Встретил я его однажды, он играл на гитаре и пел:
А ты уезжаешь надолго,
Алёнка, Алёнка, Алёнка,
Моя девчонка…
Песни я не знаю, но слова такие, так запомнил. В студенчестве был отличным спортсменом. Диск, копье – его снаряды.
В местной газете далекого времени была статья с фото о моржевании группы студентов педучилища, организованной Сашей.
Видно затея купаться в проруби от дяди Пети, отца Саши. Сам видел: плавал он в реке, подминая под себя тонюсенький ледок.
Жизнь Александра Петровича перевалила за половину, но для себя играет на гитаре, играет в мини-футбол в спортзале. Рисовал плакаты.
Учительствует всю жизнь. Помог своей дочери защитить проект, связанный с макетом. Всё сделал своими руками, дочка только охала да ахала. Пояснительную записку составил. Таким образом, можно сказать, что получил второе образование.
***
Старшие сестра и братья. Рождение в семье происходило в два этапа: за 4-5 лет до начала войны 1941-45 гг., а второй этап – близко к 50-му году 20-го века.
Перерыв почти в десять лет значительно уменьшил поголовье детей. Отец был «ударником тьмы» и сотворил детей почти «косой десяток», по словам Л.
ВАЛЕНТИНА была для нас второй матерью, поэтому мы звали её нянькой. И привечала нас и ругала. Оказывала всяческую помощь и братьям-ровесникам, Вите и Сане. В юные годы из пригородного поселка, куда по решению администрации металлургического комбината был направлен наш отец, вернулась в город. За ней и мы, послевоенного происхождения.
Муж её был работяга и любил выпить по-безобразному. В конечном счёте, семья пришла к разладу. Единственный сын в детстве крутил диски, один из них болгарского певца Ивицы Шерфези.
Одолел бас-гитару, играя в ансамбле при заводском клубе. Работал на заводе волочильщиком – престижной и денежной профессии. Алкоголь передался по наследству, хотя его мама, а наша старшая сестра Валя уже долгие годы не поощряла даже семейных праздников. Сын Толик стал для неё бедой.
В ранней юности сестра и братья, как и все их сверстники, занимались рукоделием. Было интересно жить. Долгие-предолгие годы на стене родительского дома висел в раме и под стеклом «Петух», вышитый гладью цветными нитками «мулине».
Сестра любила литературу: выписывала и читала «Роман-газеты» запоем. Бывало так: моет полы, забросит дело и давай роман поглощать. Пела зыкинские песни. При уходе на пенсию пригласила знакомую женщину – певицу самодеятельного уровня.
Голос сильный, мелодичный. По моей просьбе спела песню: «Ой, ты, душечка, красна девица…» Я подпевал. Песня любима мне изо всех народных.
Старшая сестра и старшие братья любили друг друга, жили дружно, пока между ними не встал Бахус (Бог виноделия).
Отца командировали от завода в пригородный поселок Азналкино. Матери не понравилась башкирская деревушка, она запротестовала против чиновников, лишивших нормальных условий жизни в городе. Дело было в 1941 году. Отец самовольно переехал в п. Укшук (сейчас это часть города), приобрел корову. Его сняли с брони за самовольное оставление производства, и 2 января 1942 года уже выехал в часть, на фронт.
Детям по 4-5 лет. Спасала корова. Ели мерзлую картошку, а в летнюю пору лебеду и крапиву. От цинги зубы выпадали.
Отец не сразу после войны вернулся к семье. В город не поехал, а стал работать в сельской местности. Подростками заставлял косить, поднимал засветло и на покос. ВИКТОР и САНЯ рано познали сельский труд.
Спустя годы, учились в средней школе № 10. Позже получили специальности. В те годы люди ещё не знали вреда алкоголя и курения: старые фильмы изобилуют фрагментами, где люди курят и пьют. До чертиков надоел фильм талантливого режиссера Э. Рязанова «С легким паром!» Столько лет показывают его, столько лет косвенно дают понять: в водке нет ничего вредного. Фильм легко пережил горбачевскую антиалкогольную компанию. Герой фильма с похмелья влюбляется в героиню. Надоели советские потешки! А народ постепенно спивается…
Виктор был чудаковатым: шесть лет ездил на крышах поездов, нигде не работал, но уже проявлял робкую тягу к прекрасному – брался за ручку и карандаш. В то время, когда Саня работал на стройке, Витя чудачил, баламутя нас, несмышленышей. Помню, как он поймал большую коричневую змею и от реки Белой километров пять нёс, зажав её голову голыми пальцами.
- Гадюка пытается освободиться, изредка неожиданно вытягивает голову, - восхищенно говорил он.
На ровном и чистом месте гадюка была отпущена; поиграл с ней, не давая уползти; мы отбежали на безопасное расстояние; тварь была убита.
Отец не пытался воздействовать на старшего сына, мол, иди, работай. И Витя чудачил. У Володьки он «обнаружил» ревматизм.
- Я знаю, как вылечить. Нужно навить длинную спираль из нихрома, метра два, не меньше, - сказал он и принялся за дело.
- А почему спираль должна быть длинной? – спросил кто-то из нас.
- По закону физики, чем длиннее спираль, тем меньше величина тока. Не убьет.
Заставил взяться Володьку за спираль и подключил ток. Я видел какой прыжок сделал испытуемый. Глупая самоуверенность.
Дальнейшие годы жизни старшего братки «ознаменовались» беспорядочной работой оформителем. В Ростове-на-Дону работал на пилораме. Примечательно, что с ним в бригаде работал бывший капитан речного теплохода. В Москве работал на прокладке трубопровода. Присылал домой хорошие стихи, но лишенные большой литературы. Стал пить, поэтому вернулся «в город свой любимый», где было проще спрятаться от бдительного ока милиции, чтобы избегать вытрезвителей, странно боролся со своим пьянством. Стегал себя плеткой, приговаривая: «Брось пить! Брось пить!» Полагал, что достойная сила воли поможет избавиться от пагубности спиртного. Уходил в горы, влезал на сосну, привязывал себя веревкой, чтобы избежать падения и… проводил ночь. Я говорил ему: «Ты лучше испытай себя с деньгами в кармане, проходя мимо «Гастронома».
Из своих ранних романтических путешествий привез тюремную песню:
Идут на север срока огромные,
Кого не спросишь, у всех Указ.
Взгляни в глаза, любимая, хорошая,
Взгляни, быть может, в последний раз.
Быть может, завтра покину Пресню я,
В этап далекий, на Воркуту.
И под конвоем дадут работу тяжкую,
А может смерть, себе найду.
Друзья укроют мой труп бушлатиком,
На холм высокий меня снесут,
И похоронят в землю полузамершую,
А сами грустно, эх, запоют.
А ты стоять будешь у подоконника,
Платком батистовым слезу утрешь.
Не плачь, не плачь, любимая, хорошая,
Ты друга в жизни себе найдешь.
А там останутся детишки малые,
Они отцовскою тропой пойдут,
И не страшны им будут срока огромные,
Путевку в жизнь себе найдут.
Из любопытства слушал «Шансон». Новиков и другие превозносят людей уголовного мира и женщин, служащих средством удовлетворения их похоти. Песня «Идут на север…» грустная песня переступившего закон, о безвыходности положения. Последняя строфа преувеличена: дети не должны следовать по стопам отца.
Женщины свободные и любвеобильные, сколько нормальных мужиков отсидело за вас, скольким вы поломали судеб? Верно: всё от женщины!..
Оба брата пилили на гармошке очень низкопробно, далеко от уровня игры отца.
В 1957 году в Москве проходил Международный фестиваль молодёжи. В честь этого выпустили лотерейные билеты. Брат Саня ничего не выиграл. Это заставило его взяться за перо, чтобы написать «скорбные» строки:
И вот долгожданный шагает,
По стране фестиваль молодой,
И выигрыш он обещает,
А плод лотереи – пустой.
Брат Саня рассказывал про свой армейский случай. Записался он в артисты. Наступило время концерта, вышел он на сцену, горло сковало, слова не идут. Стоит растерянный и молчит. Солдаты давай хлопать в ладоши, поддерживать, а брат молчит. Так и ушел со сцены ни с чем. А песня была:
Не могу я тебе в день рождения
Дорогие подарки дарить,
Но зато в эти ночи весенние
Я могу о любви говорить…
Прадед наш был старшим офицером, полагаю, что не был застенчивым, не в пример отцу нашему, Ивану Егоровичу, и нам, его сынам, годами пришлось освобождаться от этого порока.
Саня привез из армии песню «Мадагаскар», пел, аккомпанируя себе на хромке:
Есть остров в Индийском океане
С названием Мадагаскар.
И Томми саженного роста
На острове том проживал,
Мадагаскар – любовь моя.
Здесь, как и всюду, цветет земля.
Мы тоже люди, и тоже любим,
Хоть кожа черна, но кровь одна.
Дальше говорится о любви к девушке с белой кожей:
Отец её банкир большого банка
Суду Линча он его предал,
А Томми саженного роста
Под пытками он напевал:
Мадагаскар – любовь моя.
Здесь, как и всюду, цветет земля.
Мы тоже люди, и тоже любим,
Хоть кожа черна, но кровь одна.
Братки не соприкасались с уголовным миром, но в те годы (как и сейчас) все были увлечены популярными блатными и уголовными песнями. В одной из автоколонн Саню за любовь к песням такого рода, анекдоты и пословицы прозвали Саня – балаган. В минуты вдохновения пел:
Гоп со смыком – это буду я.
Воровать профессия моя.
Я в Париже научился,
А в Берлине подучился
И поехал в русские края.
Захожу я как-то в один дом,
Вижу я старуху со стариком.
В ноги бросилась старуха,
Я её прикладом в ухо,
Старика прикончил сапогом…
Или вот ещё одна песня. Эту песню он пел и в трезвом, и в «поддатом» виде:
Костюмчик серенький, колесики со скрипом
Я на тюремные халаты променял.
За эти восемь лет немало горя мыкал –
Из-за тебя, красотка, пострадал…
Ну, песню «Ванинский порт» поют все. Саня не знал песен до конца, довольствовался двумя-тремя куплетами. Оба брата рано прибрались по причине несерьезного отношения к жизни, оспорив слова одной знаменитой песни, переделав её:
И тот, кто с бутылкой по жизни шагает,
Тот никогда и нигде не пропадёт…
Ни год, ни два брат Саня всем нам, его братьям, и старшим и младшим загадывал загадку:
- Вот ты идёшь по улице и видишь лежит не земле куча ума и куча денег. Ты бы что взял?
- Конечно, кучу ума, - не видя подвоха, отвечали большинство.
Саня смеялся и делал вывод:
- Правильно, у кого чего не хватает, то и берут.
Вите надоела постоянная шутка брата, и он придумал анекдот:
- Встречаю я брата Саню через десять лет и опять слышу: «Вот ты идешь по улице…»
Саня в 60-е годы закончил стационарно Магнитогорский индустриальный техникум профессионального трудового обучения (МИТ ПТО), совсем мало поработал в школе (не его стезя), работал механиком в автопарке и опять мимо мишени, ушел водителем, где в обилии было свободы, солнца и ветра.
Оба брата запомнились не только с положительной стороны – песнями, которые пели, влюбленностью в жизнь, но и причудами, пьяными видами. Брат Виктор часто пел песню Нечаева, она в полной мере отражает судьбы людей:
Ходят волны друг за другом,
День за днем, из года в год,
Но вот люди расстаются,
Лучше бы наоборот…
Старшая сестра Валентина на похоронах младшего всего на один год брата Виктора у гроба на кладбище скорбно и осуждающе произнесла: «Витька, ты Витька».
***
ДЕДА КОЛЯ. Уже за 80 лет! Жизненный подвиг, не иначе. Высок, могуч телосложением, с руками – рычагами. Крепок волосом. Инженерно-технический работник. Острослов и юморист. Даже по уходу на пенсию был приглашаем на торжественные мероприятия рабочих цеха металлургического комбината в качестве свадебного генерала. Всю жизнь рыбак и охотник, боготворил природу: «Она дает мне силы для жизни».
Детскими годами захватил всю войну. Его родина – уральский городок проживал войну без отцов-кормильцев, без родственников – мужчин – все ушли по призыву на фронт. Только их малая часть осталась по «брони», они нужны были в цехах металлургического завода.
Городок жил прежней, довоенной жизнью, но рабочие работали по двенадцать часов, даже некоторые не уходили домой, чтобы умыться и отдохнуть как надо. Таких была небольшая доля. В основном эта доля просилась на фронт, просьбу удовлетворяли. И ещё один факт, что вечерами работала танцплощадка.
Подросток Коля Перчаткин учился, делал домашние дела, слушал сводки, в свободное время со сверстниками играл на улице. А война шла помимо него. А в дома приходили похоронки.
Проведали мальчишки по своей уличной цепи, что на Капры (хранилище металлолома) начали приходить разбитые в боях пушки, всякое негодное оружие. На заводе оно шло на переплавку в печах мартеновского цеха.
