Завещание

     30 октября - День памяти жертв политических репрессий.

          В средине лета 1961 года у юноши, 17 лет от роду, кружилась голова от, обрушившегося на него, радостного предвкушения полной свободы и перспектив. "Школьные годы, чудесные" остались позади, а впереди – учёба в институте, вот только в каком, не решил, но это не так важно. Главное - в московском.

Москва, начала шестидесятых, единственное место в стране, где завелись вольнодумцы: зимой мечтают об"оттепели", а летом о "свежем ветре перемен". Для этого собираются на площади Маяковского у, недавно возведённого, памятника.

Поначалу читали   во "весь голос"  стихи поэта – "агитатора, горлана-главаря". Это даже приветствовалось. Потом, постепенно, из толпы выходили члены союза писателей, чтобы поддержать "души прекрасные порывы", за ними потянулись молодые, не члены, до селе неизвестные. Их уже стали встречать более радушнее и с громкими овациями. Стихи звучали совсем не идейные, а иногда, даже, такие, что явно для "самиздата", то есть читали, переписывали, раздавали, напечатанное на машинке, цензора не спросясь. А потом уже так осмелели, что  стали выступать не только поэты, но и прозаики, философы и просто "борцы за правду",за социализм с человеческим лицом. Вот тогда и появились на площади новые лица, с явно, не поэтическими интересами. А именно, дружинники и оперативники с Лубянки, с целью, перед тем, как запретить это безобразие, выявить чуждый элемент и главных активистов, переписать поимённо, выявить зарубежные связи и изолировать от общества.

Аркадий впервые пришёл на площадь . Пришёл полюбопытствовать, зачем собрались, о чём речь, чего хотят? Как только пробрался поближе к гранитному пьедесталу, разглядел  того, кто читал стихотворение, очень безобидное по содержанию. Молодой человек, худощавый, лет около тридцати, декламировал в манере Маяковского: отрывисто, размахивая в ритме рукой. Вся площадь слушала историю про школьную любовь ученика и учительницы.

                Борька – Любку,
                Чубук – двух Мил,
                А он учителку полюбил!
                ...................................
                Ленка – хищница,
                Ленка – мразь,
                Ты ребёнка втоптала в грязь!
                .........................................
                Ленка, милая, Ленка – где?
                Ленка где – то в Алма-Ате.
                Ленку сшибли, как птицу влёт...

                Елена Сергеевна водку пьёт!


 
Все там друг друга знали , громко аплодировали, а громче всех старенькая дама, которая была одета настолько нарядно, изысканно и со вкусом,  буд-то собралась на званный ужин к послу. Её нельзя было не заметить, ибо потом подбежала к поэту с восторгами:

                -    Андре, Вы просто гений! Это настолько жизненно! Это прямо про
                меня. Господа, представьте себе, я и есть Елена Сергеевна.
                Я когда-то в молодости преподавала в гимназии и у меня был
                роман с одним из моих гимназистов. Но у меня до горькой не дошло.
                Всё обошлось куда романтичнее и, в то же время, достойно.

Аркадий был удивлён тем, что вокруг пожилой женщины группировались молодые люди, с большим вниманием и интересом прислушивались ко всему, что она рассказывала. Один юноша уговаривал её встать на ступеньки и рассказать толпе, как жилось ей при Монархии. Она отбивалась: ничего не хотела вспоминать, ей интересно только то, что происходит в нынешнее время. Но этот парень сам забрался наверх, как только поэт сошёл, и стал во весь голос прославлять конституционную монархию. Маленького роста, горбатый и очень темпераментный, он вёл себя не только смелее всех, но и крайне безумно и опрометчиво:

                -    Я антикоммунист. Не верю в большевицкие обещания покончить с культом личности.
                Только конституционная монархия способна преобразовать Россию!

