Моё воображаемое интервью с Чарльзом Буковски

                Виски, скачки и Шекспир.      

1992 год. Лето. Лос-Анджелес. Я захожу на территорию  ипподрома «Голливуд Парк». Несколько минут назад начались скачки,  и народу в зале и у касс практически не осталось. Практически. За барной стойкой сидит он. Несколько утомлённый, задумчивый, он тяжелым взглядом сверлит свой стакан с виски, в котором уже давно растаял лёд. Это было похоже на медитацию… на нирвану. Он пробыл в ней с минуту, а потом резко расправил плечи и моментально осушил содержимое стакана. И уже только после этого взглянул на меня.

- Добрый день, Мистер Буковски, спасибо, что согласились встретиться…
- Да-да-да, выпьешь?
- Нет, Спасибо.
- Что же, жаль. А я вот, пожалуй, выпью. Бармен, ну ка, сделай мне ещё двойного. А ты, давай не тушуйся. Меня всегда очень веселят интервью. Это как некая игра, в которую мы с тобой играем. Ты спрашиваешь - я отшучиваюсь. Ты снова спрашиваешь - я слегка привираю. И так до бесконечности. Надеюсь, ты будешь не хуже чем, этот пройдоха - Шон Пенн* ; (смеётся). А и вот ещё, давай без этих важных: «Мистер Буковски». А то я буду себя чувствовать, как тупой набитый сноб. А я таких, всю жизнь презирал.
- Хорошо. У меня, как у читателя ваших книг, складывается ощущение, что вы не особо любите жизнь, так ли это?
- Да, определенно. Я не люблю жизнь. Я её наблюдаю.
- Почему, Генри?
- А что именно прикажешь в ней любить. Большую часть моей жизни составляла работа, работа физическая, трудная, выматывающая, по 8 а то и 12 часов в сутки. И так почти у всех. Что же получается: 8 часов ты работаешь, ещё 8 часов спишь. А если от оставшихся  восьми, отнять время на покупку еды, попытки её приготовить,  ссоры с подружкой, драку с идиотом-соседом, уборку квартиру, и прочею чепуху, то выходит что на-настоящею, свободную жизнь у нас остаётся часа полтора – два. Поверь, я жил так, долго жил. Год за годом. И многие жили, живут и будут так жить.
- Но сейчас уже не так?
- Да, сейчас не так… Сейчас я могу проснуться утром, и не думать о том, что придётся срочно вскакивать и нестись рвать жилы, на очередной чертов завод, ради пары баксов на ужин, бутылку водки и рулона туалетной бумаги. Сейчас… Сейчас, я чертов известный писатель, «Мистер Буковски», так ведь? (Выпивает залпом виски, и тут же жестом просит бармена повторить)
-А как вы относитесь к своей славе и вашему образу, созданному журналистами и критиками?
- Слава - это последняя вещь, которая меня заботит. Знаешь, как меня тошнит, когда в каком-нибудь баре ко мне подсядет непонятный хрен и начнёт втирать, какой я отличный человек, и что он прочёл все мои книги, и просто в восторге от моего творчества. Складывается ощущение, будто покупая мои книги, они покупают и меня. И имеют право хлопать меня по спине с возгласами: «Буковски – мужик», советовать мне что-то, или рассказывать историю своей тупой никчемной жизни. Шлюхой себя чувствую в такие минуты. Руки бы им всем переломать. А что касается образа. Журналисты любят преувеличивать. Да, я пил все что горит, спал со всем что шевелилось, хотя с тем что не шевелилось тоже спал (смеётся), и пытался набить морду, каждому забулдыге, что посмел бы на меня косо посмотреть. Всё это было. Но так давно. Лет 30 назад. Посмотри на меня. Я уже совсем другой. Я-старик.
- Вас часто называют женоненавистником, как по-вашему, обоснованно ли это?
