Прощание

Эту кровать мы с сыном выбрали  два года назад. 
Высокая, чтобы вставать было легко, квадратная, с особенным  ортопедическим матрасом и железными витиеватыми  высокими спинками. 

Белая  нарядная,  она стояла, как невеста  среди подруг,  в том мебельном салоне.
Продавщица, увидев нас  возле "избранницы", поспешила из другого конца зала, надевая на ходу улыбку. Бросив  профессиональный взгляд на нас счастливых, и услышав: «По-моему, ма,  вполне!», она  уверенно заявила: «Не раздумывайте, мамочка, прекрасный  свадебный подарок сыну!  Порадуйте молодожёнов!»
Сын улыбнулся, а я ещё раз села на кровать, покачалась, прилегла, не забрасывая ноги, взялась руками за спинку и подтянулась  с лёгкостью повыше.


*****

 Мы лежали  вместе с мамой  на той самой,  их с отцом,  кровати  и обе не могли заснуть.   
А отец лежал  в этот  раз в зале в лучшем своём костюме и голубой рубашке, которая прежде подчёркивала цвет его глаз. И галстук в полоску. Всё - как он просил. Это была его последняя ночь в их  доме.
Они пятьдесят семь лет прожили вместе.

Свет от уличного фонаря и  окон  высотки  напротив  сквозь неплотные шторы проникал к нам на четвёртый этаж. 
В эти рождественские праздники люди поменяли привычный рабочий ритм, и сейчас  в два часа  ночи  соседская многоэтажка  заглядывала своими жёлтыми многочисленными глазами  сюда в спальню.            
 
После нескольких бессонных ночей я ждала, что сейчас услышу мамино ровное дыхание,  но  было тихо.
Я стала вспоминать свой последний приезд.

*****

С возрастом у родителей сложился их режим: уснуть до десяти, чтобы   встать  в восемь. 
Как правило,  отец вставал первым и шёл на кухню ставить чайник.   
Потом он тихим голосом со смешком начинал свою утреннюю песню: «Матулёчек, вставай!  Уже и солнышко встало. ШУрынька, просыпайся, милая!»

В тот раз она нарочито ворчливо  ему отвечала: «Что вот ты поспать - то не дашь?! Что у меня  -  корова не доена?!»
   
Отец тянул своё: «Ну, нельзя же столько спать! Бока, наверное, уж болят».

«Не болят. Голова болит. Вчера долго уснуть не могла с вашими разговорами.  Ты-то захрапел сразу, как лёг…»

«Ну, зачем вы так?!» -  продолжал он с более уверенным смешком и более громким голосом.   «Вот,  давайте,  дочку спросим, кто громче храпит?»

С этим вопросом он уже зашёл в зал, где к этому времени должна была пробудиться я.
«Ой, неужели и  ЛЮдыка проснулась?», - подначивал он теперь меня, называя так, как я себя  в раннем детстве.  «Матулёчек спрашивает: кто из нас громче храпит? А я и так знаю, что она. Скажи, дочка, правду!»
 
«Вы друг друга стОите!  У вас даже в унисон получается. Дед, ну, что ты поспать-то не дашь?! У вас так хорошо спится…, -  мурлыкала я,  с удовольствием потягиваясь. -  Я раньше всё думала, почему у родителей, даже если это не тот дом, где ты выросла, так хорошо спится?... А теперь знаю: потому что опять себя маленькой, защищённой почувствовать можно».

«И зачем тебе с утра так много думать?!  Вставай, расскажи: как вы там живёте?» -  тянул отец свою любимую песню.
 
«Мам, он что?!  Всё заспал?! Я тебе вчера всё рассказала! Мы ж до полуночи сидели», - возмущалась наигранно я, зная, что  отец хочет ещё поговорить и просто насмотреться….

