Золотые кресты

     ЧАСТЬ 1. ЧЕЛОВЕК ПО ПРОЗВИЩУ «РЫБНЫЙ ДРАКОН»
    

«Никто не знает: когда, где и кем было создано спецподразделение “Золотые кресты”, секретных агентов которого называли ещё “Солдатами Бога” и “Ангелами-хранителями человечества”.
     Говорят, они были красивы, как боги и знали секреты бессмертия и телепортации.
     Существуя в четырёх измерениях, они могли путешествовать во времени и воскресать после смерти.
     Это были добрые славные воины; об их доблестных подвигах существовало немало легенд и ходило множество самых разнообразных противоречивых слухов, потому что никто никогда не видел их воочию, а нехватка визуальной информации во все времена неизбежно порождала человеческие вымыслы и фантазии.
     Мне приходилось слышать эти истории и я делал вид, что с интересом слушаю, когда мне их рассказывали, хотя, конечно же, в это время думал о своём, вспоминая, как всё было на самом деле…»
    
     Человек по прозвищу «Рыбный Дракон»
    
    
    
    
    
     Глава 1. Джулия Г.
    
     Моё внимание всегда привлекали женщины с худым узким лицом и большими выразительными глазами. Те, у которых прямые плечи, миниатюрная грудь, узкие бёдра и плоский живот, потому что они постоянно втягивают его в себя, стараясь всегда быть стройными и подтянутыми.
     Помню, однажды мне досталась пассажирка именно такого типа и с такой внешностью...
     Мой ядерный вездеход совершал тогда дальнобойные рейсы в субэкваториальной зоне планеты земного типа и был единственным достаточно надёжным средством сообщения между научными базами колонистов-разведчиков — тремя разобщёнными островками человеческого присутствия в необъятном зелёном океане первобытных джунглей, флора и фауна которых до сих пор остаются для учёных-биологов загадкой номер один.
     Вышеупомянутая молодая и весьма привлекательная особа застала меня врасплох, внезапно появившись на пороге моего вверх дном перевёрнутого жилища, когда я, вытащив всё своё добро на середину комнаты, упаковывался в очередную поездку. Когда она вошла и увидела мой холостяцкий бардак, я испытал некоторую неловкость, но деваться от действительности было некуда, и я предложил ей присесть.
     Как и следовало ожидать в такой обстановке, девушка не закинула ногу на ногу и не развалилась в пыльном кресле, а, быстро окинув помещение недоумевающим брезгливым взглядом, села на самый краешек стула: ноги вместе, руки на коленях.
     Я обратил внимание на конверт у неё в руках…
     Это был приказ начальника базы доставить некую Джулию Г. в конечный пункт моего маршрута и, согласно этому приказу, она была обязана подчиняться мне на протяжении всего нашего пути.
     От такой неплохой новости у меня поднялось настроение…
    
     Для начала я вызвал по рации второго пилота — туго обтянутую одеждой, напоминающую ниже талии перевёрнутый тюльпан, полногрудую и толстогубую современную амазонку со странным взглядом, из самой первой партии и явно бывавшую в серьёзных переделках. Её звали Око. У неё была хорошая фигура, но перебита переносица, разорван рот и выбит правый глаз. Ей вставили искусственный глаз из чёрного алмаза, который, отправляясь в дальние поездки, она предусмотрительно прятала под чёрной пиратской повязкой, но с ним никогда не расставалась. Из-за этого глаза её и прозвали «Око Судьбы». Ну а те немногие, кому доводилось видеть эту женщину обнажённой, знали ещё, что досталось не только её лицу, но и телу, потому что однажды, когда плохо закрыли на ночь ворота, Око забодал местный «бык» (если только можно так назвать того рогатого агрессивного зверя), и она проползла, отбиваясь от него, несколько десятков метров, истекая кровью и волоча за собой внутренности; а в другой раз в лесу аборигены пригвоздили её за бока копьями к дереву недалеко от муравейника, и только чудо спасло её, потому что в обоих случаях помощь подоспела не сразу.
     У этой отчаянной сорвиголовы, как в компьютерной игре, были дополнительные жизни, и она их тратила, не задумываясь, сколько ещё таковых у неё осталось.
     Око вошла и «доложилась». Её стул был занят, и она села ко мне на колени. Джулия Г. с интересом рассматривала её — видно, ей никогда не приходилось видеть таких ярких личностей.
     — Иди с Око, — сказал я Джулии. — Она скажет тебе, что делать. Встречаемся у вездехода через пятнадцать минут.
    
     Ворота крайнего ангара были открыты. Я думал, что пришёл первым, но ошибся. Джулия вышла мне навстречу из тени на свет, как из-за угла.
     Было таинственно и тихо. Чужое небо ломилось от невообразимого количества холодно мерцающих звёзд, и Джулия, запрокинув голову и как бы подставляя лицо под звёздный дождь, долго не могла оторвать взгляда от умопомрачительного гигантского спирального водоворота наверху, от которого кружилась голова.
     В ангаре было «хоть глаза выколи», но ступеньки, ведущие вверх, светились в темноте фосфоресцирующим зеленоватым светом. Я поднялся по трапу и, открыв массивную железную дверь, вошёл внутрь машины.
     Я не стал включать освещение: в кабине было достаточно света от индикаторов и подсветки приборов. По радио передали время и погоду на завтра. Наступила полночь — мой час удачи.
     Я позвал Джулию, и она пришла. Играла тихая приятная музыка, в полуоткрытую дверь, шевеля занавеску у входа, задувал прохладный, пахнущий ночной свежестью, лёгкий ветерок.
     Я любил ночь за то, что она женского рода и что в это время больше пространства для моего «Я». Я предпочитал работать один, потому что присутствие других людей вносило хаос в строгий порядок моих мыслей, и я начинал хуже себя чувствовать и медленнее соображать. К Око это не относилось, поскольку она была из тех людей, которые никому не в тягость.
     Стоило мне только вспомнить о своей напарнице, как она была уже тут как тут, разгорячённая от быстрой ходьбы и немного запыхавшаяся от подъёма по лестнице.
     — Всё, поехали, — сказала она и, закрыв входную дверь, устало плюхнулась на своё место, словно испытывая его на прочность.
     Я включил один из прожекторов, и отчётливый острый конус яркого белого света ударил в темноту, как бы отодвинув её от нас на расстояние мощности действия луча. Я запустил двигатель, и сильная вибрация заставила нас сжать зубы, чтобы они не стучали. Выехав из ангара, я развернулся и направил свет на ворота, освещая их с излишней яркостью и ослепляя охранников. Ворота открылись, пропуская нас; наш гигантский механический жук с глазами прожекторов по всей спине, лазерными установками, пулемётом и циркулярными пилами со всех сторон, аккуратно выполз наружу и остановился перед плотной высокой стеной спящего леса.
     Ворота базы закрылись за нами, и мы остались один на один с дикой природой малоизученной, спящей сейчас планеты.
     Щёлкнув тумблером, я включил передние пилы, и они закрутились, как гироскопы, со свистом рассекая воздух и поднимая ветер. Я выдвинул их вперёд и дал малый ход. Мы ехали прямо на заросли. Стало темнее, над кабиной, как тучи, нависли густые кроны деревьев. Машину сильно тряхнуло, она дала крен в мою сторону и медленно поползла вперёд.
     Снаружи, казалось, бушевала буря. С пронзительным воем и скрежетом перемалываемые в труху стволы и ветки крупными хлопьями сыпались вниз, как снег, а их частично уцелевшие куски летели в лобовое стекло с такой силой, будто это были булыжники или кирпичи.
     С непривычки нашу пассажирку немного укачало, и она попросила меня остановиться. Я заглушил двигатель, не доехав буквально каких-нибудь ста метров до опушки леса.
     Око открыла Джулии дверь, и та вышла на балкончик подышать свежим воздухом, а мы, включив свет, сидели и ждали её.
     Через некоторое время Джулия, всё ещё бледная, но уже не больная, вернулась в кабину и, как ни в чём не бывало, заняла своё место с таким видом, словно ждали не её, а кого-то другого.
     Око подошла к двери, чтобы закрыть её… и неожиданно получила такой удар по скуле со стороны улицы, что, если бы не повязка, то её искусственный глаз, наверное, выскочил бы наружу.
     Отодвинув занавеску в сторону, в кабину боком протиснулась решительного вида женщина в лёгкой короткой накидке из позолоченной ткани. У неё были рыжие волосы и белая, как мрамор, кожа. В руках она держала какое-то оружие и смотрела на меня.
     Быстро нагнувшись, я выхватил из тайника под сиденьем тяжёлый металлический шарик и отработанным движением, почти без замаха, бросил его в просвечивающее сквозь накидку туловище. Я попал незваной гостье точно в солнечное сплетение, и она упала, как подкошенная. В следующее мгновение я был уже возле двери. Оказавшись в нужное время в нужном месте, я пинком распахнул дверь настежь, и тот, кто был за ней, получив по лбу, перелетел через перила и упал на землю с высоты второго этажа, а я, не теряя времени, быстро заперся изнутри.
     Око сидела, держась за щёку, и я попросил Джулию помочь мне как следует связать рыжую женщину.
     Я не видел, кого ударил дверью: человека или зверя, но у меня в тот момент возникло ощущение, что голова этого существа твёрже и тяжелее, чем моя собственная.
     Включив двигатель и пилы, я продолжал прорубаться через лес, на полной мощности проходя оставшиеся сто метров. Раньше в этом месте никогда не случалось ничего подобного, но ведь никто до этого и не останавливался здесь ночью, чтобы подышать.
     Я посмотрел на Джулию. Судя по её виду, её больше не укачивало — видно, сказалась экстремальная ситуация.
     Через некоторое время, застонав, очнулась наша пленница. Она начала что-то недовольно мычать, но руки у неё были связаны за спиной, а у Око свободны, и по этим двум причинам одной пришлось быстро успокоиться, а другую, остановив вездеход, я устал усмирять.
    
     Лес давно кончился, «лесопилку» больше включать не требовалось, местность стала ровной и, отдав управление второму пилоту, я смог, наконец, немного расслабиться.
     Джулия спала на моём плече, её волосы рассыпались по нему золотым эполетом. Я и не подозревал, что они на свету имеют такой золотистый оттенок.
     Мы ехали прямо на восток. Косые лучи низкого оранжевого светила слепили глаза. Наступило утро. Серый холодный пейзаж постепенно превращался в цветной, с каждым мгновением наращивая яркость и насыщенность цветов.
     День начинался как обычно. Это было красиво, но не интересно. Засыпая, я подумал о другом. Вокруг меня что-то затевалось. Хотелось бы узнать, что именно.
    
    
    
     Глава 2. Женщина по имени Жизнь
    
     Ближе к полудню мы решили, наконец, уделить внимание нашей пленнице и проявить кое-какую заботу о ней. Оказалось, что прошлой ночью на наш огонёк прилетела очень красивая «бабочка», и при дневном свете это стало ясно всем без исключения. Это была дикая красота, обнажённая и неприкрытая, родившаяся и выросшая в лесу, как редкий экзотический цветок — этакий крепкий коктейль из крови с молоком с привкусом дикого мёда.
     Она была дочь природы, но не примитивная туземка, а человек, равный нам по интеллекту и я, имея на этот счёт свои личные соображения, взял нож и собственноручно освободил пленницу, разрезав верёвки на её руках.
     Как только руки у неё стали свободны, женщина ткнула себя пальцем в грудь и назвала своё имя — Ева. Словами и жестами я дал ей понять, что она свободна, но красавица не хотела покидать нас, не предупредив о чём-то важном, а как это сделать, не знала. Я попробовал объясниться с ней на пальцах, но это мало что дало.
     И тут меня осенило. Я дал Еве карандаш и бумагу и она, обрадовавшись такому нехитрому выходу из положения, начала что-то быстро рисовать.
     Из её рисунков постепенно стало ясно, что за ней охотятся двуногие существа с головами, как мотоциклетные шлемы, круглыми светящимися глазами и хоботками, как у выхухолей, вместо носа. Они были верхом на животных, напоминающих коротконогих косолапых верблюдов, покрытых змеиной чешуёй, а сами в верхних четырёхпалых конечностях держали огнестрельное оружие.
    
