Изгой. Глава 13

Глава 13

      Они сидели на веранде и пили чай с клубничным вареньем из старинных фарфоровых чашек, и старик время от времени бросал на Егора быстрые настороженные взгляды. Егор молчал…

      - Эх, молодой человек, - старик первым не выдержал пытки молчанием. – Когда-нибудь вы поймете, что книжное дело - это нечто вроде сообщества отверженных. У нас свои правила и свой замкнутый мирок, куда очень трудно проникнуть непосвященному.

      - Я уже понял это! – Егор отставил чашку. – Здесь свои ангелы и свои химеры.

      Он вдруг подумал, что старый букинист в широкой фланелевой толстовке с капюшоном, пурпурного цвета, напоминающей погребальную мантию, являет нечто среднее между Хароном и средневековым библиотекарем. Старик будто сошел со страниц романа Кондрата Федорова…
 
      День обещал быть жарким: облака сползли с неба на землю, и широкая деревенская улица плавились в горячем тумане. Надвигающаяся осень накрыла деревню цветастым  одеялом сухой листвы, которая, шурша под легким ветерком, змеей вилась по улице. В знойном мареве смутно лиловел недалекий сосновый бор…

      Егор откинулся на спинку деревянного кресла и прикрыл глаза. Ему почему-то стало неловко перед стариком-букинистом, и он уже сожалел о том, что побеспокоил его. Он не сомневался, что раскрыл тайну до конца, но приехал, чтобы получить подтверждение. Зачем? Ведь всякая тайна стоит ровно столько, сколько тот, от кого ее скрывают. А Егор с пылом, свойственным молодости, не сомневался в том, что знает себе цену.

      Он хотел, было, встать и откланяться, но старик вдруг сам продолжил разговор.

      - Почти все книги погибли в огне, - глубоко вздохнув, старик добровольно бросился в омут. - К счастью, или на беду, секретарша Износова, услышав о странном предложении незнакомца, заподозрила неладное и на свой страх и риск забрала со склада по несколько экземпляров каждого романа Кондрата Федорова и унесла домой. Это она вела переписку с писателем, и за столько лет они волей-неволей сдружились. Полагаю, что она  читала романы Федорова, и они произвели на нее неизгладимое впечатление, наложив отпечаток  романтизма и на личность автора, который романтиком нисколько не являлся.
 
      - Вы знаете такие подробности… - произнес Егор. - Похоже, что вы были знакомы с нею.

      По лицу Анатолия Игнатьевича скользнула улыбка…

      - Нет, что вы, Егор! Мне не довелось узнать ее, я родился значительно позже. Но она была моей прабабушкой, и я смог прочесть ее дневники уже после ее смерти.

      - Я так и знал, что вы каким-то образом причастны к Федорову. Но не думал, что вы стояли так близко.

      Повисла напряженная пауза. Егора мучили сомнения, - чем больше он узнавал обо всей этой истории, тем менее уверенно себя чувствовал. Но все же сказал:

      - Насколько я знаю, родители Федорова фактически не жили вместе в последние годы. Что-нибудь известно об их судьбе?
 
      Старик тяжело вздохнул:

      - Родители Федорова разошлись. Мать нашла в себе силы, не без влияния сына конечно, и уехала из Пятигорска в Питер, на свою родину. И там снова вышла замуж. А с отцом, который буквально терроризировал семью, насколько мне известно, Федоров после отъезда из Пятигорска вообще не общался. Кстати, Федоров – фамилия, взятая от матери. Фамилия отца – Серебровский.

      - Мне известно об этом, - кивнул Егор. – От Черняка…

      Старик вздрогнул.

      - Люди любят усложнять себе жизнь, будто она и без того недостаточно сложна! – произнес он. – Зачем вам все это, Егор?

      - А могло ли случиться так, что Федоров попытался увидеться с вашей прабабушкой, раз уж у них завязалась дружба? – Егор не ответил на вопрос старика. Он вдруг подумал, что и сам не знает на него ответа...