«Вставай, доченька, вставай! Я  даже диван  тебе помогу собрать», -  говорил он с заметной одышкой.  «И сегодня мы тебя никуда не отпустим. Лабутиной своей завтра позвонишь, а то она прямо  сегодня и примчится», - ревниво выговаривал он, усаживаясь в кресло.

«Ленка уже знает, что я в Казани.  Она, между прочим,  наш класс решила собрать у ЛИдушки. У неё сегодня день рождения».
 
«У Лидии Алексеевны  день рождения?  И сколько ей?  Она постарше нас будет. С какого она? С двадцать шестого?»

«С двадцать четвёртого».
 
«Как Александр с Анатолием», - сказали они хором с мамой, перепутав только порядок имён. – «И как она?»

«Ничего...  Живёт  одна, но  племянница, которая у них раньше жила, сейчас где-то поблизости. Короче – навещает».

«К ней, конечно, надо сходить... Привет от нас передавай», - одобрил отец.
 
« Передам.  Мы  в два часа идём...  Ленка ей вчера звонила, сказала, что сегодня забежит.  Если сказать, что класс собирается – она две ночи спать не будет. А нам зачем? Сами всё принесём, всё сделаем».

«Да, у нас теперь так», - подтвердила мама.


*****


-Людмила, ты спишь?- тихонько позвала она.

-Нет. Не получается, – посмотрела время на мобильнике  -  02.19.

- И мне никак не уснуть. Вспомнилось вдруг, как мы с отцом  в Казани встретились в пятьдесят втором…
Я у Нонны жила... Только приехала, на работу устраивалась в бюро тех.учёта. Мы в Соцгород  на танцы в парк пошли....  А прямо перед его демобилизацией я написала ему, что замуж выхожу... Зачем?  Сама не знаю...  Семь лет переписывались….   Он ведь,  когда его в армию забирали в сорок четвёртом, сказал: «Я приду и мы поженимся. Сколько бы лет ни прошло. Хоть пять!»  А тут уж - семь.
Он в увольнение в Севастополе ходил -  писал, какой город красивый...  Что? Там девушек нет,  что ли?! Он в сорок восьмом на побывку приехал -  прям как из песни вышел:  «бескозырка белая,  в полоску воротник». Там, на флоте-то,  он поправился. Дома ведь есть  нечего было...  Наша семья как-то выкручивалась, а Василий – то с матерью вдвоём всю войну. В десять лет остался без отца…  А потом война трёх братьев забрала….

Мама вздохнула тяжело и замолчала.  Я думала, она засыпает, но немного погодя услышала:

-  Представить только, каково матери двух сыновей похоронить,  третий объявлен без вести пропавшим  и отпустить последнего, четвёртого, когда  война  ещё не кончилась...  Она как его до пристани проводила, пришла домой, упала на кровать и  неделю с постели не вставала.  Думали,  совсем обезножила. Слава Богу,  соседка помогла – выходила.

- А мне баба Васса про это не рассказывала.
 
- После нашей семилетки мы в Рыбной учились. Там ведь на квартире жить надо было. Мои родители туда перебрались. А баба Васса в деревне осталась. Вот он с нами   только полгода проучился, а потом работать пошёл. Денег тогда в деревне тоже не платили.  Трудодней полно, а что толку – смотри на эти палочки...  А куда ещё пацанёнка возьмут?  Он добровольцем  на фронт  сколько раз просился - так не брали. Они с матерью даже мякину ели….  Не приведи, Господь.

- Мякина – это жмых?
 
- Отбросы при молотьбе. Скотина не ела...  Как выжили…?!

Она опять помолчала.

-  Зачем я тогда так написала ему?!  Сама не знаю…. Проверить хотела, что ли?  А он ответил, что желает счастья в семейной жизни. И всё...
 
И ведь если бы тогда в Соцгороде не встретились, то так бы  всё и кончилось.
 
Он уже собирался жениться. С  бабой Вассой  девушку познакомил.  А  когда узнал, что у меня никого нет, пришёл  с  мамашей   советоваться.
Она ему и сказала: «Женись по любви, сынок!»