Мальчишки, один из них Колька Перчаткин, находили части автомата ППШ (пистолет-пулемет Шпагина), по узлам собирали вполне годное к бою оружие. Находили круглые диски автомата с патронами.
На огороде, в отсутствии отца, Коля устанавливал мишень и открывал огонь, представляя, что вместо мишени немец. От отца подросток не мог скрыть опасного увлечения, тот находил один за одним четыре ППШ, надежно прятал. Возможно, только миноискателем даже сейчас можно отыскать военный клад. Не исключено, что отец навеки топил в речке Мате любимое для русского солдата оружие ППШ. Сейчас уже не спросишь.
С детства Перчаткин любит лошадей. Подростком он пахучим сеном кормил Гнедка, чистил стойло, иногда из своих рук давал кусочек хлеба. И до чего же умный был Гнедко! В амбаре хранили отруби, зерно. Амбар закрывался на задвижку. Так вот, Гнедко губами отодвигал её, дверь открывалась, в амбар гурьбой втискивались овцы и угощались.
Не мог понять хозяин: чьих рук дело.
- Колька, ты не закрыл дверь, овцы тут похозяйничали?
- Нет, папа, я никогда не забываю закрыть дверь на задвижку. Может ветер?
- Ты ерунду говоришь.
Потом все же обнаружили чьих губ дело. Посмеялись и удивились уму лошади.
После окончания семи классов Коля Перчаткин пошел на подготовительные курсы в металлургический техникум. Студент этого учебного заведения с тетрадкой в руке бегал на занятия. Он жил на одной с Перчаткиным улице, это был Вадим Миронов, в будущем известный поэт России, поэт трагической судьбы.
Перчаткин был рослым и крепким парнем. Работать начал в прокатном цехе на стане «800». Здесь он клещами ворочал двухтонные заготовки, вгоняя их в гнезда – калибры. Одновременно с работой приходилось учиться на вечернем отделении металлургического техникума.
Но вот позвала труба в поход армейский. Послевоенных призывников заставляли служить не три положенных законом года, а пять-шесть, тоже по закону.
Стали служить. Солдаты носили ботинки и обматывали до колен ноги обмотками. У громадного, под один метр и девяносто сантиметров ростом, Перчаткина лапа была громадной, обуви его размера не нашлось, сапоги подобрали.
Раз сидят солдаты, отдыхают, раздается команда: «Обмоточники, выходи строиться!» Рванулся было и рядовой Перчаткин, но «старичок» осадил его: «Сиди, ты в сапогах». Молодые солдаты строевой подготовкой занимаются, а наш герой чуть ли не друг старослужащим, сидит с ними и «лодыря гоняет». Но всему есть предел. Подходит старшина роты, видит новобранец в группе со старослужащими: «Рядовой, почему не на занятиях? Один наряд на работу». Новобранец вытянулся в струнку и, надо же, дернул черт за язык: «Товарищ старшина, есть один наряд на работу… - указал на сапоги, - команда обмоточникам заниматься строевой, а я – в сапогах».
- Два наряда на работу!
- Есть…
С доброй памятью к земляку из Зигазы Саше Морозкину, санинструктуру, был рядовой Перчаткин (старшинские погоны постепенно поменял на погоны рядового. Служивые знают как это происходит), за годы службы они съели пуд соли и выпили бочку вина…
Получен диплом техника-металлурга, молодой специалист перешел в заводоуправление на инженерную должность, затем в только что построенный цех металлокорда на должность мастера.
Пошли дети, девчонки, стали подрастать. Стало выпадать время на рыбалку и охоту.
- Три раза я проваливался сквозь лед. Выберешься на берег, разденешься, отожмешь все сырое, побегаешь минут десять и опять рыбачить, - рассказывал он. – А сейчас какие-то хворые да больные пошли. Поголовно на службу негодные.
Подумалось мне: видно была рыба в реках в дедовы годы, а то зачем бы за «три девять земель киселя хлебать».
- На охоте случай был, - как-то раз рассказывал он, - с другом Пастуховым пошли на тетерева. Пришли на их место обитания, оглядываемся. Вдруг: «Бах!». Саданул дружок. Вижу стреляет он в тетеривиное чучело, от него только перья полетели с веток, где оно было прилажено. Смекнул я: «Стреляй, дружок! Улетит». И сам – ружье навскидку. Бах! – саданул Пастухов второй раз. Опешил. Увидев, что я смеюсь и показываю пальцем. Подошел тезка, увидел «убитого» тетерева и тоже рассмеялся.
В получку Перчаткин девчонкам приносил по пять, а то и по десять плиток шоколада: «Ешьте, здоровыми будете». Те ели и строили из них пирамиды. Выбор остановил на шоколаде потому, что хорошо знал историю Мересьева, который с поврежденными ногами много суток полз по снегу без питания, кроме плитки шоколада.
У Перчаткина деда все по-научному.
И уж если разговор о пищи, как не вспомнить случай с черной икрой. Еще раз отмечу, что в те далекие годы в продаже было по сто грамм и кусочек хлеба с черной икрой.
Был дед (а тогда еще мужчина в расцвете лет) с верной женой Галиной Александровной в поездке в санаторий, пережидали вылет самолета. В буфете на глаза попалась водка на разлив (нака, как называл он по-детски спиртное), позволил (тоже выражение деда) сто грамм, откусил хлеба с черной икрой, подумал: солидол, а не закуска, счистил икру под крышку стола. Четыре по сто грамм выпил, а икру с оглядкой по сторонам счистил под стол.
Тридцать лет назад супруги Перчаткины приобрели дом-дачу в пятнадцати километрах от города. Шушпа – райское место. Здесь выросли внучка и внуки. Дед – затейник и исполнитель детских игр. До утра они играли в лото, домино и шахматы. Только с вечера я видел их радостное общение – в десять-одиннадцать часов я уже спал. Как то раз я начал вести с дедом такой разговор: «Главное, как приедешь на Шушпу…» Дед продолжил: «Отоспаться и на поезд не опоздать».
Отец Никандрыча (выражение Лёни Шекунова, брата Галины Александровны) был кузнец, в церкви был старостой и пел в хоре. Мать Никандрыча любила своих внучек, которые росли умными девчонками. Камертоном их вхождения в детскую и взрослую жизнь были мама Галина Александровна и её мать – бабуля Маня Шекунова.
***
ОСТРОВСКИЕ. Старший из братьев Александр Михайлович был главный нормировочно-бухгалтерский чин в сельскохозяйственном цехе металлургического комбината. Общительный и обаятельный человек в очках и с легкой походкой, почти на равных общался со старшими школьниками. Запомнился постоянным участием в праздничных концертах художественной самодеятельности. Читал: «Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет буревестник, черной молнии подобный… Глупый пингвин робко прячет своё тело жирное в утесах, удары грома его пугают…» горьковского «Буревестника». Учили по литературе в 8 классе. Видно, выучил заодно со своей дочкой-школьницей. Особого таланта в его художественном чтении не было. От старших братьев, которые были ему почти ровесники, услышал:
… Вот взвился в небо жаворонок,
А ястребок летит за ним…
Зачем ты, мать, меня родила,
Зачем на свет ты создала?
Фуражку, ленту и какарду
На злое счастье мне дала.
Костюм матроса презирают,
Нигде проходу не дают.
Ведь нами тюрьмы заполняют,
В ЧЕКа свинцовы пули льют…
Не лёгкой была судьба старшего из Островских. Жена его страдала головой. Еще пацанами мы услышали, что она пыталась покончить с собой – бросалась под проходящий поезд, но муж укараулил её, спас.
Через какое-то время, пока муж ушёл к соседу за помощью обуздать взбесившуюся женщину, она закрылась, подожгла дом и… повесилась. Ещё в то время я заметил: она была красивой.
И ещё беда была на счету Александра Михайловича – покончил с собой сын Вовка (Островок). Орудие конца – веревка и узел. Покончил с собой перед подъездом жены, которая была в разводе с ним. Страсть и любовь – главный инстинкт человека настолько, что можно лишить себя жизни.
Дочь Александра и сестра Островка затерялась где-то в кварталах города.
Его брат, Павел Михайлович, ныне здравствующий, тоже был бухгалтером. Два брата работали бок о бок всю жизнь.
Многие, кто приходил из армии, удивляли подростков работой на турнике. Сначала удивлял Павел Островский, десятком лет позже Виктор Дашкин.
Женой Павла Михайловича стала учительница Тамара Матвеевна. Она и мой старший брат Виктор были рождены в один год и в один день: 27 февраля 1937 года, только брат родился в городе. Они наверняка и учились вместе.
Однажды П.М. Островскому здорово повезло: он выиграл автомобиль «Волга». А было это вот как. В ходу были лотерейные билеты. Водитель Лешка Логин (красавец и силач) в командировке в Стерлитамаке купил пачку (сто штук) этих знаков. По приезду сказал жене о потраченных деньгах
- Чего ты накупил столько лотерей? Бумага она – больше ничего. Продай хоть половину кому-нибудь. На хлеб деньги нужны, а ты?.. – отчитала рачительная тетя Маруся дядю Лешу…
Состоялся розыгрыш. В одном доме была трагедия, в другом – радость. Островский выиграл «Волгу».
Может быть, какая-то утешительная сумма была отстегнута красавцу и силачу Алексею. Только беда не ходит одна. Через какое-то время Логин умер в одночасье. Налил воды в бак, что на санках… недалеко отъехал. Упал – и нет человека!
В конце 50-х годов в городах и весях праздновали свадьбы и масленицы с ряжеными. Подруга Тамары Матвеевны, Ширяева тетя Лиза нарядилась в лохмотья, щеки и губы покрасила красной помадой (места на широком лице хватило), а на пояс в район интересного места повесила амбарный замок, своеобразный пояс верности. По-видимому, ключ лежал в кармане тети Лизы, и могла она его доверить только мужу.
Моя учительница была скромна: одета по-будничному, но частушки под гармошку пела.
И в доме Островских счастье кончилось: в 37 лет Тамара Михайловна умерла, уж не знаю от чего. Оставила двоих детей сиротами. На могиле матери они написали красивые слова и посадили березку.
Не раз и не два я говорил с Павлом Михайловичем об экономике посёлка.
- Совхоз почти всегда был нерентабельным. Почему, спросишь ты? Живой вес коровы стоил три рубля шестьдесят копеек, а мы отдавали его рабочим завода по одному рублю шесть копеек. Дирекция завода так решила.
- Придя из армии, в заводской столовой я питался на тридцать пять копеек, причем, всегда брал две котлеты, - сказал я. Нравилось мне та жизнь. По окончании уборочной управляющий Г.С. Ротач всегда привозил ящик водки и закуску. Гуляй, рабочий класс! Прямо на поле праздновали.
- Да, было в наше время…
Павлу Михайловичу перевалило за восемьдесят лет, он в прекрасном уме и памяти (кабы не сглазить), живет с хорошей женщиной, не забыт детьми, не в пример некоторым.
***
МАКАРОВЫ. Нина, одноклассница. Шестеро девчонок было в классе. Ни одна из них не обладала какими-либо талантами, кроме быть верными женами и отличными домохозяйками.
Как ни морщу лоб от воспоминаний, не могу припомнить что-либо памятное. Хотя…
Был вечер дня рождения одноклассницы. Наверное, чай пили, наверное, была и музыка и танцы, была игра «Бутылка». Это наподобие фантиков, только задание дается устно, и на кого укажет горлышком остановившаяся от вращения бутылка, тот и выполняет задание.
Выпало В. поцеловать меня. Безвинный поцелуй. Потом этой же девочке В. выпало поцеловать моего дружка. Казалось бы – игра. Но нет. На следующий день дружок Н. сказал мне, чтобы я не прикасался к ней, что В. его девчонка. Кто виноват, что тестостерон его зашкаливал.
И еще запомнилась одноклассница Нина Макарова. Однажды я похвастался перед ней, что прочитал какую-то занимательную книжицу с элементами эротики.
- Ты думаешь, что такие книжки девчонки не читают?
Я слегка был ошарашен не её умным вопросом, а тем, что девушки уже становились на путь соблазна, черпая «секреты» через литературу. В одной из задушевных бесед Нина сказала мне:
- У папы на фронте оторвало половину ниже спины.
Дочери Павла Васильевича я поверил, но постарался представить, как в залегшего в цепи солдата пуля попала в выступающую часть.
Фронтовик, младший лейтенант П.В. Макаров был гармонист, владел венской гармоникой. Думаю, что привез он ее с фронта. Игру всегда начинал с песни «Варяг», знаете, слова там есть такие:
Наверх вы, товарищи,
Все по местам,
Последний парад наступает,
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает…
Дочка Вера, очевидно, в детстве пела отцовские песни. В поселке все знали про неё, как про певунью, участвовала в художественной самодеятельности цеха. Даже участвовала в республиканском смотре-конкурсе самодеятельных артистов на телевидении.