     Вдребезги разлетелось лобовое стекло, осыпав нас с головы до ног ярким дождём колючих острых осколков и засыпав ими весь пол кабины. Секундой позже раздался отдалённый звук выстрела. Вторая пуля ударила в приборный щиток, третья разбила зеркало заднего обзора. Несмотря на то, что мы остановились на открытой местности посередине высохшего озера, кто-то сумел застать нас врасплох.
     Женщины, как по команде, присели и спрятались за спинки сидений, когда нас начали обстреливать, а я, пробравшись к рычагам управления, завёл машину и начал выруливать из самого глубокого места бывшего водоёма. Око попробовала закрыть дверь, и с третьей попытки у неё это получилось. Две пули просвистели возле её головы, пока она это делала.
     Я оглянулся назад. Около пятидесяти всадников, таких, каких рисовала мне Ева, догоняли нас, окружая полукольцом и не переставая палить из своих дьявольских ружей. Я не знаю, что у них были за пули, но они запросто пробивали броню вездехода.
     Моя нога изо всех сил давила на газ, машина прыгала на скорости, как лягушка, отбивая внутренности себе и пассажирам, а пули пока пролетали мимо, но так близко, что, казалось, очерчивали мой силуэт, и я удивлялся про себя, как мне до сих пор не отстрелили уши.
     Не вставая с колен, Джулия и Ева легли грудью на сиденья и не поднимали голов, считая диафрагмой все кочки и выбоины, по которым мы неслись не разбирая дороги. Их задницы, наверное, замёрзли от ветра, потому что лобового стекла не было, а сопротивление воздуха было сильным.
     Наверху затарахтел пулемёт — наше единственное спасение в данной ситуации. Значит, Око была жива, а то я уже начал думать, что её убили. Слишком долго она молчала.
     Первая же её очередь, проведя пыльную черту на всю ширину строя преследователей, перечеркнула их первоначальный успех. С жалобными воплями существа, кувыркаясь, слетали со спин своих животных или падали вместе с ними, поднимая целые облака пыли, которые скрывали подробности их гибели, но не могли заглушить душераздирающих воплей всадников и глухого, полного ужаса рёва их неуклюжей скотины.
     Око Судьбы никого не щадила и патронов не жалела.
    
     Око перебила их почти всех, а те немногие, что уцелели, рассеялись по сторонам и отстали, дав напоследок нам вдогонку залп из ружей.
     Их пули пролетели мимо, кроме одной.
     Око пришла в кабину и сразу села. Она была без повязки и бледнее обычного, а её немигающий искусственный глаз придавал ей сходство с трупом. Я сразу понял, что она тяжело ранена.
     У меня на лбу выступила испарина и похолодело внутри. Сердце гулко забилось, падая вниз в бездонном вакууме, образовавшемся в левой части моей грудной клетки.
     До базы оставалось уже рукой подать, она вот-вот уже должна была появиться на горизонте.
     «Только бы успеть туда вовремя», — думал я, идя на предельной скорости и задыхаясь от напора воздуха, ставшего без лобового стекла сильным встречным ветром.
     Око хрипло стонала и просила пить. Джулия и Ева, обе бледные, но без паники, хлопотали над ней с двух сторон, приподняв окровавленную рубашку с просветами дыр и вытирая на теле кровь вокруг пулевой раны в левом боку.
     Я, наверное, согнул педаль газа и промял под ней лист железа — так давил, не контролируя усилий, пока, наконец, не влетел в заранее открытые ворота базы и не затормозил с разворотом, подняв целый столб пыли, напротив подъезда реанимации.
    
     Проводив второго пилота до дверей операционной, мы с Джулией возвращались к вездеходу, где на свой страх и риск я оставил Еву.
     Идти пришлось вдоль длинного одноэтажного здания, мимо общественной курилки, где сидело несколько невзрачных людей в одинаковой одежде.
     Я не посчитал нужным оглянуться, когда позади нас оживлённо загалдели и запричмокивали губами и языками, относительно фигуры моей спутницы, потому что никогда не был подвержен стадному инстинкту в обсуждении вещей подобного рода, и у меня с этими людьми не было ничего общего. Однако когда экземпляр белой круглой гальки угодил Джулии в область заднего кармана брюк с такой силой, что она подпрыгнула от боли и на глазах у неё выступили слёзы, я резко развернулся на сто восемьдесят градусов.
     В курилке сидели четверо парней и ухмылялись, сдерживая смех.
     — Извини, человечище. Не рассчитал силу — больно я здоровый, — сказал самый крупный из них, рыжий и мордастый. Он развёл руками. — Шучу, как умею. Я весёлый по натуре.
     — Тогда научись шутить получше. — Я повернулся, чтобы уйти, но другой камешек до слёз больно стукнул меня по макушке, и я краем глаза видел, как он отскочил от моей головы.
     Главный шутник опять развёл руками.
     — Не получается что-то сегодня, — сообщил он мне, сокрушённо вздыхая, продолжая издеваться надо мной. Ему явно было интересно, чем закончатся наши с ним взаимоотношения.
     Я посмотрел на свои руки. Они ещё не были толком отмыты от запёкшейся крови Око. Джулия хотела было меня остановить, но не решилась.
     Хлопнула брючина и, получив ногой в конопатое лицо, рыжий задира взмахнул руками и упал с лавки в пыль, шлёпнувшись на спину, как мешок с цементом. Остальные трое, все разом, вскочили на ноги. Ближайшего ко мне я, не раздумывая, ударил в пах, а двое других отпрыгнули в разные стороны и приняли боевые стойки. Быстро нагнувшись, я набрал полные пригоршни песка, чтобы запорошить им глаза, но тут один из них вытянул вперёд руку с открытой ладонью и резким окриком остановил другого.
     Я ждал, что будет дальше. Мой песок сыпался сквозь пальцы тонкими струйками, как в песочных часах, а Джулия, спрятавшись за моей не очень широкой спиной, взволнованно дышала мне за воротник, и мне казалось, что я слышу, как бьётся её сердце.
     Тем временем здоровый рыжий парень поднялся с земли, отряхнулся одной рукой и вытер чистой ладонью кровь с разбитых губ и подбородка. Он был выше меня, как минимум, на голову и раза в полтора шире.
     — Билл Джонсон, — представился он. — Подразделение «Боевые слоны». А это, — он кивком головы указал на невысокого человека с соломенными волосами, — Росс из «Группы № 1». Он хотел проверить, в хорошей ли ты форме, потому что кое-кто имеет на тебя зуб, а ещё кое-кто — некоторые виды. Там, — Билл показал туда, где один человек до сих пор стоял, согнувшись, а другой поддерживал его за локоть, — тот, что стоит прямо — Том Уильямс, а рядом…
     — Мне очень жаль, перебил я Билла, — что пришлось бить по…
     — Понимаешь, — в свою очередь перебил меня Билл и отвернулся, пряча улыбку. Он замолчал, будто собираясь чихнуть, а на самом деле, чтобы не рассмеяться. — Ты не отбил никому «то», что думаешь, — продолжал он, глядя в сторону, — потому что «их» у неё нет, как, впрочем, и грудей. Только последнего я тебе не говорил.
     Он посмотрел мне в глаза и лукаво усмехнулся, как бы ожидая мою реакцию.
     — Это наша Ингрид по кличке «Тевтонец». Она считает, что дерётся не хуже мужика, но, надеюсь, сегодняшний инцидент лишит её излишней самоуверенности.
    
     Получив приказ продолжать движение без второго пилота, я, с помощью Джулии и Евы, в течение дня замазал специальным составом дырки от пуль и вставил новое лобовое стекло. А после этого мы рано легли спать, чтобы на рассвете отправиться в путь.
    
    
    
     Глава 3. Тираннозавр-мутант
    
     Всю первую половину дня мы пересекали открытое каменистое пространство с очень неровной поверхностью, и всё это время у нас было ощущение, что мы едем то вверх, то вниз по огромным полуразрушенным ступеням бесконечной лестницы шириной от горизонта до горизонта.
     Во второй половине дня на горизонте показался лес, а вечером мы подъехали к его опушке.
     Глядя на красивый закат, я подумал, как там сейчас Око, и почему-то вспомнил Ингрид и слова Билла, что «кое-кто» имеет на меня «кое-какие» виды.
    