- Любить  мой папочка умел!   
Но я-то другую историю  знала, как вы с  четвёртого класса вместе учились. И как старшие ваши братья дружили. И как Александр дома про тебя говорил: «У Артемьевых   младшая Шурка – вот егоза!  Она нашему Ваське ровня, но она бойчей».
 
- Да, так вот наши братики вместе ушли, вместе и не вернулись… Восемнадцать не исполнилось.... Наш  Анатолий и с девушкой не дружил….

- Я помню, как всякий раз,  когда  отец болел, он ждал, что Александр объявится. «Цыганка сказала, что я встречусь с братом,  когда буду уже старым, буду болеть, и он придёт». Так и не дождался….
-  Да, так она  -  наболтала… Какой плен под Сталинградом? Сам верить в это хотел…

- Мам, а ты  отца ревновала?

- Да вроде и повода не было.

- Но он же  -  очень красивый.

- Сашка так и говорит: «Дед у нас красивый, благородный, а бабушка беспородная».

- Как дед ему говорил, так он и повторяет. Все бы такие беспородные были! Сам то  отец рассказывал, как его друг из Севастополя приезжал на тебя посмотреть: «Что там за Шурка Артемьева такая,  про которую Василий мне семь лет рассказывал?»...  Мам, а он тебя ревновал?

- Говорит, что ревновал, но я не замечала. За него баба Васса ревновала. Она мне губы красить не разрешала.  Бывало, мы с ним утром соберёмся - на работу выходим, я  на улице губы красить начну, а он нарочно кричит: «Смотри, мАмынька, что она делает!»

- А я сейчас вспомнила, как он мне ссадину на коленке обрабатывал. Мне тогда лет пять было. Я домой боялась идти: чулки разодрала, знала - ты меня не похвалишь. А тут прихожу,  а дома - только отец. И он меня стал жалеть: на коленку дует, сам тихонько вокруг ссадины йодом смазывает, и не ругает, а уговаривает...

- Так он всегда шутил: "Она тебе, Людка, не родная мать, я - родной". Да, характер-то у вас с ним один.
- Что есть - то есть... Взрывные.  Потому и шумели частенько. Но и быстро отходим.

- А как он вас С Виктором на санках катал, помнишь?

- Обязательно развернёт так, чтобы санки свалились. Мне-то смешно, а Витька боялся.
Мам, а ты в Ростов звонила?
 

- А как же.  И в Москву, и в Тверь.  Все нашего дедулечку  любили, как и он их всех….
- Слава Богу, что  удалось найти  документы….
- Какие документы?
- О захоронении.
- Это,  да.  И  хорошо, что у  Юры там знакомый оказался.  Будет теперь  наш дедулечка рядом с мамой  и сыночком лежать.
   
- Мам, давай попробуем  уснуть.
 
- Давай.


****


 Мой отец - Крупин Василий Андреевич -  родился 25июля 1927 года в селе Троицкий Урай  Рыбно-Слободкого района  Татарстана.  А ещё точнее – в меже во время жатвы. Пуповину ему мать перерезала серпом, завернула в нижнюю юбку.  Это были ее двенадцатые последние  роды, пятый   ребенок. И как оказалось, единственный, оставшийся после войны, сын,  в семье которого она дожила до глубокой старости.

В армию отца  призвали 10 октября 1944года, служил в ВМФ до 12 октября 1951года. Ходил по Черному морю на эсминцах  «Озорной», «Бдительный», «Сообразительный».  Это отразилось на его характере: отец обладал хорошим чувством юмора,  был  внимателен, любознателен  и быстр в решениях. Он прослужил на флоте 7 лет и выправку сохранил до старости.
 