Есть у них старший брат Геннадий. При встрече с ним я всегда отмечаю: цирроз печени признали, в армию не ходил, а всю жизнь живет, не умирает.
- Врачи ошиблись, диагноз не тот поставили, - пояснила мне Вера.
А брат до сих пор играет в шахматы, раньше на первенство города, а теперь сам с собой.
Их мама (тоже ростом махонькая, как все Макаровы) всю жизнь оберегала семейный очаг. Иногда Павел Васильевич с супругой выходил в свет, над поселком раздавались переливы звуков тальянки, наяривал «Улошную».
Павел Васильевич, как и мой отец, Иван Егорович, часто шутили. Видно фронтовики были народ веселый. Нашоркались в перерывах между боями.
Дядя Паша шутил: «Если с директора завода Овчаренко Василия Моисеевича, снять пиджак и одеть меня, то брюк мне не понадобится».
Рабочие от души смеялись шутке руководителя среднего звена. Если кто-нибудь из них уставал от работы, начинал просить отдыха, то он перевоплощался в бригадира.
- Отд;хнем, когда сдохнем, - говорил он серьезно, как ветер улетал прочь, семеня ножками.
В подсобном хозяйстве было четыре гурта дойных коров (гурт – 100-105 коров), и надо было готовить сено на их прокорм.
Большой бригадой выезжали механизаторы и рабочие в дальнее урочище (поляна среди леса), что под горой Яракташ, косили и метали стога. Здесь же повариха готовила обильные обеды, разумеется, с говядиной.
Холодильников в лесу не было, мясо (говядину) хранили в ручье, целыми ляжками.
Нашелся в бригаде человечек, раньше имевший диалог с правоохранительными органами. Говорит: «Ребята выпить еще хотите?» Все (три молодых человека) были непрочь. Уговорил бывалый на дело, мол, мясо стащим и загоним в соседнюю деревню.
Утром повариха схватилась за голову: «А где же мотолыга?» Один из рабочих, Хайруллин, пожилой рабочий, обратился ко всем:
- Неужели быком три нога гулял?
Командир покоса по приезду из леса в механическом цехе рассказывает тяжелый случай. Механизаторы слушают внимательно: сейчас бригадир что-то выдаст.
- Убрать покос мешали дожди. Уж я маленький ростом, а тучи низко ходят, мне по грудь. Но это присказка, а было вот что.
Еду верхом на лошади. Кругом глухомань лесная. Лошадь пофыркивать стала. Не обращаю внимания, мало ли чего у нее в голове. Гляжу – малинник вдоль дороги. Давай горстями пожирать её. Лошадь фырчит, назад пятится. Я ей в бока. Поднимаю голову, метрах в пяти это было, внимательные глаза медведя на меня смотрят. Схватился я за гриву лошади и айда наутек.
Механизаторы смеются, видя передачу неподдельного страха в глазах начальника. А шофер Насим, возьми да и скажи:
- Военный офицер, а не сообразил, что надо было сделать в этом случае.
- А что надо было сделать? – спросил бригадир Макаров.
- Да дерьмом в морду зверя надо было бросить, - с серьезной миной произнес Насим.
- А где я тебе дерьмо возьму в лесу?
- Где, где? Из под своей задницы бы выгреб…
Дружный хохот покрыл последние слова водителя.
- … да бросил бы в его звериные глаза, - досказал он.
Целый день всем весело работалось.
***
БАЯНИСТЫ. Плохов Лешка механизатор и баянист. На добровольных началах и в течение ряда лет играл в клубе. Иногда через усилители запускали Высоцкого. Алексей был всесторонним исполнителем: мелодии танго – пожалуйста! Мелодии вальса – нате!
В детстве он лишился глаза, но никто этого не замечал и не приглядывался, насколько он был авторитетным человеком.
Среди девушек выбрал себе жену. Семейная жизнь Плоховых лишила молодежи танцев первоклассного исполнителя. Алексей всю жизнь был верен работе на земле и музыке. Это он обучил игре на баяне гармониста Бескараваева.
Вскоре в поселок прислали профессионального завклуба и баяниста, тоже Лешку по фамилии – Курячий. Кто-то острый на язык дал ему прозвище «Композитор».
Однажды я был свидетелем его заключения об игре на слух на свадьбе Салтыковых слепого баяниста: «У нас, играющих по нотам, пока все звуки переберешь, ясность мелодии кончается. Он самоучка, слухач, а играет как! Заслушаешься».
Вспоминается еще один профессиональный баянист. Башкир, маленького роста, но велик душой. Лешка – композитор перешел работать в механический цех токарем. Вот и прислали на его место нового завклуба.
Долгое время он работал в этой должности, но что-то заставило перейти гуртоправом.
- Лучшей работы нет. Природа – одна приятность глазам, - говорил он мне.
- А коровы же убегают? – спросил я.
- А у них тоже вожак есть. Живи с ним в дружбе и трудностей не будет.
Место выпаса было подножие горы Ямантау. Облучился маленький человек большой души, ушел с земли навеки.
Позже в нутро горы врезались рабочие, построили внутри несколько многоэтажек. Радиационный фонд подтвердился.
***
1985 год. Год горбачевского антиалкогольного Указа. Встрепенулась страна деятельностью, женщины вздохнули полной грудью: в семьях воцарился покой. Стал выпускаться красочный журнал «Трезвость». Что побудило к этой доброй компании? Брат Раисы Максимовны (жена Горбачева) злоупотреблял алкоголем. Сестра делала попытки спасти гибнущего брата, но успеха не было. Тогда посовещавшись (Михаил Сергеевич лично признавался, что советуется с женой) в семейном кругу, решили повести борьбу с «зеленым злом».
Угодливые властям чиновники, имеющие хороший прогиб в поясе (поза просителя), за месяц до вступления закона в действие начали вырубать виноградники, закрывать вино-водочные магазины. Заставь дурака Богу молиться, он…
Два друга начали обговаривать создавшееся положение:
- Ты не пьешь, а мне каково? – задался Славик вопросом. – Ведь пробовали в 1930 году в Америке запретить бесконтрольное употребление спиртного, ничего не получилось.
- Верно, говоришь, Славик. От водки государству доход большой. Но уже есть талончики с печатью на две бутылки белого, на свадьбы побольше бутылок дают. Тебе что на месяц двух бутылок мало?
- Саша, - четыре-пять получше было бы. Очереди километровые, магазины на окраинах города. Слышал, собирает начальник цеха трезвенников. Ты записался?
Славик выжидательно уставился в глаза друга.
- Вместе с Валерием Александровичем – нас пятеро. Наши заявления он спрятал в сейф. На днях у наших друзей сорокалетний юбилей. Отмечать будем.
К шести часам гости собрались. Усаживаясь за праздничный стол, обнаружили отсутствие наличия бутылок.
- Хоть государство и оставило норму вина на человека, нам, учителям, нужно поберечься, пошумим здесь с тостами, песнями да танцами, еще донесет кто в городской комитет против пьянства, работы лишишься, позора не оберёшься, - сказала вполголоса хозяйка – юбилярша.
- Похоже на 37-й год, сосед мог просто из-за зла заложить соседа и, прощай, 58-я ждет, - сказал Саша.
- И никто правду искать не будет, - добавил Иваныч, хозяин дома.
- Может, лучше бы стоимость добавили, ну пусть даже в три-четыре раза.
- Русскому человеку первая рюмка дорога… Гости, поднимем, что есть, по-тихому. С днём рождения тебя, любимая. Будь здорова и счастлива со мной, моя расторопная женушка.
Не чокаясь, выпили. Стали поедаться блюда с кушанием. После второй стопки и тостов все остановились с употреблением спиртного.
- Женщины, завтра на уроки вы все придёте свежие и чистые, как стеклышки. Слава партии родной! – проговорил Алексей.
- В день её рождения! – превратил в шутку Саша. – Посидели, выпили, закусили, чай с тортом попили – пора и честь знать.
Снова встретились дружки Слава и Саша.
- Хорошо погуляли? – спросил Славик.
- Опасались выпивки и превозносили КПСС. Новое ощущали, даже интересно было.
Славик наклонился к уху друга:
- Только никому ни гу-гу. Наш начальник цеха и ваш председатель трезвого общества вчера по пьяни упал в погреб в гараже, за картошкой полез. Надо же. Встретились в приемном покое в Больничном городке. Валерий Александрович был… Молчу, молчи и ты.
***
ДРУЗЬЯ. Она учитель, он – кузнец (Гефест – бог кузнечного мастерства). Учительские компании всегда веселы, праздникам соответствуют сценарии. Сценарии обычно проявляются чтением стихов, написанных на красивых больших открытках. Если проводятся день рождения или юбилеи, то к открытке прикладываются конверты с №-ной суммой.
Воспоминания, танцы, легкий алкоголь и песни. Коронная песня Валентины Николаевны «Однажды морем я плыла». Услышав её, я вспомнил, что встречался с названием этой песни в рассказе А. Куприна «Музыкант».
Интернет подарил мне всю песню целиком. И еще оказалось, что поют её все звезды эстрады, человек десять, начиная с Аллы Пугачевой и, кончая Н. Расторгуевым. Ха – ха – ха! Оригинально: женскую песню поёт человек в галифе.
Голос Валентины Николаевны приятный, можно сказать «смирный». Вот эта песня:
Однажды морем я плыла
На пароходе том,
Погода чудная была,
Но вдруг начался шторм.
Припев:
Ай-яй, в глазах туман,
Кружится голова,
Едва стою я на ногах,
Но я ведь не пьяна.
А капитан приветлив был,
В каюту пригласил
Налил шампанского бокал
И выпить предложил.
Припев:
Ай-яй, в глазах туман,
Кружится голова,
Едва стою я на ногах,
Но я ведь не пьяна.
А через год родился сын,
Морской волны Буян,
И кто же в этом виноват,
Конечно, капитан.
Припев:
Ай-яй, в глазах туман,
Кружится голова,
Едва стою я на ногах,
Но я ведь не пьяна.
С тех пор прошло немало лет,
Как морем я плыла,
А как увижу пароход,
Кружится голова.
Припев:
Ай-яй, в глазах туман,
Кружится голова,
Едва стою я на ногах,
Но я ведь не пьяна.
Умейте жить, умейте пить,
И всё от жизни брать,
Ведь все равно когда-нибудь
Придется умирать.
Припев:
Ай-яй, в глазах туман,
Кружится голова,
Едва стою я на ногах,
Но я ведь не пьяна.
Сто лет этой песне точно есть. Вечная песня!.
Муж Валентины Николаевны – Виктор. В наших глазах он прославился значительно значительнее. За праздничным столом в порыве веселья преподнес песню «Ревела буря…» и свой могучий голос. Такой можно услышать на телевидении от известных певцов. Что я говорю? Редкий голос может дотянуть до Витькиного. Разве – Баскова Николая.
После части песни солист перестал петь и рассмеялся.
Валентина Николаевна к нему с речью:
- Чего смеёшься?
- Друзья, выпил как-то он и по традиции – в баню. Голос – стекла задрожат.
- Ха – ха – ха! Спел я им. Хлопают, еще просят…
- А чего молчишь про женщин из женского отделения?
- Женщины кричат сквозь стену: «Еще песню! Пой!» Мужики тазики забыли, просят: «Спой, дружище!»
- Песни платные, - говорю им. – Хотя бы пузырек. Не согласились на плату. Видно, водка на земле дороже песни.
На просьбу гостей он запел:
Ревела буря, гром гремел,
Во мраке молнии сверкали,
И беспрерывно гром гремел,
И в дебрях ветры бушевали…
Подруга друзей. Учитель в престижном учебном заведении. Солистка со школьной сцены. Еще до сей поры она вспоминает то время песней:
Он у доски стоял
И что-то отвечал.
Меня увидел, покраснел,
Из рук выпал мел…
Наши дети росли на общих с мамой песнях без музыкального сопровождения. Мама не любила фальши, поэтому, как услышала как разучивает мелодию на гармонике сынок, так сразу запретила. Мелодия была «Подмосковные вечера».
В детстве мама хотела покорить аккордеон, но преподаватель музыкальной школы оказался несерьезным человеком, давлением на душу устранил девочку от занятий. То был Творогов В.
***
Сын шахтера Н. ДАНИЛОВ. Служил в танковых войсках. Образование высшее. Начальник цеха. Двое детей. Красавец. Отец фронтовик. Через двадцать лет боевая награда – орден Красной Звезды – нашла его. Уйдя на пенсию, он городское жилье сменил на сельское, полагая, что здоровый воздух приведет его в здоровое состояние. Голос его был чеканным, мужественным, походка сильного и уверенного в себе человека. Он и умер необычно: облокотился на изгородь, крепко вцепившись в штакетины (узкие дощечки, прибиваемые к жердям изгороди), так, стоя, и застыл.