     Взрыв в кабине вернул меня к действительности. Мозги Евы забрызгали бы лобовое стекло, чуть позже осыпавшееся нам под ноги, если бы она в тот момент не нагнулась почесать пятку, низко опустив голову. Я тут же резко затормозил и вырулил влево, чтобы не врезаться в толстое дерево. Машину боком вынесло на середину большой поляны и развернуло почти на сто восемьдесят градусов.
     Высокие длинноволосые, длинноногие женщины в набедренных повязках побросали копья, и бросились врассыпную, но не всем им удалось убежать. Одну из них ударило вездеходом, и у неё раскололся череп, другая попала под гусеницу, и её размазало по земле.
     Пока Джулия и Ева вылезали из-под сидений, куда они свалились в момент торможения, я бросился к огнетушителю, поскольку кабина быстро наполнялась едким удушливым дымом с чёрной густой копотью, а от огня, охватившего занавеску у двери и жадно лижущего горючую облицовку стен, становилось нестерпимо горячо.
     Из леса выскочили вернувшиеся «длинноногие». Одна из них метнула копьё, которое, влетев в кабину через открытое окно, едва не задело шею Джулии.
     Подняв с пола это копьё, Ева хотела метнуть его обратно, но она слишком сильно высунулась из окна и её подняли на рогатины, поддев снизу под рёбра.
     Пожар в кабине набирал силу, и наши с Джулией жизни висели сейчас на волоске. Теснимые огнём, мы с ней отступали к окну, где нас ожидала бы незавидная участь Евы. Но один шанс у нас был, и упускать его было нельзя.
     Поймав на лету копьё, которое в меня метнули, я сквозь пламя дотянулся им до системы аварийного пожаротушения и, проткнув ставшее мягким от высокой температуры стекло, успел нажать на нужную кнопку раньше, чем она расплавилась.
     Раздавшееся снаружи громкое шипение и испуганные крики разбегающихся «длинноногих» прозвучали для меня сигналом к действию. Схватив Джулию в охапку, я подтащил её к окну и, что есть силы, швырнул в середину ближайшего куста, затем прыгнул сам. Густая желтоватая пена с резким запахом, быстро увеличиваясь в объёме, обволакивала вездеход, образуя вокруг него воздухонепроницаемый кокон, внутри которого осталось всё, что связывало нас с цивилизованным миром.
     Видя, что я один и без оружия, женщины положили копья на землю и окружили меня плотным кольцом, так что я, беспрестанно озираясь, был вынужден, не останавливаясь, кружиться на месте, чтобы не подпустить к себе никого сзади. Настраиваясь на рукопашный бой, я подумал, как непросто будет этим злым самкам взять меня голыми руками. Это могло бы быть интересно, если бы не было смертельно опасно. Мы продолжали кружиться по поляне, но никто из них не лез на рожон, а я выжидал.
     Пока другие отвлекали моё внимание, рослая «длинноногая», едва видимая боковым зрением, на цыпочках подкрадывалась сзади, готовясь схватить меня. Угадав, где она находится, я сделал полшага в сторону и резко ударил локтем назад: прямо в её незащищённую печень. Поймав согнувшуюся женщину за голову, я тут же зажал её упругую шею между локтевым сгибом и подмышкой, и мог теперь в любой момент, поворотом локтя и корпуса, одним сильным движением сместить ей шейные позвонки.
     Поставив заложницу на колени, я жестами показал её остолбеневшим соплеменницам, что если они сдвинутся с места, мне придётся сломать ей шею. Они подчинились, но всё равно это был не выход из создавшегося положения, и я только тянул время, не зная, что делать дальше.
     Оглушительный жуткий рёв, напоминающий взрыв авиабомбы, казалось, встряхнул воздух вместе с листвой деревьев, и я даже не понял, с какой именно стороны он раздался, поскольку он шёл отовсюду, со всех направлений, и от этого ужасного звука замирало сердце и слабели ноги.
     Едва услышав его, «длинноногие» с криками бросились бежать, сверкая в зеленоватом аквариумном полусумраке леса голыми частями ловких стремительных тел. Все, кроме одной, которую я машинально продолжал держать.
     Совсем рядом раздался треск ломающейся древесины и, чуть позже, звук упавшего дерева.
     Оставив мою бывшую заложницу стоять на коленях, я вытащил Джулию из куста и, крепко взяв за руку, потащил за собой, не обращая внимания на её жалобы относительно того, что я так вывихну ей плечо.
     Секундой позже с места, где мы только что находились, раздался истошный визг той, кого мы там оставили. Отбежав ещё немного, мы с Джулией остановились и оглянулись.
     Очень крупный Tyrannosaurus rex с лишней парой задних конечностей, протянув неестественно длинную и мощную для своего рода конечность переднюю (вместо положенного рудимента), с глухим урчанием схватил несчастную женщину поперёк туловища и, подняв её на высоту своего более чем шестиметрового роста, оглушительно рыгнул. Он держал жертву, как держат рюмку, провозглашая тост… и в этом необычном ящере было что-то от насекомого богомола.
     Задыхаясь и корчась от боли, полузадушенная «длинноногая» вяло шевелилась в тисках железной хватки передней лапы динозавра, широко раскрывая рот и отворачиваясь от его жуткой морды, пока не хрустнула её грудная клетка и острый кривой коготь размером с рог дикого быка, впившись в тело, не вспорол ей живот. Её кишки выскочили наружу, как вишнёвая косточка из пальцев и, размотавшись, раскачиваясь, повисли на лапе и морде чудовища.
     Зверь раздавил живого человека, как спелую ягоду, брызнувшую во все стороны красным соком и, заревев, бросил добычу себе в пасть. Перехватив челюстями поперёк туловища, он стал с аппетитом жевать её, с хрустом дробя кости и по частям заглатывая. Это было отвратительное зрелище, и я видел такое впервые.
     Джулию вырвало на мои ботинки, и она резко присела, как пьяная. Несколько вынужденных крепких пощёчин предотвратили её обморок, но она была в шоке и ничего не соображала. Поэтому, почти волоком, я стащил её в размытый дождём овражек, прямо за ближайшими кустами и по этому овражку мы с ней ушли подальше от страшного места.
     «Одной порции» тираннозавру было мало, но уже начинало темнеть и его шансы поймать ещё кого-нибудь уменьшались с наступлением темноты. Голоса «длинноногих» постепенно затихали и удалялись, и скоро мы остались одни в чаще леса.
     К этому времени стало так темно, что, держась за руки, мы не видели друг друга.
    
    
    
     Глава 4. «Пир во время чумы»
    
     Темнота была непроницаема, словно чёрная повязка на глазах. Нащупав под собой достаточно ровную площадку, поросшую мягкой густой травой, мы сели спина к спине и, вытянув гудящие от усталости ноги, молча сидели в темноте, причём было всё равно, открыты глаза или нет — видимость была одинаковая: нулевая.
     Хотелось есть и пить. В горле пересохло до першения, а в животах урчало так, будто там вхолостую работали две стиральные машины с разными моторами.
     Ночное светило, взойдя над лесом в своё положенное время, осветило большую круглую поляну с двумя сидящими человеческими фигурами в центре. Это были мы. Я встал сам, помог встать Джулии, и мы с ней размяли затёкшие без движения ноги и растёрли остывшие от долгого сидения на влажной земле отсыревшие холодные зады.
     Моя спутница ни о чём меня не спрашивала, и я был благодарен ей за то, что она избавила меня от объяснений, насколько мало у нас шансов на спасение.
     Подойдя ко мне вплотную и всё это время касаясь меня животом, Джулия подняла свои большие, сверкающие белками глаза навстречу моему лицу и, глядя на меня в упор, ждала от меня ответных действий, а я медлил.
     В молочном свете ночного светила, блики на её волосах казались серебряными, а отражённые в глубине глаз маленькие полумесяцы придавали её упорному взгляду выражение стального блеска кривых мечей, остриями приставленных к моему сердцу, которое билось, раня себя о них.
     — Я хочу «пир во время чумы», — сказала Джулия, коснувшись моей грудной клетки твёрдыми горошинами острых сосков и, продолжая напирать на меня точкой Тань Тьен, совершила рукой манипуляцию, как с медными массажными шарами.
     От её «моря дыхания» я почувствовал себя покачивающимся на волнах, а ловкость рук у неё была не хуже, чем у фокусника.
     Опустившись на колени, Джулия, не спеша, расстегнула мои брюки, и я даже не заметил, когда она сама успела раздеться.
     — Постели одежду на землю, — попросила она, стоя передо мной совершенно голой, зябко поёживаясь и нетерпеливо топчась на месте. — Быстрее, мне холодно. Иди ко мне, — Джулия легла на спину и протянула мне обе руки.
     Я склонился над ней, встав на четвереньки, а она, обхватив меня за шею, притянула мою голову к своей груди.
     Я не раз целовал её грудь в моих мечтах и теперь, делая это наяву, сравнивал про себя ощущения — предполагаемые и действительные. Отражённый свет ночного светила лежал на земле и на нас, сверкая, как иней, и бледное лицо Джулии с закрытыми глазами выглядело в этом свете холодной фарфоровой маской с застывшим выражением счастья на ней.
     Вспышка молнии осветила поляну вместе с нами так ярко, что стали различимы каждая травинка и каждый волосок на теле, а от первого удара грома у меня чуть не лопнули барабанные перепонки.
     На какое-то время мы ослепли и оглохли, и в таком состоянии испытали самый лучший в жизни оргазм, необузданный, как разбушевавшаяся вокруг нас природа.
     После этого вспышки молний, мигая, как гигантская сверхмощная цветомузыка, уже не останавливались ни на секунду, танцуя свой бело-голубой танец на фоне чёрной ночи. Пейзажи менялись как слайды, высвечиваемые каждый раз с новых позиций и сразу из нескольких разных мест.
     Это была самая грандиозная игра света и тени, какую мне когда-либо приходилось видеть в жизни. Удары грома как будто вбивали нас в землю гигантским мягким молотком, для которого мы были слишком малы, чтобы он мог причинить нам какой-либо вред, но сила этих безобидных ударов была такова, что мы невольно вздрагивали вместе с воздухом и почвой.
     Ливень обрушился на лес оглушительным водопадом площадью в целое небо, будто кто-то зачерпнул море воды и разом вылил его на землю.
     Буквально расстрелянные крупными, тяжёлыми, с силой бьющими по голым телам каплями дождя, мы моментально вскочили на ноги и, схватив одежду в охапку, побежали под густую крону ближайшего раскидистого дерева. Там тоже капало, но не так, как на открытом месте, где можно было захлебнуться и утонуть.
     Вода поднялась уже до щиколоток и всё ещё прибывала; по земле текли целые мутные реки. Беспорядочные вспышки молний, словно тщетно пытающиеся поджечь «мокрую вату» облаков, несущихся по небу со скоростью грузового самолёта, освещали грозовое небо снизу, и их мигающий свет распространялся по струям дождя, как по световодам.
     Ещё недавно мучимые жаждой, мы пили друг с друга дождевую воду, запрокинув головы, подставляли дождю раскрытые рты — до тех пор, пока не напились досыта, остановившись только тогда, когда стало больно переполненным желудкам, тяжёлым, как грелки с водой.
     К этому времени дождь уже кончился. Мы даже не заметили — когда и как.
     Гроза пронеслась, словно поезд-экспресс, промчавшийся мимо нас, ослепляя светом и оглушая грохотом, а затем скрывшийся за поворотом в тёмном мягком туннеле ночи, как будто его никогда и не было.
     Ветер утих. Облачный занавес раздвинулся, и с очистившегося от туч неба на землю полился голубоватый холодный свет яркого ночного светила. Бесчисленное множество больших и маленьких луж засверкало в этом свете огромным количеством овальных, круглых и лекальных форм, жидких зеркал, лежащих на земле повсюду, насколько хватало остроты зрения и ночной видимости.
     Это было сказочно красиво: лес, отражённый в гигантском разбитом зеркале воды вместе со звёздным небом. Небо было над головой и под ногами. Звёзды сияли сверху, снизу и, казалось, вокруг нас.
     Мы чувствовали себя двумя голыми человеками в открытом космосе без скафандров. Зрительный эффект был настолько сильным, что Джулия боялась смотреть под ноги, хотя никогда раньше не страдала агорафобией.
    