- (Чиркает спичкой, и прикуривает сигарету) Женщины - это огромная часть моей жизни. Наравне с работой и алкоголем, пожалуй. Я с ними спал, дрался, пил, ругался, временами жил, ездил на скачки, снова спал. Я бы не смог без них. Пускай они высасывали из меня все нервы и деньги, я любил каждую из них, хотя бы десять минут, но любил. (Замолкает. Делает глубокую затяжку.)
А на счёт женоненавистничества… Знаешь я привык слышать в свой адрес: «Буковски грязная свинья», «Буковски не уважает женщин», но это глупо. Я привык говорить то, что думаю, говорить правду. Не важно, о ком. Будь то президент, старик, ребенок или женщина.
- А каковы ваши предпочтения в литературе, и что бы вы могли сказать о современных авторах?
-О, про современных, можешь меня даже не спрашивать. Я перестал их читать очень давно. Не стоит тратить на них время… они так же пусты и убоги, как и их произведения. Ну а если говорить о литературе в общем… да я, как и все, изучал Достоевского, Чехова,  Дрейзера и Хеменгуэя…  толку разглагольствовать об их талантах, в учебниках им и так уделено достаточно места. Но вот к Шекспиру у меня особое отношение. Меня аж тошнит, как только про него вспомню. Меня тошнит от его стишков, сонетов, пьесок; тошнит от этого всемирного культа имени Шекспира. Это какой то нездоровый фанатизм. Чертова болезнь, которой заразили всех сраные снобы. Вот, к примеру, ты можешь сказать: « Этот парень никудышный актёр, или политик», ты можешь даже обложить матом президента или родную мать, но ты не посмеешь даже заикнуться о том что: «Шекспир – отстой», иначе тебя признают духовно неполноценным человеком – отбросом. Ты не имеешь права покушаться на святое, а если вздумаешь, то тебя загрызёт эта тупая масса верных «ценителей прекрасного».  (Улыбается, и тут же прикуривает вторую сигарету)
- Не могу не спросить вас про алкоголь, какую роль он играл и играет в вашей жизни и в процессе творчества?
- Знаешь, алкоголь для многих может стать большой проблемой, некотрых он в буквальном смысле разрушает. Но это не про меня. Мне алкоголь, в первую очередь, помог выжить. Когда живешь на самом дне…живёшь долго… алкоголь это твой единственный способ выбраться, хоть на пару часов из этого ада. Кроме того алкоголь, раскрепощал не только мои руки, но и мои мозги. Я никогда не садился за печатную машинку без  бутылочки – другой вина.
- Именно поэтому, герои ваших книг тоже любят изрядно выпить?
-Нет… просто в том мире, в котором жил я, выпивали все. Без этого никуда.
- Вы всё так же часто посещаете ипподром. От куда такая любовь к скачкам?
- Изначально,  я хотел бросить пить, и поэтому заменил алкоголь скачками. Но в итоге я напивался и приходил на скачки (смёется). Так же это был неплохой способ заработать. Я чувствовал лошадей, и знал когда и на какую ставить. В итоге лошади ни раз обеспечивали мне сытный ужин и полный бак бензина(улыбается). А сейчас, для меня, ипподром это место где я могу отдохнуть. Послать все заботы к чёртовой матери и просто побыть собой. Здесь только я и лошади…
- Вернёмся к литературе, У вас есть любимая книга среди своих?
- Нет, любимая всегда та, что последняя.
- Какие у вас планы на будущее, собираетесь ли приступать к новой книге?
- Да, ведь я не могу не писать. Как только я остановлюсь, я умру. 
- Огромное спасибо, за интервью, Чарльз, было приятно поговорить
 Я жму ему руку, соскакиваю со стула и ухожу. А он так и остаётся сидеть за барной стойкой. Кажется, что он и не заметил, что я ушёл. Сигарета в его руке уже давно потухла. Стакан опустел. Но он не видит этого. Он уже целиком в себе. В своём прошлом. В своих воспоминаниях.

*Речь идёт об интервью «Вино с яйцами» Чарльза Буковски актёру Шону Пенну для журнала «Interview» сентябрь 1987 год