Черты лица отцовские не передались сыну, их было сплошь от матери: лицо по-детски восторженное, голос задиристый, глаза добрые. Красавец, но женщин смущала его открытость и смех безгрешного человека. А женщинам подавай никак не меньше, чем Джона Бонда.
Армейская специальность – танкист дала ему возможность устроиться в прокатный цех слесарем. Закончил вечернее отделение института по специальности «механик». Вдвоем с зятем нашли работу под Пермью. Николай построил новый цех и стал в нем начальником…
А за несколько лет до этого он, я и другие жили в общежитии. Он был стихийным организатором застолья.
- А не послать ли нам гонца за бутылочкой винца. Бери две бутылки, вино «Варна» любит парно, - провозглашал он.
В расслабленном вином состоянии брал томик стихов С. Есенина, находил понравившееся, приковывал внимание к себе: медленно поднимал кисть руки вверх, словно держа чашу с напитком, и пел:
Грубым дается радость,
Нежным дается печаль.
Мне никого не надо,
Мне никого не жаль…
Мы улавливали мотив, через плечо – слова и подпевали:
Что ж вы ругаетесь, дьяволы,
Иль я не сын страны?
Каждый из нас закладывал
За рюмку свои штаны…
Прошли годы.
Как-то на семейном торжестве с приглашенными гостями все порядочно пили, так что друг мой (видно, вспомнил нашу бесшабашную молодость и киногероя Кафтанова) вскочил на табуретку и начал изображать именинника с чтением стихов про мамку и папку:
… Мамка тоже нисево,
…………., а папке – во.
Показывал фигу.
Гостям давал возможность выбирать: то ли аплодировать, то ли возмущаться. Пьяные были…
Друг в своей жизни совершил мужественный поступок – ушел от сварливой (часто недовольной) жены. Говорят мои люди, да и сам он писал о молодой жене, что можно было написать. Дочке 11 лет.
Веду с Николаем редкую переписку. Чувства остывают ко многому, всё уходит в прошлое.
Всех благ, небесных и земных семье Даниловых!
***
В. Высоцкий говорил о своем творчестве, что оно оттолкнулось от фольклора тюремных и блатных песен. Он придумал свои песни и мелодии, которые исполнял. В юности я довольствовался литературной шелухой 50-х годов, исходящий от «братьев наших старших». Надписи, бывало, находили на гладких дощатых дверях, а то и в непотребном месте. Они легко запоминались.
Это теперь видеотехника, телевидение с множеством каналов.
В минуту вдохновения я пел частушки, читал ребятам стихи «гнилого пошиба». Какой может быть разговор о культуре? Все мы хотим иногда быть первобытными, даже приматами. Ведь по сути своей человек относится к подклассу звериных.
Сразу скажу, что все мои записи относятся к юному времени и чуть позже, заканчиваются судьбой всей жизни.
Приятель по школе и в жизни (некоторое время он жил в Магнитогорске) Сираев Р., по отчеству Мирзаянович, на мой маленький беззаботный и импровизированный концерт исполнил чью-то песню:
Меня зовут Мирза,
Работать мне нельзя,
Пускай работает Иван
И выполняет план.
Вот прихожу к себе домой,
Иван вдвоём с моей женой.
А что ты делаешь, Иван?
Мирза, я выполняю план.
Приятель был водителем, служил в Польше. Шоферская жизнь привела его к болезни почек, приходилось лазать под машину в холодное время года. Умер в 36 лет. Памятен этой песней.
***
Водитель КИМИРИЛОВ возил меня по командировкам. Обычно в ночь – на колеса. Перед рассветом час-два перебивались сном, и опять – на колеса. Такова снабженческая жизнь. Тогда я служил инженером по снабжению в одном не очень большом заводе.
Я все время удивлялся: каково быть водителем. Старался, как они не заснуть ночью; терпел, расширяя глаза, хоть спички ставь между веками, но тут же засыпал всякий раз, а когда просыпался, то видел зорко смотрящего водителя, цепко держащего руками руль.
Довелось однажды ехать ночью по гористой разбитой дороге, вдоль которой подступал лес. Я уснул и как ни бился головой в заднюю стену кабины – не проснулся. Выехали из опасной зоны, мне хватило десять-пятнадцать минут, чтобы очнуться от сна. Я облегченно вздохнул.
- Весь затылок разбил… Как Дима, ты терпишь, не засыпаешь?
- Весь этот опасный участок только и думал, что если засну, то врежусь в ближайшие деревья, зато не улечу под откос, которого, к счастью, здесь не оказалось.
Эх, путь-дорожка, словно фронтовая.
Дороги до города оставалось часа на два езды, было решено отдохнуть у Диминых родителей – пенсионеров в старинном рабочем поселке А. Приняли хорошо. Много съел сметаны.
***
В громадном по площади и по рабочей силе (1900 человек) был цех № 11 металлургического комбината. Заметным водителем электрокары был И.И. Борисевич.
Веселый и приветливый человек, он рассекал на каре на резиновом ходу по всем закоулкам цеха.
Я смеялся над ним:
- Иван Илларионович, гоняешь с открытым ртом, а вдруг дождь в рот попадет.
- Правда, твоя. Это я мигом исправлю. Смотри, - шутил он, закрывая рот.
- Ведь ты на севере работал, простудиться мог, - продолжал я трунить.
- На севере все могло случаться, слушай сюда:
Я на севере влюблялся.
40 градусов мороз, -
Лицо инеем покрылось,
Сам замерз, как Дед Мороз.
Ну, ладно, я поехал. Друг, отпускаешь меня, а то Фантомас заловит, выговор сделает.
Я тоже работал в механослужбе у помощника начальника цеха по оборудованию Н.Ф. Дмитриева. А Фантомасом его прозвали, что, невозможно было выпить на производстве, он всегда тут как тут. Никогда никого не наказывал:
- Поезжай, дядя Ваня.
Оба смеемся.
***
СНОХА. Веселая женщина. На семейных праздниках каблуками топала и пела под гармошку:
Я у Коли в коридоре
Каблуками топала,
А я Колю не любила,
А конфеты лопала.
Или вот еще:
Тише, тише, господа,
Пол не проломите,
У нас в подполе вода,
Вы не утоните.
Жизнь её не всегда была – пирушка. Работа, семья, ненадежный муж, потом болезнь сердца.
Утешение в дочери и внучке. Дочь медицинский работник с высшим образованием. Внучка Вика ходит в первый класс.
Папу Нади звали Иван Михайлович. Шофер от бога и работяга, дай боже. Рассказывают про него: «От завода водителей на уборку урожая посылали в подшефный совхоз. Работа заключалась в отвозке зерна от комбайнов. Иван Михайлович даже на обед время не терял: ел на ходу, прямо в кабине, полагая, что солнечные деньки надо использовать максимально. На уборочной вместе с ним был сын его. За нерадивое отношение к работе отец сына гонял монтировкой по полю. Сын молодой, сержантом в армии был, тоже «мухры ни мухры», спасся бегом, заскочил в кабину и дал ходу. Иван Михайлович только и успел бросить монтировку в кузов отъезжающей машины. Передовик производства был, портрет на Доске почета красовался ежегодно. Фронтовик».
Иван Михайлович подорвал здоровье, диагноз самый страшный – называть и то страшно – доконал его. 56 лет жизни не возраст для мужчины – крепыша. Теперь в доме детей хранится отцов портрет, что с Доски почета. А внучка Алена «вся в деда – рассекает воздух на «Жигулях» 10-й модели». Бабки тоже давно нет, папки тоже давно нет. Остается только память о них. Поколение сменилось.
***
Майское солнце неутомимо посылало свои благодатные лучи на землю, радовало города и веси, делало людей счастливыми: они ощущали обновление жизни; в такую пору хотелось любить.
В один из таких дней в пригородный поселок въезжала молоковозная машина. На цистерне её чудом примостился солдат с сержантскими погонами. Вероятно, что места в кабине не было и знакомый водитель, вспомнив солдатскую взаимовыручку «сам погибай, а товарища выручай», удобно устроил служивого.
На вопрос отца при встрече: «Ну как ты? Чего?» Он ответил: «Кто на белом коне победителем въезжают в город, а я верхом на молоковозной бочке».
По случаю окончания службы в доме устроили вечеринку. Вскоре сын откланялся, мол, друзей навещу.
В сельском клубе все только и делали, что поздравляли солдата, который был в гражданской одежде.
- С приездом, дружище! – восклицали они. – Почему не в парадке?
- Она надоела мне за два года службы.
Некоторые из друзей после рукопожатия крепко обнимали демобилизованного за пояс и отрывали от земли, словно хотели совершить бросок. Встреча продолжалась. Он подходил к одноклассницам, вел оживленную беседу. Сразу заметил среди девушек новенькую, познакомились:
- Ксюша. Я учительница, Ксения Анатольевна.
- Ну, Анатольевна, так Анатольевна. Идемте танцевать.
Девушка не сводила глаз с парня, который интересовался откуда родом, какие предметы ведет.
Наш герой был опытным мужчиной: заметил в её глазах холодность и порочность, но сделал вид, что ничего не замечает.
Вызвался проводить ее до дома. Она была доступна для поцелуев и давала волю его рукам, теряла рассудок от глубины чувств.
- Не надо, не надо! Я дружу с парнем… Ты меня бросишь.
- Кто он? Я знаю его? Почему он не с тобой?
- Он пашет землю… Механизатор… У него ночные смены… Ты красивый… Ой, что ты со мной делаешь?
Победитель убедился, что от чести девушки ничего не было. Он думал: я не ошибся в своих наблюдениях. А за что её ругать, коли природа создала их быть подвластной мужчинам.
Все последующие дни связь их продолжалась. Как только ее парень в ночную смену пахал землю, любовники встречались. Ксюша боялась забеременеть. Красавца это не волновало. Но радость встреч прервалась, когда он объявил ей: «Ты была права, что мне тебя придется оставить. Не плачь. Я благодарен тебе за счастливые минуты. Мне надо свою жизнь устраивать».
- Сдалась мне твоя благодарность… Я опасаюсь, что забеременела, - Ксюша повисла на плечах любовника.
Он не грубо, но настойчиво разжал ее руки, сказал: «Прощай, ты знаешь как поступить».
Ксюша не могла скрыть плохого настроения от разлуки. Ее парень спросил: «Ты, Ксюшечка, почему такая убитая? На работе что ли не клеится?»
- Да, не клеится.
- Зато меня признали победителем среди механизаторов. Обещали мотоцикл трехколесный подарить.
- Да? Поздравляю… Поцелуй меня. Положи руку на грудь. – Она обвила руками его шею. – От тебя исходит мужская сила. Я боюсь, что ты возьмешь меня.
- Любимая, все во власти женщины.
Ксюша разработал план соблазнения сердцу чужого парня, начала вести разговор о замужестве.
В середине лета они сыграли свадьбу. Ксюша поняла, что беременна. «Только вот от кого?» - думала она. Родится красивый ребенок, значит не от мужа.
Родилась девочка, вылитая в папу: «Зря боялась позора, - подумала Ксения Анатольевна. – Ребенок мой и все равно хороший».
Ксения Анатольевна не брала мужа на вечеринки учителей, выставляла аргумент: «Что ты будешь делать среди женщин? Слушать наши сплетни».
Вот уже девочке два годика. Папа часто возился с дочкой: то на лошадке катает, то в «качелю» играет, то в прятки.
А мама, избегая контактов с мужем, стала часто болеть, уставать, то к занятиям надо готовиться. Не свыклась. Охладела.
Однажды она встретила любимого, любовницей которого была два-три года назад. Вместе с женой и годовалой девочкой они прогуливались по поселку. Он незаметно для жены поднял вверх большой палец сжатого кулака, мол, все – окэй!
Ксения Анатольевна решила навсегда уехать с дочкой к себе на родину.
Отвергнутый запил горькую. Нашлись сердобольные мужики, сообщив: «В поселке многим известно, что она была любовницей в одно время дружбы с тобой. Не расстраивайся, один не останешься: женщин полно, как грязи. И еще дети будут».
Он угощал доброжелателей. Но, ни работа, ни дружки его не восстанавливали. Убийственная депрессия овладела им. И он решился…
Вдали от поселка выбрал место среди деревьев, проделал гусеницами следы в почве, устроив глубокие борозды, которые упирались в толстую сосну.
Мысленно распрощался с давно умершими родителями, радуясь в душе скорой встрече с ними; распрощался с трагически погибшим в 19 лет младшим братишкой от колес грузовой машины.
Слезы увлажняли глаза при мысли о своей дочке, лишенной отца. Глянул на небо, в нем на птичьей высоте летал одинокий ястреб, выискивая на земле добычу. Грустно подумал: «А ведь я добыча глупой любви в этой негармоничной жизни, где вражда людей, их лицемерие, алчность… И так испокон веков и на все века».
Включил первую передачу, убавил газ и, выпрыгнув из кабины, забежал вперед трактора, ничком залег в борозду.