Как ни странно, площадь слушала его с большим вниманием. Только одна Елена Сергеевна крикнула ему снизу:

                -    Илья, прекратите, Вы безумец, Вас же посадят ! Господа, скажите ему!

Но, когда поняла, что её советы никто не хочет слышать, неожиданно обратилась к, стоящему рядом с ней, Аркадию:

                -    Молодой человек, Вы кто, дружинник? Или стукач? Если Вы здесь не по долгу
                службы, не могли бы Вы меня отсюда вывести и проводить домой. Я живу здесь
                совсем рядом, в Настасьинском переулке.

Аркадий и сам уже собрался бежать от этого места подальше, пока чего-то плохого не случилось. Подал даме руку и они пробрались сквозь толпу к  Театру кукол и медленно пошли по улице Горького в сторону Пушкинской. По дороге Елена Сергеевна спросила, как зовут её галантного кавалера.
Аркадий коротко рассказал о себе. Когда они свернули налево в переулок и подошли к дому напротив старинного здания Ссудной казны, дама, почти шёпотом, приблизившись к уху своего спутника, сказала:

                -    Запомните, Аркадий, мой Вам совет: больше не ходите на Маяковку.
                Скоро, очень скоро эти диспуты прикроют, а половину из тех, кого Вы   
                сегодня видели отправят на Соловки или на Каначикову дачу. Наивно
                думать, что с советской властью можно безнаказанно бодаться.
                Если Вы не торопитесь, то давайте вместе попьём у меня чай с бубликами.
                Я Вас приглашаю.

Они поднялись на третий этаж и зашли в квартиру с большим квадратным коридором , заставленным всяким домашним хламом, начиная от детских лыж и велосипедов и кончая мешками с картошкой и оцинкованными корытами и тазами. По коридору сновали какие-то неприветливые, хмурые люди. Не обратив на них никакого внимания, Елена Сергеевна отомкнула свою дверь и пригласила гостя в комнату.

Через несколько минут она принесла из кухни чайник с кипятком и заварила индийский чай из пачки со слоном. Достала из старинного буфета связку ароматных бубликов на шпагате. Прежде, чем сесть за стол, покрутила ручку патефона, сменила иголку и вдруг комнату заполнил романтической атмосферой голос Александра Вертинского.

                « В этом городе сонном Вы вечно мечтали
                О балах, о пажах, вереницах карет
                И о том, как ночами в горящем Версале
                С мёртвым принцем танцуете Вы менуэт...»


                -     Угощайтесь, дорогой, бублики особые, такие в Москве только в одном
                месте можно купить, в зоопарке, на Пресне. Я раз в неделю специально
                за ними езжу. Не удивляйтесь, что я Вас, совсем незнакомого молодого
                человека, пригласила к себе в гости. Ничего не могу с собой поделать,
                боюсь одиночества. Даже чай пить одна не сяду. Вы спросили кто там бродит по
                коридору? Это чужие люди – соседи. Тут живёт ещё одна семья, но мы не общаемся.
                Так получилось. Они много гадкого мне причинили.

За чаем женщина поведала , едва знакомому юноше, историю всей своей жизни. Почему-то ей это захотелось. Бывает, что надо кому-нибудь раскрыть свою душу.

Елене Сергеевне недавно исполнилось 75 лет. Из них пятьдесят лет живёт она в этом доме, с того самого дня, как  дом был построен и звался  «Доходный дом Салова». Она поселилась здесь в трёхкомнатной квартире вместе со своим  мужем.
Муж был уже к тому времени дипломированный инженер-путеец, прилично зарабатывал. Сама Елена Сергеевна преподавала три иностранных языка, сначала в гимназии, а потом в Институте транспорта. Её родители и родители её мужа  коренные москвичи , русские интеллигенты, потомственные инженеры и учёные. Многие учились заграницей. Она сама в Берлине, а муж в Берлине и Париже. Жили в гармонии с честью и совестью, высокими идеями и надеждами принести пользу обществу .

