Стиляги из Москвы

…Подзабытая страница из истории моего студенческого города: российский философ, писатель, священнослужитель Александр Мень был студентом Иркутского сельхоза...
    В 1955 году факультет охотоведения Московского пушно-мехового института «переехал» в Иркутск. В той московской группе учился и Мень. На факультете сохранились его зачётная книжка, докладные записки о нём и воспоминания друзей-однокурсников. «Осень обрушила на нас новость: наш московский пушно-меховой расформировали. Хрущёву подсказали бредовую идею отправлять институты на периферию – учиться надо якобы там, где будешь работать. От преподавателей, от библиотек, музеев, коллекций, учебных баз, традиций нас, охотоведов, перевели в Иркутский сельскозяйственный, где было охотоведческое отделение. Но нельзя сказать, что мы запаниковали. Сибирь! Байкал! Тайга! Охота! В августе 1955-го Иркутск встретил нас концертами Вертинского и Козина, изумительной резьбой деревянных наличников, сохранившимися бревенчатыми особняками Трубецкой и Волконской и древним красивым зданием института, на фронтоне которого проступала надписью «Сиропитательный дом госпожи Медведниковой»… Большинство поселилось в общежитии, Алик Мень снял комнату».
    Девушки сельхоза, пединститута и прочих женских учебных заведений не оставили москвичей без опеки. Разумеется, это не нравилось их юношам. Обиды выросли в ссоры. Весь год московские охотоведы кулаками отвоёвывали себе жизненное поле. И резвились, доставляя беспокойство деканату и кафедре политэкономии. «Мы задавали идиотские вопросы типа: есть ли на свете чёрт? Преподаватель лез на стену, что-то доказывал, объяснял, путался, а поняв насмешку, зверел. Кафедра политэкономии нас возненавидела».
    Полной неожиданностью для охотоведов стало отношение к ним горкома комсомола. Шёл обмен комсомольских билетов, а им не меняли, их объявили стилягами. Дело в том, что фасоны московских швейных фабрик сильно отличались от иркутских. «Наши парадные брюки, указали нам местные комсомольские вожаки, неприлично заужены. И фокстрот мы танцуем не так, а уж джаз с саксофоном – почти криминал, от него недалеко до измены Родине. Их бесило и наше щёлканье языком во время танца – получался звук пастушьего бича. Словом, внимание к нам было со всех сторон повышенным, и первый год в Иркутске мы без конца от кого-нибудь отбивались. Но в юном возрасте это было интересно. К тому же мы охотились, жили тайгой, упоительным Байкалом…».
    Чем в свободные часы увлекался Мень, никто не знал. А он читал, конспектировал, писал. Заканчивал свою книгу «Сын человеческий». Первая «ласточка» из КГБ прилетела весной. Охотоведов по одному, по очереди вызывали в деканат, где безликие неизвестные люди хотели выяснить подробности о Мене. Все студенты, как один, говорили: не имею понятия. Именно в те дни они узнали, что их товарищ связан с церковью глубже, чем обычный прихожанин. Решили единогласно: это его дело. К нему стали относиться даже теплее, и не потому, что он верующий, а потому, что умный, целеустремлённый. И родилось общее желание прикрыть от опасности – к той поре охотоведы плотно сдружились. Он не проповедовал религию среди студентов, но уже не скрывал своей веры. В церковь с охотфака пошёл и Глеб Якунин, другие остались атеистами.
    Когда все они заканчивали 4-й курс, на Иркутскую пушно-меховую фабрику прибыли студентки-практикантки из столицы – те, у кого раньше в Москве была любовь с охотоведами. К Александру Меню приехала Наталья Григоренко. Вскоре они обвенчались, а через год у них родилась дочь. Наталья жила у родителей под Москвой, а Александр ещё учился в Иркутске.
    Его «прижали» на 5-м курсе. Для своей 6-месячной практики он выбрал Подмосковье, пожелав быть рядом с женой. Опоздал на три дня, деканат потребовал объяснений. Опоздавших на две недели никто не заметил.
    Наступила пора экзаменов. Завалить Меня преподаватели охотфака отказались. Эту работу выполняла кафедра политэкономии. «Валили всем дружным коллективом – ничего не вышло. Алик знал больше, чем они вместе взятые. Члены комиссии выглядели дураками. Ему натянули «тройку», а  значит – допустили к госэкзаменам. Мы ликовали», - это опять из дневников друзей. Вот тогда-то и вытащили на свет его объяснительную записку об опоздании с практики. Декан подписал резолюцию: «Учитывая низкую учебную дисциплину на 5-м курсе, в которой немалую роль играют студенты, подобные Меню, считаю необходимым поставить вопрос об отчислении его из ИСХИ». И ректор вынес вердикт: «Считаю невозможным дальнейшее пребывание товарища Меня в числе студентов института». Его исключили. Друзья скандалили, доказывали – их не слушали. "Теперь-то, много лет спустя, мы понимаем, что декан и ректор отнюдь не были кровожадны. Им приказали – они нашли способ… Алик уехал в Москву... А мы повзрослели, давили нас уже по-взрослому".
    Как Александр Мень служил сельским священником, как вырос в знаковую фигуру – об этом написано и рассказано. А для студентов-охотоведов он остался другом, родным человеком Аликом.