Трактор, бряцая гусеницами, сдирая с бока самоубийцы одежду, грозно прошел мимо, уперся в сосну и заглох.
Осторожно поднялся механизатор из борозды, осмотрел на себе разорванную одежду, изучил следы гусениц. Он не пожалел, что остался цел и невредим, вслух сказал: «Дочка, прости меня. Я не погиб, а значит это, что я еще нужен на Земле». И правда он уехал жить в другой город, где проявил свои высокие профессиональные качества, уважаем людьми, живет с учительницей, но человечной, без тени вольной жизни. Дочь работает где-то в суде, она может гордиться своим папой.
***
САВЕЛЬЕВЫ. Мария Антоновна, пенсионерка под 95 лет жизни, мать четырех детей. Двое старших проживают в Ростове-на-Дону.
Старший всю жизнь проработал инженером на авиационном заводе. Острослов и весельчак. Да и вообще головы всех Савельевых варят!
Мама их удивительная рассказчица историй города и поселка. Фамилии, дела, события вспоминаются ей как вчерашний день. Гостеприимная хозяйка. Я давно пришел к умозаключению, что мудрые люди живут долго и в здравии. Её муж Александр Иванович «умный на голову», рассудителен, забыл, когда в последний раз прикладывался к рюмке. Это они: Александр Иванович и мой отец, Иван Егорович, в зрелые годы, позволив себе грамм по двести, сидя перетягивались руками с помощью скалки. Оба сильные руками, но отец мой, конечно, сдавался.
На память приходит случай 1947 года, когда они работали на газогенераторных (двигатели работали на сжигаемых березовых чурках) двигателях. Был июнь месяц, оставив в поле комбайны, ушли на отдых. Перед этим заспорили: будет ли ночью мороз. В итоге Савельев слил воду из радиатора. Случился мороз минус шесть градусов. Радиатор Ивана Егоровича потек. Он проиграл.
В одно время построили пятистенные дома. Помню: кошку запустили в пахнущие свежей краской комнаты, традиция была такая – на добрую и счастливую жизнь.
Несколько лет назад стал очевидцем издалека: Александр Иванович, восьмидесятилетний крепыш, на высоком сарае вершил стог сена вилами; высота под шесть метров, поэтому я и увидел и стал очевидцем издалека.
Дочка Галина Александровна всю жизнь проработала в школе. Счастлива текущей жизнью. Хорошие дети, даже сын Мика, но сдружился с Бахусом, иногда по неделям не бывает трезвым. А ведь какая светлая голова: с кубиком Рубика обращался, как волшебник, все операции…
Серьезные люди, разумеется, закончили с ним дружбу.
Ежегодно старшая дочь Нина навещает родительский дом, приезжая из Ростова-на-Дону.
***
ВАЛЕЕВЫ. Сам – Гараф, сама – Роза. Одна из четырех большесемеек в поселке, от восьми до двенадцати детей. Про большие семьи обычно говорят: «Света не было, вечера длинные, делать было нечего, спать ложились рано». Рида Гарафовна учитель словесности с высшим образованием, все остальные – рабочего склада. Отец фронтовик, дослужился до старшинских погон. Тогда мы по причине молодости не могли проявить интереса: вот кем был на фронте, вот что делал. Мирная профессия его – столяр. Ставни делал, а орнамент на них был примитивен, из тонкой дощечки по шаблону (он всегда висел на гвозде, вбитым в стену) выпиливал форму, монтировал ставни.
Как и вся семья, был приветлив с нами, юнцами.
Как-то в местной газете прочитал некролог мамы Розы, составила дочь Рида Гарафовна. Скажу: шедевр утраты человека. Никто, никогда так не писал!
Семья пережила трагедию. Средний брат их только что отслужил. В клубе он пьяному парню сделал замечание – вести себя порядочно, тот публично играл ножом, имитируя удары.
- Пойдем, выйдем! – взъерепенился пьяный.
- Идем, - согласился на диалог порядочный Валеев.
… Удар ножа пришелся прямо в сердце. Очевидцы рассказывают, что кровь толстой струей и на высоту более метра фонтанировала.
Роберт был в моих друзьях. Непроизвольно, по-дружески дважды подставил меня. От меня, разумеется, на этот счет нет благодарности.
Вспоминается его широкий шаг и слегка прыгающая походка. Пел песню «Японка».
Чайный домик виден за барьером,
С палисадником цветущих роз.
С палубы английской канонерки
Как-то раз забрел сюда матрос…
……………………………………
И смутясь, ответила японка:
«Твой отец английский был моряк…»
Роба был неприхотлив в выборе спутницы жизни. Жил с хохлушкой, говорил на украинском гыканьи. Потом затылок натирал на чужой постели с новой женой. Вырастил ее детей, и, когда она срочно прибралась, то взрослые дети выставили его за дверь. Зиму пробомжевал, отморозил пальцы ног. Теперь на костылях. Произошло это в Воронеже.
От юношеской дружбы ничего не осталось. Разве только память о дружеских подставах, да о доброй семье.
***
Оформитель НИКОНОВ талантливый человек: рисовал, играл на гитаре, для себя пел:
Из колодца вода льется,
Точится, да точится.
У меня мужик никчемный,
А любить-то хочется.
Часто в подогретом состоянии грозил кому-то: «Дали бы автомат, перестрелял бы ненужных чиновников». Он мой друг.
- Виктор, спрашивал я его, - а чем они тебе насолили? Другие люди не грозятся.
- Они слепцы и рабы, - был ответ, - эти люди.
В юное время его жизни смог съездить в соседний город на гастроли В. Высоцкого. Он говорил только этот факт, без живого описания концерта. Непростительно для талантливого человека.
С женой ему не повезло, потому что в семью внес культ употребления спиртного не только по праздникам.
Виктор был образован: электрик и механик.
Однажды он очень удивил меня. Пока находились в гостях у моей сестры, он прочитал «Роман-газету».
- Как это ты за тридцать – сорок минут осилил такой объем? – спросил я.
- А я читаю только те места, где прямая речь, а остальное, на мой взгляд, - вода.
Среди нас, оформителей, был еще Бубнов Юра. Шустряк – самоучка. Более большим талантом он обладал талантом соблазнения женщин. Жену привез из армии. Ей некуда было деваться, поэтому терпела его похождения, думая: ведь мне его хватает, и ладно, иногда выслеживала его.
Юра делился своими похождениями со мной: ведь кто-то должен оценить его подвиги.
- Ездили я и Витька с женами на рыбалку за город. Палатки разбили, отдыхаем. В один день дружок рано утром ушел стегать воду (рыбачить). Я шмыг в палатку и под бочок… Справил дело и в свою палатку, жена очнулась: «Где был?» «В туалет ходил, рассветом любовался», - а сам руку положил на бедро, сигнал такой у нас.
Призналась Витькина жена в порыве страсти, что дочка не от него, а от другого: завиток в ухе дочки не от папы.
Последний год Бубнов остался без работы, запаниковал, мол, скоро умру. Сообразили на троих, в компании была женщина – продавец.
Ни она, а другая женщина – кумир для Юры, стала роковой: продала бутылку самогонки с ацетоном: через три дня Юра и женщина – продавец кончились. А Витька Никонов живет, правда прикован к постели.
***
На широкой двери картинной галереи висело объявление: «Выставка работ 1960-80 гг. Акварель. Художники С. Шишков, К. Аверин, В. Федчун, Б. Фролов».
Знаток живописи с тревожным чувством открыл двери. Сверху прозвенел колокольчик – сторож. И волнительная встреча, словно с самими художниками, началась. Он знал их лично, общался долгие годы и был личным свидетелем многих сторон их жизни; он знал, что все они были ни только в творческой вражде; он думал: создавали прекрасные творения, а за пазухой держали камень. Он закончил художественно-графический факультет, понимал творчество и сам занимался им. Он подумал: примирительная выставка этих художников, давно ушедших на «покой», кончились все их страсти, их трудолюбие, осознание себя художниками с большой буквы.
Бывая в доме Шишкова, видел как создавались монотипии, велись разговоры о художниках русских и нерусских. Тот показывал графические листы, комментируя портреты:
- Этот вот – он называл имя и фамилию молодого человека, - живет в нашем доме. Учился в Московском авиационном институте, занимался ватерполо, выигрывал большие соревнования… Бросил учебу.
Начинающий художник глядел на портрет и думал: «Черный рисунок, даже глядеть неприятно». Что он понимал, желторотый птенец в графике? Видел ли он еще работы, чтобы сделать сравнение?
В один день все разладилось. Маститый художник встретил гостя черной тучей: «Ты накатал письмо в газету, что я не умею рисовать газетные портреты?»
- Я не понимаю в чем дело? – оправдывался начинающий художник.
Корифей от живописи так распалился, что наклонился и начал крестить тощий зад. Жена вступилась за неудачливого гостя…
Он анализировал рисунки окраин поселка, летний пейзаж с коричневым небом и водой. «Такие цвета в природе обычно бывают на рассвете», - думал он. Работы вызывали сомнение. Дальше увидел карандашные наброски детей. Здесь он восхитился: как можно живо передать характер неугомонного ребенка.
И вот он увидал портрет жены художника. Это она заступалась за него. Это она покончила с собой, вскрыв вены. Похожая на купчиху.
В день похорон он издали наблюдал за ними, не смея простить выходки такой галантного человека. Он вспомнил характерную позу его: левую руку обвивал до подмышки на груди, правую ставил вертикально вверх, подперев указательным пальцем щеку, как это бывает при фотографировании детей.
Художник Федчун направился к подъезду, откуда должны были вынести покойную, но ему перекрыл дорогу художник Аверин, прогнал его. Прогнанный и не простивший обиды встретились.
Федчун обиженно заговорил:
- Прогнали за то, что, якобы я, монтируя выставку в картинной галерее в Уфе, сорвал и бросил работы Сергея Шишкова в угол. А ты чего здесь прячешься?
- Этот гений более полчаса позорил меня и даже крестил заднюю часть, видите ли кто-то плохо отозвался о его газетных портретах.
- И он прав, тот незнакомец…
Знаток живописи дошел до работ Федчуна и поразился: его пейзажи похожи на пейзажи Шишкова, все те же коричневая вода и небо.
Подошел художник-любитель Беляков. Он сказал ему: «Художники разные, а работы одинаковые. А вот какие первоклассные работы Киева! Мастер сильнейший Федчун В.П. Беляков, это выставка примирительная. Не хватает только художника Тимарцева. Он со товарищи изжил Шишкова с должности и занял его место. Не постеснялся, что обидел человека, старшего на двадцать лет.
Фролов в Ленинграде повесился, жена Шишкова с собой покончила, вскрыла вены. Сам Шишков в 1985 году попал в больницу, когда дочь Наташка с передачей входила в палату, то он прятался под одеяло и кричал: «Фашист! Фашист пришел!»
Тонкие натуры – художники, но зачем, же они при жизни были несносные».
- Ты не мчись галопом, я хочу смотреть работы и кайфовать от них. Так, натюрморты Василия Петровича.
- Беляков, это этюды акварелью, а незаконченные работы, форму предметов лепить мазками и цветом, а не разглаживать… Да и композиционный центр не выявлен. Ну, на что бы ты, Анатолий, стал смотреть?
Идем к работам Аверина.
Художники другого поколения подошли к стендам с работами Аверина.
- Исключительные вещи, легкие, воздушные…
- Нежные цветом, - подсказал Беляков. – А вот здесь работа художника Фролова. Кто он?
- … композиционно насыщенные, - закончил знаток искусства. – Пусть тебе не покажется розыгрышем, что я тебе скажу, мои слова: «Фролов уехал в Ленинград на жительство, там он покончил с собой. Художники отмечали особенность его акварелей быть черными, бесцветными. Он занялся линогравюрой».
- Друг, а откуда ты все знаешь и не грех ли выставлять их характеры?
- Характер, темперамент отличают работы художников. Это наподобие походки человека. Выдержанный Аверин не мог писать бойко, нахлёстами, напористо.
А знаю я все от Василия Петровича Федчуна, он был моим старшим другом, ершистый товарищ.
- Значит, говоришь, что выставка примирительная? – задал вопрос Беляков.
- Да. В искусствоведческой литературе есть неблаговидные поступки: Шишкин ругался с Куинджи, Суриков раскритиковал пейзаж одного художника: по зимнему лесу бежит лошадка, впряженная в санки… Художник покончил с собой. А Василий Иванович сожалел и говорил, что работа отличная. Местный корреспондент считает, что самоубийца, жена Шишкова, была его музой. Федчун говорил мне, что она не вынесла одиночества: он уходил на целый день по заданию редакции рисовать карандашные портреты в газету. Возможно, что и другие причины были.
- Друг, а каков твой вывод об этой примирительной выставке?
- Камерная. Ничего не говорящие пейзажи. Кроме аверинских, автопортрета Шишкова, федчунский Киев и еще карандашный пейзаж. Не присутствует творчество, жаль то ушедшее время, но это не об искусстве. Были люди, и нет людей… Бренность.
