Заброшенная нора

       Она жила в одной комнате с дедом. Мать жила в зале. В ее комнате висел пиджак деда, на пиджаке висело сорок медаль. Дед был летчиком. Бил из пушек американские самолеты. Сибирские небеса изведал. Градом поливал американские города. Тут, на диване, дед сидел и читал книгу философскую. Настали времена постмодерна. Либерализм победу одержал. Левые и правые проиграли битву за модерн. Но его мысль такова: Запад пал, он не сможет сам выжить, либерализм как идея – это пыль.
   Его внучка Дашка играла свои песни в переходах на гитаре, она не хотела идти на работу, ворчала, укутавшись в одеяло с головой, когда мать ее будила рано утром.
- Проспишь работу, ведь первый рабочий день у тебя сегодня. Вставай, соня! Пора идти на завод. Детали для машин собирать. Хватит ныть. Мы победим. Победа будет за нами. Гнилой запад мертв. Ницше читала же? Понимаешь меня без слов.
- Мама, мы победим, верую в победу, мы богатыри!
Тут мать говорит дочери.
- А ты умная, я в твои годы была глупой, ужасно глупой. Верила в космос. Думала, что я космополит, что у меня нет Родины. Слушала рок музыку, ела ЛСД, считала, что хиппи есть лучшие люди земли. Теперь вижу, что ошибалась. Продалась системе с потрохами. Либералом была. Вот же какая блажь. Ездила в США. Там слушала Боба Марли. Как-то раз в Канаде я попала в переплет. Меня чуть не убило молнией. А вот в Питере мне легко живется. Тут моя мать живет. Мой отец. Они четкие такие люди. Как-то раз ночью я была в походе, я не спала там, я только в пять утра пришла домой и легла спать. А сейчас лишь семь часов. Мы с Петькой были в походе. Он рисовал небеса на холстах. Мой первый парень, да, на речке были, я там такой неистовой с ним ночью была, что он подумал, что я дворовая проститутка. Я его наказала тогда, но любя, а он обещал мне на выходных снова пойти со мной на речку. Только в столярном цеху ему надо будет работу одну закончить. Я его вымотала из себя. Ему от моих ласк плохо стало, он чуть не умер. Он совсем занемог, он не мог даже выйти из палатки. Я сама домой пошла. Я ему говорила, что скоро он будет в норме, но он не верил. Я сказала ему спокойно, что река его отпоет. Он ныл, что слишком слаб, а я предложила ему с обрыва нырнуть в омут, чтобы дальше не терзать себя. Я смеялась, а он обиделся. Я говорила ему, что он не выдержал натиска страсти, что развалился раньше времени, как карточный домик. Он же молчал. Он не имел сил даже что-то сказать. Теперь же он ушел от меня, ну и пусть! Ну и черт с ним, все равно я получила то, что хотела: все мило мне в нем, поэтому мне нет нужды снова ходить за ним. Пусть делает свой стол, мне плевать. Я не буду искать его встречи. Хватит спать, хватит умирать! Я выжала из него все, на что он был способен. Теперь в нем нет ничего больше, что могло бы заинтересовать меня. Он не берет трубку, он не звонит мне, ну и не надо! Не надо мне его звонков! Я сегодня иду гулять ночью с другим человеком, который любит джаз, он пианист. Ведь у меня странное, забрызганное, не то грязью, не то мочой платье, томительные, точно ищущие в небе Божество глаза и пыльный, детский, из мертвых цветов венок на голове. И мое любимое занятие – это глядеть на облачка в небесах. Еще люблю петь блатные песни, сидя в компании дворовой, я играю на гитаре и пою, а все слушают и плачут. Недавно встретилась в кабаке с мальчиком, выпили, пошли к нему, утром проснулась и пошла к себе, ведь я должна была выйти замуж за Петьку, но теперь все кончено, мама. Прихожу я к Петьке, а он злыми глазищами на меня таращится и как начнет меня грязью поливать. Начинает стандартными фразами бросать: «Где была, с кем, почему, кто будет отвечать за нас, людей земли?». Я ему в рыло плюнула, и говорю, что, видимо, не могу я за муж идти за него, а он в слезы, на колени передо мной, молит о том, что будет  хорошим, что все у нас будет, как у людей. Рок слушаем, джаз, гадает на картах Таро, отличная жизнь. Я–то знаю, что ничего не будет у нас подобного, все будет так, как есть и ничего иного я не хочу. Конечно, я так и не вышла за него, ибо мучился он со мной бы всю жизнь.  Я живу лишь для того, чтобы проявить свою нежность. Без нежности нет смысла жить. Я люблю падать в обмороки. Когда я знакомлюсь с мужчиной, который мне не безразличен, я иду с ним по темным улицам и внезапно теряю сознание. Он хватает меня под руки. Шепчет: «Милая, родная, навеки. Давай уйдем из города в лес, мы простые люди, хотим любви». Потом он несет на руках меня в темную аллейку, там я сижу у него на коленях, он пытается привести меня в чувство, а я, как лиса, жду момента, когда можно будет прийти в себя. Я тихонечко открываю глаза и всматриваюсь в него, пытаюсь показать, что я не могу узнать его после приступа, а он глядит ласково на меня. Лунные ночи в этом отношении особенно хороши. Он целует меня, говорит, что он очень переживал из-за меня, а я тихонько снимаю кофточку и обнажаю свои небольшие груди, он переводит взгляд на них, лижет их языком, потом жадно хватает всем ртом и сосет их, а я балдею от удовольствия. И ведь нежность, нежность лишь одна кругом разливается в тот самый миг на всей планете, а что может быть дороже нежности?
- Мать, да ты жила, как и все, где твой ум был тогда? Ты жила, как животное. Ох, как же гнусно ты жила!
- Слушай, иди на работу, не возьмут ведь! – орет на нее мать, - не лезь в мое прошлое! Елки-палки, не трогай его! Я слушала рок и думала, что любовь спасет мир. Читала Лири, Маккену. Верила в любовь.
         Дед читает книгу, смотрит на свои медали, набирает на компьютере свои воспоминания о той войне. Он считает, что запад уже мертв, что он воевал не зря, что победа будет глобальной. Солнечной. Никто не сможет идти против богатырей. Мы солнечный свет несем.