Но вот пришла нежданно Первая мировая война , за ней Революция. Общество не смогло сплотиться и достойно пережить невзгоды. Оно восстало, но не знало, чего хочет. Всё сломали и уничтожили. Пришлось приспосабливаться к новой жизни. Новая власть взялась всё круто и жестоко подавлять. Квартиру отобрали. Оставили  только одну комнату, а в остальные заселили петроградских матросов. Разруху, голод, тиф, а самое страшное это аресты – всё познали не из фильмов и книг, а на собственном опыте. Много времени не находили, чем заняться. Работу потеряли оба, ибо причислили их семью к буржуям и эксплуататорам, подлежащих уничтожению, как класс.

                -   Было время, когда можно было уехать в эмиграцию и мой муж
                настаивал на этом. Но во мне заиграли патриотические чувства и,
                именно, я настояла на том, чтобы остаться на родине, уговорив не
                только мужа, но и наших родителей, братьев и сестёр. Никогда не
                прощу себе этого. Никто не знает, как сложилась бы наша жизнь на
                чужбине, но то, что случилось с нами в итоге, невозможно было
                представить, даже в страшном сне.
                В начале тридцатых годов Сталин сменил гнев на милость по отношению
                к интеллигенции. Мы, специалисты, учёные стали полезными государству и
                обществу. Мой муж стал заметным руководителем в проектировании и
                строительстве московского метро , мой родной брат, учёный-химик,
                включился в разработку очень важной государственной темы – освоить
                технологию промышленного производства искусственного каучука.
                Меня вновь пригласили преподавать на кафедру иностранных языков в институт.
                Мы все поверили в благие перемены, честно и беззаветно трудились на
                благо  страны. Но вот стали по ночам арестовывать знакомых и друзей,
                устраивать показательные суды над известными деятелями. Энтузиазма
                в нас стало гораздо меньше. Опять посетил страх. И тряслись мы не без
                оснований. Первым пострадал мой брат. Его арестовали уже после того,
                как  государственное задание было выполнено и коллектив, в том
                числе и он, получили награды. Итогом их работы стало оснащение
                советской армии кирзовыми сапогами, самой лучшей в мире обувкой
                для солдат. Но брата обвинили в шпионаже в пользу Германии, якобы
                секрет кирзовых сапог стал известен руководству Вермахта. Ему дали
                10 лет без права переписки. Прошло больше двадцати лет. Выяснилось,
                что умер он на Колыме ещё во время войны. Но семье не сообщили.
                Родители не вынесли горе, отец и мать умерли почти одновременно,
                спустя несколько месяцев после ареста брата.   
                В ту осень, 1941-го, когда немцы стояли у границ Москвы, большинство
                предприятий эвакуировали на восток. 
                Мы с мужем не смогли уехать по причине тяжёлого заболевания свекрови.
                Оставить парализованную мать одну, без помощи мы были не в силах, а ехать с
                ней было невозможно, мы рисковали потерять её по пути.
                Но наши семейные обстоятельства никого не интересовали. В ноябре арестовали и
                меня и мужа в одну ночь.
                Наши соседи были приглашены в качестве понятых при обыске. У нас была найдена
                техническая литература по строительству тоннелей на немецком и французском
                языках. Эти книги муж привёз из Берлина и Парижа, когда учился в западных
                университетах и пользовался ими по работе. Сосед написал на нас донос, якобы,
                мы ожидаем приход немцев в Москву. Мужа обвинили в шпионаже в пользу врага.
                Следователи, пытавшие меня
                на Лубянке, требовали, чтобы я свидетельствола, что муж хотел выдать немцам
                планы специальных тоннелей станции метро Кировская, где для кремлёвских
                вождей построили командные пункты и бомбоубежища.
 