Сейчас наши Байбордин, Домнин заткнут их, как перчатки, за пояс. Масляные работы Ржанова превосходят и чувством и композицией, а он ведь художник самодеятельный. Я не видел их композиционных работ, а у меня, скажу без бахвальства, четыре, две из них – исторические. Давай, присядем в уголок, посудачим.
- Да, были люди в наше время…
***
ФЕДЧУНЫ. Врач Людмила Васильевна, дочь Василия Петровича и Светланы Петровны, после окончания медицинского института всю жизнь отдает медицинскому образованию в среднем учебном заведении. Каждый новый учебный день она отмечает рассказом анекдота – заготовки. Она умеет преподнести с большой долей юмора, - обхохочешься, даже пересказ ее подруги, так сказать из вторых рук. Хотя бы взять анекдот про «газы шампанского».
Людмила Васильевна – лидер любой компании, последнее (а это правильно) слово за ней.
Муж ее высокообразованный художник-оформитель в ГДК (городском Дворце культуры), шрифтовик-дизайнер, каких поискать в округе. Афиши и плакаты украшают по праздникам и не только фасад ГДК. Показал себя близкому кругу друзей станковыми работами.
Младший сын Федчунов тоже врач, и работает с сестрой в одном учебном заведении. Петр Васильевич, будучи студентом, кормился резьбой по дереву. Изделия продавались бойко.
В своем городе и соседних областях прославился как бард. Игра на гитаре и пение песен на собственные стихи приманили много поклонников. Петро очень оригинален внешне: лицо в обрамлении черной бороды, а сзади волосы собраны в пучок.
Никогда не увидишь его куда-то спешащим. Служенье муз не терпит суеты. Всегда, так понимаю, в голове его мысль кипит и зреет.
Местное телевидение неоднократно вела передачи о нем. Показывали эпизод: бард по снежку на тонком поводке выгуливал свою кошку. Ничего смешного. Ведь в свое время знаменитый художник Малевич ходил по улицам с повешенными на себя жестяными банками, гремел ими. Совсем недавно показывали по центральному телевидению группу молодых художников. Они расписали свои голые тела, и вышли на улицу. Вот какие закидоны бывают! Что перед ними Петр Васильевич.
Он, как редкие гении искусства, испытал надлом жизни. Выстоял. Он приблизил себя почти вплотную к людям искусства, а это означает: почти неадекватность, почти бесшабашность, почти любовь к алкоголю, и виртуальная любовь к женщинам.
Брат и сестра многие черты характера взяли от отца, художника – педагога Василия Петровича, ершистого индивидуума.
Светлана Петровна подвигает себя к 90 годам жизни, и до сих пор – основа всего доброго и хозяйского для своих талантливых детей.
***
ЮЛИЯ. Учась в университете в Уфе, занималась прыжками с парашютом, насчитывается их более трехсот. Хрупкая на вид женщина, а внутри – бесстрашие и мужество, подкрепленные крепкой расчетливой головой.
Трудно быть достойным такой женщины, но скалолаз Николай стал ее мужем. Взбираясь по крутизне горы, держась на якоре вбитом в щель скалы, когда только он надежно оберегает жизнь бесстрашного романтика, когда внизу пропасть в десятки метров, не сомневаюсь, хотя сам ничего не испытал из лазаний по горам и прыжков, кроме в детстве с сарая на зонтике, что мужества должно быть в скалолазе ни меньше, чем сделать шаг в дверь самолета.
Николай литсотрудник в местной газете, кроме рутинной работы выдавать газетные статьи, пишет рассказы.
Юлия всегда обижается, когда я восхищаюсь ее тремястами прыжками с парашютом.
В связи с этим вспоминаю время пятилетней давности, когда уговорили поработать в средней школе. Сразу скажу, что я никогда не мог держать дисциплины в классе, но потом нашел для себя защиту. Я говорил:
- Ведь кто-то должен пополнять тюрьмы или прыгать с парашютом.
Разумеется, что говорилось это только для себя.
Юлия стала писать рассказы.
- О чем рассказы? – спросил я ее.
- Прочитаешь в интернете.
- Ну, скажи, хотя бы названия их.
Упрямство ее заставило меня замолчать. Понял: это качество нужно ни только в парашютном деле.
Сын и дочь их окончили московские институты и где-то зацепились проживанием и работой в самом сердце России – Москве.
Подмывает на тему воздухоплавания анекдотец выдать:
«Отслужил солдат в авиации: хвосты самолетам заносил, взлетную полосу от снега чистил, а на самолете даже не прокатился.
- Товарищ пилот, - обратился солдат к воздушному орлу, - на дембель ухожу, а ни разу не покатался в самолете. Прокати.
- Садись.
Взлетели, стал пилот делать фигуры высшего пилотажа. И так, и эдак, и вверх, и вниз. Сидит солдат, молчит.
Приземлились. Спрашивает пилот солдата:
- Ну как, не страшно было?
- А с чего бы бояться, - с небрежной уверенностью ответил служивый.
- Так я «бочки» делал, делал «горки», пике…
- Да не было страшно, говорю же.
- А я и не делал фигур высшего пилотажа, - сконфуженно проговорил пилот.
- А как же мне дерьмо за шиворот попало?
***
Вспоминается юмором и игрой на балалайке с пением частушек бравый фронтовик МОЛОКАНОВ, доживший почти до девяностолетия. Личный повар Рокоссовского, был верен своему делу всю жизнь. Рассказывал он мне первый свой бой.
«Пошли брать «языка». Ночь. Залегли… Просыпаюсь от звуков выстрелов. Наши «языка» тащат, отстреливаются. Понял я, что в ожидании взятия «языка» заснул. Подключился стрелять… Задание выполнили».
Однажды рабочий Володин пожурил первоклассного повара: «Петр Яковлевич, котлеты делаешь слишком маленькие».
- Как маленькие! Стряпаю их строго по шаблону, - был ответ.
- По какому такому шаблону? – спросил рабочий Володин.
- А шаблоны я всегда с собой в штанах ношу…
Жена его, тетя Маруся, бок о бок проработала с ним: раздавала его обеды. Вспоминаются он и брат Саня мелодией «Прощальный марш славянки».
***
Ну как не поместить в моих записках добрую память о фронтовике ПЕТРЕ СОКОЛОВСКОМ! В поселке исполнял должность инспектора по пожарной безопасности. Все уже знали, что смекалистый фронтовик посещает семейные торжества, поэтому двери старались держать закрытыми.
- Откройте. Проверка пожарной безопасности, - восклицал он, стоя перед дверью.
- А кто ты такой? – раздавалось из-за двери.
- Это я, Соколовский с гитарой.
Хмельные люди, а потому добрые, усаживали его за стол, угощали. Вскоре дядя Петя начинал петь:
Соколовский хор у Яра
Был когда-то знаменит.
Соколовская гитара,
До сих пор в ушах звенит…
Однажды хромой с фронта КУРЕНКОВ Иван Васильевич (Курсик) застал друга Соколовского в объятиях неверной жены Насти. Обрушил свою палку куда попало. Лежащий остался жив, но кончился как здоровый человек, забросил гитару и ходить в «гости».
Был суд, но Ивана Васильевича освободили: по Указу правительства всех фронтовиков, совершивших преступления до 9 мая, освобождали. А махал он палкой на празднике 1 мая. Куренкову повезло не сесть за «бой антихристу».
В семьдесят девять лет Соколовский умер. Куренков перевалил за 80 лет жизни.
***
Младший лейтенант ПОТАПОВ Павел Николаевич пришел с фронта калекой: пальцы правой руки навечно сжались почти в кулак. Любили мы его, мальчишки. Надо сказать, что все фронтовики любили выпить, потому что приучили к 100 граммам «наркомовских».
Подняв руку вверх и вперед, словно пистолет во время атаки, пел:
Мою милку ранили
Посередь Германии,
От любви болезнь случилось,
В лазарет отправили.
Я иду, она стирает,
Я давай у ней просить,
Не подумайте плохого,
Дай водицы мне испить…
На фронт призывали его старшего друга. Умный Пашка Потапов сообразил, не мелочась, прибавить три года. Забрили, пришел весь раненый. Про какую-то большую награду говорил его фронтовой друг, что где-то она скитается в архивах.
В возрасте пятидесяти двух лет он ушел, оставив четырех мальчишек (все после служили за границей) и дочку Таю.
Фронтовичка тетя Зина живет долго, за мужа и за себя. Так и осталась вечной вдовой.
***
Выходил на поля
Молодой агроном,
Говорил, что земля –
Наш родительский дом…
Агроном Г.М. КУЗНЕЦОВ для нас, десяти-двенадцатилетних подростков, казался высокого роста с большим горбатым носом, за что местный остряк дал ему прозвище – Ганс, дружелюбно, конечно.
Его сосед хромой фронтовик Куренков весной менял подгнившие столбы изгороди и оттяпал целый метр земли по большой ее стороне. Разразился скандал. Дело дошло до разбирательства товарищеского суда. Были такие в 60-е годы прошлого века.
- Я у тебя вторую ногу оторву! – кричал агроном Кузнецов озлобленно на хромого фронтовика.
- Комрад и фрау фиг, - на немецком языке, выученном у пленного немца, отбивался сосед. Суд товарищеский посмеялся и вынес справедливое решение.
***
После отъезда генерального директора БМК Н.И. Дроздова на его место заступил В.А. КУЛЕША (8.06.1932 – 7.03.2011). Построил городской стадион, лыжную дорогу, металлическую лестницу на спуске к пешеходному мосту, дал металл на строительство захоронения управляющего Кагинским железоделательным заводом И.А. Татаринова.
Время вступления в должность 1978 год. В 1988 году, ссылаясь на мнение Президента Республики Башкортостан М.Г. Рахимова о закрытии маломощных предприятий, совхоз «Белорецкий» был сделан «дочерним предприятием», фактически уничтожен, хотя, казалось бы, был обеспечен снабжением. В 1992 году погибли механизатор и его помощник от металлических труб, которые во время транспортировки въехали в салон трактора Т-150.
Многие белоречане были свидетелями начала строительства Вадимом Анатольевичем коттеджа в непосредственной близости от директорского дома. Несколько гаражей подлежали сносу, но их владельцы обратились в прокуратуру и выиграли дело. Тогда «властелин» купил 5-6 комнатную квартиру, а свою «трешку» переоборудовал в пятикомнатную для сына.
В 90-е построил в Татлах канатный цех и доход от него, как говорят люди, шел в собственный кошелек. Параллельно был построен канатный цех в рабочем поселке Тирлян. Сейчас он приказал долго жить. Одни жители его доживают век, вторые работают вахтовым методом, третьи уезжают куда подальше.
В 2000 году Кулеша (после ухода в отставку в этом году) упорно начинает строить сталеплавильный комплекс «Белсталь», но работы были свернуты новой дирекцией. Долгое время громадная яма красовалась, потом ее сравняли с плоскостью двора. Поговаривают о другом варианте, мол, деньги ушли не по назначению.
Какие-то большие деньги на строительство комплекса есть, но хватит ли сил – вопрос. Ведь за многие годы мы узнали суть долгостроев. Но почему нельзя было начать строительство до дефолта (1996 – 1998 гг.)?
Мой знакомый Гера вспоминает: «Пока он был начальником 12-го цеха, мы играли с ним в теннис, и прочие игры, немного «того», были почти друзьями. Как только стал генеральным директором, то даже здороваться перестал».
Сын долгие годы страдал от наркотиков, так и кончил жизнь в 39 лет. Вспоминается случай. Во время его учебы в медколледже нарушал дисциплину: пользовался магнитофоном, вещью в то время дефицитной. Преподаватели один раз отобрали «музыку», второй магнитофон принес… И так три раза. Папа, думаю, не знал этого, а то бы поругал младшего Кулешу.
На посту генерального директора БМК В.А. Кулеша пробыл двадцать два года (1978 – 2000 гг.).
***
РОДСТВЕННИКИ. Подростками лишились отца. Не было догляда родительского ока и крепкой руки. Рано познакомились с улицей, отголоском которой была песня: «Я молодой, я пьяный клоун…» Были Коля и Гена. Коля в раннюю юность достал откуда-то стихи:
Корсетом прикрыта вся прелесть грудей,
Под фартуком скрыта приманка людей…
- Говорят, что это Пушкин, - просветил он меня.
- Я верю печатному слову, а не бумажке.
Прожил Коля беспорядочную жизнь, полную лишений и неуверенности.
Младший Геша ведет жизнь за 60 лет, а трудовую и в глаза не видел. Мать оберегала их, а сама загубила свое здоровье, рано умерла. Несчастье (пьяница сбросил его с крыльца) помогло Гене оформить вторую группу инвалидности, тем и живет. Зато в молодые годы поездил по гостям, погулял вольным казаком. Отдал два года службы в железнодорожных войсках, даже в военном билете номер винтовки записан.