     По моим расчётам мы шли в правильном направлении. Я знал, в какой стороне находилась база, куда было нужно Джулии, и утром надеялся увидеть знакомые ориентиры.
     Всю вторую половину ночи дорогу нам с двух сторон ярко освещали «близнецы» — два спутника планеты на противоположных сторонах её ночного неба, и наше направление было как раз между ними — точно посередине. Света от них было больше чем достаточно, и идти было хорошо; мы шли быстро и не спотыкаясь, как это было вначале.
     В одном месте, под деревьями, я нашёл несколько известных мне съедобных плодов и, подобрав их, мы немного подкрепились, но не наелись и подумывали, что бы ещё найти, чтобы до конца утолить голод.
     Пропустив Джулию вперёд, чтобы она всё время находилась в поле моего зрения, я, украдкой, как воруя, любовался её фигурой и походкой. Они были подвижны, как ртуть, и упруги, как стальная пружина. Они — это её линии, формы и движения, — округлые, мягкие и плавные, которые, переходя одно в другое, были продолжением друг друга и, сливаясь в ней воедино, представляли собой одно целое — заключённое в живую оболочку горячее дыхание жизни, поддерживаемое бьющимся сердцем: самым удивительным органом человеческого тела. И сейчас её сердце билось как бы внутри моего, задавая ему новый, неведомый мне ранее ритм.
     Чувствуя кожей холодную сталь ножа под брючиной, и сжимая в руках тяжёлую крепкую палку с заострённым концом, я старался не думать о том, какие неприятные сюрпризы может преподнести нам сгущающийся предрассветный туман.
     До рассвета оставалось совсем немного. Я прикинул, где мы сейчас находимся, и по моим расчётам выходило, что как раз на границе с территорией, где обитало воинственное дикое племя.
     Насколько мне было известно, в этой части планеты во всех диких племенах царил неоспоримый, устойчивый матриархат, и женщины здесь вели жестокие междоусобные войны, с переменным успехом отвоёвывая друг у друга взрослых самцов и воруя детей мужского пола.
     На всякий случай я заточил ещё одну палку и дал Джулии. Та молча взяла её.
     Я внимательно осмотрел свою спутницу с головы до пят, и, стараясь не наступать на хрустящие под ногами сухие ветки, мы с ней пошли дальше вдоль берега неожиданно блеснувшего из-под тумана длинного водоёма, раскинувшегося в низине в нескольких метрах под нами.
     Вода с двух сторон преграждала нам путь. Мой нос учуял запах дыма, и я остановился.
     — Что делать?!.
     Впереди и справа — вода, а слева и теперь уже сзади — жгут костры чумазые «дикие девочки» с ослепительно белыми белками глаз, длинными острыми зубами и лужёными желудками.
     Я видел фильм про них, снятый скрытой камерой. Оператор, снимавший его, пропал тогда без вести, а Око, помогавшую ему, нашли спустя два дня чуть живую, когда её уже начали есть муравьи. Око не забыла, что сделало с ней это племя.
     Осторожно, стараясь как можно меньше шуметь, мы крались вдоль границы тумана, наивно пытаясь спрятаться от тех, чей образ жизни — выслеживание и охота. Наша попытка, естественно, не удалась.
     Спрыгнув с дерева на землю прямо передо мной, одним движением выбив палку из моих рук, дорогу преградила высокая, плечистая «дикая девочка».
     Покачивая бёдрами из стороны в сторону, она стояла и хлопала себя по ляжке плоским широким лезвием длинного тяжёлого ножа, поблёскивающим тусклыми бликами на сером фоне раннего утра. В тени дерева я не видел черт её лица — только белки глаз и зубы, да ещё клинок в руке.
     Перед рассветом похолодало, и изо рта шёл пар. Мой инстинкт самосохранения «насторожился» до предела. В кровь впрыснулся адреналин, обостряя рефлексы и будя во мне первобытного зверя — одинокого волка-оборотня, которому нужно было выстоять против целой стаи плотоядных двуногих волчиц.
     На дистанции двух вытянутых рук против длинного ножа у меня не было никаких шансов. Мне нужен был ближний бой.
     Дикарке не дано было знать, что по долгу службы я отвечал за жизнь своих пассажиров и, при необходимости, обязан был защищать их — с оружием или без него. Что подразумевалось под этим — ей ещё предстояло узнать, и я ей не завидовал.
     Сделав вид, что хочу нагнуться, я быстро отпрянул назад, избегая заранее ожидаемого удара ногой в лицо, и, поймав эту босую ногу за щиколотку, заставил мою противницу прыгать на одной ноге. Затем, дожав руками вверх, я задрал её ногу выше головы и, что есть силы, толкнул от себя.
     Взмахнув в падении руками и нарисовав ножом в воздухе «восьмёрку» над моей головой, злая «дикая девочка», словно поскользнувшись на банановой кожуре, как выброшенный со второго этажа баян, грохнулась навзничь, отбив себе копчик и внутренности со стороны спины.
     Не давая дикарке опомниться, я прыгнул ей на грудь, но она выставила вперёд локти и, вместо того, чтобы раздавить её грудную клетку, я с размаху сел ей на живот, больно ударившись спиной об её согнутые колени.
     Лёжа на всё ещё пытающейся сопротивляться, хотя и раздавленной, как камбала, противнице, словно в живом кресле, принявшем мою форму, я откинулся назад и несколько раз ударил каблуком по её брыкающемуся, удивительно живучему организму, доводя дело до конца.
     Тяжело дыша, я сел, а затем встал с обмякшего бесчувственного тела и провёл рукой по саднящей щеке. Пальцы, дотронувшиеся до раны, были в крови.
     «Здорово резанула, стерва. Почти до зубов — шрам останется, — подумал я, поднимая из травы нож и оценивающе взвешивая его в руке. — Серьёзная штука в умелых руках».
     Отрезок времени от момента, когда «дикая девочка» спрыгнула с дерева, до того, как я мысленно сказал последнюю фразу, Джулия простояла, как статуя.
     Дав ей вторую палку, я жестом поманил её за собой.
     Стало уже совсем светло, и я увидел на дереве ещё одну желающую познакомиться с моими методами обращения с теми, кто хочет меня убить. Эта, наверное, тоже хотела померяться со мной силами, но я просто метнул в неё нож, и она упала сверху прямо нам под ноги — вниз головой, глухо стукнувшись об упругую лесную почву.
     Нагнувшись, я выдернул из неё нож и несколько раз воткнул его в землю, очищая лезвие от крови.
     Третья охотница встретила нас на крутом спуске к воде, в узком месте. Я сделал неожиданный выпад ей навстречу, и мой нож вошёл в неё, как в масло. Запоздало отпрянув назад, «дикая девочка» снялась с клинка и, откинувшись на склон, больше не двигалась — как прилипла к тому месту, где осталась остывать, лёжа на спине с открытыми глазами.
     Увидев бревно, перекинутое на другой берег, я осторожно ступил на него, пробуя его устойчивость и, убедившись, что оно достаточно надёжно, взял Джулию за руку, и мы с ней, аккуратно ставя ноги и внимательно глядя, куда наступаем, пошли на тот берег, стараясь не терять равновесия.
     На середине переправы нас ждали крупные неприятности в виде загородившей нам дорогу местной «спортсменки» очень высокого роста и с такими мышцами, что если бы мы встретились с ней в другом месте и при других обстоятельствах, то я решил бы, что она — чемпионка по культуризму.
     В двух метрах под нами дымилась туманом гладкая поверхность тёмной воды. Прикинув, что со мной будет, если эта «культуристка» мне врежет, я незаметно набрал в кармане полную горсть песка и ждал подходящего момента.
     Суперженщина ухмылялась, чувствуя своё бесспорное физическое превосходство. Она хотела поиграть со мной, как кошка с мышью, но не знала про мой «сюрприз», и это незнание её погубило.
     Неожиданно запорошив «культуристке» глаза песком, я, не теряя равновесия, аккуратно полосонул её ножом поперёк туловища, стараясь резануть поглубже.
     С истошным криком могучая дикарка отшатнулась, как бы переламываясь пополам, и, оступившись, упала поперёк бревна, думая таким образом удержаться на нём, но ноги перевесили верхнюю часть тела, мгновенно потянув вниз. Не найдя ногам опоры, тщетно пытаясь ухватиться за что-нибудь на гладком, без сучков, бревне, большая «дикая девочка» сорвалась и с громким плеском упала в воду, подняв волны и брызги, как маленький взрыв.
     Вода под нами сразу окрасилась в красный цвет и, вспенившись, забурлила от снующих туда-сюда крупных и мелких хищных рыб и рептилий, привлечённых запахом крови и движением в воде.
     Вынырнув на поверхность, когда её снизу стали рвать на части острые зубы и зубки, несчастная широко раскрыла рот, но её ели так быстро, что она уже не могла кричать и, вскоре, пуская пузыри, скрылась под водой в середине быстро расплывающегося по поверхности круглого красного пятна.
     Перейдя на другой берег, мы с Джулией, подкопав песок с одного края, поднатужившись, столкнули наш конец бревна в воду, и оно, вырвавшись из своих креплений, скатилось в водоём, распугав и поглушив пирующих в воде хищников.
     Мы сделали это вовремя, потому что на противоположном берегу уже появились вооружённые копьями и тесаками «дикие девочки», поднятые на ноги криками погибшей в воде соплеменницы.
     Подтолкнув снизу, я подсадил Джулию на крутой обрыв, она подала мне сверху руку и, выбравшись наверх, мы с ней бросились бежать прочь от этого страшного места, где нам невольно пришлось совершить столько кровавых дел.
     Мы молили Бога о том, чтобы у наших преследовательниц не оказалось поблизости никакой другой переправы, и чтобы они не рискнули сейчас перейти эту воду вброд или перебраться через неё вплавь. И они не рискнули.
    
    
    
     Глава 5. Шок
    
     Мы бежали до тех пор, пока нас слушались ноги. В конце концов мы упали от усталости, и некоторое время лежали без движений.
     Пока наши выжатые организмы, отдыхая и восстанавливаясь, приходили в норму, стало очевидно, что залёживаться здесь не стоит, поскольку голод нещадно сверлил пустые желудки тупым сверлом жующе-сосущей боли, а пересохшее горло саднило сильнее, чем ночью перед дождём.
     Кряхтя, со скрипом, как старые рассохшиеся телеги с перекошенными колёсами, которые вот-вот отвалятся, мы встали и, с трудом разогнувшись, затянули потуже пояса. Надо было идти, и мы пошли, спотыкаясь на ровном месте и тяжело передвигая непослушные ватные ноги. С каждым шагом из нас будто сыпался песок, который раньше пристал к одежде, а теперь отваливался.
     Стало жарко, и я расстегнулся до пояса. Джулия — тоже. Её гладкий ввалившийся живот блестел от пота, а зрачки настолько сузились от яркого света, что при дневном освещении я не узнал её глаза.
     Раскалённый воздух обжигал лицо, пот заливал глаза и тёк по носу, попадая в ноздри. Мы шли, словно заживо варились в собственном соку, глядя под ноги, чтобы не спотыкаться, и через каждую тысячу шагов поднимая головы, чтобы осмотреться.
     И вот, после очередной тысячи шагов, вдалеке, я увидел нечто, что даже с большого расстояния поразило меня своими размерами и знакомыми очертаниями. Остановившись, я пригляделся, и сомнений быть не могло: там впереди, посередине раскалённого, безводного, открытого ветрам пространства, величаво возвышаясь над равниной и как будто подмяв её под себя, лежал гигантский каменный сфинкс, повёрнутый лицом в нашу сторону, и мы шли прямо на него. Откуда он здесь взялся?
     Это было так же интересно, как и всё происшедшее за последние три дня.
     Сначала кто-то послал за нами в погоню отряд странных «бедуинов» с лицами как противогазы и верхом на чешуйчатых коротколапых «верблюдах-драконах», затем последовал выстрел разрывной пулей в окно кабины вездехода из-за спин «длинноногих» и попытка то ли убить меня, то ли захватить в плен.
     После этого нас погнали через территорию «диких девочек» по единственному узкому мосту, на котором нельзя было разойтись двоим так, чтобы кто-нибудь один не упал в воду.
     Несомненно, за мной велась охота, и тот, кто принимал решения, был непоследователен в своих действиях. Возможно, это была женщина, руководствующаяся, прежде всего, личными мотивами, но непосредственный исполнитель знал, на кого он охотится. Это была охота на дичь покрупнее, чем рядовой водитель вездехода. Она велась планомерно и должна была довестись до конца. Либо охотник убьёт человека-волка пулей, либо человек-волк своими острыми клыками прикончит его раньше, чем тот успеет нажать на спусковой крючок. Пока что события развивались в мою пользу, однако, ветер удачи мог в любой момент сменить направление.
     Опять же, странно, что у «длинноногой», которую съел тираннозавр, на ногах была какая-то обувь, в то время, как все остальные виденные мною дикарки, были босыми! И почему Ева решила помочь нам? И кто она вообще такая? Не туземка ведь — с такой беломраморной кожей. И ещё то существо, которое я ударил дверью. Откуда оно взялось? И кто смог пронюхать, что раньше я имел отношение к…
     Сколько вопросов и, пока что, ни одного вразумительного ответа хотя бы на один.
     Пока я так рассуждал на ходу, у Джулии окончательно «кончился порох», и пришлось закинуть её на плечо.
     Болтающаяся в сложенном состоянии вниз головой, моя драгоценная ноша сама по себе была не очень тяжёлой, но её острая подвздошная ость больно давила мне на ключицу, одновременно пережимая сонную артерию, из-за чего я испытывал соответствующие неудобства. Но самой Джулии должно было быть ещё неудобнее в таком положении, и я надеялся, что очень скоро она попросится пойти сама, избавив тем самым от лишнего веса мой и без того натруженный позвоночник.
     До сфинкса оставалось уже совсем недалеко: он рос на глазах, как корабль, медленно заходящий в док, и я решил идти до конца без отдыха, не обращая внимания на дрожь в подгибающихся коленях.
    