      Анатолий Игнатьевич горько усмехнулся:

      - Вижу, вы не успокоитесь, Егор! Ну-ну! Знаю, что прабабушка некоторое время жила с Федоровым, как тогда говорилось, во грехе. Надо сказать, что я видел ее портреты: она была редкой красавицей, из тех, кто разбивает сердца по пути в ближайшую продовольственную лавку.

       - Вы хотите сказать, что они были любовниками?

       - Господи, Егор, ну что вас все на бульварный роман тянет? Я ведь и сам я не без греха, как, думаю, и вы! Если когда-нибудь у вас будет дочь, а я такого счастья никому не пожелаю, хотите вы того или нет, рано или поздно она разобьет вам сердце…И это - закон жизни! Я всегда знал, что Кондрат Федоров, - мне плевать, гений он или неудачник, законченный негодяй, под стать своему отцу!

        - Быть может, вы ошибаетесь. Ведь Серебровский не был его отцом…

        Странно, но Анатолий Игнатьевич не удивился.

        - Я уже говорил вам, что читал дневники прабабушки. Она постоянно вспоминала о нем, хотя Федоров исчез из ее жизни и больше никогда не появился. Прабабушка вышла замуж, но счастье ее длилось недолго. Она закончила жизнь в точности так, как героиня "Изгоя" - скоротечная чахотка. Полгода — и ее не стало! И этого я Федорову никогда не прощу. Вы-то еще слишком молоды, а я знаю, как бывает больно от таких историй. Если хотите знать мое мнение, Федоров был сердцеед в самом плохом значении этого слова. И сердце моей прабабушки он унес с собой в могилу или в преисподнюю.
 
        - А что случилось с книгами, которые ваша прабабушка унесла со склада?

        - О, это долгая история, затянувшаяся не на один десяток лет. Когда прабабушка поняла, какой силы бомба попала ей в руки, она постаралась избавиться от книг. Но как только книга уходила в чужие руки, она тут же возвращалась обратно. И только моя дочь поняла, что книга не может быть отдана кому-либо, пока она не прочитана владельцем… От корки до корки… Но до сегодняшнего дня нам удалось избавиться от всех экземпляров. И я боялся, что вы приехали, чтобы вернуть нам ваши.

         - Нам? Кого вы имеете в виду? – Егор спросил, уже зная ответ на свой вопрос.

         - Нам! – ответил старик, искоса взглянув на Егора. – Вы ведь уже догадались, что Екатерина моя дочь. Отчество ее – следствие моего заключения в ведомство товарища Берии в 1947 году. Катеньке было в то время два года, и чтобы уберечь ее от помещения в детский дом, мои товарищи-книголюбы сменили ей и отчество и фамилию. Пять лет, пока я валил лес на Колыме, она жила у чужих людей.
 
         - Книги Федорова возвращались? Каким образом? Я не совсем понимаю…

         - Однажды ночью, через несколько дней после пожара на складе издательства, - Анатолий Игнатьевич явно пытался уйти от ответа, - прабабушка была очень испугана. Она написала Федорову, что кто-то преследует ее, и она боится, что Черняк может добраться до унесенных ею книг, чтобы их уничтожить. Она решила спрятать книги. Прабабушка приехала сюда, - тогда здесь стоял другой, каменный дом с большой библиотекой, и засунула книги подальше в лабиринт стеллажей, как прячут клад. И несколько месяцев не имела от писателя вестей, а книги остались пылиться здесь. Их совершенно случайно нашел мой дед – известный в Москве букинист, из-за которого, собственно, и возникли мои проблемы с НКВД…
 
         Старик вдруг замолчал, насупившись… Видимо, воспоминания о кабинетах Лубянки настигли его в самый неподходящий момент.

         - Вынужден прерваться, молодой человек. Что-то мне нехорошо…

         - Может, подать вам воды? – Егор не на шутку испугался. Ведь старику было много лет.

         - Давайте-ка лучше выйдем в сад. Я покажу вам мои деревья, которые я посадил еще тридцать лет назад!

Продолжение следует -