- Я ребятам за вином бегал, в грелку налью и за пазуху. Ничего, прослужил, - удовлетворенно говорил он.
Из своих поездок по Кавказу привез песню:
1. 5.
По кавказским улицам Стала ты моей женой.
Часто мин бродил, Вещи покупал,
И красивый барышня Но её, пришел с работа,
Там я находил. Дома не застал.
2. 6.
Жирный, как барашка; Ни ковра, ни шкафа,
Как изюм глаза, Только след машин.
Брови сильно крашенный, Слёзы жмёт из глазов
Рыжим волоса. Запаха бензин.
3. 7.
Крикнул: «Стой ты, барышня, И друзьям – товарищам,
Мин в тебя влюбился, Всем я вам клянусь,
Давай, будь жена моя», Что на русской барышня
Син остановился. Больше не женюсь.
4.
Шоколадом, мармеладом
Мин её кормил,
Пи кавказским лавочкам
Мин её водил.
Сердобольные родственники дают приют и помогают деньгами.
***
Рослые, крепкие ТИТОВЫ парни, все образованы, работают на должностях. Только один из них, Сашка, живет в Челябинске. Имеет дело. Его сын 1985 года рождения аспирант МГУ. Отец не доволен: «Приезжай, передам тебе свое дело». Не хочет сын быть бизнесменом, а хочет быть ученым. Придется долго, видно ждать разочарования сына в избранном поприще.
Молодцы Титовы ребята, не бросили в одиночестве свою мать, как некоторые. Всегда рядом, а старшенький, хоть и далеко живет, приезжает и задарил подарками: телевизором, холодильником. Многим задарил, потому что он богатенький.
Удивительным явлением (почти божеством) в семье Титовых – это их мама, тетя Нюра. В годы войны работала на тракторе, своим трудом приближала день Победы. Живет в частном доме. Полностью обеспечивает себя. Видно, крепок дух и любовь у этой старой женщины. Это мы, многие, сейчас готовы бросить весла и лечь на дно лодки, а не бороться с бурей и грести, обращая её нос против беснующих волн.
***
РЫЖКИН – руководитель мехколонны. В свое время получил двойное образование. При встрече с ним обнаруживаешь, что человек этот, Юрий Михайлович, утверждающе рассудителен. Трудно представить, что он мог на кого-то накричать, отомстить.
Строил железные дороги в Казахстане, строил дорогу до Кемерово…
Я был первоклассником, но уже тогда видел стенгазету, им художественно оформленную. Он уже был выпускник школы, а меня тянуло рисовать.
Говорил мне:
- В школе до сих пор хранится та газета.
- Удивительно, - ответил я.
Вспоминаю семью Рыжкиных. Отец работал механизатором. Михаил Егорович. Мама, думаю, была домохозяйкой. Вовка Михалыч, наверное в Магнитогорске, где в свое время жил брат постарше, Виктор – человек трагической судьбы. Для мужчин всегда две пропасти – вино и женщины.
Как ни проживается жизнь, она вырабатывается и остается от нее шелуха. Только память незыблема. Заставляет нас проживать нашу жизнь по ее доброй части, избегая преступного. Спасибо памяти!
***
ЦЕРКОВЬ. Шло лето 1981 года. За год до этого в Москве проводились Олимпийские игры. Умер Владимир Высоцкий. В отместку за противоборство Высоцкого коммунистическим властям эти власти не захотели афишировать его как выдающегося барда и артиста, не организовали пышные и достойные похороны, а народ, чтивший талант своего кумира в течение двух десятков лет, вышел на его проводы неисчислимой толпой.
Не менее значимым событием, только в личном плане, - было окончание Ю. педагогического института, его художественно-графического факультета. Год работы в средней школе дал понять ему, что педагогика не его стезя, и вот почему: ученики быстро распознали в нем «доброго дядьку», и начали пользоваться его, неумением держать их в твердых руках. Разумеется, была только малая часть отъявленных негодников.
Заканчивая учебный год Ю. нашел себе защиту – взял да уволился.
В 1981 году он уже дорабатывал год по специальности художник-исполнитель в одном из ведущих цехов металлургического комбината.
Однажды приятель устроил беседу:
- Церковь кирпичную строят вместо сгоревшей. Моя бабка в разговоре со мной сказала, что будут художественные работы. Разведай, может и тебе перепадет заработать кусок денег, церковь платит хорошо.
В один из дней священнослужитель Мисаил (в миру Михаил) принял Ю.
- Работа есть. По периметру зала надо расписать панели. Я отведу уголок для пробной работы. Краска будет любая, какую сочтешь нужной.
Ю. вспомнил период службы в одной из московских частей, когда в увольнении приходилось совершать поездки на метро. Он всегда удивлялся: как это так природа могла на камне нанести цветовые кружева с мягкими расплывчатыми линиями; он, вглядываясь в них, находил картины.
Пробный кусок росписи панели понравился священнику, условившись без взаимных претензий об оплате труда.
Работа шла споро. Ю., заходя в храм, снимал бейсболку, громко не разговаривал с церковным персоналом, не крестился на образа. Ю. не верил в Бога, но никого не осуждал, мол, умом ниже – к Богу ближе, а признавал религиозные сюжеты, как источник творчества великих художников.
Познакомился с мастером по отливке бетонных подоконников, узнал, что он прораб в стройуправлении.
- Слышал я, что комсомольцев, крестивших своих детей, вызывают кое-куда и исключают. А списки «провинившихся» подает в горком комсомола ни кто иной, как сам батюшка.
Я коммунист с недавних пор, но рад послужить верующим. Не вижу в этом ничего предосудительного. В институте преподаватель по атеизму нацелила нас на твердое понятие: материя первична, следовательно, зарабатывать деньги – первое дело.
- Молчи об этом, я ведь прораб и коммунист с большим стажем. Смотрю я, хорошо у тебя получается роспись… Давай работать, а то еще попрекнут в бездельничании.
17 сентября 1981 года церковь была освящена. Чуть позже мастера молодой и не совсем молодой встретились. Полилась беседа:
- Сколько заработал? – спросил молодой.
- Три тысячи рублей. На половину машины заработал. А с прорабов меня сняли, из партии исключили.
- Все-таки кто-то донес? – спросил Ю.
- Донес. Но я не жалею. Где бы я заработал такие деньги.
- А про меня никто не доложил. Ну, давай по рукам. До свидания… Ой, постой! Слушай, мастер, какой, однако, талант этот Адегов: и лепнину на алтаре исполнил, и маслом написал богов. Он верующий.
***
ШКОЛА. Первый и второй классы проходили в малокомплектных классах, т.е. один учитель учил сразу два класса. Практиковалось оставлять на второй, третий и четвертый годы. Был такой один ученик, Володин Гена (чаще звали Маринин Гена, по имени матери дали фамилию). Три года директор школы К. оставлял его. Гена уже понимал жизнь и все равно был дураком, как считал К. Нерадивый ученик мелом исписал стены школы оскорблениями в адрес супержесткого учителя и директора. Его исключили из школы. Но он был большой ростом, пошел работать. Потом выучился на механизатора, достойно работал всю жизнь, он хороший семьянин. И совсем неважно было ему знать, что слово «здесь» пишется через «з». Знаменитая Паша Ангелина, думаю, тоже не была отличницей, на работе на полях отдавала себя всю. Ее не спрашивали, как пишется слово «рожь», а давай днем и ночью паши и паши. А не насилие ли культивировали и здесь? Она умерла уже в сорок лет.
Политические ступени роста: октябренок, с четвертого класса – пионер (на уроках, решая задачи, обгрызали концы галстука), с четырнадцати лет – комсомол.
Проявлял себя директор К. жестко: в один из дней «выловил» сразу четырех нарушителей дисциплины. После уроков в директорском кабинете, как в задержке запер дверь на ключ и открыл её и выпустил пленников часа через три. Старший «арестант» справил легкую нужду в жерло голландки! За ним – все остальные. Я тоже оказался в их компании: заступился за близнеца, которого выпроваждали с урока. Вина его была в том, что на уроке труда отхватил локон волос ножницами у одной из учениц. Вцепился в близнеца, не даю удалить с урока. Я, как партизан, никогда не продавал друзей, нес вину сам. Играли на перемене, толкали друг друга. От моего по-мальчишески слабого толчка Коба пробежал метра три в сторону девчонки, ударился обеими руками в её грудь, а на ней, как выяснилось позже, был чирей. Обвинили меня, ведь Коба был бухгалтерским сынком, родители дружили с директором школы К.
Однажды я заступился за Надю Хайруллину (в шестом классе), её обижал Валеев Роба. Талантливый учитель математики Александр Ильич, не разобравшись в сути дела, наказал меня: целую четверть я не посещал главных предметов.
До сей минуты, я был благодарен ему, как учителю и человеку. А теперь даже не знаю: оставлю ли к нему прежнее уважение. Я давно проанализировал деятельность человеческих субъектов, независимо живы ли они, или прибрались. Таким образом, я очищаюсь, чтобы жить дальше без налипшей на душу грязи.
И ведь никто не вершил правосудия, ломалась ли судьба маленького человека. Теперь, через десятилетия, я благодарен учителю труда Салтыкову Василию Павловичу, научившего нас делать металлические шарниры и табуретки.
Благодарен словесникам Вере Викторовне Кондратьевой, Варгановой Валентине Васильевне, Брюханчиковой Надежде Ивановне…
Вспоминается школьный случай, когда переросток (двоечник) Аргумбаев Булат прямо на уроке затолкал в мешок щуплого Валеева Робу. Мешок завязал. Я тоже был хорош. Выполнил задание по русскому языку, обвел художественно все буквы. Учительница оценила мое художество на «2».
Еще случай. Изучаем десятичные дроби, их деление. Я и Коба по математике разбирались, а контрольная работа показала, что задания не выполнили. Зато оставленный на второй год, причем неоднократно, единственный кто правильно разделил десятичные дроби был Толя А.
В школе заметили, что я умею рисовать. Принимал участие в пионерском слете. Как всегда, мне опять повезло: на моем рисунке было написано – III место и… зачеркнуто.
***
АРМИЯ. Классы вечерней школы набирал постепенно. Затем служба в московской части на территории МВЗ (Московский вертолетный завод). У меня был практический опыт художника-оформителя. По специальности и служил.
В часть приезжали многие артисты. Дважды была Алла Пугачева. Первый раз приезжала с какой-то группой артистов разных жанров. Было это в 1974 году. Одета была в черный брючный костюм, её голос, когда я ничего не знал и сравнить не с чем? Но сразу заметил её смелый характер. Красавец Вова Тищенко от имени всей части в знак благодарности преподнес цветы, она, как будто бы, подставила щечку для поцелуя. Он потянулся губами, артистка Алла увернулась и спела унизительный куплет.
На втором её концерте с пальца слетело золотое колечко, которое она искала по всей сцене. Алла больше находила, чем теряла. Такой голос (теперь я понимаю) не найдешь и раз в столетие.
Теперь её причуды жизненно обоснованы. А голос, прозвучавший в то далекое время, до сих пор в ушах, а слова, кажется, такие:
Ясные светлые глаза
Вижу я в сиянье дня,
Не говори…
С Аллой Борисовной не заскучаешь, хотя бы на её вопрос с Жириновским, кандидатом… Как он ругался, так даже в сельской местности не ругаются. Москва – она есть Москва!
Замполит части Ю.С. Добкин знал, какую грань держать с солдатом. Был откровенен. Призывался в летчики, а зрение до 100 процентов не добирает. Тогда он выучил всю «глазную таблицу». Летчиком не стал, а замполитом в летных войсках определился. Делали доску Почета солдат. Вдруг деловую речь перевел в стихи, указывая на портреты: «Быть может, это место для меня…» Посмеялись. И новый номер офицерского концерта:
Опа, опа, опа,
Срослась……
Да этого не может быть –
Промежуток должен быть…
Это было исполнено к месту, когда речь зашла о промежутках между фото.
Прапорщик Новоселов Володя пришел к нам из десантных войск. Рассказывал: «Отец не поощрял в детстве слез и жалоб, воспитывал меня мужчиной. Теперь, когда я десантник по мужеству и по другим причинам, отец пусть гордится своим педагогическим опытом».
Мне он дал свой телефон, но звонить просто так я не мог, пока не добился кое чего в жизни.
Был силач Владик из Литвы. На московском «Динамо» он был первый.
- Я перестал заниматься штангой, заметил, что икры ног становятся, как галифе.
Кормили хорошо. По праздникам давали мандарины.
***
ИНСТИТУТ. Студенты художественно-графического факультета – все талантливые, но в разной мере. Лучшим, конечно, был Выпов Олег. Был русский, но как еврей, скрывал свой год рождения. И этим себя разоблачал.
Володя Богданов розовый лицом и с выпученными глазами. Носил кличку «Портвейн Розовый». Он и Воробьев Борис любили выпить. Последний в приподнятом настроении пел:
Мой миленок от тоски
Носом пробил три доски.