     Мы пришли. Я испытал огромное облегчение, сняв Джулию с плеча и освободившись от её веса.
     Дотащившись до тени, я упал в сухой тёплый песок, прилипший к потному телу, как панцирь, и, перекатившись на спину, перевёл дух!
     — Финиш!
     Медленно приблизившись, Джулия мягко шлёпнулась на живот рядом со мной. Она не догадалась закрыть глаза и рот, ныряя лицом в пыль, и теперь моргала и отплёвывалась.
     Дневная звезда, более яркая, чем Солнце, палила нещадно, и мы напрасно пытались выделить слюну, чтобы смочить пересохшие рты.
     Каменная махина, огромная, как гора, возвышалась над равниной, нависая над нами и чётко выделяясь на фоне ярко голубого безоблачного неба. В её величавой, спокойной, застывшей на века и тысячелетия позе, без сомнения, был заложен какой-то глубокий философский смысл. Возможно, так выглядит вечность, запечатлённая в камне, и когда-нибудь, когда рак на горе свистнет, а сфинкс засмеётся, — наступит конец света. И, может быть, рядом со сфинксом, возле его правой передней лапы, останутся лежать, дожидаясь лучших времён, две высохшие человеческие мумии — кто знает?
     Бесспорно только одно — рядом с такими колоссами заметно изменяется течение времени: оно как будто замедляется, и мозг человека получает возможность уловить частоту, на которой телепатически передаётся какая-то информация, только его быстродействия и памяти не хватает, чтобы переварить её.
     Я встал и отряхнул с себя песок.
     Жаль, что понимание тех вещей, которые обычно не можешь объяснить, длится очень недолго и проходит, как оргазм, который можно испытать, но нельзя восстановить по памяти. Так и это мимолётное общение с истиной. Едва коснувшись сознания и расставив всё по своим местам, недостающее звено тут же выпадает из общей цепи, как бы отключая её, канал связи с «Донором» перекрывается и после этого остаётся чувство душевного одиночества и неудовлетворённости, что так ничего и не понял. И ещё чувство утраты того, чего нельзя вспомнить, но хотелось бы испытать снова, только в более полной мере.
     Обхватив меня сзади руками, Джулия прижалась ко мне, положив свой тяжёлый твёрдый подбородок на моё зудящее натруженное плечо. Её грудь была мягче моей спины, это было приятно, но держать на себе часть её веса я был не в состоянии и поэтому поспешил высвободиться из её объятий, стараясь сделать так, чтобы это не выглядело для неё чересчур грубо.
     Внутри всё болело и до безумия хотелось пить, но я каким-то образом уже знал, что сейчас мне принесут воды и за это что-нибудь потребуют взамен. Ведь меня никто не отпускал насовсем со старой работы. Значит, я был в деле с самого начала — в роли водителя вездехода.
    
    
    
     Глава 6. Карты раскрыты
    
     Когда из-за угла вышла Ингрид, демонстративно показывая всем своим видом, что я прибыл точно по расписанию, мне захотелось сказать ей какую-нибудь гадость, но я лишь сделал вид, что нисколько не удивлён нашей встречей, скорее напротив и, будучи пунктуальнее, чем она, уже несколько минут жду её здесь, пока она где-то гуляет.
     Выпив половину воды, которую она принесла, я передал флягу Джулии и по-турецки сел на песок, жестом предложив дамам последовать моему примеру.
     Ингрид была в полупрозрачном обтягивающем спортивном костюме и в сидячей позе смотрелась очень эффектно, особенно в тех местах, где гнулась.
     Это было интересно, но я поменял интимный взгляд на деловой и весь обратился во внимание и слух, собираясь узнать, чего от меня хотят и что я должен для этого сделать.
     — Дикая Кошка ведёт свою игру, — сухо сказала Ингрид, наклонив голову и выглядывая из-под чёлки, падающей на глаза. — А ты какое-то время был её любовником. Она вышла из-под нашего контроля, и её надо ликвидировать. Для успешного проведения этой операции нам нужен человек, имеющий о ней наиболее полное представление, каковым являешься ты. Ведь ты знал её самые сокровенные тайны и должен помнить все её былые помыслы. Компьютер считает, что ты справишься с этим делом лучше, чем кто бы то ни был…
     С интересом разглядывая обтянутые ляжки Ингрид, я сравнивал её в уме с большой лягушкой, которую хотелось ударить ногой, так, чтобы она отлетела и квакнула во весь голос, широко раскрыв рот и выпучив глаза.
     — Боюсь, что из этого ничего не выйдет, — сказал я резко и встал, словно собираясь уйти.
     Следом за мной встала и Ингрид. Она была выше меня ростом и шире в плечах.
     — А разве у тебя есть выбор? — спросила она, и мне захотелось ударить её за то, что она была права.
     — Произошла утечка информации, — с цинизмом в голосе продолжала вербовщица. — И Дикая Кошка знает теперь, кого наняли её убрать. И попытается опередить. Так что — теперь это ваша война, но мы будем тебе помогать.
     Вездеход ждал за углом. Обойдя переднюю лапу сфинкса, мы вышли из тени на свет и, щурясь от яркого солнца и обжигая руки о горячие поручни трапа, поднялись за Ингрид в кабину. Там она дала нам есть и ещё пить, а очень красивая загорелая девушка с золотыми волосами завела двигатель и уверенно повела машину, взяв направление на появившуюся на горизонте приземистую пирамиду с плоской вершиной.
     Насытившись, я ушёл в спальный отсек и, упав на койку, уснул, как убитый.
    
     Ингрид разбудила меня, не дав досмотреть хороший сон: мне снилась золотоволосая красавица — водитель вездехода.
     Я сел на кровати и спустил ноги на пол. Странная невездеходная вибрация и три воздушных ямы подряд подтвердили мою догадку, что мы уже не едем, а летим на ракете. Теперь я заметил, что и помещение было другое.
     — Извини, я действовала по инструкции — в пище содержалось снотворное, — сказала Ингрид, и я отметил про себя, что она стала по-другому разговаривать со мной с тех пор, как мы поставили все точки над «и».
     Голова не болела, но в неё как будто запихнули подушку. Ингрид подала мне на подносе горсть разноцветных пилюль и стакан с водой, чтобы запить их.
     — Это что, нейтрализаторы личности?
     Я недоверчиво покосился на поднос, но Ингрид сказала, что это стимуляторы, и что они в считанные минуты приведут меня в норму.
     Она оказалась права: пилюли вскоре оказали своё благотворное действие, и мне стало наплевать — подопытный я кролик или нет. Я подошёл к иллюминатору и отдёрнул шторку.
     Мы садились на какую-то планету. Прямо под нами вырастал, поднимаясь нам навстречу, необычного вида город, обнесённый по кругу высокой стеной и, с большой высоты, выглядевший как пучок разноцветных авторучек, торчащих из чёрного глубокого стакана, полностью скрывающего их нижние части. Сооружения были похожи одновременно и на небоскрёбы, и на ракеты.
     — Это единственный на планете город-космопорт, — сказала Ингрид. — Он построен так, что при экстренной эвакуации, будет дан общий старт и население колонии покинет планету в течение нескольких минут… а на месте бывшего города останется огромный оплавленный цилиндр гильзы с выжженной под ним шахтой чудовищной глубины и такой уровень радиации, что, по предположению наших учёных, имея специальную высоковольтную аппаратуру, можно будет искусственно корректировать гипермутацию, которая начнётся тут в естественных условиях. А при наличии пространственно-временного проектора появится возможность руководить всем процессом из безопасного места, а это значит, что, проводя конкретный эксперимент, вовсе не обязательно находиться в смертельной зоне, а достаточно лишь посылать туда специальные сигналы.
     Первые плоды этих, пока что несовершенных, экспериментов и опытов уже есть, — голос Ингрид стал тише и глуше. — Это — хоботные «шлемоголовы», верхом на своих уродинах, и четвероногий Tyrannosaurus rex с добавленными генами хищного насекомого.
     Дикой Кошке для проведения экспериментов по коррекции гипермутации нужен сверхуровень радиации в масштабах планеты. Она знает, как работает система эвакуации, и считает её использование оптимальным вариантом для достижения своей цели. Мы здесь для того, чтобы помешать ей осуществить её грандиозный, но преступный замысел.
     — !!!
     За время существования человеческих цивилизаций не раз совершались преступления века, но то, что задумала «Женщина с алмазным сердцем», если бы только ей удалось реализовать свой чудовищный план, квалифицировалось бы, как преступление вечности.
    
     То, что сообщила мне Ингрид, было настолько серьёзно, что сразу не укладывалось в рамки нормального человеческого сознания. Для меня это было сногсшибательной новостью и, переваривая полученную информацию, я даже не заметил появления нашего пилота, которым оказалась всё та же шоколадного цвета девушка с золотыми волосами, бывшая до этого водителем вездехода.
     Я никогда раньше не встречал таких красивых представительниц женского пола. Её красота была даже, может быть, излишне яркой.
     — Познакомься, это — наша «Шоколадка», — кивнула на девушку Ингрид, сама наблюдая за мной. — Мы зовём её «Шок»: отчасти потому, что она своей внешностью шокирует всех зрячих, а также из-за цвета её кожи, который говорит сам за себя.
     Ингрид не спускала с меня глаз:
     — Ну и как тебе третий член нашей команды?
     Я промолчал.
     — Есть ещё Марго, — тут Ингрид скривилась, словно это имя было на её языке кислым, как лимон без сахара, — но та в последнее время начала терять форму, набрала лишний вес и я хотела бы держать эту «корову» в резерве, чтобы не чувствовать себя потом виновной в её неуклюжей гибели. Она говорит, что это её «последняя гастроль». Боюсь, что так оно и будет.
     Повернувшись вместе с вращающимся креслом, Ингрид включила монитор и, найдя нужную картинку, опять развернулась к нам лицом и продолжила:
     — Джулия пусть остаётся на корабле до нашего возвращения, а мы сейчас посмотрим по компьютеру план нижней части города, возьмём кое-какие необходимые распечатки и нанесём неожиданный визит человеку, который стоит первым номером в нашем «чёрном списке». Дикая Кошка лично финансирует его лабораторию, и в своей дьявольской области науки он продвинулся так далеко, что дальше уже нельзя. Поэтому начнём с него.
    
