Когда я буду старым

Когда я буду старым и когда ко мне придет мой 16-летний внук с жалобами на говнюков-родителей, на несчастную любовь или на жизнь вообще, я усажу его рядом с собою перед камином, я плесну ему вискаря (не говори маме) и скажу приблизительно так:

— Понимаешь ли, дружок. Если взять необходимый медицинский инструмент и вскрыть человеку череп, то мы обнаружим там осьминога.

— Разве не мозги? — неуверенно спросит внук.

— Не перебивай старших. Мы обнаружим там осьминога о трёх щупальцах. И называются эти щупальца...

— Вера, Надежда, Любовь?

— ***в как дров. Называются они Личное, Общественное и Абстрактное. У разных осьминогов (т.е. у людей) эти щупальца разной длины — у кого-то одно длиннее, у кого-то другое. Обычно у большинства людей от природы наиболее развито первое щупальце, которое личное. Это щупальце ответственно за удовлетворение всех физических необходимостей, т.е за прокорм, за общую безопасность тушки, за «крышу над головой», за найти поебаться и многое другое. Пронырливым угрём скользит это щупальце тут и там в процессе жизни индивида, постоянно тестируя окрестности на предмет где лучше, теплее, сытнее. По ходу деятельности щупальце иногда душит своих конкурентов — чьи-то менее мясистые, а потому менее удачливые личные щупальца — и это называется естественным отбором.

— А это хорошо или плохо?

— Это никак, это диалектика. Далее, человеку дано общественное щупальце. От природы оно развито не столь сильно, как личное, но всё же достаточно, чтобы проявлять некоторую врожденную, базовую активность — как, например, собраться в стаю и забить насмерть слабейшего, чтоб сожрать его кусок хлеба. Или подписаться в контракт «один за всех, все за одного» — очень помогает в общении за пределами стаи. Нетрудно заметить, что базовая активность общественного щупальца продиктована врожденным стремлением к физическому комфорту, т.е. само оно изначально как бы является дочерним органом личного щупальца. Однако, по мере приобщения молодого человека к цивилизованной жизни социум вешает на его общественный хобот гражданские, конфессиональные и прочие долги, далекие от долга собственному животу, и вот уже (в наихудшем варианте) человек начинает терзаться тем, что спит спокойно, в то время как; и вот он уже встает на защиту тех, кто; и вот он уже готов умереть за. В более легких случаях это выбор пепси вслед за новым поколением. Так или иначе, в наше время практически невозможно сыскать неидеологизированного человека, причем общественные идеологии разнолики как само общество и подчас трудноразличимы как таковые. Одна из таких скрытых самодвижущихся идеологий — идеология «не ударить перед стаей рылом в грязь», не дающая Васе почувствовать себя человеком пока он не пересядет из девятки в фолькс, а Пете — из фолькса в мерс; процесс погони неостановим и вечен.

— А это хорошо или плохо?

— Я бы сказал, что это хорошо. Это та самая избыточная диалектика, что делает мир тем, что он есть. С банкоматами, пицца-хатами и прочими удобствами. Если бы человек был ограничен в своих потребностях минимальным физическим достатком, не исключено, что мы до сих пор сидели бы в пещерах. Всевозможные социальные заморочки на самом деле толкают прогресс, поэтому роль общественного щупальца велика. Но.

— Что но, дедушка?

— Но не нужно позволять им дрочить его. Ты понимаешь, о чем я? Взгляни на разных там павших героев с надроченным чувством революционного долга, взгляни на какого-нибудь там Щорса или Лазо. Они были героями ровно семьдесят лет, пока один лысый *** и всенародная тоска по колбасе не сделали их в одночасье мудаками, сложившими свои тупые головы за то, что принесло России столько зла. Хотел бы ты уйти в небытие, лишившись разом всех своих мальчишеских радостей — попить в подворотне пивка, послушать Курта Кобейна, потрогать Машку за ляжку — только потому, что какой-нибудь ньюсмейкер у власти в очередной раз провозвестил о новых светлых идеалах, за которые надо бы сложить голову?
 
— Нет!

— Ну, я надеюсь. Не давай им дрочить твое общественное щупальце, внучок, и будь осторожен: пидоры часто жонглируют такими освященными словами как Родина, Отчизна, Отцы, Деды и проч. Сумей распознать за блеском фанфар корыстное дерьмо, сумей...

— Да я всё понял, дед. Ну а третье щупальце, оно что?

— Опять перебиваешь старших? А третье щупальце дает благую возможность вознестись над суетой, над всем-всем-всем. Над фольксами, над мерсами, над машками, над ляжками. Над щорсами-***рсами. Над нашими привязанностями, над нашими зависимостями, над нашей ненавистью, над нашей любовью — над всем. Используя терминологию старины Канта, третье щупальце — трансцендентальное. Переступающее порог. Выходящее за пределы эмпирического. У большинства оно присутствует в рудиментарном, нефункциональном виде, и лишь у немногих головастиков вроде нас с тобой это щупальце развито в полной мере. Мало того — оно у нас подконтрольно. Ты пока ещё слишком молод, чтобы сознательно использовать его, но придёт время, и ты научишься махать им словно мечом, блестяще обороняясь от многой повседневной хуйни. Трансцендентальное щупальце схватит и зашвырнёт тебя в Космос Безусловного, и там, в ментальной прострации, ты вдруг увидишь мир почти таким, каков он есть: не Прекрасную Даму из класса и не себя отвергнутого у её ног, а два бессмысленных скопища гормонов; ты рассмеёшься над своей любовью к популяции дезоксирибонуклеиновых кислот по имени Ксюша. Ты вдруг увидишь в истинном свете бугая Славика, что дал тебе по шеям, и вдруг поймёшь, что это явление того же ранга, что и попасть под град; ты вспомнишь о планах мести и снова таки рассмеёшься: ведь это месть кирпичу, случайно упавшему тебе на голову. Ты...

— Дедуль. Извини, что перебиваю старших. А можно ещё вискарика?

— Вискарика? Ишь ты. На уж... Всё, больше не клянчь. И матери ни гу-гу, ясно?

— Как день!

Потом он уйдёт, мой шестнадцатилетний внук. А я, отчего-то слегка расстроенный, буду долго бродить по дому. Хандра будет всё усиливаться, и даже трансцендентальный взгляд на неё не поможет. Что ж. Лягу на кровать, возьму в руку личное щупальце. Не ***, нет. Мобильник.

— Чего делаешь? Приезжай, а?