Возрастает год от года
Мощь советского народа.
Почти уверен, их нет в живых, вели себя не по-разумному.
На практических занятиях по живописи я в бодром расположении духа тихо напевал первую, пришедшую на ум песню. Неожиданно поддержала пение Валя:
Расцвела кудрявая рябина,
Набирает… вешний цвет,
А вчера у дальнего овина
Повстречала парня…
Он сказал: «Приехал я в деревню,
Ты машины в поле будишь ладить,
Буду травы я косить…»
Вспоминаю, как однажды вошли в скульптурный класс. Студентка Люба засмеялась, покраснела, руки к груди прижала. По её глазам увидели объект паники. Это была скульптура из пластилина высотой 50 см обнаженного натурщика с громадным фаллосом.
- Ребята, у нас завелся студент-шутник.
А теперь о преподавателях:
чертежник, мужчина средних лет, среднего роста, носил коричневый костюм, смугл. С ясным взором, подвижен, но не суетлив. Он излучал знания и доброту.
Кайзер Валентина Александровна, преподаватель немецкого языка. Вдумчиво и кропотливо отрабатывала свои уроки. Отличная женщина, каких редко дарит природа.
Бывший декан факультета Барышников Петр Дмитриевич. Интеллигентный мужчина, даже «свойский». Когда кто-то из студентов полюбится, то пригласит поработать в своем саду. Давал отдых:
- Перекурите, ни негры на плантации.
Чрезмерно угощал, что едва ноги уносили.
Предмет «Скульптура» вел Крамской. Мощный телом, рослый, передвигался на костылях. Про себя он рассказывал: «Родом я из Ленинграда. До войны учился в академии художеств. Был чемпионом Ленинградской области по боксу. Мое увечье – результат участия в боях».
Я осмелился ослушаться его: «Не буду убавлять размер головы в сравнении с оригиналом…» Получил свою четверку.
Декан Рябков Николай Михайлович. Загнутый в позвоночнике. Это отнимало от его роста верных 10 см. Вел НТ (начертательную геометрию) так, что мелки цветные и транспортир так и мелькали в воздухе.
Надо было бы дать ему прозвище «Жонглер». Задачи так и не научил решать.
Да и я, наверное, глупый на этот предмет.
***
РАССКАЗЫВАЕТ Н.А. ПЕРЧАТКИН:
«В 60-х годах прошлого века это было. В прокатном цехе налаживали производство новой марки проволоки. Измотались рабочие, мастера и начальство цеха. Подошла получка, а получать нечего. Предложил кто-то из рабочих:
- Давайте сходим к Василию Моисеевичу Овчаренко. Обсудим суть дела. Получки нет, детей не на что кормить.
Послали делегацию.
Выслушал Василий Моисеевич рабочих, вызывает главного бухгалтера, говорит:
- Каждому рабочему цеха дать зарплату, семьи кормить не на что.
- Василий Моисеевич, ведомости на этот месяц закрыты. Ничего не могу поделать.
- Так. Скажите, какая моя премия?
- Василий Моисеевич, 1200 рублей.
- Раздать рабочим прокатки согласно их разрядам.
Получили мы деньги, кто – рубль, кто – два, а кто и семь рублей. Это у кого седьмой рабочий разряд был. Деньги дорогие были. Великий человек был директор завода Овчаренко».
***
ЧЕРНОБЫЛЬ. Случилась радиационная катастрофа. Было 1 мая. Родители с детьми шагали перед трибунами с властями города и передовыми людьми, кричали: «Слава…! Ура!» А радиация расползалась невидимой волной над асфальтом дорог и полями, подвергая облучению, особенно маленьких детей. А власти пытались скрыть аварию от Москвы, молчали…
Приятель детства и юности Миша Ручкин от военкомата в числе первой партии был командирован на ликвидацию аварии. Для защиты от радиации (смех) солдаты одевали на лицо марлевые лепестки. По команде: «Пошёл!» бежали и лопатами делали завалы эпицентра. Тридцать секунд и – назад. Следующая группа – пошла, затем другая…
В конце смены с каждого солдата делали съем: «Вы не перебрали радиации».
Миша всегда был во всем первый. Вот вижу его, идущего пружинистой походкой, вот самодельную штангу толкает.
В Магнитогорске сталь разливал. В секцию штанги ходил. Красноречиво и убедительно разговаривал (в маму, тетю Раю). В Чернобыле первый.
Родина оценила его подвиг: наградила медалью. В последней встрече со мной он высказался: «Здоровье ничего, только ноги перестают ходить. – Он сердито ударил кулаками рук одновременно в обе ноги повыше колен. – Не нужна мне медаль и газетная слава».
Вскоре его не стало.
Василий Васев прошел чернобыльские процедуры как неглупый человек.
Три дня полазал с лепестком на лице в «Рентген-центр», последил за показаниями зарабатываемых ежедневно единиц излучения и заявил: «Командир, что хочешь со мной делай, хоть избей, хоть в тюрьму посади – в пекло не полезу. Тряпку для защиты дали на лицо, словно её не пронзит радиационный луч. Да он кроме свинцовой пластины любое железо пронзит».
Командиры убрали рядового Васева куда можно подальше, чтобы агитацию не вел, зная, что он прав. Новое место службы очень понравилось солдату: за тридцать километров от эпицентра, проходная, без пропуска в опасную зону никого не пропускай – и все дела.
Скучно Васе сидеть без дела, видит новенькие ЗИЛы стоят на линейке готовности, думает: «Срок командировки три месяца пролетит быстро. С чем домой вернусь? Пошерстить бы надо машины».
И давай откручивать карбюраторы. Так и подцепил радиацию. Машины-то в опасной зоне побывали.
Продолжал играть на хромке «цыганочку», но все чаще стал ощущать резкие приливы слабости.
- Еще два человека прибрались из наших чернобыльцев, - вел учет Васев.
Государство отправляло его и других на лечение в специальные центры. Помучился Вася Васев и вытянулся.
***
Диск солнца показался из-за синей гряды гор. Словно толкаемый кем-то невидимым вверх, увеличивался в размерах, постепенно синий мрак ночи таял и становился светло-бежевым рассветом, заполнял собой весь мир.
Он проникал в тенистые чащи леса, будил пташек, божьих созданий, и они, с крепнувшими ежеминутно голосами, начинали пение – перекличку.
Солнце зажигало в окнах домов огни.
Обитатели уютного жилья покидали теплые постели с тем, чтобы пойти, поехать на службу, к станкам, машинам, письменным столам, создавая блага себе и всем…
На селе женщины с дойницами подходили к своим буренкам, с лаской в обращении приступали к доению. По окончании работы выгоняли животных за ворота, они знали место сбора гурта и сами шли туда, помня, что целый день будут свободными и сытыми от сочных трав.
Описанием идиллии занимались поэты всех времен, художники со своими пейзажами поспевали за ними. «Последний день Помпеи» - великое произведение великого художника К. Брюллова. Есть еще примеры гибели людей, но все это было на Земле.
Теперь рука художника не поднимается писать пейзажи без навязанных мыслей «REN-TV» о конце света, мол, ждать ноябрь-декабрь 2012 года. Если уцелеем, то в 2036 году уже точно сгинем. Советуют наслаждаться жизнью: любить, пить, обходиться без труда, по возможности.
Кому нужен этот страх? Живут люди, как умеют, рождаются и умирают, все это им давно привычно.
Ожидание войн за кусок хлеба и глоток воды, ожидание конца света – вот что дает сейчас наша жизнь нам. Поэтому пусть эти записки сделают людей чище, без алчности и насилия, пусть даже мы со временем становимся шелухой, утрачивая зрелую сердцевину. Только память остается незыблемой. Из души бьются мои строки:
1. 4.
У друга детства Ташбулата Бабай Юсуп просил: «Что скажешь?
Отец был дедушка Юсуп. Как ваши школьные дела?»
Чтоб лучше видеть час заката И все, что скажешь и покажешь,
Он на горе поставил сруб. Все восклицал он: «Ой, алла!»
2. 5.
Дом вырос вовсе невеликий, Теперь года давно остыли,
Тряпья на нарах холм большой. Но вовсе, вовсе я не стар.
И потому, что край не дикий И помню я, как чай мы пили
Шел в дом тот, как к себе домой. С одной конфеткой самовар.
3.
Вот самовар из красной меди,
Был чищен красным кирпичом.
Звал нас за стол совсем не бедный,
Зеркальным радуя лицом.
Какой ученый поднимет руку на эти строки?
ДВАДЦАТЫЙ ВЕК
(поэма)
Года незримой чередою
Идут, сливаются в века,
И оставляют за собою
Равнины жёлтые песка.
Из многих есть один оазис –
Извечно русская страна.
Здесь в зной спасёт вас тень от вяза,
Напоят реки, нет в которых дна.
Услышали здесь залп «Авроры»,
Свободу, давнюю мечту
Узнали здесь, но длятся споры
Про пользу их и их тщету.
Двадцатый век следы оставил
Войны у волжских берегов,
И на Днепре, на переправе,
И в Подмосковье средь снегов…
Отец медали, знак геройства,
До дня последнего хранил,
По-фронтовому дрался стойко
За жизнь, вплоть до последних сил.
Теперь в строю на день Победы
Не боевые пареньки,
Идут прославленные деды,
Которых коротки деньки.
Ну что ж? Таков закон природы.
За ратный труд и их года
Поклон им, но такое сроду,
Не совершить нам никогда.
А мать… Все женщины России
В боях, на поле, у станков
Всю тяжесть бедствий выносили
Сплочённостью своих горбов.
Спасали: русская кобыла,
Картошка, хлеб и молоко,
Когда беда на черных крыльях
Наш будоражила покой.
Люблю и помню все те лица,
Дух русский мужиков и баб.
Их не заставила склониться
Под злом немилая судьба…
Двадцатый век, ты равнодушен:
В каких заботах человек.
Лишь сам себя любил и слушал
Своих секунд холодный бег…
Картечью, знаем, усмиряли
На речке Лене бунтарей,
В этапы толпы отправляли
За проволоку лагерей.
Неравно жить не захотели,
Воды и хлеба вволю дай!
Над Русью частые метели,
И часто скуден урожай.
Тогда нещадно умирали,
Виной – голодная беда.
Одно на стол, что подавали –
Была простая лебеда…
Открыв космическую эру,
Народам дружбу предложив,
Для многих сделались примером,
По-русски душу обнажив…
Двадцатый век не златоносный,
С крупицей жалкой серебра,
Ты как израненная осень,
В которой дождь как из ведра.
Но всё же были и просветы,
И знаю я наверняка,
Что будет вся земля согрета
Сквозь непогоды облака…
Искали новую дорогу,
Был труден к цели каждый шаг,
В надежде на себя, на бога,
И вот мы вышли на большак.
Автогиганты, магистрали,
И целины былая мощь…
А помните, как начинали
С палаток, в холод, снег и дождь.
Тогда вослед за комсомолом
Под романтический настрой
Спешили испытать отколом
Себя все те, кто молодой…
Двадцатый век, ты повторяешь
Из года в год свои дела,
Ты и даёшь и отнимаешь,
Что человеку жизнь дала…
Теперь дорогой незнакомой
Летим – предел всех скоростей.
Кричу на ухо рулевому:
«Потише, не собрать костей!»
А он: «Ведь мы и так отстали
На целых семь десятков лет,
Смотри, какие чудо – дали,
И как божественен рассвет!
Пускай тряхнуло на ухабе,
Ведь гладок не всегда весь путь,
Поменьше стонов, слёз и жалоб,
Ну, потерпи ещё чуть – чуть…»
Летим… Деревня… Вот мужик,
На коромысле воду он
Несёт, не проклиная жизнь
Под колокольный перезвон.
Он знает: жизнь была труднее,
Что разберутся наверху…
Веками пашет, жнёт и сеет,
И справедлив, как на духу.
За солью, спичками и хлебом,
Когда у магазина он,
Со всеми вместе требует,
Чтоб помирил Чечню закон.
Махорку курит, проклиная
Войну, жалеючи народ:
«Там за Хаттаба и Басая
Зазря он голову кладёт.
А зло негаснущих конфликтов
Плодит кладбища и калек…»
Тогда подумал я: «Великим
Без войн бы стал двадцатый век».
Наморщив лоб, ещё подумал:
«Эх, если б был один язык,
Тогда б забил фонтаном шумным
Благополучия родник.
Тогда бы был день каждый – праздник,
Лишь с малой долькою тоски
Страна расширила б оазис,
И отступили бы пески.
Пески холодных равнодуший,
Что порождают боль и грусть…»
Сквозь тайну лет я слушаю
Как бьётся сердце твоё, Русь!
Памятные вехи судеб
© Copyright: Николай Отставнов, 2013
Свидетельство о публикации №213041600653
Свидетельство о публикации №213041600653
Рецензии