Своим наставником на флоте  отец  считал Лобова Семёна Михайловича, прибывшего в  ноябре 1946 году с Тихоокеанского на Черноморский флот в город Севастополь.  Капитан третьего ранга, он был назначен командиром первого дивизиона эсминцев.  Через полгода Лобов стал капитаном второго ранга.  Мой отец в то время был старшим матросом. Их первая встреча произошла на мостике Гвардейского эсминца «Сообразительный».  И с того времени по всем тревогам на мостике вместе с Семёном Михайловичем  был  Василий Крупин – матрос работающий на ПУТСе (прибор управления торпедной стрельбой). 
Молодые лейтенанты настороженно относились к отцу, особенно после таких случаев, когда Лобов ставил в пример простого матроса.

Семён Михайлович относился к отцу как старший брат,  расспрашивал о семье, о службе, о дальнейших планах.  Иногда он брал своего  шестилетнего сынишку Валерия на корабль, и отец видел пример воспитания будущего офицера.

Узнав, что  отец собирается поступать в военно-морское училище, Лобов его отговорил, сказав, что тот  набор готовит офицеров запаса. «Вам, Крупин, надо ехать в Николаев на судостроительный завод. Из Вас получится прекрасный настройщик ПУТСа».

Прощаясь с Лобовым, отец сказал: «Вы,  Семён Михайлович, через 15 лет будете командовать флотом!»  - «Так думаете, Крупин?  Что ж, спасибо!»

Отец не  ошибся: Лобов Семён Михайлович стал Командующим Северным Флотом в 1964 году.  Его именем назван ракетный крейсер «Адмирал флота Лобов».

Отец часто вспоминал этого человека и говорил о его заслугах с такой гордостью, как о заслугах  своего старшего  брата. Мой отец имел два исключительных таланта – он умел любить и  радоваться успехам других.

В 1959 году  он окончил строительный техникум. Работал сначала – прорабом, потом - старшим прорабом  и  главным инженером СМУ.

На шутки друзей: «Что ты за строитель такой, если у тебя приличной дачи нет?!»  Он, улыбаясь, отвечал: «Пока не заработали, а воровать не научился",

Будучи пенсионером, он дежурил по ночам в приемной мэрии города Набережные Челны ( где они тогда жили) и  в шутку называл себя "ночным  мэром".
 
Не все испытания закончились с войной.

В первых числах сентября 1990 года он вдруг начнёт  сильно тревожиться за  тридцатитрёхлетнего  сына Виктора, который жил в Казани.
 
И быстро собравшись, они с мамой отправятся  его навестить.
 
Они  опоздают на два дня.   Отец обнаружит  тело убитого зверски сына в  незапертой квартире.  Убийцу найдут, осудят на восемь лет.



В 80 лет они с мамой опять вернутся в Казань.

Мой отец в свои 82 года, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, понимая, что сердце изношено, и он угасает, спокойно рассказывал, как и где его похоронить,  как добиться разрешения о захоронении на закрытом кладбище.
Заставил маму с сыном  осенью  съездить  туда, чтобы знать, как пройти к могилам самым коротким путём.
Он умер от сердечного приступа на руках своей  Матулёчек  в Сочельник – 6 января 2010 года.

Зима в тот год выдалась снежной. Старое кладбище никто от снега не чистил.  И три Александра: сын, муж и сват – в три лопаты расчищали проход к могилам  бабы Вассы и Виктора.

Когда восьмого января  похоронная процессия подъехала к воротам старого кладбища, там нас уже ждали могильщики с широкими санями. 

Гроб поставили на сани  и медленно покатили по (точно  по размеру)  очищенной  дорожке.   Возле выкопанной могилы остановились, чтобы проститься.

 День был  морозный – градусов двадцать. А небо сплошь затянуто уже облаками.  И вдруг, в морозной тишине  лёгкий ветерок  чуть тронул макушку стоящей у могилы сосны, и сухой снежок осыпал всех нас, стоящих у гроба.  Я подняла взгляд к сосне, и в это время пробившийся тоненький лучик скользнул по лицу. Это мой папа прощался с нами.