    
    
     Глава 7. Чёрный дом-звездолёт
    
     Мы втроём — я, Ингрид и Шок — спустились на планету в прозрачной посадочной капсуле. Не знаю, как им, но лично мне было жутковато висеть над железобетонной поверхностью крохотной квадратной площадки далеко внизу в ненадёжном «мыльном пузыре» утлой конструкции, медленно спускаясь на дно ужасно глубокого гигантского колодца со стенами из «корабельного леса» замаскированных под дома звездолётов. Когда этот, казавшийся бесконечным спуск, наконец, закончился, я не скрывал вздоха облегчения, невольно вырвавшегося у меня.
     Марго уже ждала нас внизу. У неё были медно-красные волосы до плеч и ядовито-зелёные глаза. Её фигура, несомненно, обнаруживала склонность к полноте, но насчёт «коровы» Ингрид явно преувеличила.
     Все четверо, мы взошли на медленно движущуюся ленту грузового транспортёра и не спеша въехали в пещерный полумрак длинного наклонного коридора с тусклым красноватым освещением. В конце коридора виднелся узкий прямоугольник яркого белого света — там была приоткрыта дверь.
     Транспортёр неожиданно остановился; мы перешли на крутой эскалатор и поехали вниз, опускаясь ярус за ярусом в гулкие недра двойного дна стакана-гильзы, в закрытом пространстве которого находились невидимые сверху мощные стальные треноги, на которых обманчиво покоились основания пятисот- тысячеэтажных ракет-небоскрёбов, готовых по первой же команде, после короткого отсчёта, одновременно взмыть вверх, испарив своим стартом четверть планеты.
     От высокой температуры их выхлопов атмосфера вспыхнет, как белый шарик одуванчика. В результате спровоцированной глобальной катастрофы в космосе возникнет новая планета-мутант — с условиями на ней, как в аду; и этот ад, как и любая другая среда обитания, эволюционируя, начнёт порождать свои исчадия, которые затем будут усовершенствованы учёными-сатанистами и при помощи пространственно-временного проектора распределены в пространстве и времени. Наступит время, и они начнут появляться по всей вселенной: то там то здесь.
     Это было бы страшное будущее, и его ни в коем случае нельзя было допустить.
     Я невольно вспомнил содержание аудиозаписи выступления «Профессора с чудным именем» перед коллегами на 666-ом этаже 666-этажного чёрного небоскрёба на окраине города, прослушанной нами сегодня перед высадкой на планету:
     «…а моё последнее открытие поставит в тупик самого Господа Бога! — говорил учёный, которого я тщетно пытался представить себе по голосу. — Если в моём распоряжении будет целая планета, я смогу создать Ему противника более сильного, чем Он сам. Уже сейчас я знаю формулу демона. Ещё немного расчётов, и я создам и размножу здесь падших ангелов и нужных мне языческих богов. Я научился контролировать рождение сил зла. Я — больше, чем Бог!»
     Это были не пустые слова. Спецслужбы располагали данными об уже имеющихся у него минотавре и женщине-кентавре. А уборщики мусора с самых нижних ярусов неоднократно упоминали о пугающем их жутком вое неизвестного происхождения, доносящемся из заброшенного лабиринта, под которым находился ядерный реактор.
    
     В подвале лабиринта была очень низкая температура воздуха, из-за близости хранилища жидкого водорода, и даже специальные защитные костюмы не спасали от холода.
     У нас были план маршрута и сверхпрочная «нить Ариадны» для подстраховки, так как мы хотели быть уверенными на двести процентов, что найдём дорогу назад.
     От мороза замерзали глаза и склеивались ноздри. На зубах хрустел лёд. Единственным утешением для нас было лишь то, что при таких температурных условиях на этом пути нам могли встретиться только окоченевшие трупы различной давности — почерневшие и хрупкие, как стекло.
     Если бы дверь шлюза оказалась на сотню шагов дальше, или если бы мы шли к ней чуть дольше, то, наверное, так и замёрзли бы, не успев открыть её, но нам было суждено успеть. Вместе с клубами белого пара мы ввалились в шлюз с промежуточной температурой, на ходу выскакивая из жутко холодных неуклюжих скафандров, моментально обросших инеем, как мхом.
     По другую сторону шлюза было жаркое лето. Зима кончилась сразу, как только мы закрыли за собой вторую дверь.
     Подождав, пока наши автоматы немного согреются, мы взяли их в руки и передёрнули затворы.
     Нам предстояло сделать то, чего до нас не приходилось делать никому, и мы шли на это, не зная, чем кончится наша опасная затея.
     Впереди ледоколом «плыла» Ингрид с женской грацией викинга, переученного на ниндзя. Прямо следом за ней, ставя ноги аккуратно, чтобы не наступать ей на пятки, крался я, в свою очередь, чувствуя спиной почти осязаемую близость грудей, возможно, самой красивой женщины на свете, дуло автомата которой то и дело больно било меня по ключице, будто по сигналу она собиралась вести огонь с моего плеча. Марго была замыкающей.
     «Первой ласточкой» стала двоякодышащая русалка, передвигающаяся по суше на хвосте с множеством лапок по бокам, как сороконожка. Мы закололи её холодным оружием — быстро и не производя лишнего шума.
     Выше пояса русалка была интересной женщиной, но от низа живота до хвостового плавника её тело покрывала крупная, скользкая от слизи чешуя, от которой воняло рыбой.
     Убивая русалку, мы проткнули её плавательный пузырь, и из него вышел воздух с отвратительным запахом. Находиться рядом было невыносимо, и мы поспешили уйти, оставив наполовину человеческое тело на съедение крупным жёлтым муравьям, в разнообразное меню которых входили почти все элементы периодической системы Менделеева и которые время от времени непредсказуемо мутировали.
     Пройдя ещё несколько коридоров, мы оказались в огромном яйцеобразном помещении «сказочного» чудо-зоопарка с прекрасными вольерами и глубокими бассейнами с ярко-голубой водой. Пышная растительность, окружавшая искусственные водоёмы, отражаясь в воде, придавала ей у берегов густой зелёный цвет.
     Мифические обитатели вольеров поражали своей достоверностью и сходством с их изображениями на иллюстрациях к научной и научно-познавательной литературе. Они, живые, во плоти, были всего в каких-нибудь нескольких метрах от нас, и нам предстояло уничтожить их всех до одного. То, что среди них не оказалось минотавра и женщины-кентавра, только осложняло нашу и без того нелёгкую задачу, откладывая завершение дела на неопределённый срок.
     Многообразие не существующих в обычной природе жизненных форм не умещалось в пределы человеческого воображения. Ингрид побледнела, когда увидела живого сатира, а Шок, похоже, была в шоке от изучающего её взгляда единственного глаза циклопа, на которого из-за его размеров приходилось смотреть, задрав голову вверх.
     Пока что это были телесные заготовки: хоть и причудливые, но обычные животные, не способные телепортироваться и перевоплощаться, — и надо было скорее убить их, пока в них не впустили искусственно созданную концентрированную энергию зла, которая превратила бы их в отборное войско антихриста. Пора было начинать, и мы открыли огонь.
     Автоматные очереди хлестнули по бирюзовой глади бассейна косым дождём, вспенив спокойную поверхность воды, и спавшие на дне водоплавающие сирены, растопырив свои перепончатые крылья, неистово забились под водой среди жалящих, как шершни, маленьких водоворотов и завихрений, выпуская из себя мутные облачка розовой крови и пузырьки воздуха.
     Через минуту вода в бассейне помутнела от крови и на её поверхности плавали какие-то клочья и дохлая рыба. В воздухе пахло порохом. Стволы нагрелись так, что жгли руки. Другие звери забеспокоились, почувствовав, что скоро придёт и их черёд.
     Чтобы завалить единорога, понадобилось столько пуль, что после этого пришлось начать их экономить. Русалки падали с деревьев, напарываясь на острые рога животных или попадая под их твёрдые копыта. Чудовища пострашнее, как правило, зарывались в грунт простреленной головой, потом у них одна за другой подгибались ноги, и они грузно оседали на брюхо, оставаясь лежать по всему зоопарку неподвижными горами никому не нужного мяса.
     Это была великая жатва, но и великая бойня.
    