                Больше своего мужа я не видела и вестей от него не получала. 
                Отсидев тринадцать лет в лагерях и вернувшись в Москву, я узнала, что муж
                умер в конце сороковых в рудниках под Красноярском . Ему сказали, что я
                давала показания против него. Он даже не знал, что я сама была осуждена без
                права переписки и отбывала наказание в Норильске.               
                Мама мужа умерла в больнице вскоре после нашего ареста.

                Вернувшись в Москву,я обнаружила, что сосед, доносивший на мужа, самовольно
                занял нашу комнату и впоследствии ограбил.

Аркадий, всё это время внимательно слушал историю, совсем незнакомой ему, до сего времени, семьи, но всё настолько задело его чувства, что он воспринял чужую боль, как личную его и всех вместе, коллективную боль, которую трудно излечить. Они помолчали, словно помянули близких.

                -    Елена Сергеевна, спасибо Вам за угощение , доверие и столь откровенный,
                душевный разговор. Мне очень приятно было с Вами познакомиться , разрешите
                продолжить контакты с Вами. Я буду рад, если стану Вам чем-нибудь полезен.

                -    Безусловно, буду очень рада, звоните, приходите.

                - Один только вопрос, если можно ответить коротко.Я знаю про сталинские
                репрессии, кое-что читал в газетах и слушал радио, но в чём причина
                уничтожения стольких неповинных людей, ведь не мог же он
                сам верить, что так много врагов и шпионов?

                -    Сначала он вёл борьбу за власть. Ему надо было уничтожить всех соперников,
                большевиков, революционеров, которые были умнее и грамотнее его и имели
                больше заслуг в революционной борьбе. А затем он поставил цель, как можно
                быстро  провести  индустриализацию, поднять экономику, а финансовых средств в
                стране не было. Поэтому он обобрал до последнего зёрнышка деревню, обрекая
                миллионы крестьян на голод. И ещё миллионы отправил в концлагеря,  чтобы
                использовать рабский труд заключённых на строительстве заводов, каналов,
                добыче ископаемых.               
                От непосильного труда и жестокости люди умирали в считанные недели, а взамен
                им требовалось поставлять свежие эшелоны арестантов.

                Вождь считал, что  цель оправдывает  средства.

                Такова наша судьба, мой юный друг. Желаю, чтобы Вы этого не испытали. Ни Вы
                ни ваши дети. У меня с мужем, к счастью, детей не было. Родителей объявляли
                шпионами и врагами, а их неповинных детей отправляли в детские дома и
                колонии...

Приближалось закрытие станции метро. Перед уходом Аркадий в очередной раз перевернул пластинку на патефоне, покрутил ручку. Вертинский запел прощальную песню.

                "Россия, Родина,страна родная!
                Ужели мне навеки суждено
                В твоих снегах брести изнемогая,
                Бросая в снег ненужное зерно?"

                *  *  *



Прошло пять лет. Елена Сергеевна дожила до своего восмидесятилетия. Юбилея не устраивала, гостей не собирала. Но с самого утра в этот день, неожиданно, ей стали звонить по телефону, доставлять почтовые поздравления, посылки и бандероли. Большинство поздравлений она получила от своих друзей и знакомых, с которыми встречалась на поэтических вечерах и диспутах на Маяковке и в Политехническом. Одни прислали свои поэтические сборники другие магнитофонные записи, были и открытки от заключённых, отбывающих наказание , вспоминали минувшую «оттепель» и несбывшиеся надежды.

Аркадий  очень часто навещал Настасьинский переулок, пока учился он в Институте транспорта, а закончив, стал инженером-строителем тоннелей, как покойный муж  Елены Сергеевны.

Как-то она простудилась и позвонила, обратилась к Аркадию с просьбой зайти к ней. Они, как всегда, пили чай с бубликами, беседовали о театральных постановках. Она была заядлая театралка, но последнее время зачастила в оперетту. Хотелось чаще поднимать себе настроение. Вдруг, она перестала говорить, о чём-то задумалась и после паузы сказала:

                -    На днях я была на Таганке. Володя подарил мне свои новые записи,послушайте,
                Аркадий, одна из песен меня особенно растрогала.