     Залитый кровью и испражнениями животных уничтоженный зоопарк остался далеко позади, и сейчас мы входили в самую дальнюю часть лабиринта. Клубок сверхпрочной нити в моих руках к этому времени почти весь размотался — так много мы уже прошли.
     В зоопарке мы «нашумели», и наверняка уже Кошка и Профессор послали по нашему следу вооружённых до зубов людей или, что могло быть ещё хуже, — кого-нибудь из своих «опытных образцов».
     Пересчитав патроны, мы знали, что с таким количеством боеприпасов нас либо сразу убьют, либо, безоружных, возьмут в плен как незадачливых браконьеров-вредителей, которым смертную казнь заменят участием в научных экспериментах в качестве «подопытных кроликов». Чтобы этого не случилось, нам нужно было срочно куда-нибудь спрятаться, поскольку операция по нашей поимке наверняка уже шла полным ходом.
     На занятиях по безопасности мне в своё время пришлось подробно изучить устройство домов-звездолётов и теперь, похоже, пришло время применить мои теоретические знания на практике.
     В нужном месте, пробив плечом пластиковую перегородку, я провалился в темноту полой наклонной трубы, ведущей вниз на дно пустого резервуара для воды, о чём свидетельствовал специальный цифровой код.
     Открутив тяжёлую крышку люка, я осторожно отставил её в сторону и жестом позвал женщин следовать за мной.
     Труба изнутри была гладкая, за исключением швов на стыках её отрезков, и двигаться по ней было сравнительно легко. Я хорошо знал эту дорогу, и мы уверенно ползли вперёд, как крысы, решившие уйти из одного места, чтобы спустя некоторое время неожиданно появиться в другом. От пыли першило в горле и щекотало в носу, но кашлять и чихать было нельзя из-за хорошей акустики и малой глубины трубы. Нас запросто могли бы услышать и встретить потом там, где мы оказались бы всего беспомощнее. Добравшись до вертикальной шестигранной шахты, мы в полнейшей темноте, на ощупь, с огромным трудом спустились по скобам на её дно и, протиснувшись в узкое  отверстие в полу, оказались в помещении, примыкающем к главному резервуару. Через стенку была гулкая пустая «фляга», ёмкостью в миллион литров.
     Закрыв за собой люк, я нащупал сенсорную пластину и включил свет. Мы находились в длинном полутёмном коридоре с белыми полусферическими плафонами на потолке, расположенными на слишком большом расстоянии друг от друга, чтобы как следует осветить всё пространство. Освещения было явно недостаточно, а это могло помешать нам вовремя заметить опасность.
     Восьмиугольная литая дверь в противоположном конце коридора (весящая пятьдесят тонн) вела на дно мусорного бака дома-звездолёта, в замкнутый объём которого впадали многочисленные трубы ветвистого древа общей системы мусоропроводов, уходящих вверх на высоту в несколько километров. Сам бак был размером со стадион вместе с трибунами, и на этой чудовищной свалке, сосредоточенные в ограниченном пространстве, водились мутанты мутантов: монстры из монстров, чей вид и повадки превосходили самое больное воображение, какое только может быть у человека, страдающего зрительными галлюцинациями.
     Попади мы сейчас к ним — прямо за этой дверью, не дав даже от неё отойти — нас заплевали бы желудочной кислотой, способной растворять всё, кроме некоторых металлов, а потом с аппетитом всосали бы вытягивающимися сопящими хоботками получившееся из нас пенящееся и пузырящееся скользкое месиво.
     Шорох за спиной заставил нас оглянуться. Под ближайшим фонарём, в расплывчатом круге грязно-молочного света, в вызывающей позе стояла стройная рослая женщина-воин с лилового цвета кожей и наискось торчащими из углов рта острыми изогнутыми клыками, как у кабана.
     У неё были длинные чёрные блестящие волосы и красные горящие глаза. Всю одежду «женщины-вепря» составляли металлические налокотники и наколенники да странного вида обувь с загнутыми когтями на мысах. Больше ничто ни в каких местах не загораживало её красивого сильного тела: упругого, ассоциирующегося у меня с твёрдой сливой на зубах. Зрелище впечатляло.
     Стрелять было нельзя — нас могли услышать, а рукопашная схватка с существом неизвестной природы сулила мало хорошего. Я вспомнил робота с двадцатикратной реакцией, убившего однажды тысячу человек и на всякий случай приготовился умереть. Ингрид, Марго и Шок затянули потуже пояса, видя, какие когти будут стараться дотянуться до их внутренностей, и рассчитывая за счёт этих лишних сантиметров повысить свои шансы на выживание.
     Поняв наши намерения, «незваная гостья» гулко стукнула себя кулаками в грудь и, раскрыв треугольный рот, собралась издать воинственный клич, но удар ногой в живот помешал ей осуществить задуманное. Не останавливаясь на достигнутом, Ингрид повторила удар, но брюшной пресс у нашей противницы оказался крепким, а у Ингрид после этого отвалился каблук и, оступившись на ровном месте, она чуть не упала.
     Спасая «Тевтонца», я бросил в лиловую женщину пустым автоматным рожком, но она легко увернулась, а сам я еле успел отскочить назад — её острый коготь не достал меня, но распорол мою куртку в двух местах. Это пробудило во мне холодную расчётливую ярость. В тот момент, когда Ингрид опасно отвлекла внимание «клыкастой» на себя, рискуя при этом больше, чем все остальные, я, изловчившись, провёл мою коронную подсечку. Вскинув вверх обе ноги, лиловая женщина тяжело рухнула голым телом на свинцовый пол, брякнув «железками» на локтях, и с хрустом сломав себе хвост, которого мы у неё вначале не заметили.
     Не дав опомниться, я быстро сунул ей в рот дуло автомата и, протолкнув его поглубже в глотку, нажал на спусковой крючок.
     Выстрел глухо прозвучал у неё в желудке. Смерть наступила почти мгновенно. Сильные челюсти, конвульсивно сжавшись, оставили на гладком металле ствола глубокие следы от клыков. Верхняя часть тела женщины-вепря хорошо сыграла роль глушителя, и беспокоиться, что нас могли услышать, было излишне. Однако наша с Ингрид обувь в местах соприкосновения с влажной кожей мутантки, дымилась и разваливалась на части. Процесс грозил перейти на ноги, и нам пришлось срочно разуться.
     Дуло автомата, побывавшее в пищеводе убитой, теперь шипело и плавилось, падая на пол тяжёлыми каплями, напоминавшими дымящиеся плевки.
     Вонь во всём помещении стояла страшная, и от соприкосновения с массивной толщей холодного металла жутко мёрзли босые ноги, особенно пятки. Надо было срочно во что-то обуться, и мы наспех намотали на подошвы кожаные ремни и кое-как оторванные «с мясом» рукава нашей одежды. В результате у нас получилось что-то вроде мокасин.
     Едва мы закончили с этим делом, раздалось тихое жужжание электродвигателя, и восьмиугольная дверь в дальнем конце коридора начала медленно отъезжать в сторону.
     На принятие решения у нас были считанные секунды. Замеченное мною в последний момент отверстие оказалось настолько узким, что широкие бёдра Марго едва не стали причиной нашей гибели, поскольку пришлось проталкивать её туда, как пробку, а на это ушёл почти весь небольшой запас нашего драгоценного времени.
     Оказавшись на дне огромного пустого цилиндра, в абсолютной темноте, я пошёл вдоль стены, ища скобы, ведущие наверх. Вскоре я нащупал одну из них, но все три мои женщины потерялись, и мне пришлось вернуться, чтобы найти их и подвести к нужному месту.
     Сам по себе подъём был бы не очень трудным, если бы не его полная «слепота» и поспешность. Там, внизу, в плотном, как вата, мраке, нас преследовала верная смерть, лица которой мы не могли видеть, и это было хорошо, потому что один её вид мог погубить нас всех. Чувство опасности подгоняло нас и одновременно сковывало наши члены, цепенеющие от страха и уже заметно отяжелевшие от физической усталости, а сознание того, что наверху в любой момент могут открыть сторожевые краны для наполнения цилиндра пеной, способной уничтожать любые формы жизни, действовало, как шпора, остриё которой было отравлено медленным ядом. Жить хотелось, наверное, в тысячу крат сильнее, чем тогда, когда жизни ничего не угрожает.
     Поднявшись примерно на две трети от общей высоты цилиндра и отсчитав положенное количество скоб, я нащупал люк, который мне теперь предстояло открыть. Главной моей задачей было не сорваться вниз, потому что для открытия люка требовались две свободные руки, а устоять без страховки, в полной темноте на сравнительно тонкой скобе круглого сечения, в самодельных «мокасинах» на тонкой подошве, было невероятно трудно, и я боялся опрокинуться назад.
     К счастью, всё прошло удачно: люк оказался исправным, я проник в шлюз, включил аварийный свет и, с трудом развернувшись в тесном пространстве, протянул руки, чтобы помочь остальным.
     Лёгкая гибкая Шок пролезла мимо меня, как теплокровный сухопутный угорь, по очереди задев моё плечо упругими «колоколами» своих высоких грудей. Ингрид, протиснувшись в люк до пояса, в спешке наступила в пустоту и, потеряв под ногами опору, повисла на локтях и нижних рёбрах, вцепившись в меня изо всех сил, пока я за шиворот и поясной ремень не втащил её внутрь.
     Оставалась Марго. Как я и ожидал, она застряла. Обливаясь потом, мы с Шок тянули её за руки, но Марго была чересчур тяжёлой и пассивной. Мы держали её на весу, а она никак не помогала нам. Мои руки ослабевали всё больше: кисти немели, пальцы начинали самопроизвольно разжиматься. Я вспомнил предчувствие Ингрид относительно неуклюжей гибели «коровы». Похоже, оно было верным.
     Зелёные глаза смотрели на меня с отчаянием и мольбой. Шок, помогавшая мне, совершенно выбилась из сил, а для третьего в тесноте не оставалось места. Я чувствовал, что потные ладони медленно выскальзывают из моих рук, но не мог ничего сделать, чтобы остановить это движение. Не удержав, я выпустил скользкие кончики пальцев. Мокрое лицо Марго с выражением ужаса на нём как бы отшатнулось от меня и, нырнув вниз, исчезло в темноте.
     Сверху раздался скрипучий звук открывающихся кранов. Быстро захлопнув люк, я ногами вытолкал Ингрид и Шок из шлюза в коридор, и только закрыв за собой второй, внутренний люк, позволил, наконец, себе немного расслабиться и перевести дух.
     Заполнение цилиндра длилось около двадцати минут, и половину этого времени можно было смело потратить на отдых, поскольку ни одна живая тварь не смогла бы подняться вверх против встречного напора минус двухсотградусной пены, выбрасываемой толчками с частотой два раза в секунду под давлением в сорок атмосфер. А после этого нам предстоял ещё последний «финишный рывок».
     Я знал, куда хотел попасть. Это место было в извилистых внутренностях дома-корабля, как слепая кишка, и искать нас в том секторе было всё равно, что пытаться найти иголку в стоге сена. Кроме того, там я рассчитывал воспользоваться комнатой отдыха и продуктовым складом, предназначенным для резервного пищеблока.
     Положенные нам на отдых десять минут истекали, а у нас возникли осложнения — Шок потеряла сознание и мы не могли привести её в чувство.
     С помощью Ингрид я взвалил обмякшую красавицу на плечо, как тряпичную куклу и, стараясь меньше трясти, понёс её, как раньше нёс Джулию — с болью в позвоночнике и слабостью в ногах.
     Круглый коридор, освещённый тусклым зеленовато-голубым светом (словно мы находились под водой), вёл нас либо в надёжное убежище, либо в засаду врага. Выбора у нас не было, и другой дороги — тоже. Наш единственный оставшийся автомат Ингрид держала на изготовку, не снимая большого пальца с предохранителя.
     Обмякшая красавица на моём плече постепенно тяжелела. Её живот и бёдра были горячими как печка — даже через два слоя грубой одежды. Наверное, сказалось переохлаждение возле хранилища жидкого водорода.
     Пришлось вколоть ей жаропонижающее.
    
     Когда же мы, наконец, добрались до заброшенной комнаты отдыха технического персонала, я уронил свою драгоценную ношу на кровать, и сам в изнеможении упал рядом. Другую кровать заняла Ингрид.
     Приняв горизонтальное положение, мы все тут же «отключились», как будто провалились в чёрную яму без краёв и дна, и из этого состояния нас могли бы вывести только очень сильные внешние раздражители.
    
    
    
     Глава 8. «Жатва»
    
     Сквозь сон я почувствовал, как к нам на кровать что-то запрыгнуло, после чего Шок завозилась, двигая острыми локтями и так лягаясь ногами, что под нами со скрипом затряслась потревоженная металлическая сетка.
     Моментально проснувшись, я вскочил и зажёг свет.
     На кровати происходила отчаянная борьба Шок с сидевшей на ней «наркотической крысой»: противным существом, у которого вместо усов были полые костяные иглы, похожие на иглы для шприцев.
     Это был как раз тот вид крыс-мутантов, который причинял особенно много хлопот экипажам грузовых межзвёздных кораблей и колонистам, живущим в подземных городах.
     Протыкая иглами-усами вены, это существо сначала впрыскивало в кровь человека парализующее наркотическое вещество, вырабатываемое его организмом, а затем иглой потолще и подлиннее проникало в желудок и высасывало его полупереваренное содержимое. Иными словами, «наркотические крысы сажали людей на иглу» и таким образом возникал прочный биологический симбиоз, то есть полная зависимость одних от других — общий круг обмена веществ со всеми вытекающими последствиями.
     «Крыса» была величиной с бобра и Шок никак не могла скинуть её с себя.
     Удар прикладом по черепу сбил отвратительное создание с кровати, и оно с противным писком тяжело упало на пол и задёргалось в судорогах. Сломанные иглы сыпались из его разбитого носа, как сухая хвоя с ёлки. Вторым ударом я добил зверька, прекратив его агонию и, убедившись, что он мёртв, вернулся к Шок.
     Та, тяжело дыша и дрожа от слабости, ощупывала себя. Не обнаружив на ней следов уколов, я облегчённо вздохнул.
     И тут я обратил внимание на то, что Ингрид продолжает спать, вместо того, чтобы придти нам на помощь. Это было не в её правилах, и на ум сразу же пришло самое худшее, что могло быть.
     Проглотив сухой комок в горле, я подошёл к ней. «Тевтонец» неподвижно лежала на боку, прижав к груди сведённые судорогой руки. Её рот был слегка приоткрыт, а округлённые как от удивления глаза, будто присыпанные пеплом, не мигая, смотрели прямо перед собой. Ингрид имела такой вид, словно ей сказали «замри», и она замерла.
     Глядя на типичный мёртвый оскал её зубов, я поискал пульс у неё на шее, но его не было, наверное, уже минут двадцать.
     Осмотрев тело, я быстро установил причину смерти. Одурманив жертву, «крыса» почему-то всадила в неё свою питательную иглу под неправильным углом, и укол в сердце убил Ингрид в считанные секунды. Несчастный случай, что случается крайне редко? Или зверёк, запрограммированный на убийство?
     И это после того как нам, троим из четверых, почти чудом удалось спастись, избежав опасности неизмеримо большей, чем та, что могла исходить от одной-единственной «наркотической крысы». Ведь если бы их было несколько, то мы все сейчас лежали бы в койках с «крысином» в крови и с «соломинами» в желудках.
     Выругавшись от бессилия что-либо изменить, я закрыл Ингрид глаза и, растолкав Шок, заставил её принять стимуляторы и идти за мной.
     Еда и питьё оказались в обычном месте. Аппетита не было, но надо было что-нибудь «бросить в топку», чтобы у нас хватило сил на вторую часть операции.
     Нам ещё оставалось подтвердить существование гидроустановки, выращивающей Мировое яйцо, а также доказать наличие на корабле макета Аида и самого нижнего этажа подземного царства — Тартара.
    
     Помещение, куда мы проникли, было огромным круглым залом, в центре которого на возвышении была установлена самая большая в мире колба из очень толстого бронированного стекла. Внутри колбы, постоянно омываемый сверхновым газированным биологическим раствором, жил, сокращаясь, как чьё-то огромное сердце, полупрозрачный комок протоплазмы величиной с трёхэтажный дом — эмбрион Мирового яйца.
     Вдоль стен, по всей ступенчатой окружности зала, были установлены новейшие электронные пульты и лабораторные столы, за которыми работали молчаливые люди в зелёных и белых халатах.
     Пока Шок фотографировала всё своим левым глазом, в искусственный зрачок которого была встроена диафрагма микро-фотоаппарата, установленного и закреплённого на сетчатке глаза, я «убрал» одного из двух охранников, затем, пробравшись под полом на противоположный конец зала, «снял» второго, после чего вернулся на исходную позицию с двумя трофеями.
     Два автомата и изрядный запас патронов к ним прибавили нам оптимизма, и мы решили действовать так же, как в зоопарке, начав с тех учёных, ликвидировать которых следовало в первую очередь. Те, ничего не подозревая, разговаривали между собой. Их разговор показался мне интересным и я решил немного послушать.
     Один из них объяснял остальным основы своей теории покадровой хронологической синхронизации и реверса времени. Это звучало примерно так:
     — Миров столько, сколько существует единиц времени, следовательно, число единиц времени определяет количество параллельных миров.
     Человеческая жизнь рассматривается мной как кино, снятое на плёнку, где каждый отдельный кадр соответствует определённому моменту времени, а каждый момент времени — порядковому номеру соответствующего кадра. Время — это вечный двигатель, запущенный самим Творцом и определяющий ход течения нашей жизни. Мы живём, как бы переходя из кадра в кадр, — каждое вещество со своей скоростью и своей памятью. Вернуться в предыдущий кадр нельзя по причине того, что он уже занят: физически, астрально и визуально. Это означает, что перемещение назад вдоль «киноленты» невозможно, но если суметь подкрасться к ней сбоку с «ножницами» в руках, то ничего не стоит вырезать ненужный кадр, заменить его нужным и, если потом аккуратно «склеить» разрезанные концы «ленты», то можно будет смело сказать, что дело сделано, и решение проблемы найдено.
     Вполне возможно, что очень скоро я продемонстрирую вам, как можно изменить прошлое, чтобы извлечь из этого личную выгоду. У меня уже всё готово; сегодняшние испытания — простая формальность…
     Узнав то, что хотел знать, я подал Шок условный сигнал и, на счёт «три», мы с ней, прямо сквозь стеклянную дверь «вошли» в зал и открыли беглый огонь.
     Получив свою пулю, автор теории, с красным пятном на белом халате, неуклюже повалился на пол, а находившаяся рядом с ним худая женщина с разными глазами, схватившись за живот, села на стул и, медленно склонившись вперёд, легла грудью на колени.
     Ещё две лаборантки и один лаборант хотели убежать, но были застрелены в спину.
     Уничтожив самых умных злых гениев, мы пошли дальше по кругу, стреляя на ходу и стараясь не дать никому уйти, тратя на каждого учёного одну, максимум, две пули. Экономя патроны и время, мы с Шок старались натворить побольше дел, пока к нам не были стянуты все вооружённые силы дома-звездолёта.
     Моя напарница стреляла лучше, чем я ожидал, и даже лучше, чем я вообще мог себе представить. Она была первым номером женской команды, и с ней было приятно работать.
     Плотный мужчина с двойным носом неожиданно возник в проходе между столами; мгновенно среагировав, я «срубил» его выстрелом в грудь, а чернокожая охранница, появившаяся с другой стороны, получив от Шок пулю в шею, упала замертво, только успев два раза дрыгнуть ногами.
     Вовремя заметив, что губастая фигуристая мутантка с вмятым лбом и вдавленной переносицей целится Шок в спину, я успел выстрелить первым и, сдвинув в сторону квадратную металлическую решётку над колодцем для слива воды, быстро спустил туда напарницу и юркнул сам.
     В тесноте мы сильно стукнулись лбами, оступились и, с грохотом скатившись по крутой лестнице, оказались на несколько метров ниже, чем я рассчитывал.
     Встав на ноги, я помог Шок подняться, и мы с ней, оба сильно хромая, тяжело побежали по тёмному и узкому, как могила, коридору, напоминающему подземный ход, ведущий в преисподнюю.
     Сзади послышался шум: это мутантка с вдавленной переносицей и вмятым лбом тоже скатилась по лестнице — как я понял, с моей пулей в желудке.
     Кашляя и икая, она попыталась преследовать нас, но после нескольких неуверенных шагов остановилась и, хватаясь руками за стену, тяжело осела на пол. Там она и осталась сидеть, привалившись спиной к стене и широко раздвинув ноги. Посмотрев, как она дышит, мы решили не тратить на неё ещё одну пулю.
     Выбежав из тоннеля, мы попали в полутёмный кинозал без зрительских мест, где на большом овальном стереоэкране увидели панораму знакомой по древним описаниям местности: долину реки с рощей чёрных тополей, дворцом и белым кипарисом слева от него. По лугам, повсюду, бродили унылые призраки, издававшие жалобные звуки, похожие на мышиный писк.
     — Это тени умерших в Аиде, — сказал я Шок, пытаясь унять сердцебиение и справиться с сильным нервным возбуждением. — Там — река Стикс, а на берегу, видишь, трёхглавый пёс Кербер: демон, одинаково готовый сожрать и живых, стремящихся проникнуть в царство мёртвых, и тени умерших, если они попытаются сбежать из Аида. А ближе всех к нам и трёхглавому псу, — астральное тело Ингрид и, похоже, оно машет нам рукой.
     Ощущения, которое мы с Шок при этом испытали, нельзя передать словами: они могут быть понятны лишь тем, кому, как нам, довелось при жизни заглянуть в царство мёртвых и увидеть там погибших боевых друзей — ещё живых и просящих о помощи.
     Пока мы приходили в себя от шока, вызванного увиденным, сквозь экран, всколыхнув его, как гладкую поверхность воды, прошла фигуристая мутантка с вмятым лбом и вдавленной переносицей, чьё физическое тело сейчас, остывая, сидело в тоннеле у стены, разбросав в стороны ноги и склонив голову на плечо. Я содрогнулся в душе, а Шок вздрогнула, задев меня локтем.
     — Оно работает! — прошептала она, судорожно сглотнув и облизав кончиком языка пересохшие губы. — Это действующий макет и он обладает собирательными свойствами. Вон та группа людей — это учёные, которых мы расстреляли в зале Мирового яйца. А левее — Марго, но до неё слишком далеко…
     Мы думали об одном и том же: «Как вытащить “наших” оттуда? Ведь неизвестно, куда попадут их души после этого искусственного “душеприёмника”… Как вернуть тех, в чью смерть мы ещё не успели до конца поверить?»
     Мне срочно была нужна многофункциональная комбинированная машина времени и, хотя я точно не знал, что буду с ней делать, у меня почему-то была полная уверенность в том, что я с первого раза правильно сделаю то, о чём пока ещё не имел ни малейшего представления.
     Перекрыв коридор двойным вакуумным шлюзом, я затолкал Шок в хронологическую кабину с наибольшей разрешающей способностью и, закрыв за собой сверхточную многослойную дверь, пронизанную тремя видами защитных полей, запустил транспортную систему пространственно-временного континуума.
     Яркий луч белого, очень чистого света, ударивший из круглого линзоиллюминатора нашей кабины, как острая игла, прошёл сквозь вздрогнувшую материю экрана и, выйдя с противоположной его стороны, скользнул по долине в сторону Ингрид.
     Это был манёвр проведения силового перпендикуляра к вектору времени. Я знал, как это называется, но не понимал — каким образом достигается. Обстоятельства вынудили меня воспользоваться не проверенным наукой изобретением. Это было незаконно и очень рискованно, но «Тевтонец» стоила того, чтобы из-за неё рисковали.
     Я видел, как Ингрид попала в луч и исчезла. Я её потерял. Ни один из датчиков не фиксировал её, а энергии оставалось уже совсем мало.
     На всякий случай я набрал генетический код, выданный мне компьютером, и запустил его в машину времени.
     Когда начались импульсные перегрузки, у Шок из носа пошла кровь, а сама она мешком свалилась мне под ноги, но я не придал этому значения. Я только старался не наступать на неё, потому что к тому времени у меня в мозгу начал происходить какой-то сложный, не контролируемый мною, процесс, который я не мог прекратить и которого не мог понять. У меня было такое ощущение, словно я выпустил из рук руль, а машина не потеряла управления.
     Мои глаза смотрели на приборы и экраны мониторов, но я не воспринимал выдаваемую ими информацию. Мои пальцы бегали по клавиатуре, но это от меня не зависело.
     Наверное, у меня сейчас работала та часть мозга, которая обычно не задействована, поскольку все мои ощущения были какими-то «не такими», но закончить эту мысль мне не дала шаровая молния, взорвавшаяся прямо перед моим лицом.
     Яркий свет сменился полной темнотой и, оглушённый и ослеплённый, я почувствовал сначала невесомость, а затем движение по спирали. К горлу подкатила тошнота, возникшая не из желудка, а из сердца. Я испугался, что меня сейчас вырвет и произойдёт замыкание, но в этот момент все неприятные ощущения прекратились, словно их отрубили топором.
     Включился свет и тяжёлая Ингрид — живая и пахнущая озоном — свалилась ко мне на колени откуда-то сверху и я, ловя её, задел ногой что-то мягкое под столом. Совершенно вымотанный и, вдобавок придавленный немалым весом «Тевтонца», я медленно приходил в себя, а в это время за вакуумным шлюзом в коридоре наверняка уже заканчивали собирать портативную лазерную установку. Пора было «рвать когти».
     Я столкнул Ингрид со своих коленей и убрал ногу от бесчувственного тела Шок. Вдвоём мы вытащили «Шоколадку» из кабины и, взяв с двух сторон под мышки, волоком потащили её к замаскированной нише спецлифта, о котором знали только несколько человек из учёного персонала Профессора и служба безопасности.
     Пол резко ушёл у нас из-под ног, и в животе образовалась неприятная пустота, когда мы начали падать вниз с ускорением, близким к ускорению свободного падения; затем лифт начал тормозить, и мы как будто сделались меньше ростом на время самого противного в моей жизни торможения.
     Наконец мы вышли из лифта на узкую винтовую лестницу и продолжили спуск, по очереди таща на себе Шок. Миновав ещё двадцать этажей, мы оказались на круглой металлической площадке, где нас ждал вездеход «Группы № 1».
     Росс срочно передал на базу полученную от нас информацию, и чёрный дом-звездолёт начали готовить к экстренному одиночному старту, запрограммировав его на самоуничтожение через сорок восемь часов. Все двери и рули управления были быстро заблокированы, и вскоре была дана команда начинать отсчёт.
     Росс и его напарница Тина, чью «осиную» талию можно было помещать в книгу рекордов, помогли нам поднять нашу раскисшую «шоколадную девчонку» на броню вездехода, поскольку у нас самих уже не было на это сил.
     Когда мы забрались внутрь и закрыли люки — уже сильно ощущалась вибрация от работающих ракетных двигателей. Тина села за управление, и мощная «зверь-машина», резко рванув с места, помчалась по круглому тоннелю метро со скоростью реактивного снаряда.
     Глядя в заднее окно вездехода, я некоторое время наблюдал, как за нами смыкаются герметичные защитные перегородки, делящие тоннель на равные отрезки и делающие его похожим на бамбуковый ствол.
     До старта оставалось уже меньше минуты, и мы спешили убраться подальше от опасного места.
     Дело было сделано, хотя в его чудесное завершение верилось с трудом, потому что очевидный факт оживления человека никак не укладывался в рамки того, что принято считать приемлемым для человеческого понимания. Видя перед глазами живую Ингрид и трогая её руками, я тщетно пытался вспомнить — имел ли вообще место эпизод с «наркотической крысой», или всё это мне просто приснилось. Никто не спрашивал меня об этом, и я решил не поднимать этого вопроса в будущем.
     Формально наше задание было выполнено, но я не чувствовал его завершения — слишком хитры и умны были те, кого мы взялись уничтожить, и я не верил, что за сорок восемь часов они не придумают способа, как им спастись.
     Так что, возможно, это ещё не всё. Будет продолжение.
    
     Конец 1 части