И Елена Сергеевна включила магнитофон, комнату заполнил хриплый голос Высоцкого:

                Протопи ты мне баньку по-белому,
                Я от белого свету отвык,
                Угорю я и мне, угорелому,
                Пар горячий развяжет язык.

                Сколько веры и лесу повалено,
                Сколь изведано горя и трасс!
                А на левой груди – профиль Сталина,
                А на правой – Маринка анфас.

                А потом на карьере ли, в топи ли,
                Наглотавшись слезы и сырца,
                Ближе к сердцу кололи мы профили,
                Чтоб ОН слышал, как рвутся сердца.

Потом Елена Сергеевна вытерла слёзы, глубоко вздохнула, выключила магнитофон.

                -    Аркадий, мне уже восемьдесят два года, самое время составить завещание, о его
                содержании Вы должны знать, поскольку я считаю Вас своим другом. Так вот,
                основное, что я хочу Вам сообщить: я поручаю своему племяннику, сыну брата,
                после моей смерти, кремировать меня, забрать прах,  а пепел рассыпать  на
                Лубянской площади, в сквере, расположенном между памятником Дзерджинскому и
                Политехническим музеем.               
                Когда это состоится, племянник, сообщит по телефону об этом всем моим
                друзьям. В этом списке Вы, Аркадий, значитесь. Если захотите помянуть меня,
                помяните всех, кто пал жертвой репрессий, но принесите только одну белую розу
                и бублик. Возложите на газон. Дырка от бублика это цена наших жизней и всё,
                что от нас осталось.

Аркадий был потрясён услышанным. Дрожащими руками Елена Сергеевна протянула ему несколько листов бумаги, которые оказались длинным списком фамилий и телефонов друзей, которых должны оповестить.  Большая часть имён были хорошо известны в стране. Вскоре они тепло попрощались, Аркадий пожелал здоровья и попросил Елену Сергеевну оставаться весёлой и не думать о грустном.

Больше они не виделись. Через две недели племянник позвонил и сообщил, что Елены Сергеевны больше нет и что её завещание он выполнил.

После этого в сквере, который хорошо просматривается из окон главной цитадели чекистов, время от времени стали появляться скромные букеты цветов, неизвестно кем возложенные.

                ЭПИЛОГ.

Прошло двадцать лет. Почин получил официальное признание. В 1990 году здесь установлен Мемориал « Соловецкий камень», как памятник жертвам политических репрессий в СССР. Каждый год 30 октября у камня проводятся митинги и зачитываются имена репрессированных.

В конце 1991 года произошла «крупнейшая геополитическая катастрофа ХХ века». СССР обанкротился и перестал существовать.

В июне 2008 года Иосиф Сталин был назван первым в списке Выдающихся имён России в телевизионном опросе на телеканале Россия.
Несколько позднее Сталин был назван "Эффективным менеджером" при подготовке учебника истории для школы.

В 2016 году установлены памятники царю Ивану Грозному-символу репрессий, казней и жестокости.

Какова судьба Маяковки?

 Площадь Маяковского ( теперь Триумфальная), где 50 лет назад собирались любители поэзии, участники диспутов на общественно-политические темы и где формировались взгляды «шестидесятников», с августа 2010 до апреля 2013 года была закрыта для посещения под предлогом реконструкции.
31 числа каждого месяца сюда стягивались бойцы спецподразделений Внутренних войск, чтобы не допустить проведение митинга в защиту 31 статьи Конституции России. Каждый раз мероприятие проходило по одному сценарию: желающих митинговать, не более 50 человек, во главе с писателем Лимоновым, задерживали при выходе из дома или на подходах к площади, оштрафовывали или арестовывали на 15 суток.